Онлайн чтение книги Флиртаника всерьез
Глава 2

Утром Ирина обнаружила, что не может выйти в Интернет. Как всегда, неизвестный компьютерный сбой произошел некстати – как раз в тот момент, когда ей срочно надо было отправить очередную главу романа Уэльбека про остров Лансароте. В издательстве ее считали безупречным переводчиком, поэтому принимали работу «с колес» и сразу оплачивали. Вообще-то Ирина не чувствовала в этом необходимости: деньги, которые она получала за переводы, имели для нее значение только в самом начале этой деятельности. Тогда она бралась за любую работу и именно тогда выговорила себе возможность получать гонорар по мере сдачи текста. Потом у Игоря наладился бизнес, и стало неважно, сколько ей платят и когда, а важно только, хороши ли произведения, которые предлагаются для перевода. Но издательский финансовый педантизм она, конечно, не отвергала. И собственный педантизм – чтобы перевод был выслан точно в срок, – считала обязательным.

Да, может, и хорошо, что придется ехать в издательство самой. Ирина дорожила возможностью работать дома, то есть не участвовать в неизбежных и почти всегда неприятных отношениях «начальник – подчиненный». Она прекрасно помнила родительские разговоры на эту тему, и ей трудно было представить, чтобы подобная тема стала главной в ее жизни. Но в том состоянии растерянности и подавленности, в котором она оказалась сейчас, работа один на один с собою была ей в тягость.

К тому же издательство находилось в тихом переулке у Покровских Ворот, и бывать там Ирина любила. Она вообще любила старый Центр, в котором выросла, и ей жаль было, что новую квартиру Игорь купил на Юго-Западе. Конечно, дом хороший, даже не дом, а целый замкнутый квартал, из которого, если иметь в виду бытовые надобности, можно вообще не выходить: магазины, кафе, парикмахерская, фитнес и даже теннисный корт здесь свои, и соседи тоже свои, то есть не лезут с задушевностями, вежливо здороваются во время редких встреч в просторном подъезде и не бьют зеркала в лифтах.

Но того, что было в старых переулках возле Сретенки, Солянки, Рождественки и той же Покровки, – в этом новом удобном квартале, конечно, не было и в помине.

Ирина никогда не знала, как правильно называются прозрачные, насквозь пронизанные угасающим солнцем дни середины сентября, – бабьим летом или просто теплой осенью. Кажется, бабье лето наступает позже, чуть ли не в октябре, ненадолго сменяя уже начавшиеся дожди и холод. Или все-таки прямо в сентябре?

«О чем думаю? – рассердилась она на себя. – Сразу, позже… Не все ли равно?»

Сейчас ей особенно неприятно было, что она думает о неважных мелочах. Она понимала, что такие мысли лезут в голову от душевной пустоты.

А осень, как ее ни назови, сквозь какое свое настроение на нее ни смотри, была прекрасна без оговорок. Деревья сияли первым, самым чистым золотом, на город словно световая паутина была наброшена, и Ирине казалось, что она разрывает эту паутину на ходу с такой легкостью, какая бывает только во сне.

Она вышла из метро на «Китай-городе» и медленно пошла по Маросейке к Покровским Воротам. Вот, например, Петровка, на которой прошло ее детство, изменилась теперь разительно: превратилась в обычную лощеную улицу с безликой дороговизной магазинов. А здесь, на Маросейке, еще чувствовалось очарование живой неточности, случайной свободы – в расположении домов, в несхожести того, для чего эти дома предназначены. В глубоких арках виднелись старые дворы, и это были обычные московские дворы, в которых шла обычная жизнь, не посвященная извлечению ежесекундной пользы из всего и вся.

«Неплохо живу. – Ирина усмехнулась. – Могу себе позволить не думать о пользе».

Она заглянула в очередную арку, мимо которой шла. Очень уж хорошо было дерево, видневшееся в ее невысоком проеме. Как оно называется, вяз, что ли? Да, кажется, именно у вяза такие узкие перистые листья, они рано желтеют, и от этого дерево выглядит прозрачным золотым росчерком на густо-синем осеннем небе.

Переведя взгляд с неба на землю, Ирина увидела, что под вязом стоит Игорева машина. Уже полгода она была у него, новый, темно-серый со стальным отливом «Фольксваген». Но тряпичная кукла у заднего стекла сидела та же, что и семь лет назад. Кукла была из Ирининого детства, она приносила удачу, Ирина ее даже на контрольные по физике брала. И когда-то сама посадила ее под стекло в первой Игоревой машине, в «Жигулях». С тех пор машина была уже третья, но он пересаживал куклу в каждую новую из присущего всем водителям суеверия: пусть сидит, может, и правда к удаче.

Так что даже к номеру машины можно было не приглядываться: кукла смотрела на Ирину знакомыми синими глазами. И Ирина смотрела на нее с улицы так, будто кукла могла объяснить, что она делает в этом дворе и что делает здесь ее хозяин.

Но никаких объяснений не понадобилось. Дверь подъезда открылась, и во двор вышел Игорь. Дверь была слишком тугая, наверное, потому он и вышел первым. И придержал ее перед девушкой, которая появилась вслед за ним. Она явно вышла не для того, чтобы куда-то идти, а просто чтобы проводить его, потому что была одета в халат и тапочки. Тапочки были необычные – войлочные, но на каблучках-рюмочках.

Да и во всем облике этой девушки было что-то необычное. Может, оттого, что она была невозможно маленькая, макушкой только-только доставала Игорю до груди. Но при этом выглядела не ребенком, а вот именно маленькой женщиной, с не детским, а женским очарованием. Непонятно, как Ирина разглядела все это за несколько мгновений, но разглядела же как-то. И мягкое женское очарование, и каблучки на домашних тапках.

Волосы этой маленькой женщины были распущены, и видно было, какие они красивые, светлые до неправдоподобия, но не крашеные, а свои. Крашеные иначе выглядят в лучах осеннего солнца – не сияют так ясно.

«На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь…» – зачем-то мелькнуло у Ирины в голове.

Вечно они появлялись некстати, все эти обрывки хороших или просто сентиментальных стихов!

Девушка повернулась в профиль, и сразу стало понятно, что она беременна. Месяце, наверное, на шестом. Она была не только маленькая, но и очень тоненькая, и живот был поэтому особенно заметен.

В следующее мгновение Ирина узнала эту девушку. Она, может, и в первое мгновение ее узнала бы, если бы не распущенные по плечам волосы. Когда эта девушка приходила в ее дом, волосы у нее были заплетены в две косички. Ирина еще подумала тогда, что она сделала такую прическу не специально, не для придания себе трогательности, а по какой-нибудь простой и понятной причине – торопилась, выбегая из дому, что ли.

Отбояриться от демонстрации дорогущего пылесоса Ирине не удалось. И кто просил маму давать ее телефон этой назойливой фирме! Мама была идеальным потребителем, именно на ее готовность верить любой ерунде, если она сообщается убедительным тоном, рассчитывали создатели рекламы. Она верила в то, что надувной резиновый диван ничем не отличается от настоящего, что от повешенной в квартире чудо-люстры не только не покроются серым налетом обои, но и очистится воздух, что буро-зеленый порошок помогает одновременно от несварения желудка и от головной боли… Правда, до сих пор она ограничивала свою доверчивость своим же собственным бытом, но вот не устояла и волей-неволей натравила на дочку цепких, как пиявки, продавцов американского пылесоса, который, как ей объяснили по телефону, делает квартиру экологичнее альпийских лугов.

– Мама, мне не нужна их демонстрация, у меня нет на это времени, и я не собираюсь покупать пылесос! – Ирина была так сердита, что, вопреки обыкновению, у нее даже голос дрожал. – Он же как машина подержанная стоит!

