Несвоевременные

Онлайн чтение книги Ecce Homo. Как становятся сами собою Ecce homo: Wie man wird, was man ist
Несвоевременные

1

Четыре Несвоевременных исключительно воинственны. Они доказывают, что я не был «Гансом-мечтателем», что мне доставляет удовольствие владеть шпагой, — может быть, даже, что у меня опасно раскованная рука. Первое нападение (1873) было на немецкое образование, на которое я уже тогда поглядывал сверху вниз с беспощадным презрением. Без смысла, без содержания, без цели: сплошное «общественное мнение». Нет более пагубного недоразумения, чем думать, что большой успех немецкого оружия доказывает что-нибудь в пользу этого образования или даже в пользу его победы над Францией... Второе Несвоевременное (1874) выносит на свет то опасное, подтачивающее и отравляющее жизнь, что есть в нашей индустрии науки: жизнь, больную этим обесчеловеченным автоматизмом и механицизмом, « без личностью» работника, ложной экономией «разделения труда». Утрачивается цель — культура: средства — современная индустрия науки — низводят на уровень варварства ... В этом исследовании «историческое чувство», которым гордится этот век, впервые признаётся болезнью, типичным признаком упадка. — В третьем и четвёртом Несвоевременном, как указание на высшее понимание культуры, на восстановление понятия «культура», выставлены два образа суровейшего себялюбия и самодисциплины , несвоевременные типы par excellence, полные независимого презрения ко всему, что вокруг них называлось «Рейхом», «образованием», «христианством», «Бисмарком», «успехом», — Шопенгауэр и Вагнер, или , одним словом, Ницше...{58}

2

Из этих четырёх покушений первое имело исключительный успех. Вызванный им шум был во всех отношениях великолепен. Я прикоснулся к болячке победоносной нации — к тому, что её победа не событие культуры, а возможно... возможно, нечто совсем иное... Ответная реакция была со всех сторон, и отнюдь не только от старых друзей Давида Штрауса, которого я высмеял как тип немецкого образованного филистера и satisfait, короче, как автора его распивочного евангелия о «старой и новой вере» (выражение «образованный филистер» перешло из моей книги в разговорную речь). Эти его старые друзья, вюртембержцы и швабы, глубоко уязвлённые тем, что я счёл потешным их диво, их Штрауса, отвечали с такой грубой неловкостью, о которой можно было только мечтать; прусские возражения были умнее — в них было больше «берлинской лазури». Самое неприличное выдал один лейпцигский листок, пресловутый «Grenzboten»;{59} мне стоило труда удержать возмущённых базельцев от решительных шагов. Безусловно высказались за меня лишь несколько старых господ, по различным и отчасти необъяснимым основаниям. Среди них — Эвальд из Гёттингена, давший понять, что моё нападение оказалось смертельным для Штрауса. Также старый гегельянец Бруно Бауэр, в лице которого я с тех пор заимел одного из самых внимательных моих читателей. В последние годы своей жизни он любил ссылаться на меня, чтобы намекнуть, например, прусскому историографу господину фон Трейчке, у кого именно мог бы он получить сведения об утраченном им понятии «культура». Самое глубокомысленное и самое обстоятельное о моей книге и её авторе было высказано старым учеником философа Баадера, профессором Гофманом из Вюрцбурга.{60} По этому сочинению он предвидел для меня великое назначение — вызвать род кризиса и дать высшее разрешение проблемы атеизма; он угадал во мне самый инстинктивный и самый беспощадный тип атеиста. Атеизм был тем, что привело меня к Шопенгауэру. — Лучше всего услышана и кислее всего воспринята была чрезвычайно сильная и смелая защитительная речь обычно столь мягкого Карла Хиллебранда{61}, этого последнего немецкого гуманиста , умеющего владеть пером. Тогда его статью читали в «Augsburger Zeitung», а теперь её можно прочесть, с несколько более осторожными формулировками, в собрании его сочинений{62}. Здесь моя книга была представлена как событие, поворотный пункт, первое самоосознание, наилучшее знамение, — как настоящее возвращение немецкой серьёзности и немецкой страсти в вопросах духа. Хиллебранд был полон высоких похвал форме сочинения, его зрелому вкусу, его совершенному такту в различении между личностью и сутью дела: он отмечал его как лучшее полемическое сочинение, написанное по-немецки — плод столь опасного именно для немцев, столь противопоказанного им искусства полемики. Безусловно соглашаясь со мной, и даже заостряя то, что я отважился сказать о люмпенизации языка в Германии (теперь они разыгрывают из себя пуристов и не могут уже связать двух слов), в презрении к «первым писателям» этой нации, он закончил выражением своего восхищения перед моим мужеством , — тем «высшим мужеством, которое приводит любимцев народа на скамью подсудимых»... Степень воздействия этого сочинения на мою жизнь невозможно переоценить. Никто с тех пор не пытался завязать ссору со мной. Все молчат, в Германии со мною обходятся с насупленной осторожностью: я уже на протяжении ряда лет пользуюсь безусловной свободой слова, для которой сегодня у меня руки развязаны так, как ни у кого в мире, тем более в «Рейхе». Мой рай покоится «под сенью моего меча»... В сущности я применил правило Стендаля: он советует ознаменовывать своё появление в обществе дуэлью .{63} И какого я выбрал себе противника! Первого немецкого вольнодумца!.. На самом деле в этом впервые выразил себя совершенно новый род свободомыслия; до сих пор нет для меня ничего более чуждого и менее родственного, чем вся европейская и американская species «libres penseurs»[34]разновидность «вольнодумцев» ( лат., фр. ).. С ними, как с неисправимыми тупицами и шутами «современных идей», нахожусь я даже в более глубоком противоречии, чем с кем-либо из их противников.{64} Они тоже хотят по-своему «улучшить» человечество, по собственному образцу; если бы они только понимали, чем я являюсь и чего я хочу , они вели бы непримиримую войну против этого, — все они ещё верят в «идеал»... Я — первый имморалист .

3

Чтобы отмеченные именами Шопенгауэра и Вагнера «Несвоевременные» могли особенно служить уяснению обоих этих случаев или хотя бы только психологической постановке вопроса о них, — этого утверждать не приходится, за исключением разве что некоторых частностей. Так, например, с глубокой инстинктивной уверенностью главный элемент в натуре Вагнера обозначен здесь как актёрский дар, который в своих средствах и намерениях руководствуется лишь последующим эффектом. В сущности, вовсе не психологией хотел я заниматься в этих сочинениях: не имеющая себе равных проблема воспитания, новое понятие самодисциплины, самозащиты , доходящей до жестокости, путь к величию и всемирно-историческим задачам желали впервые найти своё выражение. По сути я притянул за волосы два знаменитых персонажа, которым при этом ещё совершенно не найдено определения, как притягивают за волосы всякую случайность, — дабы высказать нечто, дабы раздобыть себе несколько новых формул, знаков, языковых средств. В общем-то, указание на это, данное с достаточно тревожащей прозорливостью, можно встретить на с. 350 третьего «Несвоевременного».{65} Подобным образом Платон воспользовался Сократом как семиотикой для себя. — Теперь, когда из некоторого отдаления я оглядываюсь на те состояния, свидетельством которых являются эти сочинения , я не стану отрицать, что в сущности они говорят исключительно обо мне. Сочинение «Вагнер в Байройте» есть видение моего будущего; напротив, в «Шопенгауэра как воспитателя» вписана моя сокровенная история, моё становление . И прежде всего — мой обет !.. То, чем я сегодня являюсь и где я сегодня нахожусь, — на такой высоте, где я говорю уже не словами, а молниями, — о, как далёк я был тогда ещё от этого! — Но я видел землю — я ни на одно мгновение не обманулся в пути, в море, в опасности — и в успехе! Великий покой, царящий в этом обещании, этот счастливый взгляд в будущее, которое не должно остаться только обетованием! — Здесь каждое слово пережито, глубоко, интимно; нет недостатка и в очень болезненных вещах, есть слова прямо-таки кровоточащие. Но ветер великой свободы проносится надо всем; даже ранение не оказывается здесь возражением. — О том, как я понимаю философа — как страшный взрывчатый материал, угрожающий всему вокруг, — как отделяю я своё понятие философа на целые мили от такого понятия о нём, которое включает в себя даже какого-нибудь Канта, не говоря уже об академических «жвачных животных» и прочих профессорах философии: на этот счёт моё сочинение даёт бесценный урок, даже если учесть, что в сущности речь здесь идёт не о «Шопенгауэре как воспитателе», но о его противоположности — «Ницше как воспитателе». — Если принять во внимание, что моим ремеслом тогда было ремесло учёного и что я, пожалуй, разбирался в своём ремесле, то суровый образчик психологии учёного, нежданно явленный в этом сочинении, окажется не лишённым значительности: он выражает чувство дистанции , глубокую уверенность в том, что может быть для меня задачей , а что — только средством, развлечением и побочным занятием. Мой фокус в том, чтобы быть многим и многосущим, дабы суметь стать единым — дабы суметь прийти к единому. Я просто должен был некоторое время побыть учёным.{66}


Читать далее

Рукопись и фальсификации 03.03.16
История создания 03.03.16
Предисловие 03.03.16
* * *{5} 03.03.16
Почему я так мудр 03.03.16
Почему я так умён 03.03.16
Почему я пишу такие хорошие книги
7 - 1 03.03.16
Рождение трагедии 03.03.16
Несвоевременные 03.03.16
Человеческое. Слишком человеческое. С двумя продолжениями{67} 03.03.16
Утренняя заря. Мысли о морали как предрассудке 03.03.16
Весёлая наука. («la gaya scienza») 03.03.16
Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого 03.03.16
По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего 03.03.16
Генеалогия морали. Полемическое сочинение 03.03.16
Сумерки идолов. Как философствуют молотом 03.03.16
Случай «Вагнер». Проблема музыканта 03.03.16
Почему я судьба 03.03.16
1 03.03.16
2 03.03.16
3 03.03.16
4 03.03.16
5 03.03.16
6 03.03.16
7 03.03.16
8 03.03.16
9 03.03.16
10 03.03.16
11 03.03.16
12 03.03.16
13 03.03.16
14 03.03.16
15 03.03.16
16 03.03.16
17 03.03.16
18 03.03.16
19 03.03.16
20 03.03.16
21 03.03.16
22 03.03.16
23 03.03.16
24 03.03.16
25 03.03.16
26 03.03.16
27 03.03.16
28 03.03.16
29 03.03.16
30 03.03.16
31 03.03.16
32 03.03.16
33 03.03.16
34 03.03.16
35 03.03.16
36 03.03.16
37 03.03.16
38 03.03.16
39 03.03.16
40 03.03.16
41 03.03.16
42 03.03.16
43 03.03.16
44 03.03.16
45 03.03.16
46 03.03.16
47 03.03.16
48 03.03.16
49 03.03.16
50 03.03.16
51 03.03.16
52 03.03.16
53 03.03.16
54 03.03.16
55 03.03.16
56 03.03.16
57 03.03.16
58 03.03.16
59 03.03.16
60 03.03.16
61 03.03.16
62 03.03.16
63 03.03.16
64 03.03.16
65 03.03.16
66 03.03.16
67 03.03.16
68 03.03.16
69 03.03.16
70 03.03.16
71 03.03.16
72 03.03.16
73 03.03.16
74 03.03.16
75 03.03.16
76 03.03.16
77 03.03.16
78 03.03.16
79 03.03.16
80 03.03.16
81 03.03.16
82 03.03.16
83 03.03.16
84 03.03.16
85 03.03.16
86 03.03.16
87 03.03.16
88 03.03.16
89 03.03.16
90 03.03.16
91 03.03.16
92 03.03.16
93 03.03.16
94 03.03.16
95 03.03.16
96 03.03.16
97 03.03.16
98 03.03.16
99 03.03.16
100 03.03.16
101 03.03.16
102 03.03.16
103 03.03.16
104 03.03.16
105 03.03.16
106 03.03.16
107 03.03.16
108 03.03.16
109 03.03.16
110 03.03.16
111 03.03.16
112 03.03.16
113 03.03.16
114 03.03.16
115 03.03.16
116 03.03.16
117 03.03.16
118 03.03.16
119 03.03.16
120 03.03.16
121 03.03.16
122 03.03.16
123 03.03.16
124 03.03.16
125 03.03.16
126 03.03.16
127 03.03.16
128 03.03.16
129 03.03.16
Несвоевременные

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть