Онлайн чтение книги «Додж» по имени Аризона
Глава 6

Плюхнулся я прямо на ящик. Черт, думаю, если сдетонирует – аминь. Останется от старшего сержанта Малахова две воронки плюс сизый дымок. С второго-то разу. Ха, вот хохма будет, если меня еще в один мир перебросит или обратно в мой. А что, чем не прямое попадание. Прямей уж некуда.

Все это, конечно, весело, но лежать на этом ящике еще хуже, чем на автомате, очень уж больно края в живот врезаются. Да и сыпаться сверху, похоже, перестало. Даже песок.

Приподнялся, смотрю – накрылась моя полевая лаборатория в самом прямом смысле этого слова. Только дым к небу поднимается.

Встал, отряхнулся – нет, чувствую, рано мне еще вставать. Вроде контузия не сильная, а ноги не держат. Хорошо еще, остальные держатели работают. Сел обратно на ящик, по карманам зачем-то начал хлопать. Черт, думаю, да что ж это я, какие еще сигареты, если я и курить-то никогда не пробовал? А жаль.

Повезло мне. Хорошо упал. Как раз в мертвой зоне. Большую часть осколков яма на себя приняла, а остальное в воздух поднялось, аккуратно через меня перелетело и метрах в десяти перед моим носом посыпалось. Осколков, кстати, не так уж много и было.

Сижу, жду, пока руки трястись перестанут.

Ну, Малахов, думаю, похоже, раз уж ты один раз официально погиб, то теперь тебя никакая зараза не возьмет. До ста лет доживешь и дальше жить будешь, пока от скуки не скиснешь.

Черт, но как мне за руль в таком состоянии садиться? И ящик этот тоже как-то доволочь надо.

И тут рыжая подбегает. Черт, думаю, явно она где-то неподалеку пряталась. Ну не могла она от самого замка успеть добежать.

– Эй, феодалочка, – говорю, – как проверить, я живой или мне все снится?

Ой, я ж ее обещал буржуинкой не обзывать. Ну, думаю, сейчас так врежет – сразу почувствую на каком я свете.

Нет, не врезала. Пожалела, наверное, контуженого.

– Что это было?

– Несчастный случай на производстве, – шучу. – ЧП, можно сказать. Die grobste Nichtbefolgung der Technik des arbeitsschutzes bei dem Umlauf mit den explosiven Stoffen[8]Грубейшее несоблюдение техники безопасности при обращении со взрывчатыми веществами..

– И… и ты поэтому меня прогнал?

– Именно, – отвечаю и чувствую, что сейчас засну прямо на столе. Спать почему-то хочется, как от потери крови.

– Слушай, – бормочу, – фео… тьфу, рыжая. Срочно организуй кого-нибудь на переноску этого ящика в «Аризону». И…

– Встань.

– Зачем?

– Ты на нем сидишь.

Встал. А рыжая за этот ящик уцепилась – и подняла.

– Стой, – кричу. – А ну поставь. Надорваться хочешь?

– Так он же легкий.

– Знаю я, какой он легкий. А ну давай сюда.

Забрал – действительно легкий. Вот только нести его отчего-то страшно неудобно. Руки не держат и ноги заплетаются.

– Отдай ящик, – это рыжая сбоку пристает.

– Не мешай, – бормочу. – И без тебя тяжко.

– Дай хоть помогу.

– Без таких помощников обойдемся. Ты почему приказ не… – Тут я в какую-то ямку сапогом угодил и чуть кубарем не полетел. Хорошо, Кара меня сбоку подхватила.

Кое-как доковыляли до «Доджа» – я тол несу, а рыжая – меня. Сел за руль, завел – нет, чувствую, точно с моста в ров слечу.

– Садись за руль.

– А можно?

– Теперь все можно. Главное – в ворота впишись.

И доехали. Вылез, головой потряс – вроде полегчало, но все равно – надо пойти отлежаться. А то я им тут такого понакомандую. А уж о том, чтобы в таком состоянии с взрывчаткой работать, и вовсе думать нечего.

Ладно, думаю, проверю только, как там у Арчета дела, и спать завалюсь. Тем более что у меня, пока я на ящике куковал, одна мысль возникла, и довольно правильная.

