Онлайн чтение книги Джарел из Джойри Jirel of Joiry
Часть IV. ТЕМНАЯ ЗЕМЛЯ

Глава 1

Отныне в замке Джойри безраздельно властвовала смерть. Госпожа Джарел, недавняя правительница славного замка, добровольно уступив свои регалии и полномочия непобедимой для любого смертного создания сопернице, тихо лежала на постели в огромном гулком холодном зале. Ее рыжие волосы языками угасающего огня разметались по подушкам, обрамляя обращенное в мертвенно-белую маску лицо, а темные пятна век, скрывавшие желтое пламя яростных глаз, доводили это впечатление до тягостного совершенства. Жизнь медленно отступала, уходила из тела властительницы Джойри вместе с кровью, истекавшей по каплям из широко разверстой, глубокой раны…

И зловещий шепот горстки укутанных в темное женщин, сбившихся у дверях – поодаль от смертного ложа своей госпожи, – наполнял холодный зал до краев. Служанки бормотали о том, что леди Джарел в последний раз водила на битву свое войско, что никогда уже не доведется ей сесть в седло и услышать веселое пение тетивы, что никогда больше ее неистовый меч не опустится на головы ненасытных врагов, никогда… Теперь Джарел, владелица замка Джойри, безмолвно и неподвижно лежала на подушках.

Черными воронами взмывали к высокому своду причитания – и кому теперь достанется меч, тот, чью рукоять сжимала сильная женская рука, беспощадно сметавшая с земель Джойри и жалкие отряды алчных соседей-баронов, и войска свирепых завоевателей-чужеземцев; тот меч, что принес леди Джарел славу и сделал ее имя символом справедливой кары на этих землях…

И тусклые слова гасили отблески пламени на огромном обоюдоостром мече, что бесполезным куском металла висел теперь на стене – так, чтобы Джарел смогла увидеть его, если бы открылись ее удивительные желтые глаза… Ее доспехи, изрядно побитые и помятые, залитые кровью и грязью, были сложены в углу зала. Увенчанные шлемом, они своим видом напоминали маленький курган над погибшими воинами варварских стран – так решили все собравшиеся женщины, когда закаленные во многих битвах их мужья принесли почти бездыханное тело своей госпожи. Зал наполнился духом смерти. Ничего уже невозможно было изменить. На огромной постели среди подушек белело безжизненное лицо Джарел.

Но вот одна из женщин метнулась и раскрыла дверь, тут же тихо объяснив остальным:

– Наша госпожа не оставит нас, пока ее не исповедует и не причастит отец Жервез.

Темные фигуры покорно склонили головы, шепотом продолжая плести бесконечное серое кружево бессмысленного разговора. Жалобно застонали, запели, прогибаясь под чьими-то грузными шагами, ступени деревянной лестницы, отшатнулись тяжелой волной люди у входа, и в гулкий зал вошли двое – тоненькая, с бледным исплаканным лицом, юная служанка и старый, страдающий от отдышки священник, отец Жервез.

Безучастно, как слепая, шла девушка к постели своей госпожи: да и можно ли что-нибудь рассмотреть сквозь набегающие слезы, и нужно ли что-нибудь рассматривать… Темные фигуры следовали за ней. Внезапно, как порыв осеннего ветра, пронесся по залу общий вздох, оборвался на всхлипе и затих – на девушку обрушилась тишина. Казалось, произошло что-то немыслимое. Девушка повернулась к дверям и в полном замешательстве, вытерев слезы, подняла глаза на толпившихся там людей и на отца Жервеза. Старый священник изумленно смотрел куда-то вперед – то ли на стену, то ли на постель Джарел, – потом он перевел взгляд на служанку и, запинаясь, с усилием спросил:

Дитя мое, где же твоя госпожа?

Девушка оглянулась. Постель была пуста. Простыни и покрывала лежали в точности так, как была ими укрыта Джарел – их не откидывали в сторону и не сдвигали, они еще хранили форму ее тела, и пол возле кровати по-прежнему был залит кровью, но хозяйки замка Джойри в постели не было.

Пальцы отца Жервеза крепко вцепились в серебряное распятие, а на широком добродушном лице появилось столь неуместное для священника выражение глубокого отчаяния.

– Наша дорогая госпожа слишком часто занималась колдовскими делами, что не угодны Всевышнему, – пробормотал он вполголоса, как бы обращаясь к самому себе, – слишком часто…

За его спиной люди крестились дрожащими руками, и по толпе уже бежал дальше, на лестницу, испуганный шепот:

Сам дьявол забрал душу и тело Джарел с ее смертного ложа.

Глава 2

Джарел еще помнила безумные выкрики, вопли, шум битвы и тот страшный, сразивший ее удар. После этого не было уже ничего, кроме смутного ощущения дикой боли и бормотавших вдалеке голосов. Воительницу затянуло в темноту, она перестала чувствовать свое тело, а голоса и боль между тем отступили куда-то и стали угасать, пока и вовсе не исчезли.

Но вот откуда-то возник ослепительный свет. Джарел слабо сопротивлялась, ей хотелось назад, в темные волны, которые укачивали ее, словно дитя в колыбели, и душа ее жаждала покоя, который так сладостно сулила ей эта темнота. О, как страстно не хотелось ей произносить пустые слова! Однако свет не отпускал ее. Неохотно, продолжая упрямо тянуться к спокойным темным волнам небытия, она все-таки открыла глаза. Веки тяжело поднялись, словно бы они уже забыли, что должны повиноваться ее воле. Теперь Джарел могла что-то видеть сквозь длинные пушистые ресницы, но продолжала пребывать в блаженной неподвижности, ощущая, как медленно наполняется жизнью едва не оставленное ею тело.

Настойчивый свет соткался в кольцо золотых огней, которые подобно осколкам солнца разгоняли окрестную тьму, оставляя ее лишь фоном для собственного сияния.

Несколько мгновений Джарел не видела ничего, кроме ослепительно пламенеющего кольца. Однако постепенно ее взгляд стал осмысленным, а тело, которое только что было так близко к смерти, неохотно примирилось с необходимостью снова жить. Она продолжала смотреть прямо перед собой, и когда наконец поняла, что именно видит, – овладевшее ею безразличие сменилось глубочайшим изумлением и недоверием.

Прямо перед ней на троне сидел чудовищный и величественный идол. И сам трон, и возвышавшееся на нем изваяние были черными, как безлунная ночь, но от них исходило недоступное пониманию человека сияние. Джарел сосредоточилась на фантастической фигуре. Идол чем-то походил на человека, огромного, широкоплечего и очень старого. Его обрамленное бородой суровое, властное, жестокое лицо было поистине царственным и надменным, каким могло бы быть лицо Люцифера. Сидя на своем громадном троне, он смотрел в пустоту так, словно повелевал ею. Вокруг его головы живым кольцом плясали золотые огни. Джарел продолжала всматриваться, все еще не веря своим глазам. Как могла она оказаться здесь? Что привело ее сюда? Когда это случилось? Она озадаченно рассматривала пылающую корону, а золотые огни все плясали, и на величественном лице от этого появлялись причудливые тени.

Без малейшего удивления Джарел обнаружила, что сидит. В том оцепенении, в котором она пребывала, она не имела никакого представления о размерах своей раны, и потому ей вовсе не показалось странным то, что ее движения не сопровождались ни малейшей болью, так же, как и то, что под рубахой из оленьей кожи не осталось никакой раны. Она не могла знать о том, что стальной клинок так глубоко вошел в ее тело, что женщины в замке долго не решались освободить воительницу от одежды, боясь, что их госпожа умрет, не приходя в сознание. Она сознавала только, что сидит здесь в кожаной рубахе, что ее босые ноги утопают в меховом ковре, а тело в подушках. И все это было так странно и необъяснимо, что она попросту перестала пытаться что-нибудь понять.

Она сидела на низкой широкой черной кушетке. Меховой ковер, на котором стояли ее ноги, тоже был черным и таких огромных размеров, что невозможно было и представить себе животное, из шкуры которого он сделан.

Прямо перед Джарел на блестящем полу – бесчисленные золотые языки отраженного пламени вели на нем свою бесконечную пляску – возвышалось изваяние в огненной короне. Больше в этой черной комнате не было никого и ничего. Она подняла глаза и с удивлением обнаружила, что наверху нет потолка. Куда-то ввысь уходили черные матовые стены, и там, на непостижимой для человека высоте, виднелось черное ночное небо, усеянное едва заметными пятнами угасающих звезд.

Вот и все, что она успела увидеть и осознать, прежде чем ее внимание оказалось привлечено странным мерцанием, наполнявшим воздух перед исполинской фигурой. Это мерцание напоминало танец пылинок в солнечном луче – если бы только Господь создал пылинки из осколков драгоценных камней и мельчайших золотых самородков. Они кружились и роились точно крохотные цветные пчелки в каком-то немыслимом танце, и этот рой, продолжая кружиться в отблесках пламенной короны над головой того, кто сидел перед Джарел, обретал в воздухе определенную форму. Черное изваяние казалось теперь окутанным радужным туманом. Это была мужская фигура, фигура высокого, широкоплечего человека, и ее контуры отчетливо вырисовывались среди танцующих разноцветных пылинок. Но вот внезапно странное мерцание прекратилось, и сам загадочный исполин встал со своего трона. Теперь он стоял, широко расставив ноги, упираясь кулаками в бедра, и мрачно улыбался, сверху вниз глядя на ошеломленную Джарел.

Женщина и не пыталась понять, кем или чем был этот царственный старик. Возможно, его могучее тело слагали человеческие плоть и кровь, хотя казалось, что его некогда вырубил из черного камня безымянный мастер, но Джарел не чувствовала сейчас никакой разницы между изваянием и живым существом.

Высоко над ее головой нависло суровое, надменное и властное лицо, и на этом лице играла ехидная ухмылка. Из-под нахмуренных черных бровей на Джарел смотрели блестящие черные глаза с маленькими огненно-красными зрачками – их взгляда не в силах было вынести ни одно человеческое существо. Короткая черная борода подчеркивала строгую линию подбородка.

Вид этого сурового лица поборол даже невероятное изумление Джарел, и, глубоко вздохнув, женщина задержала дыхание, непроизвольно выпрямляя спину и вытягиваясь навстречу исполину. Темные глаза незнакомца осмотрели ее стройную фигуру с ног до головы. Красные зрачки вспыхнули, и ухмылка превратилась в широкую улыбку.

– Добро пожаловать, – сказал он таким низким голосом, от которого мурашки пробежали по спине Джарел, и слова ответа застыли в ее горле. – Добро пожаловать в темную землю Ромны.

– Как я здесь оказалась? – Джарел наконец обрела дар речи. – И почему?

– Это сделал я – Пав, король Ромны. Благодари же меня за это, Джарел из Джойри. Если бы не Пав, то нынешней же ночью твое тело пошло бы на корм червям. Я забрал тебя с твоего смертного одра, и только мое могущество смогло залатать твою рану и влить обратно в твои жилы кровь, что пролилась из них на поле битвы в Христе. Благодари же меня, Джарел!

Женщина спокойно взглянула на него, но ей показалось, что в обращенном к ней взоре мелькнула насмешка. Желтые глаза Джарел вспыхнули огнем.

– Объясни, почему ты забрал меня сюда?

При этих ее словах Пав откинул голову назад и рассмеялся жутким смехом, эхо которого немедленно отразилось от стен и поднялось к небу. Казалось, охваченный безумием органист ударил по клавишам чудовищного органа, и весь зал задрожал под непереносимой лавиной звуков. Языки пламени в огненной короне заплясали еще более неистово.

– Чтобы ты стала моей невестой, хозяйка Джойри! – проревел он. – Ты заболела из-за своей брезгливости! Покайся, прежде чем мы обручимся!

Только безграничное и чистое, как море, изумление помешало Джарел отдаться во власть убийственной вспышке ярости, рвущейся из глубины ее сердца. Она могла лишь смотреть, как чудовище смеялось над ней, наслаждаясь ее удивлением.

– Да, – отсмеявшись, произнес Пав, – Джарел, хозяйка Джойри, ты слишком часто оказывалась в запретных местах и поэтому мы, их обитатели, обратили на тебя внимание. В тебе есть сила, какой нет ни в одной другой женщине. Сила, которая достойна меня, Джарел. Никому, кроме тебя, не суждено стать моей королевой. Так что я перенес тебя сюда.

Джарел едва не задохнулась от ярости, но тут же к ней вернулся голос.

– Безумец из преисподней! Черное порождение ночных кошмаров! Дай мне очнуться от этого сумасшедшего сна!

– Это не сон, – свирепо усмехнулся Пав. – Когда ты умирала в замке Джойри, я забрал тебя из твоей постели и перенес твои тело и душу через искривленное пространство, которое отделяет этот мир от твоей земли. Ты очнулась в собственном темном королевстве, о королева Ромны! – Он иронически отсалютовал ей.

– По какому праву… – начала было Джарел.

– По праву влюбленного, – опять усмехнулся он. – Разве не лучше разделить со мной королевство Ромны, чем править червями, о моя прекрасная госпожа? Ведь дыхание смерти уже коснулось тебя. Я забрал твою прекрасную плоть из остывшей постели, Джарел, и вернул тебе твою душу. Разве не заслужил я благодарности за свои труды?

В ответ в ее желтых глазах вспыхнула ярость.

– Если бы у меня был меч, я бы принесла свою благодарность на его острие. Неужели ты думаешь, что Джарел можно заполучить, точно какую-нибудь крестьянскую девку для ночной услады? Я из рода Джойри, слышишь ли ты? Ты просто безумец!

– Я Пав, – угрюмо отвечал он, и даже тень веселья исчезла из его низкого голоса. – Я король Ромны и повелитель всех ее обитателей. Я выбрал тебя за твой дикий и беспощадный нрав, но не испытывай мое терпение слишком долго, Джарел!

Женщина-воин отважно подняла голову и взглянула в темное, суровое лицо, заглянула в глубь черных глаз с красными зрачками: внезапно ледяное дуновение коснулось ее спины, и безумный страх, какого никогда еще не приходилось ей испытывать, стиснул ее сердце мертвящими объятиями. Это загадочное существо, это чудовище вызвало в ее душе такое смятение, какого никогда не мог бы вызвать ни один живой человек. Красные огоньки в зрачках демона потухли, и Джарел внутренне содрогнулась под взглядом его черных немигающих глаз. Усилием воли она погасила неистовый огонь в своем взоре и молча поджала губы.

– Сейчас я позову твоих слуг, – тоном, не терпящим возражений, произнес Пав. – Тебя оденут как подобает королеве, а после этого я покажу тебе твою землю Ромны.

Тяжелый взгляд его черных глаз скользнул в сторону, как бы разыскивая кого-то, кто, повинуясь его безмолвному приказанию, явился в то же самое мгновение. В воздухе вокруг Джарел возникло из небытия самое любопытное явление из всех, какие ей когда-либо доводилось видеть. Вокруг нее взвился рой сияющих голубоватым светом странных существ. Небольшие, ростом едва ли выше ее плеча, они светились, словно окутанные языками жаркого пламени, и фигуры их тоже напоминали языки огня. Джарел никак не удавалось хорошенько рассмотреть невесомых слуг, но их прикосновения, которых она в силу своей природы, естественно, опасалась, оказались чарующими – они были подобны прикосновениям огня, который не жег, а мягким теплом окутывал ее тело.

Бесплотные создания скользили вокруг Джарел слишком быстро, и она не могла уследить за их заботливыми быстрыми движениями, а только чувствовала их всей своей кожей. Постепенно ею овладели легкое головокружение и необъяснимая слабость.

Когда суетливая забота странных созданий наконец иссякла и Джарел с изумлением оглядела себя, она увидела, что все ее высокое, стройное и прекрасное тело окутано самым изысканным тончайшим бархатом, о каком ей не приходилось даже мечтать. Этот бархат был черен, словно беззвездная ночь, и мягок, как нежнейший пух. Его переливы и глубина цвета придавали всему ее облику красоту чудесного изваяния. Как восхитительны были его мягкие прикосновения к ногам, как нежно касался он ее кожи! На мгновение Джарел превратилась в обычную женщину и испытала восторг, присущий не доблестным воинам (к которым правительница Джойри резонно причисляла и себя), а скорее их нежным женам.

Однако это продолжалось всего лишь одно мгновение, Джарел тотчас опомнилась, услышав густой и низкий голос Пава:

– Смотри!

И она обвела глазами зал, очертания которого начали расплываться и таять, словно дым. Блестящий гладкий пол и неровные стены внезапно стали призрачно-туманными, и сквозь них уже виднелись вдалеке горы, темные Деревья и удивительная холмистая земля. Не успело еще отзвучать эхо голоса Пава, отраженного от кривящихся, тающих стен и потому более ужасного, не успела успокоить ее рвущееся из груди сердце желанная тишина, как зал полностью исчез, и теперь они двое стояли в самом Центре темной земли Ромны.

Это и в самом деле была темная земля. Везде, куда только ни обращала свой взгляд Джарел, не находилось ни проблеска какого-нибудь цвета – повсюду перед ее глазами простирались серые равнины с купами темных деревьев и темные холмы. За кронами деревьев высились далекие угольно-черные горы, вдалеке угадывался антрацитовый блеск спокойной воды, а земля под ногами цветом и видом напоминала пепелище. Правда, одна особенность несколько скрашивала тягостное впечатление – темный, как и все здесь, но словно слегка подсвеченный воздух, казалось, был жидким, налитым чьей-то чудовищной рукой в некий сосуд, именуемый землей Ромны. На Джарел навалилось ощущение замкнутого пространства: темный полукруг пугающе близкого горизонта ограничивал этот маленький черно-серый мир, вызывая в памяти образы мрачных замковых подземелий.

Теперь, когда перед Джарел раскинулось огромное темное пространство, она особенно остро почувствовала себя пленницей. Возможно, подобное ощущение посетило ее лишь потому, что в этом мрачном краю вовсе не существовало расстояний: даже самый дальний край неба был виден в светящемся темном воздухе так же отчетливо, как и черные камни под ногами.

Да, это поистине была темная земля: странная, запретная, являющая чудовищные пейзажи – светящийся темный воздух, слишком близкие горизонты, черно-серые равнины и холмы – как в кошмарных снах.

– Вот, – пророкотал возвышавшийся за ее спиной Пав, и в его подрагивающем голосе угадывалось волнение, неожиданно охватившее черного исполина, – вот твоя земля Ромны, о моя королева! Эта земля гораздо больше, чем кажется в первую минуту, все здесь станет повиноваться твоей силе, моя Джарел. Да, это странная земля, если измерять ее земными мерками. Позже ты поймешь до конца ее странность. Иллюзия того, что…

– Побереги воздух в легких, король Ромны, – прервала его Джарел. – Это не моя земля, и мне вовсе не интересно выслушивать твои хвалебные речи о ней. Покажи мне путь назад, в мою землю, и, клянусь, я никогда больше не вспомню ни о тебе, ни о твоей Ромне!

Пав вскинул свою огромную руку и, грубо схватив Джарел за плечо, развернул ее – в вихре черного бархата и ярко-рыжих волос – лицом к себе, являя ее взору свой перекошенный гримасой гнева темный лик. В глубине его немигающих черных глаз заплясали красные огоньки, и Джарел, задыхаясь от бессильной ярости, но не в силах выдержать его свирепого взгляда, отвела глаза.

– Ты моя! – От звуков низкого страшного голоса Пава по телу Джарел пробежала дрожь. – Я забрал тебя из замка, с твоего смертного ложа, из того мира, который ты знала, и с этого момента ты стала моей. Может быть, ты и сильна, но не сильнее меня, Джарел из Джойри, и когда я повелеваю, будь любезна повиноваться!

Ослепленная яростью, Джарел сбросила его руку со своего плеча и отступила на шаг назад, едва не запутавшись в черных бархатных юбках, ее кудри взметнулись, словно языки пламени. Безумный гнев душил гордую правительницу Джойри. С трудом выговаривая слова, она едва узнала в свистящем яростном шепоте свой собственный голос:

– Никогда больше не прикасайся ко мне, слышишь, ты, проклятый черный ублюдок! Клянусь Богом, ты никогда не посмел бы этого сделать, если бы оставил мне хотя бы нож, чтобы я могла защитить себя! Клянусь, что вырву твои глаза, если только твоя рука еще раз коснется меня! Ты понимаешь, мерзкий колдун? Ты никогда не сможешь овладеть мной – никогда, даже если я должна буду умереть, чтобы избавиться от тебя! Клянусь собственным именем, это так!

Она замолчала, но лишь от того, что в ее горле клокотала бесконечная ярость, мешавшая выговаривать слова. Неистовые желтые глаза Джарел горели адским огнем, сердце бешено колотилось в груди, а пальцы сжались, словно стискивая рукоять жаждавшего крови кинжала.

Глядя на нее сверху вниз, король Ромны ухмыльнулся, и недоброй была его белозубая ухмылка. Заложив большие пальцы рук за кожаный пояс и выставив вперед черную бороду, он словно любовался ее гневом, а в глубине его черных глаз разгорались красные зрачки.

– Ты и в самом деле так думаешь, хозяйка Джойри! – негромко произнес он низким голосом. – Так смотри же, что я мог бы сделать!

Даже обратившись вновь в темное изваяние, он не мог бы стать более неподвижным, однако женщина-воин, несмотря на бушевавшую в ее душе ярость, почувствовала, что он изменился, ощутила в нем какое-то новое могущество и властность. Красные огоньки глаз, казалось, прожигали ее насквозь, и в бессильном гневе Джарел осознала, что уже не может противиться этому взгляду. В немигающих глазах Пава появилось что-то пугающее, из них исходила какая-то новая непереносимая сила, словно он отдавал немое распоряжение. О да, вопреки его неподвижности и молчанию это было отчетливое требование покорности. Она должна повиноваться, она должна…

Внезапно Джарел бросило в жар, и пришло ужасное ощущение, будто вся темная земля Ромны исчезла, а вместе с ней растаяло и всякое представление о реальности. И серое пепелище под ее ногами, и сами ее ноги, и весь этот темный мир словно растаяли, канули в небытие. Отринув человеческие плоть и кровь, она превратилась в раскаленное добела воплощение неистовой ярости. Сквозь пелену охватившего ее ослепительно белого пламени она видела собственное тело как бы со стороны. Вот она стоит, гордо выпрямившись перед Павом в своем черном бархатном одеянии, и вызывающе смотрит на черного исполина, но потом что-то неуловимо меняется, и она безвольно склоняет рыжую голову. Джарел видела, как до странности чужая фигура в черном бархате беспомощно шагнула вперед, потом еще и еще – словно ее тащила неведомая сила, которой невозможно было сопротивляться. Вот она подошла вплотную к Паву и, склонившись, медленно опустилась перед ним на колени. В бессильном гневе женщина осознавала собственное унижение: ее окутанное черным бархатом тело распростерлось у ног Пава, отирая красным золотом волос пыль с его башмаков.

Теперь Джарел по-настоящему испугалась. Здесь, в этой темной земле, она встретила невероятную адскую силу, которая, словно соломину, сломила ее неистовые ярость и гнев. Покорность ее тела перестала иметь всякое значение, когда она осознала эту ужасную мощь. Она могла бы подумать, что эта сила исходит от Пава, если бы только человеческое существо способно было на такое.

На какое-то мгновение грозная сила демона овладела и телом, и душой Джарел. И как страшно ей было смириться с мыслью об уязвимости своего бесплотного существа! Ее словно жгло изнутри. И новая мысль пронзила ее – если Пав действительно обладает таким могуществом, то, возможно, его природа так же далека от человеческой, как эта чудовищная земля – от ее родного края. Кем же он был? Кем он мог быть?..

В тот миг она словно шагнула в завывающую черную бездну – ее беззащитная душа соприкоснулась с чем-то свирепым в своей безграничности… с беспросветным ужасом вечной тьмы…

Но мгновение спустя Джарел, словно подброшенный ветром сухой лист, которым наигралась осенняя буря, влетела в свое коленопреклоненное тело, и страшное знание об этой могучей силе сразу исчезло перед осознанием собственного унижения – покорность позы обожгла ее сердце. Словно отпущенная пружина, женщина-воин стремительно поднялась на ноги, отступила назад и взглянула в улыбавшееся лицо Пава с такой ненавистью, что все ее тело показалось ей раскаленным. Мгновения пережитого ужаса только добавили масла в этот огонь, ибо теперь она не была уже бесплотной и беззащитной перед чудовищной силой Пава. Ее охватил безумный гнев за то испытание, которому она подверглась, за тот страх, который она ощутила, за то унижение, которое перенесла перед Павом. Адское пламя рвалось наружу из ее желтых глаз, стремясь испепелить темный лик свирепого мучителя.

Первым заговорил Пав.

– Я верю в твою силу, – в его густом низком голосе послышалось удивление. – Я мог бы завладеть твоим телом, телом – и только! Я еще никогда не встречал смертных, которые могли бы сопротивляться моей воле. Да, ты достойная пара для Пава, короля Ромны. Но хотя я и мог бы принудить тебя повиноваться мне, я не стану этого делать. Я не хочу брать женщину против ее воли. Ты маленький человек, Джарел, и вся твоя сила по сравнению с моей – не более чем свеча по сравнению с солнцем. Но в эти последние несколько минут я испытал уважение к тебе. Не заключишь ли ты со мной сделку?

– Скорее я заключу сделку с дьяволом, – с жаром прошептала женщина-воин. – Ты отпустишь меня, или я должна умереть, чтобы освободиться?

Он угрюмо посмотрел на Джарел сверху вниз. Улыбка Пава исчезла, и на темное лицо набежала мрачность. Красные огоньки его зрачков медленно погасли, и глаза стали внезапно такими черными, что казались двумя черными жерлами, ведущими в бесконечность. Взглянув в них, Джарел почувствовала слабость и головокружение. Их черная глубина манила ее обещанием сладостного покоя, и постепенно ослабевающая ярость превращалась во что-то другое, чему нет названия в человеческом языке. И Джарел с новой силой почувствовала, что тот, в чьи немигающие глаза смотрела сейчас она, не был человеком. На смену жаркому гневу, пришла тень страха. Наконец он заговорил:

– Я не так-то легко расстаюсь с тем, что взял. Нет, в тебе есть горячая сила, которая так меня привлекает, и я не откажусь от своего. Но я не хочу брать тебя против твоей воли.

– Тогда дай мне хотя бы шанс на избавление, – попросила Джарел.

Клокотавшая в ней несколько мгновений назад ярость почти совсем исчезла, задавленная мрачным взглядом Пава, к тому же Джарел вновь вспомнила то мгновение, когда ее душа покорно подчинилась воле Пава. Однако этот урок не ослабил в ней решимости не сдаваться. Нет, эта решимость только окрепла с той секунды, как Джарел осознала бесконечное могущество Пава, и потому одно лишь воспоминание о том, как пылали яростным и, увы, бессильным огнем ее бесплотное существо, ее беззащитная душа – это поистине ужасное воспоминание, – словно добавило ей решимости бороться.

– Позволь мне самой найти выход в мой родной мир, – спокойным и тихим голосом произнесла Джарел. – Если я не смогу этого сделать…

– Ты не сможешь этого сделать. Выхода не существует.

– Я безоружна, – пробормотала Джарел в отчаянии, хватаясь за соломинку и собираясь как бы найти оправдание тому, что она хочет уйти от него. – Я оказалась в твоей власти беспомощная и безоружная, и я не подчинюсь твоей воле. Дай мне оружие, и я докажу это!

Пав улыбнулся ее словам, как взрослый мужчина улыбается несмышленому ребенку.

– Ты даже не представляешь, о чем ты просишь, – ответил он, затем, чуть поколебавшись, добавил: – Возможно, мой нынешний облик не позволяет тебе понять, кто я на самом деле. Все твое воинское искусство бессильно против меня.

– Тогда дай мне оружие!

Голос Джарел слегка задрожал от страстного желания освободиться, найти выход и уйти от невыносимой черноты его глаз, избавиться от его присутствия. Пока эти ужасные глаза смотрели на нее, она чувствовала, что силы ее тают с каждой секундой, что ее сопротивление слабеет, что, если она не покинет Пава как можно скорее, силы вновь оставят ее, и она безвольным мешком бессмысленной плоти свалится к его ногам. Чтобы заглушить охвативший ее ужас, Джарел грозила богу-демону, и голос ее звенел:

– Дай мне оружие! Не существует неуязвимых людей. Я найду твое слабое место, Пав, король Ромны, и смогу победить тебя. Ну, а если не смогу – тогда бери меня.

Усмешка Пава растаяла. Он стоял молча и смотрел сверху вниз на свою пленницу, и во взгляде его бездонных черных глаз была такая немыслимая сила, что Джарел не выдержала и, уставившись вниз, стала рассматривать черный бархат своего одеяния.

– Хорошо, иди, – проговорил Пав. – Если это принесет тебе удовлетворение, ищи способ победить меня. Но если это тебе не удастся, помни – ты обещала признать меня своим повелителем.

– Если это мне не удастся! – К горлу Джарел подкатил комок. – Если это мне не удастся!

Он опять усмехнулся, и всю его огромную черную фигуру окутало облако разноцветных светящихся пылинок, которые мелькали и кружились в фантастическом танце. Со страхом и трепетом Джарел смотрела, как таял он в этой радужной круговерти, смотрела, застыв на месте, пока последние радужные пылинки не растаяли в темном воздухе. Она осталась одна.

Глубоко вздохнув, она сбросила мучительное оцепенение. Какой бесконечной легкостью наполнились ее тело и душа теперь, когда она освободилась от нечеловеческого могущества Пава, его силы, неуклонно разрушавшей ее сопротивление, теперь, когда ей не требовалось концентрировать все свои силы на отчаянном противостоянии его воле. Она повернулась и пошла прочь от того места, где Пав растворился в радужном облаке, пошла по темной земле Ромны, думая о том, что если она не найдет ни выхода, ни оружия, то уж смерть-то точно откроет ей путь из Ромны и другой мир. В ужасном могуществе Пава таилось что-то такое, что заставляло содрогаться ее человеческое существо. В тот тягостный миг, когда ее бесплотная душа пылала жарким пламенем, глядя на безжизненное и покорное чужой воле тело, Джарел почувствовала, что любое сопротивление попросту бессмысленно. В том адском пламени, на котором Пав сжигал ее беззащитную душу, сгорело что-то очень важное для нее, так что теперь она инстинктивно знала, что скорее умрет, если понадобится умереть, но не сдастся на его милость. Тело Пава было телом мужчины, но интуитивно женщина-воин чувствовала, что повелитель Ромны хочет обладать ею не как обычный мужчина женщиной, нет, ему нужно было забрать с собой в темную бесконечность ее душу, и она содрогалась при этой мысли.

Глава 3

Джарел беспомощно огляделась. Она стояла на камнях, и ее черные бархатные юбки касались черной зубчатой скалы, которая отлого спускалась к отдаленной линии деревьев. Между ними она разглядела блеск темной воды, а вокруг и позади покачивавшихся крон деревьев неясно вырисовывались темные горы. Нигде не было ничего, хотя бы отдаленно похожего на зал, в котором она видела исполинского идола, сидевшего на троне. Нигде вокруг нее не было ничего, кроме пустынных скал, темных равнин да деревьев, в кронах которых не пели птицы.

И вновь она ощутила себя в плену близких темных границ горизонта. Эта Ромна была на удивление узкой землей. Джарел чувствовала это интуитивно, несмотря на то что вблизи нет никаких видимых непреодолимых стен. В ясном темном воздухе даже отдаленные черные вершины гор были отчетливо видны.

Она повернулась в сторону гор, раздумывая, как далеко те могут находиться. В мозгу Джарел родилась мрачная мысль – если она действительно не найдет выхода из Ромны и не сможет избавиться от Пава, горы подарят ей то избавление, которое она готова будет принять, если это потребуется. Она сможет спрыгнуть с одной из тех высоких отвесных скал…

Какая-то пелена внезапно окутала черные вершины, но это не были слезы. Джарел в изумлении продолжала всматриваться вдаль и даже протерла глаза. Ошибки быть не могло – вся земля Ромны таяла вокруг нее подобно туману или облакам. Темные деревья с озером между ними, каменистая земля – все расплывалось и покрывалось дымкой до тех пор, пока сквозь эту дымку не показались те далекие горы. Теперь они оказались рядом, возвышались прямо над ней. Ошеломленная непостижимым, она, словно изваяние, стояла среди обрывков исчезающей рощи у самого подножия тех гор, которые еще мгновение назад высились вдали, у самого горизонта. Пав сказал правду – Ромна была странной землей. И еще он что-то говорил об иллюзии.

Пытаясь вспомнить слова Пава, Джарел посмотрела вверх, на темные склоны, высившиеся над ее головой. Высоко наверху, на голом каменистом уступе, она разглядела серые ползучие растения, которые свешивались с обеих сторон скалы, и качающиеся кроны высоких деревьев. Гадая, что же скрывается там, за увитыми диким виноградом скалами, она всматривалась в камни. И вот…

В зыбком темном тумане горная гряда растаяла перед ее глазами. Когда туман рассеялся, перед Джарел лежала равнина, обрамленная виноградными лозами и густо заросшая огромными деревьями. Джарел стояла на самой кромке этой равнины, а за ее спиной зиял черной раной головокружительной высоты обрыв. Но не было никакой тропы, по которой она или иное существо могли бы добраться до этого заросшего густым лесом плато.

Джарел оглянулась и посмотрела назад и вниз на расстилавшуюся перед ней землю Ромны. Эта земля простиралась теперь до самого горизонта – с черными скалами и черными качавшимися верхушками деревьев, с бесцветными холмами, отчетливо видными в чистом темном воздухе Ромны. Нигде не было ничего, кроме скал, холмов и деревьев, ясно различимых до самого горизонта в поглощавшем все цвета темном воздухе. Никакие признаки человеческого присутствия не нарушали мрачности открывшегося перед ней пейзажа. Может быть, того огромного черного зала, где сидел на своем троне черный исполин в пламеневшей короне, и вовсе не существовало?

Что-то настойчивое и необъяснимое отвлекло ее внимание от созерцания земли, простиравшейся внизу. Безотчетно повернувшись к лесу, она застыла на месте, и ее рука непроизвольно метнулась к поясу, туда, где на сей раз не было привычного кинжала, – среди деревьев показалась какая-то фигура.

Это была женщина. Белая, словно прокаженная, на фоне черных деревьев, бледная такой бледностью, которой не касаются тени, она медленно двигалась вперед. Она была худа – смертельно худа – и завернута в белый балахон, точно в саван. Черные волосы змеились по ее плечам.

Но глаза Джарел были прикованы к лицу женщины. Ледяное дыхание ужаса вновь коснулось ее спины. На нее медленно надвигался лик самой Смерти – череп, обтянутый белой-белой кожей. Это чудовищное, абсолютно лишенное каких-либо красок лицо тем не менее не было лишено необъяснимой красоты, красоты прекрасно вылепленной кости.

С белыми губами, с глубокими тенями в глазницах, это порождение неведомого и бесконечно далекого от Ромны мира подходило все ближе. Неторопливо двигались складки длинного балахона, неторопливо струились по тонким белым плечам длинные черные волосы, напоминавшие змей. Когда женщина приблизилась, оказалось, что она не касается земли. Это выглядело немного странно, но вполне естественно. Белее мела и свежевыпавшего снега, она существовала отдельно даже от темноты окружавшего ее воздуха. Сумрачная, поглощавшая цвета атмосфера Ромны не могла скрыть ее бросавшейся в глаза яркой, почти ослепляющей белизны.

Силясь унять охвативший ее ужас, Джарел непроизвольно скользнула взглядом по обтянутому белой кожей лицу – где-то там, в темных углублениях должны таиться глаза. Но даже если они там и были, Джарел не смогла их увидеть. Пятна тьмы надежно скрывали глубокие глазницы, так что все лицо выглядело безучастным и как бы слепым в своей отрешенности – казалось, чудовищная женщина погружена в самосозерцание. И потому все окружающее не имеет для нее никакого значения.

Женщина прошла еще несколько шагов по направлению к ожидавшей Джарел и остановилась, не двигаясь более. С содроганием повелительница Джойри ощутила пристальный взгляд, устремленный на нее из затененных, прикрытых темными бельмами глазниц. Этот взгляд беззастенчиво обшаривал ее от рыжеволосой головы до прикрытых черным бархатом юбок кончиков пальцев ног. Но вот наконец бескровные губы раскрылись, и до ушей Джарел донесся холодный и глухой голос. Его безжизненное звучание усиливало и искажало странное эхо, словно он вырывался из бесконечно глубоких пещер, и эхо, отраженное от многих невидимых стен, догоняло другое эхо. И эта неестественная белизна дьявольского порождения (ибо Господь, в своей неизреченной милости, не стал бы уродовать любую, даже самую странную землю столь кощунственным творением) заставляла видеть в нем отражение еще более жуткого мира.

Голос, разносившийся многоголосым эхом, казался отражением немыслимых для человека звуков. Этот глухой голос медленно произнес:

– Значит, это и есть подружка, которую выбрал Пав. Рыжая женщина. Рыжая, как его собственное пламя. Что же ты делаешь здесь, невеста, так далеко от своего жениха?

– Я ищу оружие, чтобы убить его! – горячо воскликнула Джарел. – Не каждую женщину можно заполучить против ее воли, а я не выбирала Пава.

И снова она ощутила на себе испытующий взгляд таинственной незнакомки. Когда холодный голос зазвучал вновь, в нем отчетливо послышалась нотка недоверия, различимая даже в глухом повторяющемся эхе, отраженном от невидимых стен.

– Ты безумна? Ты не знаешь, кто такой Пав? Ты действительно хочешь его погубить?

– Или его, или себя, – со злостью выкрикнула Джарел. – Я знаю только одно – я никогда не уступлю ему, кем бы он ни был.

– И ты пришла – сюда. Почему? Откуда ты знала? Как ты посмела? – Голос замер, и сразу зашептало бесчисленное эхо из неведомых глубоких пещер: «…посмела… посмела… посмела…».

– Что я посмела? – устало спросила Джарел. – Я всего лишь смотрела на горы, но мир вокруг меня внезапно растаял, и я оказалась здесь.

На этот раз она была уже абсолютно уверена, что жуткая собеседница рассматривает ее, словно какое-нибудь жалкое насекомое. Холодный пристальный взгляд, пронзая Джарел, устремился в самые глубины ее существа, словно женщина пыталась выведать ее тайные мысли и чувства. Когда незнакомка опять заговорила, в ее голосе звучала странная смесь облегчения, злобной радости и абсолютного недоверия.

– Что это, женщина, незнание или хитрость? Неужели ты еще не поняла тайны земли Ромны, но когда посмотрела на горы, оказалась именно здесь? Конечно, ты даже не представляешь, чем является Ромна. Разве возможно, чтобы ты явилась сюда без оружия и одна, на мою гору, в мою рощу? Ты сказала, что ищешь гибели? – Бормотание холодного голоса перешло в хохот, многократно усиленный эхом, отраженным от невидимых стен в невидимых пещерах и в конце концов ослабевшим. Когда женщина вновь заговорила, ее голос опять звучал гулко: – Но ты нашла дорогу! Вот гибель для тебя… Вот она, в моих руках! Ты должна была знать, что уж я-то точно убью тебя!

Сердце Джарел гулко заколотилось. Да, она искала смерти, но только не от руки дьявольского создания, подобного тому, что стояло сейчас перед ней. Она поколебалась, прежде чем что-либо сказать, однако любопытство оказалось сильнее внезапно охватившего ее ужаса, и спустя мгновение Джарел почти безмятежно спросила:

– Почему?

И вновь ответом ей был долгий пристальный взгляд из-под темной пелены, застилавшей глазницы. Под этим взглядом напряженно ожидавшая ответа Джарел внутренне содрогнулась, однако не отвела глаз от отвратительного, обтянутого мертвенно-белой кожей черепа. Наконец безмолвные губы снова разомкнулись, и ее ушей достиг холодный глухой голос, искаженный множественным эхом:

– Мне с трудом верится, что ты действительно не знаешь. Конечно, Пав должен быть достаточно мудрым, имея дело с женщинами – даже такими, как я, – чтобы знать, что случается, когда встречаются соперницы. Нет, Пав больше не увидит своей невесты, и королевой снова будет белая ведьма. Готова ли ты принять смерть, Джарел из Джойри?

Последние слова уже отзвучали в темном сияющем воздухе, и только эхо из неведомых глубин все продолжало и продолжало повторять их. Вот руки кощунственного создания начали медленно подниматься, вздымаясь, словно огромные смертоносные крылья, и черные волосы потревоженными змеями зашевелились и поползли по плечам, и за темными бельмами глазниц блеснул ослепительный свет, и тогда похолодевшая Джарел каким-то неведомым чувством поняла, что не должна смотреть на происходящее, если только она хочет избежать ужасной участи. Задыхаясь от ужаса, она воскликнула:

– Подожди!

Белые крылья застыли, глазные впадины чуть потемнели – и Джарел в отчаянии бросилась вперед:

– Тебе не обязательно убивать меня. Я была бы счастлива уйти отсюда, если бы знала путь обратно.

– Нет, – прозвучал в ответ холодный голос, и гулкое эхо многократно повторило это короткое слово. – Тогда ты можешь вернуться. Он будет ждать тебя. Нет, ты должна умереть, или придет конец моей власти.

– Значит, я опасна для твоей любви? Для твоей власти над Павом? – выдохнула Джарел, предпочитая торопливый разговор тягостному ожиданию неминуемой гибели.

Ведьма, напоминавшая и покойницу, и ту, кто приносит успокоение, коротко усмехнулась холодным смешком.

– В этом мире не существует такой вещи, как любовь. По крайней мере для меня.

В душе Джарел вместе с безраздельным ужасом мелькнул отблеск безумной надежды.

– Тогда позволь мне подарить ему смерть! Позволь мне убить Пава и оставить эту землю без короля, в твоей безраздельной власти…

Бесконечное мгновение чудовищные белые крылья вздымались над Джарел, и под темными бельмами разгорался дьявольский свет, непристойно озарявший обтянутый кожей череп… Но вот руки медленно опустились, и кошмарная тварь обратила свой лик к неудавшейся жертве. Алчность, жажда смерти и зловещие замыслы боролись в эти мгновения под маской из белой кожи, натянутой на голый череп: Напряжение и затаенная угроза отравили даже самый воздух – с каждым вдохом Джарел чувствовала неведомую, едва уловимую опасность. Но когда белая ведьма вновь заговорила, в ее словах уже не было ничего угрожающего. Глухой голос звучал из тайных глубин так невозмутимо, словно ведьма и не угрожала Джарел смертью еще мгновение назад.

– Есть только один способ, каким можно уничтожить Пава, – медленно произнесла ведьма. – Я не смею воспользоваться этим путем, так же как и никто иной – под страхом смерти. Я думаю, что даже сам Пав не знает об этом. Если ты…

Глухой голос прервался, и Джарел ощутила на своем лице дыхание холодного ветра: она почувствовала пугающее предупреждение о грозной опасности, той опасности, что останавливала даже эту жуткую белую колдунью. Холодный голос между тем продолжал, и в его завываниях зазвучала неприкрытая злоба:

– Если ты посмеешь пойти на риск и воспользуешься этим путем, чтобы освободить мне дорогу к трону Ромны, ты можешь идти.

Ощущение страшной опасности стало настолько сильным, что чувства Джарел обострились до предела, и она поняла – так ясно, словно всегда знала об этом: белая ведьма предлагала ей нечестный путь к избавлению. Она была уверена в этом, хотя и не могла объяснить, отчего у нее возникло такое чувство. Однако она понимала, что и выбора у нее нет.

– Я согласна. Каким бы ни был этот способ, в нем моя единственная надежда вернуться обратно в мою родную землю. Так о чем ты говоришь?

– Это… это огонь, – ответила ведьма, чуть поколебавшись, и Джарел вновь почувствовала на себе испытующий взгляд из затененных глазниц, словно кошмарная собеседница сомневалась в том, что ей поверят. – Пламенная корона, что венчает голову Пава. Если ее погасить, Пав умрет. – И она странно рассмеялась: коротким холодным смешком, исполненным презрения и беззаботного веселья. Этот смешок слишком походил на пощечину, и гордая Джарел почувствовала, как закипает в груди ярость, как кровь стремительно приливает к ее щекам: она понимала, что невысказанное презрение относится к ней, но чем оно было вызвано, оставалось для нее загадкой.

– Но как? – спросила она, стараясь скрыть свое замешательство.

– Огнем, – быстро ответила белая ведьма. – Только огонь может погасить его пламенную корону. Надеюсь, Пав хотя бы раз воспользовался языками голубого пламени. Они должны были мерцать в воздухе вокруг твоего тела. Ты видела их?

Джарел молча кивнула.

– Это голубое пламя – проявление твоей собственной силы, которое способен вызвать только он: Когда эти голубые огни плясали вокруг тебя, ты должна была ощущать слабость. Но поскольку они на самом деле являются неотъемлемой частью твоей собственной человеческой силы, то здесь, в земле Ромны, они способны потушить огонь Пава. Ты не сможешь этого понять. Но когда это произойдет, тебе все станет ясно. Сейчас я не могу тебе ничего больше рассказать. Ты должна хитростью заставить Пава вызвать голубое пламя твоей собственной силы. И тогда тебе придется сосредоточить всю эту силу на том огне, что горит вокруг его головы. Как только это случится, ты сможешь сама контролировать голубое пламя и направить его на идола. Ты должна это сделать… Сделаешь ли ты это? Сделаешь ли?

Высокая фигура ведьмы нетерпеливо подалась вперед. Обтянутый кожей череп приблизился к Джарел, и в своей настойчивости колдунья не могла более сдерживать под темными бельмами адское пламя собственной уродливой души. В ее голосе, повествующем о секрете жизни Пава, отчетливо звучали насмешливые интонации, так что весь рассказ звучал пренебрежительно и лживо, но о том, что Джарел должна погасить огненную корону Пава, ведьма говорила со страстью, так что все это можно было считать правдой.

– Сделаешь ли ты это? – повторила ведьма, и на этот раз ее глухой голос дрожал от невыразимой ненависти.

Джарел смотрела на обтянутый белой кожей череп с нараставшей тревогой. Во всем скрывалась почти осязаемая опасность. Непостижимым образом весь невыразимый, но бесконечно реальный ужас таился в том, к чему пыталась склонить ее белая ведьма, – и уверенность в этом чудовищном несоответствии с каждым мгновением крепла в душе Джарел. Внезапно в ее сознании вспыхнул жаркий протест. Если ей суждено умереть, то пусть это произойдет сейчас. Она встретит смерть лицом к лицу, и ей не понадобится никаких ухищрений, чтобы погубить Пава. Никаких обещаний!

– Нет, – с удивлением она услышала в своем голосе внезапную страсть. – Нет, я не сделаю этого!

Белое, обтянутое кожей лицо ведьмы исказила волна ярости. Но более не звучал глухой замогильный голос, не кривились бескровные губы – прорезая темный воздух кощунственной белизной прокаженного, взметнулись ввысь огромные крылья, за темными бельмами глазниц вспыхнул дьявольский огонь. Белая тварь на мгновение замерла в темном воздухе Ромны, нависая над земной женщиной смертоносным белым пятном, и застыла на фоне черных лесов, пугая своей белизной.

Но в следующий миг, скованная ужасом и ослепленная зловещим сиянием, Джарел с изумлением увидела, что выражение невероятного страха внезапно стерло гримасу ярости с нависшего над ней лика Смерти, и мертвенно-белое лицо, казалось, стало еще белее.

– Пав! Сюда идет Пав! – глухо выдохнула ведьма, и Джарел вздрогнула всем телом.

Она повернулась лицом к обрыву, надеясь рассмотреть избавителя, повергшего в такой ужас белую ведьму, понимая, что получила лишь временную передышку. На фоне низкого темного неба Джарел увидела исполинскую черную фигуру своего похитителя. Она отчетливо различила в ясном темном воздухе надменное выражение его бородатого лица, и жаркая волна неистового гнева, которую не в силах были погасить ни пугающее осознание темного могущества Пава, ни чудовищные размеры колосса, охватила все ее существо.

Глава 4

Черный широкоплечий, словно вырубленный из цельной скалы исполин, чьи гигантские ноги попирали деревья, словно лесную траву, легко шагал по темной земле под высоким уступом, на котором замерли две женщины. Он приближался с каждым шагом, но не увеличиваясь (как это привычно человеческому глазу), а уменьшаясь в размерах: теперь верхушки деревьев черными бурунами пенились вокруг его бедер. На его темном царственном лике Джарел ясно различила печать ярости и с холодеющим сердцем услышала за спиной легкий вздох. Подавляя рвущийся из груди вопль ужаса, она стремительно обернулась. Время зловещей собеседницы истекло, и теперь ведьма должна была бы покончить с Джарел без промедления, прежде чем надвигающийся Пав сумеет помешать расправе.

Но, повернувшись, воительница увидела, что белое создание, порожденное преисподней, забыло о ней, в панике пытаясь спастись. Ведьма творила колдовство, которое на миг заставило изумленную Джарел забыть обо всем: и о грозившей ей самой смертельной опасности, и о сверхъестественном появлении Пава. Ведьма поднялась на цыпочки и начала кружиться. Поначалу кружение давалось ей с трудом, но через несколько мгновений резкие движения стали более быстрыми и плавными, и вот она уже безостановочно, словно раскрученный дьявольской рукой волчок, закружилась на месте. Какой-то невидимый вихрь раскручивал ее все быстрее и быстрее, до тех пор пока она не превратилась в расплывшееся белое пятно, увенчанное потревоженными змеями черных волос.

В следующий миг завороженная свершившимся на ее глазах черным колдовством Джарел ощутила дуновение ледяного ветра, прилетевшее, казалось, из немыслимой дали, из холодных, глухих подземных глубин. Этот ветер коснулся ее щеки, не потревожив ни одного рыжего локона. Но это был не ветер. В ясном темном воздухе возникла призрачная белая рука и ударила Джарел по лицу. Невыразимо слабый, тонкий и далекий, словно доносящийся из наполненной туманами темной бездны, голос прозвучал в ее ушах:

– Это тебе за то, что видела мое колдовство, рыжая женщина! Но если ты не исполнишь наш договор, ты сполна узнаешь мою силу. Запомни это!

Вместе с последним порывом холодного ветра рядом с Джарел раздался звук тяжелых шагов, и теперь уже Пав стоял на каменистом уступе подле нее. Теперь он не казался таким исполином, каким представал перед ней до сих пор: его массивная фигура обрела почти человеческую стать. Высокий, черный, как и прежде, величественный, излучавший надменное могущество. Жаркий взгляд его бездонных черных глаз был устремлен на то место, где еще клубился бледный туман, оставшийся после исчезновения белой ведьмы. Но вот Пав презрительно рассмеялся.

– Там она в полной безопасности. Так пусть там и остается! Тебе не следовало приходить сюда, Джарел из Джойри.

– Я пришла сюда не по своей воле, – ответила она, и в ее голосе внезапно прозвучали нотки детского негодования, протеста против мучительных загадок этого непонятного ей мира, против его оскорбительного тона, против его высокомерного могущества, против того, что она оказалась обязанной ему за свое спасение от колдовства белой ведьмы. – Я вовсе не собиралась сюда приходить. Скорее… это гора пришла ко мне! Я лишь взглянула на нее и… оказалась здесь.

От его раскатистого смеха краска гнева залила ее щеки.

– Ты должна понять эту тайну земли Ромны, – снисходительно произнес он. – Она построена совсем иначе, чем твой прежний мир. И только со временем, когда ты станешь достаточно сильна в магии, которой я тебя научу, ты сможешь в полной мере понять странности Ромны. Пока же тебе достаточно знать, что расстояния здесь измеряются совсем другими мерками, нежели те, которые знакомы тебе. Здесь пространство и материя подчиняются власти сознания, и потому, когда ты захочешь куда-либо попасть, тебе будет нужно лишь сосредоточить свое внимание, подумать об этом месте, и ты немедленно окажешься там, где пожелаешь. Позже ты должна будешь увидеть Ромну такой, какая она есть на самом деле, пройти через истинную, не иллюзорную Ромну. Однако сделаем это позже, когда ты станешь моей королевой.

Знакомая волна жаркого гнева захлестнула Джарел. Теперь она не боялась его – ведь в ее руках было оружие, о существовании которого он и не подозревал. Теперь воительница знала, что он уязвим.

– Никогда не бывать этому! – воскликнула она. – Я убью тебя!

Ответом на ее угрожающее восклицание был его презрительный смех.

– Ты не сможешь этого сделать, – произнес он своим громоподобным голосом. – Я уже говорил тебе, что такой возможности попросту не существует. Или ты думаешь, что я заблуждаюсь на этот счет?

Она взглянула на него, и неосторожное признание едва не сорвалось с ее языка. Джарел едва не выкрикнула ему в лицо все, что услышала от белой ведьмы, однако вовремя опомнилась. В гневе она отвернулась от него и отступила на шаг. За ее спиной снова послышался громовой смех Пава.

– Удовлетворила ли ты свое желание, нашла ли ты оружие против меня? – продолжал он, и в его голосе по-прежнему звучали нотки презрения и оскорбительной снисходительности.

Несколько мгновений Джарел колебалась. Так или иначе она должна сделать так, чтобы они оба вновь оказались в черном зале. Наконец слегка дрожащим голосом женщина тихо ответила:

– Я ничего не нашла.

– Тогда не следует ли нам вернуться в мой дворец, чтобы подготовиться к церемонии, которая сделает тебя королевой?

Ее напряженные нервы еще трепетали от звуков глубокого низкого голоса Пава, а поросшая могучими темными деревьями гора, на уступе которой они стояли, уже растаяла, исчезла подобно миражу, сквозь который, как сквозь прозрачную завесу, стало видно пламя, полыхавшее вокруг головы идола – гигантского темного идола в огромном черном зале, стены которого, уходившие в беззвездное небо, снова возвышались вокруг них. Джарел огляделась, сознавая, что, не сделав ни единого шага, она вновь вернулась в тот самый черный зал.

При воспоминании о своей решимости скорее умереть, чем принять власть Пава, женщина испытала приступ дурноты, однако вера в обретенное там, на горе, оружие поддерживала ее силы. Теперь в ее душе не было и тени страха. Ее напряженный взгляд медленно скользил по залу.

Над ней безмолвно возвышался черный исполин. Джарел подняла глаза и требовательно, с волнением, смутным предвкушением желанной мести и страхом взглянула на золотые языки яркого пламени в огненной короне Пава. Ее терзала некая неуверенность, вызванная скорее отсутствием хорошо продуманного плана, чем недостатком решимости не подчиниться темному могуществу огромного черного идола и отыскать путь, ведущий из этой темной земли в ее родной мир.

На плечи Джарел властно опустились тяжелые руки Пава. Она резко повернулась, взметнув вихрь черного бархата, и, едва не ткнувшись лицом в его широкую грудь, ощутила на своем лице его жаркое дыхание. Сверху вниз словно два черных солнца были устремлены на нее бездонные черные глаза, и ей было непереносимо больно смотреть в эту источающую жар пустоту. Сдавленное рыдание сжало ее горло, и воительница обеими руками попыталась оттолкнуться от широкой груди, к которой была так тесно прижата. Вопреки ее ожиданиям, Пав отпустил ее без всякой борьбы, так что она пошатнулась, едва удержавшись на ногах, но в следующее мгновение демон железной хваткой сжал ее запястье и вывернул тонкую руку с изощренной жестокостью. От резкой боли Джарел вскрикнула и беспомощно опустилась на одно колено. И высоко над ней, вновь повергая ее в трепет, зловеще зазвучал густой низкий голос короля Ромны:

– Попробуй еще воспротивиться мне, и могут произойти вещи, губительные для твоего сознания, несмотря на все то, о чем я тебя уже предупреждал. Берегись меня, Джарел, потому что гнев Пава ужасен. Ты не отыскала оружия, которым можно было бы победить меня, и теперь ты должна выполнить условие, которое сама же и поставила. Готова ли ты, Джарел из Джойри?

Она склонила голову, спрятав лицо, так что Пав не мог видеть ее искривленных ненавистью губ.

– Да, – прозвучал ее покорный ответ.

И в то же мгновение она ощутила на своем лице резкий порыв леденящего ветра, что набирает силу в бездонных подземных пустотах и, вырываясь на поверхность, в свирепом вое осенней бури несет погибель всему живому. Ее уши наполнил знакомый, далекий и тонкий, искаженный бесчисленными отражениями от каких-то холодных стен в немыслимых глубинах, голос:

– Проси его переодеть тебя в подвенечное платье. Проси его! Проси его сейчас же!

Тотчас в ее памяти возникло жуткое лицо – обтянутый белой кожей череп с темными бельмами глазниц, дьявольский лик, на котором кривились в ухмылке бескровные губы. Но теперь Джарел и не помышляла об том, чтобы ослушаться, теперь она успела все взвесить и оценить все преимущества договора с белой ведьмой. Да, ей угрожала смертельная опасность, но разве не опаснее было ждать чего-то еще под жарким взглядом бездонных черных глаз Пава? И сквозь замирающие отзвуки далекого эха она услышала свой собственный голос:

– Позволь мне подняться. Я готова. Только у меня нет подвенечного платья. Выходить замуж в черном – дурная примета.

Пав не слышал тонкого, отдававшегося эхом подземелий голоса – выражение его темного лица не изменилось, в его глазах не мелькнуло и тени какого-либо подозрения. Железная хватка его пальцев ослабла. Джарел с легкостью вскочила на ноги и подняла голову, скрывая под густыми ресницами свои сверкающие торжеством желтые глаза.

– Мой свадебный наряд, – кротко повторила она.

Пав рассмеялся, и его взгляд вновь, как и в прошлый раз, устремился в окружавшую их пустоту. Этот царственный взгляд, в котором читалась уверенность в том, что его безмолвное распоряжение будет немедленно исполнено покорными рабами, был очередным подтверждением его могущества, его власти, способной небытие сделать неведомой плотью, возникающей из пустого темного воздуха по одному безмолвному повелению короля Ромны. И вот, повинуясь жаркому взгляду бездонно-черных глаз Пава, самый воздух пришел в движение, и вокруг Джарел вновь заплясали мягкие языки голубого пламени.

Околдованная сладостными прикосновениями голубого огня, женщина-воин вновь испытала странную слабость. Ее таинственные слуги в неистовой и одновременно захватывающе заботливой пляске нежно лизали ее, лаская и обогревая усталое тело. Ей даже казалось, что они бормотали что-то забавное и успокаивающее. Покой, сравнимый разве что со смертным успокоением, разливался по ее жилам, и ей казалось, что жизнь, покидая ее тело, перетекает в эти пляшущие языки обессиливающего голубого пламени. Однако Джарел была даже рада своей внезапной слабости – теперь ей уже стало доступно понимание того, сколь много сил ей суждено потратить на выполнение данного ею обещания, сколь много сил заберет голубое пламя, которое должно потушить огненную корону над головой Пава. Всю – да, всю свою силу Джарел готова была отдать для того, чтобы уничтожить пламя могущества черного исполина.

И вновь она ощутила на своем лице непостижимое дыхание холодного ветра, прилетевшего из неведомых глубин, и вновь этот ветер не шевельнул ни единой рыжей пряди на ее голове, и вновь из неизмеримой дали донесся до нее тонкий голос белой ведьмы. Этот голос кричал, почти захлебываясь:

– Ты должна навести их на огненную корону – прямо сейчас, сейчас! Быстро!

И в неведомом, неизмеримо дальнем пространстве раздался холодный злой смех, в котором явственно слышалось оскорбительное презрение. Пошатываясь от слабости, Джарел повиновалась. Насмешка, прозвучавшая в этом тонком далеком голосе, подхлестнула ее сильнее, чем искреннее одобрение, на которое она вправе была рассчитывать: правительница Джойри не могла снести оскорбление и не понимала, за что ее так презирает белая ведьма. Внимая замогильному голосу, Джарел ощутила приближение нависшей над ней грозной опасности, но лишь укрепилась в своей решимости – ибо лишь ценой гибели Пава она сможет вернуться в свой мир и потому должна уничтожить его, чего бы это ни стоило.

Джарел изо всех сил – до боли – прикусила нижнюю губу, и эта боль помогла ей собраться с духом. Она попыталась сосредоточиться на ярком пламени, горевшем вокруг огромной головы Пава. Лишь темным правителям преисподней было ведомо, чего ей следовало ожидать, она приложила все усилия, какие только могла, к тому, чтобы направить языки голубого огня, плясавшие вокруг нее, прямо на пламенную корону величавого идола.

Ей не пришлось долго ждать. Сияющие языки огня, так мягко и нежно обволакивавшие ее тело, оторвались от бархатных складок одежды и метнулись к темному исполину. Покрывшись испариной от слабости, Джарел продолжала внутреннюю борьбу, и вот танцующие языки огня выстроились в дугу и коснулись возвышавшегося над ними черного изваяния.

Словно откуда-то издалека она услышала голос охваченного внезапной паникой Пава:

– Джарел, Джарел! Не надо! Не делай этого!

Ей показалось, что этот крик скорее предостерегал от грозной опасности ее саму, нежели выражал тревогу Пава за собственную судьбу. Но, стремясь завершить начатое дело, Джарел отмахнулась от непрошеной мысли. Теперь всеми ее чаяниями и надеждами управляло страстное желание погасить пламенную корону идола, и она собрала все свои силы, вернувшиеся к ней в тот миг, когда голубые огни оторвались от окутанного бархатом тела, и попыталась мысленно направить их движение наверх, к кольцу золотых огней.

– Джарел, Джарел! – пробивался сквозь туман ее слабости голос Пава. – Остановись! Ты не знаешь…

Его слова утонули в порыве холодного ветра, и в ушах Джарел зашептал, заскулил тонкий далекий голос:

– Тсс! Продолжай! Не слушай его! Не позволяй ему остановить тебя! Он не в силах тронуть тебя до тех пор, пока горит голубое пламя! Продолжай! Продолжай!

И едва не теряя сознание, не видя ничего, кроме мерцавшей дуги голубых огней, она продолжала мысленно приказывать им. Эта дуга удлинялась по мере того, как Джарел вкладывала все больше сил в свое ментальное послание, голубое пламя росло, и вот уже голубые языки коснулись золота пылавшей короны, и в этот миг все вокруг начало погружаться во мрак. Откуда-то из глубины ее сознания донесся низкий густой голос Пава, в котором слышалось отчаяние:

– Джарел, Джарел! Что ты натворила?

Ее душу охватило ликование. В ней пробудилась прежняя ярость, и силы, как горячее вино, растеклись по холодеющим жилам. Она направила всю свою заново обретенную энергию против дьявольского пламени и с торжеством увидела, как оно задрожало. На какой-то миг наступила полуночная тьма, затем опять стали видны огни. Красное пламя перемешалось с голубым, вспыхнуло… И потом – будто небо упало на темную землю – на нее обрушилась абсолютная темнота.

Внезапно ослабев после немыслимых для человеческого существа усилий, она услышала безмерно далекий голос Пава, без слов звавший ее. Черным бархатом ее окутывал беспросветный мрак, и она согнулась под тяжестью этой всепоглощающей темноты. И сквозь эту темноту, сквозь ее почти ощутимую тяжесть голос все призывал, все повторял ее имя. Почти лишившаяся сознания Джарел смутно понимала, что случилось нечто непоправимое. Отчаянно сопротивляясь навалившейся дурноте, она заставила себя прислушаться.

Да, так оно и было – Пав пытался говорить, пытался сказать что-то, что было крайне важным для нее. Однако в его голосе уже не осталось ничего человеческого, он рычал, выл, грохотал во всю свою огромную мощь. Это был голос, сравнимый разве что с ревом свирепого урагана.

– Джарел… Джарел… почему же ты… – и больше ей ничего не удалось разобрать. Слова слились в один мощный рев, который теперь казался ей голосом самой бесконечности. Ее окутала полная темнота, она осталась один на один с этой темнотой, темнота давила на нее так, словно она внезапно оказалась на дне самого глубокого океана.

Но вот в этой ревущей пустоте подул резкий ветер, принесший запах и холод открытого склепа. Джарел попыталась повернуться к ветру лицом и с ужасом поняла, что не в состоянии двигаться. Она ощутила себя крохотной пылинкой, последней частицей жизни в этом всепоглощающем ревущем мраке, тяжесть которого, казалось, должна была вот-вот раздавить ее.

Все направления пропали в кромешной тьме. Ветер беспощадно хлестал ее по щекам, и сквозь набегающие слезы она увидела знакомый белый силуэт. Казалось, где-то только что распахнулась чудовищная дверь, и ледяной воздух подземелий был лишь предвестником повелительницы запретных, кощунственных глубин. Она медленно выплывала из темноты, эта закутанная в незапятнанный тенями саван женщина, и даже тьма была не в состоянии поглотить ее.

Голос белой ведьмы легко прорезал ревущий мрак, и по-прежнему эхо многократно повторяло ее слова, отталкиваясь от стен в каких-то немыслимо глубоких пещерах. Ее лицо казалось ослепительно белым в кромешной тьме, и темные бельма, сквозь которые пробивался леденящий душу огонь, лишь усиливали сияние зловещего черепа. Ведьма смеялась.

– Дура! – презрительно выкрикнула она в лицо Джарел. – Бедная самонадеянная дура! Неужели ты и в самом деле думала, что с нами может сторговаться кто-то, явившийся из другого мира? Неужели ты в самом деле поверила, что Пав – Пав! – мог бы погибнуть? Разве мог понять твой крохотный человеческий мозг, что вся Ромна, которую ты видела, была лишь иллюзией, что человеческое тело Пава не было реальным? Слепая земная женщина со своей крошечной ненавистью и такой же крошечной местью, разве могла бы ты управлять Ромной как королева – Ромной, которая есть сама Тьма? Эта ревущая ночь, которая поглощает тебя, в которой нет ни направлений, ни форм, сплошная ночь без проблеска света – это Ромна! И Ромна – это Пав. Та земля, по которой ты ходила, горы и равнины, которые ты видела, – все это Пав. Пав есть Ромна, а Ромна есть Пав – единое целое, как и то, что он показывал тебе. Трепещи же, потому что, когда я закончу, ты умрешь. Ты умрешь, потому что ни один человек не может жить в настоящей Ромне. Когда в порыве своей глупой мести ты погасила пламя, горевшее над головой Пава, ты решила свою участь. Только благодаря могуществу этого пламени могла ты пребывать в иллюзии относительно Ромны. Только тот огонь помогал Паву создать для тебя ощущение реальности всего, что тебя окружало. Только тот огонь в своем истинно реальном свете позволял тебе воспринимать Ромну и Пава как реальность и сдерживал тяжесть Тьмы, которая могла в один миг сокрушить твою бедную душонку в мягкой бледной оболочке, которую вы называете телом. Сейчас эту тяжесть сдерживает только мой голос. Когда я закончу говорить, когда дыхание могильного ветра коснется тебя, ты умрешь.

Белая ведьма разразилась холодным презрительным смехом, в то время как Джарел продолжала вслушиваться в рев кромешной тьмы, окутывавшей ее. Был ли то действительно голос Пава? Но вот другой, глухой голос, многократно повторявшийся эхом, произнес:

– Но прежде, чем ты умрешь, я хотела бы показать тебе, что ты пыталась уничтожить. Я хотела бы, чтобы ты увидела Тьму, которая есть Пав и Ромна, чтобы ты увидела ее ясно, и ощутила ее мощь, и смогла бы понять, каков мой возлюбленный на самом деле. А ты думала соперничать со мной! Неужели ты со своей человеческой напыщенностью могла бы хоть на одно мгновение вынести всего лишь единственный взгляд на ад, который есть – Пав!

На этом последнем, прозвеневшем, как набатный колокол, слове голос ведьмы смолк, ледяной ветер утих, и во мгле, в черной сплошной мгле, где не было места живой человеческой плоти, с ужасающей ясностью Джарел увидела…

Она увидела Тьму. Это видение лежало за пределами всякого человеческого восприятия, хотя и длилось не более мгновения. Повсюду клубилась, колыхалась и наползала сама на себя оглушительно гремевшая Тьма, чей рев был несравним ни с одним из звуков, знакомых и привычных человеческому уху. В этом аду было слишком жарко. Глаза Пава, некогда представшего перед Джарел в человеческом облике, сверкали и жгли словно два черных солнца, но это было лишь слабым отражением того, что она испытывала теперь. Эта Тьма была воплощением ада, и, испытывая страшнейшее головокружение, Джарел отчетливо поняла, что не в силах более выдерживать эту пытку.

Джарел попыталась закрыть глаза, но Тьма проникала и сквозь опущенные веки, жадно поглощала такое слабое, хрупкое, ничтожное человеческое тело. В следующее мгновение, судорожно цепляясь за островки угасающего сознания, Джарел ощутила некое движение заполнившего собой все пространство чудовищного существа. Это пылающее черным пламенем Ничто прожгло всю ее плоть, и в бесконечном страдании Джарел успела лишь подумать, что ее душа расстается с телом. Но нечто, даже отдаленно не похожее на голос, соприкоснувшись с ее разумом, властно выдернуло ее из пучины небытия. В помутившемся сознании Джарел возникли чужие слова:

– Прости… хотел бы тебя… мог бы любить тебя… но теперь иди… иди быстрее, пока ты еще жива…

Некая сила властвовала над ошеломляющей и оглушающей Тьмой даже сейчас – ибо Тьма была Ромной, а Ромной был Пав, и его повеление подобно вспышке молнии, прорезавшей Тьму от края до края, вытолкнуло строптивую живую пылинку из самого сердца черного ада.

И, безропотно повинуясь этой нечеловеческой мощи, темнота вокруг Джарел расступилась, и ее сменил ослепительный свет, столь же погибельный и неистовый, как и ревущая темнота. Сияние омыло душу и тело Джарел, как солнечные лучи. И вновь свет сменил кромешный мрак, и вновь мрак расступился… Теперь Джарел закружил водоворот сил столь могущественных, что самая их мощь уберегла ее от гибели: она спаслась, как спасается крошечное насекомое, захваченное свирепым ураганом. Сама бесконечность кружила ее…

И вот босые ноги воительницы коснулись чего-то твердого – холодных гладких каменных плит! Не веря собственным глазам, Джарел поморгала, покрутила головой. Вокруг нее высились серые стены часовни замка Джойри, такие знакомые и темные в зыбких лучах рассвета.

Джарел, хозяйка замка Джойри, одетая в привычную кожаную рубаху, стояла на каменных плитах часовни и, скользя взглядом по стенам, драпировкам, алтарю, глубоко вдыхала сладкий воздух своей земли. Глаза ее были полны безмерного изумления и восторга.