Онлайн чтение книги Дети горчичного рая
15. Посетители мисс Вендикс

Специальностью мисс Вендикс были две темы: Красота всего сущего и Тщета всего земного.

В разработке этих двух тем мисс Вендикс не знала соперников, была неистощима и, казалось, посвятила им все свои физические и духовные силы.

Общество Стон-Пойнта считало мисс Вендикс выдающейся художницей и безусловным авторитетом по части всевозможных домашних и клубных спектаклей, маскарадов, убранства праздничных столов, мебельной обивки и гардин, дамских причесок и прочих художественных «оформлений».

В школе мисс Вендикс официально именовалась преподавателем истории искусств, и, хотя случалось, путала ренессанс и декаданс[7] Ренессанс и декаданс – различные направления в искусстве., пользовалась благосклонностью всего попечительского совета, с самим мистером Миллардом во главе.

Свой собственный быт мисс Вендикс оформила, строго следуя основным двум темам: Красоте и Тщете.

Всякому входящему в нежно-сиреневый домик мисс Вендикс должно было сразу бросаться в глаза, каким двум идеям посвятила она свое хрупкое существование.

Чуть тронутые пастельно-сиреневым чехлы на мебели, сиреневые абажуры и занавеси должны были внушать каждому понятие красоты. Вышитые же подушки, подлокотники и подзатыльные салфеточки, на которых гарусом, шелком и синелью были изображены венки, урны и зеленые могильные холмики, настойчиво напоминали о тщете всего земного. Неизменные девически белые платья художницы, перетянутые по талии серебряным поясом, также предназначены были взывать к вашему чувству прекрасного, в то время как уксусное выражение лица старой девы Вендикс упорно говорило о суете сует.

Мисс Вендикс принадлежала к евангелистской церкви, усердно посещала проповеди, но восхищалась ими, только если они отвечали двум ее излюбленным темам.

Пятичасовой чай у мисс Вендикс был неким священнодействием, на которое приглашались только избранные. На стол подавался серебряный чайник, удивительно похожий на надгробный памятник, печенье, сильно смахивающее на могильные крестики и веночки, и разговоры вертелись преимущественно в сфере Красоты с большой буквы.

На этот раз, однако, мисс Вендикс с трудом придерживалась двух обычных тем: гостем ее был мистер Хомер.

Этот вполне материальный джентльмен с мышцами и перебитым носом профессионального боксера никак не гармонировал с нежными чехлами и беломраморными урнами. Хомер усердно и беззастенчиво поглощал печенье и в ответ на все нежно-пугливые высказывания мисс Вендикс только крякал, отдувался да бормотал что-то невразумительное.

Что загнало сюда, в этот сиреневый мир, простого и грубого учителя математики?

Ларчик открывался просто. На одном из заседаний попечительского совета Хомер случайно услыхал, как судья Сфикси рассказывал своему соседу – редактору местной газеты, – будто мисс Вендикс происходит из почтенной и состоятельной семьи Среднего Запада.

– У этой старой девы должны быть неплохие средства, – сказал тогда Сфикси. – Повезет тому ловкачу, который ее окрутит, – приберег к рукам кругленький капиталец!

С этого дня Хомер зачастил на пятичасовые чаи мисс Вендикс. Он давно уже мысленно прикинул цену кресел и столов и даже серебряного чайника и потому терпеливо выслушивал все, что говорила мисс Вендикс по поводу вечной красоты и тщетности всех земных надежд. Сам он вовсе не считал свои надежды тщетными. Когда же становилось уж очень невмоготу, Хомер брал тяжелую серебряную ложку или вилку с фамильным вензелем и незаметно взвешивал на ладони.

А что же мисс Вендикс?

Мисс Вендикс сначала с недоумением и даже страхом смотрела на странную фигуру Хомера, так не вязавшуюся с ее оформлением и никак не влезавшую ни в одну из ее тем. Но мало-помалу этот контраст стал ей казаться несколько оригинальным, потом забавным, потом привлекательным, потом даже необходимым.

И теперь, едва заслышав у дверей тяжелую поступь Хомера, мисс Вендикс вспыхивала, как молоденькая девушка, и потупляла художественно подведенные сиреневым карандашом глаза.

