Онлайн чтение книги
Драмы. Новеллы
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Подземная пещера со знаками Тайного суда [122] Тайный суд. — В средние века так называлось особое судилище, носившее также наименование Суда Фемы. Этот суд, претендовавший на особую неподкупность и беспристрастие, был на самом деле кастовым феодальным судом. Во главе судопроизводства стояли знатнейшие рыцари, а верховным председателем считался сам император. Обычно Суд Фемы разбирал дела, по которым обвиняемому угрожала смертная казнь., освещенная одним светильником.
Явление первое
Граф Отто фон дер Флюэ — председатель, Венцель фон Нахтхейм, Ганс фон Беренклау — члены суда, графы, рыцари, дворяне — все в масках, стражники с факелами. Теобальд Фридеборн, бюргер из Гейльброна, истец и граф фом Штраль, ответчик, стоят перед барьером.
Граф Отто (вставая). Мы, судьи высокого Тайного суда, мы, земные вершители божеского правосудия, мы, провозвестники крылатой рати, которой господь повелевает у себя в облаках, мы, открывающие злодеяние даже там, в глубинах души человеческой, где оно таится, подобно саламандре, ускользая от руки суда мирского, — мы призываем тебя, Теобальд Фридеборн, достопочтенный и славный оружейник из Гейльброна, изложить твою жалобу на Фридриха, графа Веттера фом Штраль. Ибо, согласно требованию твоему, он явился по первому зову Священного суда, когда герольд наш трижды ударил рукоятью меча правосудия в ворота его замка, явился и спрашивает, чего ты хочешь. (Садится.)
Теобальд Фридеборн. Вельможные господа, облеченные покровом священной тайны! Если бы тот, на кого я принес жалобу, вооружался у меня, скажем, в серебро с головы до ног или в вороненую сталь с золотыми набедренниками, пряжками и кольцами и на мою просьбу: «Платите, господин», — от-ветил: «Теобальд, что ты от меня хочешь? Я же тебе ничего не должен»; или если бы он перед лицом властей оклеветал змеиным языком мою честь; или, напав на меня во мраке ночного леса, покушался мечом или кинжалом на мою жизнь — то, бог мне свидетель, я думаю, что не стал бы жаловаться на него. За мои пятьдесят три года испытал я столько неправды, что против ее жала душа у меня теперь словно в броне. И вот кую оружие тем, кого разве комарик укусит, а скорпиону, что меня жалит, только говорю: «А ну тебя», — и даю ему уползти. Фридрих, граф Веттер фом Штраль обольстил мою дочь, мою Катарину. Возьмите его, земные вершители божеского правосудия, и передайте закованным в броню стражам адских врат, что потрясают своими докрасна раскаленными копьями. Я обвиняю его в гнусном колдовстве, во всех ухищрениях черной ночи и в побратимстве с самим Сатаной!
Граф Отто. Мастер Теобальд из Гейльброна! Взвесь хорошенько свои слова. Ты утверждаешь, будто граф фом Штраль, которого мы знаем давно с самой лучшей стороны, обольстил твою дочь. Но в колдовстве-то ты его обвиняешь, надеюсь, не за то, что он отвел от тебя сердце твоей дочери? А уж не за то ли, что юную девицу с живым воображением он привлек к себе простым вопросом, кто она такая? Или только румянцем своих щек, зардевших ей из-под его шлема, или каким-нибудь иным ухищрением, что в ходу на любой ярмарке в ясный день?
Теобальд. Это верно, господа, не видел я, чтобы он ночью бродил по болотам или в камышах, куда редко ступает человеческая нога, да водился там с болотными огнями. Не приходилось мне видеть, чтобы он, стоя с волшебным жезлом на вершинах гор, обмерял незримое воздушное царство[123] …чтобы он ночью бродил по болотам… да водился там с болотными огнями… чтобы он, стоя с волшебным жезлом на вершинах гор, обмерял незримое воздушное царство… — В средние века суеверие, поддерживаемое духовенством и схоластической наукой, выработало определенные представления о том, как именно ведьма или колдун должны были сноситься с нечистой силой. Эти представления нашли свое отражение в специальных книгах и в материалах многочисленных судебных процессов. Теобальд в своей речи перечисляет эти суеверные домыслы о путях «побратимства» с сатаной. или в глубоких пещерах, куда не заглянет ни единый луч света, простершись во прахе земном, шептал колдовские заклинания. Не видел я рядом с ним тех, кого назвал его побратимами, — Сатану и его воинство, рогатое, хвостатое и когтистое, как оно нарисовано в гейльбронской церкви над алтарем. Но если вы дозволите мне говорить, то, я думаю, от одного лишь рассказа моего о том, что произошло, вы все вскочите с места, завопите: «Нас тринадцать, четырнадцатый черт», — броситесь к дверям и разбежитесь кто куда на триста шагов в окружности по всему лесу, что растет вокруг этой пещеры, теряя на бегу свои атласные мантии и оперенные шляпы.
Граф Отто. Ну ладно, говори, старый бешеный сутяга!
