Глава 4. Тайный семейный совет

Онлайн чтение книги Эмили из Молодого Месяца Emily of New Moon
Глава 4. Тайный семейный совет

На следующее утро Эмили проснулась, когда было уже совсем светло. Через ее маленькое, ничем не занавешенное окно в комнату вливалось сияние восходящего солнца, и лишь одна бледная, белая звезда все еще медлила в хрустально-зеленом небе над Петушиной Сосной. Свежий, душистый ветерок с лужайки порхал вокруг низких свесов крыши. Эллен Грин спала на большой кровати и сладко похрапывала во сне. Если не считать этого звука, в маленьком домике царила полная тишина. Это был тот самый удобный случай, которого так ждала Эмили.

Она очень осторожно выбралась из кроватки, на цыпочках пробежала к двери и открыла ее. Майк, который лежал, свернувшись клубочком, на коврике посреди комнаты, встал и последовал за ней, потираясь теплыми боками о ее озябшие ноги. Чувствуя себя в чем-то немного виноватой, она бесшумно спускалась по голым ступенькам темной лестницы. Как скрипят половицы… они наверняка разбудят всех в доме! Но никто не появился, и, пробравшись вниз, Эмили тихонько проскользнула в гостиную, где с глубоким вздохом облегчения закрыла за собой дверь. Затем она, почти бегом, бросилась к другой двери.

Букет тети Рут все еще закрывал стеклянную крышку гроба. Эмили, поджав губы, что придало ее лицу странное сходство с лицом тети Элизабет, взяла цветы и положила их на пол.

— О, папа… папа! — прошептала она, прижав руку к горлу чтобы удержать что-то рвущееся из груди. Она стояла там, маленькая, дрожащая, в белой ночной рубашке, и смотрела на отца. Ей предстояло проститься с ним в последний раз именно сейчас; она должна сделать это, пока они наедине… она не станет прощаться с ним в присутствии всех этих Марри.

Папа выглядел таким красивым. Все морщинки, оставленные гримасой боли на его лице, исчезли: оно казалось почти юношеским, если не считать серебристых прядей надо лбом. И он даже чуть-чуть улыбался — такой славной, утонченной, мудрой улыбкой, как будто вдруг открыл для себя что-то прелестное, неожиданное и удивительное. Она видела немало хороших улыбок на его лице при жизни, но такой — никогда.

— Папа, я не заплакала перед ними, — прошептала она. — Я уверена, что Старров не опозорила. То, что я не пожала руку тете Рут, Старров не позорит, правда? Ведь она на самом деле совсем не хотела, чтобы я… ах, папа, думаю, я никому из них не понравилась… разве только, может быть, тете Лоре… чуть-чуть. А теперь я должна немного поплакать, папа, потому что не могу бороться со слезами все время.

Прижавшись лицом к холодной стеклянной крышке гроба, она зарыдала — горько, но коротко. Нужно было попрощаться с ним до того, как кто-нибудь застанет ее здесь. Подняв голову, она остановила долгий и серьезный взгляд на родных чертах.

— До свидания, самый дорогой и любимый, — прошептала она сдавленно и, смахнув слезы, застилавшие глаза, водрузила на место букет тети Рут, который навсегда скрыл от нее папино лицо. Затем она выскользнула за порог с намерением поскорее вернуться в свою комнату, но чуть не налетела на кузена Джимми, который сидел на стуле под самой дверью, закутавшись в огромный, клетчатый халат, и гладил Майка.

— Тс-с-с! — шепнул он, поглаживая ее по плечу. — Я слышал, как ты спустилась, и пошел за тобой. Уж я-то знал, что ты собираешься делать, и сел здесь, чтобы не впустить никого из них — на случай, если бы вдруг кто-нибудь явился следом за тобой. Вот, возьми-ка это и беги в постель, киска.

«Это» оказалось кулечком мятных леденцов. Эмили стиснула его в руке и убежала, пристыженная тем, что кузен Джимми видел ее в ночной рубашке. Она терпеть не могла мятных леденцов и никогда их не ела, но то, что кузен Джимми Марри проявил к ней такое внимание, вызвало в ее сердце трепет восторга. А еще он назвал ее «киской» — это ей понравилось. Прежде она боялась, что никто никогда уже не назовет ее никаким ласкательным именем. У папы для нее их было так много: «любимая» и «прелесть», и «крошка моя», и «драгоценная малютка», и «сладенькая» и «эльфенок». Для каждого настроения у него было особое ласкательное имя, и она любила их все. Что же до кузена Джимми, то он, несомненно, был очень милым. Если у него чего-либо и не хватало, то явно не душевного тепла. Она была так благодарна ему, что, благополучно оказавшись снова в постели, заставила себя проглотить один из леденцов, хотя на это ей потребовалась вся ее сила воли.

Похороны состоялись в тот же день, еще до обеда. Впервые уединенный маленький домик в низине заполнился людьми. Гроб перенесли в гостиную, и Марри — самые близкие покойному люди из всех присутствовавших — расселись, чопорно и благопристойно, вокруг него, и среди них — Эмили, бледная и напряженная, в своем черном платье. Она сидела между тетей Элизабет и дядей Уоллисом и не смела шевельнуться. Никто из Старров на похоронах не присутствовал: ни одного из родственников ее отца уже не было в живых. Жители Мейвуда подходили и смотрели в его мертвое лицо с бесцеремонностью и дерзким любопытством, каких никогда не позволяли себе при его жизни. Эмили раздражало, что они так смотрят на ее отца. Они не имели на это никакого права… они никогда не относились к нему дружески, пока он был жив… они отзывались о нем грубо и жестоко… Эллен Грин иногда передавала их слова… Эмили ранил каждый взгляд, брошенный ими на ее отца; но она старалась не подавать вида и сидела совершенно неподвижно. Тетя Рут сказала потом, что никогда не видела ребенка, столь абсолютно лишенного всех естественных чувств.

Когда заупокойная служба кончилась, Марри поднялись и промаршировали вокруг гроба, чтобы, как полагается, в последний раз взглянуть на покойника. Тетя Элизабет взяла Эмили за руку и хотела потянуть за собой, чтобы та прошла вместе с ними, но Эмили попятилась и отрицательно замотала головой. Она уже попрощалась с ним. В первое мгновение показалось, что тетя Элизабет будет настаивать, но затем она с мрачным видом прошествовала вперед одна — настоящая Марри, с головы до ног. На похоронах не должно быть никакой неприличной сцены.

Дугласа Старра предстояло отвезти в Шарлоттаун, чтобы похоронить рядом с женой. Все Марри направлялись туда, но Эмили оставили в Мейвуде. Она смотрела вслед похоронной процессии, которая медленно, извиваясь, поднималась по длинному зеленому холму, под начинавшим накрапывать серым дождиком. Эмили была рада, что идет дождь; она не раз слышала от Эллен Грин: «Счастлив тот покойник, которого окропит дождем», — и было приятнее смотреть, как папа уходит в эту мягкую, добрую серую дымку, чем если бы он исчезал в сверкающем, смеющемся солнечном свете.

— Ну, должна сказать, похороны прошли отлично, — произнесла Эллен Грин над ее ухом. — Все было так, как положено, несмотря ни на что. Если твой папа наблюдал с небес, Эмили, я уверена, он остался доволен.

— Он не на небесах, — возразила Эмили.

— Господи! Да что ты за ребенок! — только и смогла сказать Эллен.

— Он пока еще не там. Он только на пути туда. Он сказал, что будет шагать неторопливо, пока я не умру, чтобы мне удалось его догнать. Надеюсь, я скоро умру.

— Нехорошо, очень нехорошо желать такого, — с осуждением отозвалась Эллен.

Когда последний экипаж исчез из вида, Эмили снова вошла в гостиную, взяла из шкафа книгу и свернулась калачиком в кресле с подголовником. Женщины, прибиравшие в доме, были рады, что она сидит тихо и никому не мешает.

— Хорошо, что она в состоянии читать, — мрачно заметила миссис Хаббард. — Некоторые маленькие девочки не могут оставаться такими спокойными… Дженни Худ прямо-таки визжала и вопила, когда ее мать выносили из дома… у них семье все такие чувствительные.

Эмили не читала — она размышляла. Ей было известно, что Марри вернутся во второй половине дня. Вероятно, тогда и будет решена ее судьба. «Мы обсудим этот вопрос, когда вернемся», — сказал в то утро после завтрака дядя Уоллис, и она слышала его слова. Какое-то природное чутье подсказало ей, что это за «вопрос»; и она охотно отдала бы одно из своих хорошеньких остреньких ушек за то, чтобы другим услышать предстоящее обсуждение. Но не приходилось сомневаться, что на время семейного совета ее отошлют в спальню, а потому она ничуть не удивилась, когда в сумерках к ней подошла Эллен и сказала:

— Тебе лучше пойти наверх, Эмили. Твои тети и дяди идут сюда, чтобы обсудить свои дела.

— Можно я помогу вам готовить ужин? — спросила Эмили; она подумала, что если будет слоняться возле кухни, то, возможно, кое-что услышит.

— Нет. Ты скорее будешь мешать, чем помогать. Сейчас же отправляйся наверх.

Эллен вперевалку удалилась в кухню, не задержавшись, чтобы проследить, пошла ли Эмили наверх. Эмили неохотно поднялась на ноги. Как сможет она уснуть в эту ночь, не зная, что будет с ней дальше? А она чувствовала, что ей ничего не скажут до самого утра, если вообще что-то скажут.

Ее взгляд упал на длинный стол в центре комнаты. Покрывавшая его большая скатерть свисала тяжелыми складками до самого пола. Черные чулки промелькнули по ковру, ткань слегка заколыхалась, и… все стихло. Эмили, сидя на полу под столом, поудобнее сложила ноги и с торжеством выпрямилась. Она услышит, какое решение они примут, и никто ни о чем не узнает.

Ей никогда не говорили, что подслушивать нехорошо — за все время, пока она жила с отцом, ни разу не было случая, когда подобное наставление оказалось бы необходимым, — а потому она сочла огромной удачей то, что ей пришло в голову спрятаться под столом.

Сквозь скатерть ей даже смутно была видна комната. От возбуждения сердце у нее билось так громко, что она боялась, как бы Марри не услышали его стука; никаких других звуков не было — лишь сквозь шелест дождя доносилось издали через открытое окно негромкое кваканье лягушек.

Марри вошли и расселись по комнате. Эмили затаила дыхание. Несколько минут все молчали, только тетя Ива вздыхала — долго и тяжело. Затем дядя Уоллис откашлялся и сказал:

— Ну, так что же нам делать с ребенком?

Никто не спешил отвечать. Эмили уже решила, что они никогда не заговорят. Наконец тетя Ива сказала плаксивым тоном:

— Она такой трудный ребенок… такой странный. Я ее совершенно не понимаю.

— Я полагаю, — робко вмешалась тетя Лора, — она обладает тем, что можно назвать артистическим темпераментом.

— Она испорченный ребенок, — заявила тетя Рут очень решительно. — По моему мнению, предстоит немало потрудиться, чтобы исправить ее манеры.

(Маленькая слушательница под столом повернула голову и бросила на тетю Рут презрительный взгляд сквозь скатерть. «А по моему мнению, твои собственные манеры не так уж хороши». Эмили не осмелилась даже шепотом пробормотать эти слова под столом и лишь беззвучно шевелила губами, но даже это приносило огромное облегчение и удовлетворение.)

— Полностью с тобой согласна, — сказала тетя Ива, — и чувствую, что мне эта задача не по силам.

(Эмили поняла: это означает, что дядя Уоллис не собирается взять ее к себе. Она очень обрадовалась.)

— По правде говоря, — заявил дядя Уоллис, — взять ее должна была бы тетя Нэнси. В том, что касается мирского богатства, она обеспечена лучше любого из нас.

— Тете Нэнси и в голову не придет взять ее; ты это отлично знаешь! — возразил дядя Оливер. — Да и слишком стара она, чтобы воспитывать ребенка… она и эта ее древняя ведьма Каролина. Честное слово, мне не верится, что в той или другой есть что-либо человеческое. Я охотно взял бы Эмили… но чувствую, что вряд ли мне это по средствам. Мне и так приходится обеспечивать большую семью.

— Вряд ли она проживет настолько долго, чтобы стать кому-то обузой, — уверенно сказала тетя Элизабет. — Она, вероятно, умрет от чахотки, как ее отец.

(«Не умру… не умру!» — воскликнула Эмили… по меньшей мере подумала она об этом с такой страстью, что, казалось, почти закричала. Она совсем забыла, что хотела поскорее умереть, чтобы суметь догнать папу по дороге на небеса. Теперь она хотела жить — только для того, чтобы Марри оказались неправы. «Я вовсе не собираюсь умирать. Я собираюсь жить… целую вечность… и стать знаменитой писательницей … вот увидите, тетя Элизабет Марри, так и будет!»)

— Да, с виду она, действительно, хилый ребенок, — согласился дядя Уоллис.

(Эмили дала выход своим оскорбленным чувствам, скорчив за скатертью рожу дяде Уоллису. «Если у меня когда-нибудь будет свинья, я назову ее в честь тебя»,  — подумала она… и почувствовала, что вполне удовлетворена задуманной местью.)

— Ну, знаете, кому-то все же придется приглядывать за ней, пока она жива, — сказал дядя Оливер.

(«Поделом бы вам было, если бы я умерла, а вы страдали бы от угрызений совести всю оставшуюся жизнь», — подумала Эмили, а затем, во время возникшей в комнате паузы, ярко представила свои похороны, придумала, кто будет нести ее гроб в похоронной процессии, и попыталась выбрать стих церковного гимна, который ей хотелось бы увидеть выбитым на ее могильной плите. Но прежде чем она успела решить этот вопрос, дядя Уоллис снова заговорил.)

— Ну, так мы ни к чему не придем. Мы должны позаботиться о ребенке…

(«Как я хотела бы, чтобы вы не называли меня ребенком », — с горечью подумала Эмили.)

— … и кому-то из нас придется взять ее к себе. Дочь Джульет не должна быть отдана на милость чужих людей. Что касается меня, я чувствую, что Ива не настолько крепка здоровьем, чтобы воспитывать ребенка…

—  Такого ребенка, — добавила тетя Ива.

(Эмили показала тете Иве язык.)

— Бедная малышка, — сказала тетя Лора мягко.

(Что-то холодное и застывшее растаяло в этот момент в сердце Эмили. Она была трогательно рада тому, что ее так нежно назвали «бедной малышкой».)

— Не думаю, что тебе, Лора, стоит так уж глубоко жалеть ее, — уверенно заявил дядя Уоллис. — Совершенно очевидно, что она совершенно бесчувственная. С тех пор как мы сюда приехали, я не видел, чтобы она пролила хоть слезинку.

— Вы обратили внимание, что она даже не захотела в последний раз взглянуть на своего отца? — спросила тетя Элизабет.

Кузен Джимми неожиданно вскинул голову и присвистнул, глядя в потолок.

— Она испытывает так много чувств, что ей приходится их скрывать, — сказала тетя Лора.

Дядя Уоллис фыркнул.

— Ты не думаешь, Элизабет, что мы могли бы взять ее? — робко продолжила тетя Лора.

Тетя Элизабет передвинулась на стуле.

— Не думаю, что ей понравилась бы жизнь в Молодом Месяце… с тремя такими пожилыми людьми, как мы.

(«Понравилась бы… очень понравилась бы!» — подумала Эмили.)

— Рут, как насчет тебя? — спросил дядя Уоллис. — Ты совсем одна в таком большом доме. Было бы неплохо, если бы у тебя появилось какое-то общество.

— Мне не нравится этот ребенок, — резко отозвалась тетя Рут. — Она коварная змея.

(«Неправда!» — едва не выкрикнула Эмили.)

— Умелым и продуманным воспитанием можно было бы искоренить многие из ее недостатков, — напыщенно произнес дядя Уоллис.

(«Я не хочу, чтобы их искореняли! — Гнев Эмили под столом возрастал с каждой минутой. — Мои недостатки нравятся мне больше, чем ваши… ваши…  — Несколько мгновений она мысленно подыскивала слово, а затем с торжеством, вспомнив одну из фраз отца, заключила: — …ваши омерзительные достоинства!»)

— Я в этом сомневаюсь, — сказала тетя Рут с горечью. — Горбатого могила исправит. Что же до Дугласа Старра, то на мой взгляд, это просто позор, что он умер, оставив ребенка без гроша.

— Не сделал ли он это нарочно? — вежливо уточнил кузен Джимми.

Он заговорил впервые, с тех пор как вошел в комнату.

— Он был жалким неудачником, — отрезала тетя Рут.

— Неправда… неправда! — взвизгнула Эмили, неожиданно высунув голову из-под скатерти между ножками стола.

На мгновение все Марри замерли в молчании, словно вспышка ее гнева обратила их в камень. Затем тетя Рут поднялась, решительно прошествовала к столу и приподняла скатерть, за которую Эмили спряталась в ужасе, осознав, что произошло.

— Сейчас же вставай и вылезай оттуда, Э-ми-ли Старр! — сказала тетя Рут.

«Э-ми-ли Старр» встала и вылезла. Она не была особенно испугана… она была слишком возмущена, чтобы испытывать страх. Ее глаза стали совсем черными, а щеки алыми.

— Да она красавица… настоящая маленькая красавица! — воскликнул кузен Джимми. Но никто его не слышал. Слово взяла тетя Рут.

— Маленькая бесстыдница! Как ты смела подслушивать! — сказала она. — Вот она проявляется, порода Старров… ни один Марри никогда не сделал бы ничего подобного. Высечь бы тебя надо как следует!

— Папа не был неудачником! — выкрикнула Эмили, задыхаясь от негодования. — Вы не имеете никакого права называть его неудачником. Ни одного человека, которого любили так глубоко, как его, нельзя считать неудачником. Я не верю, что хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь любил вас. Так что это вы — неудачница. И я не собираюсь умирать от чахотки.

— Ты хоть сознаешь, какой отвратительный поступок ты совершила? — с холодным гневом спросила тетя Рут.

— Я просто хотела услышать, что со мной будет! — воскликнула Эмили. — Я не знала, что это такой отвратительный поступок… и не знала, что вы собираетесь говорить обо мне такие гадости.

— Как гласит пословица, тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, — нравоучительно сказала тетя Элизабет. — Твоя мать, Эмили, никогда ничего подобного не сделала бы.

Вся напускная храбрость вдруг покинула бедную Эмили. Она почувствовала себя виноватой и несчастной… ох, до чего несчастной! Она даже не подозревала… но… похоже, она действительно совершила ужасный грех.

— Отправляйся наверх, — сказала тетя Рут.

Эмили пошла, не возражая, но, прежде чем уйти, окинула взглядом комнату.

— Когда я сидела под столом, — сказала она, — я корчила рожи дяде Уоллису и показывала язык тете Иве.

Она сказала это огорченно, желая честно признаться в своих прегрешениях; но слишком легко неверно истолковать слова другого человека, и потому Марри, как это ни странно, решили, что она находит удовлетворение в своей неуместной дерзости. Когда дверь за ней закрылась, каждый из них — кроме тети Лоры и кузена Джимми — покачал головой и застонал.

Эмили пошла наверх, испытывая глубокую горечь унижения. Она чувствовала, что совершила поступок, дающий Марри право презирать ее… вдобавок они пришли к выводу, что в ней проявились черты Старров… а она даже не узнала, какова будет ее судьба!

Она уныло взглянула на маленькую «Эмили в зеркале».

— Я не знала… не знала, что это плохо, — прошептала она, а потом с неожиданным жаром добавила: — Зато теперь знаю, и никогда, никогда больше так не поступлю.

На мгновение ей показалось, что сейчас она бросится на кровать и заплачет. Боль и позор, что жгли ее сердце, казались невыносимыми. Но тут ее взгляд упал на старую желтую амбарную книгу, лежавшую на маленьком столике. Минуту спустя Эмили уже сидела, скрестив ноги, на кровати и увлеченно писала что-то в старой книге огрызком чернильного карандаша. И пока ее пальцы быстро скользили вдоль выцветших линеек, ее щеки горели ярким румянцем, а глаза сияли. Она забыла всех Марри, хотя писала о них… она забыла свое унижение, хотя описывала то, что произошло. Целый час она писала при тусклом свете коптящей маленькой лампы, лишь изредка останавливаясь, чтобы бросить взгляд за окно в неяркую красоту туманного вечера, пока подбирала нужное слово, и, найдя его, со счастливым вздохом продолжала писать.

Услышав, что Марри поднимаются наверх, она отложила книгу в сторону. Она кончила: описано было все происшествие и сам тайный совет клики Марри, финалом же стал трогательный рассказ о ее собственной кончине в окружении всех Марри, умоляющих о прощении. Сначала она написала, что тетя Рут стояла на коленях и отчаянно рыдала, мучимая угрызениями совести. Затем она немного подержала карандаш на весу… и вычеркнула последнюю строку. Ничто и никогда не могло бы заставить тетю Рут испытывать такие душевные страдания…

Пока она писала, боль и ощущение унижения исчезли. Теперь она лишь чувствовала себя усталой, но вполне счастливой. До чего интересно было искать подходящие слова для описания дяди Уоллиса! И как необыкновенно приятно назвать тетю Рут «толстенькой коротышкой»!

— Интересно, что сказали бы мои дяди и тети, если бы знали, что я на самом деле о них думаю, — пробормотала она, ложась в постель.


Читать далее

Люси Мод Монтгомери. Истории про девочку Эмили
Глава 1. Дом в низине 20.01.15
Глава 2. Ночной разговор 20.01.15
Глава 3. Белый вороненок 20.01.15
Глава 4. Тайный семейный совет 20.01.15
Глава 5. Коса на камень 20.01.15
Глава 6. В молодом месяце 20.01.15
Глава 7. Книга прошлого 20.01.15
Глава 8. Испытание огнем 20.01.15
Глава 9. Подарок судьбы 20.01.15
Глава 10. Новые огорчения 20.01.15
Глава 11. Илзи 20.01.15
Глава 12. Пижмовый холм 20.01.15
Глава 13. Дщерь Евы 20.01.15
Глава 14. Вскормленные фантазией 20.01.15
Глава 15. Разнообразные трагедии 20.01.15
Глава 16. Мисс Браунелл получает отпор 20.01.15
Глава 17. «Живые послания» 20.01.15
Глава 18. Отец Кассиди 20.01.15
Глава 19. Возобновленная дружба 20.01.15
Глава 20. Эфирной почтой 20.01.15
Глава 21. «Романтично, но неприятно» 20.01.15
Глава 22. Старая мыза 20.01.15
Глава 23. Привидения 20.01.15
Глава 24. Счастлива по-другому 20.01.15
Глава 25. «Она не могла так поступить» 20.01.15
Глава 26. На берегу залива 20.01.15
Глава 27. Клятва Эмили 20.01.15
Глава 28. Ткущая мечты 20.01.15
Глава 29. Святотатство 20.01.15
Глава 30. Когда завеса поднялась 20.01.15
Глава 31. Великая минута в жизни Эмили 20.01.15
Глава 4. Тайный семейный совет

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть