Онлайн чтение книги Дневник пани Ганки
Воскресенье

Ужас, да и только! Я до сих пор не могу прийти в себя. Какое счастье, что Яцек ничего не знает! Сколько буду жить, не забуду деликатности полковника. Он действительно очень добр ко мне. Подумать страшно, в чем мог бы заподозрить меня Яцек, если бы все узнал. А в морге я чуть не потеряла сознание.

Я узнала обо всем вчера утром. Когда Яцек ушел из дома, я позвонила Роберту и услышала в трубке совершенно незнакомый голос. Разумеется, я положила трубку. Однако когда минуты через две снова взяла ее, то убедилась, что телефон еще не разъединен. Поскольку мне срочно была нужна Туля Вощевская, это начало меня раздражать, тем более, что мне совсем не хотелось, чтобы мой телефон был соединен с Робертом. Так продолжалось около получаса, и только тогда я смогла позвонить Туле. А минут через пять явились какие-то два господина. В доме беспорядок, тетя собирается уезжать, а они показывают мне какие-то удостоверения и начинают допытываться, не я ли звонила на номер пана Роберта Тоннора. Я, конечно, категорически отрицала. Меня стало страшно. Тогда они сказали, что надо немедленно допросить всех в доме — кто-то звонил с моего аппарата пану Тоннору. У меня не осталось другого выхода кроме как признать, что это я. Наконец, телефонный звонок — вполне обычное дело. Мы звоним разным лицам, с которыми нас ничего не связывает, кроме обычного знакомства или деловых интересов.

Тогда они попросили меня, чтобы я оделась и поехала с ними. Когда я ответила, что у меня нет времени, старший из них улыбнулся и спокойно сказал:

— В таком случае я буду вынужден вас арестовать. Я обмерла. Меня — арестовать!

— Да вы что? Я жена советника Реновицкого!

— Даже если бы вы были женой самого министра, это ничего бы не изменило. Даю вам пять минут на то, чтобы одеться.

Я хотела позвонить Яцеку, чтобы он спасал меня, но они не позволили. Если бы я только что не подвела глаза, то заплакала бы.

— За что… за что вы меня арестовываете? Что я плохого сделала?..

— Мы вас вовсе не арестовываем. Вы только должны дать показания. И прошу вас поторопиться.

Что было делать? Я поехала с ними, еле живая от страха. Немного успокоилась только тогда, когда увидела, что они привезли меня в учреждение полковника Корчинского. Я уже знала, что здесь ничего плохого мне не сделают. Однако полковника не было. Меня отвели в другой кабинет, и там меня принял его приятель, с которым я недавно познакомилась. Теперь он был в мундире майора. Поздоровался со мной очень сухо. Будто совсем другой человек. Затем строго спросил:

— С каких пор вы знаете Альфреда Валло?

Я сделала большие глаза.

— Валло? Я вообще такого не знаю.

— Что ж, допустим. С каких пор вы знаете Тоннора?

— И его не знаю… То есть знаю, но очень мало.

Майор нахмурился.

— Предупреждаю, что вы должны говорить только правду. Человек, о котором я вас спрашиваю, — очень опасный шпион. Меня не интересуют ваши интимные отношения. Но вы обязаны прямо отвечать на вопросы, которые я вам и буду задавать. Итак, как давно вы его знаете?

— Боже мой!.. Я познакомилась с ним в начале прошлого месяца.

— Где?

Не могла же я рассказывать ему эту историю с Гальшкой! Ну и сказала:

— Теперь уж и не вспомню… Кажется, в каком ресторане или кафе. Я тогда познакомилась с несколькими людьми, а среди них и с паном Тоннором.

— Кто вас с ним познакомил?

С какой радостью я бы втянула во все это Гальшку! Пусть бы она попробовала тот же мед, что я. Ведь все это случилось по ее вине. Кто мог бы подумать, что Роберт — шпион? Страшные люди. Как они умеют маскироваться!

— Никак не могу вспомнить, — заверила я майора. — Видимо это был какой-то случайный человек.

— А вашего мужа Тоннор знал?

— Что вы, упаси боже!

— Как часто вы с ним виделись?

— Да почти совсем… Откуда я знаю? Может, раза два в жизни…

Майор поглядывал на меня с видимым недоверием.

— Простите, пани, но вы должны говорить только правду. Если окажется, что вы действительно не знали, кем является Тоннор, о ваших показания никто не узнает. Как часто вы бывали у него?

— Н-ну… несколько раз…

— А он у вас также бывал?

— Нет-нет, упаси боже!

— Разговаривал ли с вами пан Тоннор о служебных делах вашего мужа? Знал ли он вообще, какое положение занимает пан Реновицкий в министерстве?

— Он совсем этим не интересовался.

— Вы наверняка это помните?

— Абсолютно, — подтвердила я. — Мы никогда не разговаривали о политике или о таких вещах, которые могли бы быть важными для шпионов. Меня они тоже не интересуют. И конечно, я и не предполагала, что он шпион. Он производил впечатление очень приличного и порядочного человека. Мне и теперь трудно поверить, что он был шпионом. Я знала, что у него есть экспортная или импортная контора, которая находится на Электоральной.

Майор кивнул.

— Эта контора была создана, чтобы замаскировать его настоящую деятельность. Когда вы видели Тоннора последний раз?

— Кажется, вчера.

— В котором часу?

— Вечером, между пятью и семью.

Майор нажал кнопку звонка, и на пороге, к моему большому удивлению, появился тот гадкий тип, которого я видела в молочной на Жолибоже. Он не сказал ни слова, только посмотрел на меня и кивнул.

Майор жестом велел ему выйти и посмотрел на меня уже немного мягче.

— Я вижу, вы говорите мне правду. Держитесь этой линии и в дальнейшем. Уверяю вас, мы знаем очень много. И если вы скажете нам неправду, мы легко это обнаружим.

Я была так напугана, что мне и в голову не приходило прибегать к каким-то уловкам. Сама мысль о том, что они могут рассказать обо всем Яцеку, пронизывала меня ужасом. Они очень опасные люди.

Майор стал меня расспрашивать, о чем я говорила с Тоннором последний раз. Больше всего его интересовало, не упоминал ли он о своем намерении уехать, не называл ли какого-то города или страны, не обещал ли мне написать.

Я сказала, что он вовсе не собирался уезжать, наверняка и теперь в Варшаве, так как только что вернулся из какой-то коммерческой поездки. Майор задумался и, минуту помолчав, очень сурово произнес:

— Этот субъект сбежал. Но он еще должно быть в Польше. На всех пограничных пунктах ведется пристальное наблюдение. Поэтому нет сомнения, что рано или поздно его схватят. Однако я думаю, что он попытается как-то связаться с вами, если ваши с ним отношения имели какие-то чувственные основы…

— Но, пан майор… — перебила его я. — Меня ничего с ним не связывало. Даю вам честное слово.

По выражению его лица я поняла, что майор не поверил мне. Он нетерпеливо махнул рукой.

— Это меня мало волнует, уважаемая пани. Зато мне очень важно, чтобы вы сразу же сообщили мне, если Тоннор пришлет вам телеграмму или письмо. Вы знаете его почерк?

— Нет.

Майор положил передо мной несколько листков бумаги. Каждый был исписан другим почерком.

— Вот образцы. Если вы получите письмо, написанное одним из этих почерков, вы должны немедленно, не открывая конверта, принести его мне. Если Тоннор вам позвонит, постарайтесь выведать у него, где он находится. Ни в коем случае не кладите трубку на аппарат. Понимаете? Это позволит нам выяснить, откуда вам звонили. Надеюсь, что могу вам доверять, и что вы будете строго придерживаться этих предписаний. В противном случае мне пришлось бы установить контроль над вашей корреспонденцией и телефоном, что, конечно, вовсе не относится к приятным вещам.

Я заверила его, что он может полностью на меня положиться. Тогда он спросил, видела ли я кого-нибудь у Тоннора. Я сказала, что не видела никого, за исключением горничной.

— Могли бы вы ее опознать?

— Конечно.

Когда он стал надевать плащ, я догадалась, что мы поедем в тюрьму. Однако все оказалось куда хуже.

Машина остановилась перед моргом. Боже, какой ужас! Меня повели через мрачное помещение, в котором лежало множество трупов, накрытых белыми простынями. В воздухе стоял невыносимый смрад. Я чуть не потеряла сознание. Никогда в жизни не сталкивалась с таким ужасным зрелищем.

Когда открыли лицо, я сразу узнала ее. Она была очень синяя и лежала с открытыми глазами.

— Да, это она, — сказала я. — А что… ее убили?

Майор отрицательно покачал головой. А когда мы вы шли из морга, объяснил:

— Она сама отравилась, когда ее арестовывали на вокзале.

— Отравилась? Почему? Разве она тоже была шпионка?

— Да. Ее сообщнику удалось бежать только благодаря гриму. Она предпочла умереть, чем попасть в тюрьму.

Я была потрясена. Вернувшись домой, сейчас же легла в постель. Боже мой, какие ужасные вещи творятся в мире! Как все гнусно и подло! Я не любила ее, но она была молодая и хорошенькая. Эти преступники втягивают в свои грязные дурацкие дела даже женщин. Разве это по-человечески! Если бы я была президентом страны, я бы категорически запретила пускать в Польшу шпионов.

А к тому же во все это впутали и меня. Сколько буду жить, не прощу этого Гальшке. Меня в жар бросает, как подумаю, какой поднялся бы страшный скандал, если бы мои показания получили огласку. Для Яцека это был бы настоящий удар. А отец!.. Нет, лучше об этом и не думать!

Теперь я дрожу от мысли, что Тоннор может мне позвонить. Боже мой, я не желаю ему зла, но все же предпочла бы, чтобы его скорее схватили.

Разумнее было бы уехать. Хоть бы в Голдов. Но я не могу. В мое отсутствие может произойти бог знает что между Яцеком и той женщиной. Должна сама за всем присматривать. Завтра надо будет поехать к дяде Альбину. Не могу понять, почему он не подает признаков жизни.

А теперь спать, любой ценой спать.