41. «Я ВИДЕЛ ТЕЛЬМАНА»

Онлайн чтение книги Дорога в жизнь
41. «Я ВИДЕЛ ТЕЛЬМАНА»

Делу время, потехе час. Август близится к концу.

Наша столярная мастерская получила уже некоторую известность: мы изготовили комплект парт и классных досок для новой школы колхоза имени Ленина и получили еще несколько заказов, в том числе и из Ленинграда. Про нашу мебель говорят, что она изящная, а Соколов, председатель колхоза, сказал коротко:

– Добротно! Заказами не обойду.

Мы ходили в деревню смотреть, как выглядят наши парты и доски в новой школе.

– Моей работы, – сказал Подсолнушкин, поглаживая черную глянцевитую крышку парты.

– И моей, – ревниво поправил Коробочкин.

Почем они знают? Все парты – как близнецы. Но уж, верно, не зря говорят, верно оставили заметку.

Петя красил доски, и они кажутся ему лучше всего остального.

– Семен Афанасьевич, – шепчет он, – доски-то видали? Хороши?

– Хороши, хороши доски, – подтверждает Иван Алексеевич Соколов, который обходит школу вместе с нами. – А послушай, Семен Афанасьевич, у тебя гостят ребята из Германии. Вот бы им прийти к нам, порассказать. Знаешь, как народ интересуется…

Очень не хочется отказывать ему, но и бередить душу Гансу и Эрвину тоже не хочется – слишком много тяжелого пережили они. О таком рассказывать и взрослому горько.

– Да, правда твоя, – соглашается Соколов. – А все-таки, знаешь… Не в клубе же – там верно, народу много набьется, – а вот здесь, хоть в этом классе. И мебель вашу обновим. Нет, серьезно тебе говорю, ты подумай, не отмахивайся. Учителя, ну и колхозники наши – немного, вот сколько в классе поместится. Сам понимаешь: газеты газетами, а живое слово ничем не заменишь. Это люди лучше всего поймут. Ну как?

Дома мы не донимали Ганса и Эрвина вопросами, особенно после случая у реки: нам хотелось, чтобы они отдохнули и повеселели у нас. Но не передать Гансу просьбу Ивана Алексеевича я не мог. И он, видно, сразу понял, что его зовут не из пустого любопытства. Он ответил сдержанно, как взрослый:

– Когда я уезжал, мне говорили: расскажи там товарищам о нашей жизни. Я пойду. Я обещал, что буду рассказывать.

Мы пошли в колхоз вечером. Эрвина оставили дома. Софья Михайловна должна была переводить. С нами напросился и Репин.

Когда мы пришли, класс был уже полон. Посередине, в первом ряду, перед самым учительским столиком, сидел дед, какой есть, наверно, в каждой деревне, будь то на Украине, в Подмосковье или на Смоленщине. На киносеансах он тоже всегда усаживался в первом ряду, хоть ему и объясняли, что для пользы зрения ему лучше бы сесть подальше. Дед был из тех, кто верит только собственным глазам и собственному разумению, а на чужое слово не полагается. Если мне или кому другому из учителей случалось делать в колхозе какой-нибудь доклад, проводить беседу, дед тоже неизменно сидел в первом ряду и неизменно задавал множество вопросов, по которым я вполне мог заключить, что читает он газеты так же аккуратно, как мы, и разбирается в них не хуже.

Сейчас я взглянул на старика с опаской. Совсем не хотелось, чтоб к Гансу отнеслись как к завзятому докладчику и засыпали его вопросами.

В задних рядах теснилась молодежь – почти всё народ знакомый нам и по вечерам в клубе, по киносеансам, и по работе в поле.

Пожилые женщины устроились за партами уютно и надолго, некоторые принесли с собой вязанье.

– Так вот, товарищи колхозники, – начал Иван Алексеевич, – к нам пришел молодой товарищ. Он приехал из Германии, у наших соседей гостит. Попросим его рассказать, как там, в Германии, люди живут.

Собравшиеся сдержанно захлопали в ладоши, разглядывая Ганса, который деловито и как будто спокойно подошел к учительскому столику. Софья Михайловна стала рядом.

Минута прошла в молчании. Я уже хотел предложить, чтоб Гансу для начала помогли вопросами. Но он стоял прямой, серьезный, опершись руками о край стола, и, заглянув сбоку в его лицо, в глаза, устремленные куда-то в конец класса, а может быть, и за его стены, я понял – ни о чем спрашивать не надо.

И потом в полной тишине раздался негромкий голос Ганса и вслед за ним – голос Софьи Михайловны:

– Я видел Тельмана.

Мальчик сказал это медленно, доверчиво оглядел сидящих за партами и повторил:

– Я видел Тельмана, – и потом уже быстро продолжал: – Это было давно, но я хорошо помню. Было Первое мая. Мы с мамой шли на демонстрацию. Она вела меня за руку, а потом вдруг наклонилась и сказала: «Смотри, это Тельман! Смотри, запомни, какой он!» Тельман стоял на таком возвышении, вроде трибуны, улыбался и махал нам рукой, а я смотрел на него и старался запомнить. У него очень доброе лицо. Сейчас он в тюрьме. Сейчас очень много хороших людей в Германии арестованы и сидят в тюрьме.

Вот у моего товарища Эрвина отец умер в тюрьме. Мой отец взял его в нашу семью. Но моего отца тоже скоро арестовали – он был коммунист. Потом мы получили от него письмо. Оно было написано шифром. Никто, кроме мамы и самых близких товарищей, не мог бы прочитать его.

(Когда Софья Михайловна переводит эти слова, Репин, сидящий рядом со мной, на секунду взглядывает на меня. Мы встречаемся глазами, и он тотчас отводит свои.)

– Это письмо было сначала у мамы, потом его хранил мой старший брат, а теперь оно у меня, потому что я остался один из всей семьи – я и Эрвин.

Шорох пронесся по классу. Мне показалось: все, кто здесь есть, невольно шевельнулись, подались вперед, словно хотели быть поближе к светловолосому мальчику у стола.

Ганс протянул Софье Михайловне страницу из ученической тетради:

– Вот письмо, здесь оно расшифровано.

– «Дорогая жена, дорогие мои сыновья! – прочитала Софья Михайловна. – Когда вы получите это письмо, меня уже не будет в живых. Но сейчас я плачу только о том, что никогда больше не увижу вас. Смерть же меня не печалит. Нет капли крови, которая пролилась бы, не оставив следа. Я и все те, кто сейчас здесь со мной, – мы знаем, что жили не напрасно, что посеянное нами с таким трудом, ценой жизни, не пропадет и даст свои всходы. Пускай не скоро, но даст непременно. Я верю в это свято, и вера эта дает мне мужество умереть.

Дорогая Марта, сын моего товарища – мой сын. Прошу тебя, прими Эрвина в свое сердце рядом с Гансом и Куртом. Верю, что мои сыновья навсегда будут преданы делу, которому мы с тобой посвятили свою жизнь.

Целую тебя, дорогой, самый близкий мой друг. Обнимаю тебя и детей».

Софья Михайловна замолчала и опустила руку с письмом. В классе было очень тихо.

– Вы видите, – снова заговорил Ганс, и голос его дрогнул, – тут не сказано ничего особенного. Но мама объяснила нам, что отец не хотел, чтоб его прощальное письмо попало в чьи-нибудь грязные руки. И он сделал так, чтоб письмо могли прочитать только самые близкие.

– А где же его мать сейчас-то? – тихо спросила женщина, сидевшая по левую руку от меня. Вязанье давно уже лежало неподвижно у нее на коленях.

– Тоже в тюрьме, – не оборачиваясь, шепотом ответил Андрей.

– А брат старший?

– И брат.

Женщина опустила глаза, медленно покачала головой.

