Онлайн чтение книги Эпиталама
IV

— Поздновато же ты возвращаешься! — сказала госпожа Дегуи с тем сердитым видом, который она напускала на себя, когда ей хотелось показать свою власть.

— Еще совсем не поздно, — ответила Берта.

— Уже стемнело. Я не желаю, чтобы ты ходила одна по ночам. Здесь слишком темные улицы. Ортанс будет тебя встречать.

— Я не против, если у нее есть время. Но лучше бы она закрывала ставни.

— Это не обязательно, напротив нас никто не живет.

Берта, раздраженная оттого, что мать по слабости покрывала оплошности Ортанс, подходя к застекленной двери, резко сказала:

— Посмотри! Цветы так и остались на балконе… Что, Ортанс оставит их там на всю ночь?

Дождя уже не было, его стук прекратился. В луже под фонарем Берта увидела расходящиеся в стороны круги воды, словно там шевелились водяные насекомые.

— Работать ты не собираешься? — спросила госпожа Дегуи, сидевшая с вязанием у лампы.

Проворное мелькание длинных спиц как-то не сочеталось с ее сонным видом.

— По вечерам я вижу не так хорошо, — сказала она после паузы, обращаясь как бы к самой себе. — Что, Луиза еще не вернулась? Я послала ее на почту. Думаю, что письма там принимают до шести.

— До половины седьмого, — ответила Берта, наблюдая за человеком под фонарем.

— Я не совсем довольна этой девушкой… Что это там такое? — сказала госпожа Дегуи, словно внезапно разбуженная сквозняком, от которого хлопнула дверь.

— Я только внесла папоротник, — сказала Берта, ставя растение на камин, и, будто от кого-то прячась, прошла в глубь комнаты.

Она узнала Альбера. Этот человек, которого она, как ей казалось, забыла, вдруг появился вновь. Что ему нужно? Ночью, в зимнем пальто, у него был вид незнакомого прохожего.

Потом ей пришло в голову, что он, может быть, приходит каждый вечер; она вспомнила его нежный, теплый взгляд и подумала о его верном сердце.

* * *

На следующий день на уроках Берта была рассеянна. Она хотела, чтобы занятия закончились быстрее, и эти нескончаемые утренние часы, отделявшие ее от вечера, поскорее прошли. С приближением вечера образ Альбера становился все более отчетливым: то было уже не смутное воспоминание, которое гонят из головы; она ясно слышала его голос, видела вновь его взгляд, ощущала его присутствие.

Берта надела свой домашний фартучек, открыла дверь в кухню, где Луиза гладила белье.

— А мадам ушла давно?

— Она только что вышла вместе с Ортанс, — ответила румяная, с томными глазами горничная, продолжая водить утюгом по складкам ночной рубашки.

Берта вошла в гостиную. Посмотрела в окно, чтобы узнать, который час. Она волновалась, но не очень понимала, чего ждет. Походив по комнате, она зажгла свет, отодвинула стул, который Ортанс всегда ставила слишком близко к дивану, сложила стопочкой свои нотные тетради на фортепьяно.

Потом прошла через столовую, взяла с буфета свой портфель и отнесла к себе в комнату обернутые голубой бумагой учебники. На глаза ей попалась шляпка, она вспомнила, что хотела переделать ее; померила ее и посмотрелась в зеркало. «Этот бант слишком плоский; он придает мне какой-то унылый вид», — подумала она и подняла кончики банта вверх.

Вдруг, словно опять забыв, который сейчас час, она побежала в гостиную и подошла к окну. Было уже около шести. Ее охватило что-то похожее на страх, и она отступила в глубь гостиной.

Она заметила на спинке кресла помятое кружево и отнесла его на кухню.

— Надо постирать.

Затем она быстро вернулась в салон. Погасила лампу. Свет фонаря с улицы освещал окна и камин.

Укрывшись в тени, прижавшись лицом к окну, Берта стала ждать. Она все время смотрела на часы; казалось, что именно они — виновники происходящего и что Альбер появится под фонарем ровно в шесть часов.

Но он не пришел. А она все ждала и ждала.

— Ты здесь, Берта? — спросила мадам Дегуи, темный силуэт которой неясно вырисовывался в дверном проеме. — Тебе же ничего не видно.

* * *

Иногда он приходил. Теперь Берта смело показывалась в окне и даже улыбалась, как если бы он мог разглядеть ее лицо. Он стоял некоторое время на виду, под самым фонарем, потом удалялся в сторону зажатой заборами улицы, но затем снова появлялся в тусклом фонарном свете. «Он хочет, чтобы я вышла, — думала Берта. — Что за глупость!» Когда она была в гостиной одна, то показывала ему, отрицательно качая головой: нет.

Дома она чувствовала себя в безопасности, и ее забавлял этот немой диалог: однако она боялась неожиданной встречи на улице. Остерегаясь наткнуться на Альбера перед самым домом, она избегала теперь после занятий заходить к Алисе, а для Одетты сочинила длинную историю, чтобы у той не возникло желания вновь их сблизить.

* * *

— Что ты там все время рассматриваешь, в этом окне? — спросила госпожа Дегуи.

— Ничего. Просто смотрю, как идет дождь.

Берта знала, что не увидит Альбера, но не могла отвести взгляда от улицы.

Он не приходил уже целый месяц. Каждый вечер, отходя от окна, она говорила себе: «Все, больше смотреть не буду». Она хотела забыть его. Ей казалось, что это легко. Однако на следующий же день, когда ночь предъявляла свои права и в комнатах становилось темно, она подходила к окну, размышляя: «А может, он болен?»

— Я все думаю, не побоится ли Брижит отправиться в путь, — сказала госпожа Дегуи.

— Надо бы дождаться ответа Эммы, прежде чем увольнять Луизу, — ответила Берта.

— Нет, все, я больше не хочу никаких парижанок! А то приходится и за работой их следить, и за тем, куда они идут.

У дома остановилась машина; из нее вышел Альбер. Он подошел к фонарю и поднял голову к окну. Берта не смогла сдержать приветственного жеста, ее сердце рвалось туда, в ночь, к этой человеческой тени под зонтом.

— Я смотрю, ты совсем забросила музыку, — сказала госпожа Дегуи: очки ее опустились к вышиванию, но глядела она совсем в другую сторону.

Она продолжала:

— Я уверена, что Луиза сама хотела уйти. Я заметила это, когда давала ей расчет. Эти девчонки, стоит им куда-нибудь устроиться, тут же начинают думать о том, как бы уйти на другое место. Шила она хорошо. Но лгала не меньше, чем Натали. Просто невероятно, сколько она могла всего насочинять, чтобы вернуться на час позднее.

Госпожа Дегуи отложила вышивание.

— Что-то лампа плохо светит сегодня.

Берта увидела, что Альбер вошел в дом. Она чувствовала, что он поднимается к ней.

Она уселась в глубине комнаты в кресло, совсем близко к стене, словно хотела приблизиться к Альберу, минуя разделявшее их, вибрирующее и физически ощутимое пространство.

— А ты не находишь, что эта лампа плохо светит? — спросила госпожа Дегуи, снова откладывая вышивание.

— Тебе нужно бы купить электрическую, — с усилием произнесла Берта.

— Куда ты ушла? — спросила госпожа Дегуи.

Ослепленная пламенем лампы, на которую она только что смотрела, госпожа Дегуи поискала Берту глазами в темной глубине гостиной.

— Я тут сижу.

— В твои годы я никогда не сидела. У меня всегда было какое-нибудь дело.

— Ну хорошо! Я встану! Ты не хочешь, чтобы я стояла, ты не хочешь, чтобы я сидела.

Берта неслышными шагами направилась в прихожую, не отрывая глаз от двери, как будто видела за ней Альбера.

— Берта! Позови Ортанс!

Берта посмотрела в окно. И увидела Альбера, который садился в машину.

Стены тут же остыли, и воздух вокруг нее заледенел. Привычные слова, паузы, образ старости, знакомые звуки сразу показались ей еще более унылыми.

— Ну, иди же, дочка!

— Ты хочешь, чтобы она пришла! — сказала Берта, уходя потяжелевшей походкой. — Но зачем?

Кончив ужинать, госпожа Дегуи положила руку на стол.

Берта резко встала. Она хотела с кем-нибудь поговорить. Она вошла к себе в комнату, села за свой маленький письменный стол и написала Мари-Луизе.

Не зная, как закончить эту фразу, она перечитала письмо.

* * *

Берта ходила по коридору. Она остановилась и прислушалась: из комнаты доносился голос госпожи Дегуи.

Берта вернулась в гостиную, потом снова прошла мимо комнаты матери.

«Они все разговаривают, — подумала она. — Значит, я не вызываю у них никакой тревоги? Мама может совершенно спокойно беседовать. И не знает, что со мной происходит нечто серьезное, не видит, что я грустна, беспокойна, молчалива».

Берта резко толкнула дверь комнаты, словно собиралась крикнуть, позвать на помощь, прервать эту беседу ни о чем. Однако она лишь посмотрела на Ортанс, которая отступила к кровати.