Выволокли мы с Карой оба ящика, запихнули их поглубже под полуторку. Гляжу – а гаврика гарнизонного нет.

– Эй, – говорю, – а часовой-то куда делся? Я его с поста не снимал.

– Так обед же был.

– Какой еще обед? В той яме десять кило тола рвануло, а тут – полторы тонны.

Ох и работнички.

– Значит, так, – говорю, – стой здесь, никого к машине не подпускай. Первых двух с мечами, кто будет мимо проходить, мобилизуешь на охрану, а сама найдешь вашего начальника караулов, ну, кто у вас там дежурства на башнях распределяет, и скажешь ему, чтобы составил на этот пост круглосуточное расписание. Задача ясна?

– Нет, – улыбается, – но все будет сделано.

– Ну, смотри, – говорю, – а то ведь котел так и стоит недочищенный.

Поехал проверить, как там у Арчета дела. Подъезжаю – а они как раз лестницу наверх затаскивают.

Белобрысый меня увидел, рукой помахал, веревку подхватил – ну, думаю, и ловок же он по камням скакать. Никогда горных козлов не видел, но так, как Арчет, не всякий козел, наверное, сумеет. Эх, и как я только вчера не сообразил веревку захватить?

– Ну как работа?

– Так ведь, – говорю, – работу я не здесь принимать буду. Сможете меня наверх затащить, неподвижным грузом?

– Запросто.

– Вот и давайте.

Арчет мне другой канат подал, я за него покрепче уцепился, он за соседний. Р-раз – и втащили нас на этот склон – еле ноги успевал переставлять.

– Ну так как работа?

– Хорошо, – говорю. – На спасибо будет. А скажи-ка, дядя, каменщика среди твоих горнострелков не найдется?

– Ученик есть. Бывший, правда.

– А он еще не все позабыл? – спрашиваю.

– Спросим. Тарви, подь сюда.

Смотрю – один из парней бросил веревки натягивать и подходит к нам. Спокойно так подходит, вразвалочку, даром что идет по самому краю без всякой страховки. Мне он сразу понравился. Плотный такой крепыш, вроде нашего Степанова из второго взвода.

– Что надо?

– Сможешь, – спрашиваю, – стенку каменную сложить?

– Где?

– Да вот прямо здесь, – говорю. – По краю, где ты шел.

– А чего, – отвечает, – запросто. Камней здесь много.

– Вот и отлично.

Объяснил ему, где, что и как – ну, думаю, если он все это нормально сложит, такой дот получится – не подступишься. Разве что самоходку на прямую наводку выдвинуть. Ничего, для самоходочки мы другой сюрприз приготовим.

Собрался слезать, глянул вниз – и тут так голова закружилась, чуть не свалился. Нет, думаю, надо обязательно пойти отлежаться. А то и в самом деле делов наворочаю. Вон мысли – и те заплетаются: «деле – делов».

Ладно, думаю, а спуститься-то как?

И тут уж меня злость разобрала. Да что ты, думаю, Малахов, тяжелораненого из себя корчишь. Подумаешь, рвануло рядом. Что, первый раз под обстрелом? Ближе, бывало, рвалось, и что? Дождался, пока осколки сыпаться перестанут, – и вперед.

Схватился за веревку и вниз. Не хуже Арчета.

Вернулся обратно в замок, гляжу – у полуторки двое часовых стоят, в полной чешуе, с мечами наголо, а рыжая поодаль прохаживается.

– Твой приказ выполнен, – рапортует.

– Отлично, – говорю, – а теперь слушай новый. Твоя боевая задача на сегодняшний вечер – залечь пораньше спать и получше выспаться. Ясно?

– Нет, – отвечает. – А ты что будешь делать?

– То же самое, – говорю. – А завтра с утра быть в полной боевой готовности.

– А зачем?

– В разведку мы с тобой пойдем.

Это я, тогда, сидя на ящике, додумался. Встряска, наверное, помогла. Я ведь разведчик, а не сапер, значит, и заниматься надо своим прямым делом. А то вон взялся за чужое – и результат. Да и оборону налаживать – мысль, конечно, хорошая, но что за оборона без сведений о противнике? А местным сведеньям я что-то слабо верю – примерно как слухам, курсирующим среди местного населения. Тоже источник информации, но веры ему маловато – все по десять раз перепроверять нужно. Тем более – для дезинформации чаще всего используется.

А потом можно будет и взрывчаткой заняться. Когда уже буду знать, против чего готовить.

Так что оставил я Кару во дворе – осознавать и проникаться, а сам пошел к себе наверх и завалился спать. А что, первое дело – выспаться перед выходом. На задании-то не до сна.

На этот раз мне никто не снился. Даже немного жалко стало. Так бы, глядишь, посоветовался с капитаном или хотя бы со старшиной Раткевичем, может, и подсказали бы чего. Я ж все-таки приказы больше привык выполнять, чем отдавать. Понятно, что разведчик должен быть инициативный боец и все такое, но только инициатива эта самая, она ведь тоже всякая бывает. Иногда так завести может – не отплюешься.

Только под утро мне наконец сон приснился. И то – не отцы-командиры и даже не зануда Светлов, а тот лысый тип, который меня в черном замке вербовать пытался. Интересно, думаю, на кого ж он меня вербовал? Зайти, что ли, спросить?

Лысый опять целое представление устроил. Стоит на фоне пламени, халат свой черный словно крылья растопырил, пальцы крючками согнул и бормочет:

– Ты мой. Ты мой. Ты все равно придешь ко мне. Поздно или рано, но ты все равно вернешься ко мне.

– Никаких проблем, дядя, – говорю. – Буду в ваших краях – обязательно зайду с визитом.

Тип аж подскочил.

– Где ты? Где ты?! Где ты?!

Вот заладил. Что за сон дурацкий.

– Да здесь я, – говорю, – сзади. Под халатом.

От этих слов лысый так завизжал, словно у него под халатом действительно скорпион сидел и как раз сейчас его в задницу ужалил. Сорвал халат и топтать принялся.

Мне даже смешно стало. Ладно, думаю, раз указаний от начальства получить не удалось, так хоть комедию посмотрю. А то ведь когда еще кинопередвижка в этот замок заедет.

– Ладно, – говорю, – дядя, не порть материю. Пошутил я. На самом деле я у тебя на голове сижу, в волосах прячусь.

Тут уж лысый взвыл, как будто ему ножом брюхо распороли.

– Где ты?! Как ты укрылся от моей Силы?! Кто ты есть?!

– Я же тебе уже один раз говорил, дядя. Старший сержант 134-й стрелковой дивизии. Что, так трудно запомнить?

– Я доберусь до тебя, – шипит.

– Ага, – говорю. – Вот давай посмотрим, кто до кого раньше доберется?

– Ты бросаешь мне вызов?! – орет. – Ты смеешь?!

– Какой вызов, дядя, – усмехаюсь. – Я тебе даже гранату без чеки бросить пожалею.

– Я… Я…

– Ну ты, а дальше что? Знаешь что, – говорю, – дядя. Надоел ты мне со своими воплями. Шел бы ты в ад к приятелям-чертям, а я дальше спать буду.

Лысый еще громче взвыл, пламя его охватило – и пропал. А я проснулся.

Выглянул из-под покрывала – рыжей не видать, – потянулся за одеждой. Черт, думаю, в таком рванье не то что на задание идти – до ветра сбегать неудобно.

Оделся все-таки пока в эту рвань, скатился к колодцу, умылся – с бородой, думаю, срочно что-то делать, надо, – и только к грузовику шагнул, как оба караульных, новые, я их еще не видал, стеной передо мной выстроились.

– Нельзя.

– Вы чего, – спрашиваю, – совсем очумели? Это ж мои грузовики.

– Велено никому не подходить.

– Правильно, – говорю. – Мной же и велено.

– Нам приказали никого не подпускать.

– Кто приказал-то?

– Старший ратник.

– А он где?

– В караулке отсыпается после ночной стражи.

Черт, думаю, если этот старший ратник не Арчет, а, скорее всего, это не Арчет, то, если я его подыму, он меня так покроет – в точности как я бы на его месте. Ну а что делать? Аулея будить? Совсем не хочется.

Ладно, думаю, сейчас я вам проверку бдительности устрою.

– Вам к какой машине приказали никого не подпускать?

– Чего?

– К какому ящику на колесах не подпускать велено?

– К этому, – и на полуторку показывает.

– Ну, вот и стойте себе, – говорю. – А мне второй гроб нужен.

И, пока они в своих немытых головах эту мысль прокручивали, я себе спокойненько в кузов «студера» влез.

Порылся, подобрал себе комплект формы – гимнастерка, правда, офицерская, ну да нашивки потом перешью. А вообще можно было бы и с лейтенантскими погонами пофорсить – местным-то все равно, хоть штаны полосатые нацепи.

Нижнее белье тоже переодел, только сапоги и ремни свои оставил. Хром – это, конечно, вещь, но скрипу от него…

Жаль, камуфляжа никакого нет.

Прицепил кобуру, выскочил – эти двое все еще стоят, пялятся. Тоже мне, охраннички, ППС. Некому вас в чувство привести, в божеский-то вид.

Ладно, думаю, черт с вами, стойте. Не до вас.

Пошел Кару искать. Хоть и очень сильно не хотелось мне с ней связываться, но про нее я хотя бы твердо знал, что минимум один раз она на территорию противника проникла, да еще с конем и даже «языка» обратно приволокла. «Язык», ей, правда, тот еще попался.

Поднялся в левое крыло, где Аулей с семьей квартировал, и как раз на Матику наткнулся.

– А где, – спрашиваю, – Кара?

– Вон по той лестнице вверх, – показывает. – Только она, наверно, спит еще.

– А что, будить ее раньше времени нельзя?

– Нужно, – вздыхает. – Решился бы кто на это.

– Ну, один герой, считайте, нашелся.

Взлетел я по этой лестнице, постучал – тишина. Постучал сильнее – а дверь возьми, да отворись. Тут-то я глаза и вытаращил.

Рыжая себе спит вовсю, раскинулась на кровати – покрывало с одной стороны, подушка с другой, волосы рыжие до пола свисают. А ночнушка на ней – мне б через такую ночнушку на план немецкого наступления полюбоваться, живо бы Героя получил, хотя там вид куда менее замечательный – и вдобавок задралась.

И улыбается во сне.

Пару секунд я на нее смотрел, потом пулей оттуда выскочил, дверь захлопнул, спиной к ней привалился. Ну, Кара, думаю, ну, рыжая, ну шпринг-мина. Если кто меня в гроб обратно загонит – то только она.

Ладно. Спокойно, начинаем считать… на четыре вдохнул, на шесть выдохнул, дрожь унял, развернулся – и в дверь сапогом. Сейчас, думаю, ты у меня проснешься.

Пять раз ударил. На шестой только ногу занес – дверь распахивается, а за ней рыжая, в той самой ночнушке.

Нет, думаю, врешь, не отвернусь. Но покраснеть покраснел.

– И долго еще, – спрашиваю, – спать собиралась?

Прежде чем ответить, Кара потянулась так томно, зевнула и только после этого ответила:

– Пока не разбудят.

– Ну вот, – говорю, – я тебя не просто бужу, а, считай, по тревоге поднимаю. Живо одевайся, и чтоб через пять минут внизу была.

Скомандовал, поворачиваюсь и только ногу над первой ступенькой занес, как рыжая от двери:

– А что это ты на меня так странно уставился?

Спросила, как в спину выстрелила.

Я медленно развернулся, посмотрел на нее – странно.

– А что это ты, – спрашиваю, – полегче одеться не могла?

– А зачем?

– Да так, – говорю, – прохладно ведь.

– А мне, – улыбается, – вовсе не холодно. Даже жарко.

И прежде чем я успел хоть глазом моргнуть, подняла руку – и р-раз – упало это воздушное одеяние невесомой кучкой вокруг ее замечательнейших ножек.

Еле отвернуться успел.

– А что это ты, Ма-алахов, на меня взглянуть боишься? Я что, не нравлюсь тебе?

– Нравишься, – сквозь зубы цежу, – очень даже нравишься.

– Тогда зачем ты отвернулся?

Слышу, ближе подходит.

– Мне очень приятно, – шепчет, – когда мной, моим телом восхищаются.

Я на всякий случай зажмурился и еще руками глаза зажал, для надежности.

– Ну а что будет, – выцеживаю, – если я тебя сейчас об стенку размажу?

– А тогда, – и голос у нее сразу заледенел, – мой отец вздернет тебя на самой высокой башне замка Кроханек.

– Этого ты добиваешься?

– Да!

Тут уж я развернулся и в глаза ее желтые уставился. И ни на что, кроме тех глаз, уже внимания не обращаю. А они огнем полыхают.

– Ах ты… ты… тьфу!

Крутанулся и посыпался вниз по лестнице. Даже не оглянулся ни разу.

– Чтоб через пять минут, – снизу ору, – была внизу. Одетая.

Ну, думаю, послал же бог напарницу.

Спустился во двор, привалился к стене – черт, думаю, нервы ни к черту, тьфу, опять заговариваться начал. Выматериться, что ли? Я вообще-то после второго ранения зарок дал – ни слова. И пока держал. Ну уж очень хочется. Черт, какая все-таки жалость, что не курю. И выпить, как назло, нечего. Хлопнул бы сто грамм, глядишь, и полегчало.

Да уж, полегчает после такого. Да и какие сто грамм перед делом?

Ладно, думаю, зато теперь все точки и запятые расставлены. Она меня ненавидит, я ее… тоже люблю. Да так, что взял бы и пристрелил на месте, стерву рыжую.

Ничего. Зато спину мою она в бою беречь будет больше, чем свою собственную. Я уже один раз такое видел – двое солдат у нас в роте, что характерно – земляки, не то что видеть, слышать один другого не могли, глотку были готовы перегрызть из-за взгляда косого. А потом одного ранили, причем так, что не видел никто, кроме второго. И этот второй его из-под обстрела выволок. А когда его спрашивают: «Ша…», короче, ты чего, ты ж его больше фрицев ненавидел, он глазами сверкнул и отвечает: «Мой враг – никому его не отдам».

И у рыжей, чувствую, так же. Удовольствия мне глотку перегрызть она никому не уступит.

Ладно. Всю эту лирику – скатать и запихнуть поглубже. О деле предстоящем думать надо.

А что о деле? Автомат бы?

Ну вот, думаю, опять песню завел. А пулемет не хочешь утащить? Или винтовку? Винтовки-то у тебя, Малахов, тоже нет. Рыжей стерве отдал. Ну, у кого просить будешь, у нее или у Трофима? Или так и пойдешь с пистолетиком?

А что? При стрельбе в упор, если уж на то пошло, пистолет куда расторопнее винтовки. А в перестрелку я ввязываться не собираюсь. И потом, у меня еще кое-какие гостинцы заготовлены.

Смотрю – Кара из двери выходит. Оделась во вчерашние сапоги с кожанкой, причем сверкает вся эта галантерея на ней, словно новенькая. Вроде и не перемазалась она вчера так, что сапоги от лица не отличить. Я только приготовился рот открыть, прислушался – не скрипит.

Ладно, думаю, черт с тобой, а то еще опять примется прямо посреди двора раздеваться.

И винтовка за плечом.

Подходит так спокойно и смотрит вопросительно, словно и не было между нами ничего пять минут назад.

Хорошо, думаю, забыли до поры до времени.

– Патроны к винтовке?

– Пять обойм.

– Где?

– В карманах. Показать?

– Не надо. Прикажи лучше этим олухам, чтобы пропустили нас к машине.

– Они меня не послушаются.

– А ты, – говорю, – прикажи так, чтобы послушались.

Снова глазищами сверкнула, развернулась, подошла к этим двум болванам, кротко что-то бросила – шарахнулись, как от змеи. А что, их понять можно. Я, например, их очень хорошо понял.

– Эй, – кричу, – куда рванули-то? А ну назад.

Вернулись. Стоят, с ноги на ногу переминаются. Очень им тут неуютно и явно не из-за меня с грузовиком.

– А ну, – командую, – снимайте весь ваш металлолом, мечи, кольчуги, все снимайте и становитесь во-он сюда. Будете ящик принимать.

– А что, господин, – один блеет, – с ними делать?

– На землю ставить, – рычу. – Аккуратно. Уронишь – я тебя на том свете достану. Ясно? Вперед.

Черт, еще бы такую же парочку вверх, но уж больно не хочется никого из местных в кузов пускать. Хотя… одного можно.

– Эй, не-рядовая. Арчета сюда, срочно.

Трофима тоже можно было бы. Да ну эту бороду.