Онлайн чтение книги Долина Виш-Тон-Виш
ГЛАВА V

Топор и факел были пущены в ход вокруг жилья Хиткоутов своевременно и результативно. Двойная цель была достигнута путем расчистки большей части остатков леса по соседству с постройками. Необходимые для земледелия работы были выполнены с меньшей затратой сил, и — соображение немалой важности — прикрытие, которое американский дикарь, как известно, ищет при нападении, было отодвинуто на расстояние, значительно уменьшавшее опасность внезапной атаки.

В силу преимущества, полученного благодаря такой предусмотрительности и светлой ночи, которая вскоре стала соперничать с яркостью дня, обязанность Ибена Дадли и его помощника по караулу не была обременительной. В самом деле, к утру они чувствовали себя настолько уверенно, главным образом по причине поимки индейского парнишки, что не раз их глаза, вопреки требованиям службы, смыкались, уступая дремоте и привычке, либо открывались ненадолго, оставляя своих хозяев в некотором недоумении относительно течения времени. Но едва появились признаки наступления дня, как, согласно полученным инструкциям, часовые добрались до своих постелей и проспали пару часов крепко и без опаски.

Когда отец завершил утренние молитвы, Контент в кругу собравшейся семьи сообщил о событиях минувшей ночи то, что, по его мнению, представлялось необходимым. Он благоразумно ограничился рассказом о поимке юного туземца и о том, как распорядился выставить часовых для охраны семьи. По поводу своей собственной вылазки в лес и всего, что с этим связано, он осмотрительно умолчал.

Нет необходимости передавать, как была воспринята эта тревожная информация. Холодное и сдержанное выражение лица Пуританина стало еще более задумчивым; молодые люди выглядели угрюмыми и настроенными решительно; девушки из прислуги побледнели, задрожали и стали перешептываться. А маленькая Руфь и девочка почти ее возраста по имени Марта теснее прижались к хозяйке дома, для которой в этом не было ничего нового и которая приучила себя принимать решительный вид, хотя была далека от такого настроения.

Первым испытанием, обрушившимся на слушателей после того, как их уши жадно впитали информацию, которой так скупо поделился Контент, стало возобновление духовных усилий его отца в форме молитвы. Особое моление просило пролить свет на их будущее, а также испрашивало милость ко всем людям, умиротворения духа тех, кто бродит среди дикой природы в поисках жертв своей ярости, дарования благодати язычникам и, наконец, победы над всеми заклятыми врагами, откуда бы или в каком бы обличье они ни явились.

Укрепив свой дух этими дополнительными упражнениями, старый Марк затем со знанием дела принялся оценивать признаки и свидетельства приближения опасности путем строгого и тщательного выяснения фактических обстоятельств поимки юного дикаря. Контент за свою осмотрительность удостоился заслуженной и благодарной похвалы от того, кого он по-прежнему продолжал чтить с душевным доверием, ненамного меньшим, чем то, с каким полагался на мудрость отца в дни своего детства.

— Ты поступил хорошо и мудро, — сказал отец. — Но от тебя потребуется еще большая мудрость и стойкость. Мы получили известие, что язычники возле Плантаций Провиденса неспокойны и обращают свои души к злонамеренным советчикам. Нам не следует спать с чрезмерной беспечностью только из-за того, что между их деревнями и нашей расчищенной местностью лежат несколько дней перехода через лес. Приведите пленного, я допрошу его, чего ради он сюда явился.

До этой минуты всеобщие страхи были настолько обращены на врагов, которые, как полагали, притаились поблизости, что мало кто думал о запертом в блокгаузе индейце. Контент, хорошо знавший неколебимую решимость, равно как и хитрость, индейцев, не стал допрашивать его сразу после поимки, ибо считал, что момент требовал проявить бдительность, а не тратить время на допрос, который характер мальчишки, похоже, делал совершенно бесполезным. Однако теперь, поскольку обстоятельства делали медлительность неуместной, он с вновь пробудившимся интересом отправился за пленником, чтобы представить того на испытующий суд своего властного отца.

Ключ от подвальной двери блокгауза висел там, где его оставили, лестница стояла в стороне, и Контент спокойно поднялся в помещение, куда отвел пленника. Комната была самой нижней из трех, расположенных в этом здании, и все они находились над той, которую можно было назвать его фундаментом. Последняя, не имея иного проема, кроме двери, представляла собой темное шестиугольное помещение, частично заставленное предметами, что могли понадобиться в случае тревоги и в то же время часто требовались в домашнем хозяйстве. В центре размещался глубокий колодец, защищенный каменной стенкой и устроенный таким образом, чтобы воду можно было подать в комнаты наверху. Сама дверь была из массивной строганной древесины. Обтесанные бревна верхних этажей немного выступали за каменную кладку фундамента, причем второй ряд бревен имел несколько бойниц, откуда можно было обстреливать любого осаждающего, приблизившегося на расстояние, угрожающее безопасности цокольного этажа. Как уже было сказано, два основных этажа были снабжены длинными узкими щелями в бревнах, отвечавшими двойной цели: служить окнами и бойницами.

Хотя помещения явно были приспособлены для обороны, простая домашняя обстановка, находившаяся в них, предназначалась под нужды семьи, окажись она вынуждена использовать это здание как убежище. Было здесь также жилье под самой крышей, или чердачный этаж, как уже упоминалось. Но ему вряд ли предназначалась сколько-нибудь важная роль в использовании блокгауза. Тем не менее преимущество, которым он обладал благодаря своему расположению в самом верху здания, не осталось незамеченным. Небольшую пушку того рода, что некогда был известен и многажды использовался под названием «кузнечик», подняли в это помещение, и было время, когда ее справедливо считали последним оплотом безопасности обитателей дома. В течение нескольких лет ее жерло могли лицезреть все посещавшие долину воинственные аборигены, на коих она хмуро глядела сквозь одно из тех отверстий, что ныне были превращены в застекленные окна. И есть основание думать, что репутация, которую молчаливо заслужило это маленькое артиллерийское орудие, немало способствовало сохранению непотревоженного мира в долине.

Слово «непотревоженный», быть может, чересчур сильное, на самом деле тревоги случались не однажды, хотя никаких настоящих актов насилия не было совершено в границах владений, которые Пуританин считал своими. В одном только случае дело зашло так далеко, что ветерану пришлось занять свой пост на этом чердаке, где, можно не сомневаться, он, если бы того потребовала ситуация, соответствующим образом проявил бы свое знание науки артиллерийской стрельбы. Но простая история Виш-Тон-Виша дала другое доказательство политической истины, не слишком часто предлагаемой вниманию наших соотечественников. Мы считаем, что лучшая гарантия мира — это готовность к войне. В данном случае неприязненная позиция, занятая старым Марком и его людьми, позволила добиться всего, чего они хотели, не доводя дело до крайностей кровопролития. Такие мирные победы гораздо больше согласовались с принципами Пуританина в настоящее время, чем с безрассудным нравом, управлявшим им в молодости.

В причудливом и фанатичном характере той эпохи он внушил семье чувство благодарности к орудию, охранявшему их безопасность, и с этого момента сама комната стала любимым прибежищем старого солдата. Сюда он часто поднимался даже глубокой ночью, чтобы предаться тем тайным духовным упражнениям, которые составляли самое большое утешение и, по-видимому, главное занятие в его жизни. Вследствие этой привычки чердак блокгауза в глазах домочадцев со временем превратился в некую священную обитель хозяина долины. Заботой и мыслью Контента она постепенно обзавелась многими удобствами, способствовавшими личному комфорту его отца, когда того одолевали духовные борения. Было известно, что старик пользовался матрацем, находившимся в комнате среди прочих вещей, и проводил на нем в уединении время между закатом и восходом солнца. Отверстие, оригинально вырезанное, чтобы выставить «кузнечика», было застеклено, и никто ни разу не видел, чтобы спустили вниз хоть один предмет комфорта, однажды поднятый по тяжелой лестнице в комнату на чердаке.

Было что-то в суровой святости Марка Хиткоута, что благоприятствовало его образу жизни анахорета48Анахорет — отшельник (греч.). В современном языке употребляется по отношению к людям, ведущим уединенный образ жизни.. Молодые домочадцы воспринимали его непреклонный вид и оттенявшую последний невозмутимую суровость взгляда с почтением, близким к благоговейному трепету. Будь врожденная доброжелательность его характера менее проверена временем или будь он вовлечен в активную жизнь в более давние времена, он легко мог бы разделить судьбу тех, кого его соотечественники не уставали преследовать за то, что они, по поверью, действовали под влиянием нечестивых сил. При настоящих обстоятельствах, однако, это чувство не заходило дальше глубокого и всеобщего почтения, предоставившего предмету своего внимания и маленькому артиллерийскому орудию спокойно владеть жилищем, вторжение в которое было бы расценено как акт, граничащий со святотатством.

Дело, побудившее Контента посетить здание, чью историю и описание мы сочли целесообразным изложить достаточно подробно, привело его лишь до самого нижнего из жилых помещений, предусмотренных на случай войны. Поднимаясь по лестнице, он впервые испытал сомнение, правильно ли было оставлять мальчика так долго без утешительных добрых слов или жеста милосердия. Однако его несколько успокоил вывод, что душа интересующего его человека способна выдержать и большие испытания.

Юный индеец стоял перед одной из бойниц, так пристально глядя на отдаленный лес, где он совсем недавно скитался на свободе, что не обернулся, даже когда его одиночество нарушил приход поймавшего его человека.

— Выходи из своей темницы, дитя, — мягко проговорил Контент. — Какова бы ни была причина твоего тайного выслеживания вблизи этого дома, ты человек и должен испытывать человеческие нужды. Выходи и получи пищу, здесь никто не причинит тебе вреда.

Язык сочувствия универсален. Хотя слова говорившего были непонятны тому, чьим ушам они предназначались, их смысл передавался доброжелательностью речи. Мальчик медленно отвлекся от созерцания леса и принялся долго и пристально всматриваться в лицо своего пленителя. Тогда Контент в самом деле спохватился, что говорит на языке, незнакомом его пленнику, и попытался дружелюбными жестами пригласить парня следовать за собой. Тот повиновался молча и спокойно. Однако, когда они достигли двора, осторожность хозяина возобладала над чувством сострадания.

— Принеси сюда вон те путы, — приказал он Уитталу Рингу, который в эту минуту направлялся к конюшне. — Здесь один парень, дикий, как самый необъезженный из жеребят. Парень нашей породы и нашего духа, хоть Провидению и было угодно выкрасить его в такой цвет. Но тот, кому молоденький дикарь попадается поутру, должен зорко присматривать за ним днем.

Парень спокойно терпел, пока веревка оборачивалась вокруг одной его руки, но когда Контент собрался проделать то же самое с другой, мальчик выскользнул и с презрением отбросил путы. Этот акт решительного сопротивления, однако, не сопровождался попыткой бежать. Освободившись от уз, вероятно, с его точки зрения означавших недоверие к его способности вытерпеть боль с присутствием духа, свойственным настоящему воину, парень спокойно и гордо повернулся к своему тюремщику и взглядом, в котором сверкнули одновременно презрение и высокомерие, казалось, открыто выразил полноту своего гнева.

— Пусть будет так, — решил невозмутимый Контент. — Раз тебе не нравятся путы, несмотря на мужскую гордость, часто полезные для тела, пользуйся своими членами, но смотри, чтобы они не сотворили худа. Уиттал, присмотри-ка за задними воротами и помни, что запрещено выходить в поле, пока мой отец будет допрашивать этого язычника. Медвежонка редко встретишь вдалеке от коварной взрослой медведицы.

Затем он сделал знак мальчику следовать за собой и направился к дому, где отец, в окружении большинства членов семьи, ожидал его прихода. Беспрекословная домашняя дисциплина была одной из удивительных черт быта пуритан. К этой суровости поведения, присущей, как полагали, людям падшим и испытуемым, приучались рано, ибо среди тех, кто считал всякое веселье греховным легкомыслием, умение владеть собой с готовностью начинает цениться как основа добродетели. Но каковы бы ни были особые достоинства Марка Хиткоута и его домочадцев в этом отношении, их, похоже, превзошла демонстрация тех же качеств со стороны юноши, так необычно ставшего их пленником.

Мы уже говорили, что это дитя леса выглядело лет на пятнадцать. Хотя он вытянулся подобно сильному и буйному растению, расцветающему на свободе в родных лесах и возносящему ветви к свету, его тело еще не обрело облика мужчины. Ростом, фигурой и поведением он являл образец деятельного, естественного и грациозного отрочества. Отличаясь красотой пропорций, его члены не были мускулистыми; каждое движение все еще обнаруживало свободу и непринужденность, свойственные детскому возрасту, без малейших признаков той скованности, которая закрадывается в наши манеры, когда условности более взрослой жизни начинают оказывать свое влияние. Гладкий округлый ствол рябины не более прям и свободен от пороков, чем была фигура подростка, который вошел в любопытствующий круг, расступившийся при его появлении и снова сомкнувшийся за ним, с твердостью человека, пришедшего жаловать, а не быть судимым.

— Я его допрошу, — сказал старый Марк Хиткоут, внимательно всматриваясь в острый и невозмутимый взгляд, встретившийся с его пристальным и суровым взглядом с таким равнодушием, с каким менее разумный обитатель лесов мог выдержать взгляд человека. — Я допрошу его, и, быть может, страх, сорвет с его губ признание зла, которое он и его соплеменники замыслили против меня и моих.

— Я думаю, он не знает нашего языка, — возразил Контент, — так как ни добрые, ни гневные слова не заставляют его измениться в лице.

— Тогда подобает, чтобы мы начали с обращения к Тому, кто владеет тайной заставить каждого раскрыть свое сердце нам в помощь. — Затем Пуританин возвысил голос в краткой и чрезвычайно своеобразной молитве, в которой он просил Устроителя Вселенной, чтобы, если его молитва угодна, в ходе допроса свершилось немалое чудо. С этими приготовлениями он перешел прямо к делу. Но ни вопросы, ни знаки, ни молитва не произвели даже самого малого зримого действия.

Подросток внимательно смотрел на жесткое и суровое выражение лица допрашивающего, пока слова слетали с его губ, но как только тот замолкал, пытливый и быстрый взгляд мальчика обегал полные любопытства лица окружавших его людей, словно он больше доверял чувству зрения, чем слуха, пытаясь получить информацию относительно своей будущей судьбы. Выяснилось, что невозможно добиться от него жеста или звука, способных выдать цель его подозрительного появления, его собственное имя либо название его племени.

— Я побывал среди краснокожих с Плантаций Провиденс, — в конце концов отважился заговорить Ибен Дадли, — и их язык, хоть это искаженный и бессмысленный жаргон, мне знаком. С позволения всех присутствующих, — продолжал он, глядя на Пуританина с выражением, подчеркивавшим, что это общее обращение имело в виду одного его, — с позволения всех присутствующих я так поведу разговор с этим юнцом, что он будет рад ответить.

Получив согласие взглядом, житель пограничья произнес несколько странных горловых звуков, каковые, правда, совершенно не возымели действия, но, как он решительно настаивал, были обычным выражением приветствия среди людей, к которым, как полагали, принадлежал пленник.

— Я уверен, что он из племени наррагансетов, — заявил Ибен, покраснев от досады за свое поражение и бросив не слишком дружелюбный взгляд на юношу, столь ощутимо отвергнувшего его претензию на знание индейских языков. — Видите, у него морские ракушки вделаны в кайму мокасин, а кроме того, у него знак, который так же верно, как ночное небо звезды, носит изображение вождя, убитого пикодами по-нашему, христиан, наущению после одного дела, в коем, будь оно сделано хорошо или плохо, я сам принимал некоторое участие.

— И как же звали вождя? — спросил Марк.

— Ну, у него были разные имена в зависимости от того, чем он занимался. Некоторым он был известен как Прыгучая Пума, потому что прыжок у него был необыкновенный, а другие, опять же, привыкли называть его Неуязвимым, ибо поговаривали, будто ни пуля, ни сабля не могли войти в его тело, хотя это была неправда, как полностью доказала его смерть. Но его настоящее имя, согласно обычаям и наречию его собственного народа, было Май Антони Мо.

— Май Антони Мо!

— Да. Май означает, что он был их вождем. Антони — данное ему имя, а Мо — это род, из которого он вышел, — подтвердил Ибен с апломбом, довольный, что наконец-то сумел произнести достаточно звучное имя и объяснить совершенно ясно его этимологию. Но действия пленника, когда эти сомнительные звуки поразили его слух, отвели критику от возможной мишени. Руфь отпрянула и теснее прижала к себе свою маленькую тезку, увидев ослепительный блеск его горящих глаз и внезапно и выразительно раздувшиеся ноздри. На мгновение его губы оставались сжатыми с большей, чем обычно, силой выдержки, присущей индейцу, а затем они слегка раздвинулись. Слабый, нежный и, как призналась даже испуганная хозяйка дома, жалобный звук вырвался сквозь них, повторив печально:

— Миантонимо!

Слово было произнесено с отчетливым, но глубоким горловым произношением.

— Мальчик скорбит о своем отце! — воскликнула растроганная мать. — Рука, умертвившая воина, быть может, совершила злое дело.

— Я вижу в этом очевидную и указующую волю мудрого Провидения, — торжественно провозгласил Марк Хиткоут. — Юноша был лишен того, кто мог вовлечь его еще глубже в узилище язычников, а сюда он был приведен, чтобы его направили на праведный и узкий путь. Он станет жить среди нас, и мы будем бороться против зла в его душе до тех пор, пока наставление не одолеет. Накормите его и заботьтесь о нем наравне со всяким живым существом и мирскими вещами, ибо кто знает, что предстоит ему!

Если в этом мнении старого Пуританина и было больше веры, чем рационального, не нашлось никого, чтобы ему возразить. Пока в доме шел допрос подростка, была произведена тщательная разведка в наружных строениях и в прилегающих полях. Занятые этим поручением вскоре возвратились с известием, что даже самого малого следа засады не обнаружено вокруг поселения. И поскольку сам пойманный не имел оружия, как полагается врагу, даже Руфь начала надеяться, что провидческие идеи ее отца насчет мальчика не так уж и несбыточны. Пленника накормили, и старый Марк собрался положить подобающее начало делу, которое он с такой радостью принял на себя, с вознесения благодарений, как вдруг Уиттал Ринг грубо ворвался в комнату и нарушил торжественность приготовлений неожиданным и громогласным выкриком:

— Долой косу и серп! Много дней прошло, как всадники в буйволиных куртках вытоптали поля Виш-Тон-Виша, а подлые вампаноа устраивали засады!

— Опасность близко! — воскликнула чуткая Руфь. — Муж, предупреждение было своевременным.

— И вправду, несколько всадников из леса направляются к дому, но это явно люди нашего племени и веры, так что нам следует скорее радоваться, а не пугаться. Они похожи на посланцев с реки.

Марк Хиткоут прислушивался с удивлением и, быть может, с кратковременной тревогой, но все эмоции тут же улетучились, потому что человек, столь дисциплинированный в душе, редко допускал какое-либо внешнее проявление своих тайных мыслей. Пуританин спокойно отдал приказ снова поместить пленника в блокгауз, отведя верхний из двух основных этажей для его содержания. А затем приготовился встретить гостей, не имевших обыкновения нарушать покой его уединенной долины. Он еще отдавал необходимые распоряжения, когда во дворе послышался конский топот, и он направился к двери, чтобы приветствовать незнакомых визитеров.

— Мы добрались до Виш-Тон-Виша и до жилища капитана Марка Хиткоута? — спросил тот, кто по своей внешности и более приличной одежде казался главным из четырех человек, составлявших группу.

— По милости Провидения я зовусь недостойным владельцем этого прибежища.

— Тогда столь законопослушный подданный и человек, так давно доказавший свою верность в этой глуши, не прогонит от своих дверей посланцев его помазанного господина49… его помазанного господина. — Имеется в виду английский король..

— Тот, кто более велик, чем любой человек на земле, учил нас не закрывать дверь на щеколду. Прошу вас спешиться и разделить с нами то, что мы можем предложить.

С этим вежливым, но своеобразным взаимным представлением всадники сошли наземь и, предоставив лошадей заботам работников фермы, вошли в дом.

Пока служанки Руфи готовили трапезу, подобающую времени и достоинству гостей, Марк и его сын имели полную возможность рассмотреть внешность незнакомцев. Выражение лиц этих мужчин, казалось, в высшей степени соответствовало характеру принимавших их хозяев, будучи, по правде говоря, таким необычно сдержанным и суровым, что возбуждало подозрение, не являются ли они недавно обращенными истовыми приверженцами нравов Колонии, требовавших подавлять страсти.

Несмотря на свою крайнюю суровость и к тому же в противоречии с обычаями тех мест, они демонстрировали некоторые свидетельства привычки к моде другого полушария. Пистолеты, прикрепленные к седельным лукам, и другое снаряжение военного образца, вероятно, не привлекали бы внимания, если бы не покрой кожаных курток, шляп и сапог, выдававший более тесное общение с исторической родиной, чем было принято среди менее изысканных уроженцев этих мест. Никто не пересекал леса без средств защиты, но, с другой стороны, мало кто носил отнюдь не дружественные принадлежности со столь мирским видом или в сочетании со столь многими мелочами недавнего каприза моды. Но поскольку они представились офицерами короля, те, кого поневоле и больше всего интересовала цель их визита, терпеливо ждали, когда незнакомцы соизволят поделиться, зачем долг позвал их так далеко от любого более привычного человеческого жилья, ибо, подобно исконным владельцам этих земель, сдержанные и истовые приверженцы религии причисляли бестактную поспешность в чем угодно к самым недостойным слабостям.

За первые полчаса визита с осторожных губ этих людей, явно достаточно искусных в исполнении их нынешнего поручения, не слетело ничего, что дало бы ключ к разгадке их цели. Утренняя трапеза прошла почти без разговоров, и, когда один из приезжих поднялся под предлогом необходимости приглядеть за лошадьми, тот, кто казался предводителем, повел речь о предмете, который по своей политической важности предположительно мог иметь отдаленную связь с главной целью поездки в эту уединенную долину.

— Достигло ли вашего далекого поселения известие о милостивом благодеянии, недавно дарованном благодаря расположению короля? — спросил главный из них, выглядевший гораздо менее воинственно, нежели его более молодой спутник, казавшийся, судя по его самоуверенному виду, вторым по старшинству.

— Какое благодеяние подразумевают твои слова? — спросил Пуританин, бросив взгляд на сына и дочь, прислушивавшихся вместе с другими, как бы предостерегая их проявлять осторожность.

— Я говорю о Королевской Хартии50Королевская хартия. — Речь идет либо о хартии для Коннектикута, данной королем Карлом II в 1662 году Джону Уинтропу Младшему (см. примеч. 3 к гл. III), либо о хартии, данной королем в следующем, 1663 году для объединенной колонии в составе Коннектикута и Род-Айленда. (Вместо слова «хартия» можно с тем же основанием употребить слова «устав», «привилегия», «грамота».), по которой поселенцам на берегах Коннектикута и колонии Нью-Хевен отныне дозволено объединиться и дарована свобода совести и большая свобода самоуправления.

— Подобный дар был бы достоин короля! Карл действительно сделал это?

— Он сделал это и еще более из того, что подобает доброй и истинно королевской душе. Королевство наконец-то избавлено от злоупотреблений узурпаторов, и власть отныне вновь находится в руках рода, надолго отлученного от своих привилегий.

— Остается пожелать, чтобы опыт сделал их сведущими и мудрыми в их поступках, — заметил Марк несколько сухо.

— Это славный принц! И мало склонный к наукам и занятиям своего отца-мученика51… своего отца-мученика — то есть казненного в 1649 году короля Карла I.. Но он великий искусник в беседе, и мало кто из его окружения обладает более острым умом или более бойким языком.

Марк молча наклонил голову, по-видимому, мало расположенный завершить дискуссию о качествах его земного господина заключением, которое могло показаться оскорбительным такому верноподданному обожателю. Человек, склонный к подозрительности, увидел бы или подумал, что видит, определенную двусмысленность во взгляде незнакомца, когда тот расхваливал жизнелюбивые качества восстановленного на троне монарха, что выдавало его желание выяснить, насколько подобные панегирики могут быть приятны хозяину. Однако он молча согласился с пожеланиями Пуританина, хотя трудно сказать, сознательно или непреднамеренно, и предложил переменить тему.

— Судя по твоему приезду, это известие пришло в Колонии с родины, — подал голос Контент, который понял по суровому и отчужденному выражению лица своего отца, что настало время вмешаться и ему.

— Один человек прибыл в залив на королевском фрегате с месяц назад. Но ни одно торговое судно еще не совершило плавания между нашими странами, исключая корабль, который делает ежегодный рейс из Бристоля в Бостон.

— А тот, кто прибыл, — лицо, облеченное властью, или это просто еще один слуга Господа, желающий воздвигнуть скинию52Скиния — переносное святилище в виде шатра, которое Моисей велел сделать во время сорокалетнего странствия своего народа по пустыне в качестве помещения для богослужений. среди дикой природы?

— Ты узнаешь характер его поручения, — возразил незнакомец, искоса бросив взгляд, исполненный коварства, в сторону своих спутников в ту самую минуту, когда поднялся и вложил в руку хозяина бумагу, на которой явственно виднелась государственная печать. — Ожидается, что человеку, имеющему этот официальный документ, будет оказано всяческое содействие любым лицом, доказавшим свои верноподданнические чувства так же, как капитан Марк Хиткоут.