КУПЕЦ БАРЫШНИКОВ

Онлайн чтение книги Емельян Пугачев. Кн. 3
КУПЕЦ БАРЫШНИКОВ

Купчик Полуектов, эта забубённая головушка, едва ли в состоянии когда-либо нажить себе большие капиталы. Да он этого и не умеет, за этим и не гонится. Где ему?.. Он рыбка мелкая, ни какой-нибудь чудо-юдо, рыба-кит Барышников.

Да к тому же нам надо знать, что замечательные богатства в России составлялись не столько торговлей и промышленностью, сколько откупами и казёнными подрядами.

Так преумножил свои богатства и знакомый наш Иван Сидорыч Барышников. Однако деятельная, коммерческой складки, натура его тяготела к широкому труду созидательному, промышленному, к постройке своих фабрик и заводов, к оптовой торговле с заграницей.

Мы уже знаем, что встать на путь приобретений толкнул его подвернувшийся под руку случай: в Семилетнюю войну он «зажилил» золото фельдмаршала Апраксина. Боясь сразу обнаружить своё краденое богатство, он по началу открыл в Питере перворазрядный трактир, затем разорил богатого мясника Хряпова и заполучил его дело в свои руки, потом стал заниматься богатыми откупами и подрядами. Набив сундуки золотом, он умудрился приобрести на подставное лицо (графа Фёдора Орлова) два имения в Смоленской губернии — Алексино и Погорелово — с полутора тысячами душ крестьян. Переходя к практической деятельности, Барышников успел выстроить на своей земле писчебумажную фабрику, лесопильню, богато оборудованную водяную мельницу и обширный винокуренный завод — самое выгодное предприятие, которое разрешалось исключительно помещикам.

И вот, ранней весной 1774 года, когда Пугачёв ещё был под Оренбургом, Барышников с Митричем едут из Смоленской губернии в Москву и Питер по своим делам.

Было всему свету ведомо, что в восточной стороне России происходят небывалые волненья черни, но Барышников этой «заварухи» ни мало не боялся. Смоленская губерния от народного пожарища очень далеко, в Смоленской губернии, в его имениях, тишь да гладь, да божья благодать.

Дорогой путники повидали много — и смешного, и печального. Так в одном из сёл, где проживала в своём поместьи родственница покойного фельдмаршала Апраксина, Барышников остановился передохнуть у местного священника. Отец Лука поведал:

— Барыня наша, бог ей судья, зело бесчеловечна… Хотя она и вдова, а невзирая на почтенный возраст, с голоштанными соседями помещиками в любовь играет… Ну, да бог с тобой, играй, да людишек-то своих, мужиков-то, не тирань… А она что… Она, изволите ли видеть, плешивая. И своего дворового парикмахера, парня Вавилу Постного, дабы тот не разгласил её тайны про безволосое состояние своё, держит несчастного в клетке без выпуску вот уж седьмой год. Седьмой год!.. Вы только подумайте, дражайший Иван Сидорыч, каково живому человеку-то, Вавиле-то? За чьи провинности несчастный страждет? И вступиться некому. Я обличать её, прямо говорю, страшусь: она и меня-то на цепь посадит, как собаку. Родители-то парня извелись все, их-то, бедных, вчуже жалко… И плетьми-то их били, и каторгой генеральша грозила им. Да не токмо их, ни единого человека нет из её крепостных, кои не претерпели бы от неё, распутницы. И в такое-то лихолетье, когда Пугачёв гуляет по России с шайкой сорванцов… Да дождётся она, голубушка, дождётся. Вот бы вам, Иван Сидорыч, припугнуть её, вы все-таки человек не нам чета, с вельможами знаетесь.

— И не подумаю, — буркнул Барышников, с аппетитом кушая грешнёвые блины со сметаной. — Кровь портить из-за всякого пентюха Вавилы, в том шибкой корысти нет…

Митрич только головой тряхнул и сердито прикрякнул. Он тут же попросил у своего хозяина в долг три рубля, разыскал родителей Вавилы и, когда Барышников лёг соснуть часок-другой, вернулся назад в чувствах расстроенных, с глазами красными, заплаканными. Как сел в угол, так и просидел не подымаясь, пока не проснулся хозяин.