– О чем перед смертью думал, – сказал старик в первом ряду. – О чужом мальчонке…

Ганс вопросительно поглядел на него, потом на Софью Михайловну. Она перевела.

– Нет, какой же чужой? – сказал Ганс, поворачиваясь к старику, и даже прижал обе руки к груди. – Он сын товарища, сын друга, понимаете?

Старик выслушал перевод, кивнул и сказал мягко:

– Понимаю, понимаю, сынок!

Одна из учительниц спросила Ганса о школе. Он стал рассказывать так же просто, как говорил до сих пор.

– В Германии сейчас всюду страшно, – сказал он под конец. – Там все время боишься. Дома страшно, на улице страшно и в школе тоже страшно. Как будто все время кто-то подстерегает из-за угла. Страшно… – Он глубоко вздохнул и опять обвел взглядом всех сидящих перед ним. – Но когда-нибудь это кончится. Есть люди, которые все равно не боятся. Они борются. Не может так быть всегда, ведь правда?

И когда Софья Михайловна перевела эти слова, в классе согласно, ободряюще зашумели, от души стараясь утвердить мальчика в этой единственно справедливой мысли: не может вечно длиться такая тяжкая, такая нелюдская жизнь.

А потом (может быть, не только потому, что по-хозяйски, по-человечески хотелось об этом узнать, но и из желания отвлечь Ганса, заговорить с ним о более простом, житейском) его стали расспрашивать, много ли безработных в Германии, как там с едой, почем мясо, хлеб, картофель. Ганс отвечал все так же безыскусственно и с готовностью. Сын безработного, он знал все это не понаслышке; до приезда в Советский Союз и он и Эрвин много лет не чувствовали себя сытыми, они забыли вкус мяса, и, несмотря на все наши старания откормить их и подправить, несмотря на недавний загар, сразу видно было, какой Ганс худой и истощенный.

Окна были широко раскрыты, и в комнату глядела темная, звездная августовская ночь. Ганс все так же стоял, опершись рукой о стол, и добросовестно, подробно отвечал на вопросы. А Иван Алексеевич все чаще озабоченно посматривал на него.

Наконец Ивану Алексеевичу удалось выбрать минуту тишины, и он поднялся.

– Устал мальчишка, – сказал он про себя и обратился к Гансу: – Спасибо тебе, молодой товарищ!

Софья Михайловна не стала переводить – рука Ганса потонула в широких, крепких ладонях председателя.

– Большое тебе от всех нас спасибо! – повторил Иван Алексеевич.

Ганс улыбнулся, и по этой улыбке видно было, что он хорошо понял и без перевода.

Потом его обступили – кто гладил по плечу, кто жал руку. Он не успевал оборачиваться и отвечать улыбкой на слова, обращенные к нему.

– Не жалей, не жалей, что привел! – шепнул мне Соколов.

– Не жалею, – ответил я.

Мы возвращались в темноте. Звезды горели над нами большие, яркие, и то одна, то другая срывалась вниз. Ганс шел рядом со мной, я обнял его за плечи. Так мы и дошли молча до нашего дома.


