Онлайн чтение книги Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир
Глава 2. Мистер Сэр Боб Киттенс (известный под кличками Ниндзя и Мистер Пампкит Пантс)

«Я только хотела поблагодарить Вас за столь глубокое и правдивое изображение чувств, которые многие из нас испытывают по отношению к любимым кошкам или любым другим животным. Они становятся членами нашей семьи, и мы так же сильно любим их и так же тяжело тоскуем по ним, когда они оставляют нас».

Множество знакомых кошек у меня было за мою жизнь, поэтому я могу с уверенностью заявить, что у любой кошки есть нечто свое, отличающее ее от других. У некоторых кошек мы видим эту особенность в их необыкновенной ласковости; у других – в жизненной стойкости. Третьи покоряют нас удивительным свойством отзываться на наши переживания – эти кошки обладают родственной с нами душой, они наши собратья, верные друзья. А есть кошки положительно сумасшедшие.

Именно таким является Мистер Сэр Боб Киттенс, ранее известный под кличкой Ниндзя, который живет в обычном загородном доме в Мичигане с семьей, состоящей из супругов Джеймса и Барбары Лэджинесс и их дочери-подростка Аманды. Мистер Киттенс не любит всякие нежности. Это очень независимый кот со своим видением мира, поведение которого не всегда понятно даже хозяину. Может быть, поэтому из всего помета, однажды появившегося на свет в «Обществе гуманности долины Гурона», в городе Анн-Арбор, Мичиган, его забрали последним. А скорее всего, из-за таблички на его клетке, где значилось: «Кличка Ниндзя. Неприязненно относится к кошкам и собакам».

Барбара вовсе не полюбила его с первого взгляда. Да, конечно, котенок был великолепен: большие янтарные глаза, ярко-рыжая шерстка и невероятной длины усы! Он казался умным и благовоспитанным котиком, но не проявлял ни малейшей активности. Он не лез к людям, не требовал внимания, как другие котята в этом приюте, а просто лежал один в большой пустой клетке, даже не глядя на проходящих мимо людей.

– Он прекрасно относится к людям, – заметив, что Барбара смотрит на Ниндзю, сказал работник приюта. – Только вот не ладит с другими животными.

Мужу и дочери Барбары котенок очень понравился. Им показалось, что за этими озорными глазами и притворно спокойной позой кроется нечто особенное.

Барбара взяла его на руки и тоже это почувствовала – мощную, едва сдерживаемую энергию. Поэтому она вернула его в клетку и извинилась перед дочерью, сказав, что еще не готова его взять. Всего месяц назад у них умерла любимая кошка. Барбара не сказала дочери, что боится привязаться к другому существу, которое снова умрет у нее на руках.

Но Ниндзя был таким красивым и пушистым, что Джеймс и Аманда настаивали на своем. И каждый раз, когда Барбара против своей воли заходила в приют, ей становилось ясно, что бедного Ниндзя никогда не заберут. Тем более что в этой клетке он производил впечатление преступника, заключенного в тюрьму. Да еще эта табличка. «Он явно не был ласковым котенком, который урчит, как товарный поезд, – вспоминала она, – но ему тоже нужен был дом, как любому животному. Грустно было сознавать, что его никто не хочет забрать к себе». Барбара всегда сочувствовала бездомным животным, и вот перед ней был котенок, который явно нуждался в доме, где живет дружная семья, но нет других животных, каким и был ее дом. Она не могла его бросить. Верная дочь своей матери, Барбара никогда не проходила мимо обездоленного животного.

– А почему вы назвали его Ниндзя? – спросила она, подписав нужные документы и заплатив приюту.

– Не беспокойтесь, – улыбнулся работавший там доброволец. – Скоро вы сами это поймете.

Родители Барбары развелись в 1976 году, и, хотя ей было всего восемь лет, она уже понимала, что между ними нет согласия. Родители давно не ладили друг с другом, и атмосфера в доме становилась все более напряженной и тягостной, поскольку у каждого были свои интересы. Мать отдавала все силы, внимание и любовь мужу и детям. Отца же тянуло к легкой, приятной жизни, что в его представлении сводилось к выпивке с друзьями, возможности проводить время вне дома без детей, развлекательным поездкам в другие штаты. Вернувшись домой, он выплескивал на домашних свою злость и недовольство жизнью. У Барбары было двое братьев-подростков, которым не нравились ни долгое отсутствие отца, ни его злобные выходки, неизменно заканчивающиеся шумным скандалом. Потом в доме нависало угрюмое отчуждение, все переставали разговаривать друг с другом. Уже в этом раннем возрасте Барбара находила утешение в домашней кошке Саманте. «Вот и хорошо, – подумала она, когда братья сказали, что отец навсегда ушел от них. – Теперь дома будет тихо и спокойно». Невыразимо грустно, когда так думает восьмилетняя девочка!

Но вскоре выяснилось, что без отца стало намного хуже, во всяком случае в финансовом отношении. Еще недавно хорошо обеспеченная семья оказалась на грани нищеты. Отец имел постоянную работу в «Мичиган Белл», местной телефонной компании. Мать до замужества служила в этой же компании телефонным оператором, но ушла с работы, чтобы растить и воспитывать детей. Спустя восемнадцать лет она обнаружила, что женщине средних лет даже в лучшие времена трудно найти работу с таким маленьким трудовым опытом, как у нее. А в 1976 году в бедных общинах вокруг города Флинт, Мичиган, люди влачили жалкое существование. Рабочих мест едва хватало даже для мужчин, которые раньше работали в «Дженерал моторе», но оказались безработными, когда компания перевела производство за границу. Единственное место, которое удалось найти Эвелин Ламберт, была работа кухарки в доме престарелых. Ее смена начиналась в три часа утра, и ей платили нищенскую зарплату.

Эта работа не считалась приличной для матери семейства. Впрочем, в 1976-м в маленьком городке Фентон, что находится в пригороде Флинта, где жили

Ламберты, любая работа считалась для матери неприличной. Женщины в Фентоне не разводились с мужьями, не ходили на работу, не оставляли своих детей без присмотра. Никто не хотел понимать того, что произошла с Эвелин Ламберт. Ее беда казалась слишком реальной и в каком-то смысле заразной. Кое-кто из соседей открыто жалели Эвелин, чего она не выносила. Остальные избегали с ней общаться. В школе над Барбарой насмехались, казалось, там все знали про ее маму. Ее подружкам запретили приходить к ней играть, потому что в доме не было взрослых, чтобы присмотреть за детьми. Уже через несколько месяцев Барбара поняла, что вместе с потерей денег семья лишилась и прежнего уважения. Униженное положение усугублялось слухами об отце Барбары, который обосновался в Гранд-Бланк, городке неподалеку от Флинта, и тратил свои деньги на женщину, одобрявшую его легкомысленный образ жизни.

И вдруг как-то раз к Ламбертам пришла жившая с ними на одной улице миссис Мерс. Миссис Мерс вместе с другими местными жительницами организовала общество под названием «Прими животное». Существовавшее в те дни местное гуманитарное общество, по сути, было организацией по избавлению от бездомных животных, которая держала у себя животных один-два дня, а затем усыпляла их. Эта организация сотнями убивала животных, и миссис Мерс и ее друзья считали, что для цивилизованного общества такое отношение к животным неприемлемо. «Прими животное» держало у себя животных столько времени, сколько требовалось для того, чтобы подыскать им дом. В наше время нигде в мире нет приютов, где убивали бы животных, но тридцать лет назад во Флинте, Мичиган, такой гуманный подход к животным вызывал насмешки и недоумение. Ведь бездомные кошки и собаки – это просто животные, жизнь которых не имеет особой ценности. Они были живыми игрушками, которые, если они умирали или сбегали из дома, легко можно заменить другими. «Прими животное» восстало против всей общины.

На вопрос миссис Мерс, готова ли Эвелин принимать в свой дом бездомных животных, та ответила живым согласием. Когда я спросила почему, Барбара долго раздумывала, но затем сказала: «Думаю, у мамы была врожденная любовь к животным». Скорее всего, так оно и было. Эвелин Ламберт всегда отличалась странной (по тем временам) заботой обо всем живом. Она не любила гербицидов, поэтому на лужайке перед ее домом всегда было полно сорняков. Она терпеть не могла бесполезных отходов, поэтому использовала старые пищевые контейнеры в качестве горшков для растений. Визитам к доктору она предпочитала лекарственные растения и не пользовалась средствами от насекомых. Она считала священной жизнь каждого существа, даже насекомого.

Но вместе с тем в тот момент она была бесконечно одинока, угнетена тяжелой беспросветной работой, уязвлена уходом мужа и отношением окружающих. И ей отчаянно хотелось утвердиться, взяв на себя серьезное дело, хотя его никогда не одобрил бы ни бывший муж, ни ограниченные соседи. То, что началось с услуги, оказанной обществу «Прими животное», буквально за одну ночь стало для нее делом жизни. И почти так же стремительно смутная идея помощи животным реализовалась в виде десяти кошек разного пола, возраста, цвета и состояния здоровья, поселившихся в маленьком загородном домике.

Времена были нелегкие. Денег постоянно не хватало. Мать Барбары разводила молоко водой, чтобы растянуть его на несколько дней, и каждое воскресенье составляла список продуктов для детей. Самым роскошным угощением была банка содовой, которую делили между собой Барбара и ее брат Скотт, ожесточенно споря из-за того, кто выпил больше своей доли.

Порой к пятнице еды почти совсем не оставалось, тогда как отец Барбары жил совсем рядом, с другой женщиной, обедал в дорогих ресторанах и позволял себе увеселительные поездки в другие штаты.

Поскольку мать целыми днями пропадала на работе, Барбара, движимая страхом и любовью, сочла своей обязанностью заниматься домом. Дело в том, что через несколько недель после развода родителей соседи пригласили ее в туристическую поездку. Но как только домик на колесах достиг конца квартала, Барбара расплакалась и стала проситься домой: она смертельно испугалась, что за время ее отсутствия мама тоже уйдет, как это сделал отец. И маленькая девочка претворила свой страх оказаться покинутой в неустанную деятельность. Она кормила и поила кошек, убирала их поддоны для туалета, убиралась в комнатах, готовила еду в микроволновой печи и мыла посуду после обеда со Скоттом. Прежде чем лечь спать, она проверяла, все ли в доме в порядке, чтобы маме не приходилось снова трудиться, когда она ночью вернется с работы. Если шел снег, девятилетняя Барбара надевала куртку и расчищала дорожку, чтобы мама могла въехать прямо в гараж. Она старалась по-своему поддержать их совместную жизнь, работая так же усердно, как и ее мама.

О подарках они и не мечтали, даже на Рождество. В первый год после ухода отца они поехали покупать елку только в сочельник, когда цена на них опустилась до минимума. По дороге домой Барбара и пятнадцатилетний Скотт (старшему брату Марку было восемнадцать, и он редко бывал дома), которые сидели на заднем сиденье, подрались. Когда они свернули на подъездную дорожку к дому, мама замахала рукой, чтобы они прекратили возню.

– Тише! – крикнула она.

Они продолжали толкаться.

– Я кому говорю! Тихо!

Дети испуганно затихли и вместе с матерью стали смотреть на дом с темными окнами. Сначала они слышали только завывание ветра и шуршание снега по стеклу. Затем послышалось тоненькое мяуканье. Эвелин выскочила из машины и зашагала по глубокому снегу. Ее слава «леди, помешанной на кошках» уже разнеслась по всему Фентону, и если кто-то хотел избавиться от кошки, то подкидывал ее во двор Ламбертам. В течение нескольких следующих лет, сворачивая на подъездную дорожку, семья множество раз обнаруживали подкидыша, грустно смотрящего на их автомобиль. Если он оказывался собакой, они отвозили его в офис общества «Прими животное». Если кошкой, то забирали себе… просто потому, что это было делом Ламбертов – помогать попавшим в беду кошкам.

В конце концов Скотт нашел кошку. Люди наверняка хотели подбросить котенка к дому «кошачьей» леди, но, видимо, ошиблись адресом, потому что мокрый и дрожащий малыш оказался в сугробе на другой стороне улицы. Барбара живо помнит своего брата в теплых наушниках со счастливой улыбкой на лице, который приближается к ней по подъездной дорожке, а свет из гаража падает на искрящийся снег и на крошечного дрожащего котенка, чья черная мордочка высовывается у него из-за пазухи.

Она вынула котенка, прижала его к щеке и сказала: «Он пахнет как «Гамбургер Хелпер».

И радостно улыбнулась. В то Рождества она не ждала подарка, и вдруг он чудом появился.

Она назвала котенка Смоки. Из обитавших в доме Ламбертов кошек некоторых забирали быстро, а другим приходилось ждать этого месяцами. Со Смоки получилось иначе. Как только Барбара взяла его на руки, он обнял ее за шею лапками и уткнулся ей в щеку своей холодной мордочкой. Барбара сразу почувствовала, что этот малыш станет ее котенком. Мать Барбары с усмешкой называла его Черный Спагетти, потому что при ней он был как вареная лапша. Смоки так полюбил свою маленькую хозяйку, что позволял ей вытворять с ним что угодно. Она надевала на него кукольные платья, катала его в детской коляске, укачивала, как новорожденного, уложив себе на сгиб локтя вверх животиком. Как любая девочка, она обожала наряжаться в разные платья и укладывала Смоки себе на плечи, где он изображал пышный меховой воротник. В ее руках он делался мягким и послушным. Тогда как другие кошки спали на первом этаже или в подвале, Смоки каждый вечер сворачивался клубочком рядом с Барбарой у нее на кровати.

Других кошек она тоже любила. Они помогали ей скрасить дневное одиночество, когда мама была на работе, а подруги пренебрегали ее обществом. Но ее самым близким и верным другом стал Смоки. С ним она делилась своими проблемами, не желая обременять ими маму, у которой и без нее их хватало. Они усаживались рядышком в ее комнате с закрытой дверью, и девочка шептала ему: «Сегодня мне очень-очень грустно» или «Мне страшно и одиноко. Я не знаю, что будет дальше». Если мать ругала Барбару за то, что, моя посуду, она забрызгала пол водой, Смоки понимал, что она не виновата, она еще маленькая и очень старается. Когда она возвращалась домой после очередного тягостного визита к отцу, к которому уже не испытывала дочерней любви, Смоки прижимался к ней и успокаивал громким мурлыканьем. Он позволял ей гладить себя по головке и играть со своими лапками. Ничто так не развлекало Барбару, как эта незатейливая игра: слегка ударив его по подушечке на лапке, она с восторгом наблюдала, как он выпускает и втягивает когти, выпускает и втягивает. И только смотрит на нее, сонно помаргивая, как это свойственно кошкам, и громко урчит, никогда не капризничая и не жалуясь.

Барбаре было десять лет, когда отец ошеломил ее новостью. К этому моменту он завел себе новую подружку, с которой роскошно жил в фешенебельном пригороде Детройта: модная одежда, превосходные вина, увлекательный отпуск. Однажды в выходной день он повел Барбару и Скотта в кино, чего мать не могла себе позволить. Когда они уселись на свои места, он повернулся к Барбаре и сказал:

– А я женился.

– Не может быть!

– Да, Барбара, женился, в прошлом месяце.

Барбара сидела в темном зале и плакала. Она сама

не знала, чего ожидала и почему так расстроилась. Ее отец женился на другой женщине. Все кончено! Это уже произошло. Она не понимала, почему это так ее взволновало. Ведь она давно знала, что папа никогда к ним не вернется.

Она не рассказала об этом Смоки, просто прижимала его к себе и плакала. А он ласково тыкался ей в плечо мордочкой и мурлыкал.

Для ее матери это известие тоже стало ударом. Тяжело было сознавать, что ее муж ведет роскошный образ жизни и при этом совсем не заботится о детях (по словам Барбары, он крайне редко покупал им вещи, которые не могла приобрести мать); тяжело было сознавать, что он нашел свое счастье с другой женщиной. В конце 1970-х во всей стране ощущалось резкое падение экономики; Флинт, Мичиган, испытал на себе все тяготы спада. Производство сокращалось, горели брошенные дома, уровень безработицы достигал 20 процентов и выше. Когда «Дженерал моторе» закрыл сборочные цеха, это стало настоящей катастрофой, и рабочие часто устраивали забастовки. Однажды, когда вся семья уехала за покупками в «Куртленд Молл», кто-то украл у них запасные шины. Одно это показывает, насколько отчаянной и безнадежной была ситуация во Флинте. И в это тяжелое время мать Барбары училась в местном колледже, чтобы получить профессию повара, при этом продолжая работать полную смену и заботиться о детях. Она хотела стать поваром, а не просто кухаркой, но ее мечтам добиться повышения помешали частые увольнения, острая конкуренция даже за менее престижную работу, а также закрытие одного за другим домов престарелых.

Мать Барбары не испытывала сочувствия к рабочим автозавода. Она не одобряла управляющих «Дженерал моторе», которые срочно перенесли работы в Мексику, но и рабочие не вызывали у нее горячего сочувствия. Она получала всего 3,35 доллара в час за каторжную работу, начинавшуюся до рассвета, без выходных дней. Служащие «Дженерал моторе» получали в пять раз больше плюс медицинскую страховку и пенсию. В городе ходили слухи о рабочих, которые к началу смены появлялись на работе, потом отправлялись на охоту и возвращались на завод только к концу смены, чтобы им зачислялся для оплаты полный рабочий день. Люди говорили, что инспекторы нередко находили в не до конца собранных автобусах и грузовиках пустые бутылки из-под водки. Каждый раз, когда рабочие автозаводов выходили на забастовку, половина жителей поддерживали их криками. Но вторая половина населения, куда входили и бессердечные управляющие, но в основном состоявшая из безработных или тех, кто получал за свою работу жалкие гроши, испытывали такие же чувства, что и Эвелин Ламберт, которая частенько говорила: «На что им жаловаться?!».

– Я сразу же согласилась бы занять их место, – с горечью говорила она о рабочих автозаводов. – Я бы рада получать такую зарплату, хотя бы даже половину.

Но работу в Шопе, как называли автомобильные заводы, можно было получить только через знакомых, которых не было у Эвелин Ламберт. Поэтому она продолжала работать целыми днями за 3,35 доллара в час в заводских кухнях Флинта. Рабочий день тянулся долго, к тому же Эвелин хваталась за любую работу, так что порой Барбара целую неделю не видела мать. Когда Барбара приходила из школы, она была на работе и возвращалась домой с последней смены лишь утром следующего дня, когда Барбара уже сидела на первом уроке. Если матери выпадал свободный от работы день, она надолго уходила из дома – как казалось тогда Барбаре, чтобы хоть на время избавиться от забот. Но, оглядываясь назад, она вспоминала, что мать всегда возвращалась с охапкой дров или с сумкой, набитой банками с содовой водой. Дрова предназначались для обогрева дома зимой, а содовую она покупала всего по 10 центов в центре по переработке отходов, куда сдавала пустые жестянки. Экономя деньги на покупке содовой и старательно высчитывая срок отрезания купона для предъявления его в банк[6]Собственники капитала, вложенного в ценные бумаги, дважды в год отрезали от листа купоны («стригли купоны»), срок которых приблизился, и относили их в банк, чтобы получить проценты в виде наличных денег., мать Барбары ухитрялась удерживать на плаву свое маленькое домашнее хозяйство. Она часто уходила на работу голодной, но остальные всегда имели еду.

В том числе и кошки, которых обычно насчитывалось двенадцать душ. Содержание такого количества кошек стоило очень дорого, особенно когда вы вынуждены считать каждый цент, но мать Барбары никогда не ограничивала их в потребностях и отдавала их только тем, кто принимал их в законном порядке. Только очень недалекий человек не понял бы, что эти кошки придавали жизни Эвелин Ламберт цель и смысл. Это видела даже двенадцатилетняя Барбара. Но, кроме того, девочка видела, что ее мать любит кошек. Она понимала и любила каждую из них, и эта любовь согревала ей сердце. Одно из любимых воспоминаний Барбары таково. В редкие минуты отдыха мама сидит в любимом кресле с большим красивым Гарри на коленях. Гарри непрерывно мурлычет, причем так громко, что все называли его Мистер Счастливчик, – казалось, своим мурлыканьем он выражал постоянно бурлящую в нем радость.

Гарри был любимцем матери Барбары – большой, как медведь, симпатичный кот, обожавший расположиться у нее на коленях, как только она присаживалась отдохнуть. Учитывая его ласковый нрав и эффектную внешность, все не сомневались, что его быстро приютят. Так оно и произошло. Но через две недели новые владельцы принесли его обратно. В таких случаях называют самые разные причины: он дерет когтями мой диван, он царапает моих детей, от его туалета плохо пахнет или даже – он оказался не таким, как я думала. Какова же была причина возврата Гарри? Барбара не могла сказать, только помнит, что Большой Гарри снова оказался у них.

В этот период, в течение одного-двух лет с начала заботы о бездомных кошках, Эвелин позволяла им расхаживать по дому и бродить по двору. Но однажды кошка Рози сожрала яд для крыс, которую разбросал у себя во дворе один из соседей. Мать Барбары бросилась с ней к ветеринару, но было уже поздно, и бедняжку пришлось усыпить. Спустя несколько недель Гарри выбежал на проезжую дорогу и был сбит фургоном. Это заставило Эвелин Ламберт изменить свои взгляды на содержание кошек – с тех пор кошек не выпускали на улицу. После несчастного случая с Гарри она стала горячо отстаивать идею содержания кошек в закрытом доме. Сейчас этой идеи придерживаются все спасательные службы, но в 1978 году она опередила свое время.

К счастью, Гарри выжил. Сосед увидел его лежащим на обочине и позвонил «кошачьей» леди. Эвелин прибежала с одеялом, как можно более осторожно переложила на него несчастного кота и помчалась в ветеринарную клинику. Бедного Гарри сначала подбросило в воздух, после чего он упал прямо на фургон, раздробив себе бедро. Но единственным последствием было то, что всю оставшуюся жизнь он передвигался вперед боком. Усевшись в кресло с Гарри на коленях, Эвелин частенько задремывала от усталости. Лапа Гарри неловко торчала в сторону, но его знаменитое басовитое урчание по-прежнему раздавалось на всю комнату.

У брата Барбары Скотта тоже была любимица по имени Грейси – маленькая изящная кошечка, в два раза меньше Счастливчика Гарри. Прежний хозяин отказался от нее, потому что она страдала недержанием, отчего не всегда успевала добежать до туалета. У нее была лейкемия, но тогда такого диагноза не существовало, ветеринары считали, что у нее какие-то проблемы с пищеварительным трактом. Котенок с такой проблемой серьезно осложнял ситуацию в доме, полном кошек, но Скотт и Барбара готовы были на все ради своей мамы. Конечно, они любили кошек, но эта любовь усиливалась гордостью и восхищением матерью. Материнское сочувствие к животным, ее готовность пожертвовать собой ради их спасения сопровождали все их детство. Весь их жизненный опыт состоял в этих двух понятиях: сочувствие и жертвенность; все, что они делали для любимой мамы, определялось этими понятиями. Присутствовала ли здесь жалость? Возможно. Барбара всегда защищала свою мать. Когда кто-нибудь называл ее ненормальной, она возражала: «Ну, а кто же еще поможет этим несчастным кошкам? Кто, я вас спрашиваю?»

Не один раз Барбара думала: «Если бы не все эти кошки, я могла бы больше помогать маме». Она следила за сроком предоставления в банк купонов, за обедом отказывалась от второго блюда, делая вид, что наелась. В тринадцать лет она стала работать в ветеринарной клинике на добровольных началах. Ламберты не имели возможности оплачивать регулярный медицинский уход за кошками, но теперь в случае необходимости Барбара могла прибегнуть к экстренной медицинской помощи.

Поскольку Эвелин Ламберт не могла отвергнуть Грейси – это противоречило ее взглядам, – ее взял себе Скотт. Он оклеил стены кладовки газетами, застелил ими пол, перенес туда поддон для туалета, миску для кошачьей еды, несколько игрушек и поставил стул. Он подолгу сидел с Грейси в этой кладовке, даже делал там уроки. Когда с Грейси случалась неприятность, он выбрасывал испачканные газеты и стелил новые. Он не считал это неприятной работой, никто не заставляя его заниматься этим. Просто он любил эту маленькую кошечку.

Но Грейси была тяжело больна, и поскольку не получала никакого лечения (или хотя бы точного диагноза), то прожила совсем мало. Она умерла в феврале, когда стояли морозы. Но Скотт все равно решил ее похоронить. Утром он вышел во двор и, несмотря на холод и ветер, начал рыть могилку. Но земля была будто каменная. Он чертыхался, плакал и колотил по земле, пока у него не онемели лицо и руки. В полном отчаянии он занес лопату над головой, с размаху вонзил ее в маленькую трещину, которую ему удалось выдолбить в мерзлой земле… и перерубил телевизионную антенну.

В этот момент в доме зазвенел телефон. Звонили из общества «Прими животное». Кто-то выбросил котенка в мусорный контейнер за пиццерией. Сейчас малышка находилась в хирургическом отделении ветеринарной клиники, потому что за ночь отморозила себе кончики ушей и половину хвостика. Несмотря на ампутацию, врачи считали, что она выживет. Операция была оплачена, но клиника не располагала ни средствами, ни местом, чтобы принять больную после того, как она придет в себя после анестезии. Мать Барбары не колебалась ни минуты: «Мы заберем ее, сейчас приедем».

Эту кошку тоже никто не принял к себе в дом. Ее назвали Эмбер, и она прожила у матери Барбары девятнадцать лет. У нее были короткие лапки и длинное туловище, маленькие чашечки вместо ушей и крошечный обрубок вместо хвостика, но все, кто знал Эмбер, обожали ее. Несмотря на жестокое равнодушие, с которым ее выбросили в мусорный контейнер, она относилась к людям с доброжелательной приветливостью, любила пристроиться кому-нибудь на колени и мурлыкать. Она была очень милой и привязчивой, но вместе с тем и строгой. Она никому ничего не спускала, как взыскательная директриса школы. Единственная кошка, которая жила в доме постоянно, она была королевой, и остальные кошки это чувствовали. Как вспоминает Барбара, у них постоянно находилось примерно двенадцать кошек. Эмбер первой ела, первой пила и вообще все делала первой. Она была хозяйкой и из уважения к матери Барбары следила за поведением своих подчиненных. Под домом находился подвал, куда кошек периодически отправляли, чтобы произвести в доме тщательную уборку. Эмбер загоняла туда всех кошек и не позволяла им ссориться. Затем время от времени посылала одного за другим мальчиков наверх на лестницу, помяукать под дверью. Когда к двери подходила сама Эмбер, это означало, что время для уборки вышло. Королеву слушалась даже Эвелин Ламберт.

Итак, у Эвелин был Гарри, у Скотта Грейси, у всех них Эмбер, а у Барбары, конечно, был Смоки. В то время как Эвелин ходила на работу, собирала жестянки из-под содовой и пива или находилась дома и без сил лежала в кресле, Смоки постоянно был рядом с Барбарой.

В конце концов они стали дружной семьей: стойкая мать, двое трудолюбивых детей, три постоянно живущие с ними кошки – Смоки, Гарри и Эмбер, – принимавшей непрерывный поток посетителей, которые побуждали членов семьи еще крепче держаться друг друга. И хотя эта семья была не совсем обычной, в ней царила любовь, что не всегда скажешь о традиционных семьях. Правда, возникали и сложности, особенно когда дети подросли. К последнему году учебы в школе Барбаре надоели вечные жалобы матери на работу и ее обыкновение считать свое мнение или поступки единственно правильными. (Позднее ее мать честно говорила, что не хотела признавать свои ошибки, опасаясь, что этим подорвет свой авторитет в глазах дочери.) Девочка устала от постоянной борьбы с бедностью. Она не понимала, почему мама не найдет себе работу получше, почему они должны так отличаться от окружающих, почему она должна ходить в поношенных джинсах и жить с помешанной на кошках мамой.

Окончив школу, она перебралась в общежитие колледжа во Флинте и целый месяц не виделась с мамой. Но вскоре Барбара поняла, какой жестокой может быть жизнь и как трудно учиться, если ты измучен постоянной борьбой за выживание. Ее часто одолевала тоска по родному дому и прежней жизни: Смоки на руках, непрестанное мурлыканье Гарри и нежное мяуканье Эмбер. «Нормальная» жизнь без ограничений, которые накладывали кошки и бедность, оказалась слишком… обыкновенной и скучной. Ей недоставало общества ее кошек. Но еще больше она беспокоилась о матери, которой была многим обязана. Отец ни разу не дал Барбаре почувствовать, что он ее любит. Из родителей у нее осталась одна мама, и девочка ощущала ее любовь каждый день, каждую минуту.

При ней мама потеряла Гарри, затем Эмбер. На ее глазах дело помощи бездомным животным заслужило такое уважение и популярность, что общество «Прими животное» перестало нуждаться в услугах Эвелин. Барбара вернулась в свою милую комнатку и заметила, что у Смоки, такого же ласкового и милого, поседела шерсть на мордочке. Он любил ее так же горячо, как и прежде, но постарел и стал уставать, как уставала всегда Эвелин Ламберт. Прижимая к себе Смоки и вспоминая прежнюю жизнь, Барбара почувствовала, как у нее на глазах выступили слезы. К этому моменту она уже пересмотрела свое негативное отношение к детским годам и к эксцентричной матери; старые джинсы и отчужденное положение в общине родного города стали восприниматься ею как важные уроки стойкости и любви. Даже в самые тяжелые моменты своей жизни она не переставала с любовью относиться к кошкам. Лелеяла Смоки до конца его жизни и похоронила его под старой яблоней на заднем дворе, как и всех других кошек, нашедших любовь и заботу только в доме Ламбертов.

Но хотя «кошачий» дом приобрел для Барбары новую притягательность, ее матери жизнь не давала спуску. В день окончания Барбарой школы Эвелин потеряла свою вторую работу. Спустя одиннадцать лет Барбара вышла замуж и переехала в Анн-Арбор, а ее мать продолжала работать кухаркой в доме престарелых во Флинте. Машина ее сломалась, денег на починку не было, и ей приходилось каждый день ходить пешком туда и обратно. В конце недели она ездила на автобусе во Флинт за продуктами. Каждый день после развода с мужем по-прежнему проходил в борьбе за выживание.

В возрасте шестидесяти пяти лет Эвелин ушла на пенсию, и Барбара перевезла мать в маленькую квартирку в нескольких кварталах от своего дома в Анн-Арбор. Гарри, Эмбер и Смоки уже не было на свете, от всего кошачьего племени, обитавшего в старом доме Ламбертов в Фентоне, осталась одна Бонкерс, пожилая кошка, несколько лет назад брошенная соседом. У нее была пышная черная шерстка с белоснежной манишкой и спокойный нрав. Обычно она предпочитала лежать на солнышке или у кого-нибудь на коленях. Она ничего не царапала и не портила, за исключением, пожалуй, стен, которые почему-то атаковала, яростно бодая их головой. Поэтому ее и назвали Бонкерс[7]Бонкерс – сумасшедшая.. Такая вот была очаровательная и безвредная чудачка.

К сожалению, в доме, где поселилась Эвелин, не разрешалось держать животных, и Барбаре с мужем Джеймсом пришлось забрать Бонкерс к себе. Так Эвелин Ламберт впервые в жизни оказалась в полном одиночестве. Она почти каждый день приходила в их семейный дом, но не столько для того, чтобы увидеть дочь, сколько побыть с Бонкерс. Барбара это знала и не обижалась на мать. Та сидела на крыльце или в кресле, поглаживая Бонкерс и опустив голову, словно вспоминая прошлое. Иногда она говорила дочери: «Знаешь, милая, ведь я больна», но Барбара считала, что она страдает депрессией. Эвелин тосковала по своему дому, где провела самые трудные годы своей жизни, тосковала по садику, где были похоронены любимые кошки. Оглядываясь на свою жизнь, что она могла вспомнить, кроме непрерывного тяжелого труда, горечи и разочарования? Что ждет ее в будущем? Эвелин Ламберт покинула дом, навечно связанный в ее памяти с любовью и отчаянной борьбой с бедностью, и оказалась в чужом для нее городе, в одинокой квартире, где даже не могла держать при себе любимую кошку.

– Мне плохо здесь, ты не понимаешь, – говорила она дочери.

Но Барбара надеялась, что со временем мать привыкнет. Гарри, Эмбер, Грейси, Смоки… Она всегда находила способ преодолеть все трудности, всегда находила новую цель в жизни. Но однажды утром мать позвонила и сказала:

– Я больше не могу это выносить. У меня в квартире сидит смерть.

Барбара тут же примчалась к маме. Та мучилась сильными болями, не спала всю ночь.

– Почему ты не позвонила мне? – в отчаянии спрашивала Барбара, везя ее в больницу. – Почему ты прямо ночью мне не позвонила?

– Я не хотела тебя будить.

У Эвелин оказался застарелый рак молочной железы, уже давший метастазы в позвоночник и ноги. Врачи ничего не могли сделать, кроме облегчения болей, которые, как поняла Барбара, мать втайне терпела несколько лет. Выдав лекарства, доктора отправили Эвелин домой, но болезнь зашла слишком далеко, причиняя ей невыносимые страдания, так что уже через месяц она снова оказалась в больнице.

– Как Бонкерс? – задыхаясь, спросила она у Барбары. Она была так слаба, что едва говорила.

Барбара бережно отвела с ее лба прядку седых волос.

– С ней все хорошо, не волнуйся, – солгала она, с трудом удерживая слезы.

На самом деле Бонкерс пропала, и накануне вечером Барбара искала ее несколько часов, но так и не нашла.

Мать кивнула, слабо улыбнулась и закрыла глаза.

– Бонкерс… – еле донесся до слуха Барбары ее шепот.

На следующий день она уже не приходила в сознание и утратила способность самостоятельно дышать, поэтому ее подключили к аппарату искусственного дыхания.

Эвелин неоднократно говорила дочери, что не хочет, чтобы ей продлевали жизнь при помощи какой-либо аппаратуры. Но она не оставила «заблаговременного распоряжения»[8]Завещание, указывающее, какое медицинское обслуживание его составитель хотел бы (или не хотел бы) получать в случае серьезной болезни или недееспособности., не подписала нужных документов. После ожесточенного спора Барбаре, истерзанной горячим состраданием к матери и сознанием совершаемого ею рокового шага, удалось убедить докторов отключить аппарат. Инъекции морфия избавляли мать от болей, но не могли продлить ей жизнь. Ей оставались считаные дни.

В ту ночь Барбаре приснился сон. Она увидела маму рядом с Бонкерс на далеком расстоянии от себя, в каком-то непонятном, не поддающемся описанию месте. Мама помахала ей рукой и произнесла: «Все хорошо, не волнуйся, все хорошо!»

Утром Барбара вышла на крыльцо за газетой и случайно взглянула на подъездную дорожку соседнего дома. И там, в густой тени под сломанным пикапом, увидела неподвижно лежавшую Бонкерс. Барбара только теперь поняла, что Бонкерс ушла из дома умирать и что она мирно почила во сне. Не отрывая от нее взгляда, Барбара застыла на крыльце, затем разразилась отчаянными рыданиями, машинально продолжая держать чашку с дымящимся кофе…

Потом она позвала Джеймса, и они похоронили Бонкерс на заднем дворе, под кустом сирени, который Эвелин помогла вернуть к жизни при помощи естественных удобрений и яичной скорлупы.

На следующий день Эвелин Ламберт скончалась. Ей было всего шестьдесят шесть лет.

Барбаре Лэджинесс нелегко говорить о матери. Даже спустя восемь лет, имея любящего и любимого мужа, замечательную дочку и шумного друга Ниндзя, теперь носящего важное имя Мистер Сэр Боб Киттенс, она то и дело прерывается, чтобы вытереть слезы.

– Я ею восхищаюсь, – говорит она. – Маму во многом можно было бы упрекнуть, но то, что она больше беспокоилась о кошках, чем о себе… это воистину достойно восхищения! Что бы ни говорили о ней, о ее пристрастии к кошкам, важно то, что она любила всех и каждого чрезмерно, до полного самозабвения.

– Вы думаете, она слишком сильно их любила?

– Да, иногда мне так кажется. Но, понимаете, на самом деле невозможно любить слишком сильно. Она действительно любила все живое, что не может подать за себя голос. Когда я была маленькой, в нашем городе решили распылять какую-то отраву против москитов. И по всему городу стали разъезжать грузовики с оранжевыми фарами на крыше и распылять эту жидкость. И вскоре мать как-то спросила меня: «Ты слышишь?» Я прислушалась и сказала: «Нет, я ничего не слышу». И она ответила: «Эта отрава убила не только москитов, но и всех насекомых. Вот потому ты и не слышишь пения птиц!»

Помолчав, чтобы собраться с силами, Барбара добавила:

– Видите, какой умницей была моя мама?

После смерти мамы и Бонкерс она два года не могла

заставить себя принять в дом новую кошку – ее приводила в ужас одна мысль, что придется перенести смерть еще одного любимого существа. У нее была крепкая семья, чудесная дочка, постоянная работа и прекрасный дом – все то, что начинаешь по-настоящему ценить только тогда, когда потеряешь. Они держали рыбок, несколько хомячков и черепаху, но Барбара не решалась снова завести кошку, боясь привязаться к ней всем сердцем. Однако девятилетняя Аманда очень просила кошку, и мать не смогла ей отказать.

И вот они взяли кота по имени Макс. Это было очаровательное и очень ласковое существо с забавным обыкновением спать на холодильнике, свесив хвост. Но через два года, когда ему было всего четыре, с ним случилась беда. Он шел по кухне, как вдруг внезапно рухнул на пол и забился в конвульсиях. Барбару охватила настоящая паника: Макс, такой молодой и здоровый кот, умирал у нее на глазах! Произошло то, чего она так боялась. Пока Джеймс, как безумный, названивал по телефону, Барбара держала на руках несчастного Макса, который извивался от судорог. Сердце его бешено колотилось, веки дергались, глаза подернулись пленкой. Не соображая, что делает, Барбара позвала дочь.

Аманда прибежала и, увидев, что Макс весь извивается в конвульсиях, а изо рта у него идет кровь, отчаянно зарыдала. Для одиннадцатилетней девочки зрелище было слишком тягостным, но, когда через час Барбара с Джеймсом вернулись домой и сказали, что Макс умер, Аманда бросилась маме на грудь.

– Спасибо, мама! Я успела попрощаться с Максом, когда он еще был живой.

Она была сильной девочкой, поняла Барбара, впервые увидев в уравновешенной дочери испуганную девочку, которой когда-то была сама, девочку, которая так долго и стоически сражалась с бедностью в семье без отца.

В течение месяца они трижды приходили в приют посмотреть на Ниндзя, прежде чем Барбара решила забрать его домой. Она не была к этому готова, но дочь и особенно муж чувствовали себя потерянными без пушистого друга. «Может быть, – думала она, – я смогу просто жить с ним в одном доме. Ради Аманды и Джеймса. Может, я смогу относиться к Ниндзя, как другие относятся к своей кошке: просто как к животному, живущему с ними в одном месте».

Между тем Джеймс буквально без памяти влюбился в Ниндзя. Утром он приносил его в кухню на руках, как грудного ребенка. Спрашивал, не хочет ли она его погладить, на что она отвечала: «Нет, пока не хочу. Он мне нравится, но между нами нет привязанности». И она из раза в раз отстраняла от себя Ниндзя.

В трехмесячном возрасте Ниндзя подхватил какой-то вирус, и Барбара помчалась с ним к ветеринару. Стоя в кабинете врача и глядя, как он осматривает котенка, она вдруг разрыдалась – так же отчаянно, как в далеком детстве, когда ее увозили в туристическую поездку, а она испугалась, что за это время мама уйдет из дома.

– Я только что потеряла кошку, – сквозь слезы объясняла она. – Я не могу потерять и этого котенка, просто не могу. Вы должны ему помочь.

Ветеринар обнял ее за плечи.

– Не волнуйтесь, он просто простудился.

Барбара поняла, почему котенка назвали Ниндзя,

на второй или третий день, когда, открыв дверь в холл, увидела его припавшим к полу в дальнем углу. Страшно испугавшись, котенок вскочил на задние лапы, а передние выбросил вперед, как потерявший равновесие зомби. Он постоял несколько секунд, следя за Барбарой. Затем боком поскакал к ней, отчаянно размахивая перед собой передними лапами, как какой-нибудь обезумевший каратист. Так он проскакал по всему холлу, склонив шею набок, и ни разу не коснулся пола передними лапками. Ничего более странного Барбара в жизни не видела! И это не было случайной выходкой. Как вскоре увидела Барбара, Ниндзя исполнял свой дикий танец-карате в состоянии испуга, недовольства или возбуждения. Особенно остро он реагировал на подростковые проблемы Аманды. Стоило Барбаре услышать восклицание дочери: «Господи, Ниндзя!», она уже знала, что кот надвигается на нее, как безумный, колотя по воздуху передними лапками.

Однако драчливым или забиякой Ниндзю никак нельзя было назвать: он никогда не царапался, не кусался. Просто у него были свои странности. А вообще он отличался ленивой грацией и очень важной осанкой. И когда Барбара наконец признала глубину их взаимной привязанности, то сочла, что кличка Ниндзя не совсем соответствует его облику. К тому же это была приютская кличка.

И Барбара стала подумывать о том, чтобы дать ему новое, домашнее имя. Как-то вечером они с Амандой смотрели передачу о рысях и подметили поразительное сходство мордочки Ниндзя с рысьей.

– Только он должен быть не рысью, – возразила Аманда, – а рысенком!

Боб Киттен[9]От англ. Бобкэт – рысь, боб-киттен – детеныш рыси, рысенок.. Хорошо, но не передает присущей котенку величавой важности. Поэтому Барбара назвала его Сэр Боб Киттенс. В очередной визит к ветеринару она сообщила, что котенка теперь зовут не Ниндзя, а Мистер Сэр Боб Киттенс, и тот торжественно внес новую кличку в регистрационный бланк.

Но, разумеется, одного имени для такого кота, как Мистер Сэр Боб Киттенс, было недостаточно, даже если оно состояло из четырех слов. Вскоре он стал еще и Мистер Пампкин Пантс[10]От англ. пампкин – важный; пантс – штаны. – ведь он был ярко-рыжим котенком с пышными штанишками на задних лапках. По той же причине он получил прозвище Мистер Спаркл[11]От англ. спаркл – шикарный. Пантс. Со временем Джеймс стал величать его Флафелишес (думаю, это составное слово из флаффи и делишес[12]От англ. флаффи – пушистый; делишес – очаровательный.). Аманда считала, что ее родители совершенно сошли с ума. Но им было все равно, они обожали мистера Спаркла Пампкина Киттен Пантса!

