Онлайн чтение книги Факультет журналистики
3

Пашка Пахомов приобщился к «хиве» три года назад, в середине первого курса. Тогда он был на распутье — крутая метаморфоза, которая стряслась с бывшим школьным отличником и золотым медалистом Павликом Пахомовым на границе средней и высшей школы, неожиданно забросившим занятия и лекции, раскручивала Пашку в совершенно неведомом даже ему самому направлении. Он поругался с однокурсниками, рассорился с лучшим своим другом комсоргом группы Тимофеем Головановым. Его тут же обвинили в противопоставлении личности коллективу — формулировка Тимофея Голованова — и начали прорабатывать и склонять на собраниях. Вокруг Пашки образовалась пустота.

На первом курсе, посещая академические занятия по физкультуре, готовясь вместе с однокурсниками к сдаче норм ГТО, Пашка впервые обнаружил существование на кафедре физического воспитания и спорта особых, ни на кого из его однокурсников не похожих людей. Здесь не было разделения студентов на курсы и факультеты, а такие слова, как, например, «лекция» или «семинар», вообще произносились очень редко. Студенты, аспиранты, преподаватели, доценты и даже доктора наук (Курдюм, например), сидели рядом на подоконниках, непрерывно острили, хохотали над каждой удачной шуткой, играли друг с другом в шахматы, «обзванивали» вовсю своих противников, не обращая никакого внимания ни на разницу в возрасте, ни на то, что ты, скажем, всего лишь навсего второкурсник, а напротив тебя сидит за шахматной доской почтенный член-корреспондент, давно уже избранный в какую-нибудь королевскую академию.

Здесь обо всем на сеете спорили только на равных, не признавали никаких авторитетов, не давили степенями и званиями, охотно выслушивали заведомые парадоксы. Здесь можно было высказать любую мысль, даже самую нелепую, и никто не назвал бы ее несостоятельной сразу, а корректно и вежливо был бы произведен подробный анализ твоего поспешного умозаключения, и молодой, здоровый научный задор был бы отделен от нездоровой наукообразной шелухи, и первый — одобрен, а вторая — осуждена.

Здесь горячо обсуждались самые жгучие проблемы современной физики, химии, биологии, истории, географии, геологии, математики, философии, филологии, и от этого казалось, что в узком коридоре кафедры физического воспитания и спорта на его длинных деревянных подоконниках сосредоточен весь огромный современный мир со всеми его жгучими и нерешенными проблемами.

И Пашка, рассорившись с однокурсниками и даже с Тимофеем Головановым, целиком перекочевал на кафедру физкультуры. «Хива» приняла его в свое лоно дружелюбно и на равных началах.

Со временем Пашка, конечно, примирился и с однокурсниками и с Тимофеем Головановым, но принадлежность и привязанность к «хиве» осталась неизменной и постоянной.

…В тот день, с которого началось наше повествование, «хива», как обычно, сложив на последнем подоконнике портфели, книги и конспекты лекций, гоняла мяч в баскетбольном зале. И, как всегда, судьей этого дикого игрища был Костя Хачатуров. Пашка и Люсьен-Гаврила мгновенно подключились к поединку и были введены в состав одной из команд.

К началу третьего часа игры счет перевалил (как это часто бывало) за двести очков. Привлеченные беспорядочным топотом ног, громкими криками, взрывами смеха и непрекращающимся весельем в зале, постепенно начали накапливаться всякие случайные зрители, для которых доступ на все «дикие» сражения «хивинцев» — в отличие от тренировок клубных университетских команд — был всегда абсолютно свободен.

Потом стали собираться и постоянные обитатели кафедры физического воспитания. Первым в зал вошел Леве. Капелькин. Потом появился в своем зелено-желто-бело-малиново-голубом свитере Леня Цопов. Владелец выдающегося трикотажного изделия, несмотря на то, что входил в сборную страны по борьбе, испытывал к «хиве» некое снисходительное расположение — не увенчанные разрядами, но страстно преданные спорту «хивинцы» напоминали ему его спортивную юность.

Опираясь на палку, в зал вошла Нонка, сразу же за ней прибыли Тарас и Курдюм. Последней в зале появилась стройная и белокурая Славка. И тут же все сразу поняли, что не пройдет и двух минут, как в зале окажется Валера — лучший баскетболист университета, мастер спорта по легкой атлетике.

Валера влетел вслед за Славкой не через две минуты, а через две секунды. Вместе с ним в зал вошли Федот, Хрусталев и Барашкин — коллеги Валеры по баскетбольной команде мастеров МГУ. Это все были высокорослые, атлетически сложенные ребята с разных факультетов университета: Федот был биологом, Хрусталев — мехматовцем, Барашкин числился на химфаке, но самой выдающейся фигурой среди них, несомненно, был Валера.

Валера обладал выдающейся спортивной фигурой и в прямом, физическом смысле слова. Представьте себе на мгновение мраморного микеланджеловского Давида, стоящего на первом этаже Музея изобразительных искусств в Москве в углу возле лестницы. Оденьте его мысленным взором в трусы, майку и баскетбольные кеды, вдохните в него жизнь, и перед вами возникнет Валера — лучший баскетболист университета, аспирант физического факультета, безнадежно влюбленный в Славку, в нордически недоступную, по-варяжски холодную, стройную, как газель, сероглазую, белокурую и невозмутимую Славку.

Познакомившись со Славкой в первые дни ее поступления в университет на философский факультет, Валера — он был тогда уже на третьем курсе физфака, — к всеобщему изумлению, немедленно бросил легкую атлетику и тут же переключился на баскетбол. За два года он добился невероятных успехов, проделав путь от новичка до команды мастеров, но гордой и недоступной Славки Валера добиться так и не смог. На пылкого, «полумраморного» Валеру она не обращала вроде бы никакого внимания. Валера мрачнел, худел, все лучше и лучше играл в баскетбол и, не теряя все-таки последней надежды, постоянно преследовал Славку.

…Первым оценил создавшуюся в зале лирическую ситуацию Лева Капелькин. Обведя взглядом всех игроков и зрителей, Лева уставился наконец в ту сторону, где около шведской стенки, возле вытянувшейся струной белокурой Славки нежно громоздился несчастный греческо-римский Валера.

— Кончай игру! — закричал Лева Косте Хачатурову, выскакивая на середину зала. — Давай свисток! Есть гениальное предложение — матч века! «Хива» против мастеров.

— «Хива» устала, — мрачно сказал Костя Хачатуров.

— Тогда я за «хиву» выйду, — выдвинул Лева на всеобщее обсуждение следующую часть своего плана. — Кто со мной против мастеров встанет?

— То есть, конечно, я, — тут же отозвался Тарас.

— И я, — встал рядом с Тарасом Курдюм.

— И я, — медведем шагнул вперед верзила Леня-Бульдозер.

— Так, четверо уже есть, — констатировал Лева, — нужен пятый.

Он посмотрел на собственно «хиву», устало толпившуюся вокруг Кости Хачатурова.

— Одного человека можете выделить? — обратился Лева к «хивинцам». — Ну, кто самый смелый?

— Пускай Пашка Пахомов попробует, — неуверенно сказал Костя Хачатуров. — Он сегодня лучше всех играл.

— Идешь к нам, Пашка? — спросил Лева.

Пашка не верил собственным ушам. Его, рядового «хивинца», зовет играть в одной с ним команде сам Лева Капелькин, великий Лева Капелькин. И в какой команде! Где будут сразу трое мастеров спорта — Тарас по шахматам, Леня Цопов по борьбе, Лева по футболу, да еще Курдюм — общепризнанный гений математики.

А против кого они будут играть? Против первой сборной МГУ, против Федота, Хрусталева и Барашкина, а главное — против самого Валеры, который всегда был Пашкиным идеалом, Пашкиным кумиром, недостижимой и неосуществимой Пашкиной мечтой.

Задохнувшись от счастья и проглотив подошедший к горлу комок, Пашка молча подошел к Леве и преданно встал рядом.

Между тем первая сборная — Федот, Хрусталев и Барашкин — не только не выражала никакой готовности встретиться с вновь организованной командой (болельщики тут же окрестили ее «нью-хивой»), но вроде бы даже и не замечала никаких Левиных организационных усилий по подготовке «матча века».

Но не таким человеком был Лева Капелькин, чтобы, начав какое-то дело, оставить его незаконченным. Лева подошел к Валере, извинился перед Славкой и, обращаясь непосредственно к лидеру первой сборной, спросил его в упор:

— Будете с нами играть?

— С кем это с вами? — неохотно повернулся к Леве Валера.

— С «хивой».

— С «хивой»? — удивился Валера. — А зачем?

— Матч века, — объяснил Лева, — «хива» против мастеров. Два тайма по десять минут. Даете нам двадцать очков форы.

— Нас только четверо, — попытался отвязаться от Левы Валера, — неполный состав.

— А вы Славку возьмите пятой, — подмигнул Лева Валере.

— Славку? — еще более удивился недогадливый Валера. — Но ведь она…

Он хотел было произнести слово «женщина», но хитрый Лева, перебив его, обратился прямо к Славке:

— Слава, сыграешь за мастеров?

— С какой это стати я с мужиками буду ломаться? — пожала плечами Славка. — Убьете еще. Один Ленька-Бульдозер чего стоит. Толкнет плечом — и ничего от меня не останется.

И тут сработала главная идея глубоко задуманного Левой плана.

— Славочка, — гордо выпрямился Валера, — давай сыграем вместе. Никто тебя не только плечом — пальцем не тронет. Я лично за это отвечаю.

Перспектива защищать Славку от опасности и целых двадцать минут находиться в непосредственной близости от нее полностью захватила Валеру. Возможность сразиться с верзилой-самбистом Ленькой Цоповым сильнейшим образом увеличивала его шансы в ухаживаниях за Славкой. Безответной Балериной любви судьба в лице Левы Капелькина предоставляла счастливый случай продвинуться вперед к успеху и добиться хотя бы небольшой взаимности. Валера с благодарностью посмотрел на Леву, и сердце маленького футболиста сжалось от радости: план его, кажется, приближался к осуществлению.

— Играть предлагается на двенадцать бутылок пива, — выдвинул Лева последний аргумент. — Если через двадцать минут, то есть к концу второго тайма, счет будет в вашу пользу, — пиво ваше, если не отыграете фору — пиво наше.

— Ребята! — крикнул Валера Федоту, Барашкину и Хрусталеву. — «Хива» хочет выставить нам дюжину пива. Просит двадцать очков форы и предлагает, чтобы за нас играла Славка!

Федот, Барашкин и Хрусталев отвесили в сторону Славки галантный полупоклон, как бы давая этим понять, что принимают ее в свои ряды.

— Ладно, согласна, — тряхнула белокурой головой Славка. — Пойду переоденусь.

И, сопровождаемая возбужденным гулом болельщиков, пошла в женскую раздевалку.

Известие о великом баскетбольном поединке между мастерами и «хивой» с быстротой молнии облетело все старое университетское здание на Моховой улице. Из библиотек и читальных залов, из аудиторий и научных кабинетов спешили на кафедру физкультуры и спорта все новые и новые толпы болельщиков и зрителей. Зал, где должно было произойти неповторимое состязание, был забит до отказа.

Судить поединок взялся Костя Хачатуров, Нонке было поручено вести протокол встречи — фиксировать изменения в счете и полученные игроками штрафные замечания. Серьезная и важная Нонка торжественно восседала за принесенным откуда-то маленьким судейским столиком.

Когда в зал вошла Славка, все ахнули от удивления— до того красива была она в своей белоснежной спортивной форме. Майка плотно обтягивала круглые Славкины плечи. На белых полотняных трусах были заглажены спереди и сзади острейшие стрелки. Умопомрачительной прямоты и стройности Славкины ноги были облачены в элегантные белые носки и такие же белые баскетбольные кеды. Великий скульптор итальянского Возрождения Микеланджело Буонарротти, пожалуй, совсем не ошибся бы, если б одновременно со своим Давидом изваял из мрамора и прекрасную Славкину фигуру, которая могла стоять рядом с Давидом как на центральной площади города Флоренции, так и в Музее изобразительных искусств имени Пушкина.

Словно бы исправляя допущенную Микеланджело оплошность, Славка подошла к первой мужской сборной команде МГУ и встала рядом с Валерой. Зал замер в немой паузе. Стоящие друг возле друга Валера и Славка на самом деле были похожи на воплощенную мечту великих скульпторов всех времен и народов об идеальной человеческой паре.

Раздался свисток Кости Хачатурова, и великое состязание «хивы» и мастеров началось. Мяч, конечно, сразу оказался у мастеров, Федот, не глядя, откинул его Хрусталеву, Хрусталев, тоже не глядя, подбросил мяч вверх в сторону щита Левиной команды, над штрафной площадкой «хивы» взвилась вверх фигура Валеры, и лидер первой сборной забросил мяч в корзину.

Зал взорвался аплодисментами.

— Лева, готовь пиво! — крикнули из толпы болельщиков.

Теперь игру от своего кольца начала «хива». Лева, собрав всех игроков в кружок, долго и многозначительно объяснял им что-то шепотом. Точно выполняя Левины инструкции, два великана, Тарас и Леня-Бульдозер, поперли напрямик от своего кольца к щиту мастеров. Курдюм в это время метался с вытаращенными глазами и растопыренными пальцами в штрафной площадке мастеров.

Лева Капелькин немного пробежался дриблингом. На него напал Хрусталев. Но Лева недаром был мастером спорта по футболу. Он ловко увернулся от Хрусталева и закрыл мяч корпусом. За Пашкой Пахомовым должна была следить Славка, но она чувствовала себя еще не совсем уверенно среди огромных мужских рук, плеч и спин, и Пашка Пахомов на мгновение оказался свободным от опеки. Этим тут же воспользовался хитрый Лева Капелькин. Он послал Пашке молниеносный пас. Пашка поймал мяч, подпрыгнул и направил бросок в корзину мастеров.

— Ура-а! Ура-а! — завопили болельщики и зрители. — Дави мастеров! Молодец, Пашка! Валера, готовь пиво!

Пашка, бывший на седьмом небе от счастья, мчался обратно к своему щиту. И вдруг среди радостных и веселых болельщиков он увидел хмурое и озабоченное лицо своего групкомсорга Тимофея Голованова. «Ага, — подумал Пашка, — и Тимоха выполз из своего любимого читального зала, не удержался. И его захватило. И что же он увидел? Как его друг Павел Пахомов, которого он, Тимоха, ругает на каждом собрании, играет среди сплошных мастеров спорта».

Первая сборная между тем, раздраженная нахальством «хивинца» Пахомова, пошла в ответную атаку. Три передачи, и Валера, сделав от центрального круга два огромных шага, рванулся вверх в неимоверном прыжке к щиту соперников. Пролетев по воздуху чуть ли не половину всего зала, Валера точно вышел под кольцо и заработал два очка.

Это, безусловно, был выдающийся мяч. Такое можно было увидеть только на больших соревнованиях — на первенстве Москвы, например. И зал, несмотря на то, что девяносто процентов зрителей болело за «хиву», наградил Валеру взрывом восторженных криков и аплодисментов.

Мастера снова сократили фору на два очка, но хитроумный Лева тут же предпринял ответный демарш.

Тарас и самбист тяжеловес Леня оттеснили своей массой от щита игроков противника, и Лева, нырнув в образовавшееся пространство, забил мяч в кольцо мастеров.

Это была уже настоящая сенсация. «Нью-хива» на равных играла с мастерами! Зал недоуменно гудел. Мастера разозлились. За две минуты Федот, Барашкин и Хрусталев, разыграв несколько молниеносных комбинаций, забили «хиве» подряд три безответных мяча.

Левина команда начала нервничать. Курдюм несколько раз выронил мяч из рук, хотя на него никто не нападал. Тарас, споткнувшись на ровном месте, растянулся на полу под веселый хохот зрителей во весь свой огромный рост.

Мастера начали атаку. Барашкин и Хрусталев, передавая мяч друг другу мелкими пасами, красиво и ловко двигались почти плечом к плечу к щиту «хивы». Самбист Леня, будучи не в силах выдержать это обидное зрелище, ринулся на них и уложил на пол обоих.

— С поля Стегоцефала! — заорали возмущенные болельщики. — Долой Бульдозера! Гнать его в шею! Эта дубина нам всех мастеров перекалечит!

Лева Капелькин совсем приуныл. «Хива», даже «нью-хива», все-таки оставалась «хивой», а мастера— мастерами. С Тараса пот лил в три ручья. Курдюм давно уже «вешал лапшу». В Левиной команде оказывать хоть какое-то сопротивление противнику могли только он сам, Лева Капелькин, и Пашка Пахомов.

— Пашка, — свистящим шепотом заговорил Лева, — неужели мы просто так, за здорово живешь, отдадим им такую фору? Надо играть, Пашка! Надо ложиться костьми!

Лева отдал Пашке пас, но перед Пашкой, как молния, сверкнула греческо-римская фигура Валеры, который, перехватив адресованный Пашке мяч, уже неудержимо мчался к их кольцу.

— Держите его! — отчаянно закричал Лева. — Что же вы стоите, как вареные?

Валера взметнулся вверх в своем знаменитом прыжке. Мгновенно оценив ситуацию, он увидел, что все девять игроков обеих команд столпились под щитом и только десятый игрок — Славка — стоит, никем не прикрытая.

И вместо того, чтобы самому забрасывать верные два очка, Валера откинул мяч Славке. И Славка, изогнув в талии белоснежную и стройную свою фигуру, бросила мяч женскими руками в кольцо мужской команды и под гром аплодисментов всего зала точно попала в корзину.

На Леву Капелькина страшно было смотреть. Лицо его пылало гневом. Благородная инициатива — свести Валеру и Славку в одной команде — оборачивалась теперь против него ужасным унижением pro личного спортивного честолюбия.

— Кто Славку держит? — заорал Лева на своих игроков. — Почему она свободно по всему полю гуляет? Не хватало нам еще Славке проигрывать, да?

— Я Славку держу, — упавшим голосом признался Пашка Пахомов.

— Так держи ее плотнее! — рявкнул Лева Капелькин. — Не отходи от нее ни на шаг! Приклейся к ней! Мужик ты или повидло?

Это был горький, а главное — совершенно незаслуженный упрек. Весь зал видел, что Славка забила мяч не потому, что Пашка плохо держал ее, а потому, что прыгучий и ловкий греческо-римский Валера подарил ей эти два очка из собственных рук. Но тем не менее обидный упрек в том, что он, Пашка, мужчина, играет хуже Славки, женщины, был брошен публично, во всеуслышанье.

От Славки пахло духами и еще бог знает чем — женским, кружащим голову. У Пашки рябило в глазах, подкашивались ноги, когда он видел туго обтянутую майкой Славкину грудь, стройную спину и пушистые белокурые завитки волос на шее. Но с какой бы стороны ни пробовал Пашка подступиться к Славке, его постоянно встречало то правое, то левое Валерино плечо. Валера то нападал на Пашку и незаметно, в рамках правил, бил его резким движением плеч в грудь и спину, то вставал на пути Пашки к Славке, и Пашка, бессильно тыкаясь в него своими худыми ключицами, непрерывно испытывал боль от постоянных столкновений с Валерой.

И Пашкой постепенно овладело какое-то новое, незнакомое ему раньше чувство. Неожиданно он поймал себя на мысли о том, что голова его гораздо больше, чем Славкой, занята непосредственно самим Валерой, великим и неподражаемым Валерой.

И Пашке вдруг захотелось стать лучше Валеры. Не в том смысле, чтобы быть физически сильнее его, — этого просто не могло произойти. Пашке вдруг захотелось доказать всем, что он может стать не таким, каким он был вот в эти самые последние секунды — нелепым, неуклюжим «хивинцем», жалко тыкающимся в плечи Валеры, не умеющим удержать на баскетбольной площадке даже Славку, женщину, хотя и белокурую, хотя и белоснежную, но все-таки женщину.

Слово «повидло», произнесенное Левой Капелькиным в азарте игры, от горечи надвигающегося поражения, вдруг отбило в Пашкином состоянии какую-то границу, какую-то черту, которую ему захотелось немедленно переступить.

Пашка не желал быть больше «повидлом», ему не хотелось быть больше «хивой» — жалкой и бесправной «хивой», ютящейся на последнем подоконнике кафедры физического воспитания и спорта. Пашке вдруг захотелось стать лучше самого себя.

— Лева! — громко закричал Пашка неожиданным для всех ломающимся басом. — Неужели мы просто так, за здорово живешь, отдадим им такую фору? Играть надо, Лева! Костьми надо ложиться!

Пашка прошел от своего кольца несколько метров дриблингом и вдруг, неожиданно ускорившись и невольно, не осознавая еще этого, подражая Валере, сделал два разрешенных правилами больших шага и рванулся вверх в прыжке — конечно, не в таком мощном и высоком, как Балерин прыжок, но рванулся.

Мастера, не ожидавшие от Пашки такой прыти, тоже рванулись к нему, но было уже поздно. Долетев почти до самого щита Балериной команды, Пашка взмахнул рукой, и мяч оказался в корзине.

Зал взорвался аплодисментами.

— Ура, Пашка, ура-а! Дави мастеров!

Мастера начали игру со своей половины. Мяч попал к Славке. Привыкшая к близости Пашки около себя, Славка неуверенно оглянулась по сторонам и не очень сильно бросила мяч в ту сторону, где стоял Валера.

Пашка, как метеор, кинулся наперехват. Опередив на какую-то долю секунды Валеру, не догадывавшегося даже о том, что Пашка Пахомов обладает такой стартовой скоростью (а никакой стартовой скоростью Пашка не обладал, просто дух окреп в нем, проснулось самолюбие), Пашка поймал мяч перед самым лицом лучшего игрока университета, взметнулся под кольцом и точно положил мяч в корзину.

В спорте иногда так бывает: то, что сначала получается у одной команды, потом начинает получаться только у другой. Удача, сопутствовавшая мастерам, переметнулась на сторону «хивы». И лидером «хивинских» атак единолично сделался Пашка Пахомов. Вся «хива» играла теперь только на него, Пашка забил еще два мяча. Зрители и болельщики неистовствовали, бесконечно скандируя Пашкины имя и фамилию. Мастера недоумевали — никогда еще им не приходилось видеть, чтобы в течение одного тайма так резко изменился класс игры одного и того же человека.

Фора выросла до восемнадцати очков. Растерявшаяся Славка изо всех сил пыталась держать Пашку, бегала за Пашкой по всей площадке. Серые Славкины глаза и белокурые волосы порой находились всего в нескольких сантиметрах от Пашки, сердце которого чуть было снова не дрогнуло от тайной влюбленности в Славку.

Но в этот день в душе Пашки Пахомова родился настоящий спортсмен. Он отогнал чувства, в очередной раз обвел Славку и хотел было уже бросить мяч по кольцу, но в это время раздался свисток судьи Кости Хачатурова. Первая половина «матча века» окончилась. Был объявлен пятиминутный перерыв между таймами.

В перерыве все только и делали, что говорили о Пашке. Фамилия его была у всех на устах. Было совершенно ясно, что в университете появился новый классный баскетболист… Вот вам и «хива»! Вот вам и бессистемные тренировки под руководством рыцаря печального образа на общественных началах Кости Хачатурова. Вот вам и «дикие» многочасовые игры, которые так любили осуждать штатные тренеры клубных команд. Был, оказывается, смысл во всех этих бессистемных тренировках, во всех этих «диких» многочасовых играх, если вырос в «хиве» такой игрок, как Пашка Пахомов, сумевший забить пять мячей подряд мастерам?

Да, Пашка действительно был героем первой половины матча «нью-хивы» с мастерами. Он сидел в раздевалке, и вся команда — Курдюм, Леня Цопов, Тарас и Лева Капелькин — с удивлением разглядывали его, будто видели первый раз в жизни.

— Ты вообще-то не устал, Пашка? — озабоченно спросил Лева. — Все-таки два часа перед этим гонял, а?

— Нисколько, — храбрился Пашка. — Я чем больше играю, тем меньше устаю.

Все заулыбались. Пашка был младше всех, и поэтому хвастовство его было понятно и всеми оправдывалось.

— То есть я совершенно точно считаю, что сегодня у Пашки звездный день, — глубокомысленно изрек Тарас.

— А ты, лоб здоровый! — напустился на Тараса Лева Капелькин на правах капитана. — Не мог, что ли, Валеру пару раз прихватить, чтобы он своими козлиными прыжками не красовался?

— Прихвачу, — пообещал Тарас, — во втором тайме обязательно прихвачу.

— Теперь задача для Курдюма, — повернулся к нему Лева. — Толку от него сегодня в игре было как от козла молока. Больше мешал, чем помогал. Поэтому во втором тайме Курдюм должен будет следить за всеми мячами, которые окажутся на полу… Как только увидишь, что мяч уронили где-нибудь на пол, так сразу беги туда и ложись на него, чтобы мастерам не достался. А в остальное не вмешивайся, понял?

Доктор наук радостно согласился со своим новым амплуа — вести борьбу за мяч только на полу.

— Ну, вот вроде бы и все, — подвел итоги Лева. — Держитесь крепче, ребята! Ведь дело же не в двенадцати бутылках пива, правда? Характер надо показать, волю, выдержку! Сумели же мы у них первый тайм выиграть? Почему бы и второй не выиграть?

В коридоре заливался свисток судьи Кости Хачатурова, вызывавшего команды на второй тайм.

— Пошли, — коротко сказал Лева, и «нью-хива» двинулась из раздевалки.

В коридоре, у входа в зал, Пашку окликнул Тимофей Голованов.

— Здорово! — дружелюбно улыбнулся Тимофей.

— Здорово, — сдержанно ответил Пашка.

— Играешь ты сегодня как бог! — восхищенно сказал Голованов.

— Благодарю за внимание, — усмехнулся Пашка. — Чем обязаны вашему присутствию в столь несерьезном месте, как кафедра физкультуры?

Тимофей Голованов внимательно посмотрел на Пашку.

— Да, играешь ты сегодня как бог, — задумчиво повторил Тимофей, — а вот ни на одной лекции не был.

— Ладно, — поморщился Пашка, — смени пластинку, надоело.

Ему было просто смешно слушать сейчас Тимофея. Он, Пашка Пахомов, показал сегодня игру высочайшего класса, о нем говорит весь университет, и в этот торжественный день вдруг появляется зануда Тим Голованов и начинает читать ему нотации.

— Если говорить откровенно, — серьезным голосом начал Тимофей, — то я пришел сюда совсем не случайно. Я искал тебя.

— Ну, вот нашел. И что дальше?

— Завтра у нас будет комсомольское собрание. Явка обязательна.

— Буду, — коротко пообещал Пашка.

— Собрание назначено на восемь часов утра…

— Зачем в такую рань-то?

— После девяти часов нет ни одного свободного помещения.

— Пашка! Пахомов! — закричал, выскакивая из зала в коридор, Лева Капелькин. — Ты где? Иди скорее, там без тебя не начинают!

— Иду! — отозвался Пашка. — Иду!

Он снисходительно посмотрел на строгого и серьезного Тимофея, и ему вдруг стало жалко друга: вот ведь педант, не поленился прийти на кафедру физкультуры, которую он искренне ненавидел, чтобы предупредить комсомольца своей группы Пахомова о том, что собрание назначено на восемь часов утра.

…С самых первых минут второго тайма игра пошла не по тому стратегическому плану, который нарисовал «нью-хиве» в раздевалке Лева Капелькин. В первом тайме мастера хотели порезвиться, поразвлекаться с «хивой», но неожиданная игра Пашки Пахомова поставила под угрозу их репутацию. Теперь требовалось срочно восстановить авторитет первой сборной. И мастера вышли на поле совершенно новой командой. Во-первых, была посажена на скамейку Славка, а во-вторых, никто не позволял себе уже никаких вольностей и красивых прыжков. Мастера действовали как хорошо налаженный, четкий механизм: три-четыре передачи, кто-нибудь выскакивал на свою любимую «точку», получал пас и точным, почти автоматическим броском посылал мяч в корзину «хивы».

Первая сборная не показала во второй половине ни одного индивидуального приема. Игра ее строилась на академическом коллективизме и сухом практицизме, и счет матча неудержимо менялся. К началу шестой минуты фора была уже полностью ликвидирована. Болельщики, по дилетантскому своему недомыслию ценившие в баскетболе только красивое индивидуальное мастерство и личный романтизм каждого игрока — стиль Пашки Пахомова, — сдержанно приветствовали успех первой сборной,

Несколько раз срывал аплодисменты Курдюм. Доктор наук, не проявлявший никакого интереса к мячу, пока он находился в руках игроков, зорко следил за всеми падениями мяча на пол. И как только он, выпав из чьих-либо рук, оказывался на полу, Курдюм стремительно, головой вперед бросался под ноги игроков, накрывая мяч своим телом. И это дало повод болельщикам для разговоров о том, что Курдюм, занимаясь с младенческих лет высшей математикой, по всей вероятности, совершенно напрасно сгубил свою молодость на алгебраические формулы и уравнения. Из него мог бы получиться весьма неплохой регбист.

Пытались повлиять на ход «матча века» своими мамонтообразными фигурами и Тарас с Леней-Бульдозером. Забыв все наставления Левы Капелькина, они, легкомысленно оставив без защиты свое кольцо, пытались забросить в корзину противника несколько мячей.

Но аспирант Валера не дал Тарасу и Лене Цопову ни малейшего шанса изменить счет. И борец-верзила не выдержал Валериного успеха и позора своей команды. Улучив момент, он сделал попытку бросить Валеру через бедро, но Валера что-то такое сделал с ногой и рукой Лени Цопо ва одновременно, в результате чего Леня-Стегоцефал сам полетел в толпу болельщиков под оглушительный хохот последних.

Это было началом конца. Рассвирепевший Бульдозер кинулся на Валеру. Барашкин и Хрусталев, надеясь спасти жизнь лучшему баскетболисту университета, бросились оттаскивать Цопова от Валеры. Неожиданно Лева Капелькин, издав воинственный клич, в котором была вся горечь поражения, как пантера, прыгнул с разбега на спину Барашки-на. Федот пытался стащить Леву, но «олимпиец» Тарас, решив не давать в обиду маленького футболиста, оттолкнул Федота. В живот Тарасу врезался Хрусталев, которого немедленно атаковал Пашка Пахомов.

И тут-то Курдюм, задумчиво наблюдавший всю сцену со стороны, бросился в ноги динамичной скульптурной группе, и вся «нью-хива» вместе с мастерами завалилась на пол.

Рыцарь на общественных началах Костя Хачатуров отчаянно свистел в свой свисток, Нонка стучала в пол палкой, Славка требовала вызвать милицию. На поле хлынули болельщики, и противоборствующие стороны были, наконец, расцеплены и разведены каждая под свое кольцо.

Мастера, не пожелавшие больше иметь с дикой «хивой» никаких дел, высокомерно отказались от выигранных двенадцати бутылок пива и гордо покинули зал.

Уже в дверях их догнала Славка и носовым платком вытерла пот со лба изрядно помятого в столкновении греческо-римского Валеры.

Валера обнял Славку, Славка положила голову на Валерино плечо, и на глазах замерших от удивления зрителей и болельщиков они вышли из зала рядом друг с другом.

Увидев это, Лева Капелькин, несмотря на всю драматичность и даже трагичность ситуации, печально улыбнулся. Один положительный результат встреча мастеров с «нью-хивой» все же дала: судьба Валеры и Славки была решена. Благородный замысел будущего юриста Левы Капелькина был приведен в исполнение.