Онлайн чтение книги Евгения, или Тайны французского двора
V. ДУЭЛЬ В ГАЙД-ПАРКЕ

Накануне дуэли, вечером, герцог Оссуно с молодым Беневенто отправились к графине Монтихо. Хотя такие события, как дуэль, сообщают только лучшим друзьям, секундантам, но герцог, желая порисоваться своей храбростью, отправился к графине с намерением рассказать ей о предстоящем. Он дал понять Евгении, что причина дуэли — она, что он или умрет за нее, или останется блестящим победителем.

Герцог, которого три друга прозвали «Roue» с головы до ног, действительно делал очень мало чести дворянству. Он принадлежал к тем героям, которые способны на все, лишь бы скрыть свою утраченную честь или добродетель.

Графиня де Монтихо разыграла из себя преданного друга, стараясь насколько возможно помешать дуэли. При этом герцог выказал геройскую храбрость на словах, тогда как на деле трусость его увеличивалась час от часу по мере приближения поединка.

Евгения удивлялась рыцарской храбрости герцога, жертвующего жизнью ради дамы своего сердца, но в душе смеялась над ним. Некоторое время он был первым поклонником ее красоты, первым кавалером и обожателем, но она нимало не интересовалась им. Одно слово, один взгляд Олимпио Агуадо был ей в тысячу раз дороже всех клятв в любви герцога. Слова старухи Родлоун возбудили в графине надежду на любовь Олимпио.

Было очень поздно, когда герцог Оссуно и Беневенто возвратились от графини. На следующее утро была назначена дуэль. Мы сомневаемся, чтобы благородный герцог Оссуно мог заснуть в эту ночь. Он боялся, и хотя старался сам себя обмануть, или, вернее, сознаться самому себе в трусости, но после разговора с графиней о дуэли на него напало сомнение в ее благоприятном для него исходе. Противник Оссуно был одним из предводителей карлистов, владевших пистолетом так же хорошо, как и шпагой. Благородный герцог в молодости своей мало занимался фехтованием и стрельбою в цель, и хотя более или менее усовершенствовался в этом на охоте, но никогда не был на войне, поэтому ему было далеко до той степени совершенства, которой достигли его три врага.

Бесчестный по самой природе своей, герцог считал позволительными все средства, лишь бы они вели прямо к цели. С секундантами, в обязанности которых входил выбор оружия, он надеялся поладить и повернуть дело в свою пользу, так как маркиз де Монтолон никак не мог заподозрить их в пристрастии к герцогу. Пистолеты были коротки и так неверно просверлены, что пуля при полете брала на дюйм выше цели; так что, если б маркиз целил герцогу в лоб, пуля пролетела бы мимо, едва задев его волосы; почему он сам решил стрелять противнику в грудь.

Пока герцог Беневенто спал крепким сном, беззаботным сном юности, Оссуно, которому оставалось еще четыре часа до утра, написал несколько писем. Дуэль была назначена в восемь часов, а в семь часов противники должны были быть около ворот Виктории в Гайд-парке. Одно из ночных посланий герцога было следующего содержания:

«Дорогая моя Евгения! Когда Вы будете читать эти строки, судьба моя уже будет решена. Я уверен, что иду на верную смерть, а между тем я спокоен, я даже счастлив, так как ради Вас я жертвую своей жизнью и иду навстречу роковой случайности! Примите же последнее прощанье от меня, который принадлежал Вам всецело, который и в этот последний час хочет еще раз повторить Вам о своей безграничной и преданной любви и который заочно покрывает самыми страстными поцелуями Ваши маленькие ручки и Ваши дивные ножки! Прощайте! Когда пуля пробьет мое, только для вас одной бьющееся сердце и утолится боль раны, я умру спокойный, довольный и благословляющий Вас! Но и сама смерть не убьет во мне моей любви к Вам. Мертвый, я все-таки останусь по отношению к Вам тем же безгранично любящим.

Оссуно».

Остальные письма выражали волю герцога относительно его имущества. Кончив писать, он разбудил свою прислугу и стал одеваться. Этот пустой франт, даже идя на смерть, не забыл позаботиться о своем туалете.

Беневенто тоже проснулся и стал одеваться. Было около семи часов утра, когда к подъезду подкатил экипаж; это приехал один из секундантов Оссуно, барон Кенильворт, который привез с собою доктора.

Оба герцога, надев шинели, сели в экипаж. На улицах, по которым они ехали, было совершенно пусто, все еще спало, только изредка попадались им навстречу обозы со всевозможными продуктами, развозящие их по лавкам и кладовым, да мужики и бабы, идущие на работу. Главные же улицы были совершенно пусты. Богачи, живущие там, далеко за полночь вернулись домой из клубов и театров и будут спать далеко за полдень. Дома и ставни окон были заперты. Даже слуги еще не вставали.

Поэтому герцог и его спутники не могли встретить дорогой никого из знакомых. В аллеях тенистого Гайд-парка тоже не было ни души. Обе стороны решили стреляться в парке, около озера, на месте, менее всего посещаемом публикой.

Экипаж подъехал с северной стороны к воротам парка. Здесь находился колодец для питья, вырытый каким-то индийским князем. Теперь на этом месте поставлен Albert Memorial, один из великолепнейших памятников в Лондоне.

У главного входа в парк построены три мраморные арки, украшенные богатыми скульптурами. Слева находится Роттен-Роф, а рядом с нею дорога для езды, названная Леди-Миль, которая ведет прямо к берегу озера, выложенного камнем при королеве Королине, супруге Георга II. Эти две дороги служат сборным пунктом для всей лондонской аристократии. По бокам стоят железные скамейки, откуда любопытный может смотреть на богачей Лондона.

Маркиз и его секунданты были уже на месте, когда экипаж герцога Оссуно подъехал к воротам парка. Все поспешно вышли из экипажа, доктор захватил с собою необходимые принадлежности.

Оссуно казался страшно взволнованным, была ли это боязнь за свою жизнь или что-нибудь другое, мы не знаем, но благородному герцогу, по-видимому, несколько нездоровилось. Он старался не показывать волнение, принимая по возможности спокойный и развязный вид. Беневенто и Кенильворт по дороге от души смеялись, рассказывая свои похождения.

Противная же сторона была в совершенно противоположном расположении духа. Маркиз медленно прогуливался по дорожке парка со своими секундантами. Вся компания вела серьезный разговор. Клод совершенно спокойно и весело говорил с Олимпио, который ходил, заложа руки за спину. Филиппо же толковал с доктором о разных смертных случаях в Лондоне.

Маркиз первый заметил приехавшего противника и подошел представить ему своих секундантов. Обе стороны очень церемонно раскланялись. Барон Кенильворт как хорошо знакомый с расположением парка вызвался проводить компанию до места дуэли. Он уже в третий раз был секундантом в Гайд-парке.

Герцог Оссуно и маркиз де Монтолон более не сказали ни слова друг другу. Через несколько минут оружие решит их судьбу. После вызывающих слов, сказанных герцогом, не было никакой возможности примирить противников, так что секунданты и не старались делать этого.

Двое докторов, раскланявшись друг с другом, последовали за всеми в серпентинскую чащу.

Все дошли до длинной, тенистой аллеи, идущей вдоль пруда. Барон Кенильворт объявил, что это самое уединенное место в парке и самое удобное для дуэли. И действительно, аллея как нельзя лучше соответствовала условиям дуэли: она была удаленная, ровная и широкая, секунданты могли очень удобно расположиться по обеим сторонам окаймляющих ее кустарников.

Утро было светлое. Солнце приветливо освещало сквозь листву деревьев тенистый парк. Кругом было тихо, и ничто не нарушало эту дивную гармонию природы. И вдруг теперь эта торжественная тишина должна быть нарушена кровавым поединком, осуждаемым Богом и людьми. Человек, лучшее создание Бога, направляет оружие на своего же собрата, отнимает у него жизнь из-за того, что в минуту глупой вспышки тот бросил ему оскорбительное слово, чтобы заслужить расположение прекрасной донны. Наказание как следствие подобного бесстыдства и чванства должно было одинаково подействовать и на оскорбившего и на обиженного. Какую большую несправедливость являет нам дуэль; кажется, одного этого достаточно, чтобы устранить устаревший обычай. Вызов на дуэль представляется нам не более чем смешным фарсом, осквернением всех божеских и человеческих законов, вполне достойным всеобщей насмешки и презрения.