– Тебя никто и не заставляет его покупать. Во всяком случае, сразу. – Маме казалось, что она приводит обезоруживающие аргументы. – Но в принципе ты можешь иметь это в виду. Ирочка, да ты сама увидишь! У нас в квартире чисто, ты знаешь, и пылесос хороший. Но если бы ты видела, какую пыль они выкачали из нашего дивана… Даже не пыль, а черную грязь, мне просто дурно стало! И этим мы дышим каждый день. По-твоему, здоровье не дороже подержанной машины?

– Дороже, – вздохнула Ирина. – Ладно, пусть приходят. Проще вытерпеть их демонстрацию, чем объяснить, почему мне это не нужно.

Она забыла, в какой день ей должны были показывать этот чертов пылесос, и только случайно оказалась дома в уговоренное время: институтская подружка заболела и отменила празднование дня рождения. Поэтому когда Ирина увидела на пороге своей квартиры маленькую, как школьница, девушку, то не сразу поняла, кто это такая. При взгляде на нее приходила в голову мысль о провинциальной родственнице, приехавшей поступать в институт. Но никаких провинциальных родственников ни у Ирины, ни у Игоря не было.

Рядом с девушкой стояла огромная, обтянутая коленкором коробка.

– Пылесосы «Крабис». – Девушка улыбнулась. Видимо, она считала свою улыбку рекламной, но на самом деле это была просто милая, неизвестно отчего смущенная улыбка. – Ирина Алексеевна Северская, да?

– А! – вспомнила Ирина. – Ну, проходите. Господи, что ж он такой огромный, пылесос этот ваш?

Девушка втащила коробку в прихожую и сказала:

– Подождите, пожалуйста, секундочку, у меня еще одна возле лифта.

Вторая коробка оказалась поменьше, но все равно непонятно было, как эта крошка дотащила такой груз от машины до квартиры.

– Давайте вашу куртку. – Ирина вздохнула, представив, как в ближайшие сорок минут ей будут рассказывать и показывать что-то совершенно ненужное. – Сапоги можете не снимать.

– Нет-нет, что вы. – Девушка даже головой помотала для убедительности, только что не зажмурилась. – У вас так чисто, а на улице снег уже наполовину растаял, и такая стала грязь!

Она вытерла ноги о коврик у двери и на этом же коврике сняла растоптанные, заляпанные грязью сапоги.

– Чай, кофе? – спросила Ирина.

– Спасибо, – улыбнулась девушка. – Давайте сразу пылесос посмотрим, чтобы я потом не опоздала. У меня еще одна демонстрация сегодня. А ваш муж разве не будет присутствовать во время демонстрации?

– Не будет. – Ирина тоже улыбнулась: очень уж милая улыбка была у этой незваной гостьи и очень солидно она старалась произносить серьезное слово «демонстрация». – Он еще на работе. Да и вряд ли его это заинтересует.

– Жалко. – Девушка огорчалась так же искренне, как и улыбалась. – От нас требуют, чтобы обязательно муж. Ведь обычно он оплачивает крупные покупки.

– Вы извините, – сказала Ирина, – я вас сразу должна предупредить, что пылесос ваш мы покупать не будем. Мы вполне довольны тем, который у нас есть.

– Я же не заставляю, – заверила девушка. – Я вам просто расскажу и покажу, а вы послушаете и посмотрите.

Насчет сорока минут бесполезной информации Ирина не ошиблась. Девушка рассказывала про старейшую американскую фирму «Крабис», которая еще сто лет назад изобрела пылесос, лучше которого до сих пор не придумано во всем мире, и сейчас этот пылесос, конечно, еще больше усовершенствовался и является таким уникальным, что каждому его владельцу выдают именной сертификат, и… Когда дело дошло до огромной фотографии клеща, питающегося домашней пылью, – девушка торжественно вынула эту фотографию из пластмассовой папки, – Ирина взмолилась:

– Ну зачем зря тратить время? Давайте мы с вами кофе выпьем, и вы поедете себе спокойно домой без всякой демонстрации. Вас как зовут?

– Катя. Только без демонстрации нельзя, это же моя работа. И нас проверяют.

– Каким же, интересно, образом? – улыбнулась Ирина. – Во время демонстрации проверяющий входит в квартиру без звонка?

– Нет, но…

Тут они услышали, как поворачивается в замке ключ и открывается входная дверь. Девушка вздрогнула.

– Не волнуйтесь, – сказала Ирина, – это не проверяющий. Это долгожданный муж пришел.

– А что это вы тут развели? – удивился Игорь, заглянув в гостиную. – Сломали что-нибудь?

– Это пылесос «Крабис», – радостно объявила девушка. – Очень хорошо, что вы тоже посмотрите, как он работает.

– Вы уверены? – серьезным тоном спросил он. – Уверены, что это хорошо?

– Конечно. Мужчины всегда сначала не интересуются, а потом им этот пылесос даже больше, чем женщинам, нравится.

– Девушка, я стойко отношусь к сетевому маркетингу, – все так же серьезно глядя в ее наивные глаза, сказал Игорь. – Вы лучше к теще моей сходите, она это дело уважает.

– Она к нам это счастье и прислала, – вздохнула Ирина. – Катя, может, вы с нами поужинаете? А то Игорь, когда голодный, нас с вами может съесть и пылесос впридачу.

– Нет, спасибо… – растерянно пробормотала Катя. – Значит, не будете смотреть? А как же тогда…

– Будем, Катя, не беспокойтесь. – Видимо, несмотря на голод, Игорь все же заметил, что она вот-вот расплачется. – Показывайте ваше техническое чудо.

Он уселся в кресло и придал своему лицу самое что ни на есть внимательное выражение. Только по светлым смешинкам, пляшущим в его глазах, можно было понять, что он притворяется. Да и то – это Ирина могла понять, а девушка Катя, конечно, ничего не поняла. Радостно встрепенувшись, она прикрутила к пылесосу какую-то щетку и принялась показывать, как прекрасно он чистит шторы, потом открутила эту щетку и прикрутила другую, предназначенную для дивана – видимо, ту самую, которая произвела такое неизгладимое впечатление на Иринину маму. Все эти замысловатые щетки Катя присоединяла к пылесосу через белые тряпочки и демонстрировала густой слой пыли, который на этих тряпочках появлялся. Она делала это с такой гордостью, как будто пыль в чужой квартире была ее личным достижением. Ее милое личико раскраснелось, Ирине показалось даже, что Катин вздернутый тонкий носик стал прозрачным от волнения.

– Технологии, которые используются фирмой «Крабис», не имеют аналогов в мире! – взволнованно завершила демонстрацию Катя.

– Отлично! – прокомментировал Игорь. – Ей-богу, был бы я не я, обязательно купил бы ваш агрегат.

– Можно это написать? – спросила Катя. – Ну, что вам понравилось?

– Безусловно. Пишите что хотите. Что я собираюсь продать машину и купить вместо нее пылесос. Что моя жена готова обменять на него фамильные бриллианты.

Про фамильные бриллианты Катя писать не стала, но, глядя на супругов Северских все тем же милым взглядом, уговорила их дать телефоны пяти знакомых, которым предстояло стать очередными жертвами «Крабиса».

– Ну, я пойду, – сказала она, ловко упаковав пылесос.

– Вас, наверное, водитель ждет? – сказал Игорь. – Давайте ваши коробки, донесу до машины.

– Не-а, – покрутила головой Катя. – Машина нам не положена. Если только у кого своя, а от фирмы – нет.

– Как? – опешила Ирина. – А как же вы это все повезете?

Она кивнула на коробки.

– На метро, – улыбнулась Катя. – Они же не очень тяжелые, крупногабаритные только. Но все-таки у них такой размер, что в метро пускают.

– Вы в Москву откуда приехали? – спросил Игорь.

– Из Ростова. Великого.

– Давно?

– Уже полгода.

– А живете где?

– У бабушки. Это отца моего мама, только отец с нами никогда не жил, поэтому я ее раньше не знала. Но она хорошая оказалась, не стала возражать, чтобы я у нее жила, хотя у нее одна комната только, и та в коммуналке.

– Лет старушке сколько? – усмехнулся Игорь. – Наверное, уход понадобился?

– Ну-у, в общем, да… – кивнула Катя. – Бабушка после инсульта лежит.

– А сейчас далеко вам ехать?

– Сейчас мне и ехать не надо, – улыбнулась она. – Тут автобусом пять остановок, пешком дойду. А то час пик, в транспорте ругаются, что коробки, да и не влезть.

– Поехали уж, – вздохнул Игорь. – Довезу.

– Что вы! – воскликнула Катя. – Мне правда рядом! Я совсем не…

– Поехали, поехали. – Трудно было не улыбнуться, глядя на нее, и Игорь улыбнулся. – Мне все равно на шиномонтаж надо, колесо спускает. Думал, завтра с утра, но можно и сегодня. Я быстро, – сказал он Ирине, уже стоя в дверях. – Купить что-нибудь?

– Вина купи, если хочешь, – кивнула Ирина.

В такую погоду, как сейчас – сырую, промозглую, – ей нравилось пить вечерами с мужем вино, разговаривать о прошедшем дне и чувствовать, как им хорошо и спокойно вдвоем.

Он вернулся через час с бутылкой бордо и упаковкой пармской ветчины, Ирина разогрела ужин, они сидели в гостиной, и она рассказывала мужу сначала про повесть Роальда Даля, которую ей недавно прислали для перевода, потом про рыжего котенка, которого она увидела сегодня возле магазина и чуть не взяла домой, но его буквально из рук у нее выхватила маленькая девочка, которая чуть не плакала, так хотела его взять, потому что всю жизнь, оказывается, мечтала именно о таком, рыженьком…

– Не могла же я его у ребенка отнимать, – улыбнулась Ирина. – Хотя и жалко было отдавать, очень уж смешной. Мне с ним веселее было бы…

В последних словах промелькнула горечь. Она всегда возникала, совсем помимо ее воли, когда Ирина вспоминала, что у нее нет ребенка. Это было так странно, так необъяснимо! Они оба хотели детей, с самого начала хотели, когда молодые супруги обычно рассчитывают пожить только для себя. И надо же, чтобы именно у них дети почему-то не получались! Никто не понимал, почему это так. Игорь проверился сразу же, как только жена его об этом попросила – не говорил, как большинство мужчин, что это бабские дела, которые его не касаются, – и оказалось, что все у него в порядке. И у Ирины все было в порядке, во всяком случае, ни один из врачей, к которым она обращалась, не находил причин для того, чтобы у нее не могло быть детей. Но их не было, не было необъяснимо, и каждый раз, когда Ирина вспоминала об этом, ей становилось тоскливо.

– Не переживай, Ир. – Муж, конечно, сразу догадался, что за тень пробежала по ее лицу. – Было б нам лет по сорок, тогда да. А у нас-то пока ничего критического. Молодые мы еще!

Ирина попыталась ответить улыбкой на его ободряющую улыбку, но, кажется, это не очень ей удалось. Старой она себя в тридцать лет, конечно, не чувствовала, но…

Но теперь он стоял рядом с совсем молоденькой девушкой, и ее округлый живот, казалось, светился в лучах осеннего солнца так же, как летящие по воздуху паутинки.

Самым естественным было бы подумать, что этого не может быть. Да-да, именно так, несмотря на глупость подобной мысли. Этого не может быть, потому что… этого не может быть никогда! Но у Ирины не оказалось ни одной секунды на эту спасительную в своей наивности мысль. Потому что ее муж наклонился к маленькой девушке Кате, поцеловал ее в макушку, погладил по плечу и сел в машину. Опустилось стекло, Катя заглянула в салон и поцеловала водителя. Ирининого мужа.

Заработал мотор. Ирина отшатнулась от арки, в обрамлении которой, как на серебряном блюдечке с золотым яблочком, явилась перед нею эта картина.

Открылась дверь подъезда рядом с аркой, вышла на улицу старушка. Чуть не сбив ее с ног, Ирина шагнула в подъезд. Это был разумный шаг, ведь Игорь вот-вот должен был выехать на улицу. И зачем ему было видеть свою жену, застывшую перед ним соляным столпом?

Ирина не помнила, как отнесла в издательство дискету, как вернулась домой. Камень лег ей на сердце, и он был такой большой, этот камень, что перекрывал легкие и горло, не давал дышать.

Она легла на диван в гостиной, укрылась пледом; ее знобило. То, как Игорь наклонился к маленькой Кате, как поцеловал ее в макушку, с нежностью поцеловал, это чувствовалось даже на расстоянии, – стояло перед глазами как ослепительная, но в ослепительности своей страшно долгая, вспышка.

Когда она услышала, как поворачивается в замке ключ, то накрылась пледом с головой. Это был безотчетный, детский по бессмысленности жест: Ирина знала, что не избежит разговора с мужем. Просто не сумеет сделать вид, будто ничего не произошло.

– Ты заболела? – Игорь заглянул в гостиную. – Так ложись в кровать, что же ты здесь?..

Она не могла сказать ему, что от одной мысли о том, как она ложится в кровать, в их общую кровать, ее начинает трясти так, что стучат зубы. Но все остальное сказать ему было надо. Какой смысл оттягивать этот разговор, ведь все ясно. И до чего оттягивать, до девочкиных родов?

Ирина села, по-прежнему кутаясь в плед. Она физически чувствовала, какая тяжелая и растрепанная у нее голова, и так же физически – как неприятна она должна быть сейчас мужу, мрачная, унылая… После того света юности, в котором он купался сегодня.

– Я не заболела, – с трудом произнесла она. – Просто я… хотела с тобой… – Она наконец уняла дрожь, хотя бы губ, и твердо произнесла: – Игорь, я видела тебя сегодня с Катей. Почему ты не сказал мне сразу? Я уже полгода…

Губы задрожали снова, как только она попыталась проговорить, что уже полгода мучается, не понимая, что с ним происходит.

Он молчал, стоя в дверях. Ирина только теперь заметила, что он еще не снял плащ. Наконец он проговорил:

– Что для тебя значит «сразу»? Это когда?

– Когда это… случилось. – Она хотела сказать: «Когда ты полюбил ее», – но не смогла и сказала о другом, еще более мучительном: – Когда она… Ведь это твой ребенок?

– Это мой ребенок.

Любовь к словам сыграла с ней дурную шутку. Если бы он просто сказал «да» или еще что-нибудь коротко-подтверждающее, все было бы иначе. Но от этой фразы, произнесенной с таким выражением, которому она не знала названия, потому что никогда не слышала подобного в его голосе, Ирина почувствовала, как всю ее захлестывает не горечь, не обида, не отчаяние даже, а невыносимая злость.

– И ты не понимаешь, когда именно должен был сообщить об этом жене? – еле справляясь с этой злостью, выговорила она.

– Я не уверен, что тебе надо об этом знать.

Его лицо было совершенно непроницаемым, глаза как лед. Ирина почувствовала, что ее глаза леденеют тоже. Слишком сильным чувством оказалась злость, она и не предполагала, что способна на чувство такой силы…

– Позволь мне самой решать, что мне надо знать, а что не надо, – сквозь зубы процедила она.

– Да? – Он усмехнулся; дрогнул четкий росчерк брови. – Но ведь и я имею к этому какое-то отношение.

– Я не хочу обсуждать твое к этому… отношение.

Ей стало даже как-то легче от его усмешки. И в иронии его было что-то освобождающее.

– Хорошо, не будем обсуждать, – согласился он. – Что я должен делать?

– Что ты должен делать по отношению к своему ребенку и его матери, я не знаю, – усмехнулась Ирина; ей нелегко далась эта усмешка. – Мне ты ничего не должен, это точно. Поступай на свое усмотрение. Как обычно.

– Хорошо.

Игорь вышел из комнаты. Через минуту хлопнула входная дверь. Ирина осталась одна в тишине пустой квартиры. В неизбежности своей новой жизни.