Онлайн чтение книги Эмили из Молодого Месяца. Искания Emily's Quest
Глава 2

I

«Молодой Месяц

18 ноября, 19

Сегодня вышел декабрьский номер „Марчвуда“, и в нем напечатано мое стихотворение „Летучее золото“. Я считаю это событие заслуживающим упоминания в моем дневнике, так как стихам отвели отдельную страницу и сделали иллюстрацию — впервые мое стихотворение удостоилось такой чести. Сами по себе стихи, как я полагаю, довольно пустые: мистер Карпентер только фыркнул, когда я прочитала их ему, и отказался выразить свое мнение. Мистер Карпентер никогда не хвалит обидно-снисходительным тоном, однако своим молчанием может совершенно убить. Но мое стихотворение выглядело так достойно, что невнимательный читатель мог вообразить, будто в нем есть некий глубокий смысл. Благословение доброму редактору, которому пришло в голову заказать иллюстрацию! Он существенно укрепил мое чувство самоуважения.

Но сама иллюстрация мне не очень понравилась. Художник совершенно не уловил идею моего стихотворения. Тедди нарисовал бы лучше.

Тедди делает громадные успехи в Школе дизайна. А Вега ярко сияет каждую ночь. Интересно, он действительно всегда думает обо мне, когда видит ее? И видит ли он ее вообще? Возможно, в Монреале такое яркое электрическое освещение, что на небе не видно никаких звезд. Похоже, он часто встречается с Илзи. Им повезло, что они знают друг друга в этом большом городе, где все им чужие».

II

«26 ноября, 19

Сегодня был великолепный ноябрьский день — по-летнему теплый и по-осеннему душистый. Я долго сидела и читала на кладбище возле пруда. Тетя Элизабет считает, что это слишком неприятное место, чтобы проводить там так много времени, и высказывает тете Лоре свои опасения насчет моих „нездоровых склонностей“. Но я не вижу ничего нездорового в прогулках по кладбищу. Это красивое место, куда блуждающие ветерки доносят сладкие лесные запахи с другой стороны пруда. Так тихо и мирно там, со всеми этими старыми могилами, окружающими меня — небольшими зелеными холмиками, усеянными маленькими, тронутыми морозом папоротничками. Там лежат мужчины и женщины моего клана. Мужчины и женщины, которые одержали победу, мужчины и женщины, которые потерпели поражение, но их победа и поражение теперь едины. В этом месте я никогда не испытываю ни бурной радости, ни глубокого уныния. И обида, и восторг там угасают. Мне нравятся эти старые-престарые плиты из красного песчаника, особенно плита Мэри Марри с ее решительным „здесь я и останусь“ — надписью, в которую ее муж вложил весь яд тайных обид, накопившихся за годы их совместной жизни. Его могила прямо рядом с ее могилой, и я уверена, что они давным-давно простили друг друга. И быть может, иногда они возвращаются сюда в лунные ночи и смеются, глядя на эту надпись. Год от года она все хуже видна под крошечными лишайниками. Кузен Джимми бросил их отчищать. Когда-нибудь они разрастутся так, что вместо надписи на старом красном камне будет видна лишь просвечивающая красным зеленовато-серебристая полоска».

«20 декабря, 19

Сегодня произошло чудесное событие, и я испытываю приятное волнение. Журнал „Мадисон“ принял мой рассказ — „Ошибка обвинения“!!! Да, этот факт действительно заслуживает нескольких восклицательных знаков. Если бы не мистер Карпентер, я бы эту строчку еще и подчеркнула. И не просто подчеркнула! Я написала бы ее заглавными буквами. В этот журнал очень трудно пробиться. Мне ли этого не знать! Разве не пыталась я много раз и разве не получала за все мои труды лишь богатый урожай разных „к сожалению“? И наконец он открыл мне свои двери. Публикация в „Мадисон“ — ясный и безошибочный признак успешного продвижения по „альпийской тропе“. Дорогой редактор оказался настолько добр, что в своем ответе назвал мой рассказ „очаровательным“.

Славный человек!

Он прислал мне чек на пятьдесят долларов. Скоро я смогу начать возвращать тете Рут и дяде Уоллесу то, что они потратили на меня за годы моей учебы в Шрузбури. Тетя Элизабет как всегда посмотрела на чек с подозрением, но впервые не усомнилась вслух, что банк действительно выплатит по нему деньги. Прекрасные голубые глаза тети Лоры лучились гордостью. Глаза тети Лоры по-настоящему лучатся. Она из викторианской эпохи. Глаза представителей эдвардианской эпохи [4]Викторианская эпоха — период правления королевы Виктории (1837–1901); эдвардианская эпоха — период правления сына королевы Виктории, короля Эдуарда VII (1901–1910).блестят, и сверкают, и манят, но никогда не лучатся. А я почему-то люблю лучистые глаза, особенно, когда они лучатся гордостью за меня.

Кузен Джимми говорит, что, по его мнению, „Мадисон“ стоит всех других американских журналов вместе взятых.

Интересно, понравится ли „Ошибка обвинения“ Дину Присту? И скажет ли он мне об этом? Он теперь никогда не хвалит мои произведения. А мне так хочется вынудить его это сделать. Я чувствую, что его похвала — если не считать похвалы мистера Карпентера — бесценна.

С Дином вообще все как-то странно. По какой-то таинственной причине он, похоже, становится моложе. Несколько лет назад я считала его совсем старым. Теперь он кажется лишь среднего возраста. Если так пойдет и дальше, он скоро будет совсем юным. Вероятно, дело в том, что мой ум начинает созревать и я догоняю Дина в интеллектуальном отношении. Тетя Элизабет по-прежнему не одобряет нашу с ним дружбу. У нее явная антипатия ко всем Пристам. Но даже не знаю, что я делала бы без дружбы Дина. Она соль жизни».

«15 января, 19

Сегодня штормит. Я провела бессонную ночь из-за четырех отказов, с которыми вернулись мои рукописи. Ведь я считала, что эти рассказы особенно хороши. Как и предсказывала мисс Ройал, я чувствовала, что сделала ужасную глупость, когда не воспользовалась возможностью поехать в Нью-Йорк. О, меня не удивляет, что младенцы всегда плачут, когда просыпаются среди ночи. Мне тоже часто хочется поплакать в темноте. Все тогда тяготит мою душу, и не верится, что „нет худа без добра“. Все утро я ходила унылая и раздраженная и ждала прихода почты как единственного возможного спасения от хандры. С почтой всегда связаны чарующая неизвестность и предвкушение чуда. Я думала о том, что она принесет мне. Письмо от Тедди? (Тедди пишет совершенно восхитительные письма.) Славный тонкий конверт с чеком? Еще один пухлый — печально и красноречиво говорящий о новых отвергнутых рукописях? Одну из прелестных, наспех нацарапанных записок Илзи? Ничего подобного. Я получила всего лишь гневное послание от троюродной кузины Бьюлы Грант из Дерри-Понд. Она в ярости, так как уверена, что я „изобразила“ ее в моем рассказе „Жертвы привычки“, который только что попал в популярную канадскую фермерскую газету. Она написала мне письмо, полное горьких упреков. На ее взгляд, я „могла бы не подвергать такому старого друга, который всегда желал мне добра“. Она „не привыкла, чтобы ее высмеивали в газетах“, и просит меня воздержаться от попыток сделать ее мишенью моего „так называемого остроумия“… Троюродная кузина Бьюла, если уж на то пошло, сама неплохо владеет пером: одни пассажи ее письма задели меня, другие привели в ярость. Я даже не думала о кузине Бьюле, когда писала этот рассказ. Тетушка Кейт — полностью вымышленный персонаж. А если бы я подумала о кузине Бьюле, то наверняка не вставила бы ее ни в какое произведение. Она так глупа и банальна. И ни капли не похожа на тетушку Кейт, которая — я льщу себя надеждой — живая, остроумная старая леди с чувством юмора.

Но кузина Бьюла написала и тете Элизабет, и у нас вышла семейная ссора. Тетя Элизабет не желает верить, что я невиновна. Она утверждает, что тетушка Кейт — точный портрет кузины Бьюлы, и вежливо просит меня — вежливые просьбы тети Элизабет внушают благоговейный трепет — не вставлять карикатурные изображения моих родственников в будущие произведения.

„Ни одной Марри, — сказала тетя Элизабет в своей величественной манере, — не следует зарабатывать деньги на особенностях внешности и характера ее друзей“.

Еще одно предсказание мисс Ройал исполнилось в точности. Ох, неужели она окажется так же права во всем остальном? Если так, то…

Но самое тяжкое оскорбление я услышала от кузена Джимми, который посмеивался, читая „Жертв привычки“.

— Не обращай внимания на старую Бьюлу, киска, — шепнул он. — Все вышло замечательно. Ты отлично ее изобразила. Тетушка Кейт — вылитая Бьюла. Я узнал ее, не прочитав и страницы. Узнал по носу.

Вот вам, пожалуйста! К несчастью, я случайно наградила тетушку Кейт „длинным, крючковатым носом“. Хотя невозможно отрицать, что у кузины Бьюлы нос длинный и крючковатый. Порой людей отправляли на виселицу, опираясь на столь же неубедительные косвенные улики. Было бесполезно в отчаянии причитать, что я даже не думала о кузине Бьюле, когда писала. Кузен Джимми только кивал и посмеивался.

— Конечно. Лучше об этом помалкивать. Гораздо лучше насчет таких вещей помалкивать.

Но самое досадное во всей этой истории то, что если тетушка Кейт действительно так похожа на кузину Бьюлу Грант, то я оказалась совершенно неспособна создать образ, который хотела.

Однако мне гораздо легче теперь, чем когда я начинала эту запись в моем дневнике. Я освободилась от обиды, негодования и горечи.

Думаю, в этом главная польза такого дневника».

III

«3 февраля, 19

Сегодня был „великий день“. Я получила уведомления о трех принятых рассказах. А один редактор попросил меня прислать ему еще. Хотя, почему-то, я терпеть не могу, когда редактор просит меня прислать ему рассказ. Это гораздо хуже, чем посылать их, когда тебя об этом не просили. Унижение от того, что их все-таки вернут тебе, гораздо глубже, чем когда просто отправляешь рукопись какой-то неизвестной личности, сидящей за редакторским столом за тысячу миль от тебя.

Я решила, что не буду „сочинять на заказ“. Это дьявольски трудная задача. Я недавно попыталась. Редактор „Молодежи“ попросил меня написать рассказ в соответствии с определенными требованиями. Я написала. Он прислал его обратно, указал на некоторые недостатки и попросил переписать. Я попыталась. Я писала, переписывала, вычеркивала, изменяла, вставляла, пока моя рукопись не стала похожа на лоскутное одеяло в пятнах черных, синих и красных чернил. Наконец я открыла кухонную плиту и бросила в огонь и первоначальный рассказ, и все новые варианты.

Впредь я буду писать только то, что хочу. А редакторы пусть идут… на небеса!

Сегодня на небе северное сияние и молодой месяц в дымке».

IV

«16 февраля, 19

Сегодня мой рассказ „Цена шутки“ появился в „Домашнем ежемесячнике“. Но на обложке я была лишь одной из числа „и других“. Зато в „Днях девичества“ меня упомянули по имени, как „одного из хорошо известных и популярных авторов“. Кузен Джимми перечитал это редакторское предисловие раз пять, и я слышала, как он бормотал слова „хорошо известный и популярный“, пока рубил щепки на растопку. Затем он пошел в местный магазин и купил мне новую „книжку от Джимми“. Каждый раз, когда я миную важную веху на „альпийской тропе“, кузен Джимми торжественно отмечает это, вручая мне новую „книжку от Джимми“. Я ни разу не купила сама ни одной записной книжки. Это его обидело бы. Он всегда смотрит на маленькую стопку „книжек от Джимми“ на моем письменном столе с благоговением и почтением, твердо веря, что всевозможные чудесные литературные произведения выйдут из мешанины описаний, характеров и „отрывков“, которые есть в этих книжках.

Я всегда даю Дину на прочтение мои рассказы. Я не могу не делать этого, хотя он каждый раз возвращает их без всяких комментариев, или — что еще хуже — с небрежной похвалой. Желание заставить Дина признать, что я могу написать нечто стоящее, стало для меня чем-то вроде навязчивой идеи. Это был бы мой триумф. Но пока Дин не найдет написанное мной достойным внимания, все будет прах и суета. Потому что… он знает».

V

«2 апреля, 19

Весна очень сильно подействовала на одного молодого человека из Шрузбури, который иногда приезжает в Молодой Месяц. Но он не тот поклонник, который мог бы понравиться клану Марри. Не принадлежит он — что гораздо важнее, — и к тем, кто мог бы понравиться Э. Б. Старр. Тетя Элизабет была очень мрачна, так как я согласилась поехать с ним на концерт. Она не ложилась спать, пока я не вернулась домой.

— Вот видите, тетя Элизабет, я не сбежала, — сказала я. — Я обещала вам, что не сбегу. Если я когда-нибудь захочу выйти за кого-нибудь замуж, я так вам и скажу и выйду за него, несмотря на ваши возражения.

Не знаю, было ли у тети Элизабет легче на душе, когда она пошла спать. Мама убежала — хвала небесам! — а тетя Элизабет очень верит в наследственность».

VI

«15 апреля, 19

Сегодня вечером я поднялась на холм и бродила в лунном свете возле Разочарованного Дома. Разочарованный Дом был построен — не до конца, но по меньшей мере частично — тридцать семь лет назад для невесты, которая так и не поселилась в нем. С тех пор он стоит незаконченный, с заколоченными окнами и разбитым сердцем, посещаемый робкими призраками событий, которые должны были произойти, но не произошли. Мне всегда его жаль. Ведь его бедные слепые глаза никогда ничего не видели, и у него нет даже воспоминаний. Эти окна-глаза никогда не сияли ласковым светом, только однажды, давно и ненадолго, за ними слабо заблестел огонь в камине… А ведь это мог бы быть такой славный маленький домик, уютно устроившийся на лесистом холме и собравший вокруг себя компанию маленьких елочек, чтобы они защитили его от ветров. Теплый, дружелюбный домик. И очень добродушный. Совсем не такой, как тот новый, что строит на пересечении соседних деревенских улиц Том Семпл — ужасно раздражительный дом, вздорный, сварливый, с маленькими глазками и острыми локтями.

Странно, какая ярко выраженная личность может быть у дома, даже еще прежде чем в нем кто-то поживет. Однажды, давно, еще в детстве, мы с Тедди отодвинули одну из досок, которыми заколочены окна Разочарованного Дома, влезли внутрь, и развели в камине огонь. Потом мы посидели перед ним и придумали, как будем жить, когда вырастем. Мы собирались провести всю жизнь вдвоем в этом самом доме. Думаю, Тедди совсем забыл об этих детских глупостях. Он часто пишет, и его письма такие обстоятельные, и веселые, и так живо напоминают о нем. И он рассказывает мне все подробности своей жизни, о которых я хочу знать. Но в последнее время, как мне кажется, эти письма стали довольно безличными. Они с тем же успехом могли были бы быть адресованы вовсе не мне, а Илзи.

Бедный маленький Разочарованный Дом. Думаю, он навсегда останется разочарованным».

VII

«1 мая, 19

Снова весна! Молодые тополя в золотистых, воздушный листиках. Громадный, покрытый рябью залив за серебристо-лиловыми песчаными дюнами…

Зима прошла с невероятной быстротой, несмотря на несколько ужасных, мрачных „третьих часов ночи“ и одинокие, наводящие уныние сумерки. Дин скоро вернется домой из Флориды. Но ни Тедди, ни Илзи не приедут домой предстоящим летом. Из-за этого я недавно провела без сна еще одну или две ночи. Илзи собирается на побережье к своей тете, сестре матери; прежде эта тетя никогда о ней не вспоминала. А Тедди получил от нью-йоркского издателя заказ на иллюстрации для серии репортажей о конной полиции на Северо-западных территориях Канады и проведет каникулы на севере, делая зарисовки. Конечно, это большая удача для него, и я ничуть не огорчилась бы… если бы он сам хоть немного огорчился из-за того, что не приедет в Блэр-Уотер. Но он ничуть не огорчен.

Что ж, должно быть, Блэр-Уотер и прежняя жизнь в здешних местах для него уже рассказанная повесть.

Я не отдавала себе отчета в том, как серьезно рассчитывала на присутствие Илзи и Тедди в Блэр-Уотер предстоящим летом. Ведь именно надежда на скорую встречу с ними помогла мне перенести минувшей зимой несколько тяжелых для меня недель. А теперь — стоит лишь мне вспомнить о том, что я ни разу в это лето не услышу „сигнальный“ свист Тедди в роще Надменного Джона, ни разу не встречу его случайно в наших укромных, прекрасных, любимых местах на тропинке и возле ручья, ни разу не обменяюсь с ним волнующим, значительным взглядом в толпе, когда случается что-то имеющее особое значение для нас… жизнь, кажется, вдруг лишается всех красок и превращается во что-то тусклое, выцветшее, состоящее из одних лохмотьев и заплат.

Миссис Кент встретила меня вчера у почты и остановилась, чтобы заговорить. Такое с ней случается очень редко. Она по-прежнему меня ненавидит.

— Думаю, ты слышала, что Тедди не приедет домой этим летом?

— Да, — ответила я коротко.

Перед тем как она отвернулась, я заметила в ее глазах какое-то странное страдальческое торжество — торжество, которое я поняла. Она очень несчастна из-за того, что Тедди не будет дома рядом с ней , но она ликует, что его не будет дома рядом со мной. Похоже, она почти уверена, что ему нет до меня дела.

Что ж, смею думать, она права. И все же весной человек не может оставаться совсем мрачным.

А Эндрю помолвлен! С девушкой, которая вполне устраивает тетю Адди.

— Даже я сама не смогла бы найти для него невесты, которая понравилась бы мне больше, чем его избранница, — сказала она сегодня тете Элизабет — тете Элизабет, но так, чтобы слышала я. Тетя Элизабет была рада, вернее, холодно сказала, что рада. Тетя Лора немного поплакала. Она всегда проливает слезу, когда кто-нибудь, кого она знает, родил ребенка, или умер, или женился, или помолвлен, или приехал, или уехал, или впервые проголосовал. Она не может не испытывать некоторого разочарования: Эндрю был бы таким надежным мужем для меня. В нем нет совершенно ничего взрывного».