Хомер с удовольствием подмечал эти признаки на лице старой девы и постепенно переставал церемониться на лоне гарусных подушек и воздушных абажуров. А когда мисс Вендикс начинала говорить, что чувствует в себе присутствие «высшего», он без всякой церемонии прерывал ее:

– Не найдется ли у вас, мисс, еще рюмочки этого превосходного мартини?

И мисс Вендикс, ликуя, бежала к леднику, чтобы принести заветный коктейль.

Теперь между ними почти все было выяснено, и оставалось договориться только о мелочах. Хомер чувствовал себя в доме мисс Вендикс уже совершенным хозяином, и, когда в описываемый день раздался звонок, он без церемонии чертыхнулся:

– Черт! Кого это еще принесло?

– Ах, боже, я никого не жду! – воскликнула, поспешно выпрыгивая из-за стола, мисс Вендикс. – Впрочем, может быть, это дети – на репетицию? Но, кажется, до репетиции еще целых полчаса.

Хомер направился к двери:

– Не беспокойтесь, Клем, я сумею выпроводить непрошеных гостей.

Однако он почти сейчас же вернулся с несколько ошарашенным видом:

– Там… э-э… какое-то страшилище. Называет себя миссис Причард и хочет говорить с вами по срочному делу… Сплавьте ее поскорее, Клементина, – добавил он вполголоса.

Мисс Вендикс недоуменно повела глазами.

– Миссис Причард? Экономка Милларда?.. Ах, да! – вспомнила она. – Ведь это мать нашей очаровательной крошки Патриции, которая играет деву Марию… Ну что же, придется принять ее, – сказала она, огорченно глядя на Хомера и медля у двери.

Мисс Вендикс, по-видимому, слишком замешкалась. Образцовый Механизм, не дождавшись приглашения, вдруг с самым независимым видом вдвинулся в комнату. Окинув суровым взглядом парочку, бутылку вина и стол, так уютно накрытый на двоих, миссис Причард в знак приветствия слегка взмахнула своим рычагом и тотчас же начала:

– Я человек прямой, мисс Вендикс, и привыкла ни от кого не утаивать истину. Поэтому я прямо спрашиваю вас: согласитесь вы отдать вашу дочь замуж за негра?

Мисс Вендикс невольно отступила.

– Как? Как вы сказали? – пролепетала она. – Соглашусь ли я?.. Боже, это, очевидно, недоразумение какое-то!.. Какая дочь?.. Я… я еще никогда не была замужем… – Мисс Вендикс метнула беспомощный взгляд в сторону Хомера.

– Никакого недоразумения, – настаивала миссис Причард. – Я вторично спрашиваю вас: хотите вы, чтобы ваша дочь стала женой негра?

Мисс Вендикс опустилась в кресло и не сводила глаз со своей страшной посетительницы:

– Господи, я ничего не понимаю… Умоляю вас… Клянусь вам..

Но тут на помощь ей пришел Хомер. Он вдруг решительно выступил вперед.

– Мисс Вендикс, разумеется, не хочет выдать свою дочь замуж за негра, – сказал он, твердо глядя на миссис Причард, – однако мисс Вендикс очень желала бы знать, что вы хотите этим сказать, мэм?

– И я тоже, – рявкнула миссис Причард, – я тоже не хочу, чтобы моя дочь вышла замуж за негра! Но это случится, это непременно случится, если она будет встречаться здесь, под этой крышей, с неграми. Зачем вы, мисс Вендикс, такая приличная с виду леди, сводите наших детей со всяким черномазым сбродом? Зачем вы кощунствуете?

– Кощунствую? Это я кощунствую? Боже, что она говорит!.. – умирающим голосом пролепетала мисс Вендикс.

– Да, да! – неумолимо продолжала миссис Причард. – Вы показываете разные там картины из Ветхого завета и рядом с пресветлым младенцем и девой Марией ставите грязного негра, этого нахального мальчишку Робинсона!.. Как это называется, я вас спрашиваю? Это называется кощунствовать, вот что я вам скажу!