К счастью, в новейшее время эти глупости встречаются гораздо реже, и мы можем надеяться, что это кулачное право, эта постыдная драка скоро совсем будет вычеркнута из обихода людей нашего столетия.

В данном случае не будем защищать маркиза де Монтолона, но скажем в его оправдание, что он был доведен до крайности несчастным искателем приключений, к тому же это было двадцать лет тому назад, то есть в то время, когда дуэль была делом привычным, не то что в наше время.

Ничего не подозревая, Олимпио и Филиппо согласились принять пистолеты, привезенные герцогом Оссуно. Как честные люди они не подозревали кого-либо в мошенничестве, но, если бы ненароком взглянули на Оссуно, может быть, и догадались, что их хотят провести. Его лицо сияло торжествующей улыбкой, теперь он не боялся смерти, зная, что пуля маркиза минует его.

Клод де Монтолон поручил секундантам выбрать оружие и отмерить расстояние. Прекрасное, строгое лицо его выражало полное спокойствие. Он подошел к барону Кенильворту, чтобы сообщить ему, что о примирении не может быть и речи, но что он прощает герцогу его опрометчивость.

Противникам дали пистолеты, отмерили расстояние, и поставили их друг против друга. Секунданты и доктора отошли в сторону, но на такое расстояние, чтобы можно было видеть все происходившее. Филиппо и Беневенто спросили противников, нельзя ли начать, и, получив утвердительные ответы, скомандовали «стрелять».

В одно время раздалось два выстрела. Но оба они не достигли цели. Герцог и маркиз совершенно спокойно стояли на своих местах. Клод де Монтолон прицелился в руку своего противника, которую тот держал на уровне груди, чтобы лишить его способности стрелять. Этот благородный человек мог убить своего противника наповал, но так как пистолет был испорчен, то пуля прошла в миллиметре от цели.

С ним никогда еще не случалось подобного казуса; и он был очень удивлен; вероятно, пистолет был плохо заряжен или в нем чего-нибудь недоставало. Маркиз стоял неподвижно, но пульсация в его левом плече свидетельствовала, что он ранен. Герцог Оссуно прицелился в грудь своего противника, но рука его дрогнула, и пуля попала в плечо.

Секунданты, стоя с правой стороны, не заметили, что маркиз был ранен, и оба в один голос воскликнули: «Еще раз!» Они снова зарядили пистолеты и, переменив их, подали дуэлянтам. Но могло ли это помочь Клоду? Маркиз, разумеется не подозревал, что новый пистолет точно такой же.

Секунданты снова отмерили расстояние и в один голос скомандовали «стрелять!» На этот раз противники долго целились друг в друга. Герцог выстрелил первым. Он сильно волновался, дрожь пробегала по всему его телу, отчего именно прицел не был точным и пуля даже не поцарапала маркиза, но у того из раны, полученной в плечо при первом выстреле, обильно текла кровь.

Легкая презрительная усмешка появилась на губах маркиза — его пистолет снова сделал осечку.

— Черт возьми! — вскричал Олимпио, подходя к другу, чтобы взять у него пистолет. — Что это случилось с тобой, Клод?

— Противник мой ранен, — сказал Оссуно, увидя струившуюся из плеча маркиза кровь.

— Это только легкая царапина, — спокойно ответил маркиз, — я требую третьего выстрела!

Беневенто и Филиппо в третий раз поменяли пистолеты, зарядили их и скомандовали «стрелять!» На этот раз маркиз прицелился точнее. Раздалось два выстрела. Оссуно побледнел и зашатался, он был сильно ранен в правую руку.

Доктора вынули пулю из руки герцога, перевязали рану и поспешили оказать помощь маркизу, который не обращал ни малейшего внимания на свою рану. Когда перевязали плечо, маркиз, поблагодарив докторов, направился с Филиппо к своему экипажу.

Доктор и барон, к счастью, незамеченные полицейскими чиновниками, перенесли раненого Оссуно в карету по боковой тропинке.

Молодой же герцог Беневенто остался на месте поединка, чтобы убрать пистолеты, и потом хотел также выйти по боковой дорожке к воротам Виктории. Но через несколько секунд он увидел себя окруженным полицейскими. Те вежливо попросили его последовать за ними в окружную полицию, чтобы там из его показаний о ходе дуэли составить протокол. Герцогу ничего не оставалось, как выполнить их требования, хотя ему это было очень неприятно.