Онлайн чтение книги Дивизия цвета хаки
Предбанник

Помните, были такие мягкие плетеные советские чемоданы? Пластмассовые. Ремни у них рвались, как бумага. Вот такой баул я набил в Афганистан. Было предписано взять: шинель, куртку и штаны ватные, повседневную и полевую форму, а также парадную в полном сборе с тканым ремнем. Ну, последнее – уж фиг! Да и бушлат я не взял. А «повседневку» – пришлось. Нужно будет представляться. Не в полевой же форме щелкать каблуками и вещать звонко-деревянно о «прибытии в распоряжение»!

Из всего, что я взял с собой, самым полезным впоследствии оказался фонарик, фотоаппарат и фотопленки.

Киев, политуправление военного округа, аэропорт – все слилось и успешно стерлось в памяти. С политуправой Киевского военного округа у меня сложились особые отношения. Не место о них здесь рассказывать, но стоит упомянуть, что на редкость сучья была организация, как в начале восьмидесятых, так и в конце, перед развалом СССР.

В Ташкенте, преддверии Афгана, нас разместили в гостинице штаба Туркестанского военного округа. Это была хорошая, не только по военным меркам, гостиница. Еще через день ожидания привели в политуправление округа и усадили в пустом классе. Кафедра, классные столы, на стене лишь одно украшение – рельефная карта Афганистана. Мы столпились возле этой, редкой по тем временам, карты и оживленно прикидывали, где будет лучше. Все почему-то хотели поближе к Пакистану. В Кандагар, Джелалабад...

Пришел кадровик, огласил места назначения. Мне выпал Кундуз, 201-я мотострелковая дивизия. Ответственный секретарь дивизионной газеты. «Там корреспондент молодой. Тоже с Украины. А редактор готовится в академию», – многозначительно посмотрел на меня кадровый майор. Понял. Только не за должностью еду. И так повысили. Ведь был-то корреспондентом, а теперь ответсек!

Кадровик ушел. Его место занял худой черный армянин в подполковничьих погонах, но совсем не военного вида. Он пожурил нас за гвалт и прочитал короткую лекцию об Афганистане, обычаях и традициях афганцев. Потом пришел медик, застращал по поводу сырой воды и местных продуктов. В перерыве, пока готовились наши заграничные паспорта, мы вновь толпились у карты. Здесь я и нажал на затвор «ФЭДа». Никого из тех, кто запечатлен был на этом снимке в конце марта 1981 года, я больше не видел. Ни в Афгане, ни после. Впрочем, это были политработники. Свою братию конечно бы встретил. Хотя правды ради надо сказать, что у журналистов ВУС (военно-учетная специальность) проходила по кадрам политработников. Да мы и были ими, в конце концов. На мой «ФЭД» недовольно зыркнул небольшого роста плотный капитан. По годам вроде ровесник, на шитом кителе полковничьего сукна диковинный знак – комсомольский значок с профилем Ильича в окружении толстого серебристого венка из дубовых листьев, и все это медальное великолепие на фоне пятиконечной звезды. Глаза у капитана были замечательные – острые, спрятанные в припухших бровях. Татарские, точнее, татаро-монгольские глаза. Волчьи глаза.

– Рамазанов кто?

– Я.

Капитан отвел меня в угол класса и рассказал в общих чертах, где мне придется служить, с кем, спросил об опыте работы. Имел право – несмотря на скромное звание, он был старшим инструктором по печати политуправления округа. В Киеве на этой должности сидел вальяжный, не подступиться, полковник.

– Я буду у вас в редакции через неделю. Входи в суть дела. Ребята там хорошие, опытные.

Я поинтересовался насчет знака.

– «Воинская доблесть». Знак ЦК ВЛКСМ.

Мог ли я тогда предположить, что с этим капитаном – Валерой, Валерием Петровичем Буниным, судьба будет нас крестить по жизни и службе от Афгана до Польши и Чечни без малого двадцать лет...

Кстати, перед кадром в классе политуправы ТуркВО есть еще один. Не хотелось бы вспоминать, но... На нем, улыбаясь в объектив, стоит на ступеньках редакции «Гвардейца» офицер, который, узнав, что мой рапорт об отправке в Афганистан был принят, пошел в особый отдел белоцерковской дивизии и заявил: «Рамазанов рвется в Афганистан, потому что нерусский. Может и перебежать». Особисты буквально ошалели от такого доноса. А потом заподозрили, что у «доброжелателя» не все в порядке с головой. Во всяком случае, куратор редакции, очень интеллигентный и умный сероглазый майор, с печалью в голосе мне об этом рассказал за день до отбытия в Ташкент. Нарушал, конечно, он правила их тогдашней конторы. Но ведь там тоже сумасшедших сексотов не привечали.