Глава восьмая. Студенты занимаются политикой. Лабуде-старший любит жизнь. Пощечина на берегу альстера

Онлайн чтение книги Фабиан. История одного моралиста
Глава восьмая. Студенты занимаются политикой. Лабуде-старший любит жизнь. Пощечина на берегу альстера

Родители лабуде жили в груневальде в большом греческом храме. собственно говоря, это был не храм, а вилла. и не очень-то они в ней жили. мать часто бывала в отъезде, обычно на юге, в загородном доме под лугано. во-первых, озеро в лугано нравилось ей гораздо больше, чем озеро в груневальде. а во-вторых, отец лабуде считал, что хрупкое здоровье жены требует пребывания на юге. он нежно любил жену, особенно когда она отсутствовала, и чем большее расстояние пролегало между ними, тем нежнее.

Он был известный адвокат. так как у его клиентов было много денег и много процессов, то и у него было много процессов и много денег. треволнения любимой профессии его не удовлетворяли. он ночи напролет играл в карты. покой, который навевал его дом, был ему в высшей степени противопоказан. и укоризненные глаза жены приводили его в отчаяние. не желая встречаться друг с другом, они, по мере возможности, избегали своей виллы. стефан, их сын, если хотел увидеться с родителями, вынужден был ходить на приемы, которые они устраивали зимой. эти вечера с каждым годом все больше его отталкивали, в конце концов он перестал их посещать и теперь встречался с родителями разве что по воле случая.

Больше всего об отце он узнал от одной юной актрисы на бале-маскараде, она очень подробно описывала ему человека, который ее содержал в ту пору. легкомысленные женщины при случае пытаются завести любовника, которому можно поведать об интимных привычках и нравах бывшего обладателя. в ходе беседы выяснилось, что речь идет о советнике юстиции лабуде, и стефан сбежал с бала.

Фабиан без особой охоты явился на груневальдскую виллу. ухлопать такую уйму денег на устройство дома — какая нелепость! — думал он. он вообще не представлял себе, как среди всей этой роскоши можно чувствовать себя дома, и считал, помимо всех остальных причин, вполне понятным, что родители лабуде так отдалились друг от друга в этом доме-музее.

— Ужасно, — сказал он своему другу, сидевшему за письменным столом. — всякий раз, приходя сюда, я жду, что сейчас ваш слуга заставит меня надеть войлочные туфли и поведет в экскурсию по дворцу. если бы ты сообщил мне, что верхом вот на этом стуле великий курфюрст скакал на битву под фербеллином, я был бы вынужден в это поверить. кстати, спасибо за деньги.

Лабуде махнул рукой.

— Ты же знаешь, что у меня их больше чем нужно. оставим это. я позвал тебя сюда, потому что хотел рассказать, что со мной случилось в гамбурге.

Фабиан поднялся и пересел на диван. теперь он сидел за спиной лабуде, и во время разговора тот мог не смотреть на него. оба видели в окно зеленые деревья и красные крыши вилл. окно стояло настежь, в него изредка залетала птица, прогуливалась по подоконнику, склонив головку, оглядывала комнату и опять вылетала в сад. слышно было, как кто-то граблями ровняет дорожки.

Лабуде неподвижно смотрел на крону ближайшего дерева.

— Я получил письмо от рассова, что он в самой большой аудитории гамбургского университета перед студентами различных политических убеждений выступит с докладом на тему «традиция и социализм». он предложил мне быть содокладчиком или, в рамках дискуссии, поделиться моими политическими планами. я поехал туда. рассов сначала рассказал студентам о своем путешествии по россии, о впечатлениях и разговорах с русскими учеными и художниками. его неоднократно прерывали представители социалистического студенчества. потом взял слово коммунист. ему не давали говорить правые. очередь дошла до меня. я в общих чертах набросал политическую ситуацию в европе и призвал буржуазную молодежь радикализироваться и предотвратить крушение, со всех сторон, активно или пассивно, грозящее нашему континенту. этой молодежи, сказал я, предстоит в недалеком будущем занять ведущее положение в политике, промышленности, землевладении и торговле, время старшего поколения миновало, и теперь наша задача преобразовать европу путем международных соглашений, путем добровольного сокращения частных прибылей, сведения капитализма и техники до разумных пределов, расширения социальных реформ, повышения культуры воспитания и образования. я сказал, что этот новый фронт, это конструктивное взаимодействие классов возможны, если молодежь или, по крайней мере, ее элита отрешится от чрезмерного эгоизма и если у нее достанет ума предпочесть неотвратимой катастрофе возвращение к, так сказать, «органическому состоянию». коль скоро нельзя обойтись без господствующего класса, продолжал я, не лучше ли остановить свой выбор на «классе молодежи». у представителей крайних группировок мой доклад, как обычно, вызвал буйное веселье. однако предложение рассова создать буржуазно-радикальную инициативную группу было встречено одобрением. и группа была создана. мы написали проект воззвания, которое должно быть разослано во все европейские университеты. теперь рассов, я и еще несколько человек хотим посетить ряд немецких учебных заведений, прочитать там доклады и организовать аналогичные группы. мы надеемся образовать своего рода блок с социалистическим студенчеством. если нам удастся создать такие группы во всех университетах, те, в свою очередь, смогут оказать воздействие на прочие интеллектуальные союзы. дело уже на мази. я тебе вчера ничего об этом не рассказывал, так как слишком хорошо знаю твой скептицизм.

— Я рад, — сказал фабиан, — я очень рад, что ты можешь приступить к осуществлению своего плана. ты уже связался с группой независимых демократов? в копенгагене есть «клуб европа», возьми это себе на заметку. и не сердись на меня за мои сомнения в нынешней молодежи и за неверие в то, что разум и власть когда-нибудь сочетаются законным браком. увы, здесь речь может идти только об антиномии. я придерживаюсь убеждения, что у человечества, такого, какое оно есть, существуют лишь две возможности. или, не довольствуясь своим жребием, перебить друг друга, дабы улучшить положение, или, наоборот, — правда, это чисто теоретическая ситуация, — прийти в согласие с собою и с миром. и тогда уж наложить на себя руки с тоски. эффект один и тот же. много ли проку даже от самой совершенной системы, если человек — свинья? а что думает по этому поводу леда?

— Леда воздерживается от каких-либо мнений. тем более, что она на дискуссии не присутствовала.

— А почему?

— Она не знала, что я был в гамбурге. фабиан в изумлении поднялся, но потом опять сел, не сказав ни слова.

Лабуде схватился руками за уголышки письменного стола.

— Я хотел сделать леде сюрприз. хотел тайком понаблюдать за нею. я в ней разуверился. ведь когда бываешь вместе только два дня и одну ночь в месяц, то под эту связь как бы подложена взрывчатка, а если такое положение длится годами, происходит взрыв. достоинства и недостатки партнеров тут, в общем-то, ни при чем, взрыв все равно неизбежен. несколько месяцев назад я намекнул тебе, что леда изменилась. стала притворяться. что-то из себя разыгрывать. поцелуй на вокзале, нежные слова, страсть в постели — все это был только театр.

Лабуде поднял голову. говорил он совсем тихо.

— Естественно, что люди отдаляются друг от друга, и ты уже не знаешь, что заботит ее, не знаешь ее новых знакомых. не замечаешь, как она меняется и почему. письма делу не помогают. а потом приезжаешь к ней, целуешь ее, идешь с ней в театр, спрашиваешь, что слышно нового, проводишь с ней ночь, и снова — расставание. через месяц повторяется та же ерунда. душевная близость, физическая близость, все по календарю, с часами в руках. это невозможно, она в гамбурге, я в берлине, любовь разбивается о географию.

Фабиан взял сигарету и чиркнул спичкой так осторожно, будто боялся причинить боль коробку.

— В последние месяцы перед каждой такой встречей меня охватывал страх. всякий раз, когда леда с закрытыми глазами лежала рядом, дрожа от страсти, судорожно меня обнимала, мне хотелось сорвать ее лицо, как маску. она лгала. но кого она хотела обмануть? только меня, или себя тоже? так как она? избегала любых объяснений, хотя я неоднократно в письмах просил ее объясниться со мной, я должен был сделать то, что сделал. в ночь, когда мы создали инициативную группу, я, наскоро простившись с рассовым и со всеми остальными, отправился к дому леды. в окнах было темно. надо думать, она уже спала. но мне было не до логики. я ждал.

Голос лабуде дрогнул. он схватил с письменного стола несколько карандашей и нервно принялся катать их между ладонями. деревянный перестук сопровождал продолжение рассказа.

— Улица, на которой она живет, широкая и застроена только с одной стороны, с другой — цветочные клумбы, а дальше луга, дороги, кустарник, альстер. напротив дома есть скамейка. на ней-то я и сидел, курил одну сигарету за другой и ждал. по улице часто кто-нибудь проходил, я всякий раз думал, что это леда. так я сидел с двенадцати ночи до трех, измышляя злобные разговоры, бурные сцены. а время шло. вскоре после трех к дому подъехало такси. высокий стройный мужчина вылез и расплатился с шофером. следом за ним вышла женщина, торопливо отперла дверь, вошла в дом, придержала ее, покуда не вошел мужчина, и… дверь за ними захлопнулась.

Машина уехала обратно в город.

Лабуде встал. бросил карандаши на письменный стол, быстро прошелся взад и вперед по комнате и, тесно прижавшись к стене, замер в углу у окна. уставившись на узор обоев, он пальцем водил по нему.

— Это была леда. в ее окнах зажегся свет. я видел, как за гардинами двигались две тени. в гостиной свет погас. осветилась спальня. балконная дверь стояла полуоткрытой. иногда до меня доносился смех леды. ты ведь помнишь, как звонко она смеется! минутами наступала полная тишина — и наверху, в доме, и внизу, на улице, — так что я слышал лишь биение собственного сердца.

В этот момент распахнулась дверь. вошел советник юстиции лабуде, без пальто и шляпы.

— Добрый день, стефан, — сказал он, подошел к сыну и подал ему руку. — давненько мы не виделись, а? я уезжал на несколько дней. надо было дать себе передышку. нервы, нервы. только что вернулся. как поживаешь? выглядишь ты неважно. заботы замучили? что слышно о твоей работе? ничего? ну и канительщики. есть что-нибудь от матери? пусть отдохнет еще две-три недели. недаром этот уголок зовется раем. ей там хорошо. добрый день, господин фабиан. у вас, видно, серьезный разговор? решаете, существует ли загробная жизнь? скажу вам откровенно — нет. жизнь лучше успеть прожить еще до смерти. так что дел по горло, днем и ночью.

— Фритц, ну сколько можно ждать! — послышался на лестнице женский голос.

Советник юстиции пожал плечами.

— Вот вам, пожалуйста! маленькая певичка, большой талант, без ангажемента. знает наизусть все оперы. для длительного общения, пожалуй, холодновата. ну, до свидания. чем спасать человечество, вы бы лучше развлекались. как уже сказано, жизнь надо успеть прожить до смерти. готов дать более подробные справки. не будь таким серьезным, мой мальчик.:—он подал руку обоим и захлопнул за собой дверь.

Лабуде заткнул уши руками, подошел к письменному столу, задумался и после некоторой паузы продолжил свой рассказ:

— Около пяти пошел дождь. в шесть он прекратился. небо посветлело; занимался день. в спальне все еще горел свет. в предрассветных сумерках это выглядело довольно странно. в семь мужчина вышел из дома. выйдя, он свистнул и поднял глаза. леда, в своем японском халатике, стояла на балконе и махала ему. он помахал в ответ. она на секунду распахнула халат: пусть еще раз взглянет на ее тело. он послал ей воздушный поцелуй. мне стало совсем тошно. насвистывая, мужчина пошел по улице. я опустил голову. балконная дверь наверху закрылась. '

Фабиан, не зная, как ему вести себя, сидел недвижимо. вдруг лабуде стукнул кулаком по столу.

— Сволочь! — крикнул он.

Фабиан вскочил с дивана, но лабуде покачал головой и сказал вполне спокойно:

— Ничего, ничего. слушай дальше. в полдень я позвонил. она обрадовалась, что я опять буду у нее. почему я не написал? собираюсь ли я прийти, как всегда, в пять? с недавних пор научные работники кончают раньше. я бродил по портовым улицам, до назначенного часа было еще далеко. потом я поехал туда. она приготовила чай с пирогом и очень нежно поздоровалась со мной. я выпил чашку чая, болтая о пустяках. потом леда сняла с себя платье, белье, накинула кимоно и улеглась на кушетку. я спросил, как бы она отнеслась к нашему разрыву? она спросила, что со мной? у нас ведь решено, что мы поженимся, когда я получу доцентуру. может быть, я ее разлюбил? я сказал, что не в этом теперь дело. ввиду все возрастающего отчуждения, в котором виновата она, наш разрыв представляется мне неизбежным.

Она потянулась так, что кимоно раскрылось, и капризным детским голоском пожурила меня за холодность. сказала, что в нашем отчуждении я повинен больше, чем она, о чем недвусмысленно свидетельствует эта двусмысленная ситуация. затем добавила, что очень трудно в душе перекинуть мост между гамбургом и берлином. да и в сексуальном смысле у нас не все ладно получается. когда она хочет меня, я в берлине, а когда я здесь, любовь похожа на обед, который надо есть, голоден ты или нет. вот если бы мы поженились, все было бы иначе. впрочем, я не должен сердиться. несколько недель назад ей пришлось перенести операцию. она хочет производить на свет наших детей только в качестве моей жены. не сообщила же она мне об этой маленькой неприятности, чтобы не пугать меня. но теперь она уже здорова. почему я не сяду к ней поближе? в ней проснулось желание.

— А от кого был этот ликвидированный ребенок? — спросил я.

Она села на кушетку, и лицо ее исказилось болезненной гримасой.

— И кто был тот человек, с которым ты спала сегодня ночью? — продолжал я.

— Ты бредишь, — сказала она. — ты ревнив, право же, это глупо.

Тогда я дал ей пощечину и ушел. она бросилась за мной, сбежала вниз по лестнице. в дверях остановилась, голая, в распахнутом кимоно, — около шести вечера, — и крикнула, чтобы я остался. но я ринулся прочь и поехал на вокзал.

Фабиан сзади подошел к лабуде и положил руки на плечи друга.

— Почему ты мне вчера не рассказал об этом?

— С этим все покончено, — сказал лабуде. — так меня обмануть!

— А что ей было делать? сказать правду?

— Я не хочу об этом больше думать. мне кажется, что я перенес тяжелую болезнь.

— Ты все еще болен, — сказал фабиан, — ты по-прежнему любишь ее.

— Это верно, — согласился лабуде. — но мне удавалось справиться и не с такими, как я.

— А если она тебе напишет?

— Между нами все кончено. пять лет я прожил, теша себя иллюзиями, этого довольно. худшего я тебе еще не сказал. она не любит меня, да и не любила. только теперь, когда подведена черта, счет вдруг сошелся. только теперь, когда она, лежа рядом со мной, хладнокровно меня обманывала, я понял наше прошлое. за пять минут я понял все. и списал в архив! — лабуде подтолкнул друга к дверям. — а теперь идем. мы приглашены к рут рейтер. идем, мне многое надо наверстать.

— Кто такая рут рейтер?

— Я сегодня с ней познакомился. у нее ателье, она скульптор, если можно ей верить.

— Я всегда мечтал стать натурщиком, — сказал фабиан и надел пальто.


Читать далее

Эрих Кестнер. Фабиан. История одного моралиста
Глава первая. Кельнер-оракул. И все-таки он идет туда. Институт душевных сближений 09.03.16
Глава вторая. Бывают очень назойливые дамы. Адвокат ничего не имеет против. Нищенство портит характер 09.03.16
Глава третья. Четырнадцать убитых в калькутте. Самое правильное — поступать неправильно. Улитки ползают по кругу 09.03.16
Глава четвертая. Сигарета величиной с кельнский собор. Любопытство фрау хольфельд. Жилец в меблирашках читает декарта 09.03.16
Глава пятая. Серьезный разговор в танцевальном зале. Фрейлейн паула тайком бреется. Фрау молль швыряет бокалы 09.03.16
Глава шестая. Дуэль у бранденбургского музея. Неужели опять будет война? Врач знает толк в диагностике 09.03.16
Глава седьмая. Сумасшедшие на эстраде. Последний путь пауля мюллера. Фабрикант ванн 09.03.16
Глава восьмая. Студенты занимаются политикой. Лабуде-старший любит жизнь. Пощечина на берегу альстера 09.03.16
Глава девятая. Странные девушки. Кандидат в покойники остается в живых. Кафе называется «кузина» 09.03.16
Глава десятая. Топография безнравственности. Любовь пребудет вечно! Да здравствует маленькая разница! 09.03.16
Глава одиннадцатая. Сюрприз на фабрике. Кройцберг и чудак. Жизнь — дурная привычка 09.03.16
Глава двенадцатая. Изобретатель в шкафу. Не работать — стыдно. Мать на гастролях 09.03.16
Глава тринадцатая. Универсальный магазин и артур шопенгауэр. Бордель наоборот. Две двадцатимарковые бумажки 09.03.16
Глава четырнадцатая. Путь без дверей. Язык фрейлейн зелов. Лестница с карманными воришками 09.03.16
Глава пятнадцатая. Молодой человек, каким он должен быть. О сути вокзалов. Корнелия пишет письмо 09.03.16
Глава шестнадцатая. Фабиан в погоне за приключениями. Пальба на веддинге. Луна-парк дядюшки пелля 09.03.16
Глава семнадцатая. Телячью печенку, пожалуйста. Он высказывает ей свое мнение. Коммивояжер теряет терпение 09.03.16
Глава восемнадцатая. От отчаяния он идет домой. Что нужно полиции? Печальное зрелище 09.03.16
Глава девятнадцатая. Фабиан защищает друга. Разбитый портрет лессинга. Одиночество в халензее 09.03.16
Глава двадцатая. Корнелия в автомобиле. Тайный советник ничего не знает. Фрау лабуде теряет сознание 09.03.16
Глава двадцать первая. Фрейлейн доктор становится кинозвездой. Старая знакомая. Мать продает жидкое мыло 09.03.16
Глава двадцать вторая. Посещение школьных казарм. Кегли в парке. Прошлое сворачивает за угол 09.03.16
Глава двадцать третья. Пильзенское пиво и патриотизм. Бидермейер по-турецки. Фабиана обслуживают задаром 09.03.16
Глава двадцать четвертая. У господина кнорра мозоли. Газете нужны дельные люди. Учитесь плавать! 09.03.16
Глава восьмая. Студенты занимаются политикой. Лабуде-старший любит жизнь. Пощечина на берегу альстера

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть