Онлайн чтение книги Домашняя челядь
II

Сколько неосновательны стремления поправить дело во вкусе той старины, о которой люди, стремящиеся к ней, не имеют верного понятия, столь же непрактичными представляются и некоторые новые прожекты, предлагающие различные мероприятия в самоновейшем стиле. Теперь большой урожай на прожекты, и прожекты новых правил, как «обуздать прислугу», теперь сочиняются различными лицами «с воли». Они предлагают свои услуги настоящим дельцам или без всяких задних мыслей, – собственно по влечению сердца и по неутомимой жажде принести свою лепту на алтарь отечества, или же с желанием быть замеченными и «призванными к сему делу, с соответственным вознаграждением».

Между прожектами, исходящими от таких лиц, есть один очень любопытный. Прожект отличается оригинальностью и с первого раза кажется, как будто он написан дельцом в самом настоящем русском вкусе; но, к сожалению, если его разобрать и обсудить, то он весь начинает разваливаться и от него не остается ничего.

Известный мне прожект предлагает «установить отношения хозяев с прислугою не на сомнительной почве выгод, а на твердой основе страха Божия», причем «страх Божий» понимается сочинителем не так, как его следует понимать в широком смысле, а прямо в смысле устрашения или запугивания.

«Беднейшим классам общества, откуда берется прислуга, – говорит проект, – надо внушить такой страх земных и загробных наказаний, чтобы люди боялись и подумать поступать против выгод хозяина». Застращивать прислуг советуют Богом, Казанскою Его Матерью, огненными серафимами, также апостолом Павлом, повелевшим слугам повиноваться своим господам, и Иоанном-воином, возвращавшим владельцам бежавших от них рабов, а «в особенности пророком Илиею, которого простолюдины уважают за грозного и боятся его до такой степени, что нигде и ни за что в его день не работают».

Прожект этот трактует прислугу совершенно как детей, которых легко напугать и потом удерживать внушенным им страхом в определенной рамке. Быть может, это до известной степени и справедливо: Казанскую и Илью пророка некоторые простолюдины, действительно, боятся, но про Иоанна воина теперь уже мало знают. Но возможная вещь, что если почаще и пострашнее об этом говорить простолюдинам, то такие устрашения не останутся без влияния; только не следует ли опасаться, что прожект, написанный исключительно в пользу хозяев, к удивлению автора, более всего будет неудобен для самих же хозяев?

Мы позволим себе указать, где нам видится опасность.

Прожект исходит из того, не совсем бесспорного положения, будто «русский простолюдин воздерживается от всего дурного только страхом Божьего наказания, которое ожидает встретить в сей или в будущей жизни, – иначе он сделался бы страшно нагл и дерзок и с ним невозможно было бы управляться». Это не совсем верно, или, по крайней мере, это неверно в отношении всех сектантов, известных в народе под именем «спасенных». Таковы молокане, штундисты и те, которые пошли в России от лорда Редстока и В. А. Пашкова. Людей этих довольно много. Все они верят, что они «спасены чрез свою веру во Христа, искупившего их Своею кровию», и потому нимало не боятся ни ада, ни Ильи пророка. Они верят, что Иисус Христос «их спас», а он «больше всех пророков». По этой вере они живут совсем, «яко неимущие страха», однако же, они не только не впадают в худшие пороки, чем другие прочие, но, по многим свидетельствам, отличаются примерным поведением.

Сектантов этого духа есть довольно между рабочими и между домашнею прислугою, и хозяева дорожат ими, как хорошими людьми. Стало быть, не напрасно ли так порочить весь русский народ, будто с ним только и можно управляться не добром, а страхом?

С другой стороны, мы видим огромное число русских простолюдинов, которые выросли под религиозным страхом и постоянно живут в нем: они соблюдают все, чту им внушено, и твердо верят в Страшный суд, и в сатану, и в хождение по мукам, где дьяволы будут предъявлять на них «рукописания», а между тем это не безусловно ограждает их от уклонения от своих христианских обязанностей. Нередко случается даже, что эти строго наставленные люди совершают самые гнусные или самые зверские преступления, – и хотя они потом в этом каются, но нередко опять скоро падают.

Проект говорит: «Надо, чтобы церковь как можно чаще внушала черни строгие обуздания, – для чего и надлежит настоятельно требовать, чтобы хозяева посылали всех находящихся у них в услужении людей говеть и исповедаться, по крайней мере, по однажды в год, и затем не только не возбраняли бы им ходить по церковным службам, но даже сами бы о том напоминали и посылали, по крайней мере, непременно в вечер субботний ко всенощной и в день недельный к литургии, а за хозяевами, других исповеданий, содержащих у себя людей православных, – иметь надзор».

Нет сомнения, что люди, находящиеся в услужении, не откажутся пользоваться еженедельно такими отпусками в субботний вечер и в день недельный; но есть ли возможность ручаться, что все слуги, выйдя со двора, придут в церковь, а не пройдут мимо церкви и не очутятся в иных местах, не соответственных для молитвенных целей?

Далее, приходится сомневаться в том, что нынешние хозяева, у которых «скупость» или расчетливость теперь гораздо больше, чем в 1719 году, найдут возможность исполнить такое требование. Люди, у которых всего на все одна прислуга и она служит на весь дом и по всем должностям, без сомнения, встретят большое неудобство отпускать прислугу два раза в неделю к богослужениям, ибо тогда хозяевам с целыми семьями, а иногда еще и с гостями, останется самим быть своими слугами.

Не следует ли опасаться, что это всего более не понравится самим нанимателям и породит новое, очень странное и неблагоприятное для русских людей положение: слуга католик, и лютеранин, и магометанин (из татар), которых не мало в самом Петербурге, и которых проект оставляет без усмотрения, – не окажутся ли более удобными, чем прислуга из людей православного вероисповедания, и тогда православных станут избегать или, по крайней мере, будут предпочитать им инославных и иноверцев, – а от этого цена прислуге из иноверцев возвысится, а люди из православных станут дешевле?

Вот вопросы, от которых невозможно отбиться человеку, знающему быт и нравы своей страны.

А потому-то упомянутый проект, кажется, надо считать неудачным, потому что, хотя он и благочестив, но он не благоискусен и не благоприменителен.