Онлайн чтение книги Свободное владение Фарнхэма Farnham's Freehold
Глава 7

Карен и Барбара мылись сами, мыли посуду и стирали белье. Над ними бдительно нес вахту Джо. Вокруг места, где они обычно купались, кусты и деревья были вырублены так, чтобы хищник, если он появится, не ускользнул от внимания Джо. Он непрерывно оглядывал окрестности, чтобы не пропустить приближение какой-либо опасности. Он не мог позволить себе отвлечься, наблюдая пикантное зрелище, которое должен был охранять.

– Барби, эта простыня не выдержит еще одной стирки. Она совсем обветшала, – сказала Карен.

– Ничего, ветошь нам тоже пригодится.

– Да, но что же мы будем использовать вместо простыней? А все это мыло, – Карен зачерпнула ладонью массу из миски, стоявшей на берегу. Масса была серой, мягкой, неприятной на ощупь и больше всего напоминала овсяную кашу. – Эта дрянь прямо-таки проедает белье насквозь.

– Простыня – это еще полбеды, а вот что будет, когда не останется ни одного полотенца.

– Да, притом последнее из них, непременно окажется мамочкиным, – с иронией добавила Карен, – наш хранитель обязательно выдумает причину для этого.

– Вот это ты зря, Карен. Не забывай, что Дьюк проделал колоссальную работу.

– Я знаю, знаю. Дьюк не виноват, что так получается. Это все его приятель Эдди.

– Какой еще Эдди?

– Эдипов комплекс, дорогуша.

Барбара отвернулась и стала полоскать пару заношенных голубых джинсов. – Ты согласна со мной? – спросила Карен. – У каждого могут быть недостатки.

– Только не у меня. Даже у папочки есть дефект. Его все еще беспокоит шея.

Барбара выпрямилась.

– Разве она еще не прошла. Может быть ему помог бы массаж?

Карен хихикнула.

– Ты знаешь, сестричка, в чем твоя слабость? Ты ни за что не заметишь шутки, если она касается тебя. Просто у отца несгибаемая шея упрямца и этого ничем не вылечишь. Его слабость в том, что у него нет слабостей. Не надо хмуриться. Я люблю папочку. Я просто восхищаюсь им. Но я рада, что не похожа на него. Я сейчас отнесу белье к кустам шиповника и развешу его там. Проклятье, почему отец не запасся вешалками для одежды. Эти шипы еще хуже, чем мыло.

– Без вешалок мы можем обойтись. Хью и так запасся невероятно большим количеством необходимого. Буквально всем, начиная с будильника с восьмидневным заводом…

– Который, к слову сказать, сразу же разбился.

– …и кончая инструментами, семенами и книгами и еще бог знает чем. Карен, сначала оденься.

Карен остановилась. Одна ее нога уже стояла на берегу.

– Чепуха. Старина Каменное Лицо не будет подглядывать. Издевательство, самое настоящее издевательство – вот что это такое. Мне кажется, что я сама когда-нибудь наброшусь на него.

– Чем ты недовольна? Просто Джо в экстремальной ситуации показал себя настоящим джентльменом. Так что не надо выходить из себя. Подожди, сейчас я закончу полоскать свое белье и мы отнесем сушить сразу все.

– Хорошо, хорошо. Но я все время спрашиваю себя: есть в нем что-нибудь человеческое или нет?

– Конечно есть. Готова поклясться в этом. Он настоящий мужчина.

– Хмм… Барби, уж не хочешь ли ты сказать, что наш святой Иосиф подкатывался к тебе?

– Господи, ну конечно же нет! Но он краснеет каждый раз, когда я прохожу мимо него.

– Откуда ты знаешь?

– Он немного розовеет. Карен, Джо очень хороший человек. Жаль, что ты не слышала, как он объяснял мне насчет Дока.

– Что объяснял?

– Ну, понимаешь, Док начинает признавать меня, и вчера сидел у меня на руках и я кое-что заметила и сказала Джо: «Джо, Док что-то очень уж сильно растолстел. Или он всегда был такой?». Вот тут-то Джо и покраснел. Но ответил мне с очаровательной серьезностью: «Барбара, Док Ливингстон в сущности не такой уж кот, каким он себя считает, старина Док скорее относится к кошкам. Это вовсе не ожирение. Э-э-э… видишь ли, у Дока скоро родятся детки.» Он буквально выдавил это из себя. Наверное, ему показалось, что меня этим можно смутить. Смутить ему меня не удалось, но удивлена я была чрезвычайно.

– То есть, ты хочешь сказать, Барбара, что ТЫ НЕ ЗНАЛА, что Док Ливингстон – кошка?

– Откуда бы мне знать? Все называют его «он», да и имя у него… у нее… мужское.

– Но ведь доктор может быть и женщиной. Ты что же, не можешь отличить кота от кошки?

– Просто я никогда над этим не задумывалась. У Дока такая густая шерсть!

– Ммм. Да, у персидских кошек действительно сразу трудно разобрать кто есть кто. Но коты всегда отличаются весьма величественным поведением, да и прочие признаки у них довольно внушительны.

