Онлайн чтение книги Обитатели миража Dwellers in the Mirage
2. КОЛЬЦО КРАКЕНА

Три года назад, так начал я свой рассказ, я отправился в Монголию с экспедицией Фейрчайлда. Одна из задач этой экспедиции – поиски полезных ископаемых в интересах некоторых британских фирм, а в остальном это была этнографическая и археологическая экспедиция, работавшая для Британского музея и университета Пенсильвании.

Мне так и не пришлось проявить себя в качестве горного инженера. Я немедленно стал представителем доброй воли, лагерным затейником, посредником между нами и местными племенами. Мой рост, светлые волосы, голубые глаза и необыкновенная сила, вместе с моими способностями к языкам, вызывали постоянный интерес у туземцев. Татары, монголы, буряты, киргизы смотрели, как я гну подковы, обвиваю ноги металлическими прутьями и вообще исполняю то, что мой отец презрительно называл цирковыми номерами.

Что ж, я и был для них человеком-цирком. Но в то же время и чем-то большим: я им нравился. Старик Фейрчайлд смеялся, когда я жаловался ему, что у меня не остается времени для полевых работ. Он говорил, что я стою десятка горных инженеров, что я страховое свидетельство экспедиции и что пока я продолжаю свои трюки, у экспедиции не будет никаких неприятностей. Так оно и было. Единственная экспедиция такого рода, насколько я помню, в которой можно было уйти, оставив все вещи незапертыми, и, вернувшись, найти все нетронутым. К тому же мы были относительно свободны от вымогательства и взяточничества.

Вскоре я уже знал с полдюжины диалектов и мог легко болтать и шутить с туземцами на их языках. Это имело у них удивительный успех. Время от времени прибывала монгольская делегация в сопровождении нескольких борцов, рослых парней с грудной клеткой, как бочонок, чтобы побороться со мной. Я овладел их приемами и научил их своим. У нас были небольшие показательные соревнования, а мои манчжурские друзья научили меня сражаться двумя мечами, держа их в обеих руках.

Фейрчайлд планировал работать в течение года, но наши дела шли так хорошо, что он решил продлить экспедицию. Он с сардонической улыбкой говорил мне, что мои действия имеют огромную ценность: никогда наука не будет иметь таких возможностей в этом районе, разве что я останусь тут и соглашусь править. Он не знал, насколько близки его слова к пророчеству.

На следующий год в начале лета мы перенесли лагерь на сотню миль к северу. Это была территория уйгуров. Странный народ, эти уйгуры. О себе они говорят, что они потомки великой расы, которая правила всей Гоби, когда та была не пустыней, а земным раем, с широкими реками, многочисленными озерами и многолюдными городами. Они на самом деле отличаются от остальных племен, и хотя эти многочисленные племена при первой возможности убивают уйгуров, в то же время они их боятся. Вернее, боятся колдовства их жрецов.

В нашем старом лагере уйгуры появлялись редко. А появившись, держались в отдалении. Мы уже с неделю находились в новом лагере, когда появился отряд уйгуров человек в двадцать. Я сидел в тени своей палатки. Они спешились и направились прямо ко мне. Ни на кого в лагере они не обратили внимания. Остановились в десяти шагах от меня. Трое подошли ближе и стали пристально меня разглядывать. У всех троих были странные серо-голубые глаза; у того, кто казался их предводителем, взгляд необычно холоден. Все они выше и массивнее остальных.

Я тогда не владел уйгурским. Поэтому вежливо приветствовал их по-киргизски. Они не ответили, продолжая разглядывать меня. Наконец, поговорили друг с другом, кивая, как будто пришли к какому-то решению. Затем их предводитель обратился ко мне. Встав, я заметил, что он чуть ниже моих шести футов четырех дюймов. Я сказал ему, по-прежнему по-киргизски, что не понимаю его языка. Он отдал приказ своим людям. Они окружили мою палатку, как охрана, держа в руках копья и обнажив мечи.

Я почувствовал прилив гнева, но прежде чем я смог протестовать, заговорил предводитель, на этот раз на киргизском. Он с почтением заверил меня, что их посещение исключительно мирное, они просто не хотят, чтобы им помешали мои товарищи по лагерю. Он попросил меня показать ему свои руки. Я вытянул их вперед. Он и два его спутника наклонились над ладонями, внимательно их рассматривая, указывая друг другу на те или другие пересечения линий. Закончив осмотр, предводитель коснулся лбом моей правой руки.

И тут же, к полному моему изумлению, начал урок – и весьма квалифицированно – уйгурского языка. Для сравнения он использовал киргизский. Он не удивился тому, с какой легкостью я воспринимал новые слова; напротив, мне показалось, что именно этого он и ожидал. Я хочу сказать, что он скорее не учил меня новому языку, а заставлял вспомнить давно забытый. Урок продолжался целый час. Затем он снова коснулся лбом моей руки и отдал приказ кольцу стражников. Все уйгуры сели на лошадей и ускакали.

Во всем этом происшествии было что-то тревожное. И больше всего меня беспокоило то, что, похоже, мой учитель был прав: я не изучал новый язык, а вспоминал забытый. Никогда я не усваивал язык с такой легкостью и быстротой, как уйгурский.

Естественно, мои коллеги тоже были в недоумении и тревожились. Я немедленно направился к ним и рассказал о происшествии. Нашим этнологом был знаменитый профессор Дэвид Барр из Оксфорда. Фейрчайлд склонен был воспринимать все как шутку, но Барр встревожился. Он рассказал, что уйгурские легенды говорят о предках этого народа как о расе светловолосых синеглазых людей, обладавших большой физической силой. Было обнаружено несколько древних уйгурских настенных росписей, на которых изображен именно такой тип людей, так что, по-видимому, в легендах есть зерно истины. Однако, если нынешние уйгуры и восходят к той расе, они смешивались с другими народами и дошли почти до полного исчезновения древней крови.

Я спросил, какое это имеет отношение ко мне, и он ответил, что, по-видимому, мои посетители считают меня чистокровным представителем их древней расы. В сущности, он не видит никаких других объяснений их странному поведению. Он считал, что их изучение моих ладоней и явное одобрение того, что они обнаружили, доказывает его правоту.

Старик Фейрчайлд иронически спросил, не собирается ли Барр обратиться к хиромантии. Барр холодно ответил, что он ученый. И как ученый, знает, что определенные признаки могут передаваться по наследству через многие поколения. Определенное расположение линий на ладонях может сохраняться много столетий. И в случаях атавизма – а я явный пример атавизма – оно может возникать вновь.

К этому времени у меня уже слегка кружилась голова. Но Барр добавил еще кое-что. К этому времени он уже был выведен из себя и сказал, что уйгуры, вероятно, совершенно правы в своей оценке меня. Я атавистический пример возврата к древним норвежцам. Прекрасно. Но совершенно несомненно, что асы, боги и богини древних норвежцев: Один и Тор, Фригга и Фрейя, Фрей и Локи и многие другие – все это когда-то были реальные люди. Несомненно, они были предводителями длительной и опасной миграции. После смерти они были обожествлены, как и многие подобные герои и героини других рас и племен. Этнологи считают, что древние норвежцы, подобно другим арийцам, пришли на северо-восток Европы из Азии. Их переселение происходило в период от 50999 до 999 лет до рождества Христова. И нет никаких научных возражений против их прихода из того района, который сейчас называется Гоби, и против того, что это и есть та раса светловолосых голубоглазых людей, которых современные уйгуры называют своими предками.

Никто, продолжал Барр, не может сказать точно, когда Гоби стала пустыней и что вызвало появление пустыни. Части Гоби могли быть плодородными еще две тысячи лет назад. Какова бы ни была причина этого изменения, действовала ли эта причина быстро или медленно, но она дала толчок к переселению, предводительствуемому Одином и остальными асами, к переселению, которое закончилось колонизацией Скандинавского полуострова. Известно, что во мне проявились признаки моих далеких предков со стороны материнской линии. Почему в таком случае не проявиться и признакам древних уйгуров, если они действительно были предками норвежцев?

Но главный – практический – вывод заключался в том, что меня ждут неприятности. Так же, как и всех остальных членов экспедиции. Барр настоятельно советовал вернуться в наш старый лагерь, где мы будем находиться среди дружественных племен. В заключение Барр указал, что с тех пор, как мы переселились в новый лагерь, здесь не показался ни один монгол, татарин или представитель другого племени, с которыми у меня были такие дружественные отношения. Барр сел, бросив гневный взгляд на Фейрчайлда, и добавил, что это совет не хироманта, а признанного ученого.

Разумеется, Фейрчайлд извинился, но совет Барра не принял: мы можем вполне благополучно подождать несколько дней и проследить за развитием событий. Барр угрюмо заметил, что как пророк Фейрчайлд ничего не стоит, но все равно за нами, вероятно, наблюдают и не позволят нам отступить, поэтому неважно, что мы решим.

Ночью мы услышали далекий бой барабанов; через неравные промежутки он слышался до самого утра, отвечая на вопросы еще более далеких барабанов.

На следующий день в то же время показался тот же самый отряд. Предводитель, как и прежде, направился ко мне, ни на кого не обращая внимания. Он почти униженно приветствовал меня. Мы направились в мою палатку. Снова вокруг возникло кольцо воинов, и начался второй урок. Он продолжался больше двух часов. И вот день за днем в течение трех недель повторялось одно и то же. Никаких отвлечений, случайных вопросов, объяснений. У этих людей была лишь единственная цель: научить меня своему языку. И они прекрасно с ней справлялись. Полный любопытства, стремясь узнать, что это все в конце концов значит, я преодолевал все препятствия и стремился так же настойчиво к той же цели. И это они тоже воспринимали как вполне естественное. Через три недели я говорил по-уйгурски так же хорошо, как и по-английски.

Беспокойство Барра усиливалось. «Они к чему-то готовят вас, – говорил он. – Я отдал бы пять лет жизни, чтобы оказаться на вашем месте. Но мне это не нравится. Я боюсь за вас. Ужасно боюсь!»

Однажды ночью в конце третьей недели сигнальные барабаны звучали до самого рассвета. На следующий день мои учителя не появились, не было их еще два дня. Но наши люди сообщили, что вокруг всего лагеря видны посты уйгуров. Наши рабочие боялись, и никакой работы от них нельзя было добиться.

В полдень на четвертый день мы заметили облако пыли, быстро приближавшееся с севера. Вскоре послышались звуки уйгурских барабанов. Затем из пыли показалась группа конных уйгуров. Их было двести-триста человек, все вооружены копьями, а многие – и ружьями. Они полукругом выстроились возле лагеря. Предводитель с холодным взглядом, который был мои главным учителем языка, спешился и пошел вперед, ведя на поводу великолепного черного жеребца. Большая лошадь, сильная, непохожая на поджарых лошадей уйгуров; такая лошадь легко выдержит мой вес.

Уйгур опустился на колено и протянул мне повод жеребца. Я автоматически взял его. Лошадь осмотрела меня, принюхалась и положила морду мне на плечо. Все всадники одновременно взметнули копья и выкрикнули какое-то слово, которое я не уловил, потом спешились и стояли в ожидании.

Предводитель встал. Из своей одежды он достал небольшую шкатулку из древнего нефрита. Снова опустившись на колено, он протянул мне шкатулку. Я нажал, крышка открылась. Внутри было кольцо. Широкое и массивное, из чистого золота. А в нем прозрачный желтый камень, квадратный, в полтора дюйма. И внутри камня изображение черного осьминога.

Щупальца осьминога веером протянулись от тела. Казалось, они высовываются из желтого камня. Я даже разглядел на конце ближайшего щупальца присоску. Тело виднелось не так четко. Оно было туманным, казалось, уходило вдаль. Черный осьминог не был вырезан на камне. Он находился внутри.

Я испытал странное смешение чувств – отвращение и одновременно ощущение чего-то очень знакомого, как будто уже видел это раньше – мы называем это двойной памятью. Не раздумывая, я надел кольцо на палец – оно пришлось точно по размеру – и поднял руку, солнце отразилось в камне. Мгновенно все уйгуры упали на землю и лежали на животе, вытянувшись передо мной.

Предводитель уйгуров заговорил со мной. Я подсознательно ощущал, что с того самого момента, как он протянул мне кольцо, он внимательно следит за мной. Теперь мне показалось, что в глазах его благоговейный страх.

– Твоя лошадь готова… – и он употребил то же слово, каким меня приветствовали его воины. – Покажи, что ты хочешь взять с собой, и твои люди понесут это.

– Куда мы идем… и насколько? – спросил я.

– К святому человеку твоего народа, – ответил он. – А насколько… только он сможет ответить.

Я почувствовал раздражение от этой бесцеремонности. К тому же меня удивило, что он говорит о своих людях, как о моих.

– А почему он сам не пришел ко мне? – спросил я.

– Он стар, – ответил уйгур. – Такого пути он не выдержит.

Я взглянул на всадников, стоявших теперь рядом с лошадьми. Если я откажусь идти и мои товарищи меня поддержат – а они меня поддержат, это будет означать немедленную гибель всего лагеря. К тому же я сгорал от любопытства.

– Я должен поговорить со своими товарищами перед уходом, – сказал я.

– Если Двайану, – на этот раз я уловил слово, – хочет попрощаться со своими псами, да будет так. – В его взгляде блеснуло презрение, когда он посмотрел на старика Фейрчайлда и остальных.

Мне определенно не понравилось ни то, что он сказал, ни то, как сказал.

– Жди меня здесь, – коротко сказал я и пошел к Фейрчайлду. Вместе с ним я пошел в палатку. Барр и другие члены экспедиции – за нами. Я рассказал им обо всем. Барр взял меня за руку и осмотрел кольцо. Он негромко свистнул.

– Вы знаете, что это? – спросил он. – Кракен, сверхмудрое, сверхзлобное мифическое морское чудовище древних норвежцев. Видите, у него не восемь, а двенадцать щупалец. Его никогда не изображали меньше чем с десятью. Он символизирует принцип, враждебный Жизни, – не саму Смерть, а скорее уничтожение. Кракен – и здесь, в Монголии!

– Послушайте, шеф, – обратился я к старому Фейрчайлду. – Вы можете помочь мне лишь одним, если, конечно, хотите. Отправляйтесь как можно быстрее в наш старый лагерь. Свяжитесь с монголами, обратитесь к тому вождю, который часто привозил борцов: монголы покажут вам, кого я имею в виду. Уговорите его, наймите, чтобы как можно больше воинов собралось в лагерь. Я вернусь, и, вероятно, за мной будет погоня. Вас тоже подстерегает опасность. Может быть, не в данный момент, но может так получиться, что эти люди захотят убрать вас. Я знаю, о чем говорю, шеф. Сделайте это ради меня, если не ради себя.

– Но они следят за лагерем… – начал он возражать.

– Не будут… после моего ухода. И некоторое время после этого. Они все уедут со мной. – Я говорил абсолютно убежденно, и Барр в знак согласия кивнул.

– Король возвращается в свое королевство! – сказал он. – И все его верноподданные вместе с ним. Он в безопасности – пока он с ними. Но… Боже, если бы только я мог отправиться с вами, Лейф! Кракен! А в древних легендах Южных морей говорится о великом Осьминоге, который дремлет на дне и ждет своего часа, когда он сможет уничтожить весь мир и всю жизнь. А на высоте в три мили Черный Осьминог вырезан на утесе в Андах! Норвежцы – жители островов Южных морей – жители Анд! И всюду один и тот же символ, вот этот!

– Обещаете? – спросил я Фейрчайлда. – От этого может зависеть моя жизнь.

– Мы будто покидаем вас. Мне это не нравится.

– Шеф, они сотрут вас в минуту. Возвращайтесь и поднимайте монголов. И татары помогут. Они все ненавидят уйгуров. Я вернусь, не бойтесь. Но готов поручиться, что вся эта свора, если не больше, будет идти за мной по пятам. Вернувшись, я хочу найти стену, за которой можно укрыться.

– Мы уедем, – пообещал он.

Я направился к своей палатке. Уйгур с холодным взглядом сопровождал меня. Я взял ружье, пистолет, сунул в карман зубную щетку и бритву и повернулся, чтобы уходить.

– Больше ничего? – в вопросе слышалось удивление.

– Если что-то понадобится, я вернусь, – ответил я.

– Нет – после того, как вспомнишь, – загадочно сказал он.

Бок о бок мы пошли к черному жеребцу. Я сел на него.

Отряд окружил нас. Копья образовали преграду между мной и лагерем. Мы двинулись на юг.