Онлайн чтение книги Замечательные женщины Excellent Women
Глава 1

– Ах, женщины-женщины! Если где-то что-то происходит, вы уже тут как тут!

Голос принадлежал мистеру Моллету, нашему церковному старосте, и от его плутоватых ноток я виновато вздрогнула, точно меня застали за чем-то неприличным и я не имела права показаться у собственной входной двери.

– Новые жильцы въезжают? Судя по мебельному фургону, я бы сказал, что да, – высокопарно продолжал он. – Уж вы-то, надо думать, знаете толк в таких вещах.

Полагаю, незамужней женщине чуть за тридцать, которая живет одна и не имеет родных, следует ожидать, что ближние подумают, будто она станет совать нос в чужие дела, а если она еще и дочка приходского священника, то можно сказать, что ее положение действительно безнадежно.

– Однако tempus fugit[2]Время бежит (лат.) ., – крикнул на бегу мистер Моллет.

Мне пришлось согласиться: мол, действительно так, но на пороге я замешкалась – посмотреть, как грузчики спускают на мостовую пару стульев. Поднимаясь к себе в квартиру, я слышала чьи-то шаги в пустых комнатах подо мной: шаги гулко отдавались по голым половицам, очевидно, кто-то решал, как расставить мебель.

Наверное, это миссис Нейпир, подумала я, поскольку заметила письмо с пометкой «В ожидании прибытия», адресованное миссис Нейпир. Но теперь, когда она наконец прибыла, мне вдруг не захотелось с ней встречаться, поэтому я поспешила к себе и начала прибираться на кухоньке.

Столкнулась я с ней ближе к вечеру у мусорных баков. Мусорные баки в подвале находились в общем пользовании. На первом этаже нашего дома располагалось несколько контор, а над ними – две квартиры, не вполне отдельные и без удобств. Как часто я почти со стыдом бормотала: «У меня общая ванная», – точно лично меня сочли недостойной собственной ванной комнаты!

Низко нагнувшись над баком, я выскребала чаинки и картофельные очистки со дна помойного ведра, а потому очень смутилась от такой встречи. Я собиралась как-нибудь вечером пригласить миссис Нейпир на кофе. Мы познакомились бы на изысканный и цивилизованный манер – с моими лучшими кофейными чашками и печеньем на серебряных тарелочках. И вот я стою в самой поношенной своей одежде, с помойным ведром и корзинкой для мусора.

Первой заговорила миссис Нейпир.

– Вы, должно быть, мисс Лэтбери, – сказала она вдруг. – Я видела вашу фамилию у второго звонка.

– Да, я живу в квартире над вами. Очень надеюсь, что вы хорошо устроились. Переезжать всегда так хлопотно, правда? Кажется, сколько ни трудись, вещи никогда не встанут по местам, и вечно теряется что-нибудь нужное, заварочный чайник или сковородка…

Банальности легко срывались у меня с языка, возможно потому, что юность в сельском приходе научила меня справляться почти с любыми потрясениями и я даже знаю, как вести себя в «великие мгновения жизни» – рождения, брака, смерти, успешной воскресной ярмарки, праздника в саду, испорченного плохой погодой… «Милдред – такое подспорье своему отцу», – говаривали у нас в приходе после смерти мамы.

– Приятно будет знать, что в доме живет кто-то еще, – добавила я, поскольку в последний год войны мы с моей подругой Дорой были здесь единственными жильцами, а потом я еще месяц жила совсем одна, так как Дора съехала, получив место учительницы в загородной школе для девочек.

– Боюсь, я мало бываю дома, – поспешно ответила миссис Нейпир.

– Разумеется, разумеется, – дала я задний ход. – И я тоже.

На самом деле я почти всегда была дома, но прекрасно понимала ее нежелание завязывать более тесное знакомство, которое может превратиться в обузу. На первый, поверхностный взгляд ничто тесной дружбы не предвещало: она была хорошенькой блондинкой, одетой в модные вельветовые брюки и яркий кардиган, а я, сама по себе невзрачная и серенькая, лишь привлекала внимание к этим своим качествам обвисшим халатом и старой бежевой юбкой. Позвольте добавить, что я совсем не похожа на Джейн Эйр, давшую надежду множеству некрасивых женщин, которые охотно принимались рассказывать свои истории, да никогда и не считала себя на нее похожей.

– Мой муж служит во флоте, но скоро выйдет в отставку, – почти предостерегающе сказала миссис Нейпир. – Я готовлю квартиру к его приезду.

– А, понимаю.

Интересно, что могло привести морского офицера и его супругу в эту захудалую часть Лондона? Наши места совсем «с не той стороны» от вокзала Виктория и далеко не Белгравия, и, хотя сама я питала к ним сентиментальную привязанность, обычно они не притягивали людей с внешностью миссис Нейпир.

– Наверное, все еще трудно найти квартиру, – продолжала я, подстегиваемая любопытством. – Я живу тут уже два года, и тогда было намного проще.

– Да, я ужасно намучилась, и это действительно не совсем то, что мы хотели. Меня отнюдь не греет мысль об общей ванной, – сказала она прямо. – И даже не знаю, что скажет Рокингхем.

Рокингхем! Я ухватилась за это имя, точно нашла в мусорном баке драгоценный камень. Мистера Нейпира зовут Рокингхем! Как же человеку с таким именем будет неприятно делить с кем-то ванную!

– По утрам я все делаю очень, очень быстро, – поспешила сообщить я, – а по воскресеньям обычно рано встаю, чтобы пойти в церковь.

На это она улыбнулась, а потом сочла необходимым добавить, что сама она в церковных службах смысла не видит.

Наверх мы поднимались молча – каждая со своим ведром и корзинкой. Шанс «нести Слово Божие», к чему всегда побуждал нас священник, представился и миновал. Мы уже были на ее площадке, когда, к моему немалому удивлению, она спросила, не зайду ли я на чашку чая.

Не знаю, действительно ли старые девы любопытнее замужних женщин, хотя, полагаю, они считаются таковыми из-за пустоты собственной жизни, но не могла же я признаться миссис Нейпир, что не далее как сегодня после чая я специально взялась подметать свой лестничный пролет, чтобы, заглядывая между столбиками перил, посмотреть, как вносят ее мебель. Я уже заметила, что у нее есть кое-что недурное: бюро орехового дерева, резной дубовый сундук и набор чиппендейловских стульев, – а последовав за ней в квартиру, увидела, что она счастливая обладательница кое-каких интересных безделушек: викторианских пресс-папье и «снежных шаров», очень похожих на те, какие стояли на моей собственной каминной полке.

– Это Рокингхема, – пояснила она, когда я выразила свое восхищение. – Он собирает вещи Викторианской эпохи.

– Мне и собирать не надо было, – отозвалась я. – Раньше я жила в пасторате, и дом был полон таких мелочей. Очень трудно было решить, что оставить, а что продать.

– Наверное, это был большой, неудобный сельский дом с гулкими коридорами, масляными лампами и множеством нежилых комнат, – сказала она вдруг. – По ним иногда испытываешь ностальгию, но жить в таком мне бы совсем не хотелось.

– Он таким и был, но очень приятным. Здесь мне иногда кажется тесновато.

– Но у вас-то, разумеется, больше места, чем у нас?

– Да, еще и чердак, но комнаты довольно маленькие.

– И, опять-таки, общая ванная, – пробормотала она.

– У ранних христиан все было общее, – напомнила я. – Надо быть благодарными, что у нас отдельные кухни.

– О, боже мой, да! Вы бы меня возненавидели, будь у нас общая кухня. Я такая неряха, – добавила она почти с гордостью.

Пока она готовила чай, я занимала себя тем, что рассматривала ее книги, стопками лежащие на полу, многие из которых, как казалось, обладали невнятным научным свойством. Была еще груда журналов с зеленой обложкой и довольно суровым и удивительным названием «Человек». Мне стало интересно, о чем в них пишется.

– Надеюсь, вы не будете против, что чай в кружках, – сказала она, входя с подносом. – Я же вам говорила, что я неряха.

– Нет, разумеется, нет, – сказала я, как полагается в таких случаях, подумав, что Рокингхем был бы очень и очень против.

– Стряпней занимается, когда мы вместе, по большей части Рокингхем, – сказала она. – Я, право же, слишком занята, чтобы все успевать.

«Как жена может быть настолько занята, чтобы не успевать готовить мужу?!» – подумала я изумленно, беря с предложенной мне тарелки толстый кусок хлеба с джемом. Но, возможно, Рокингхем с его пристрастием ко всему викторианскому еще и любит готовить, поскольку, как я подметила, мужчины обычно не делают того, что им не нравится.

– Наверное, он научился во флоте? – предположила я.

– Да нет, он всегда был отличным поваром. Флот, по правде сказать, ничему его не научил. – Она вздохнула. – Он служит флаг-адъютантом у одного адмирала в Италии и последние полтора года жил на роскошной вилле с видом на Средиземное море, пока я болталась по Африке.

– По Африке?! – изумленно повторила я.

Неужели она все-таки миссионер? Она совсем не годилась для такой роли, к тому же я вдруг вспомнила ее слова о том, что она никогда не ходит в церковь.

– Да, я антрополог, – объяснила она.

– О!

Я не нашлась, что сказать от удивления, а еще от того, что не знала точно, чем занимается антрополог, и никакое разумное замечание мне на ум не пришло.

– Насколько я понимаю, Рокингхем ничем там особенным не занят, только пачками очаровывает скучных девиц в плохо сидящей белой форме из вспомогательного конкурса.

– Но, право же… – запротестовала было я, но потом решила, что, в конце-то концов, это вполне достойная работа. Священники часто преуспевают на этом поприще, и, так как многие прихожане действительно носят скучную, плохо сидящую одежду, обаятельная любезность входит у духовных лиц в привычку. Но я и не подозревала, что таких умений следует ожидать от морских офицеров.

– А теперь мне надо обрабатывать полевые заметки, – продолжала миссис Нейпир.

– Ах да, конечно. Как интересно…

– Ну…

Встав, она поставила кружку на поднос, – мне в этом почудился приказ «Вольно! Разойтись!».

– Спасибо за чай, – поблагодарила я. – Вы обязательно должны прийти ко мне, когда обустроитесь. Пожалуйста, дайте мне знать, если я могу чем-то помочь.

– Спасибо, не сейчас, – отозвалась она. – Но, возможно, позже…

Тогда я пропустила ее слова мимо ушей. Маловероятным казалось, что наши жизни могут как-либо соприкоснуться помимо случайных встреч на лестнице и, разумеется, общей ванной.

Возможно, мысль об удобствах тоже пришла ей в голову, потому что, когда я уже поднялась на полпролета, она вдруг меня окликнула:

– Кажется, я пользовалась вашей туалетной бумагой. Постараюсь не забыть принести свою, когда ваша кончится.

– Да нет, все в порядке! – крикнула я в ответ, несколько смущенно.

Я принадлежу к кругу, где о таких вещах не кричат, но все равно понадеялась, что она не забудет об обещании. Необходимость покупать туалетную бумагу на троих показалась мне довольно обременительной.

Войдя к себе в гостиную, я с некоторым удивлением обнаружила, что уже почти шесть. Должно быть, мы проговорили больше часа. Я решила, что миссис Нейпир мне не слишком нравится, но потом принялась упрекать себя в недостатке христианского милосердия. Обязательно ли все должны нам нравиться? Возможно, нет, но не следует судить ближних своих, которых мы знаем чуть больше часа. И вообще, не наше дело судить. Я так и слышала, как отец Мэлори говорит нечто подобное на проповеди, и как раз в этот момент часы Сент-Мэри пробили шесть.

Шпиль церкви виднелся за деревьями на площади. Теперь, когда они сбросили листву, церковь выглядела даже красиво: она поднималась среди фасадов домов с облезающей штукатуркой такая чопорная и викторианско-готическая, пожалуй, уродливая внутри, но очень для меня дорогая.

В нашей округе имелось два прихода, но церкви Всех Душ я предпочла Сент-Мэри – не только потому, что она была ближе, но и потому, что она была «высокой»[3]«Высокая церковь» – направление в англиканской церкви, тяготеющее к католицизму, сохраняющее обрядность и утверждающее авторитет духовенства.. Боюсь, мои бедные родители никак бы этого не одобрили: я так и видела, как мама, поджав губы и качая головой, испуганно выдыхает шепотом: «Ладан!» Но, возможно, было вполне естественным, что мне захотелось восстать против своего воспитания, пусть даже на такой безвредный манер. Я на пробу ходила на службы в церковь Всех Душ, даже два воскресенья подряд, но, когда вернулась в Сент-Мэри, отец Мэлори остановил меня однажды утром после мессы и сказал, как рад снова меня видеть, мол, они с сестрой даже начали волноваться, боялись, не заболела ли я. После этого я уже не покидала Сент-Мэри, а Джулиан Мэлори и его сестра Уинифред стали моими друзьями.

Иногда я думала: как странно, что в Лондоне мне удалось создать для себя жизнь, настолько похожую на ту, какую я вела в сельском пасторате, пока были живы родители. Но многие местечки Лондона сохранили на удивление деревенскую атмосферу, так что, возможно, все сводится к тому, чтобы выбрать себе приход и в него вжиться. Когда с интервалом в два года умерли мои родители, они оставили мне маленький доход, довольно много мебели, но никакого дома. Как раз тогда я решила поселиться с моей старой подругой Дорой Колдикот и днем, пока она преподавала в школе, работала в ведомстве по цензуре, где, по счастью, не требовалось особой квалификации, если не считать терпения, такта и некоторой склонности к эксцентричности. Теперь, когда Дора уехала, я ожидала, что снова останусь одна, заживу цивилизованной жизнью со спальней, гостиной и свободной комнатой для друзей. Я не наделена темпераментом Доры, который позволяет ей с удовольствием спать на раскладушке и есть с пластмассовых тарелок. Мне казалось, что я достаточно взрослая, чтобы привередничать и вести себя как старая дева, если захочу. Я на полставки работала в организации, помогавшей обедневшим женщинам из хороших семей, – дело, очень близкое моему сердцу, ведь я как раз из тех, кто однажды может пополнить их число. Миссис Нейпир с ее серыми брюками и антропологией ничего подобного явно не грозило.

Я думала о ней, переодеваясь, чтобы пойти на ужин в дом священника, и обрадовалась, что на мне приличная одежда, когда встретила ее на лестнице с высоким светловолосым мужчиной.

– Тебе придется пить джин из кружки, – услышала я ее голос. – Бокалы не распакованы.

– Неважно, – ответил он довольно сухо, точно это было очень даже важно. – Полагаю, ты еще не устроилась.

Не Рокингхем, решила я. Нет, конечно не Рокингхем, он же в Италии, очаровывает военнослужащих из женского вспомогательного. Может, коллега-антрополог? Колокол Сент-Мэри начал звонить к вечерне, и я одернула себя: мол, не мое дело, кто он. Идти в дом священника было еще рано, поэтому я поспешила в церковь и заняла место среди полдюжины женщин средних и преклонных лет, в будни составлявших паству. Уинифред Мэлори, как всегда опоздав, села рядом и зашептала, что кто-то сделал довольно большое, очень щедрое пожертвование на восстановление западного окна, поврежденного взрывом бомбы. Анонимное пожертвование! Захватывающе, правда? Джулиан все мне расскажет за ужином.