— Что с тобой? — спросила мадам Дегуи, увидев надутое лицо Берты.

— Ничего.

Она потрогала подсвечник на камине и сказала:

— Погода ужасная.

Берта вышла из комнаты, прошла в гостиную и машинально подошла к окну. Было пять часов.

— Каждый день дождь! — сказала она вслух самой себе.

И тут заметила Альбера.

Еще никогда он не приходил так рано. «Может, ему надо сказать мне что-нибудь важное? — подумала Берта. — Почему бы мне не выйти? Ведь в Нуазике я считала обычным делом разговаривать с ним!»

Мысль, которая раньше представлялась ей совершенно недопустимой, внезапно показалась абсолютно естественной. Неслышными шагами она побежала за своей шляпкой, бесшумно открыла входную дверь и тихонько прикрыла ее за собой, не захлопывая.

Когда Берта подошла, Альбер смотрел в сторону окна. Он вышел из-под фонаря и скользнул к ней под зонтик.

— Давайте отойдем к стене, в этот вот темный угол. Наконец-то вы пришли! Ну и дождь! — сказал он, дотрагиваясь до мокрой руки Берты.

— Я не могу здесь оставаться, — сказала она.

Струящиеся потоки воды превращали все вокруг них в безлюдное пространство. Прижавшись к Альберу, укрывшись от всего мира в его объятиях, Берта вдруг ощутила его поцелуй, торопливый и нежный, и убежала.

Вернувшись домой, она размышляла: «Завтра я с ним поговорю. Не надо ему больше сюда приходить. Появляясь в окне, я подарила ему надежду. Теперь я должна откровенно объясниться». И она снова настойчиво повторяла: «Мой долг — поговорить с ним».

В памяти ее то и дело возникал ласковый, мимолетный, напоенный ночным воздухом поцелуй Альбера, но она гнала это воспоминание прочь.

* * *

Заметив Берту, Альбер зашел за угол и подождал ее там.

Потом заговорил быстро и тихо:

— Видите, эта улица совершенно пустынна. Мы могли бы здесь встречаться. О! Я уже все продумал! У меня было на это время. Я был уверен, что вы когда-нибудь пожалеете несчастного.

— Через минуту мама может вернуться.

— Конечно, мы неосторожны… Послушайте, — сказал он, беря ее под руку, в то время как они проходили вдоль изгороди. — Мне надо к вам снова привыкнуть. В этих мехах я вас не узнаю.

Берта чувствовала, как в его волнении тонут все приготовленные ею фразы, которые она заучивала весь вечер.

— Может, вам неудобно выходить в это время? Но днем я обычно занят. Я мог бы выкроить какое-то время после обеда, если бы был уверен, что увижу вас. Нужно бы договориться о времени встреч. У вас есть подружка, живущая в этом квартале, где-нибудь поблизости отсюда? Естественно, я не имею в виду Одетту. Может быть, какая-нибудь школьная подруга. Я не знаю, как вам удобнее. Подумайте и скажите мне. Вы ничего не говорите. Вы ходите одна на занятия? У вас ведь есть занятия в городе? Вы вообще хоть куда-нибудь ходите?

— Нет, это невозможно.

Он настаивал, предлагая различные планы и варианты.

— Это невозможно, — повторяла Берта.

— Я вас не понимаю, — сказал он, отпуская ее руку. — Я ждал вас три месяца; наконец вы приходите и тут же снова хотите исчезнуть; все это для вас ничего не значит.

Берта удивилась его тону, неожиданно холодному, безразличному, даже немного резкому. Она испугалась, что огорчила его.

— Я увижу вас в Нуазике.

— Я не поеду в Нуазик, если вы будете такой, как сейчас, переменчивой и нерешительной. Я оказываюсь в дурацкой ситуации. Если вы не хотите, мы больше не будем встречаться. В Нуазик я не вернусь. Мой отец поедет туда один. А я поеду в Пиренеи.

— Но ведь мы же можем встречаться в Нуазике…

— Как вы это себе представляете?

— Будем встречаться, как раньше.

— На теннисной скамейке? Между Мари-Луизой и Лораном? Нет. Я больше не пойду к Дюкроке.

— Ну а что вы хотите?

— Послушайте, — сказал он уже более мягким тоном, снова беря ее под руку. — Вы ведь в Нуазике совершенно свободны. После обеда муж вашей сестры уходит. А остальные спят. За вашим садом есть тропинка, которая ведет к дороге на Сент-Илер…