– Робинсон?.. Но ведь он такой способный, красивый мальчик, – залепетала мисс Вендикс, – и это производит такой удивительно художественный эффект, когда его черные руки протягиваются к младенцу, а голова склоняется перед златокудрой Марией… В этом есть дыхание подлинной Красоты с большой буквы!

Образцовый Механизм надвинулся на мисс Вендикс, как бы грозя ее раздавить.

– Мне нет дела до ваших художеств! – свирепо сказала миссис Причард. – Мне нет дела до ваших больших и маленьких букв! Я пришла только предупредить вас: моя дочь здесь больше не появится и ни в каких затеях с черномазыми участвовать не будет. И всем другим матерям я тоже скажу, чтобы не пускали своих детей в дом, где хозяйка забыла, что она – белая, американская леди, и якшается со всяким цветным сбродом, как какая-нибудь коммунистка!

Выкрикнув это самое сильное оскорбление, миссис Причард полюбовалась произведенным эффектом: хозяйка распростерлась в кресле, прижав ко лбу тощие руки, не в силах выговорить ни слова.

– Удивляюсь, как в нашей школе держат таких преподавателей! Надо будет довести все это до сведения мистера Милларда, – добила неприятеля суровая дама.

И, запахнув свой стальной чехол, Образцовый Механизм двинулся к дверям. Но тут Хомер подпрыгнул и с неожиданной легкостью загородил дорогу,

– Не надо так горячиться из-за пустяка, миссис Причард, дорогая моя, – оказал он с нежнейшей из своих улыбок. – Да разве вы не знаете мисс Вендикс, нашу мисс Вендикс? Да вы только посмотрите на нее! – воскликнул он вдруг. – Вы только взгляните: ведь это человек не от мира сего, это мечтательница!.. Разве она способна разбираться в таких вопросах! Для нее самое главное в жизни – искусство, картины. А белые или черные дети приходят к ней – она даже не видит…

– Что ж, у нее глаз нет, что ли? – проворчала, слегка остывая, миссис Причард.

– Вы, именно вы открыли ей глаза! – радостно подхватил Хомер. – Вы ей объяснили ее ошибку, И поверьте, мэм: она сегодня же ее исправит… Не правда ли, Клем, ведь вы сегодня же скажете этому парню, чтобы он больше не являлся сюда? – обратился он к мисс Вендикс, всячески моргая и подмигивая ей.

– Да… но как же? Я, право, не знаю… Что же будет с картиной? – забормотала мисс Вендикс, все еще не приходя в себя.

– Она скажет. Мисс Вендикс непременно скажет, Ручаюсь вам, что ноги его здесь не будет. Я сам займусь этим, – горячо убеждал Хомер беспощадный Механизм, – обещаю вам это. И я думаю, что мистера Милларда, нашего уважаемого попечителя, вовсе незачем беспокоить из-за такого пустяка, – добавил он вкрадчиво,

Миссис Причард минуту изучала физиономию Хомера, ставшую еще уродливее от угодливой улыбки.

– Ладно, – сказала она наконец, – я ничего не скажу хозяину и другим. Но вы должны немедленно переменить политику, мисс, а то эти ваши «художества» могут вам сильно повредить.

И она вышла не прощаясь.

Едва миссис Причард скрылась за дверями, Хомер набросился на мисс Вендикс:

– Вы, верно, сошли с ума, Клементина! Вы просто-напросто сошли с ума, я вам говорю! Ставить на карту свою будущность, свое положение в обществе ради какого-то негра. Это просто безумие!.. Вы, разумеется, не отдаете себе отчета. Если эта ведьма нажалуется старику Милларду, вас выгонят на все четыре стороны с волчьим билетом, ославят на весь штат коммунисткой, красной. Вы понимаете, что это значит? Ведь вы потащите за собой эту славу по всей стране и всюду на вас будут смотреть с подозрением.

– Ах, не кричите так, Мартин, дорогой! – простонала мисс Вендикс. – Люди так грубы… Они так суетны, так нетерпеливы… Думают жить вечно, а на самом деле все в жизни кончится зеленой травой на мирном кладбище…

Хомер слушал, вытаращив глаза.

– И эта женщина, – продолжала мисс Вендикс тем же умирающим голосом, – боже, как она топала ногами! Именно такие ноги попирают Истинную Красоту!.

Тут Хомер окончательно взбесился.

– К черту вашу красоту! К черту все это художественное нытье! – заорал он. – Вам дело говорят: вы должны раз навсегда бросить ваше сюсюканье и перестать возиться с цветными, если не хотите неприятностей! Понятно вам?

Он отшвырнул ногой вышитый пуфик с могильными веночками. Мисс Вендикс прижала пальцы к вискам и с ужасом смотрела на звероподобного мужчину, топчущего ее хрупкий сиреневый мир.

– Не надо! Ради бога, не надо кричать так громко! – шептала она.

Хомер подхватил ее, как перышко, и привлек к себе:

– Ну же, Клем, будьте умницей…. Ведь вы же не хотите на самом деле, чтобы наша дочь вышла замуж за негра.

Мисс Вендикс слабо пискнула:

– Ах, делайте, что хотите… Я ничего не соображаю…

Именно в этот миг послышался робкий звонок. Мгновенно обретя силы, учительница бросилась к дверям.

– Я сама, я сама! – лихорадочно залепетала она. – Не надо так резко… И потом, может быть, это еще не он, а кто-нибудь из других детей.

Но это был он. Он стоял, держа на руках крохотного беленького, золотоволосого мальчугана, который доверчиво прислонился к плечу черного друга и смотрел на всех круглыми, как вишни, глазами.

– Добрый вечер, мисс Вендикс! – Чарли Робинсон дружелюбно улыбнулся учительнице. – Вот мы с Хуаном пришли на репетицию… Бэби, дай тете ручку. Ведь ты помнишь тетю, Хуан? В прошлый раз тетя дала тебе конфетку, и вообще она очень хорошая. Не бойся, Хуан, она тебя не обидит. Тетя никогда никого не обижает…

Это было свыше сил мисс Вендикс. Мучительно, словно пасту из трубочки, выдавливая из себя улыбку, она забормотала:

– Видишь ли, Робинсон… Дело в том, что репетиция… Ты, разумеется, поймешь меня, Робинсон…

За ее спиной выросла грузная фигура Хомера. Бесцеремонно оттеснив мисс Вендикс от дверей, Хомер встал перед детьми. Он не ответил на поклон Чарли.

– Мисс Вендикс полагает… э… э… что у тебя ничего не получится из роли волхва, Робинсон, – заговорил он, исподлобья глядя на мальчика. – Она думает, что тебе вообще не стоит заниматься театром. Все равно ничего у тебя не выйдет, парень, можешь мне поверить. – Он потянулся к ребенку: – Этого малыша оставь здесь, он нам пригодится. А сам можешь идти.

Чарли пристально посмотрел на учителя, и тот невольно отвел глаза.

– Понятно. Цвет моей кожи не понравился, так? – Мальчик говорил медленно, обдумывал каждое слово.

– Именно так, парень. Только не вздумай скандалить, как тогда, в школе. – Хомер надвинулся на Чарли. – Здесь тебе не поздоровится, будь покоен.

– Я совершенно спокоен, мистер Хомер, сэр, – сказал Чарли. Он спустил с рук ребенка и обратился к нему: – Хуан, маленький, иди к этому дяде. Это очень справедливый, ласковый, очень красивый дядя…

– Убирайся отсюда, наглая образина! – заорал во все горло Хомер.

Но Чарли уже исчез.

Хомер взял на руки ребенка. Однако, увидев вместо знакомого дружеского лица мальчика уродливую физиономию «ласкового дяди», Хуан вдруг заплакал и начал отчаянно отбиваться.

– Ишь, чертенок из Горчичного Рая! Такой же упрямый, как и другие! – прорычал вконец обозленный Хомер,

Долго еще слышал Чарли отдаленный плач золотоволосого ребенка, который должен был изображать миротворца Христа.

Мисс Вендикс пыталась утешить Хуана конфетой, но безуспешно.

– О, как мне жаль этого Робинсона! – тихонько вздыхала она. – Так жестоко прогнать его… Он был так красив в костюме волхва!.. И кем я его заменю теперь?

«Сентиментальная старая дура!» – пробормотал про себя Хомер».