— Ну, едем, Митрич!

И они двинулись дальше. Да, да… Невесёлая была для Митрича дорога, слов нет, невесёлая…

Но вот в некоем барском селе путникам повстречалась и «смешнятинка». Тройка повстречалась. Да не какая-нибудь лошадиная, в бубенцах да побрякушках, в корню гнедой мерин, по бокам пристяжки, — нет, повстречалась им тройка. Человечья? Вот забавно-то, ей-богу — право… чего-чего только не насмотришься в дороге.

— Здравствуйте, барышня… хе-хе-хе… — приподнял Барышников бобровую шапку. — Куда это изволите правиться?

— Тпрруу! — прозвенел девичий голосок, и тройка остановилась. — А так… просто… катаюсь, хи-хи-хи… На прогул еду.

— Харраши лошадки, хе-хе-хе, ах, харраши! — протянул Барышников, косясь лукавым глазом на остановившуюся тройку.

— Да ведь нас барышня, дай ей бог женишка хорошего, дюже бережёт, ха-ха-ха, — ответили с хохотом здоровецкие, как на подбор, лошадки. — Сладким овсецом кормит, канфетками.

— Я их канфетками кормлю, хи-хи-хи… Папенька ругаются, а маменька ничего супротив не говорит…

— Хе-хе-хе, приятно, приятно… А кто же, дозвольте узнать, ваш папенька, с кем имею честь?

— А папенька мой секунд-майор в отставке Павел Терентьич Невзгодин. Они будут очень рады, ежели вы завернете к нам на перепутье…

— Премного вами довольны за ласковость, мы люди не гордые, завернем, — проговорил Барышников, снова приподымая шапку. Он оглядывал миловзорную, «субтильного» вида барышню в тёмно-зелёном душегрее с белым воротником и белой из горностая шапочке. Она сидела в ажурных, но крепких маленьких санках, держа в руках изящный кнутик для устращиванья и вожжи из тонких атласных лент. Её лошадки были пять рослых молодых девушек — одна другой краше — в нагольных опрятных полушубках. Они не стояли на месте, били в снег каблуками, как копытами, встряхивались, звякали бубенцами, звонкими визгливыми голосами изображали подобие ржанья: «иго-го-го-го!» Барышню такая игра занимала.

— Ну, лошадушки! — подняв кнутик, тряхнула барышня вожжами, и шутейная тройка взяла на полный ход — только снег полетел во все стороны.

— Вот добро, — улыбчиво глядя вслед тройке, протянул Барышников и приказал ямщику завернуть на барский двор.

— Кошке игрушки, а мышкам-то слёзки, — оттопырив губы, недовольным голосом отозвался Митрич.

— А чего ж такое: ей утеха, а девкам канфетки.

— А ты запрягись с сынком своим Иваном Иванычем да вези-ка меня, я тебе щиколаду дам со сладкими пампушками…

Иван Сидорыч сердито поджал губы и отвернулся от лакея.

Павел Терентьич Невзгодин был помещик хозяйственный, но не практичный. Он имел больше тысячи десятин лесных угодий, у него действовал пильный завод, мельница, крупорушка, устроенные на быстрой, довольно многоводной речке, а также самое доходное предприятие — винокуренный завод.

Пили в столовой чай, закусывали. Восседал за столом и Митрич в своих медалях. В двух золочёных клетках канарейки пели. Помещик — невысок и тучен, с двойным подбородком, бабьим лицом и тонким голосом. Когда изрядно было выпито хмельного, завязались деловые разговоры.

— Раз вы, почтеннейший Павел Терентьич, нуждаетесь в оборотных капиталах, я советовал бы вам все ваши предприятия продать…

— Что вы, что вы! — тяжело шевельнулся в кресле помещик. — В случае крайности я, тововна, в банке землю заложу, малую толику леса на сруб продам, а, тововна, выкручусь как ни то…

— Дело ваше… А я бы купил у вас всё чохом, и лес, и заводы, ежели не за дорого уступите… Не пахотную землю с мужиками, а токмо лес и заводы. Что вы тут, в такой глуши, живёте… Да и барское ли дело заниматься коммерцией… На то есть люди промышленные, им и книги в руки, они к чёрному труду привыкли. А при вашем благородстве в Москве вам жить, вот и детишки у вас на возрасте, и дочка красавица невеста… Там и женишка доброго сыщете. Да и супруге вашей одна скука здесь, какой же здесь вкус к жизни. А в Москве — всё знать. Да одни трезвоны московских храмов чего стоят, музыка, небесная прямо музыка.

— Ох, господи, помилуй, хорошо в Москве, дивно хорошо, — сонливым голосом сказал охмелевший Митрич. — Советую-с, советую-с… А взять Питер!.. Прямо ума рехнёшься… А здесь — пень на колоду брешет, не жизнь, а треклятая пагуба… Ей-богу-с…

Хозяин выразительно переглянулся с красивой черноокой хозяйкой, разливавшей чай. Переняв их взоры, наблюдательный Барышников не без удовольствия подумал: «Кажись, клюнуло…» За общим столом завтракала и возвратившаяся с катанья Варечка. А два маленьких барчонка помещались за соседним детским столом и тихо переговаривались по-французски с гувернанткой. И когда большие завели разговор про Москву и Питер, дети вдруг замолкли и навострили уши.

— Ежели вы не погонитесь за большой корыстью, я мог бы тотчас заключить с вами купчую-запродажную. Расчёт произведём тут же, наличными-с, — повторил Барышников. — Этакие случаи бывают не всякий день. Упустите, будете жалеть-с.

После завтрака поехали глядеть хозяйство. Помещик всё своё расхваливал, Барышников — хаял. Вернувшись, рассматривали землемерный план именья. Барышников великолепно разбирался в чертежах и планах. Он сообразил, что на речке можно устроить ещё две, а то и три водных установки для новых лесопилок. Из рассказов хозяина он ясно видел, что дело ведется помещиком без всякого умения, что оно приносит хозяину весьма малые доходы, а в иные годы бывает и убыточным, что Барышников мог бы извлекать из всех этих предириятий в десять раз больше пользы.

— Сколько же вы, уважаемый Павел Терентьич, взяли бы за всё чохом, за лес, пильню, мельницу и винокурню?

— Да что ж, милейший Иван Сидорыч, — закатив глаза к потолку, сказал после некоторого раздумья хозяин. — Ежели, тововна, наличными, то тридцать тысяч.

— Тридцать тысяч! — всплеснул руками Барышников, и глаза его хищно заблестели: простофиля помещик назначил не столь большую сумму. — Да побойтесь вы бога, уважаемый… Ведь я же только… Ведь вся земля-то с деревеньками при вас останется. А я пришлю своего управителя, и он станет орудовать тут, ваших же мужиков наймёт, а нет — я своих могу пригнать.

— Я дёшево назначил вам. Один лес чего стоит! — кричал хозяин.

— Дрянь лес! — кричал и Барышников.

— Ха, дрянь. Вы не видали… У меня в Коровьих Задках корабельные рощи, самый лес строевой…

— Дрянь лес… Видел я… Ха, тридцать тысяч. Заломили цену изрядную-с. А вот, ежели угодно — любую половину.

— Ни копейки меньше.

— Желаете пятнадцать тысяч серебром?

— Тридцать тысяч, тововна…

— Ну, тогда извините-с, нам с вами пива не сварить… Митрич, собирайся!

И, прощаясь с хозяевами, Барышников таящимся шёпотом сказал:

— Только имейте в виду, уважаемые господа: ведь в ваши края может пугачёвская сволочь нагрянуть. Да и нагрянет. Очень даже свободно… Тогда от вашего имущества один пепел останется… Я вас запугивать, конечно, не хочу, возможно, что милосердный промысл божий и сохранит от злодеев сии места, а только что… Опаска не вредит-с.

Сердце помещика дрогнуло, одутловатое лицо вытянулось, увлажнившиеся глаза неспокойно завиляли. Он сказал:

— Нет, в наши места злодеи не придут. О сем не можно и помыслить…

— Да ведь всяко бывает, — проговорил Барышников, надевая поданную Митричем шубу. — Тогда уж не пеняйте на меня.

Тройка отъезжающих бежала ленивой рысцой. Барышников, толкнув локтем Митрича, сказал ему:

— Сейчас нас вернут…

— Навряд… он, пузан, упорный…

— Да уж поверь…

Действительно, не проехали они и пяти верст, как их нагнал в легких беговушках секунд-майор Невзгодин.

— Вот что, достопочтенный Иван Сидорыч, — проговорил он. — Посовещавшись с супругой, я решил, тововна, уступить вам лес и свое обзаведение за двадцать восемь тысяч.

— Пятнадцать, наипочтеннейший-с…

— Ах, упрямец, ах, упрямец… Ну, и прижимист вы. Давайте двадцать пять, тововна… Так и быть.

— Ну, будь не по-вашему, ни по-моему, — шестнадцать тысяч…

— Не скупитесь, прибавьте… Лес-то какой!..

— Дрянь лес.

— Ну вот, тововна, заладили… Побойтесь бога!

— А вы Пугачёва побойтесь, уважаемый… А то будете локоток кусать, да уж поздно-с. Ведь я и сам, как изволите видеть, на риск иду.

— Не связывайся, батюшка Иван Сидорыч, плюнь! Долго ли до греха… — подзадоривая помещика, встрял в разговор Митрич.

— А и то правда, — проговорил Барышников, с неестественной торопливостью попрощался с помещиком и тронул ямщика:

— Пошёл, Никита!

— Тововна-тововна, стойте! — припустился за ними следом на своей беговуше помещик. — Иван Сидорыч, остановитесь, куда вы торопитесь-то…

— Как, куда? У меня в Москве да в Питере дела, почтеннейший. Никита, попридержи коней.

— Двадцать три тысячи желаете?

— Ни гроша больше… Да, кажись, я передумал, пожалуй — спячусь… Мне вашего леса едва на год хватит… Что я стану делать тогда?

— Что вы, что вы, Иван Сидорыч. Леса вам, тововна, хватит на всю жизнь. У соседних помещиков на сруб купите, они рады продать, я знаю… По речушке весной самосплавом…

— Ну, в таком разе, ежели соседи ваши соглашаются продать лес, я шестнадцать тысяч, как сказал, дам вам…

— Двадцать две! Вот вам! Я ведь вам, Иван Сидорыч, восемь тысяч скостил, а вы, тововна, только одну прибавили… Двадцать две! Пользуйтесь добротой моей…

— Пошёл, Никита! — крикнул ямщику Барышников, и тройка, гремя бубенцами, тронулась вперёд.

— Стойте! — снова помчался помещик за тройкой. — Так это ваше последнее слово?

— Самое последнее… Ежели не уступите за шестнадцать тысяч, ей-ей, уеду… Я раздумал, покупать. Вот Митрич отговаривает, стращает… Пошёл, Никита!

— Стойте, стойте, тововна! Чёрт с вами, я согласен…

Так, на большой дороге, среди бела дня, был ограблен Барышниковым помещик-простофиля.


Читать далее

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Гл а в а I. ГОРОД РЖЕВ. ДОЛГОПОЛОВ СОБИРАЕТСЯ В ОПАСНЫЙ ПУТЬ. МОСКВА, ПЕРЕЛЕСКИ, ЛЕС 09.04.13
Гл а в а II. МЕСТЬ МУЛЛЫ. ПАДУРОВ И ДРУГИЕ. КОНЕЦ ЯИЦКОГО ГОРОДКА. ПОЛУДЕРЖАВНЫЙ ВЛАСТЕЛИН 09.04.13
Гл а в а III. ПУГАЧЁВ НА ВОСКРЕСЕНСКОМ ЗАВОДЕ 09.04.13
Гл а в а IV. ВСТРЕЧА БЕЛОБОРОДОВА И ПУГАЧЁВА. КРЕПОСТЬ ТРОИЦКАЯ. ДЕВОЧКА АКУЛЕЧКА. ПОДПОЛКОВНИК МИХЕЛЬСОН 09.04.13
Гл а в а V. САЛАВАТ ЮЛАЕВ. СТЫЧКИ. В КАБИНЕТЕ ИМПЕРАТРИЦЫ. ПУГАЧЁВ «СКОПЛЯЕТСЯ» 09.04.13
Гл а в а VI. ПУТЬ-ДОРОГА. ПРЕД ЛИЦОМ ЦАРЯ 09.04.13
Гл а в а VII. НА БЕРЕГАХ РЕКИ КАМЫ 09.04.13
Гл а в а VIII. «КАК ВО ГОРОДЕ БЫЛО ВО КАЗАНИ» 09.04.13
Гл а в а IX. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА. ТРИ БИТВЫ С МИХЕЛЬСОНОМ 09.04.13
Гл а в а X. АНДРЕЙ ГОРБАТОВ. СЛОВО МУЖИЦКОГО ЦАРЯ. МАТУШКА ВОЛГА 09.04.13
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Гл а в а I. ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ПЁТР ПАНИН. МИР С ТУРЦИЕЙ. НА ЮГ. КУРМЫШ, АЛАТЫРЬ. СУД 09.04.13
Гл а в а II. САРАНСК. ТРАПЕЗА В МОНАСТЫРЕ. СРЕДИ ДВОРЯН СМЯТЕНИЕ 09.04.13
Гл а в а III. ДОЛГОПОЛОВ ДЕЙСТВУЕТ. В ЦАРСКИХ ЧЕРТОГАХ. СМЯТЕНИЕ СРЕДИ ДВОРЯН 09.04.13
Гл а в а IV. БАРИН ОДЫШКИН. В ПЕНЗЕ. ГОРЯТ БАРСКИЕ ГНЁЗДА. «НЕ ПАДАЙТЕ ДУХОМ, ГОСУДАРЬ». ДУРНЫЕ ВЕСТИ. «НАРОД С ВАМИ, ГОСУДАРЬ» 09.04.13
Гл а в а V. ГОСТИ С ДОНА. ОГНЕННЫЙ ПОТОК. СМЕРТЬ АКУЛЕЧКИ. САРАТОВ ПАЛ. ВРАГ СЛЕДУЕТ ПО ПЯТАМ 09.04.13
Гл а в а VI. ПРОХИНДЕЙ ПО СЛЕДАМ ЦАРЯ. «Я — СОЛДАТ». «МУЖИЦКИЙ ЦАРЬ». ЗАГОВОР. СЛОВО ПАСТОРА 09.04.13
Гл а в а VII. «ЭТО ПУГАЧЁВ! БЕГИТЕ!» НАД СУВОРОВЫМ НЕБО В ЗВЁЗДАХ. ПРЕДАТЕЛЬСТВО. ПОБЕГ 09.04.13
П Р И Л О Ж Е Н И Я. От редакции 09.04.13
Д У М Ы П У Г А Ч Ё В А. (Возле Ласточки) 09.04.13
О Ф И Ц Е Р Г О Р Б А Т О В И Д А Ш А. (Набросок к III части третьей книги) 09.04.13
ПАДУРОВ И ОФИЦЕР. (Заметка ко 2-й книге) 09.04.13
ИЗ БЛОКНОТА. (Написать особую главу о народной национальной культуре) 09.04.13
СУД И РАСПРАВА. (Глава четвертая) 09.04.13
КУПЕЦ БАРЫШНИКОВ 09.04.13
В БАНЕ. (К главе двадцать пятой) 09.04.13
КУПЕЦ БАРЫШНИКОВ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть