Онлайн чтение книги Двадцатые годы
49

Мельница являлась как бы вершиной астаховского благополучия, мельница превращала Астаховых из сельских хозяев в промышленников, и, хотя она бездействует, хотя она сейчас лишь памятник минувшему благоденствию, до сих пор она венец всех надежд.

Быстров вознамерился пустить мельницу сразу после установления в Успенском Советской власти. Если будет пущена, Успенское превратится в притягательный центр не только для крестьян ближних деревень, но и соседних волостей, и насколько исполком заинтересован в ее работе, настолько Павел Федорович заинтересован в ее бездействии.

Для пуска требовалась нефть, в губернии нефти мало, но Степан Кузьмич соображал так: как только мельница станет действующим предприятием, начнут снабжать горючим. Лиха беда — начало!

Волисполком принял решение пустить мельницу; нефти нет, но должна быть, какое-то количество нефти было завезено, не вылили же ее на землю, собственники не расстаются со своим добром, нефть где-то спрятана, ее надо найти…

Создали комиссию в составе неподкупного и решительного Еремеева, умного и осторожного Данилочкина и законника и хитреца Никитина. Эти должны найти нефть, не могли они не перехитрить Астахова.

Дмитрий Фомич и сказал Славушке о комиссии:

— Поди предупреди своего, кем он тебе доводится?

Не хотелось Славушке вмешиваться в эти дела, он нейтральная сторона, хлеб-то он ест все-таки астаховский, и хоть Павел Федорович особенно не балует своих родственников, но и не отказывает в самом необходимом.

Но когда пришел домой, там все уже знали о решении, Веры Васильевны оно мало касалось, зато Павел Федорович с женой метались по двору, будь их власть, они встретили бы комиссию баррикадами.

Только что же это за комиссия?! Митька Еремеев, Никитин Дмитрий Фомич и Данилочкин. Военком Митька, секретарь исполкома и представитель земотдела. Все такие обычные и хорошо знакомые…

Они постояли в галерейке, посовещались. Павел Федорович вышел к ним из сеней. Пергаментное его лицо стало еще пергаментней, голову обтягивал пергамент особой выделки, терракотовый и блестящий.

— Почтение, кого не видал…

— Вот что, гражданин Астахов, — сурово произнес Митька, напуская на себя строгость. — Волисполком постановил пустить вашу мельницу…

— Мельница-то моя?

— Была, да сплыла. Реквизирована еще в позапрошлом году.

— Национализирована, — поправил Дмитрий Фомич.

— Какая разница? — возразил Митька. — Все одно.

— Пускайте, — любезно ответил Павел Федорович. — Только ведь там двигатель, в нем разобраться надо.

— А мы механика вызвали, — ответил Митька. — Из Дросковской области, он разберется.

— Ну и действуйте, бог в помощь, — негромко сказал Павел Федорович. — Я-то при чем?

— А при том. На собственном газу его не запустишь! Нефть нужна, гражданин Астахов. Нефть!

— У Нобеля в Баку ее достаточно…

— А вы не издевайтесь, нам нужна ваша нефть.

— А у меня ее нет.

— А ежели есть?

— А ежели нет?

Так они, Павел Федорович и Митька, препирались минуты две или три, и Митька начал выходить из себя, вот-вот запустит какое-нибудь витиеватое и богопротивное ругательство.

— Однако вы тоже войдите в наше положение, — пришел на помощь Митьке Дмитрий Фомич. — С волости требуют муку и будут требовать, да и самим мужичкам требуется, одними ветряками не обойтись, тем более что контроль там почти невозможен…

— А я сочувствую, — сказал Павел Федорович. — Но ведь нефти из себя я не выдавлю?

Петька и Данилочкин переглянулись.

— В таком разе…

Данилочкин подал Павлу Федоровичу бумагу.

Вот оно!

— "Мандат, — прочел Павел Федорович. — Комиссии в составе… поручается полный обыск во всем хозяйстве, как во всех надворных постройках, так и на земельном участке, на предмет выявления сокрытия нефти…" — Павел Федорович вскинул на Митьку глаза: — Вы что, бурить будете или как?

— Чего бурить?

— Да ведь нефть буреньем, если не ошибаюсь, добывают?

Руки Павла Федоровича все-таки задрожали, когда он возвращал бумагу.

— Вы что, гражданин Астахов, кур, что ли, ночью воровали? — не преминул съязвить Митька. — Нам досконально известно, что укрыты две цистерны!

Митька считал, что слово «досконально» имеет примерно тот же смысл, что и сквозь землю, мол, видим все и сквозь доски.

— Ищите, — сказал Павел Федорович. — Вот вам ключи.

Он извлек из кармана и подал Митьке связку ключей от амбаров и сараев.

— Разрешите начать с вашей спальни…

Это уж было нахальство, но Митька вошел в раж, издевательство тоже входило в систему подавления буржуазии.

— В задней комнате моя невестка…

— Невестка нам ни к чему, — оборвал Митька. — Кажите свою спальню…

Вошли в спальню.

— Давайте топор, — распорядился Митька.

— Топор-то зачем?

— Доски отдирать! — Митька указал на пол. — Не хотят по-хорошему, и мы будем по-нехорошему.

— А я так думаю начать с мельницы, — примирительно посоветовал Дмитрий Фомич. — Где ж искать масло, как не в погребе?

Комиссия отправилась на мельницу. Павел Федорович попытался уклониться от участия в обыске, но его попросили сопутствовать. Позвали и Федосея с лопатой.

Обошли все хозяйство, заглянули во все сараи, хотя отлично понимали, что железные бочки с нефтью ни в какой сарай не взволочь, копнули бугры возле мельницы… Тщетно!

Митька встал в позу и простер руку перед собой:

— Гражданин Астахов, вы понимаете, что рабочему классу нечего есть?

Павел Федорович не спорил.

— Помогите же Советской власти пустить мельницу.

— Со всем удовольствием, найдись у вас нефть…

Так и ушла комиссия, не солоно хлебавши, не бурить же в самом деле на астаховском огороде скважину к центру земли.

Павел Федорович сидел на кухне и покуривал.

Там и нашел его Славушка.

Надежда занималась обычным делом — готовила харч для свиней, на этот раз в мятую картошку добавляла пареную крапиву.

— Мне надо с вами поговорить, — сказал Славушка.

— Говори…

Павел Федорович пыхнул козьей ножкой.

— Как вы относитесь к тому, что волисполком собирается пустить мельницу?

— А как я могу к этому относиться? — ответил Павел Федорович. — Плохо.

— Все равно мельница уже никогда не будет вашей.

— Это еще…

Впрочем, на эту тему Павел Федорович говорить не хотел. Хотя вопрос не считал решенным. Он неглупый человек, его поведение во время прихода деникинцев свидетельствовало об этом, он не делал на них ставки, но против исчезновения Советской власти не возражал бы.

— В ваших интересах пойти навстречу…

— Ты так думаешь? — Павел Федорович саркастически усмехнулся. — А я нет.

— Во всяком случае, нефть следует отдать.

— Что?

— Нефть.

— У меня ее нет.

— Есть.

— Глубокая ошибка.

— Я знаю.

— Много будешь знать, скоро состаришься.

— Все равно ее отберут.

— Если найдут.

— А если я покажу?

Павел Федорович сорвался с места:

— Покажи!

— Что покажи?

— Нефть. Где ты ее нашел?

Он схватил Славу за руку, отпустил, побежал на огород, инстинктивно побежал туда, где спрятана нефть!

Слава не мог не пойти за ним, он ведь и затеял разговор, чтобы переубедить Павла Федоровича.

Тот добежал до мельницы, остановился, обвел рукой пространство.

— Где?

— Что где!

— Где нефть, показывай!

Но Слава не смел показать, знал и не посмел. Где спрятана нефть, знали только два человека: Павел Федорович и Федосей. Обнаружь Слава, что ему известна тайна, Федосею несдобровать. Сразу лишится крова и хлеба. Павел Федорович прогонит его, в этом случае он будет беспощаден… Не может, не смеет он выдать Федосея, по простоте душевной доверившегося Славушке…

— Где, показывай!

Славушка неопределенно повел рукой.

— Ну где, где?

Все-таки он проговорился, просто так от Павла Федоровича не отделаешься.

— Вот! — Слава уверенно показал на бугор, накиданный для отвода глаз возле мельницы. — Вот где ваши бочки!

— Ты знаешь… — У Павла Федоровича удовлетворенно блеснули глаза.

— Во всяком случае, я посоветую волисполкому хорошенько перекопать здесь землю, — вырвалось вдруг у Славушки. — Может, нефтяной фонтан и забьет!

И вдруг Павел Федорович испугался, опять испугался, игра с огнем, чем черт не шутит…

— Лучше держи язык за зубами, — мрачно проговорил он. — Не поступай, как язычники, — где едят, там и мерзят…

И Слава тоже испугался, не решился высказаться до конца, и не только потому, что пожалел Федосея: почему-то ему казалось, что из-за мельницы Павел Федорович может пойти на все.

Постояли, посмотрели друг на друга.

— Ну… мир? — выжидательно спросил Павел Федорович.

Слава неуверенно переступил с ноги на ногу.

— А мы и не ссорились, — сказал он и не спеша пошел с огорода. — В конце концов мое дело сторона.