Онлайн чтение книги Друзья и родители
9

Николаева явилась к Чистову значительно раньше, чем он мог ожидать. Она была взволнована и входить не торопилась.

Анна Сергеевна не любила показывать своих переживаний, всегда скрывала их от посторонних глаз, поэтому она даже обрадовалась, что Алексей Яковлевич не один в кабинете. В передней комнате уже все разошлись, и она села к свободному столу.

Алексей Яковлевич кому-то доказывал, что тот потерял совесть: голос его то повышался почти до крика, то снижался чуть ли не до шепота. Николаевой был хорошо знаком такой резкий переход тонов у этого человека – значит, посетитель довел Чистова до крайнего возмущения. «Себя не щадит старик!» – подумала она.

Наконец, как из бани, от Чистова выскочил тучный мужчина с желтым портфелем и соломенной шляпой в руках. Он едва не своротил своим плечом стоявший у прохода шкаф. Глядя на него, Анна Сергеевна улыбнулась.

– Жарко у вас, Алексей Яковлевич! – пошутила она войдя.

– Ну и денек выдался! – вздохнул с облегчением Чистов. Он вытер носовым платком свое раскрасневшееся лицо.

– Понимаешь, Анна Сергеевна, одолели меня сегодня эти отцы!

– Я смотрю, не очень ласково их здесь принимают – вылетают как пробки!

– А, этот экземпляр!

Чистов посмотрел на дверь, как будто там еще кто-то стоит.

– Мало того, что жену с детьми бросил, новую семью завел – извольте радоваться! – Так он нашел способ освободиться и от алиментов! Помогите ему у матери ребятишек отнять: он их бабушке на воспитание передаст. Ну я, конечно, помогу! Запомнится ему наша встреча!

– Пошло бы впрок.

– Пойдет! – уверенно отозвался Чистов.

Он прошелся по кабинету, затем, остановившись у стола, продолжал:

– А тот моряк. Ты, наверное, обратила внимание, когда с мальчиком заходила. Ну, скажи, разве это обдуманный шаг: привел сынишку в детский дом устраивать! Видите ли, «обстоятельства вынуждают», а у самого вторая семья намечается.

И Чистов рассказал о Саяновых.

– Это хорошо, что вы их помирили.

– Помирил или помог помириться, но уверен: этот одумается, у него, кроме совести, есть еще какая-то доля чувства к жене. Запутался человек, сам не знает, в какую сторону податься.

Николаева понимала, что Чистов должен выговориться и только тогда с ним можно будет посоветоваться.

– Да, семья! Какое это сложное дело! – произнес он мечтательно.

Николаеву удивил этот переход настроений у Чистова.

– Я вот, Анна Сергеевна, иногда думаю: нужны какие-то конкретные мероприятия, чтобы дети не страдали от родительского легкомыслия, чтобы всякий, кто решит разрушить свою семью, натолкнулся на такие преграды!..

– Об этом и Лев Николаевич Толстой думал, – пошутила Николаева.

– Что нам Толстой! – отмахнулся Чистов – У нас многое сделано, но, как видно, этого недостаточно. Нужна какая-то большая воспитательная работа. Воспитывать надо ке только детей, но и родителей.

– Если бы не война, может быть, даже слово «безнадзорность» ушло в историю… А знаете, Алексей Яковлевич, и я иногда люблю помечтать!

– Ну, ну, – одобрил Чистов. – О чем же?

– Я считаю, что, кроме родителей, у детей должны быть и друзья. И если некоторые родители не справляются с воспитанием своих детей или забывают о них, то эти умные, взрослые друзья обязаны вмешаться вовремя…

Чистову понравилась эта мысль, и он даже перебил Николаеву:

– Вот именно, вмешаться вовремя!

– Мне часто вспоминается такой случай, – продолжала Николаева. – Везла я в детприемник одного Гену. Это юла, а не мальчишка – минуты спокойно посидеть не мог. Вошли мы с ним в трамвай, он сразу же к открытому окну и высунулся в него по плечи. Смотрю – чья-то рука взяла его за воротник и тащит обратно. Мой Гена огрызнулся и опять полез, а рука его обратно. Увидел он меня и коленками на сиденье встал, i a же самая пожилая женщина, что сидела с ним рядом, заставила его подобрать ноги. Подхожу ближе – мой Гена нахохлился, а соседка ему: «Ты сидишь с такой тетей, которая тебе не позволит безобразничать!»

– И вот, если бы каждый из взрослых, как эта женщина, считал своим долгом удержать чужого ребенка от дурного поступка, сколько бы у ребят было настоящих друзей!

– И тогда бы нас, как штатные единицы, можно было сократить безо всякого ущерба, – подсказал Чистов. – А теперь, Анна Сергеевна, давай-ка спустимся с небес на нашу грешную землю. Что же нам завтра сказать товарищу Мунтяну о его дочке? Помоги мне еще в делах по опеке и усыновлению порыться. Не мог ребенок исчезнуть бесследно, если мать привезла его в Одессу.

– Девочка у меня, Алексей Яковлевич!

– Как это у тебя? Где ты ее отыскала? – обрадовался Чистов.

– Я не хотела об этом говорить тогда, при отце, но я сразу поняла, что речь идет о моей Тамарочке…

– Подожди, подожди! Да разве у тебя не родной ребенок?

– Мой ребенок погиб от фашистской бомбы, а Тамарочку я подобрала на перроне. Девочка плакала. Какая-то женщина с грудным младенцем на руках стояла около нее, но это была не мать. Она пыталась мне что-то объяснить по-молдавски, но я не поняла. Потом женщина исчезла в толпе, а девчурку я взяла в детскую комнату. Она ничего не знала, кроме своего имени. Никто ее не разыскивал, а мне она заменила дочку.

– Что же теперь нам делать? – задумался Чистов, разглядывая Николаеву, словно впервые с нею встретился.

– Я не отдам ему Тамарочку, – решительно заявила Анна Сергеевна. – Девочке прежде всего нужна мать, а ее нет.

– К тому же отец никогда не видел своей дочери, а шрамики на ладошках могут быть и у других детей, – подсказал Чистов.

– Верно, Алексей Яковлевич! – обрадовалась Николаева. – Он молод, женится… ребенок его не знает…

– Вот что, Анна Сергеевна, поговори ты завтра с ним сама…

– Сказать, что у меня Тамарочка? – удивилась женщина. – А потом он потребует дочку.

– Подумай и реши. Как девочке будет лучше, так и делай.