Читать далее

Фрида Абрамовна Вигдорова. Дорога в жизнь
ВМЕСТО ПРОЛОГА 09.04.13
1. РАЗВАЛ 09.04.13
2. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 09.04.13
3. «МЫ ВСЕ КОМАНДИРЫ!» 09.04.13
4. «В ДВУХ-ТО ЛОВЧЕЕ!» 09.04.13
5. ПОЗДНЯЯ ГОСТЬЯ 09.04.13
6. И СНОВА НАСТАЛО УТРО 09.04.13
7. ЛОМАТЬ – ТАК С УМОМ 09.04.13
8. ТОЧКА ОПОРЫ 09.04.13
9. БУХАНКА 09.04.13
10. «САДИТЕСЬ И ИГРАЙТЕ!» 09.04.13
11. ВСТРЕЧАТЬ – ХОРОШО! 09.04.13
12. МАЛЫШИ 09.04.13
13. ПУГОВИЦЫ 09.04.13
14. «ОХ, УЖ ЭТОТ ГЛЕБОВ!» 09.04.13
15. «ТЕПЕРЬ БЫ НЕ УДРАЛИ…» 09.04.13
16. КУРЫ 09.04.13
17. СКАТЕРТЬ 09.04.13
18. УШЛИ 09.04.13
19. ПРЯМОЙ РАЗГОВОР 09.04.13
20. ПАНИН 09.04.13
21. «У ВАС НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ» 09.04.13
22. ЗНАЧИТ, ОН ЖИВ 09.04.13
23. ПИОНЕРЫ 09.04.13
24. ПРИЕДУТ – НЕ ПРИЕДУТ? 09.04.13
25. ЧТО ТАКОЕ СВОБОДА? 09.04.13
26. СЕМЬЯ ЕКАТЕРИНЫ ИВАНОВНЫ 09.04.13
27. «К ДВУМ ЕДИН…» 09.04.13
28. В ЛЕТНЕМ САДУ 09.04.13
29. ГОРЯЧИЙ ДЕНЬ 09.04.13
30. СНОВА ДОМА 09.04.13
31. КОРОЛЬ ИЗОБРЕТАЕТ 09.04.13
32. КОНВЕРТ С ОШИБКАМИ 09.04.13
33. ХОРОШИЕ НОВОСТИ 09.04.13
34. КУКША – ПТИЦА СУХОПУТНАЯ 09.04.13
35. УНИВЕРСИТЕТ НА ДОМУ 09.04.13
36. ГАНС И ЭРВИН 09.04.13
37. НЕТ ДРУЖКА 09.04.13
38. «ХОЧЕШЬ ВЫТЬ МОЛОДЦОМ?» 09.04.13
39. НАШЕ ЗАВТРА – РАДОСТЬ! 09.04.13
40. ИГРА 09.04.13
41. «Я ВИДЕЛ ТЕЛЬМАНА» 09.04.13
42. «А ЧТО ЖЕ ЛЕГКО НА СВЕТЕ?» 09.04.13
43. НАКАНУНЕ 09.04.13
44. ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ 09.04.13
45. ПЕДОЛОГИ 09.04.13
46. ЧТО ОНИ ЗНАЮТ О ДЕТЯХ? 09.04.13
47. РАЗГАДКА 09.04.13
48. В ВЕЧЕРНИЙ ЧАС 09.04.13
49. ДАЛЬШЕ – ТРУДНЕЕ 09.04.13
50. КАК С НИМ БЫТЬ? 09.04.13
51. РЕПИН ВЕЛЕЛ 09.04.13
52. НАЧИСТОТУ 09.04.13
53. ЗВОНКИЙ МЯЧИК 09.04.13
54. «И КУДА СМОТРИТ ГОРОНО?» 09.04.13
55. БИОГРАФИЯ АНАТОЛИЯ ЛИРЫ 09.04.13
56. «ЭЙ! ТЫ ЖИВОЙ?» 09.04.13
57. БРАТЬЯ ГРАКХИ 09.04.13
58. ЕЩЕ ОДИН УРОК ИСТОРИИ 09.04.13
59. ВСТРЕЧА 09.04.13
60. «ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ И ЖИТЬ!» 09.04.13
61. ПАМЯТНЫЙ ДЕНЬ 09.04.13
62. ВЕРНЫМ ПУТЯМ 09.04.13
63. «ПРИШЕЛ ПРОВЕРИТЬ…» 09.04.13
64. «ОН ДОБРЫЙ?» 09.04.13
65. 16 ИЮНЯ 09.04.13
66. СИЛЬНЕЕ ГОРЯ 09.04.13
67. НА КРУТОМ ПОВОРОТЕ 09.04.13
68. СНОВА В ДОРОГЕ 09.04.13
69. ВОЗЬМУСЬ ЛИ? 09.04.13
41. «Я ВИДЕЛ ТЕЛЬМАНА»

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть