Онлайн чтение книги Девять карет ожидают тебя
11

Бал был в полном разгаре и, к счастью, хозяева уже перестали встречать гостей. Подножие уставленной цветами огромной лестницы опустело. Холл заполняла сверкающая шуршащая масса людей. Я постояла на галерее, не имея ни малейшего желания появляться на впечатляюще пустых ступенях. Мимо прошли три щебечущие молодые женщины из какой-то комнаты в конце коридора, я укрылась за их спинами и незаметно спустилась. Проскользнула в бальный зал, нашла угол, укрытый кустом азалий и тихо спряталась, чтобы наблюдать за танцующими.

Я не видела кресла Леона де Валми, но прекрасная Элоиза танцевала с пожилым бородатым мужчиной. Флоримон беседовал у окна со страшной голубоволосой старухой, выражая лицом и телом, что она самая интересная и интеллигентная женщина в этом обществе. А может, она такой и была, но уверена, он выглядел бы точно также, будь она наимрачнейшей в мире ведьмой. Рауль танцевал с нежной блондинкой в черном, она к нему прижималась, строила глазки через длинные ресницы, а он улыбался. Прекрасная пара. А если бы он танцевал со мной, какие начались бы разговоры…

Музыка затихла, люди разбрелись в стороны. Меня спрятала толпа. Рядом журчала вода, в аквариуме плавали золотые и серебряные рыбы. Снова музыка. На этот раз он с пожилой дамой в голубом платье и роскошных бриллиантах. Потом с черной хищной женщиной с умным голодным лицом и жадными руками. Опять красивая блондинка. Затянутая в корсет дамочка в черном с изумрудами. Седая женщина с добрым лицом. Опять блондинка. Рыбы ритмично махали плавниками. Лепесток азалии упал на воду, Я вспомнила про Филиппа, встала, подобрала юбку.

Рядом раздалось:

— Мадмуазель.

Я вздрогнула и уронила сумку почти в аквариум, Флоримон подал ее мне.

— Извините, что напугал. Не убегайте, мадмуазель. Я не танцую, уболтался до столбняка. Раз я сумел вас поймать, может, возобновим флирт? Этим я могу заниматься в любое время без усилий.

— И одновременно тихонечко курить? Договорились, я буду вашим местом для курения.

— Симпатичная женщина, — сказал он, нисколько не смущенный, — дороже рубинов. Очень красивое платье.

— Спасибо, маэстро.

— Я серьезно. Но вы спрятались, я высматривал вас, но не видел, как вы танцуете.

— Никого не знаю.

— И Элоиза не представила молодых людей?

— Я ее не видела, поздно спустилась.

— А где Рауль? Он знает всех. Может, он…

— Нет, пожалуйста! Я ухожу. Обещала Филиппу подняться и, пожалуйста, не беспокойте месье Рауля!

— И не спуститесь опять? Поэтому вы так поздно спустились и спрятались среди цветов?

— Что вы имеете в виду? — Он смотрел на фиалки и молчал. Моя рука нелепо дернулась, чтобы спрятать цветы. — Как вы догадались? — Я потрогала пальцем лепесток. — Поэтому?

— Дорогая, неужели вы еще не поняли, что каждое дыхание Валми — важная новость в долине?

— Постепенно узнаю.

— Вы очень молоды.

— Двадцать три.

— Если соберетесь покинуть Валми, куда вы пойдете?

Я смотрела на него. И этот тоже. Драконьи зубы скандала выглядывают отовсюду. Всем есть дело до моих отношений с Раулем. Сама я о них не думала. Я его любила, он меня поцеловал, я ужасно хотела его видеть. Вот и все. Флоримон продолжал:

— У вас есть друзья во Франции или вы тут совсем одна?

— Никого не знаю во Франции, но я не одна. Вы очень добры, я это ценю. Но будем откровенными, раз уж зашли так далеко. Вы обеспокоены по моему поводу, потому что известно, что я целовалась с Раулем, и меня уволят. Так?

— Не совсем. Потому что ты в него влюбилась. А ты слишком молодая, и тебе некуда убежать. Ты одна.

— Нет, не одна. А что если я убегу к Раулю? Мы же откровенны. Что это совсем невозможно, чтобы он был ко мне неравнодушен?

— Дорогая… Ты и Рауль? Нет, нет и нет.

Я помолчала и спросила:

— А насколько хорошо вы его знаете?

— Достаточно. Не интимно, возможно, но… — Он не смотрел мне в глаза, вдруг схватился большой рукой за воротник, неожиданно выругался и начал закапывать сигарету под азалию.

Я слишком разозлилась, чтобы дать ему уйти от ответа.

— А раз вы не знаете его уж совсем хорошо, возможно объясните, что имели в виду?

— Дорогая, не могу. Не должен был этого говорить. Я уже совершил непростительное. Не должен продолжать.

— Потому что вы здесь в гостях?

— Да, и по другим причинам.

Наши глаза встретились, но я еще не успокоилась.

— Раз мы решили говорить загадками, почему вы решили, что от тигра тигр и рождается?

— Мадмуазель…

— Хорошо. Оставим эту тему. Вы меня предупредили, облегчили сознание и очень добры, что доставили себе такое беспокойство. Может, теперь просто подождем и посмотрим, что из этого получится?

Он глубоко вздохнул.

— Я не прав. Не такая уж вы и молодая. — Он дружески улыбнулся, доставая новую сигарету. — Я свое сказал, и вы очень мило это восприняли. По крайней мере знайте, что когда соберетесь убегать, один человек во Франции у вас для этого есть. А теперь оставим это. Может, возобновим флирт. Не помните, на чем мы остановились? Или лучше быстренько сыграем в шахматы?

— Это будет очень быстренько. По сравнению со мной, Филипп — мастер. Победите за три минуты.

— Очень жаль. Нет ничего лучше хорошей смеси табака и шахмат, чтобы выкинуть из головы советы трясущегося старого дурака, которому пора бы и поумнеть. Прости, ребенок. Не мог удержаться, хотя и опоздал с советом.

Я улыбнулась.

— Хоть сейчас и не подходящая стадия нашего флирта, чтобы это говорить, но вы очень хороший. Но да. Слишком поздно.

Раздался голос Рауля:

— Вот ты где! Карло, какого дьявола ты решил прятать ее в этом углу? Черт побери, я тем временем все двери просмотрел. Не думал, что она считает вас и золотых рыбок такой приятной компанией. Что вы, кстати, обсуждали? Что поздно?

— Ну, во-первых, ты появился. А теперь веди ее танцевать и вымаливай прощение.

— Так и сделаю. Линда, пошли.

Озабоченный взгляд Флоримона провожал меня, а потом нас охватила музыка.

Рауль сказал мне на ухо:

— Век прошел. Ты там долго была?

— Не очень.

— Что так поздно?

— Боялась.

— Почему? А, Элоиза…

— Она нас видела, ты знаешь.

— Да. Тебе это важно?

— Конечно.

— Учись не обращать внимания.

Сердце билось у меня в горле.

— Как?

Но он засмеялся, не ответил, закружил меня под музыку, замелькали колонны, группа людей, кресло на колесах… Леон де Валми смотрел на нас, тень в центре калейдоскопа, паук в яркой паутине… Я тряхнула глупой головой. Ну его, не боюсь, или боюсь? Когда танец развернул меня к нему лицом, я безмятежно улыбнулась, он растерялся, а потом улыбнулся в ответ. Похоже, его безумно развеселила какая-то неизвестная мне шутка, крайне неприятная. Я сказала:

— Рауль!

— Да?

— Нет, ничего.

— Просто Рауль?

— Да.

Он мягко улыбнулся, и мне показалось, что понял.

Танец закончился у одного из окон. Рауль не выразил ни малейшего желания от меня уйти, стоял рядом и ждал. Он не обращал внимания на толпу, хотя на нас активно смотрели. Я пыталась найти мадам де Валми, но ее не было видно. Музыка заиграла, Рауль повернулся ко мне. Я сказала:

— Слушай, совсем не обязательно мной заниматься, я…

— Ну ты и кретинка.

Я забыла Элоизу, Леона, засмеялась, сказала:

— Я больше не буду, месье, — и полетела танцевать.

— Я сегодня выполнил все обязанности, танцевал со всеми вдовами… Хорошо, что не нашел тебя раньше, а то не был бы таким старательным.

В открытые окна заглядывала нежная ночь.

Мы танцевали около окна, вдруг мы оказались не в бальном зале, а на балконе. Музыка, пасхальная луна, танцующие тени в темном саду… Мы молча продолжали танцевать, остановились, обнялись… Когда я смогла говорить, я сказала:

— Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя.

И после этого очень долго беседовать не было никакой возможности.

А потом заговорил он:

— Ну а ты собираешься это спросить?

— Что?

— Что всегда спрашивают женщины. Люблю ли я тебя.

— Меня устроит все, что ты можешь дать.

— Не надо скромничать и унижаться.

— Ничего не могу поделать. Я так себя с тобой чувствую.

— Бог мой! Линда! Слушай!

— Слушаю.

— Эта любовь. Я не знаю. Это честно.

Что-то шевельнулось во мне, абсурдно похожее на жалость.

— Не надо, это не важно.

— Важно. Ты должна знать. Были другие женщины. Много. Но это другое. — Он засмеялся. — Я сказал бы это в любом случае, да? Но я не вру. Линда! Чертовски странное имя для француженки. Я хочу тебя. Ты мне нужна. Если это называется любовь…

— Все в порядке. Правда.

Тишина. Он отпустил меня и вдруг спросил обычным голосом:

— О чем вы говорили с Карло?

— Почти не помню. О платье. О моем платье.

— Давай, признавайся. Обо мне?

— Откуда ты знаешь?

— Ясновидение.

— Убийство! Не говори, что это у тебя тоже есть. Твой папа — колдун, знаешь?

— Тогда назовем это хорошим слухом. Карло предупреждал, что мои намерения наверняка бесчестны?

— Конечно.

— Правда?

— Более-менее. Он это делал намеками и из наилучших побуждений.

— Это уж наверняка. А что он говорил?

Я процитировала:

— Ты и Рауль — нет, нет и нет. Не сердись на него, я его обожаю.

— Не сержусь. Не про намерения… Я говорил, как я к тебе отношусь, а ты любишь меня?

— Да, да и да.

— Три раза? Ты великодушна.

— Чтобы уравновесить слова Карло. А потом в Англии есть примета: что сказано три раза — правда.

— Значит рискнешь выйти за меня замуж?

Я задрожала, сказала хрипло:

— Но твой отец…

Его руки так резко двинулись, что мне стало больно.

— Отец? Он-то тут при чем?

— Он рассердится. Выгонит тебя из Бельвинь. Или…

— Ну и что? Я ни к чему не прикован. Боишься повредить моему положению и перспективам? Господи, вот это неплохо!

— Но ты любишь то поместье, ты говорил, и миссис Седдон…

— Она тоже обо мне не молчала, да?

— Как все.

— Тогда они тебе говорили, что я там буду только до тех пор, пока Филипп не получит Валми?

— Да.

— Ну и как, на твою трижды правдивую любовь не влияет такое беспросветное будущее?

— Я же сказала, что на все согласна.

— Значит, выйдешь за меня замуж?

— Да.

— Несмотря на предупреждения и отсутствие перспектив?

— Да.

Он засмеялся.

— Можешь об этом не беспокоиться. Честными или нечестными способами, но перспективы у меня будут.

— Искатель приключений, вот ты кто.

— А ты?

— Наверное, тоже.

— Знаю. Встретились алмаз с бриллиантом. Поцелуемся и перестанем торговаться.

Когда он меня отпустил, я спросила:

— Мы должны им сказать?

— Конечно. Почему нет? Я бы с удовольствием прокричал об этом с крыши. Но если хочешь, подождем до завтра.

— Да, пожалуйста.

— Так боишься моего отца?

— Да.

— Не стоит. Я сам могу им сказать, а ты спрячешься, пока все не закончится.

— Они так разозлятся.

— Разозлятся? Ты себя недооцениваешь, дорогая.

— Ты не понимаешь. Меня должны были уволить, сказали бы про это завтра. Поэтому я и не шла танцевать.

— Но почему. В чем преступление?

— В тебе.

— В смысле потому, что Элоиза увидела, что я тебя целую? Тебя должны были уволить за это? Чушь!

— Правда. То есть я так думаю. Она так со мной разговаривала, и все на меня смотрели…

— Это не важно. Теперь не нужно беспокоиться. И ты наверняка не права. Она бы даже не разрешила тебе уйти.

— Я тоже так думала. Мне казалось, что это странно, из-за Филиппа.

— Филиппа?

— Да. Не то, чтобы я для него сделала что-то необыкновенное, просто не потеряла головы, но все-таки я спасла его, когда он упал с балкона, а твой отец сказал…

— О чем ты говоришь?

— А ты не знал? — Я удивилась и рассказала ему про наши приключения. — И твой отец тогда понял, что ты меня поцеловал, а никаких разговоров про мое увольнение не было. А теперь есть.

Он опять засмеялся.

— Ну теперь мы им дали для этого еще более основательные причины, не находишь? Успокойся. Сейчас, скорее всего, все на балу знают, что ты ушла со мной, и бурно обсуждают, зачем и почему.

— Ничего они не обсуждают, им все ясно. А мне завтра смотреть им в глаза.

— Вместе со мной. А пока давай забудем о завтрашних проблемах и отметим это событие. Выпьем шампанского.

— И поедим, — сказала я.

— Бедное дитя! Ты не ела?

— Ни кусочка. Сидела в углу, а ты танцевал, пил и наслаждался собой.

— И очень глупо. Стоило тебе вылезти, тебя бы окружила масса партнеров, только и мечтающих потанцевать с тобой, напоить и понаслаждаться. Пошли к пище.

Огромный зал был заполнен питающимися и пьющими людьми. Мы не останавливаясь прошли через толпу, приблизились к огромному столу и тут я вспомнила и потрогала его за рукав.

— Рауль. Я обещала подняться к Филиппу в середине бала. Я должна идти.

— К Филиппу? Ради бога, зачем?

— Думаю, он чувствовал себя брошенным. В любом случае я обещала и не могу его разочаровать.

— Ты ухаживаешь за ним лучше, чем тебе по штату положено, да?

— Я так не думаю. Надо уходить, вдруг он не спит и думает, что я забыла.

— Мне показалось, что ты голодная.

— Это чистая правда. — Я посмотрела на стол. Розовые крабы выглядывают из-под зеленой петрушки… — В жизни не была на балу и не видела такого стола. Но слово есть слово.

— Всегда сдерживаешь обещания?

— Всегда.

— Я это запомню.

— Они имеют силу, только если я выполню свое обещание Филиппу. Оно было дано раньше.

— Но я тоже пойду и не собираюсь дать тебе упасть в голодный обморок там наверху. Давай нарушим еще несколько правил и возьмем с собой еду. Тогда Филипп получит удовольствие, а мы отметим, как хотели.

— Ой, Рауль, здорово! Давай!

— Прекрасно. Что тебе нравится?

— Все.

— Иди к Филиппу, а я все соберу и поднимусь за тобой.

— Договорились.

Я двигалась сквозь толпу и больше всего боялась встретить Леона де Валми. Я выскочила из зала и побежала по черной лестнице, которой мы обычно с Филиппом пользовались. Но беспокоиться не стоило. Лестница выходит в коридор почти напротив комнаты мадам де Валми. Когда я была на верхней ступеньке, у меня расстегнулась и соскочила туфля. Я остановилась, чтобы ее поднять, а когда выпрямилась, две женщины выходили из этой комнаты. Мое сердце чуть не остановилось, но ни одна из них не был Элоизой — две пожилые нетанцующие дамы, которые весь бал следили за Раулем и поднимали брови, сначала на блондинку, а потом на меня. Я представила, какие бы у них стали лица, узнай они, что у меня с Раулем свидание наверху, правда, под близким наблюдением Филиппа, и развеселилась. Туфля была моим алиби. Я вежливо их пропустила и проследовала в свои апартаменты переобуваться.

Где-то начали бить часы. Полночь. Я надеялась, что Филипп еще не спит и тихо шла по коридору. И тут я вдруг осознала, глядя на туфельку в своей руке. Полночь. Потерянный башмачок. Бал. Я даже нахмурилась. Чушь такая, даже можно разволноваться. Потом мне стало смешно.

— Где тут мои тыквы? — прошептала я жизнерадостно и положила руку на дверь Филиппа.