Их отношения нельзя было назвать идеальными. Как говорит Барбара, у Мистера Киттенса есть характер, он не любитель ластиться к человеку. Он никогда не упускал Барбару из вида, но предпочитал занимать величественную позу в каком-нибудь уютном местечке, будто они по чистой случайности оказались в одном помещении. Он соглашался на ласки, только когда находился в соответствующем расположении духа, что случалось не часто, а потому все особенно ценили эти моменты. В дополнение к его индивидуальным особенностям он, казалось, не испытывал потребности в беседах с людьми – почти никогда не мурлыкал, не урчал, не мяукал. Но если он очень хотел что-то получить, то обращался к Барбаре или Джеймсу. Обычно это происходило, когда он чуял запах любимого лакомства, бекона. Стоило ему уловить этот неотразимый аромат, как он скакал в комнату на задних лапках, возбужденно размахивая перед собой передними. Если бекон оказывался хрустящим, как он любил, он начинал буквально сходить с ума. Однажды Джеймс допустил ошибку, угостив его беконом на обеденном столе. С тех пор он каждый вечер устраивал на столе свой танец, требуя бекона и отказываясь от другой еды.

Но при всем этом он был добрым мальчиком. Правда, когда Барбара поднималась по лестнице из подвала, он хватал ее за ноги, так что она спотыкалась. Видимо, ему нравилось, что она вдруг вскрикивает и едва не падает. И стоило Джеймсу открыть ноутбук и приняться за работу, как он тут же вскакивал на письменный стол и укладывался прямо на клавиатуру и не трогался с места, даже если Джеймс опускал на него крышку ноутбука. Он просто продолжал лежать поперек клавиатуры, свесив с одной стороны свою пушистую физиономию с лукавой ухмылкой и передние лапы, а с другой – задние лапы и хвост. Но мистер Сэр Боб Киттенс был не только веселым клоуном. Каждое утро, когда Аманда собиралась в школу, он обходил ее комнату, тщательно обнюхивая все углы. Он вел себя как старший брат, надменный и неприступный, порой позволяющий себе бестактные шутки, но всегда заботливый по отношению к младшей сестре.

А может, так нравилось думать Барбаре. Может, утреннее обследование было одним из каждодневных ритуалов Мистера Сэра Боба Киттенса, который был приверженцем стабильности и определенного порядка. Каждое утро он будил Барбару ровно в пять утра, чтобы она накормила его завтраком. В будние дни, когда ей нужно было собираться на работу, это ее вполне устраивало, но в выходные! Тем более что в благодарность за ее услугу этот эгоист даже не давал себя погладить! Он предпочитал получить утреннюю порцию поглаживания от Джеймса, который входил в кухню, когда аромат готового кофе уже разносился по всему дому. Он разрешал себя погладить только утром и только Джеймсу – это началось в те первые недели, когда Барбара держала его на расстоянии, опасаясь слишком к нему привязаться.

Да, он умел доставить беспокойство, был диковатым. Но взгляните на это с другой стороны. Его неудержимая страсть к бекону, шалое, хитроватое выражение его глаз, боязнь громких звуков и фольги, его необыкновенные пушистые и пышные штанишки и особенно безумные танцы в стиле карате – ведь все это невероятно интересно! Кто же устоит перед таким котом, как Мистер Киттенс? Несмотря на отвращение к ласкам, он был так же близок Барбаре, как Смоки, Гарри, Эмбер, Макс или любая другая ее любимая кошка. Когда Барбара заболевала, он сидел рядом и не сводил с нее взгляда. Как-то утром она почувствовала слабость, и он сразу подбежал к ней, положил передние лапки ей на колени и озабоченно замяукал. Когда Барбара потеряла сознание на кухне – сначала упала на стол, затем отчаянно вцепилась в стул, но не удержалась и распростерлась на полу, – Мистер Киттенс примчался в ту же секунду, вспрыгнул на нее, заглянул в ее закатившиеся в беспамятстве глаза и замяукал так громко, как только мог.

Причиной обморока оказалась язва желудка, при которой произошло прободение кровеносных сосудов, и Барбара потеряла три пинты крови. Краткий курс лечения и диета решили эту проблему, но во время дополнительных исследований доктора обнаружили более серьезную болезнь – рак молочной железы, ставший причиной смерти ее матери. Благополучная и спокойная жизнь Барбары, которую она с таким трудом выстраивала на фундаменте своего детства, полного разочарований, рухнула в одно мгновение. Она перенесла операцию, затем облучение. Когда доктора порекомендовали продолжить лечение химическими препаратами, для чего требовалось ее согласие, она подумала о последних днях жизни своей матери. Барбаре было сорок два, она не хотела в сорок пять лежать под аппаратом для искусственного дыхания, не хотела, чтобы ее дочь сидела рядом и смотрела, как она умирает.

Барбара предпочла химию и до сих пор принимает лекарства. У нее выпали все волосы, зато она радуется тому, что уже пять месяцев ей не нужно сбривать волосы с ног. И находит свою болезнь отличным предлогом для избавления от ужасной суеты с отпуском. Ее дочь, типичный подросток, говорит ей, что она не очень хорошо выглядит и что ей нужно бы подкраситься, но зачем? Кого это волнует? Ведь каждый день может оказаться ее последним днем, и если ты не можешь ему радоваться, то к чему и жить? Она изредка позволяет себе побаловаться кексом, и при этом не испытывает вины за нарушение диеты, а наслаждается полученным удовольствием. Она дорожит каждым мгновением, даже не очень приятным обыкновением Мистера Киттенса будить ее в пять утра. Она кормит его и ласкает – да, теперь он иногда разрешает ей эту вольность, – потом сидит в кухне, с удовольствием пьет кофе и любуется красавцем Мистером Сэром Бобом Киттенсом.

У нее есть муж, Джеймс. Их брак, и до того крепкий, стал еще надежнее. У нее есть дочь, Аманда, и огромное желание увидеть ее взрослой. У нее есть Мистер Сэр Боб Киттенс – когда она лежала дома, набираясь сил после лечения химией, он стал спать у нее в ногах, а иногда даже ложился рядом. И хотя он не любитель всяких нежностей и сантиментов, но его поступки доказывают, что ее он любит. Так что жизнь прекрасна!

Да и когда она была плохой? И Барбара Лэджинесс по-прежнему с восхищением смотрит, как Мистер Сэр Боб Киттенс встает на задние лапки, размахивая передними, и скачет по холлу в своем диком, потрясающе безумном танце карате.

Ну, скажите, как тут удержаться от смеха?