Теобальд. Прежде всего надобно вам знать, господа, что в минувшую пасху моей Кетхен исполнилось пятнадцать лет. Здорова она телом и душою, как могли быть первые люди, когда они только появились на земле, не дитя, а истинная радость господня, что тихим вечером моей жизни возникла из пустыни, словно прямо восходящая к небу благовонная струйка дыма мирты и можжевельника! Существа нежнее, милее, чище и не помыслить вам, хотя б вы и вознеслись на крыльях воображения к милым ясноглазым ангелочкам, что высовываются сквозь облака из-под рук и ног господа бога. Как пойдет она по улице в своем городском наряде — на головке соломенная шляпа блестит желтым лаком, грудь охватывает душегрейка черного бархата, на шее серебряная цепочка, — так изо всех окон и слышится шепот: «Кетхен из Гейльброна! Кетхен из Гейльброна!» Господа, словно небо Швабии лобзаньем своим обрюхатило землю, что под ним лежит, и от этого она родилась. Родичи, такие дальние, что родством не считались уже три поколения, на крестинах да на свадьбах называли ее милой сестричкой. Вся округа, где мы живем, собиралась на ее именины, люди так и теснились да наперебой друг перед другом старались получше одарить ее. Кто ее хоть раз увидел и получил от нее, мимоходом, ласковый привет, тот потом целую неделю поминал ее в своих молитвах, словно благодаря ей сам стал лучше. Дедушка так любил ее, свою золотую внучку, что, обойдя меня, отказал ей свое именье, и она теперь самостоятельна — одна из богатейших горожанок. Пятеро молодых людей — всё сыновья достойнейших граждан — уже сватались к ней, чуть не до смерти пораженные ее прелестью. Рыцари, проезжавшие через город, просто плакали, что она не дворянская дочь: была б она дворяночкой, так они уже разорили бы весь Восток и сложили к ее ногам жемчуг и самоцветы, принесенные на плечах маврами. Но и ее душу и мою небо охранило от гордыни, и когда Готфрид Фридеборн, молодой земледелец, чья земля граничит с ее землей, попросил ее в жены и на мой вопрос: «Катарина, согласна ты?» — она ответила: «Отец, пусть будет по твоей воле», — я и сказал: «Да благословит вас господь», — и до слез обрадовался и решил— в будущую пасху пускай венчаются. Вот какая она была, господа, пока этот ее не похитил.
Граф Отто. Ну, а как же он ее у тебя похитил? Каким способом увел он ее от тебя, сбил с пути, по которому ты ее направил?
Теобальд. Каким способом? Если б я мог сказать, господа, так, значит, это было бы постижимо моими пятью чувствами и я не стоял тут перед вами и не жаловался на все эти непонятные адские козни. Что мне ответить, когда вы спрашиваете — каким способом? Встретил ли он ее у колодца, когда она ходила по воду, и сказал: «Милая девица, кто ты такая?» Стоял ли у колонны, когда она шла от обедни, и спросил: «Милая девица, где ты живешь?» Прокрался ли ночью к ее окошку и, надевая ей на шею ожерелье, молвил: «Милая девица, где ты почиваешь?» Вельможные господа, этим ее не возьмешь! Сам Спаситель наш разгадал бы Иудино лобзанье не скорее, чем она подобные хитрости. Она его отроду и в глаза не видывала. Свою спину и родинку на ней, что унаследовала от покойницы матери, знала она лучше, чем его. (Плачет.)
Граф Отто (после паузы). И все-таки, если он ее соблазнил, так это, диковинный ты старик, где-нибудь и когда-нибудь да произошло?
Теобальд. Накануне троицына дня, когда он на пять минут зашел ко мне в мастерскую, чтобы, по его словам, я скрепил ему железную застежку доспехов между плечом и грудью.
Венцель. Как?
Ганс. Среди бела дня?
Венцель. Когда он на пять минут зашел в твою мастерскую, чтобы скрепить застежку нагрудника?
Пауза.
Граф Отто. Успокойся, старик, и расскажи все по порядку.
Теобальд (утирая слезы). Было часов одиннадцать утра, когда он примчался с толпою всадников к моему дому, соскочил, гремя панцирем, с коня и вошел в мастерскую: из-за султана на шлеме пришлось ему в дверях низко наклонить голову. «Мастер, погляди-ка, — говорит он, — я иду на пфальцграфа[124] Пфальцграф — в средние века титул судьи и высшего сановника в резиденции немецких королей; сама резиденция называлась тогда «пфальц»., который хочет снести ваши стены; такая у меня охота с ним сойтись, что от одного этого лопнула на груди застежка. Возьми железо и проволоку и затяни латы покрепче, да на мне, чтоб ничего не пришлось снимать». — «Ну, господин, — говорю я, — если на вашей груди доспех лопается, так уж пфальцграфу наших стен не разрушить», — усаживаю его на скамью посреди комнаты и кричу в дверь: «Вина да свежепрокопченного окорока на закуску!» — и ставлю подле него табурет с инструментами, чтобы чинить застежку. И пока на дворе все еще ржет боевой жеребец и вместе с конями слуг топчет копытами землю так, что поднимается облако пыли, словно херувим с неба свалился, — медленно открывается дверь и, держа на голове большой плоский серебряный поднос, уставленный бутылками, кубками и блюдами с закуской, входит девушка. Так вот, если бы сам господь бог явился мне из-за облаков, со мной бы, наверно, случилось то же, что с нею. Едва завидев рыцаря, роняет она на пол и поднос, и кубки, и закуску, смертельно-бледная, складывает руки, точно для молитвы, и повергается перед ним ниц, головой и грудью ударясь об пол, словно ее поразила молния. Я говорю: «Господи владыко живота моего, что это с девочкой приключилось?» — и поднимаю ее. Она же стремительным движением руки, точно перочинный нож сложился, обнимает меня и поднимает к нему пылающее лицо, как будто перед нею неземное видение. Граф фом Штраль, взяв ее за руку, спрашивает: «Чье это дитя?» Сбегаются подмастерья, служанки, вопят: «Спаси господи! Да что это с девушкой?» Но так как она, бросив на него несколько робких взглядов, успокоилась, я подумал, что припадок прошел, и принялся с шилом и иглами за свою работу. Потом кончил и говорю: «В добрый час, господин рыцарь! Теперь можно и встретиться с пфальцграфом: застежка скреплена, сердце ваше ее теперь не разорвет». Граф поднимается, задумчиво оглядывает с головы до ног девушку, которая ему едва по грудь, наклоняется, целует ее в лоб и говорит: «Да благословит тебя господь, да хранит он тебя, да ниспошлет тебе мир. Аминь». И только мы подошли к окну, в тот самый миг, когда он садился на боевого коня, девушка, воздев руки к небу, бросается с высоты тридцати футов прямо на мостовую, как безумная, утратившая все свои пять чувств! И ломает себе обе ноги, милостивые господа, оба своих нежных бедра прямо над круглыми коленками, словно точенными из слоновой кости. И я, старый жалкий дурак, думавший найти в ней опору для своей убывающей жизни, должен был нести ее на плечах, как в могилу. А он — накажи его бог! — кричит со своего коня из-за толпы сбежавшегося народа: «Что случилось?» И вот лежит она на смертном ложе в лихорадочном жару, без движения, шесть бесконечных недель. Ни звука не издает: даже безумие, отмычка всех сердец, не открывает нам ее сердца. Никто не сумел бы исторгнуть тайну, которая овладела ею. А едва стало ей немного лучше, она встает, завязывает свою котомку и при первом луче дня идет к двери. «Куда?» — спрашивает служанка. «К графу фом Штраль», — ответила она и исчезла.
Венцель. Невероятно!
Ганс. Исчезла?
Венцель. И все оставила?
Ганс. Имущество, родной город, жениха, с которым помолвлена?
Венцель. И даже благословения твоего не испросила?
Теобальд. Исчезла, милостивые господа. Оставила меня и все, с чем ее связывали долг, привычка, сама природа. Поцеловала мне глаза — в ту пору я еще спал — и исчезла. А я-то хотел, чтобы она мне их закрыла.
Венцель. Вот, ей-богу, удивительный случай!
Теобальд. С того дня ходит она за ним с места на место, в какой-то слепой покорности, как распутная девка. Сердце ее тянет к сиянью его лица словно канатом, сплетенным из пяти проволок. Над голыми ногами, что каждый камешек ранит, развевается по ветру юбчонка, едва прикрывающая бедра, и только соломенная шляпа защищает ей голову от солнца или от ярости непогоды. Куда бы ни устремился он в погоне за приключениями — в сырые ущелья, в пустыню, палимую полдневным жаром, во мрак густых лесов, — всюду она за ним, как собака, над которой много трудился ее хозяин. Привыкшая спать на мягких подушках, ощущавшая малейший узелок на простынях, ее же рукой случайно туда затканный, лежит она теперь, как служанка, в его конюшнях, а ночью засыпает, усталая, на соломе, которую подстилают его гордым коням.
Граф Отто. Граф Веттер фом Штраль, правда ли все это»
Граф фом Штраль. Правда, государи мои. Неотступно идет она по моему следу. Стоит мне обернуться, и вижу я две вещи: свою тень да ее.
Граф Отто. А как вы объясняете себе этот удивительный случай?
Граф фом Штраль. Безымянные господа, члены Тайного судилища! Коли черт затеял с нею игру, так я ему тут пригодился, как обезьяне кошачьи лапы[125] …я ему тут пригодился, как обезьяне кошачьи лапы. — В одной из басен французского писателя Жана де Лафонтена (1621–1695) обезьяна заставляет кошку таскать ей каштаны из горячей золы. Будь я последний негодяй, если этот орешек он стащил для меня. Можете вы просто-напросто поверить моему слову: да — да, нет — нет, — как в Писании сказано, тогда ладно! Не можете, поеду в Вормс просить императора, чтобы он посвятил Теобальда в рыцари, а пока бросаю ему свою перчатку здесь, перед вами.
Граф Отто. Вы должны отвечать на наши вопросы: как объясняете вы, что она спит под вашим кровом, когда ей следует быть в доме, где она была рождена и воспитана?
Граф фом Штраль. Недель двенадцать тому назад, по дороге в Страсбург, лег я в полдневный зной, усталый, под утесом — мне теперь даже и во сне не виделась та девушка, что в Гейльброне выбросилась из окна, — а просыпаюсь, — она дремлет у меня в ногах, словно роза, упавшая с неба! Я и говорю слугам, что лежали тут же на траве: «Что за черт! Да ведь это Кетхен из Гейльброна!» — а она открывает глаза и подвязывает шляпку свою, что во время сна сползла у нее с головы. «Катарина! — обращаюсь я к ней. — Девица, ты здесь откуда? В пятнадцати милях от Гейльброна, на самом берегу Рейна?» — «Дело есть у меня в Страсбурге, доблестный господин, — отвечает мне она, — а одной по лесам идти страшно, вот я к вам и пристала». Тут я велел дать ей перекусить чего-нибудь, что для меня мой слуга Готшальк с собой возит, и стал расспрашивать: оправилась ли она после падения, да что делает отец, да что она собирается делать в Страсбурге? Вижу, что не очень-то она охотно отвечает, и думаю: мне-то что за дело? Велел слуге проводить ее через лес, а сам вскочил на своего вороного — и в путь. Вечером, в гостинице на Страсбургской дороге, собираюсь уже на покой, — входит Готшальк, слуга мой, и говорит: девушка, мол, внизу, просит, нельзя ли ей переночевать в нашей конюшне. «С лошадьми? — спрашиваю, а потом говорю: — Если ей там достаточно мягко, мне-то что?» — и еще добавляю, поворачиваясь на другой бок: «Ты, Готшальк, подбрось ей соломы побольше да присмотри, чтобы с ней ничего не случилось». А на другой день она встала раньше всех и пошла вперед по большой дороге, опять ночевала в моей конюшне, и так каждую ночь, куда бы меня ни занесло, словно она принадлежит к моему отряду. Я ведь это терпел, государи мои, ради вот этого седого ворчливого старика, что теперь меня к суду привлек. Потому что моему Готшальку, чудаку этакому, девушка полюбилась, и он о ней, правду сказать, словно о дочери заботится. Я и подумал: придется еще раз ехать через Гейльброн, старик будет нам благодарен. Но когда она очутилась со мной и в Страсбурге, в архиепископском замке, приметил я, что никакого своего дела у нее в Страсбурге нет, потому что занималась она только моими делами — стирала да штопала, — словно никого другого на Рейне для этого не нашлось бы. Завидел я ее как-то на пороге конюшни, подошел к ней и спрашиваю, какие же такие у нее в Страсбурге дела. «Ах, — говорит она, и так вспыхивают у нее щеки, что я думал, передник на ней загорится, — доблестный господин, что ж вы спрашиваете? Вы же и без того знаете!» Эге, думаю, вот оно что! И тут же посылаю гонца в Гейльброн, к отцу ее, с такой вестью: Кетхен у меня, я ее поберег и везу в замок Штраль: пусть он приедет поскорее и заберет ее.
Граф Отто. Ну? И что же?
Венцель. Старик не забрал девушку?
Граф фом Штраль. На двадцатый день после того появляется он у меня в замке, ввожу я его в зал моих предков и с удивлением замечаю, что, входя в дверь, опускает он руку в чашу со святой водой и брызгает на меня. Я не рассердился — такой уж у меня нрав, — усаживаю его и чистосердечно рассказываю все, как было, из сочувствия к нему советы еще даю, как ему поправить дело, чтобы все шло согласно его желанию. Утешаю его и веду вниз, в конюшню, чтобы передать ему девушку, — а она там стоит и очищает от ржавчины мое оружие. Только он вошел в дверь и со слезами на глазах раскрыл объятия, чтобы принять ее, как она, смертельно побледнев, бросается мне в ноги, заклиная всеми святыми, чтобы я ее от него защитил. Он же при виде этого застыл на месте, как соляной столп[126] …застыл на месте, как соляной столп… — Намек на библейскую легенду о гибели Содома и Гоморры. Бог, казнивший огненным дождем грешных жителей этих городов, пощадил праведника Лота, племянника Авраама, и дал ему возможность, вместе с женой и двумя дочерьми, выбраться из обреченного города. Жена Лота, вопреки божьему запрету, оглянулась на покидаемый ими город и, пораженная представившимся ей зрелищем, превратилась в соляной столп., а потом, не успел я опомниться, посмотрел на меня с ужасом: «Да это сам Сатана!» — и бросил мне в лицо шляпу, которую держал в руках, будто желая отогнать страшное видение, и побежал обратно в Гейльброн, словно за ним гнался весь ад.
Граф Отто. Что тебе в голову взбрело, чудной ты старик?
Венцель. Что худого в поведении рыцаря? Чем он виноват, если к нему прилепилось сердце твоей безумной дочери?
Ганс. В чем тут можно его обвинить?
Теобальд. В чем обвинить? Ах ты — человек, страшнее, чем можно выразить словом или мыслью, да разве тебе все это не ясно так, словно херувимы совлекли с себя весь свой блеск и он, как майские лучи, озарил тебе душу? Ну как мне не дрожать перед человеком, который до того извратил природу чистейшего на всем свете сердца, что дочь отвращает белое как мел лицо от отца, открывающего ей объятия родительской любви, словно от волка, который грозится растерзать ее? Что ж, пусть, значит, господствует Геката[127] Геката — древнегреческое божество; в средние века считалась богиней призраков, ночных кошмаров и колдовских заклинаний, повелительницей теней в подземном царстве., владычица волшебства, царица ночных туманных болот! Поднимайтесь из земли, демонские силы, которые прежде закон человеческий старался искоренить, расцветайте, согретые дыханьем ведьм, разрастайтесь, как лес, глуша собою все, чтобы сгнила малейшая небесная поросль, укоренившаяся в нашей земле. Пусть из ваших стволов и стеблей потекут адские соки, водопадами заливая всю землю, поднимая к небу удушливый чад, заполняя все русла нашей жизни и смывая своим потопом всякую невинность и добродетель!
Граф Отто. Ядом он ее опоил, что ли?
Венцель. Ты думаешь, он дал ей волшебное питье?
Ганс. Опиум, что вливает таинственную силу в сердце человека, который его выпьет?
Теобальд. Яд? Опиум? Да что вы меня-то спрашиваете, вельможные господа? Я ведь не откупоривал бутылку, из которой он поил ее под утесом. Я ведь не был в гостиницах, где она ночь за ночью спала в его конюшнях. Откуда мне знать, подливал ли он ей яду? Подождите девять месяцев: тогда вы увидите, что сталось с ее юным телом.
Граф фом Штраль. Вот ведь старый осел! Против этого у меня есть только мое имя! Позовите ее, и, если она произнесет хоть одно слово, от которого отдаленно запахнет этим вымыслом, назовите меня графом зловонной лужи или как там еще вздумается вашему праведному гневу.
Явление второе
Те же и Кетхен, которую с завязанными глазами вводят два стражника. Стражники снимают с нее повязку и уходят.
Кетхен (оглядывает всех собравшихся и, увидев графа, преклоняет перед ним одно колено)
Высокий господин мой!
Граф фом Штраль
Что ты хочешь?
Кетхен
Меня призвали пред лицо судьи.
Граф фом Штраль
Но я-то не судья. Вон там сидит он.
Встань. Я ответчик, так же как и ты.
Кетхен
Ты шутишь, господин мой.
Граф фом Штраль
Нет. Послушай:
Зачем во прах ты предо мной склонилась?
Кудесник я, сознался в волшебстве,
Но вот наложенные мною узы
Снимаю с девичьей души.
(Поднимает ее.)
Граф Отто
Прошу, девица, стань сюда, к барьеру.
Ганс
Мы — судьи.
Кетхен (оглядываясь по сторонам)
Испытать меня хотите.
Венцель
Сюда иди и здесь держи ответ.
Кетхен становится рядом с графом фом Штраль и смотрит на судей.
Граф Отто
Ну?
Венцель
Что ж?
Граф Отто
Пора бы подчиниться судьям!
Ганс
Тебе угодно будет отвечать?
Кетхен (про себя)
Мне говорят.
Венцель
Ну, да!
Ганс
Что ты сказала?
Граф Отто (с удивлением)
Так что же с этим странным существом?
Переглядываются.
Кетхен (про себя)
Закутанные с головы до ног
Сидят, как будто это Страшный суд.
Граф фом Штраль (стараясь вернуть ее к действительности)
О чем ты грезишь, странное созданье?
Ты отвечаешь Тайному суду!
Меня здесь обвиняют в колдовстве,
Которым я твое похитил сердце.
Рассказывай, как все произошло!
Кетхен (смотрит на него и складывает руки на груди)
До слез меня ты мучишь, господин мой!
Покорную служанку научи,
Что делать ей и как себя вести.
Граф Отто (нетерпеливо)
Учить ее!
Ганс
Ну слыхано ли это?
Граф фом Штраль (с мягкой серьезностью)
Сейчас должна ты подойти к барьеру
И отвечать на все, о чем ни спросят!
Кетхен
Скажи, ты обвинен?
Граф фом Штраль
Ведь я сказал.
Кетхен
А судьи — это люди в масках?
Граф фом Штраль
Да.
Кетхен (подходя к барьеру)
Кто б ни были вы, господа, сойдите
С судейских мест, и пусть он сядет там!
Как перед богом говорю — в нем сердце,
Что латы, — чистое. В сравненье с ним
И ваше и мое — чернее мантий.
Когда свершен здесь грех — ему судить,
А вам — дрожа стоять перед барьером.
Граф Отто
Ты, дурочка, недавний сосунок,
Кем на пророчество вдохновлена,
Им одарил тебя какой апостол?
Теобальд
Ах ты, несчастная!
Кетхен (заметив отца, направляется к нему)
Отец мой милый!
(Хочет взять его за руку.)
Теобальд (строгим голосом.)
Вон там тебе положено стоять!
Кетхен
Не прогоняй!
(Берет его руку и целует.)
Теобальд
Меня ты узнаешь?
Из-за тебя я поседел нежданно.
Кетхен
Я вспоминала каждый божий день,
Как вьются волосы твои. Терпенье.
Не предавайся скорби непомерной.
Знай: если радость волосы чернит,
Как юноша, ты снова расцветешь.
Граф Отто
Эй, слуги, привести ее сюда!
Теобальд
Иди, куда зовут.
Кетхен (к судьям, когда к ней подходят стражники)
Но что вам надо?
Венцель
Не видел я строптивей существа!
Граф Отто (когда она стала у барьера)
Должна ты ясно, коротко ответить
На все вопросы наши, ибо мы
Тебя по совести и правде судим,
И если ты виновна, пусть душа
Надменная твоя страшится кары!
Кетхен
Что, господа честные, знать вам надо?
Граф Отто
Увидев графа Фридриха фом Штраля
В отцовском доме, ты зачем поверглась,
Как перед господом, к его ногам?
Зачем на мостовую из окошка
Ты бросилась, когда он уезжал?
Зачем, едва поправившись, пошла ты
За ним повсюду сквозь туман, сквозь ночь,
Сквозь страх — куда бы конь копыт ни ставил?
Кетхен (багровая от смущенья, графу)
Я этим людям все должна сказать?
Граф фом Штраль
Зачем тебе, безмозглой, одержимой,
Меня-то спрашивать? Неужто мало
Приказа, что получен от суда?
Кетхен (повергаясь во прах)
Убей меня, когда я провинилась!
Что родилось в глубинах тайных сердца
По божьей воле, знать не надо людям.
Жестокий тот, кто спрашивать посмел!
А если ты об этом хочешь знать,
Что ж, спрашивай — тебе душа открыта.
Ганс
Бывало ли подобное на свете?
Венцель
Лежит пред ним во прахе…
Ганс
На коленях…
Венцель
Как мы перед Спасителем своим!
Граф фом Штраль ( судьям)
Я за ее безумство, господа,
Надеюсь, не в ответе? Что она
Рехнулась, это ясно, хоть ни вы,
Ни я причин пока не разумеем.
Когда позволите, ее спрошу я:
Быть может, по вопросам вы поймете,
Лежит ли на душе моей вина.
Граф Отто (испытующе глядя на него)
Пусть так! Увидим. Спрашивайте, граф.
Граф фом Штраль (обращаясь к Кетхен, все еще стоящей на коленях)
Ты, Катарина, можешь мне открыть —
Пойми меня — все тайное, что дремлет
В глубинах темных сердца твоего?
Кетхен
Я сердце, господин, тебе открою,
Чтоб верно знал ты все, что в нем живет.
Граф фом Штраль
Так что ж, скажи мне коротко и ясно,
Тебя из дома отчего влекло
И следовать за мною повелело?
Кетхен
Ты, господин мой, требуешь так много.
Когда бы я лежала, как сейчас,
Не пред тобой — перед своим сознаньем,
Что суд вершит на троне золотом,
И все угрозы совести нечистой
Стояли тут же в огненных доспехах,
То и тогда на этот твой вопрос
Во мне все отвечало бы: не знаю.
Граф фом Штраль
Ты лжешь мне, хочешь обмануть меня,
Меня, твою опутавшего душу?
Ведь я взгляну — ты клонишься, как роза,
Что солнцу открывает лепестки.
Припомнишь ли, что сделал я с тобой,
Что с телом и душой твоей случилось?
Кетхен
Где?
Граф фом Штраль
Там ли, тут ли.
Кетхен
А когда?
Граф фом Штраль
Когда-то.
Кетхен
Ты помоги мне, господин.
Граф фом Штраль
Помочь?
Ну и чуднáя (Сдерживается.)
Ничего не помнишь?
Кетхен стоит, опустив глаза.
Какое лучше видится тебе
Из разных мест, где ты меня встречала?
Кетхен
Мне в памяти всего яснее Рейн.
Граф фом Штраль
Да. Там и было. Это знать хотел я.
Скала на рейнском берегу, где мы
В полдневный зной с тобою отдыхали.
Что там с тобой случилось, ты не помнишь?
Кетхен
Нет, славный господин мой.
Граф фом Штраль
Разве нет?
А чем я освежил твои уста?
Кетхен
Когда я отказалась пить вино,
По твоему приказу из пещеры
Принес воды мне Готшальк, твой слуга.
Граф фом Штраль
А за руку я взял тебя? Поднес
К твоим губам еще… Ну, что ж молчишь ты?
Кетхен
Когда?
Граф фом Штраль
Тогда же.
Кетхен
Нет, мой господни.
Граф фом Штраль
Так, значит, позже.
Кетхен
В Страсбурге?
Граф фом Штраль
Иль раньше.
Кетхен
Ни разу ты руки моей не тронул.
Граф фом Штраль
Катрина!
Кетхен (краснея)
Верно: в Гейльброне! Прости!
Граф фом Штраль
Когда?
Кетхен
Когда отец чинил твой панцирь.
Граф фом Штраль
И больше никогда?
Кетхен
Нет.
Граф фом Штраль
Катарина!
Кетхен
Руки?
Граф фом Штраль
А может, и чего другого!
Кетхен (припоминая)
Да, в Страсбурге… Я помню: подбородка.
Граф фом Штраль
Как это было?
Кетхен
Сидя на пороге,
Я плакала и, что б ни говорил ты,
Молчала.
Граф фом Штраль
Почему?
Кетхен
Мне было стыдно.
Граф фом Штраль
Ты устыдилась? Правда. Мой вопрос
Тебя заставил покраснеть до шеи.
А что спросил я?
Кетхен
Ты сказал, отец мой
Остался дома в Швабии, тоскует
Он обо мне, тебе же надо в Гейльброн
Отправить лошадей своих. Так вот,
Не захочу ли я домой вернуться?
Граф фом Штраль (холодно)
Речь не об этом. Ну, а где еще?
Где в жизни мы с тобой еще встречались
Ведь я тебя в конюшне навещал.
Кетхен
Нет, славный господин.
Граф фом Штраль
Нет? Катарина!
Кетхен
В конюшне ты меня не навещал
И никогда ко мне не прикасался.
Граф фом Штраль
Как? Никогда?
Кетхен
Нет, господин.
Граф фом Штраль
Катрина!
Кетхен (страстно)
Нет, нет, ни разу, славный господин!
Граф фом Штраль
Ну, право слово, этакая лгунья!
Кетхен
Пусть я погибну, пусть я в ад пойду,
Когда хоть раз…
Граф фом Штраль (с притворной резкостью)
Клянется, губит душу
Свою, девчонка глупая, как будто
Господь ей все за молодость простит!
А что произошло пять дней назад
В моей конюшне? Сумерки спускались,
И Готшальку велел я уходить?
Кетхен
Ох, Иисусе! Я совсем забыла!
Ты в замке заходил ко мне в конюшню.
Граф фом Штраль
Вот и призналась! Так зачем же ты
Божилась так, что душу погубила?
Я замке Штраль в конюшню к ней пришел.
Кетхен плачет.
Граф Отто
Замучили вы девочку.
Теобальд (подходит, растроганный, к Кетхен)
Ах, дочка!
(Хочет прижать ее к груди.)
Кетхен
Нет, нет!
Венцель
Бесчеловечно это, право.
Граф Отто
В конюшне ничего и не случилось,
Граф фом Штраль (глядя на нее)
Что ж, господа, раз вы решили так, —
Согласен я: велите расходиться.
Граф Отто
С такой издевкой варварской нельзя
Допрашивать ребенка — мы считаем.
Над нею власть природа вам дала,
Но ваше обращенье с ней ужасней,
Чем колдовство, приписанное вам.
Граф фом Штраль (поднимая Кетхен)
Я это делал только для того,
Чтоб с торжеством она пред вами встала.
Моя перчатка
(показывая на землю)
за меня ответчик.
Когда невинность Кетхен вы признали,
Прошу вас, разрешите ей уйти.
Венцель
Не зря вы, видно, этого хотите!
Граф фом Штраль
Не зря? Что? Да не вы ли, господа,
Так возмущались варварской издевкой?
Венцель (многозначительным тоном.)
Хотим мы, если разрешите, знать,
Что все-таки произошло в конюшне,
Граф фом Штраль
Хотите знать?
Венцель
Конечно.
Граф фом Штраль (багровея, обращается к Кетхен)
На колени!
Кетхен становится перед ним на колени.
Граф Отто
Вы непомерно дерзки, граф фом Штраль!
Граф фом Штраль (к Кетхен)
Так! Отвечать ты будешь только мне.
Ганс
Позвольте! Подобает нам…
Граф фом Штраль (по-прежнему, к Кетхен)
Ни с места!
Тебя судить здесь будет тот, кому
Твоя душа свободно покорилась.
Венцель
Найдем мы средство, граф…
Граф фом Штраль (с трудом подавляя раздражение)
Сказал я: нет!
И пусть меня сам черт возьмет, когда
Ее вы приневолите. Так что же
Вам, господа, сейчас угодно знать?
Ганс (запальчиво)
Ей-богу же!
Венцель
Вот дерзость!
Ганс
Эй, охрана!
Граф Отто
Друзья, не надо! Помните, кто он.
Первый судья
Ведь он как будто хитростью своей
Ее заставил говорить?
Второй судья
Конечно!
Пускай же он за нас ведет допрос.
Граф Отто (графу фом Штраль)
Спросите, что пять дней назад, под вечер,
В конюшне замка вашего случилось,
Когда вы Готшалька услали прочь?
Граф фом Штраль (к Кетхен)
Скажи, что вечером, пять дней назад,
В конюшне замка моего случилось,
Когда велел я Готшальку уйти?
Кетхен
Прости меня, высокий господин мой!
Теперь я все, как должно, расскажу.
Граф фом Штраль
Так. Значит, я тебя коснулся, правда?
Ведь ты призналась?
Кетхен
Да, мой господин.
Граф фом Штраль
Ну?
Кетхен
Что, мой господин?
Граф фом Штраль
Что знать хочу я?
Кетхен
Что хочешь знать?
Граф фом Штраль
Живей! Чего молчишь?
Я взял тебя, ласкал и целовал
И обнял?
Кетхен
Нет, высокий господин мой.
Граф фом Штраль
А что же?
Кетхен
Оттолкнул меня ногой.
Граф фом Штраль
Ногой? Да я и пса не оттолкнул бы!
Зачем? За что? В чем провинилась ты?
Кетхен
Когда мой добрый, ласковый отец
Приехал с лошадьми, чтоб взять меня,
Я, в страхе отвернувшись от него,
Вез памяти у ног твоих простерлась,
Моля, чтоб ты меня не отдавал.
Граф фом Штраль
А я тебя ногою оттолкнул?
Кетхен
Да, господин.
Граф фом Штраль
Вот чепуха, ей-богу!
Перед отцом твоим я притворялся.
Ведь ты осталась в замке у меня.
Кетхен
Нет, господин мой.
Граф фом Штраль
Нет? Куда ж ты делась?
Кетхен
Когда, от гнева весь побагровев,
Сорвал ты кнут с гвоздя, я поскорей
За обомшелые ворота вышла
И на развалинах стены уселась,
Под сладко пахнущею бузиной,
Где чиж, насвистывая, вил гнездо.
Граф фом Штраль
И на тебя я напустил собак?
Кетхен
Нет, господин.
Граф фом Штраль
Когда ж под лай собачий
Ты побежала из моих владений,
Я и соседа кликнул — гнать тебя?
Кетхен
Да нет же, господни! Что говоришь ты?
Граф фом Штраль
Нет? Эти господа тебя осудят!
Кетхен
До них тебе, я знаю, дела нет.
На третий день ты Готшалька прислал
Сказать, что ты со мной, как прежде, дружен,
Но надо быть разумной и уйти…
Граф фом Штраль
А что же ты ответила?
Кетхен
Сказала,
Что терпишь ты веселого чижа
В его гнезде на бузине пахучей.
Так не гони ж и Кетхен из Гейльброна.
Граф фом Штраль (подымая Кетхен)
Вам все она сказала, господа.
Мы в вашей власти. Вам теперь решать.
Пауза.
Граф Отто (с неудовольствием)
Ты, жалобщик безумный, не знаком
С обычным волшебством самой природы!
Когда вам дело ясно, господа,
Как ясно мне, — пора принять решенье,
Венцель
Пора.
Ганс
Голосовать!
Все
Голосовать!
Один из судей
Вот вздор! И без того ведь дело ясно.
Граф Отто
Герольд! Возьми свои шлем, сбирай шары!
Герольд собирает шары в шлем и подает его графу.
(Встает.)
Ты, Фридрих Веттер, граф фом Штраль, решеньем
Единогласным Тайного суда
Оправдан. Ты же, Теобальд, не должен
С такими жалобами к нам являться,
Пока улик получше не найдешь.
(Судьям.)
Вставайте все. Закрыто заседанье.
Судьи встают.
Теобальд
Так он, высокочтимые, оправдан?
Из ничего господь наш создал мир,
А он, проклятый, сделал мир ничем,
Поверг в ничто, в первоначальный хаос.
Да разве он не гнусный Сатана?
Граф Отто
Молчи, доживший до седин глупец!
Мозги тебе вправлять — не наше дело.
Эй, стражник, завяжи ему глаза
И выведи его обратно в поле.
Теобальд
Меня? Беспомощного старика?
А девочка моя?
Граф Отто
Вы, граф фом Штраль,
Должны принять от фемы порученье:
Немало здесь мы видели примеров
Чудесной вашей силы. Покажите,
Пока мы здесь еще, последний, главный:
Верните дочку старику отцу.
Граф фом Штраль
Готов я сделать все, что будет в силах.
Дитя!
Кетхен
Мой господин?
Граф фом Штраль
Меня ты любишь?
Кетхен
Всем сердцем.
Граф фом Штраль
Сделай же, как я прошу,
Кетхен
Чего ты хочешь?
Граф Фом Штраль
Не иди за мной,
Вернись к отцу. Ну как?
Кетхен
Я обещала. (Падает без чувств.)
Теобальд (подхватывает ее)
Дитя мое! Спаси, отец небесный.
Граф фом Штраль (оборачиваясь)
Повязку, стражник!
(Завязывает себе глаза.)
Теобальд
Будь ты проклят, гнусный,
Несущий смерть во взгляде василиск!
Еще пример твоей зловредной силы!
Граф Отто (сходя с судейского места)
Ну, что там, господа?
Венцель
Она упала.
Все смотрят на Кетхен.
Граф фом Штраль (стражнику)
Веди меня отсюда.
Теобальд
Прямо в ад!
И пусть у врат его тебя сгребет
Толпа его змеиновласых стражей,
Чтоб ты на десять тысяч сажен глубже
Тех мест, где пекло самое, попал!
Граф Отто
Молчи, старик.
Теобальд (плачет)
Дочурка! Кетхен!
Кетхен
Ах!
Венцель (радостно)
Глаза открыла!
Ганс
Да, она очнется.
Граф Отто
Снеси ее к привратнику! Ну, с богом!
Все уходят.
Занавес
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления