Онлайн чтение книги Зубы Дракона Dragon's Teeth
ГЛАВА ТРЕТЬЯ… Которых испытал

I

Белоснежная яхта Бесси Бэдд находилась среди Греческих островов, где любила и пела страстная Сафо, и где Ланни в возрасте четырнадцати лет ловил рыбу, плавал, лазал по холмам, любовался руинами древних храмов. Яхта проскользнула через Коринфский залив и быстро пришвартовалась у пирса в гавани Пирей, который с той поры несколько изменился в лучшую сторону. Путешественники доехали на автомобилях до города Афины, а там на маленьких осликах, которые оставались неизменными с незапамятных времён, поднялись на холм Акрополя. Здесь они осмотрели самые известные в мире руины, а Ланни рассказывал им об Айседоре Дункан, которая танцевала на этом месте, объясняя потрясенной полиции, что это был ее способ молиться.

Бесси Бэдд бросила якорь в канале Аталанти, и опытный Ланни забросил лески и выудил несколько странных созданий, которые не изменились за последние шестнадцать лет, и, возможно, за шестнадцать миллионов. Путешественники высаживались на берег в нескольких городах, пили слишком сладкий кофе из медных турок с длинными ручками и наблюдали странное зрелище, представляющее собою высоких мужчин, одетых в плиссированные и накрахмаленные белые юбки, как у балерин. На холмах, увенчанных древними храмами, они пытались жестами разговаривать с пастухами, живущими в шалашах, сделанных из веток.

В этих водах во время, прошедшее между посещениями Ланни, вершилась история. Здесь укрывались немецкие подводные лодки, а английские и французские суда охотились за ними, и самой потерпевшей стороной этого поединка была Греция. Союзники высадили армию в Салониках, а Бесси Бэдд шла по следам их транспортов. Путешественников доставили в пыльный старый город с узкими кривыми улочками и большим количеством мечетей с высокими минаретами. Наиболее активные путешественники бродили по холмам, по которым маршировали войска Александра завоевывать Персию, и через которые в седьмом веке пришли славяне, а затем болгары, сарацины, галлы, венецианцы и турки.

Есть люди, которые имеют чувство прошлого. Люди, которых возбуждают мысли о прошлом, и присутствие его реликвий. Есть и другие, у которых это чувство не развито, и которые предпочитают играть в бридж, чем взбираться на холмы, чтобы увидеть место сражения или алтарь поклонения богине. Ланни обнаружил, что его жена была среди этих последних. Она умеренно интересовалась историями, которые он рассказывал в компании, а в то время, когда он и Ганси изучали фрагменты упавшей колонны, Ирма будет наблюдать ягнят, резвящихся среди весенних цветов. «О, как мило!» Наблюдая, как один из них нюхает свою мать, она будет глядеть на часы и говорить: «Не забывайте, что мы должны вернуться на борт через час». И Ланни должен вернуться в сегодняшний мир к привлекательным исследованиям детского развития, которое он давно начал с Марселиной.

II

Когда день и ночь живёшь на яхте, в тесном контакте с другими пассажирами, не существует ничего, что можно скрыть друг от друга. Это был четвертый круиз Ланни с еврейским финансистом, но он по-прежнему не уставал изучать эту тонкую и сложную личность. Йоханнес Робин был не просто человеком. Он был расой и культурой, религией и историей значительной части человеческого общества на протяжении нескольких тысяч лет. Чтобы понять его полностью, нельзя было ограничиться только психологией, тут надо было привлечь бизнес и финансы, литературу и язык, этнографию, археологию, и это был не полный список предметов, который интересовал Ланни.

Этот человек, ведущий много дел, мог быть отзывчивым, как ребенок, и с другой стороны мог категорически заявить, что он не занимается бизнесом только из-за любопытства. Он мог быть откровенным с точки зрения сомнительного вкуса, или мог стать хитрым, как любой из дипломатов, которых Ланни видел на десятках международных конференциях. Он мог торговаться до упора, а затем развернуться и истратить огромные деньги на гостеприимство того же человека. Он был смелым, но его преследовали страхи. Он страстно желал одобрения своих коллег. Однако тщательно их изучив, примет решение, показывающее, что их мнение для него ничего не значит. Наконец, с его острым умом, он замечал эти противоречия в себе, и мог рассказать о них с приводящей в замешательство простотой Ланни, которому он доверял.

Они сидели на палубе, когда остальные улеглись спать. Была ночь, яхта почти беззвучно скользила по воде. Вдруг хозяин заметил: «Вы знаете, сколько стоит каждый час этого шоу?»

«Я никогда не пытался оценить», — ответил гость, опешив.

— Вы не пытались, потому что у вас всегда были деньги. Я понял это вчера вечером — около ста долларов каждый час и дня, и ночи. Это стоило для меня несколько часов сна, чтобы понять это.

Наступила пауза. Ланни не знал, что сказать.

— Это слабость. Полагаю, что это зависит от национальности, я не могу преодолеть страх тратить так много!

— Тогда почему вы это делаете?

— Я заставляю себя быть рациональным. Что хорошего от денег, если их копить? Мои дети их не хотят, а их дети не будут знать, что с ними делать. И, во всяком случае, это не может продолжаться вечно. Я предполагаю, что доставляю своим друзьям какое-то удовольствие, и смею надеяться, что не нанесу им никакого вреда.

«Конечно, я не должен говорить об этом», — добавил хозяин: «но вы хотели понять людей».

«Мы все были бы счастливее, если бы мы всегда так делали», — ответил Ланни. — «Я тоже отдаю себе отчет в своих слабостях. Если бы я оказался на вашем месте, я бы пытался разобраться, есть ли у меня право владеть яхтой».

III

Ланни пошёл спать, думая об этой «национальной» особенности. Когда он впервые встретился с Йоханнесом Робином, продавец ездил по всей Европе с двумя тяжелыми чемоданами, полными электрических щипцов для завивки волос и тостеров, и разглагольствовал о развитии международной торговли и распространении цивилизации. Во время войны он сделал деньги, покупая магнето и подобные вещи, и продавая их в Германию. Затем он вошел в долю с Робби Бэддом и купил излишки запасов американской армии. Он продавал немецкие марки и покупал акции германской промышленности, и теперь его иногда называют «королём» того или этого. Несомненно, все короли, носящие короны и царские одежды, были сомневающимися и озабоченными смертными, которые жаждали любви и мучились страхами яда и кинжала, демонов и богов, или, в наши времена, финансовых обвалов и революций.

Яша Рабинович изменил свое имя, но остался евреем, это означало, что он был национально озабоченным. Это было вызвано презрением и преследованиями. Временами он хвастался, временами ёжился, но пытался спрятать эти оба настроения. Он просто хотел быть человеком, как другие, и чтобы его судили по заслугам. Но ему пришлось бежать из России от погромов, и в Германии он жил, зная, что большинство людей презирали и ненавидели его. Он знал, что даже в Америке, которую он считал наиболее просвещенной страной, люди в трущобах назвали бы его «жидом» и убийцей Христа, в то время как «лучшие» люди исключили бы его из своих загородных клубов.

Он говорил обо всем этом с Ланни, который яростно боролся за права своей сестры выйти замуж за Ганси. Люди обвиняли евреев в их аномальной любви к деньгам. «Мы торговцы», — сказал Йохан-нес. — «Мы были торговцами пару тысяч лет, потому что были изгнаны из наших земель. Мы должны были прятаться в любых дырах, которые могли найти в одном из этих портов Средиземного моря, и существовать, покупая что-то по низкой цене и продавая это по более высокой. Наказание за неуспех была смерть. Это заточило наши мозги. В порту часто бывает, что мы покупали у человека, которого мы никогда больше не увидим, и продавали такому же. Они не беспокоились о нашем благополучии, а мы о них. Это может объяснить границы нашей морали, но это легко понять».

Ланни признался, что он понимает, а его хозяин продолжал: «Мои предки были прирождёнными торговцами на всём пути от Смирны до Гибралтара, тогда как ваши были варварами в темных северных лесах, убивая зубров дубинками и копьями. Естественно наш взгляд на жизнь отличается от вашего. Но когда занимаешься коммерцией, различия быстро исчезают. Я слышал, что в вашем родном штате Коннектикут янки не очень обижаются, когда их называют «хитрецами». Вы слышали, наверное, о Дэвиде Харуме, который торговал лошадьми».

«Я также слышал о Поташе и Перлмуттере», — сказал Ланни с улыбкой.

— Здесь то же самое, всё вокруг берегов этого древнего моря когда-то было цивилизованным миром. Греки считались умелыми торговцами. Взять Захарова, например. Турка не так легко обмануть. И говорят, что армяне являются лучшими торговцами из всех национальностей в мире. Конечно, я имею в виду профессиональных торговцев, тех, кто живет торговлей или умирает за неё. Крестьянин другое дело, первичный производитель предопределено является жертвой. Занимается ли он в Коннектикуте покупкой деревянных мускатных орехов или в Анатолии получает монеты, изготовленные из недрагоценных металлов, которые он, не будучи достаточно умен, не смог сбагрить дальше.

IV

Ланни сидел с мадам Зыжински, но полученные им результаты не впечатляли. Тикемсе, благородный индеец, был подозрительным и своенравным. Он обиделся, когда кто-то не поверил его словам, а Ланни сделал ошибку, будучи слишком честным. Чтобы получить результат, нужно быть Парсифалем Динглом. Последний довольно любезно приветствовал духов, как своих друзей, и дружески общался с ними и «контролем». Видимо, с духами было, как при исцелении: если не обратитесь и не будете как дети![8]… не войдете в Царство Небесное; Евангелие по Матфею, 18:3

Что сделал Тикемсе? Он направлял сообщения для Ланни через Парсифаля. Он сказал: «Передайте этому расторопному молодому человеку, что здесь был Марсель. И что он рисует в мире духов, и у него выходит гораздо лучше, чем у него когда-либо получалось на земле, но его теперешние картины никогда не будут выставлены на аукционах». Ланни захотел узнать, возражал ли Марсель против того, чтобы его работы были проданы. Но в течение длительного времени художник игнорировал его вопрос. Затем в один прекрасный день Тикемсе неохотно сказал, что это действительно не имеет значения для Марселя. Всё продаётся в мире Ланни, и бесполезно держать красивые вещи в кладовой. Это звучало, как если бы мир духов приобрел «розоватый» оттенок.

Мадам давала несколько сеансов каждый день. Она делала это, когда зарабатывала себе на жизнь на Шестой авеню, и настаивала на том, что это ей не причиняет боль. Она обслужит всех, кому было интересно. В настоящее время она вникала в прошлое семьи Рабинович, рассказывая о тех членах, которые «ушли». Это немного беспокоило, т. к. членов этой семьи было много, а Яша забыл их. Он сказал, что никогда не слышал о них, за исключением, тех, кто просил деньги для достойных целей, и все их цели были достойны. Он сказал, что есть способ проверить на идентичность любого члена его семьи в мире духов, если тот попросит деньги для сына или дочери, племянника или племянницы, еще живущих на земле!

Но действительно был дядя Наум, который торговал вразнос в российско-польских деревнях, и был избит до смерти черносотенцами. Реалистичные детали этого события звучали убедительно для Мамы Робин, которая была свидетелем этого инцидента в детстве, и ей до сих пор снятся кошмары. Затем был собственный отец Яши. Тот рассказал ему, что его борода побелела быстрее на одной стороне, чем на другой, и как он спрятал свои деньги в очаге под шатающимся кирпичом. Ланни увидел, как его вежливый хозяин был сильно удивлён. Йоханнес потом сказал, что он думал, что все это — мошенничество, но теперь он не знает, что и думать. Это было действительно немыслимо.

Так продолжалось к удовольствию всего судна. Седобородый и здравомыслящий капитан Моллер снизошел до эксперимента, и оказался в диалоге со своим старшим сыном, который был младшим офицером на подводной лодке, а тот рассказал ему, как они чувствовали себя, задыхаясь на дне море. Няня маленькой Фрэнсис, девушка с акцентом кокни, которая получила начатки образования в начальной школе, научилась разговаривать со своим отцом во время длинных сеансов. Тот был простым солдатом, убитым на Сомме, и который рассказал ей всё о своей прошлой жизни: название паба, где он делал ставки на скачках, и где его имя по-прежнему написано мелом на доске, вместе с именами других погибших солдат, родом из окрестной местности.

Как мадам Зыжински могла знать такие вещи? Можно было подумать, что она тайком на яхте ловила обрывки разговоров, и, возможно, шарила в каютах. Но она этого не делала. Она была довольно тупой старухой, которая была сначала служанкой, а затем женой дворецкого варшавского купца. Она страдала от варикозного расширения вен и отеков в их ранних стадиях. Она с трудом понимала иностранные языки и ленилась слушать большую часть времени, предпочитая сидеть в своей каюте, раскладывая бесконечные пасьянсы. Она почти ничего не читала, рассматривая фото в дешевых журналах, и те странные вещи, которые она совершала во время своих трансов, ее действительно не интересовали. Она отвечала на вопросы, как могла, но никогда не задавала их. Она снова и снова заявляла, что занималась этими вещами, потому что была бедна, и это был способ зарабатывать себе на жизнь. Более того, она настаивала на том, что никогда не слышала голос Тикемсе, и знала о нем только то, что рассказывали ей ее клиенты.

Но, что за странное существо был этот индейский вождь! По его словам, он не был настоящим историческим Тикемсе, но был ирокезом с тем же именем. Его племя всё было уничтожено оспой. Теперь он управлял племенем духов и забавлялся за счет своих бывших врагов, белых. Он был бдительным, упрямым, остроумным, рассудительным — и если он чего-то не знал, то говорил, что возможно завтра он сможет ответить. Но с ним должны быть вежливыми и относиться к нему как социально равному, и лучше всего ладить мог скромный проситель. «Пожалуйста, Тикемсе, можете ли вы оказать мне эту великую милость!»

V

Что всё это значило? Был ли это действительно дух американского аборигена, умершего более двухсот лет назад? Ланни так не думал. Прочитав некоторые книги, и в течение нескольких месяцев поразмышляв над ними, он решил, что Тикемсе был гением. Что-то в роде того, который был в Уильяме Шекспире, создавшего множество образов, которые для всех стали более реальными, чем живые люди. В случае поэта, гений был связан с его подсознанием, так что поэт знал, что он делал, и мог бы ввести образы в пьесы и даже продать их импресарио. Но гений мадам Зыжински не был связан с чем-либо. Он остался скрыт в её подсознании и работал сам по себе. Дикий гений, так сказать, подземный. Так, старый крот! Как ты проворно роешь! Отличный землекоп![9]Уильям Шекспир. Гамлет, принц датский (пер. М.Лозинский), АКТ I, СЦЕНА 5

Эта сила играет роль индейского существа. Сила также собирает факты из памяти различных лиц и составляет из них истории. Она погрузилась в подсознание Ланни Бэдда, собрала его воспоминания, и создала из них дух Марселя Дэтаза, рисовавшего картины на Мысе Антиб или глядевшего на руины Древней Греции. Она погрузилась в сознание Яши Рабиновича и создала духов его родственников. Как дети, которые нашли старые костюмы в сундуке, надели их на себя и сочинили истории о людях, о которых они слышали или читали в книгах, о людях живых или мертвых! Каждый ребенок знает, что нужно делать вид, что это правда. В противном случае это не весело, не работает воображение. Если надеть медвежью шкуру, надо встать на руки и на колени и рычать. Если надеть головной убор индейского вождя, надо величаво ступать по комнате и командовать другими детьми глубоким и строгим голосом, даже если он имеет польский акцент!

Все это, казалось, показывает, что существует какой-то универсальный общий котёл сознания, океан, где мысли Ланни, мадам Зыжински и других людей объединились и существуют вместе. Представьте пузырёк, плавающий на поверхности океана. На него светит солнце, и у него очень симпатичный цвет. Другие пузырьки всплывают рядом, и плывут вместе и образуют кластер пузырьков — например, пассажиров яхты Бесси Бэдд. Один за другим пузырьки лопаются, и их вещество возвращается в океан, и в определенное время становится веществом новых пузырьков.

Эта теория заставляет поверить, что медиум имел возможность погружаться в общий котёл сознания и получать факты, к которым обычно медиум не имел доступа. Было ли легче поверить в это, чем поверить, что духи умерших отправляли сообщения для живых? Ланни в это поверил. Ибо он прожил достаточно долго, глядя, как человеческий разум развивается вместе с телом и распадается вместе с ним. Странным образом разум и тело, казалось, связаны друг с другом и их ожидает одинаковая участь. Но не обманывайте себя, думая, что вы знаете природу этого союза. Как мысль заставляет мышцы двигаться, или как химические изменения в организме могут создавать веселые или грустные мысли. Пусть этими вопросами займутся более мудрые люди, чем Ланни Бэдд. А он продолжал желать, чтобы люди перестали грабить и убивать друг друга и, остепенившись, занялись выяснением, кем они являются на самом деле.

VI

Круиз, стоимостью сто долларов в час, был продолжен на восток. В настоящее время яхта приближалась к полуострову Галлиполи, где множество англичан заплатили своими жизнями за неумелость своих начальников. Большие корабли утонули, а пляжи были завалены искалеченными телами. Среди многих раненых был отец подруги Ланни Розмэри Кулливер, графини Сэндхэйвен. Он «ушёл» не так давно, и Ланни поинтересовался, навещал ли его дух это место? Он спросил об этом Тикемсе, и это было незадолго до того, как «проявился» полковник Кулливер. но, к сожалению Ланни не знал его очень хорошо, и должен был написать Розмэри в Аргентину, чтобы убедиться в правильности полученной информации.

Они прошли через Дарданеллы в ветреный и дождливый день, и их берега очень напоминали любые другие берега, спрятанные в тумане. Ланни и Бесс прогуливались некоторое время по палубе, а затем отправились в салон и играли Сонату для фортепиано Шуберта в четыре руки. Когда Ланни вышел на палубу снова, где-то впереди был остров Принкипо (ныне Бююкада), который одиннадцать лет назад занимал его мысли на мирной конференции. Остров был выбран в качестве места для встречи с большевиками в попытке президента Вильсона заключить перемирие с ними. Пожилым государственным деятелям было трудно поверить, что существовало место с таким музыкально-комедийным названием.

Это, возможно, было также музыкально-комедийным представлением, к такому выводу пришёл Ланни после горьких размышлений. Государственные деятели на Принкипо не поехали, а когда встретились с русскими в Генуе, то ничего не решили. Они вернулись домой готовиться к новой войне. Ланни был одним из тех пессимистов, которые были уверены, что к этому всё и идёт. Он говорил об этом людям, но они пожимали плечами. Что они могли сделать? Что кто-то мог сделать? C'est la nature!

Возможно, это был дождь, который вызвал эти невеселые мысли. Возможно, духи тех десятков тысяч погибших англичан и турок, или, возможно, собак из Константинополя, которые во время войны были отловлены и отпущены на этот музыкально-комедийный остров голодать и пожирать друг друга. Религией этой страны не разрешалось их убивать, так что пусть они едят друг друга! Пророк родился среди кочевых народов и любил собак. Он ценил их как сторожей жилища и пытался защитить их, но был не в состоянии предвидеть большие города, голодных псов и появление каннибализма.

Южные холмы этого Мраморного моря были ареной событий, о которых Ланни слышал из разговоров своего отца с Захаровым. Оружейный король финансировал вторжение своих коллег-греков в Турцию, истратив на это половину своего состояния, так что нельзя было принимать все, что он говорил, за чистую монету. Во всяком случае, греки были разбиты, и хозяева загнали их в море, после чего турецкая армия победительницей предстала перед британскими укреплениями и пушками флота. Эта критическая ситуация привела к падению правительства Ллойд Джорджа и, таким образом, нарушила планы Робби Бэдда получить концессии на добычу нефти. Робби был одним из тех людей, которые используют правительства, свои и чужие, угрожая войнами, а иногда и ведя их. А Ланни был дружелюбным плейбоем, совершающим круизы, стоимостью сто долларов в час, играющим прекрасную музыку, читающим книги по истории и парапсихологии, но его беспокоила совесть, вопрошая, куда катится мир. Он очень серьезно просил своих друзей о том, что должно быть сделано. Некоторые думали, что они знали. Но беда была в том, что их мнения сильно расходились.

VII

Компания сошла на берег в переполненный город, который когда-то был столицей мусульманского мира, и теперь был известен, как Стамбул. Они, как обычно, взяли автомобили и покатили смотреть достопримечательности. Они посетили большой собор Святой Софии, а во дворце последнего султана они осмотрели гарем, в котором обычно неверных жён душили шнуром, вязали в мешок, и бросали в воду в Босфор. Они гуляли по базарам, где продавцы различных национальностей усердно старались продать им сувениры, от ковров из Бергама до сомнительных открыток. По людной улице проехала, громко лязгая, пожарная машина. Современный, окрашенный в ярко-красный цвет автомобиль, но Ланни вообразил на нем молодого Захарова, разрабатывающего схемы получения денег за свои услуги. Называют ли до сих пор таких, как он, тулум-бадши? И платят ли им по-прежнему за тушение, или по выбору заказчика за возгорание?

Неутомимая Бесси Бэдд украдкой проскользнула на север вдоль побережья чрезвычайно глубокого Черного моря, которое древние греки называли «дружественным к незнакомым людям». Советский Союз был в середине пятилетки, и можно было с уверенностью ожидать чудес. Целью путешественников была Одесса, город с большой открытой лестницей, которую они видели в кино. В их паспортах были визы, и всё было улажено заранее. Им надо было только заявить о себе Интуристу, и им предоставят автомобили, гидов и гостиницы в пределах заявленной ими валюты.

— Я видел будущее, и оно работает. Так Линкольн Стефенс говорил Ланни Бэдду. Глаза Стефа глядели верой, и так было с глазами Ганси, Бесс и Рахель. Когда они видели сильно обветшалые здания и людей, одетых в тапочки на тонкой резиновой подошве и заштопанных свитерах, они говорили: «Подождите, пока будут построены новые заводы». Они рассказали девушке — гиду, что были «товарищами», и их тут же повели смотреть последние веяния в детских садах и коммунальных кухнях. Их отвезли в сельскую местность посетить кооперативную ферму. А когда у Ганси спросили, чем он занимается, и он признался, что был скрипачом, то люди бросились искать ему инструмент. Все работы на месте остановились, пока он стоял на крыльце и играл «Родители дома», «Кэтлин Мавур-нин» и «Еврейскую мелодию» Ахрона. Это было трогательно, но поможет это получить тракторы и жатки к урожаю?

VIII

Ирма участвовала в некоторых из этих экспедиций, и вежливо внимала энтузиазму своих друзей, но мама Робин призналась, что она нашла «будущее» наводящим тоску. Мама пожала плечами и сказала: «Что вы ожидали? Это — Россия». Она знала её, когда была ребенком, и не верила, что она могла измениться. При царском режиме народ был так несчастен, что напивался и отползал куда-то в яму, чтобы отоспаться. Большевики пытались остановить изготовление крепких спиртных напитков, но крестьяне гнали самогон и незаконно ввозили его в города, «так же, как и в Америке», — сказала мама. Она предпочла не оживлять свои болезненные старые воспоминания.

Одесса несколько раз переходила из рук в руки во время революции и гражданской войны. Она была под обстрелом французского флота, и многие из её домов были разрушены. Одной из достопримечательностей города была Площадь жертв, где тысячи убитых революционеров были похоронены в общей могиле, под большой пирамидой из камней. Молодые люди пошли к ней как к святыне, в то время как их старшие без успеха искали развлечений. Молодые настаивали на посещении санаториев, которые были построены возле водоемов, образованных в устьях рек. Они тоже были святынями, потому что там жили рабочие инвалиды. Там было, как должно быть в будущем. Те, кто создал богатство, будет пользоваться им! «Не будут строить, чтобы жил другой, не будут насаждать, чтобы другой ел»[10]Книга пророка Исаии 65:22.. Так говорил древнееврейский пророк, и это звучало так по-коммунистически, что в Канаде большое жюри обвинило священника за цитирование пророка. В жилах Ганси и Рахель текла кровь этих древних пророков, и Бесс учили, что высказывания пророка были Словом Божием, так что эта новая религия была легко воспринята ими. Она обещала спасти рабочих, и Ланни надеялся, что она будет иметь больше шансов на успех, чем Мохаммед имел в своих усилиях по оказанию помощи сторожевым собакам.

Ланни был в своем обычном положении между двумя группами экстремистов. Во время визита в Россию он служил своего рода офицером связи в семье Робин. Йоханнес не смел обсуждать коммунизм со своей молодёжью, потому что считал, что этим повредит своей репутации. Он разговаривал с Ланни, надеясь, что это может их смягчить. По мнению финансиста, этот эксперимент большевиков выживает на том малом, что накопил за время старого режима. Люди могут жить в домах, пока они не рухнут, и они могут носить старую одежду в течение многих десятилетий, если у них нет стыда. Посмотрите на себя! Но изготовление новых вещей это совсем другое дело. Конечно, они могли бы нанять иностранных специалистов, построить заводы и назвать всё это пятилетним планом, но кто будет делать реальную работу, если её нельзя переложить на кого-то другого? И как политики могут руководить каким-либо бизнес предприятием? «Вы их не знаете», сказал Йоханнес, мрачно. «В Германии я их узнал».

«Это эксперимент», — признался, Ланни. — «Жаль, что он проводится в такой отсталой стране».

«Все, что я могу сказать», — ответил деловой человек: «Я надеюсь, что он не будет проводиться в любой стране, где я живу!»

IX

С тех пор, как Барбара Пульезе и Джесс Блэклесс в доме Ланни объяснили молодым Робинам идеалы пролетарской революции, эта ситуация развивалась в семье Робин в течение многих лет. Интеллектуальная вакцинация проявилась неожиданной вирулентностью. Ланни наблюдал с любопытством и беспокойством за развитием последних событий. Он знал, как папа и мама Робин обожали своих двух мальчиков, сосредоточив на них все свои надежды. Папа делал деньги для освобождения Ганси и Фредди от унижений и бедности. Папа и мама заботливо следили за своими любимцами, предвосхищая их любые прихоти и желания. Ганси хотел играть на скрипке, пожалуйста, он станет великим музыкантом с лучшими учителями, и со всем, что обеспечит достижение цели. Фредди хотел стать ученым, образованным человеком. Очень хорошо, папа будет платить за все, и даже откажется от своего естественного желания иметь одного из своих сыновей в своём собственном бизнесе.

Казалось, не удивительно, что молодые люди должны были питать надежды на справедливость для бедных и на конец угнетения и войн. Каждый еврей в мире знает, что их древние пророки провозгласили приход такого-то Мессии в таком-то тысячелетии. Если Ганси и Фредди и были чрезмерными в своей страсти, ну, что же можно было ожидать в их возрасте. Становясь старше, они должны были бы стать благоразумнее и узнать, что возможно в эти дни. Хорошая мать и перегруженный работой отец ждали этого, но ждали напрасно. Ганси было двадцать пять лет, а его брат был только на два года моложе, но вместо успокоения они, казалось, приобретали зрелую решимость с набором теорий или догм, как бы они не назывались, но служили своего рода опорой их мечты.

Для еврейской пары из гетто брак Ганси с дочерью Робби Бэдда явился большим триумфом. Но с течением времени они обнаружили, что у медали есть оборотная сторона. Бесс подхватила Красную заразу от Ганси и принесла в древний еврейский идеализм практичность янки, как признал Йоханнес, и аскетизм, полученный от ее предков пуритан. Бесс была самой красной из всех и самой бескомпромиссной. Выражение ее лица было полны жалости и нежности, но оно было только для тех, кого она выбрала в качестве жертвы социальной несправедливости. Она ненавидела тех, кто их угнетал и присваивал плоды их труда. Когда она говорила о капитализме и его преступлениях, лицо ее становилось твёрдым, и она походила на дочь одного из «железнобоких» Кромвеля.

Ланни понял, что в глубине души Йоханнес робел перед своей снохой. Он пробовал умиротворить ее мягкими словами. Он пытался подкупить ее правильным автомобилем, пианино с самым изысканным звуком, парусными круизами в самые романтические места семи морей, и не один человек на борту не смел возражать её идеям. Для неё существовали только члены ее собственных двух семей и сопровождающие их лиц. «Смотри!» — казалось, говорил бедный человек, владеющий миллионами. «Вот Рахель с грудным младенцем, и вот прекрасный ребенок вашего обожаемого брата. А вот этот корабль мечты, который существует только для счастья всех вас. Он пойдёт туда, куда захотите, и обслуживание будет идеальным. Вы сможете даже нарушить правила дисциплины на море, вы и Ганси может пройти на полубак и играть там для экипажа, или приглашать их в салон раз в неделю и играть для них, несмотря на ужас старого солдафона, получившего подготовку на торговом флоте Германии. Всё, всё на свете, если вы помилуете и простите меня за то, что я миллионер, и не презирайте меня за то, что я выжал себе состояние из изнурительного труда и пота наёмных рабочих!»

Эта программа умиротворения работала в течение четырех лет, т. к. Бесс захватила страсть стать пианисткой. Она сосредоточила весь свой пуританской фанатизм на приобретении мышечной силы и координации, в сочетании силы с деликатностью, так чтобы звуки её аккомпанемента не могли бы испортить прекрасные нюансы, изысканные вариации звука, которых добивался её более квалифицированный муж. Но Йоханнес в своей душе догадывался, что эта задача навсегда ее не удержит. Когда-нибудь она и Ганси почувствуют себя музыкантами. А они хотели быть Красными музыкантами, чтобы играть для красной аудитории и зарабатывать деньги для Красного дела. Они создадут для себя такую же репутацию, какую получила Айседора Дункан, размахивая красными шарфами для своей аудитории и танцуя Марсельезу. Они погрузятся в ад классовой борьбы, которая, как все могли видеть, становится день ото дня жарче по всей Европе.

X

Кроме мамы, единственным человеком, которому Йоханнес Робин открыл свои заботы, был Ланни Бэдд, который всегда был мудр не по годам, доверенное лицо в возрасте четырнадцати лет, советник и консультант в возрасте девятнадцати лет. Ланни свёл Йоханнеса со своим отцом, и наслушался их схем, знал все входы и выходы в их коммерции. Он знал, что Йоханнес продавал пулеметы фирмы Бэдд нацистским агентам, которые использовали их на улицах Берлина в открытой войне с коммунистами. Йоханнес просил Ланни никогда не говорить об этом ребятам, и Ланни обещал. Что они будут делать, если бы они узнали об этом? Они могли бы отказаться жить дольше в берлинском дворце, или от поездки на яхте, стоимостью в сто долларов в час. Бесс, возможно, даже не позволила дать яхте своё имя. Так Яша Рабинович стоял перед своей персональной Стеной Плача. Ой, ой!

Он был в положении, слишком знакомым для представителей своей национальности, проживших две тысячи лет в диаспоре в окружении врагов, заставляя их играть друг против друга, хитро их умиротворяя. Йоханнеса подняла к власти его проницательность, как спекулянта. Он знал, кому платить за внутреннюю информацию, и как отделить истину ото лжи. Сделав огромные деньги на крахе немецкой марки, он скупил компании, которые были на грани банкротства. Чтобы владеть ими и заставить их работать в эти дни государственного вмешательства в бизнес, нужен был своего рода союз с политиками, а это означало платить им деньги, что было близко к коррупции, и становилось со временем всё ближе. Это означало не просто знать людей, которые были у власти, но и прогнозировать, кто будет у власти на следующей неделе, и делать с ними дела.

Так случилось, что Йоханнес помогал поддерживать коалиционное правительство республики и в то же время поддерживал несколько амбициозных нацистов. Кто мог бы сказать, что может произойти под тяжестью нависшего национального банкротства? Зная, что его дети сотрудничали с красными и постоянно клянчили деньги — кто был их получателем, не трудно было догадаться. Йо-ханнес давал им щедрые суммы, зная, что они будут передавать их для их «дела». Еще один вид страхования! Но не позволяйте любой из этих групп знать, что вы даете другим, потому что они находятся в смертельной войне, каждый против двух других.

Все это означало тревожные дни и бессонные ночи. И мама, от кого ничто не спрячешь, спрашивала: «Зачем всё это? Почему нам нужно так много денег?» Ей было трудно понять, что нужно получить больше, чтобы защитить то, что имеешь. Она и дети прилагали усилия, чтобы оторвать папу от всего этого. Последние три лета они заманивали его в яхтенные круизы. В этом году из-за двух молодых мам они начали раньше и надеялись держать его подальше все лето.

Но оказалось, что в Берлине накапливались проблемы: бизнес проблемы, политические проблемы. В различных портах Йоханнес получал пачки писем, запирался со своей секретаршей и диктовал длинные телеграммы. К Советскому Союзу у него были претензии: письма могут быть вскрыты, а телеграммы не доставлены. За них было заплачено, но не было уверенности, что они дойдут до места назначения. Все было в руках чиновников. Кругом были бюрократизм, волокита и канцелярщина. Боже, помоги бедным людям, которые должны были жить в таком мире. Йоханнес, человек быстрых решений, пахарь поля своего, строитель своей дороги, не мог оставаться в Одессе и попросил всех отказаться от посещения красивого Сочи. «Недалеко от Стамбула так же есть грандиозные дворцы, но там хоть работает международный телефон!»

XI

Бесси Бэдд взяла обратный курс, и в Стамбуле её владелец получил много телеграмм, которые его обеспокоили. Яхте пришлось ждать, пока он не послал ответы и не получил ещё больше ответов на ответы, и в конце концов владелец заявил, что не может продолжать круиз. Были серьезные неприятности у одного из банков, которые он контролировал. Он сам должен принять решение на месте и не мог доверить это подчиненным. Он сделал ошибку, уехав в такое беспокойное время! Крах на Уолл-стрите потряс всю Европу, и его последствия проявлялись мало-помалу. Йоханнес извинился перед своими гостями и вылетел в Вену, а оттуда в Берлин.

Сейчас самолеты летали каждый день между всеми большими столицами Европы. Вы просто садились в самолёт, и не почувствовав полёта, через несколько часов выходили из него и шли по своим делам. Ни малейшей опасности. Но маму мучили мысли о громах и молниях, поражающих Яшу, и о многих других вещах, могущих привести к аварии. Они ждали в Стамбуле, пока не пришла телеграмма, сообщившая, что путешественник прибыл в безопасности в свой собственный дворец, и что Фредди здоров и счастлив и шлёт всем приветы.

Теперь было слишком поздно для посещения побережья Африки, наступил сезон дождей, было жарко и вылетели комары. Им было хорошо на яхте, и они не стали сходить на берег. Молочная ферма процветала. В просторных холодильниках было достаточно свежих продуктов для двух молодых мам, а они, в свою очередь, обеспечивали ими своих детей. Бабушки порхали над местом действия в таком трепетном волнении, что заставляли подумать о крыльях колибри. Действительно, казалось, что до этого там никогда не было двух младенцев в мире и никогда не будет снова. Бабушки, мамы, дети и обслуживающий персонал сформировали закрытую корпорацию, тайное общество, женскую организацию, созданную женщинами и для женщин.

Это была машина, которая работала, как часовой механизм, и маятником в нём была авторитетная мисс Севэрн. Её взяли только для ухода за маленькой Фрэнсис, но она была так образована, так прекрасно оснащена, что внушила благоговейный страх семейству Робинов. Она была голосом современной науки, оставляя за собой последнее слово в области ухода за младенцами. Не менее важным были её английские манеры, она была Британией, которая правила морями и большинством их берегов. Она была власть, и никто не смел ей перечить. Что было запрещено для одной бабушки, нельзя было делать и другой. Что приказывалось делать няньке маленькой Фрэнсис, было приказано сделать няне маленького Йоханнеса. Так, в конце концов, Иерусалим попал под британский флаг. Рахель предоставила навсегда все полномочия мисс Севэрн, и последняя руководила всем предприятием.

Каждое утро Марселина делала уроки в каюте мисс Аддингтон. Мистер Дингл в своей каюте размышлял и творил свои старые молитвы. Мадам Зыжински в своей — раскладывала пасьянсы или, возможно, давала «сеансы». А Ганси, Бесс и Ланни оставались в салоне. Первые два отрабатывали свою интерпретацию какого-то великого скрипичного классика, а Ланни критически слушал, пока они играли один и тот же пассаж много раз, пытаясь добиться того или иного эффекта. Что имел в виду Бетховен при повторении этого ритмического рисунка? Здесь он написал сфорцандо, но он часто так писал, когда он имел в виду тенуто, выразительный акцент, чтобы расширить звук, но будьте осторожны, это трюк, который может стать плохой привычкой, показухой. Они спорили до хрипоты, но всегда, в конце концов, склонялись перед мнением Ганси. Тот обладал даром, был гением, который жил музыкой в душе. Иногда их души сливались в одну, и это был их звездный час.

Этим молодым людям никогда не было скучно даже во время самого продолжительного яхтенного круиза. Они взяли свое искусство с собой, сокровищницу очарования, комплекс изобретательности, вместилище наслаждений, которые нельзя опустошить. Ланни играл на пианино всю свою жизнь, но теперь обнаружил, что только скользил по поверхности глубокого океана. Теперь он проанализировал научно то, чем прежде наслаждался эмоционально. Ганси Робин получил тщательное немецкое обучение и прочитал ученые книги по гармонии, акустике, истории музыки. Он изучал личности композиторов и пытался представить их своей аудитории. Он не хотел превратить Моцарта в Бетховена, или Глюка в Листа. Он разучивал самые трудные вещи Паганини или Венявского, но не будет играть их на публике, пока он не сможет найти в них душу. Гимнастика для пальцев была уделом для других.

XII

Каждый день после полудня, если погода была в порядке, судно бросало якорь, и все пассажиры, кроме мамы Робин, выходили на палубу в купальных костюмах. За борт опускали трап, и пассажиры строем спускались вниз окунуться в воду. На чрезвычайный случай стоял матрос со спасательным поясом, привязанным веревкой. Все матросы были хорошими пловцами, но знающий своё дело капитан Моллер не давал им никаких шансов и всегда сам был на страже. Когда пассажиры уставали, они поднимались на борт, и яхта возобновляла плаванье. Рояль на небольших резиновых колесиках выкатывали из салона, и Ганси и Бесс давали концерт под открытым небом. Рахель пела, а иногда вела всех в хоре. Наступали сумерки, «сумерки веков и песни»[11]Лонгфелло. Рассказы придорожной гостиницы.

У Ланни была только одна беда в этом круизе — игра в бридж. Бьюти и Ирме приходилось играть не за деньги, а на очки, для того, чтобы что-нибудь делать. Эти дамы умели читать, в том смысле, что они умели складывать буквы в слова, но не знали, как погрузиться в книгу или как понять её содержание. Их клонило в сон, когда они пытались делать это. Они просили других людей рассказать им, что было в книгах. Ирма, по крайней мере, всегда была в состоянии оплатить эти услуги. Теперь она вышла замуж за бедняка и поняла, что это означает его обязанность составлять ей компанию. В детстве Ирма Барнс слышала стишок о том, что у каждой Джилл должен быть свой Джек.

Ланни на самом деле был не прочь сыграть в бридж. Только было много других более интересных вещей. Он хотел продолжить исследование детского развития, имея два объекта изучения на борту. Он хотел узнать историю мест, которые посетил, где творил великий ум или умер мученик. Но Бьюти и Ирма были готовы взять пять взяток без козырей в то время, как яхта проходила место битвы при Саламине. Они обе считали Ланни невнимательным к другим, если он отказывался играть на четвертой руке, потому что хотел записать свои замечания после последнего сеанса с мадам Зыжински. Ланни думал, что нужно делать соответствующие записи и их индексировать, чтобы сравнивать заявления Тикемсе на разных сеансах. У него были книги Ости и Гелея, ученых, которые пытались создать теории этих явлений. Он считал их более важными, чем труды Кульберстона по правилам игры в бридж.

Ирма убедила Рахель подготовить себя к жизни бомонда, и Лан-ни помогал ей в этом. Он уделял время и Марселине, ей скоро должно было исполниться тринадцать. А она уже была самой совершенной маленькой светской леди, какую можно было себе представить. Даже на борту яхты она проводила много времени перед зеркалом, изучая свои прелести и стараясь их приумножить. Конечно, она должна быть готова к защите себя от этих гарпий, которые вскоре будут пытаться лишить ее карманных денег. После прохождения курса наук Марселиной, Ланни мог считать, что больше был ей не нужен, и вернулся к разучиванию с Бесс в четыре руки фортепианных сочинений Листа: Патетического концерта, удивительного феномена, превратившего два пианино в оркестр, Фантазию Дон Жуан, самое восхитительное из его сочинений. Ганси вошёл в то время, как они играли, и сказал, что они действительно должны выступать на концертной сцене. Памятный день для двух скромных любителей.

XIII

Бесси Бэдд остановилась в гавани Канн, и компания вернулась в Бьенвеню на несколько дней. Бьюти пожелала обновить свой гардероб. Она устала носить одни и те же вещи. Ланни пожелал возобновить запас грампластинок, ведь слушатели устали слушать одни и те же композиции. Кроме того, были кипы поступивших журналов и писем с новостями от друзей. Ланни открыл одно от отца, и воскликнул: «Робби едет в Париж. Он сейчас там!»

«О, Боже!» — воскликнула жена. Она знала, что будет дальше.

— Я действительно должен увидеть его, Ирма. Прошло восемь месяцев.

— Именно так давно я не видела свою мать.

— Конечно, если бы твоя мать была в Париже, я бы предложил поехать вместе.

— Но мне будет так ужасно одиноко на яхте, Ланни!

— Я возьму самолет и присоединюсь к вам в Лиссабоне через три или четыре дня. Ты знаешь, Робби был в кризисе, и я должен выяснить, как он всё уладил.

Ирма сдалась, но не без внутреннего бунта. Она переживала такое тяжелое испытание, и люди должны были делать все возможное, чтобы облегчить его для нее. Насильственное превращение из баловня Бродвея, объекта всех корреспондентов, любимицы обозревателей и цели прожекторов в изгнанницу, почти в арестантку на все эти месяцы! Кто-нибудь когда-нибудь оценит это? Оценит ли ее дочь? По наблюдениям Ирмы за детьми она предположила, что дочь, вероятно, не оценит.

Она подумала нанять пару автомобилей для перевозки половины молочной фермы в Париж. Но нет, это нарушит все договоренности с замечательной мисс Севэрн. Ребенок может поймать микроб на улицах в переполненном городе. Гораздо безопаснее в море, где воздух был полон озоном. И была Рахель, с которой Ирма решила быть вместе, зная, что ей будет трудно, она хотела ограничить себя.

«Другое дело», — сказал Ланни: «Золтан Кертежи должно быть в Париже и, возможно, поможет мне продать картину или две».

«О, Боже!» — воскликнула жена. — «Ты все еще хочешь забавляться этим бизнесом?»

— Немного денег пригодилось бы для Бьюти и меня.

— Я не думаю, что это нужно тебе, Ланни. Нет смысла в твоем беспокойстве заработать деньги, когда они есть у меня. Если у тебя есть что продать, пожалуйста, дай мне это купить!

Они говорили об этом много раз. Робби не мог позволить себе посылать Бьюти обычную тысячу долларов в месяц, Ирма настаивала, чтобы заменить его. Она хотела, чтобы жизнь Бьенвеню шла так же, как раньше. Деньги ничего для неё не значили, она любила, чтобы люди вокруг нее были счастливы. Она пошлет деньги на счет Ланни в Каннах, чтобы потом не думать, не говорить, не вспоминать об этом. Для неё было трудно понять, что ее мужу может на самом деле нравиться зарабатывать несколько тысяч долларов, продавая картины Марселя, или старых мастеров. И еще труднее было для Ланни объяснить, что он иногда хотел бы делать другие вещи, чем только развлекать обожаемую молодую жену!