Онлайн чтение книги Девушка, золотые часы и всё остальное
9

Только поднявшись со скамейки, Кирби увидел холмик сброшенной впопыхах одежды: желтые брюки, белую блузу с желтым рисунком, желтую курточку, белые босоножки и белую сумочку. Облегченно вздохнув, он собрал все вещи и аккуратно положил их на скамейку. Не хватало только двух зелено-голубых полосок.

Тут он услышал знакомый голос у себя за спиной.

— Эй, эй, милый, это, я тебе скажу, потрясная штука!

Кирби повернулся и увидел Бонни Ли залитую солнечным светом, красивую, веселую и раскрасневшуюся от возбуждения. Солнце сверкало на золоте часов у нее на руке. Большой палец лежал на головке.

— Отдай их мне, немедленно! — закричал он, но девушка исчезла прежде, чем он успел произнести до конца последнее слово.

Вдали слышались звуки, напоминающие крик всполошившихся чаек. Повернув голову, Кирби посмотрел в сторону пляжа, туда, где народу было больше всего. Казалось, что там все одновременно посходили с ума.

Он прищурился, и ему удалось увидеть, как Бонни Ли появилась вдалеке и снова исчезла.

Теперь Кирби начал понимать, что совсем неправильно оценил ее возможную реакцию на мир красного безмолвия. У Бонни Ли прагматичный ум. Она и гроша ломаного не дала бы за все теории, вместе взятые. Единственное, что ее волновало, так это то, что часы работали, а как — ей, конечно, наплевать. Достаточно того, что он дал ей подсказку, как с ними обращаться. Да, она была, с точки зрения его ограниченного опыта, вполне взрослая женщина — он получил на этот счет убедительные и необычно приятные доказательства. Да, она уже имела свою философию жизни, которая ее устраивала и которая успешно работала на нее. К тому же, ей уже «почти двадцать». Но в душе она все еще ребенок, у которого не было детства, не было возможности наиграться всласть в детские игры. Она оставалась непочтительным и находчивым, смешным и отчаянным ребенком, в общем, настоящей сорвиголовой. Кирби вспомнил о ее великолепном здоровье, легкости и неутомимой беспечности.

Он посмотрел на суетящихся вдалеке людей, отчаянно вопивших, и подумал, не спустил ли на них ненароком этим приятным апрельским утром игриво настроенного тигра. Ему припомнилось, какое удовлетворение он испытал, когда запихивал чайку под рубашку толстому мальчишке. Он и не ожидал от себя ничего подобного. И уж конечно, Бонни Ли не откажет себе в таких же мелких удовольствиях. И сколько еще времени пройдет, прежде чем она остынет и успокоится.

«Может быть, стоит подойти поближе и посмотреть, что же там происходит? — подумал он. — Но Бонни Ли будет искать меня здесь, на скамейке».

Две фигурки во весь дух мчались в его сторону, поочередно обгоняя друг друга. В их беге было больше старания, чем быстроты. Кирби смог рассмотреть их, когда они пробегали мимо. Похоже, что направлялись они к автомобильной стоянке. Две довольно молодые женщины, с пышными формами, и совершенно голые.

Пожилой турист, который не торопясь проходил рядом с павильоном, остановился как вкопанный, и, разинув рот, уставился на бегущих. На нем была рубашка а-ля Трумэн, широкополая шляпа, бермудские шорты и голубые туфли. Он проводил женщин взглядом, а когда они исчезли из виду, повернулся к Кирби и вопросительно посмотрел на него.

— До этой самой минуты, сынок, я гордился тем, что зрение у меня единица.

— Простите, сэр?

— Вы не будете так добры объяснить мне, кто здесь только что пробежал?

— М-м… две молодые женщины.

Турист подошел ближе.

— Сынок, а во что они были одеты?

— Похоже, что ни во что.

Турист посмотрел на Кирби.

— Странно. Если бы я был в твоем возрасте, сынок, я бы уже мчался за ними, как олень. А ты не кажешься даже задетым. Ты что, нездоров?

— Я… я думал о другом.

— А я, сынок, приехал сюда из Мичигана, позавчера. Объясни мне, может быть, я что-нибудь не так понял? Может быть, здесь так принято?

— Ну, я бы не…

— Смотри-ка, вон еще одна!

Еще одна была маленькой, загорелой и рыжей. В правой руке у нее болтался транзистор, в левой — термос. Она совершенно выбилась из сил, ее качало из стороны в сторону, когда она пробегала мимо них.

После того, как и эта скрылась из виду, пожилой турист тяжело вздохнул.

— В одном я не могу отказать, сынок — место для наблюдения ты выбрал превосходное. Что это, кстати, новое увлечение?

— Я не знаю.

— Надеюсь, оно привьется.

Он прикрыл ладонью глаза от солнца и снова посмотрел на пляж.

Неожиданно совсем рядом с Кирби появилась Бонни Ли и бросила пачку банкнот к нему на колени. Хихикнув, она мгновенно исчезла.

Турист резко повернулся к Кирби.

— Какой у тебя высокий смех, сынок. Ты что-то рассыпал?

— О… это?

— Деньги, не так ли?

— Да, — сказал Кирби сердито, — совершенно верно. Деньги.

Он сгреб банкноты, которые уже начинал растаскивать ветер.

— Похоже, сегодня слишком жаркое солнце, — сказал пожилой турист, пойду-ка я лучше отсюда.

И он поплелся прочь.

Какие-то новые люди подошли и столпились вокруг, с любопытством глядя на деньги. Кирби быстро собрал банкноты. Бонни Ли не стала возиться с однодолларовыми купюрами, да и пятидолларовых встретилось всего несколько. Пачка получилась такой толстой, что после того как он сложил ее вдвое, оказалось довольно трудно запихать ее в боковой карман взятых взаймы брюк.

Покончив с этим, Кирби подобрал одежду Бонни Ли и вдоль пляжа пошел прочь от скамейки. Он наконец сообразил, что она сможет найти его без всякого труда. Пока она бегает в красном мире, он будет неподвижен, и она легко догонит его. Возле стоянки образовалась автомобильная пробка. Вдалеке послышался рев сирены. Кирби прошел мимо человека, который медленно и странно двигался по кругу, обалдело ударяя себя по лбу сжатым кулаком.

Неожиданно во рту у Кирби очутилась трубка, в руках — букет роз, на мизинце — кольцо с большим бриллиантом, а Бонни Ли, в своих изящных зелено-голубых трусиках и лифчике, шагала рядом с ним и хихикала. Кирби попытался схватить ее, но она отскочила в сторону и исчезла из его мира. Он посмотрел на то место, где она только что стояла и увидел едва заметные следы, ведущие на север. Сам факт, что он видел следы, означал, что она уже появилась где-то в другом месте. Реальный мир был почти неподвижен по отношению к красному миру, и Бонни Ли должна была появиться в нем в следующее мгновение после того, как из него исчезла.

Потом он узнает, что она провела около четырех часов в красном мире и резвилась до тех пор, пока не устала от собственных проказ и не смогла больше ничего придумать.

Позднее он узнает в подробностях о поразительных несчастьях, которые выпали на долю ничего не подозревающих полутора тысяч граждан, безмятежно загоравших на пляже.

Бонни Ли излагала эти события так:

— Увидела я всех этих нахальных девок, раздетых ровно настолько, насколько позволяют приличия, — чтобы привлечь к себе как можно больше мужиков, — и решила, что будет намного честнее, если они предъявят свой товар в натуре. Вот тогда-то мы взглянем, что у них получится. Прошло немало времени, прежде чем я сообразила, как ловчее проделать эту работу одной рукой. Часы я боялась отпустить. Делом я занялась там, где их скопилось больше всего, и, честно, милый, работала как ломовая лошадь не меньше получаса, стаскивая с них купальники, а затем мне пришлось отнести все их тряпки к воде. Я вынуждена была заталкивать их в воду: когда все вокруг красное, бросить ничего не удается. Вещи зависают.

— Я знаю.

— Девять из десяти, клянусь богом, выглядели в купальниках намного лучше. У многих парней был самый настоящий шок. Так или иначе, но на маленьком клочке пляжа оказалось около сорока девиц совершенно голых и еще двадцать — без верхней половины. Но что толку от шутки, если ты не можешь увидеть результат, не так ли? Поэтому, учитывая, что я сама одета не слишком скромно, я подумала: неплохо бы мне куда-нибудь спрятаться. Но потом сообразила, что по сравнению с этими шестьюдесятью девицами на мне одето слишком много! Так что я просто отошла чуть в сторону и нажала на головку этих чудо-часов.

— Как ты догадалась, что нужно просто нажать?

— Человек, сумевший придумать такую штуку, должен был сделать так, чтобы не надо было каждый раз ждать, пока время выйдет. Поэтому я попробовала повернуть головку и нажать на нее. Нажала — и поняла.

— О!

— Пресвятая дева Мария, Кирби, это надо было видеть! Из шестидесяти, пожалуй, только три или четыре отнеслись к происшедшему спокойно. Остальные принялись отвратительно визжать, бросились в поисках полотенец, но от полотенец я тоже предусмотрительно их избавила. Тогда они ринулись искать, куда бы им спрятаться. Но ты же понимаешь: где можно спрятаться на пляже! Парни поразевали рты, глаза у них у всех тут же повылезали на лоб, а девицы, вопя, как сумасшедшие, бегали по берегу. Те, которые умели плавать, бросились в воду, как лемминги, про которых мне когда-то рассказывали, и человек семь парней, из тех, у кого реакция получше, помчались в воду вслед за ними. Те же, которые плавать не умели, разбежались в разные стороны, причем более сообразительные помчались туда, где я не успела поработать. Ты бы видел, как они рвали друг у дружки полотенца. Я хохотала до одурения, пока у меня не началась икота, и тут двое парней стали подбираться ко мне, так что пришлось взять два ведра с песком побольше, нахлобучить им на головы и побыстрее смыться.

— А что это за деньги?

— Деньги?

— Деньги, которые ты бросила мне на колени.

— Это… А! Я прихватила их, когда прошлась по магазинам. Всякий раз, когда проходила мимо кассы, брала несколько купюр. Но нести там что-нибудь — это такая морока! Нужно либо толкать, либо тащить за собой. А в универмаге, знаешь, я обнаружила поразительную вещь. Какая-то старушка споткнулась у выхода с эскалатора, да так и замерла, вытянув вперед руки. Вот тогда-то я это и выяснила. Оказывается, когда ты находишься в красном мире, ты и людей можешь передвигать. Я подошла к ней сзади, обхватила двумя руками за пояс и потянула. Сначала думала, что ничего у меня не выйдет. Но потом поняла, что если тянуть очень медленно, то все получится. Я подтянула ее вверх, выпрямила и она оказалась висящей дюймах в восьми от пола. Тогда я зашла спереди и протащила ее футов на шесть вперед, постепенно отпуская на пол. Потом собрала все пакеты и вложила ей в руки. Они так смешно торчали в разные стороны из ее растопыренных рук! Но я решила, что лучше не пытаться сгибать ей руки, потому что боялась, как бы не сломать их. Затем выбрала на полках подходящее платье, надела его и включила обычное время. Старушка подпрыгнула и уронила все свои бесчисленные пакеты. Милый, на лице у нее было такое неописуемое изумление! Потом она посмотрела на эскалатор, подобрала пакеты, снова посмотрела на эскалатор и опять выронила все пакеты. Это надо было видеть! Подобрав пакеты, она покачала головой и пошла к лифту. И тут я обнаружила еще одну удивительную вещь.

— Что же именно?

— В отделе спортивных товаров — на мне по-прежнему было надето взятое на прилавке платье — мальчишка подбрасывал баскетбольный мяч продавцу. Мяч висел в воздухе, и, проходя мимо, я толкнула его в сторону продавца. Продавец стоял с поднятыми кверху руками и ухмылялся. Через несколько мгновений мое время кончилось. Я совершенно обо всем забыла в универмаге, так это интересно! И тут я услышала за спиной глухой удар, ужасный крик и шум падения. Я оглянулась и увидела продавца, который валялся на полу, обхватив живот, а мальчик и его мать с удивлением смотрели на него.

— Малыш, ты слишком сильно бросил мяч, — сказала мама мальчику.

Они помогли продавцу подняться. Его лицо покраснело, как помидор. Женщина сказала, что она сожалеет о поступке своего сына. А продавец сказал, что она теряет отличный шанс. Он сказал, что маленькому паршивцу следует начать тренироваться, что место в Национальной лиге ему обеспечено и их ждут большие деньги. Женщина принялась возмущенно кричать, мальчишка заплакал, продавец завопил, что он подаст на них в суд за причиненный ущерб. Все это стало не интересно. Я выключила их всех, сняла это дурацкое платье, засунула в урну сумочку, в которую складывала деньги и с пачкой долларов вернулась к тебе. А потом я, кажется, немножко поиграла в софтбол.[7]облегченный вариант бейсбола

— В софтбол?

— Нет, не так. Сначала я собрала ключи от машин. Боже, милый, как странно идти мимо безмолвных автомобилей, зная, что стоит нажать на кнопку, как они с ревом понесутся вперед! Мне хотелось забраться в некоторые из них и вытащить ключи, но я боялась, как бы кто-нибудь случайно не разбился, поэтому я стала вытаскивать ключи из машин, которые остановились на красный свет. Там был один большой роскошный автомобиль с открывающимся верхом. Я засунула все ключи в урну на углу, забралась на заднее сиденье и нажала кнопку. Все автомобили начали гудеть, но ни один не мог двинуться с места. Парень за рулем повернулся, увидел меня и тут я ему так нежно-нежно улыбнулась, а он закрыл глаза и побледнел. Прежде чем он успел их снова открыть, я опять все выключила, вышла из машины и вынула ключи из всех автомобилей, которые остановились на другой стороне, после того как светофор переключился. Все так ужасно торопятся, милый, им полезно немножко отдохнуть!

— Я уверен, они были в восторге.

— Затем я пошла поиграть в софтбол, на дальнем конце пляжа. Здоровенный козел стал выпендриваться перед своей девицей: влез играть к маленьким ребятишкам и забивал мяч далеко в сторону. Ну, я и выбрала подходящий момент, когда мяч после удара одного малыша полетел в сторону этого громилы, нажала на кнопку и подтолкнула мяч, так что он потом угодил этому гаду прямо в брюхо. Его девица стала смеяться над ним. Тогда он схватил биту и собрался ударить мальчишку. Но я вовремя остановила его и отпихнула биту назад, пожалуй, даже слишком сильно, так что, если бы он не увернулся, не сносить бы ему своей глупой башки. Впрочем, ему хватило. Он, пошатываясь, побрел со своей девицей прочь.

— Да, у тебя было много дел.

— Я бы сказала, что сейчас уже полдень, но здесь у вас прошло так мало времени. Я успела поесть всякой вкуснятины — там, где мне никто не мог помешать. Потом наказала грубияна, который обижал свою жену. — Бонни Ли улыбнулась своим приятным воспоминаниям. — Маляры красили стены ресторана — так этого грубияна, совершенно голого, я покрасила ярко-зеленой краской, набила ему полный рот песку и оставила его рыдающим. Он рыдал, как большой толстый ребенок.

— Боже мой!

— Еще нашла противную женщину со злыми глазами, без конца терзавшую своего мужа за то, что он смотрит на молоденьких девушек. Он очень грустно лежал под шерстяным одеялом. Ох уж и дала я ей повод для беспокойства, это уж точно! Положила на него разом несколько хорошеньких девиц, так что все у них там перепуталось. Включила мир снова, и шерстяное одеяло стало похоже на живой клубок. Жена, конечно, стала вопить, но не думаю, что он слышал хотя бы одно ее слово, просто сидел и молча улыбался, странной улыбкой. Никогда в жизни я не получала такого удовольствия!

Но обо всем этом Кирби узнал позже. В тот момент, когда Бонни Ли одарила его трубкой, кольцом и розами, он не был окончательно уверен, что еще раз увидит ее. Скорее всего, вышло совсем не то, что планировал дядюшка Омар, если он действительно рассчитывал все и имел в голове какой-то план, который еще предстояло уяснить. Кирби положил кольцо в карман, закинул трубку в кусты, а розы сунул в урну. Продолжающаяся какофония гудков — пробка все разрасталась — начинала действовать на нервы. В море плавало множество женщин, которые орали что-то людям на берегу. Неожиданно Кирби заметил, что большое количество полицейских стало собираться со всех сторон. Они свистели в свистки, перекрикивались друг с другом, усиливая всеобщий хаос.

Когда молодой высокий полицейский проходил мимо, Кирби отвернулся слишком быстро. Полицейский резко остановился, подошел к нему, подозрительно оглядывая с ног до головы.

— Сними-ка очки, приятель, — сказал он.

— Но я только…

В руках у полицейского появился большой черный пистолет, направленный прямо в грудь Кирби.

— Дай-ка мне взглянуть на твои документы, парень. Помедленнее, помедленнее, не торопись. Если я буду нервничать, ты понимаешь — палец на курке…

Кирби очень медленно протянул полицейскому свой бумажник. Тот раскрыл бумажник, бросил на документы косой быстрый взгляд и ухмыльнулся!

— О, какие симпатичные десять тысяч долларов! Я просто в восторге! Только не забудь сказать, что это я, капрал Танненбаумер, поймал тебя. Ты ведь не забудешь, а? Обещай немедленно, а то быстро недосчитаешься зубов. Запомнил мое имя?

— Капрал Танненбаумер.

— Превосходно. А теперь руки на затылок. Вот так. Гарри! Эй, Гарри! Иди посмотри, кого я поймал!

Гарри тоже оказался стройным и загорелым, с таким же орлиным взором и также, как у Танненбаумера, слегка подпорченным полнейшим отсутствием мысли.

Гарри посмотрел на документы в бумажнике и воскликнул:

— Черт возьми, Тэнни, ну и везучий же ты! Никто, кроме тебя, не может свалиться в канаву и вылезти оттуда со слитком золота. Хочешь, я сбегаю за сержантом?

— Нет, Гарри, про сержанта забудь, и ты получишь тысячу. Мы сами сдадим его, а сержанту предоставим разбираться со всеми этими безобразиями.

— Две, Тэнни.

— Полторы. Это мое последнее слово.

— Нам придется тащить его довольно далеко, Тэнни.

— Доставай наручники, пристегнем его ко мне.

— Почему не ко мне?

— Боюсь, Гарри, что за десять тысяч ты трахнешь меня по башке и оставишь лежать здесь на песочке. Так что давай не будем спорить. Что там, кстати, происходит?

— В одном донесении говорится, что на пляже полно голых девиц, Тэнни, и их там действительно полным-полно. А в другом, что человек сорок разом потеряли ключи от зажигания, их автомобили приходится растаскивать. И еще поручено поймать голого парня, покрашенного в зеленый цвет. Похоже, все это специально подстроено для того, чтобы можно было в суматохе обчистить магазин. Ну да нам с тобой, Тэнни, на это все наплевать. На сегодня мы свое уже отработали.

— Это была моя работа, понял? А свои полторы тысячи ты получишь после того, как я получу награду за этого пижона. Давай сюда наручники, Гарри.

Танненбаумер встал рядом с Кирби и протянул левую руку. По инструкции Кирби следовало протянуть правую, и ему ничего не оставалось, как сделать это. Гарри достал наручники и взглянул на одежду Бонни Ли, лежавшую кучей на песке.

— Чьи это вещи?

— Это? Да всего лишь женская одежда! Может, он хотел переодеться, чтобы его не узнали. Ты что, специально тянешь время, хочешь, чтобы нас увидел сержант? Если это случится, не сомневайся, он хапнет себе всю награду, а нам даст по сигаре и по выходному. Так что лучше поторопись!

Гарри уже собрался было защелкнуть наручники на сдвинутых руках, как неожиданно сам оказался в наручниках.

Танненбаумер сердито посмотрел на него.

— Какого дьявола, Гарри, ты опять тянешь время?

— За что вы его арестовали? — требовательно обратилась к ним внезапно появившаяся рядом Бонни Ли.

Гарри и Танненбаумер оба повернулись и уставились на нее.

Танненбаумер сказал:

— В нашем штате, красотка, запрещается появляться в нижнем белье в общественных местах. Оденься, а не то мы и тебя арестуем.

— Сними с меня это, Тэнни, — грустно сказал Гарри. — Ключ у меня в кармане рубашки.

— Смотри, Винтер, если ты побежишь, пока я буду занят, тебе обеспечена дырка в колене величиной с кулак!

Танненбаумер расстегнул наручники и тут же оказался прикованным к Гарри.

— У меня, наверно, рука соскользнула, — сказал он извиняющимся тоном. — Где ключ?

— Он у тебя, Тэнни.

— Он был у меня.

— Наверно, упал в песок, а?

— Гарри, мне кажется, сюда сейчас придет сержант. А тебе, красотка, надо бы одеться.

— Мне что-то не хочется, — сказала Бонни Ли.

— Если бы я не был так занят, тебе бы обязательно захотелось. Только вот чего, а, Тэнни?

— Помолчи. Я думаю. Ага, вот что нам нужно сделать. Мы прикуем его ко мне с другой стороны и все вместе пойдем в участок.

— Но втроем мы будем очень странно выглядеть, Тэнни.

— Ничего другого нам не остается.

— А как же мы поведем машину?

— Так и сядем втроем спереди. Давай сюда руку, Винтер. Гарри, я давал тебе мой пистолет?

— Ты, Тэнни, мне ничего не давал. Эй, девушка, ты видела, чтобы он давал мне пистолет?

— Разберемся без нее. Дай мне твой пистолет, Гарри.

— Дьявольщина, у меня его тоже нет. Похоже оба они упали в песок. Тэнни, что-то у нас не очень получается с этим арестом, как ты считаешь?

— Если они упали в песок, то куда они делись?

— Мы же ходили взад-вперед. Может быть, их засыпало песком.

Пока они шарили в песке, Бонни Ли протянула Кирби золотые часы и сказала тихо:

— Унеси меня отсюда, милый. Я не смогу унести тебя.

Танненбаумер повернулся и закричал:

— Отойди от…

И неожиданно превратился в красную статую в жутком свете умирающего солнца. Кирби посмотрел на часы. Серебряная стрелка показывала, что у него в запасе двадцать минут. Он подумал, что следует торопиться, но затем вспомнил, что пока часы с ним, в его распоряжении ровно столько времени, сколько потребуется. Он засунул часы в карман. Затем обхватил Бонни Ли за талию. Она напоминала каменную статую, покрытую слоем твердой резины. С большим трудом он оторвал ее от земли и, подняв на несколько футов в воздух, отпустил. Обойдя кругом, взялся руками за окаменелые округлости под зелено-голубым нейлоном и, упираясь ногами в песок, сдвинул висящее тело в сторону. Он был рад убедиться в том, что сможет утащить Бонни Ли отсюда, но усилие, которые пришлось приложить, чтобы сдвинуть ее с места, несколько его расстроило.

Оставив тело Бонни Ли висеть в воздухе, Кирби осмотрелся. Здравый смысл подсказывал, что неумно оставлять двух полицейских уставившимися в пустоту. Если бы ему удалось убедить их, что они просто обознались, это помогло бы избежать многих неприятностей в будущем. Он направился к расположившейся невдалеке красной стойке с прохладительными напитками, окруженной красными статуями. Сначала выбрал подходящую девушку. Та была такого же роста, как Бонни Ли, блондинка, и весьма хорошенькая, если бы не один недостаток: почти полное отсутствие подбородка. Чем меньше она будет весить, подумал Кирби, тем легче он с ней справится. Когда он снимал с девушки короткую юбку, это напомнило ему операцию открывания консервов. С блузкой пришлось повозиться подольше. Черные шелковые штанишки и белый кружевной лифчик он оставил. Перетаскивая девушку, Кирби методом проб и ошибок обнаружил, что выгоднее всего тащить тело, положив плашмя и продев ноги себе под мышки. Он поставил неподвижную статую на то место, где прежде стояла Бонни Ли и вспомнив, что лучше снять с себя туфли, чтобы они не мешали, отправился за мужчиной. Перетаскивать людей в красном мире было весьма тяжелым занятием. Стоило перестать прикладывать усилие, как всякое движение мгновенно прекращалось. Когда Кирби дотащил, наконец, незнакомца, который напоминал его самого разве что комплекцией, он уже тяжело дышал, а ноги дрожали от перенапряжения. Развернув мужчину, Кирби поставил его туда, где недавно стоял сам. Потом снова взялся за Бонни Ли, приладив ее в положение, удобное для дальнейшей транспортировки, и присел, чтобы отдохнуть и обдумать все детали. Из кармана Танненбаумера он достал изъятый бумажник и, засунув одну из визитных карточек на имя Кирби Винтера в бумажник незнакомца, положил свой обратно в карман. Одежду Бонни Ли он подобрал и засунул подмышку, сумочку Бонни Ли, ее и свои туфли втиснул себе под рубашку, и, сильно наклонившись, потащил ее в сторону автомобильной стоянки, до которой было сотни две ярдов. По дороге пришлось несколько раз отдохнуть. Во время одной из таких остановок он догадался, как можно облегчить себе задачу. Он осторожно раздвинул ноги Бонни Ли, согнул их и, зацепив себе за плечи, двинулся вперед, придерживая снизу за деревянные колени.

Совершенно неожиданно мир снова засиял всеми красками. Тело Бонни Ли, с многократно умноженной внезапным переходом силой, врезалось ему в спину. Кирби рухнул на песок, головой вперед, а она, перевернувшись в воздухе и завизжав от страха, обрушилась сверху. Кирби сел и, отплевываясь, обернулся. Девушка без подбородка вопила, запрокинув голову, а скованные полицейские бросились на подменного Кирби незнакомца.

— Почему ты не смотрел на часы, негодяй! — заорала на него Бонни Ли.

— Ты не ушиблась?

— Да на мне живого места нет, ты, тупица! Какого дьявола…

Кирби погрузил ее в красную тишину. Поднявшись, он посмотрел на циферблат и отметил, что теперь в его распоряжении полчаса. Вернув Бонни Ли в горизонтальное положение, он потащил тяжелую ношу к стоянке. Там, в укромном месте, закрытом от дороги живой изгородью, Кирби осторожно поставил девушку на ноги и прислонил к стволу дерева. На милом лице так и застыло возмущение. Он попытался бережно отряхнуть песок, набившийся в ее волосы при падении, но песчинки оставались нимбом висеть в воздухе вокруг головы. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что здесь они в безопасности, Кирби нажал на колесико часов.

— …ты пытаешься сделать? — докончила она, пошатнувшись. Затем осмотрелась. — О!

— Прости. Время неожиданно кончилось, — извиняющимся голосом сказал Кирби.

— Ты должен быть внимательней, милый. Так можно и пришибить кого-нибудь ненароком. Стоит только подтолкнуть случайно, а тут мир включится — и он летит к дьяволу! Вот я, например. Увидела парня, выходящего из моря, подошла — а это мой знакомый, он как-то доставил мне кучу неприятностей, в «Рио». Но я и подняла его в воздух да пихнула хорошенько обратно, а потом нажала на кнопку. Он летел, как из пушки, вопя и переворачиваясь, и рухнул в воду футах в пятидесяти от берега.

— Тебе больно?

Бонни Ли потрогала плечо, затем бедро.

— Как-будто сильно обожглась, милый. Но это ерунда. Что мы будем делать дальше?

— Для начала оденемся.

— Разумно. Пресвятая дева Мария, я совсем выдохлась! Где полицейские?

— Возятся с другим парнем.

— Ты подсунул его вместо себя?

— И девицу тоже.

— Пришлось потрудиться?

— Пришлось. Впредь мы должны соблюдать осторожность, Бонни Ли. Если будет происходить слишком много событий, которые невозможно объяснить, возникнет подозрение, что…

Она застегнула пуговицы на блузке и вытряхнула остатки песка из волос.

— Разве ты не знаешь, Кирби, что даже если людям чего-нибудь не понятно, они все равно придумают разумное объяснение, которое их вполне успокоит. Если парень начинает летать, как птица, он объяснит это чистотой помыслов и хорошо поставленным дыханием. — Она открыла сумочку, вытащила помаду и подкрасила губы. — Милый, дай-ка мне эти прелестные часы, на минутку.

— Извини. Мы сейчас садимся в машину и уезжаем отсюда.

— Что-то ты раскомандовался…

Они сели в ее маленький «Санбим». Выезд со стоянки был свободен. Выруливая к нему, Бонни Ли вдруг нажала на тормоз. Она нахмурилась, о чем-то сосредоточенно думая. Двигатель продолжал гудеть, Бонни Ли серьезно посмотрела на Кирби.

— Что-нибудь случилось?

— Я кое-что сообразила. Пока мы едем, не вздумай трогать часы. Машина остановится, как вкопанная, но ты-то не остановишься. Мне придется соскабливать тебя с ветрового стекла.

— М-да… спасибо… Кстати, что ты такое натворила, что началась вся эта паника?

— Много чего. Потом расскажу.

— А куда мы едем?

— Нам нужно сейчас в безопасное место, не так ли? Для тебя я нарушаю свою первую заповедь, Кирби. Никогда нога мужчины не переступала порога моей квартиры. Впрочем, приличия мы не нарушим. Ты ведь можешь пробраться туда незаметно?

— Как это?

— Милый, иногда ты кажешься мне безнадежным тупицей.

— А, черт, конечно. Извини.

— Сколько сейчас времени?

— Двадцать минут двенадцатого.

— Утра?

— Утра, Бонни Ли.

Она снимала квартиру с гаражом в старой части города, в огромном доме, построенном в затейливом испано-мавританском стиле. По словам Бонни Ли, весь дом, точно улей, делился на множество отдельных квартир-ячеек, где обитали в основном старые девы с небольшим доходом.

— То, что я ухожу и возвращаюсь в любое время дня и ночи и то, чем я занимаюсь, дает им пищу для бесконечных сплетен, — объясняла Бонни Ли. Но они отпугивают мужиков, которые приходят морочить мне голову. Это делает их весьма полезными, поэтому я стараюсь поддерживать с ними со всеми хорошие отношения. Они меня любят, носят пирожки и говорят всякую чепуху.

Описав, как найти ее квартиру, она выпустила его из машины за квартал от дома. Кирби погулял минут десять по соседней тихой улочке, густо засаженной деревьями. Наконец, решив, что ждет уже достаточно, и убедившись, что никто за ним не наблюдает, он перешел в красный мир. Туфли в красном мире удобнее было нести в руках. Босиком он направился к дому, где жила Бонни Ли. Над небольшим фонтаном прямо по центру красноватого газона повисли в неподвижном воздухе розовые капли воды. Маленькая собачка замерла под деревом, навострив мохнатые уши.

Кирби миновал трех старушек, сидящих за круглым металлическим столиком в тени большого пляжного зонтика, с открытыми ртами и застывшими вязальными спицами в руках, вошел в распахнутые ворота гаража, свернул направо, как ему велели, и поднялся вверх по лестнице. Входная дверь не была заперта, но ему пришлось все же с ней повозиться. Она казалась такой же тяжелой, как дверь мощного сейфа. Внутри повисло гнетущее красное марево, но окинув взглядом квартирку, увидев соломенную мебель, веселый рисунок обоев, многочисленные коврики и подушечки, он с удовольствием отметил, что при обычном свете это будет уютное гнездышко. На стенах висели в рамках рекламные плакаты Бонни Ли, и он одобрительно оглядел их сквозь кровавый сумрак.

Сама хозяйка сидела в спальне, на скамеечке у туалетного столика. Она только приспустила блузку с правого плеча, собираясь смазать кремом полученную при падении ссадину. Кирби продолжал осматриваться. Большая кровать, на окне — декоративные решетки, на широком подоконнике — ваза с увядшими цветами. Все ему очень нравилось. Можно было возвращаться в нормальный мир, но в задумчивости Кирби медлил. Оставалось еще почти пятнадцать минут. Слишком много событий промчалось за совсем короткий промежуток времени, и он устал. Голова Бонни Ли застыла, повернутая к плечу и наклоненная. Кирби подошел, поцеловал девушку в шею, напоминающую полированное дерево, и опустился на постель. Твердость и неподатливость кровати на миг удивила его, пока он не вспомнил, что в красном мире все застывает и твердеет, сопротивляясь любому движению.

Он принялся рассматривать Бонни Ли, сидящую в шести футах от него. Ее стройная спина была изогнута дугой, плечи изящно развернуты, талия тонкая, желтые брюки маняще подчеркивали линию бедер. Что-то удивительно знакомое почудилось в этой неподвижной прелестной фигурке и только спустя несколько мгновений он вспомнил, что именно. Два года назад Кирби видел чудную телепьесу, которая его захватила, фантазию об ожившем манекене с витрины магазина. Долго потом представлялась ему в мечтах элегантная блондинка с роскошными волосами — Анна Фрэнсис, кажется. Она не нашла счастья среди живых, и ее заставили вернуться в магазин на прежнюю витрину. В конце она снова превратилась в безжизненную статую, демонстрирующую модное легкое платье.

Такой же неподвижной и как будто нереальной была сейчас и Бонни Ли, но стоит ему переместить палец на четверть дюйма — и она оживет. До сих пор у него не хватало времени сесть и серьезно поразмыслить о том новом, что ворвалось с нею в его жизнь. Сейчас такая возможность появилась: пятнадцать минут, которые остальной мир использовать не мог. Глядя на Бонни Ли, он чувствовал безграничную нежность и огромная благодарность переполняла его. С чудесной легкостью она увела его от тысяч сомнений, мнительных страхов и ущербных мечтаний к несколько запоздалой, но от этого не менее восхитительной зрелости. А как просто было бы теперь, обретя наконец желанную уверенность в себе, недооценить этот дар, бросив ей в лицо те же высокомерные упреки, какие с важным видом бросает молокосос только что соблазненной им девушке: глупая, аморальная, пустая. Нет, он не безмозглый, самонадеянный негодяй, чтобы платить ей такой монетой!

Бонни Ли подарила ему новое видение мира. Он и на себя стал смотреть совсем по-другому. Если раньше он считал неполноценность Кирби Винтера уникальной и единственной в своем роде, то теперь множество подобных Кирби Винтеров представились ему, когда нужно улыбающихся, когда нужно говорящих комплименты, умеющих поддержать легкий флирт, но в ужасе убегающих при первом намеке на более серьезные и близкие отношения.

Он опять вспомнил, как барабанил дождь по крыше старого «Гудзона», как зловеще и бессвязно бормотала Хейзел. Недели упорных и в глубине души уже наскучивших приготовлений завершились так быстро, так бездарно и неуклюже! Ровно столько же удовольствия он получил бы, если бы свалился под сенокосилку. В памяти Кирби встало некрасивое, худое, в оспинках лицо, перекошенное в сумраке презрением, когда она залезала обратно в юбку. Он вспомнил отвратительные слова, раз и навсегда запечатлевшие его ущербность, оставившие кровавую рану в его душе: «Ты и проклятия не стоишь, парень. Обладание молотком никого еще не делало плотником, запомни. А теперь отвези-ка меня в город. Я скажу, куда».

И никого рядом не оказалось, чтобы спасти рухнувшего пилота, быстро пересадив его на другой самолет. И вот он потерял уверенность в том, что умеет летать. И оставался пилот на земле тринадцать лет, замкнувшись в скорлупе одиночества, — до тех пор, пока Бонни Ли своими поцелуями не стерла запечатленные в душе слова и не заживила рану. Он был спасен.

Оставалось пять минут.

Кирби взвесил часы на ладони. Это был единственный предмет, неподвластный законам красного мира. В душе зашевелился благоговейный страх перед теми бесчисленными возможностями, которые открывались их владельцу, перед необъятностью искушений, от которых разбегались мысли и захватывало дух. В часах заключалась абсолютная власть и безграничная свобода, но свобода, доведенная до той черты, откуда один шаг до нового, страшнейшего порабощения. Достаточно ему проявить слабость, и все недостатки, какие у него есть, превратятся в слепые, жгучие страсти: болезненная тяга к женскому полу — в жажду разврата, мелкое тщеславие — в непомерную гордыню, денежная щепетильность, естественная для небогатого человека — в безудержное корыстолюбие. Преследуемый этими страстями, он навсегда останется в рабах у собственной власти над временем.

Он понял, что должен впредь быть очень осторожным, что не следует бездумно доверяться всем своим желаниям. Ответственность, наложенная самим фактом обладания часами, чрезвычайно серьезна. Их использование должно опираться на твердую этическую основу. И, кроме того, он обязан всегда помнить о том, что необходимо скрывать назначение и возможности устройства от остального мира.

Предположим, думал Кирби, что таких часов в мире появилось пятьдесят или пятьсот. Что тогда? Тогда хаос, анархия и страх.

Неожиданно он вспомнил про Омара Креппса и благоговейное восхищение перед этим человеком охватило его. Двадцать лет дядюшка Омар провел, обладая безграничной властью, этим своеобразным преимуществом перед всем человечеством, и все же ему удалось сохранить секрет. Если бы каким-нибудь неосторожным поступком, он раскрыл бы свои возможности, другие могли бы немедленно начать исследования в том же направлении. Очевидно, дядюшка Омар понял, что его открытие превратит мир в сумасшедший дом, если только станет общим достоянием. В поведении Омара Креппса проступала тщательно обдуманная система. Он успокоил общественное мнение, вернувшись после своего громкого выигрыша и сознательно проиграв сумму почти такую же, какую выиграл. Он сделал фокусы своим общеизвестным хобби — чтобы скрывать свои промахи, которые, конечно, случались. Он избегал любой рекламы. Он спрятался за огромным богатством, приобретенным слишком быстро. Однако, людская память коротка. Он знал это, и действительно, все вскорости уверовали: предки Омара Креппса — богачи еще с прошлого века.

Шум, свет и движение ворвались внезапно, но не прошло и двух секунд, как Кирби вновь перевел серебряную стрелку назад, опять остановив реальное время. Рука Бонни Ли скользнула по плечу вверх, голова слегка повернулась. Кровать прогнулась под тяжестью тела, но тут же снова затвердела. Лежать, однако, стало удобней.

Каким же образом дядюшка Омар приобрел деньги? Каким образом он нажил свой огромный капитал? Не мелким же воровством по магазинам! А что такое, собственно, капитал, принялся размышлять Кирби. Ни что иное, как абстракция, тесно связанная с циркулированием неких кусочков бумаги. Манипуляции с ценными бумагами после уяснения основных принципов не должны оказаться слишком уж сложными. Кирби представил себе дядюшку Омара, деловито использующего время красного часа, делающего необходимые отметки в разных бумагах. Красное время давало ему те же преимущества, которые дает знание будущего! Ну а затем, после накопления достаточной суммы, он мог спокойно передать все дела Корпорации Креппса. Деньги, как известно, к деньгам, — когда их, конечно, много.

Но если Омар Креппс понимал, какую опасность несет его изобретение человечеству, почему же он не унес его с собой в могилу?

Разгадка, вероятно, заключалась в самолюбии дядюшки Омара. Кто-то же должен был узнать о его гениальности! Вот почему он избрал Кирби своим наследником, преемником этой фантастической власти, посчитав его способным нести бремя и успешно пользоваться плодами. Чтобы подготовить племянника, он дал ему блестящее образование, чтобы оно помогло тому в раскрытии всех возможностей полученного изобретения. Выбор предметов, на изучение которых дядюшка настаивал и которые казались тогда никому не нужными, теперь приобретал новый смысл. Социология, психология, философия, древняя история, археология, языки, семантика, эстетика. И после колледжа в течение одиннадцати лет избранник Омара Креппса не просто проживал годы, а продолжал свое обучение, упражняясь в принятии самостоятельных решений. Его с этим не торопили, не тормошили, он учился делать все не спеша, хорошенько обдумав, но обязательно соблюдая секретность и осторожность. Одинокий образ жизни должен был стать для него привычкой.

Кирби понял, сколь идеальную для обладателя абсолютной власти подготовку он получил. Риск того, что устройство послужит как инструмент для насилия, для случайных развлечений и в целях наживы, сведен до минимума. Нового владельца подготовили к использованию изобретения на благо всего человечества.

Но почему, в таком случае, дядюшка Омар заблаговременно не открылся ему? Считал ведь он, что у Кирби недостаточно сил и душевной твердости, и обращался с ним терпеливо, и даже сказал как-то мистеру Винтермору, что племянник-простофиля. Так что не логичнее ли было все-таки объясниться заранее? А вместо этого он, как будто сознательно, запутал ситуацию. Отдал только часы, без объяснений. Сначала — часы, а год спустя — письмо. Кирби уже знал, что письмо как-то связанно с часами. Но почему через год?

А что, если б он засунул часы куда-нибудь и забыл бы о них? Если бы, находясь в самолете, в автомобиле или в поезде стал, ни о чем не подозревая, передвигать серебряную стрелку. И почему дядюшка Омар дал ему и Вильме Фарнхэм такие инструкции, что сразу после его смерти они оказались в крайне затруднительном положении? Он, конечно же, не мог не предвидеть, что это произойдет.

Распутать сей головоломный узел Кирби никак не удавалось.

Впервые самым тщательным образом он изучил часы. Выгравированные инициалы О.Л.К. едва виднелись. Рядом с головкой находились маленькая выемка — для открывания задней крышки. Поколебавшись немного, Кирби подцепил ее ногтем и вскрыл. Внутри оказался еще один корпус цельнометаллический. На внутренней поверхности крышки было выгравировано еще что-то, точно таким же шрифтом, что и инициалы на другой стороне. С некоторым усилием Кирби перевел с латыни: «Время ждет лишь одного». Выражение весьма характерное для своеобразного юмора Омара Креппса. Кирби захлопнул крышку и впервые задумался над сущностью самого открытия. Естественно предположить, что для такого сильного воздействия на пространство и время необходим мощный источник энергии. Часы были довольно тяжелыми. Конечно, замедлить время невозможно чисто механическим путем. Кирби поднес часы к уху, и опять ему показалось, что он слышит звучание слабой музыкальной ноты, напоминающее гудение далекого ветра где-то в проводах высокого напряжения. Интересно узнать, как долго смогут они работать. Информация об этом, по-видимому, содержится в письме.

А что если Винтермор пробовал переводить серебряную стрелку, когда часы находились у него? Кирби почувствовал внезапное раздражение. Как мог дядюшка Омар, с его умом, так много отдать в руки случаю!

Что же дальше? Тщательно и аккуратно планируя каждый шаг, он сможет, с помощью часов, решить любые вставшие перед ним проблемы. Но прежде всего он должен успокоить общественное мнение, загасить интерес к своей особе и впредь избегать новых вспышек. Всеобщая известность, как прекрасно понимал дядюшка Омар, делает жизнь совершенно невозможной. Тебя найдут и на краю земли — сумасшедшие, вымогатели, фанатики, маньяки или репортеры.

Начало получилось неудачное. То, что он допустил, чтобы часы попали в руки Бонни Ли, было непростительным нарушением оказанного ему доверия. С часами следует обращаться с осторожностью и почтением, как с кобальтовой бомбой. Четырежды он попытался сбежать из-под опеки дядюшки Омара в непритязательную жизнь малых достижений и скромных удовольствий, в жизнь среднего обывателя. Теперь для этого утерян последний шанс. Если только он не струсит и не откажется от взваленной на него ответственности, разбив часы или забросив их в море. Сейчас, однако, даже думать об этом безумие: как-то же, надо выкарабкиваться из того положения, в котором он очутился:

У него снова оставалось пять минут. Кирби посмотрел на Бонни Ли и внезапно мощная волна желания поднялась в нем. Его влекло к этой девушке неудержимо, но в бурном порыве чувства появилось что-то новое, прежде небывалое. Год назад в Риме его тоже тянуло к женщине, которую звали Энди, тянуло ничуть не меньше, но тогда, издерганный неудачами, он весь находился в каком-то болезненном перенапряжении. Постоянное разочарование раздувало значение секса до размеров чудовищной преграды, взять которую становилось чуть не главным делом жизни. Все прочие стороны его существования были ущерблены и унижены: он мало о них думал. Душа его превратилась в непропорционального уродца с огромной головой и хилыми недоразвитыми членами, на все его дела и поступки легла печать неуверенности и неудачи. Теперь все встало на свои места. Значимость секса уменьшилась, в душе восстанавливалась гармония частей. Секс переставал быть манией. Из сферы нездоровых вожделений и мечтаний Кирби вступил на твердую почву. Отдаваясь порыву страсти, он чувствовал счастливое умиротворение и безоглядное спокойствие. Даже в шутливой форме он не мог бы подумать сейчас о том, о чем раньше болезненно грезило его истомленное воображение.

Я был хромым, подумал Кирби, я видел, как все вокруг весело ходят, бегают, и прыгают, и сознание ущербности окрашивало каждый мой шаг. Я только изо всех сил старался делать вид, что у меня ноги в порядке, чтобы никто не заметил, что я — инвалид. Теперь же я твердо стою на ногах, я выздоровел, и хотя радость и желание двигаться по-прежнему не оставляют меня, я понял, что ходить — не значит жить. Жизнь этим не исчерпывается. Я стал полноценным человеком.

Кирби подошел к Бонни Ли, наклонился и, едва коснувшись ее неподвижных губ, перешел в мир света, движений и красок. Мягкость и тепло вернулись мгновенно, и она, вздрогнув, вскрикнула от неожиданности. Ее карие глаза сузились.

— Совсем незаметно, — прошептала она, — я чуть не выпрыгнула из туфель ты, паршивец! Это то, к чему никогда нельзя привыкнуть, милый.

Бонни Ли, вытерла крем с пальцев, вышла в соседнюю комнату и закрыла входную дверь. Вернувшись, скользнула в его объятия, легко поцеловала его в подбородок и широко, сладко зевнула.

— Кирби, я совершенно измотана. — Она высвободилась из его объятий, присела на кровать и снова зевнула. — Не подходи к окну, а то тебя заметит кто-нибудь их моих любопытных старушек.

— Нам есть о чем подумать, Бонни Ли.

Она сбросила босоножки и вытянулась на кровати.

— Не хочу ни о чем думать, пока не посплю. А ты не желаешь вздремнуть?

— Да, пожалуй. — Кирби подошел, сел на край кровати, наклонился и вторично поцеловал ее в губы.

Она усмехнулась.

— О, я вижу, ты совсем не так уж сильно хочешь спать.

— Бонни Ли!

— Нет, милый. Это будет напрасная трата сил и таланта. Пожалуйста дай мне поспать, а там посмотрим. И самому тебе необходимо поспать. Ты бы прилег на диван, отдохнул, успокоился.

— Я не могу терять время на сон, когда столько…

Внезапным жестом она заставила его замолчать, прикусила губу и сказала:

— Дай-ка мне часы, милый.

— Я бы не советовал тебе сейчас…

— Я ничего особенного и не собираюсь делать, глупый! И обманывать тебя не собираюсь. Дай их мне.

Поколебавшись, Кирби неохотно протянул часы Бонни Ли. Девушка сразу нажала на колесико. Ему почудилось, что он видит легкую тень движения, она уже лежала совсем в другом положении, свернувшись калачиком, часы в нескольких дюймах от ее расслабленной руки, глаза закрыты, дыхание медленное и спокойное сквозь полуоткрытые губы. Кирби позвал ее, но Бонни Ли не отвечала. Тогда он потряс ее за плечо. Простонав, она протянула руку к часам. В следующее мгновение она уже лежала совершенно обнаженная. Только что была одета, а через миг ее одежда очутилась в воздухе, падая на пол. Он снова разбудил ее, девушка что-то пробубнила сквозь сон, потянулась к часам и снова оказалась в другом положении. На этот раз, только он коснулся ее плеча, как она тут же проснулась. Веки слегка припухли, как после долгого сна. Она сладко зевнула и с наслаждением потянулась. Все это продолжалось, включая пробуждение, всего несколько минут.

Улыбнувшись ему, она негромким, чуть хрипловатым голосом протянула:

— Как хорошо! Целых три часа. Теперь давай ты. — Она подвинулась, освобождая ему место. — Устраивайся сразу поудобнее, милый. Эта чертова кровать и подушка становятся жесткими как камень. И лучше сразу разденься, — одежда страшно мешает.

Кирби растянулся на кровати и, полным поворотом стрелки обеспечив себе час времени, включил красный мир. Бонни Ли казалась вырезанной из полированного красного дерева. Она опиралась на локоть и улыбалась ему. Лежа в жесткой вмятине, образовавшейся под тяжестью его тела, Кирби пытался заснуть, но одежда действительно стесняла. Он поднялся с кровати и сделал попытку раздеться, но одежда была, как толстая жестяная фольга. Тогда он возвратился в привычный мир и повернувшись к Бонни Ли спиной, принялся быстро скидывать с себя все, что на нем было. От непривычки лицо его горело. Никогда еще ему не приходилось при дневном свете раздеваться перед женщиной. Справившись с этим делом, Кирби, торопливо и неуклюже бросился обратно в кровать, нырнул в красный мир и тут же заснул. Неожиданно пробужденный чьим-то прикосновением, он увидел лицо Бонни Ли на подушке в нескольких дюймах от своего лица.

— Поспи еще часок, милый, — прошептала она. — Или два, я могу подождать.

Он снова вернулся в красное безмолвие, а когда вторично проснулся, то увидел перед собой то же улыбающееся лицо.

— Ну как, здорово получается? — прошептала она.

Он зевнул, восхищаясь той быстротой, с которой она нашла применение часам дядюшки Омара. Прошло бы немало времени, прежде чем он сам додумался бы до чего-либо подобного.

— Дядюшка Омар обладал замечательной способностью обходиться почти без сна. Мы часто удивлялись по этому поводу.

— Да, неслабую штуку придумал твой старикан, Кирби! Всего минуты две прошло, как я проснулась, никак не больше. Хочешь еще немного поспать?

— Н-нет. Сейчас нет.

— Ты знаешь, и мне тоже не хочется, — прошептала Бонни Ли.

Она придвинулась к нему и прижалась теплым шелковистым бедром. Ее лицо находилось так близко, что ему был виден только огромный коричневый глаз, влажный и яркий. Он чувствовал тепло ее дыхания.

— Как замечательно тебя любить, Кирби. — Она сладко вздохнула. — Ты такой милый. И такой… немножко… испуганный. Я начинаю чувствовать, что это так важно, так важно. И вся становлюсь, как пастила или теплый суп, а сердце начинает стучать: тук-тук-тук — вот здесь, в горле, и, кажется, я вот-вот заплачу. Давай будем делать это медленно и нежно. И говори мне ласковые слова, а я их стану тебе повторять.