– Даже если бы я и обратила на это внимание, я просто подумала бы, что он кастрирован.

Карен, казалось, была потрясена.

– Смотри, чтобы отец этого не услышал! Он никогда в жизни не позволил бы кастрировать кота. Папа считает, что коты являются равноправными гражданами. Но ты все-таки удивила меня. Котята, надо же!

– Так мне сказал Джо.

– А я и не заметила, – Карен выглядела озадаченной. – Впрочем, если подумать, так я действительно уже давно не брала его на руки. Только несколько раз гладила его, да удерживала от опрометчивых поступков. А то он буквально не давал ничего сделать. Стоило открыть какой-нибудь ящик, как он уже оказывался там. Теперь я понимаю – это он выбирал место для котят. Мне следовало бы быть повнимательнее.

– Карен, а почему ты продолжаешь говорить «он», «его»?

– Почему? Но ведь Джо тебе все объяснил. Док СЧИТАЕТ себя котом – а почему я собственно должна разубеждать его? Он всегда так считал, и он был самым своеобразным из всех наших котят. Хмм… Кстати, Барбара, как-то раз, когда Док достиг зрелости, мы устроили ему встречу с котом-джентльменом самого что ни на есть аристократического происхождения.

Но он чем-то не понравился Доку и Док изрядно потрепал его. Поэтому мы потеряли всякую надежду и с тех пор никогда больше не пытались сводить его с кем бы то ни было. Ммм – Летописец ты наш, скажи-ка, сколько дней мы уже здесь?

– Ровно шестьдесят два дня. Я уже справлялась: нормальный для кошек срок – от шестидесяти до семидесяти дней.

– Следовательно, теперь это может случиться в любой момент. Готова побиться об заклад, что сегодня ночью мы не сомкнем глаз. Кошки никогда не рожают в нормальное время суток. – Тут Карен резко сменила тему разговора. – Барби, чего тебе больше всего не хватает? Сигарет?

– Я уже и думать о них забыла. Скорее всего, яиц. Яиц к завтраку.

– Отец подумал об этом. Оплодотворенные яйца и инкубатор. Но он не построил его, да и все равно, яйца разбились бы. Да, мне их тоже пожалуй не хватает. Но лучше всего, если бы коровы несли яйца, а отец бы придумал, как запасти их, чтобы они были в целости и сохранности. Представляешь?! Мороженное! Холодное молоко!

– Масло, – добавила Барбара. – Мелко нарезанные бананы со взбитыми сливками. Горячий шоколад.

– Перестань! Барби, я кажется, сейчас скончаюсь от голода прямо у тебя на глазах.

– Про тебя не скажешь, что ты похудела, – поддела ее Барбара, – ты вроде даже немного пополнела.

– Возможно, – Карен замолчала и принялась мыть посуду. Наконец, она тихо произнесла: – Барби, то что собирается сделать Док и вполовину не удивит всех наших, как тот сюрприз, который преподнесу им я.

– Что за сюрприз, милая?

– Я беременна.

– ЧТО?

– То, что слышала. Беременна. Жду ребенка, если тебе так понятнее!

– А ты уверена, дорогая?

– КОНЕЧНО ЖЕ УВЕРЕНА! Я сдала анализы, и очкарик, который занимался мной, получив результат, только вылупил глаза. Прошло уже четыре месяца, – Карен бросилась в объятия подруги, – и я очень боюсь!

Барбара принялась утешать ее.

– Ну, ну, дорогая. Все будет хорошо.

– Черта с два! – воскликнула Карен. – Мать устроит тут такое… и больниц здесь нет… и врачей. Господи, и почему Дьюк не пошел в медицинский? Барби, я, наверное, умру. Я знаю.

– Карен, не болтай чепуху. Детей, родившихся без помощи докторов и больниц гораздо больше, чем детей, привозимых на кормление в тележке. Тебя не так страшит возможность смерти, как объяснение с родителями.

– Да, и это тоже, – Карен вытерла глаза и шмыгнула носом. – Барби, ты только не обижайся… но я именно поэтому пригласила тебя к себе на тот уикэнд.

– Вот как?

– Я подумала, что мать не станет устраивать большого шума при постороннем человеке. Большинство девиц в нашем заведении или мещанки или потаскушки, да к тому же еще и абсолютные дуры. А ты ни то и ни другое, и я знала, что ты заступишься за меня.

– Ну, спасибо!

– Это мне-то спасибо! Да ведь я просто собиралась использовать тебя.

– Мне никто никогда еще не желал лучшего комплимента, – Барбара вытерла Карен слезы и потрепала ее по щеке. Так ты, значит, пока еще ничего не сказала родителям?

– Ну… я собиралась. А потом началась эта война… а потом матери стало плохо… а отец все время обременен заботами и мне никак не выбрать подходящего момента.

– Карен, а ведь ты не боишься признаться во всем отцу, ты боишься признаться только матери.

– Да… в основном матери. Но и отцу тоже. Мало того, что он будет потрясен и шокирован… он подумает, что с моей стороны было просто глупо попасться.

– Согласна, что он будет удивлен, и не согласна со всем остальным, – Барбара заколебалась. – Карен, ты не должна носить это в себе. Я постараюсь разделить все твои тревоги.

– Я так и думала. Потому-то я и попросила тебя поехать со мной. Я ведь уже сказала тебе.

– Я имею в виду не это. Я тоже беременна.

– ЧТО?

– Да-да. Так что мы можем сказать об этом вместе.

– Боже мой! Барбара! Но как же это так?

Барбара пожала плечами.

– Неосторожность. А как это произошло с тобой?

Карен вдруг улыбнулась.

– Как? А просто меня опылила пчелка, как же еще? Ты наверное, хотела спросить: «кто»?

– «Кто» меня совершенно не интересует. Это твое личное дело. Ну так как, может, пойдем и скажем им? Я готова говорить за нас обеих.

– Погоди минутку. Ты сама-то собиралась говорить кому-нибудь? Или не собиралась?

– В общем-то нет, – честно ответила Барбара. – Я собиралась подождать до тех пор, пока это не станет заметно.

Карен взглянула на талию Барбары.

– Ничего не заметно. А ты уверена?

– У меня уже два раза ничего не было. Я беременна. Или больна, но это было бы гораздо хуже. Давай соберем белье, пойдем и все им расскажем. – Но ведь если специально не приглядываться, то по тебе ничего не видно, да и по мне пока тоже – в последнее время я стараюсь не попадаться матери на глаза раздетой – может нам пока ничего не говорить, а приберечь эти новости на крайний случай?

– Карен, но почему бы тебе не сказать сначала отцу? А уж он пускай сообщит матери.

Карен выглядела обрадованной.

– А ты думаешь: так можно сделать?

– Я просто уверена, что Хью предпочтет услышать об этом не в присутствии твоей матери. Так что иди найди его, и все ему расскажи. А я развешу белье.

– Уже бегу!

– И ни о чем не беспокойся. Мы спокойно родим наших детей и ничего плохого с нами не случится, а потом будем вместе их воспитывать. Знаешь, как нам будет весело! Мы будем просто счастливы.

Глаза Карен засияли.

– Да и у тебя будет девочка, а у меня – мальчик, и потом мы их поженим и обе станем бабушками!

– Вот теперь ты снова настоящая Карен, – Барбара поцеловала ее. Беги и расскажи обо всем отцу.

***

Карен застала Хью за выкладыванием печи. Когда она сказала ему, что хотела бы поговорить с ним наедине, он согласился.

– Хорошо, – сказал он. – Я только скажу Джо, чтобы он закончил кладку. А я пойду посмотрю, как там канал. Пойдем вместе, заодно и поговорим. Он дал ей лопату, а сам взял ружье.

– Ну, так что у тебя на уме, девочка моя?

– Давай отойдем немного подальше.

Они отошли уже довольно далеко. Хью остановился, взял у нее из рук лопату и стал подравнивать край.

– Папа! Ты, может быть, заметил, что у нас не хватает мужчин?

– Нет. Трое мужчин и три женщины. Совершенно нормальное соотношение.

– Я имела в виду не это. Наверное, мне следовало сказать «возможных избранников».

– Тогда так и говори.

– Хорошо. Я уже поправилась. Мне нужен совет. Что хуже? Кровосмешение, или межрасовый брак? Или мне придется остаться старой девой?

Он еще раз копнул и остановился.

– Я не собираюсь заставлять тебя оставаться старой девой.

– Я так и думала. А как насчет двух других возможностей?

– Кровосмешение, – медленно проговорил он, – обычно ни к чему хорошему не приводит.

– Следовательно, у меня остается только один выход.

– Подожди. Я сказал «обычно». – Он уставился на лопату. – В принципе, я никогда не задумывался над этим… у нас и так проблем по горло. Браки между братьями и сестрами – в истории не такая уж редкость. И результаты не обязательно плохие. – Он нахмурился. – Но ведь есть еще Барбара. Может быть, вам придется примириться с полигамией.

– Не то, папа. Ведь кровосмешение может произойти не обязательно с братом.

Он уставился на нее с удивлением.

– Если ты хотела удивить меня, то тебе это удалось, Карен.

– Шокировать тебя, ты хотел сказать.

– Нет, удивить. Ты что серьезно собираешься предложить то, о чем говорила?

– Папочка, – грустно сказала она, – это единственное, над чем бы я никогда не стала шутить. Если бы мне пришлось выбирать между тобой и Дьюком – как между мужьями, естественно – я бы без колебаний предпочла тебя.

Хью вытер лоб.

– Карен, мне очень не хотелось бы принимать твои слова всерьез…

– Но я серьезно говорю!

– Я так и думал. Следовательно, я должен понимать это так, что Джозефа ты отметаешь начисто? Или ты подумала об этом?

– Конечно, подумала.

– Ну и что?

– Сам понимаешь, что не продумать этот вариант я не могла. Джо очень мил, но увы, он совсем еще мальчишка, хотя и немного старше меня. И если я когда-нибудь скажу ему «у-у-ух!», он по-моему, просто выскочит из собственной кожи. Нет, это не то.

– Может быть, на твое решение оказывает влияние цвет его кожи?

– Папа, знаешь что? Мне очень хочется плюнуть тебе в лицо за эти слова. Ты ведь прекрасно знаешь, что я не наша мамочка!

– Я просто хотел быть уверен. Карен, ты знаешь, что для меня цвет кожи не имеет никакого значения. В человеке меня больше всего интересуют совсем другие вещи. Крепко ли он держит свое слово? Выполняет ли он свои обещания? Честно ли он трудится? Храбр ли он? Выступит ли он в защиту справедливости? И Джо во всех этих отношениях очень импонирует мне. Мне кажется, что ты относишься к нему предвзято.

Он вздохнул.

– Если бы мы по-прежнему жили в Маунтен-Спрингс, я бы не стал понуждать тебя выходить замуж за негра. Слишком паршиво относятся к этому окружающие. Настолько, что подобные браки почти всегда – трагедия. Но здесь эти варварские пережитки не имеют никакого значения. И я советую тебе серьезно подумать насчет Джо.

– Да думала я, много думала! Я могу выйти за Джо. Но я хотела просто, чтобы ты знал: если бы я могла выбирать свободно, то я выбрала бы тебя!

– Благодарю.

– Он еще меня благодарит, черт возьми! Я женщина, а ты мужчина, который нравится мне больше всех. Но мне это все равно ничем не светит… и ты знаешь почему. Из-за мамочки.

– Я знаю, – внезапно лицо его приняло усталый вид. – Но обычно приходится делать не то, что хочется, а то, что можно. Карен, мне жаль, что я лишил тебя возможности выбирать из гораздо более длинного списка кандидатов. – Папочка, самое важное из всего того, чему ты меня научил, это не проливать слез над тем, чему не поможешь. Это любимое занятие матери, но не мое. Да и Дьюк порой не прочь, хотя ему это свойственно в меньшей степени, чем ей. В этом вопросе я больше всего похожа на тебя. Мой принцип – считай свои очки и играй соответственно. Ты ведь не жалуешься на то, что тебе пришли плохие карты. Ты понимаешь меня, отец?

– Да.

– Но я пришла сюда не за тем, чтобы предложить тебе руку и сердце. И даже не затем, чтобы утешить тебя, хотя, раз уж я сказала так много, я могла бы сказать и то, что ты можешь получить меня, если захочешь. Мне кажется, ты догадывался об этом и раньше. Но я пришла сюда не за этим. Я просто хотела прояснить для себя кое-что, прежде чем сказать тебе одну вещь. Я уже подсчитала очки и теперь знаю, как мне играть. Тут уж ничем не поможешь.

– Что-что? Может быть я смогу помочь?

– Вряд ли. Я беременна, папа.

Он выпустил лопату из рук и порывисто обнял дочь.

– О, это же замечательно!

– Папа… – в конце концов сказала она, – если ты не отпустишь меня, я не смогу застрелить медведя.

Он тут же разжал объятия, схватил ружье и огляделся.

– Где он?

– Нигде. Но ты сам всегда напоминал нам о бдительности.

– Ах, да. Ну, теперь я буду настороже. А кто же отец, Карен? Дьюк или Джо?

– Ни тот, и ни другой. Это случилось еще раньше, в школе.

– О! Это еще лучше!

– Почему? Черт возьми, отец, все идет совсем не так, как я предполагала. Дочь является домой испорченной, и в таких случаях само собой разумеется, что отец вне себя от ярости. А все, что ты сказал, было: «Просто парень, да?». Честно говоря, я такого от тебя не ожидала.

– Прошу прощения. При других обстоятельствах я возможно, подумал бы, что ты была довольно неосторожна…

– О, еще как! Я рискнула так же, как одна негритянская матрона, которая сказала: «Да тыщу раз ничего не случалось». Сам знаешь.

– Боюсь, что да. Но в нашем нынешнем положении этому приходится только радоваться. До сих пор я думал, что ты еще девочка. И вдруг узнаю, что ты женщина, да еще собираешься подарить нам ребенка, отец которого находится вне нашей группы… Разве ты не понимаешь, дорогая? Ты ведь почти удвоила шансы нашей колонии на выживание.

– Это я-то?!

– Подумай сама, ты ведь достаточно умна. Кстати, отец твоего ребенка… он из хорошей семьи?

– А как ты думаешь, папа, связалась бы я с ним, если бы он был небезупречен?

– Извини, доченька. Вопрос, конечно, глупый. – Он улыбнулся. – Мне что-то расхотелось работать. Пойдем-ка лучше поделимся с другими этой доброй вестью.

– Хорошо, но папа, ЧТО ЖЕ МЫ СКАЖЕМ МАТЕРИ?

– Правду, причем говорить буду я. Не беспокойся, девочка моя. Ты только роди ребенка, а уж я позабочусь обо всем остальном.

– Есть, сэр! Папа, ты знаешь, только сейчас я по-настоящему хорошо себя почувствовала.

– Вот и отлично.

– Я почувствовала себя так хорошо, что даже забыла кое о чем. Ты знаешь, ведь Док Ливингстон тоже собирается иметь детей.

– Знаю.

– А почему же ты мне ничего не сказал.

– Ты имела столько же возможностей обратить на это внимание, сколько и я.

– Верно. Но вообще-то это нехорошо с твоей стороны – заметить, что Док беременна, и не заметить, что беременна твоя родная дочь.

– Я просто подумал, что ты последнее время слишком много ешь.

– А, так значит, ты все-таки что-то заметил! Папочка, иногда ты мне просто ужасно нравишься! Но теперь мне ты будешь ужасно нравиться всегда – всегда!

Хью решил сначала подзаправиться, а потом уже поговорить с Грэйс.

Это решение было вполне оправдано. Из ее напыщенных речей следовало, что Карен была неблагодарной дочерью, позором семьи, бесстыдной маленькой шлюхой, а Хью, в свою очередь, был дрянным отцом, негодным мужем, и человеком, на которого можно было свалить всю вину за беременность дочери. Хью позволил ей нести всю эту напыщенную чушь до тех пор, пока она не остановилась, чтобы перевести дыхание.

– Успокойся, Грэйс.

– Что? Хьюберт Фарнхэм, вы еще осмеливаетесь затыкать мне рот! Как вы вообще смеете сидеть здесь, в то время, как ваша дочь так нагло през…

– Заткнись, или мне придется заткнуть тебя самому.

– Мама, потише, – попросил Дьюк.

– Ах, так и ты с ними заодно? Боже, могла ли я подумать, что когда-нибудь настанет день…

– Мама, можешь ли ты вести себя поспокойнее? Давай послушаем, что скажет отец.

Грэйс постаралась сдержать гнев, затем сказала:

– Джо, оставь нас.

– Джо, сиди, где сидишь, – приказал Хью.

– Да, Джо, останься пожалуйста, – поддержала его Карен.

– Ну что ж, если ни у одного из вас нет даже элементарного чувства приличия…

– Грэйс, сейчас я ближе чем когда бы то ни было к тому, чтобы ударить тебя. Успокоишься ты когда-нибудь, или нет. Ты должна выслушать, что скажут другие.

Она взглянула на сына. Дьюк старательно избегал ее взгляда.

– Хорошо, я послушаю. Хотя толку от этого не будет никакого.

– А мне кажется, что будет, потому что это чрезвычайно важно. Грэйс, нет никакого смысла измываться над Карен. Кроме того, твоя жестокость по отношению к ней просто странна. Ведь ее беременность – это самое удачное событие для нас.

– Хьюберт Фарнхэм, сдается мне, что вы совсем выжили из ума.

– Прошу тебя. Ты рассуждаешь категориями привычной морали, что при данных обстоятельствах довольно глупо.

– Вот как? Значит, по-твоему, принципы морали глупы, не так ли? Да ты просто распевающий гимны лицемер!

– Моральные принципы не глупы сами по себе, именно мораль есть краеугольный камень наших отношений. Но как бы аморально ни было для Карен забеременеть в другом месте и в другое время, в обществе, которого больше нет, сейчас для нас это не имеет значения, поэтому не будем обсуждать больше ее поведение. Факт то, что это произошло, и это сущее благословение для нас. Подумайте хорошенько. Нас здесь шестеро, причем четверо из одной семьи. С генетической точки зрения, у нас очень ограниченный генофонд. И все же мы должны как-то продолжать свой род, иначе нет смысла бороться за выживание. Но теперь, среди нас появился седьмой человек, хотя и не собственной персоной. На такое счастье нам и рассчитывать-то не приходилось. Молю бога, чтобы у нее родились близнецы, которыми наша семья всегда изобиловала. Это еще усилит наших потомков. – Как ты можешь говорить о собственной дочери, как будто это корова!

– Она моя дочь, и я люблю ее, но сейчас в ней самое главное то, что она женщина и ждет ребенка. Я бы хотел, чтобы ты и Барбара тоже были беременны… и причем от совершенно посторонних людей. Нам необходимо смешение самых разных кровей, чтобы не наступило вырождение среди будущих поколений.

– Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать твои оскорбления!

– Я всего лишь сказал «хотел бы», и в лице Карен мы имеем это чудо.

Мы должны просто-таки лелеять ее. Грэйс, мы должны проявлять по отношению к Карен всю возможную заботу на протяжении всей ее беременности. И больше всех нас заботиться о ней должна ты.

– То есть ты хочешь сказать, что я не собиралась заботиться о ней? Только ты никогда не беспокоился о ней. О собственной дочери.

– То, что она моя дочь, не имеет значения. Мои слова были равнозначны и в случае беременности Барбары, тебя, или любой другой женщины. Отныне Карен освобождается от любой тяжелой работы. Стирка, которой она занималась сегодня, возлагается на тебя, довольно тебе сачковать. Будешь во всем помогать ей. А самое главное: больше никаких нравоучений, грубости, обвинений в ее адрес. Ты будешь мила и добра с ней. И постарайся не забываться, Грэйс. Или мне придется наказать тебя.

– Ты не посмеешь!

– Надеюсь, что ты не станешь понуждать меня к этому, – Хью повернулся к сыну. – Дьюк, могу я рассчитывать на твою поддержку? Отвечай.

– А что ты подразумеваешь под «наказанием», отец?

– Любые меры, которые мы будем вынуждены принять. Слова. Общественные меры принуждения. Физические наказания, если потребуется. Все, вплоть до исключения из группы, если иного выбора не останется.

Дьюк побарабанил пальцами по столу.

– Все это довольно жестоко, па.

– Да, и я хочу, чтобы ты подумал о самых крайних мерах. Дьюк взглянул на сестру.

– Хорошо. Я поддерживаю тебя. Мама, тебе придется вести себя соответственно.

Она начала всхлипывать.

– Мой собственный сын пошел против меня! О, господи, зачем я вообще появилась на свет!

– Барбара!

– Что я думаю? Я согласна с тобой, Хью. Карен необходимо доброе отношение. Ее нельзя упрекать и бранить.

– А ты не лезь не в свое дело!

Барбара спокойно взглянула на Грэйс.

– Прошу прощения, но меня спросил Хью. Да и Карен просила меня присутствовать здесь. Мне кажется, Грэйс, что вы вели себя отвратительно. Ребенок не имеет ничего общего с несчастьем.

– Тебе легко говорить!

– Может быть. Но вы постоянно придираетесь к Карен… вы не должны больше этого делать.

– Скажи им, Барбара, – вдруг вмешалась Карен. – О себе.

– Ты этого хочешь?

– Лучше скажи. А то она сейчас набросится на тебя.

– Хорошо, – Барбара прикусила губу. – Я сказала, что ребенок и несчастье совсем разные вещи. Я тоже беременна… и очень рада этому. Наступившая тишина показала Барбаре, что она добилась своего – отвела огонь от Карен. Что касается ее самой, то сейчас она впервые почувствовала себя спокойной с тех пор, как заподозрила, что беременна. Она не проронила ни слова – о, нет! – но обнаружила, что напряжение, о котором и сама не подозревала, покинуло ее.

– Ах, ты шлюха! Ничего удивительного, что моя дочь пошла по кривой дорожке, если она попала под влияние такой…

– Молчи, Грэйс!

– Да, мама, – поддержал отца Дьюк. – Лучше успокойся.

– Я только хотела сказать…

– Ты ничего не скажешь, мама. Я не шучу. Миссис Фарнхэм сдалась.

Хью снова заговорил: – Барбара, я надеюсь, что ты не шутишь. Просто ради того, чтобы защитить Карен.

Барбара взглянула на него и ничего не смогла прочесть на его лице.

– Я не шучу, Хью. Я сейчас на третьем месяце.

– В таком случае у нас двойная радость. Придется нам и тебя освободить от тяжелой работы. Дьюк, ты не мог бы взять на себя сельское хозяйство?

– Конечно.

– Да и Джо мог бы кое-что делать. Ммм… Значит, мы должны поторопиться с кухней и ванной. Вам обеим понадобятся такого рода удобства еще задолго до того, как родятся дети. Джо, нужно незамедлительно доделывать медведеустойчивую хижину. Здесь понадобится место для детской и нам, мужчинам, придется выметаться отсюда. Я думаю…

– Хью…

– Что, Барбара?

– Не беспокойся за меня. Я могу спокойно заниматься садоводством. У меня еще не такой большой срок, как у Карен, и я не испытываю тошноты по утрам. Когда мне понадобится помощь, я сама дам знать.

Он задумался.

– Нет.

– Господи, но я люблю землю, люблю возиться в земле. Матери пионеров всегда работали, будучи беременными. Они перестали трудиться только тогда, когда у них начинались схватки.

– И это часто убивало их. Барбара, мы не можем рисковать вами. Мы будем обращаться с вами обеими как с драгоценными сосудами, которыми вы для нас являетесь. – Он огляделся. – Правильно я говорю?

– Правильно, отец.

– Конечно, Хью.

Миссис Фарнхэм встала.

– От такого разговора мне стало дурно.

– Спокойной ночи, Грэйс. Так помни, Барбара, никаких земляных работ.

– Но я люблю землю. Когда придет время, я сама откажусь от сада.

– Ты можешь руководить. И смотри, чтобы я не застал тебя с лопатой.

Или за прополкой. Ты можешь повредить себе. Отныне ты – фермер-джентльмен. – А разве в твоих книгах ничего не сказано о том, какую работу может выполнять беременная женщина?

– Я еще посмотрю. Но даже и в этом случае мы всегда будем становиться на самую консервативную точку зрения. Некоторые врачи держат своих пациентов в постели целыми месяцами, чтобы избежать выкидыша.

– Папа, но ведь ты не собираешься держать нас в постели?

– Возможно нет, Карен. Но мы будем максимально осторожны, – сказал он и добавил, – Барбара права, сегодня уже поздно окончательно решать что-либо. Кто желает сыграть в бридж. Или он слишком сильно возбуждает?

– Господи, конечно нет! – воскликнула Барбара. – Заботу я еще как-нибудь стерплю, но думаю, что уж бридж-то никак не может послужить причиной выкидыша.

– Конечно нет, – согласился Хью, – но то, как торгуется Карен, может вызвать сердечный приступ у кого-нибудь из нас.

– Ха! Что же хорошего, если торговаться как компьютер? Жить нужно рискуя, я всегда была за это.

– Это верно.

Но дальше торговли дело у них не пошло. Доктор Ливингстон, который до тех пор спал в «ванной», явился в комнату. Походка его была странной – ноги почти не сгибались, а зад он буквально волочил по земле. «Джозеф, – возвестил кот, – кажется эти самые котята родятся у меня прямо сейчас!» Тревожное мяуканье и странная походка кота дали ясно понять, что сейчас произойдет. Джо мгновенно оказался на ногах.

– Док! Что с тобой, Док?

Он хотел было поднять кота, но тот явно в этом не нуждался. Он замяукал еще громче и стал вырываться. Хью сказал:

– Джо, оставь его в покое.

– Но старине Доку больно!

– В таком случае, ему надо помочь. Дьюк, нам придется воспользоваться электричеством и переносным фонарем. Задуйте свечи. Карен, постели на стол одеяло и чистую простыню.

– Один момент.

Хью склонился над котом.

– Спокойно, Док. Тебе больно, да? Ничего, потерпи еще немножко. Мы здесь, с тобой. – Он погладил кота по спине, затем осторожно пощупал живот.

– У него схватки, Карен, поторопись.

– Уже готово, папа.

– Помоги мне поднять его, Джо.

Они положили кота на стол. Джо сказал:

– Что нам теперь делать?

– Прими таблетку милтауна.

– Но ведь Доку больно.

– Конечно. Но мы ничем не можем тут помочь. Сейчас ему придется туго.

Это его первые роды, и он перепуган. К тому же, он довольно стар для первых родов. Это плохо.

– Но мы просто должны что-нибудь сделать.

– Все, что ты можешь сделать полезного, это успокоиться. Ты передаешь коту свой страх. Джо, если бы можно было чем-нибудь помочь, я сделал бы это. Но почти все, что в наших силах, это стоять рядом, давая тем самым понять, что он не одинок. И не позволять ему бояться. так дать тебе успокоительное?

– Да, если можно.

– Дьюк, достань таблетку. Джо, не отлучайся; Док доверяет тебе больше всех.

– Хьюберт, если вы все собираетесь простоять всю ночь рядом с котом, мне понадобится снотворное. Нельзя требовать от человека, чтобы он заснул в такой суматохе.

– И таблетку секонала для твоей матери, Дьюк. Кто может предложить, где можно было бы устроить котят? – Хьюберт Фарнхэм порылся в памяти. Каждая коробка, каждый клочок картона были использованы и еще раз использованы и еще в бесконечном благоустройстве. Построить им логово из кирпичей? Но это можно сделать только с наступлением дня, а бедная зверушка нуждается в гнезде, безопасном и уютном, прямо сейчас. Может быть, разобрать какие-нибудь стеллажи?

– Папа, а что ты скажешь по поводу нижнего ящика шкафа с одеждой?

– Отлично! Выложите из него все вещи на койку. Положите туда что-нибудь мягкое. Например, мою охотничью куртку. Дьюк, сооруди раму, которая поддерживала бы одеяло. Им понадобится нечто вроде маленькой пещерки. Там они будут чувствовать себя в безопасности. Сам знаешь.

– Конечно, мы знаем, – подтвердила Карен. – Не суетись, папа. Это не первые наши роды.

– Прости, дочка. Кажется, сейчас у нас появится первый котенок. Видишь, Джо? – волосы от головы до хвоста встали вдруг у кота дыбом, затем улеглись обратно, потом еще раз.

Карен торопливо выбрасывала вещи из нижнего ящика. Наконец, когда он опустел, вытащила его и поставила у стены и постелила в него охотничью куртку. Затем она бросилась к столу.

– Ну как, я не опоздала?

– Нет, – успокоил ее Хью. – Но вот-вот это должно случиться.

Док на мгновение перестал тяжело вздыхать для того, чтобы издать стон и после двух конвульсивных движений разродился котенком.

– Да он вроде завернут в целлофан, – с удивлением заметила Барбара.

– А ты разве не знала? – спросила Карен. – Папа, смотри, он серенький! Док, как же это так? Хотя, впрочем, сейчас не время задавать вопросы.

Но ни Хью, ни Доктор Ливингстон и не собирались отвечать ей. Роженица стала тщательно вылизывать новорожденного, пленка лопнула и маленькие лапки беспомощно зашевелились. Писк, настолько тонкий и высокий, что его едва было слышно, возвестил, как издававшее его существо отнеслось к первому знакомству с миром. Док перекусил пуповину и продолжал вылизывать отпрыска, очищая его от крови и слизи, и не переставая в то же время довольно урчать. Котенку это явно не нравилось и он снова заявил свой почти неслышный протест.

– Босс, – спросил Джо, – что-то с ним неладно. Почему это он такой маленький и худой?

– Это просто отличный котенок. У тебя родился замечательный ребенок, Док. Он настоящий бакалавр, хотя сам этого и не сознает. – Хью говорил успокоительным тоном и почесывал кота между ушами. Затем он продолжал, теперь уже обычным тоном: – И наихудший образчик подзаборника, который мне когда-либо попадался – гладкошерстный, полосатый и серый.

Док неодобрительно взглянул на него, как будто подал плечами и исторгнув из себя послед, принялся жевать кровавую массу. Барбара нервно сглотнула и бросилась к двери. Карен бросилась за ней, открыла ей дверь и поддерживала ее до тех пор, пока та полностью не очистила желудок.

– Дьюк! – позвал Хью. – Охраняй.

Дьюк последовал за ними и высунул голову наружу. Карен сказала ему:

– Можешь уйти. Здесь мы в полной безопасности. Сегодня очень яркая луна.

– Ладно… но оставьте дверь открытой. – И он исчез внутри убежища.

Карен сказала:

– А я думала, что у тебя не бывает тошноты по утрам.

– Так оно и есть. О-о-о! – она снова конвульсивно содрогнулась. – Это из-за того, что сделал Док.

– Ах вон оно что! Но ведь коты всегда делают это. Позволь я вытру тебе рот, дорогая.

– Это ужасно.

– Это нормально. И к тому же полезно для них. Гормоны, или что-то в этом роде. Лучше спроси у Хью. Ну, как, тебе полегчало.

– Кажется, да. Карен! Правда ведь, нам не нужно делать этого? А? Я не могу сделать этого, не могу!

– Что? О! Никогда об этом не думала. Да, нет, вроде не должны… иначе нам сказали бы об этом в школе.

– Но в школе нам не говорили очень многих вещей, – глухо сказала Барбара. – У нас, например, курс по первой помощи вела старая дева. Но я просто не смогу сделать этого. Кажется, я расхотела иметь ребенка.

– Друг мой, – насмешливо сказала Карен, – об этом нам обеим нужно было подумать раньше. Отойди немного, кажется, настал мой черед.

В конце концов, они вернулись в комнату бледные, но довольно крепко держащиеся на ногах. Док родил еще трех котят после их возвращения и теперь Барбара наблюдала за родами и последующими операциями Дока, уже не испытывая позывов бежать за дверь. Из трех новорожденных только третий заслуживал внимания: маленький котенок, но крупный даже в своей мелкости. Он был явным мужчиной, его крупная голова никак не хотела вылезать и Док буквально пополам согнулся от боли.

Хью сразу же занялся делом, стараясь помочь маленькому тельцу появиться на свет божий. При этом он обильно потел, совсем как настоящий хирург. Док взвыл и укусил его за палец. Но это ничуть не замедлило и не ускорило движения Хью.

Внезапно, котенок высвободился, Хью нагнулся над ним и подул ему в рот. Котенок тут же ответил на это негодующим тоненьким писком. Тогда Хью положил его к матери и позволил Доку вычистить его.

– Еле спасли, – сказал он, пытаясь унять дрожь в руках.

– Не думаю, чтобы старина Док собирался отправиться на тот свет, – мягко сказал Джо.

– Конечно, нет. Кто из вас, девочки, займется моим пальцем?

Барбара перевязала ему палец, повторяя про себя, что она, когда настанет ее очередь – НЕ ДОЛЖНА, НЕ ДОЛЖНА кусаться.

Котята по порядку располагались следующим образом: гладкошерстный серый, пушистый белый, угольно-черный с белой грудкой и чулочками, и пестрый. После долгих споров между Карен и Джо, они были названы: Счастливый Новый Год, Снежная Принцесса Великолепная, Доктор Черная Ночь и Лоскутная Девочка Страны Оз – кратко: Счастливчик, Красотка, Полночь и Заплатка.

К полуночи мать и новорожденные уже были размещены в ящике и снабжены водой, пищей и тарелкой с песком неподалеку. После этого все отправились спать. Джо улегся на полу, прислонившись головой к кошачьему гнездышку. Когда все затихли, он поднялся и включив фонарь, заглянул в ящик. Док Ливингстон держал одного из котят в лапах, а трое других сосали молоко. Док перестал на мгновение вылизывать Красотку и вопросительно взглянул на Джо.

– Твои котята просто прелесть, – сказал Джо. – Самые лучшие ребятишки на свете.

Док расправил свои королевские усы и заурчал в знак согласия.