Онлайн чтение книги Формула боя
Глава 7

Самара

Юлька проснулась в семь часов утра. Спать пришлось мало, но она чувствовала себя отдохнувшей. Она посмотрела на Антона и улыбнулась, захотелось поцеловать его. Правда, это выглядело бы как-то по-семейному, а ей пока не хотелось даже ощущения семейной жизни. Все же она представила, что Антон ее муж. И что? Что вот сейчас она должна сделать? Конечно, поцеловать. Вздохнув, она наклонилась над ним и поцеловала. Антон во сне повернул голову.

Ну вот, начинается, он уже отворачивается. Что еще – встать и сварить щи? Развонять капустой по всей квартире? Потом положить ему ладонь на грудь и мурлыкнуть: «Дорогой, щи готовы». Фу, мерзость! Лучше пожарить картошки со шкварками и сбегать в магазин за соленой селедкой: «Дорогой, вставай…» Да пошел он к черту – будить его, сам встанет. А если он опаздывает на работу? Значит, плохая работа, если на нее можно опоздать. «Дорогой, вставай, тебе пора увольняться».

Юльке надоела семейная жизнь, и она поднялась с кровати. Направляясь в ванную, она ткнула коленом в телевизор. Кнопка нырнула в гнездо, но телевизор не включился. Чтобы повторить, нужно было нажать на вторую кнопку – «выкл», которая вынесет на место другую – «вкл». Телевизор был старенький, «Радуга» семьсот с чем-то, тем не менее показывал хорошо, года два назад в нем сменили кинескоп. Юлька терпеливо проделала сложную манипуляцию. Заглянув в вентиляционные щели задней панели телевизора, она увидела, что лампы засветились – не пройдет и минуты, как на экране появится изображение.

Юлька хотела посмотреть утреннюю развлекалку «Доброе утро» по первой программе. Наверняка покажут новый клип, сообщат какие-нибудь улетные новости, изобразят на ком-нибудь супермодный макияж, расскажут, как дела на орбите.

Она прошла в ванную и оглядела себя в зеркале – синяков нет, хотя таковые должны быть, ночью ей показалось, что она попала в объятия медведя. Он только что не ревел, Юльке в определенные моменты казалось, что ее расчленяют. После отрыва на дискотеке Антон отрывался с ней в кровати. Такой бурной ночи у нее еще не было, это был постельный рейв – как и положено, до трехсот ударов в минуту. Складывалось впечатление, что у парня давно не было женщины, его объятия казались грубоватыми, хотя в нем не чувствовалось неистовости или показухи, и даже не было секса в ее понимании этого слова, он любил ее этой ночью, забыв все слова, кроме одного – ее имени. И ей чудилось, что это не она, что ее зовут по-другому; и уж совсем странным было то, что он оказался нежным. Под его горячее дыхание Юлька тихо и беззвучно «улетала»…

Она вспомнила свой первый секс с парнем из десятого класса, когда сама она училась в девятом. Сейчас ей стало стыдно, щеки внезапно вспыхнули. Его звали Игорем, он постоянно прерывался, монотонно бормоча: «Давай вот так. Хочешь так?» Она отвечала: «Да». – «А вот так?..» Через некоторое время ей не хотелось уже никак. А на следующий день на второй перемене, похоже, уже вся школа знала, как она с Игорем вот так и вот эдак. Юлька, сгорая со стыда, убежала домой и неделю не ходила в школу.

Как ни странно, подруги даже ни разу не зашли к ней за это время. Приходил Сергей Образцов и ребята из класса, но она не открыла им дверь. Через неделю придя в школу, она нарисовала на тетрадном листке плечистого голого мужика, между ног поставила крохотную запятую и подвела к ней стрелку с надписью: «Писька Игоря». На это произведение, которое Юлька повесила на доску для объявлений, приходила смотреть вся школа. Первоклассники-мальчишки ходили гордые. «У меня и то больше», – говорил каждый из них.

Встретив ее в коридоре, Игорь ударил кулаком по лицу. Образцов с пацанами затащили его в мужской туалет и долго говорили с ним. Игорь выполз оттуда на четвереньках, с лицом, похожим на маску Фантомаса. После уроков была грандиозная драка, победил 9-й «Б».

Юлька как-то внезапно стала взрослой. После педсовета, придя домой, отец, весь бледный, сжав кулаки, спросил:

– Он изнасиловал тебя?

Юлька с тех пор решила говорить только правду.

– Я сама ему дала, – дерзко ответила она. Мать хлопнула ее по щеке и две недели не разговаривала с ней.

Тогда к ним в гости повадилась бабушка Юльки, она привозила пирожки и суетливо хлопотала вокруг нее.

– Бабушка, – Юлька поцеловала ее, – мне не нужна отдушина, я хорошо себя чувствую. Понимаешь, я уже взрослая.

И бабушка поняла ее, сказав изумительно мудрую фразу:

– Ну и слава тебе, господи.

…Юлька сполоснулась под душем, стараясь не намочить волосы, и, накинув халат, вошла в комнату. Надевая белье, она смотрела телевизор. Какой-то седовласый человек, которого ведущая представила как эксперта и психолога, сосредоточенно и нравоучительно диктовал с экрана:

«Человек на грани срыва, когда он вдруг стал замкнутым, нервным, озлобленным. Если он рассказывает о ночных кошмарах и галлюцинациях, глотает иголки и пытается вскрыть вены…»

– Хорош балаболить, – скривилась Юлька.

Она легла рядом с Антоном поверх одеяла. Тот спал крепко, как после недельного бодрствования, только веки нервно подрагивали. Она более внимательно осмотрела его лицо с резкими чертами и мужественным шрамом над правой бровью, задержала взгляд на чуть припухших губах, розовых и слегка высохших. Юлька облизнула мизинец и провела по ним. Антон словно почувствовал ее во сне, его губы слегка приоткрылись, и Юльке снова захотелось в его объятия. Желание волной накатило на нее, раньше с ней такого не было, но надоедливый мужик с экрана начал отчаянно мешать.

«…перестал писать письма домой, получил известие об измене любимой девушки…»

– Заткнись, – еле слышно прошептала девушка, проведя кончиком языка по губам Антона. Она положила ладонь на горячее плечо и вытянулась вдоль его тела, чувствуя его даже через толщу одеяла. В ней начало зарождаться нетерпение, рука, лежащая на плече Антона, возбужденно подрагивала, тело заныло, Юля, выгнувшись, искала другой рукой край одеяла.

«…уходит в самоволки и не выполняет приказы…»

– Антон… – Юлька высвободила из-под себя одеяло, толкая его ногами к краю кровати. Нога запуталась в разрезе пододеяльника, опутывая ее ступню. Продолжая обнимать Антона за плечо, она подтянула ногу и освободила ее. Спихнув одеяло на пол, Юлька прижалась к Антону.

«…такой человек на грани срыва, ему нельзя доверять оружие, ему нужна срочная психологическая помощь…»

– Антон… – Она снова провела языком по его губам. Ей хотелось разбудить его, и в то же время его пассивное состояние кружило ей голову, он спал, даже не чувствуя, что рядом, прижавшись к нему, трепетало возбужденное тело.

«…душевнобольные люди, я бы сказал, с явными маниакальным выражениями…»

Юлька переложила безвольную руку Антона себе на бедро и еще крепче прижалась к нему, до боли стиснув ноги. Ее грудь горела, она приоткрыла рот, почувствовав, что проваливается куда-то.

«Только не просыпайся…»

Антон тихо сопел носом, а веки продолжали нервно подергиваться.

«Я еще раз повторяю: ему нужна срочная психологическая помощь».

Через минуту дыхание Юли пришло в норму, она убрала с бедра руку Антона, заметив, что ее руки продолжают подрагивать. Была какая-то невидимая гармония, стройная и совершенная связь между ней и Антоном. Ушел куда-то возраст – 17 лет ее и 20 его; кажется, природа завершила свою работу.

И снова противный голос «психа» из телевизора:

«…похожий случай, который произошел совсем недавно… убив товарищей, ворвался в квартиру офицера, убил его…»

Юля тронула Антона за плечо. Вот сейчас ей хотелось, чтобы он проснулся, и она уже точно поцелует его, встанет, сварит щи, сбегает в магазин, не пустит на работу…

– Антон…

Надоедливый голос с экрана повторил его имя:

«…Антон Никишин, убивший четырех сослуживцев, попадает под мое определение».

«Большое спасибо. Напомню, что специальным гостем программы «Утро» был психиатр судебного управления Главной военной прокуратуры доктор медицинских наук полковник Якунин Станислав Викторович. А сейчас мы еще раз повторяем репортаж нашего корреспондента по Самарской области».

Юлька, проглотив тугой ком, поднесла руку к горлу.

«Вот здесь, возле ворот склада, рядовой Антон Никишин расстрелял своих товарищей из автомата Калашникова.

Следователь, ведущий…

…на почве внеуставных отношений…»

Нет, не может быть. Юля попыталась успокоиться, хотя уже чувствовала, что Антон и есть этот…

«…человек видели его. Он пытался взять билет на поезд до Москвы… К сожалению, участились случаи, когда, вооружаясь, военнослужащие…»

«Доказательства, – потребовала Юлька, с ненавистью глядя на очкастого репортера. – Это не он, покажите фотографию».

«Вооружен автоматом Калашникова, владеет приемами рукопашного боя…»

«Фотографию!!»

На глаза Юльки навернулись слезы, она взяла Антона за руку: ну почему это должно было случиться именно с ней? «Это ложь! Покажите фотографию, ублюдки!»

«…крепкого телосложения, короткие светлые волосы, над правой бровью шрам…»

«Сволочи! Фотографию!»

Фотографию показали.

Ну, вот и все. Юлька, отпустив руку Антона, с каменным лицом встала с кровати. Слезы текли по ее щекам, скопившись в уголках губ. Подняв с пола одеяло, укрыла Антона. Покосившись на телефон, она сняла трубку.

* * *

Под утро подполковник Рябов получил от Кирсанова схожую стенограмму допроса Мараева: почти те же вопросы и ответы.

У Рябова тоже были новости. И Албаков, и Мараев, приезжая в Самару, последнее время останавливались в гостинице «Октябрьская». В частности, они проживали там с 28 по 30 июня и с 16 по 18 июля. Это как раз совпадало с увольнительными Никишина, в журнале записано, что он уходил в город 29 июня и 17 июля. Увольнительные ему выписывал командир роты капитан Дмитрий Романов.

А вот что касается записей в журналы, то 29 июня запись была сделана Каргиным Михаилом Юрьевичем, а 17 июля – Полетаевым Игорем Максимовичем. И тот и другой были убиты Никишиным.

Рябов еще раз вызвал к себе младшего сержанта Сергея Малышева.

– Скажи, Сережа, ты помнишь, когда Антон ходил в увольнительные?

– Мы несколько раз вместе ходили.

– О них ты тоже расскажешь, но сейчас меня интересуют его одиночные увольнительные. Ты что-нибудь знаешь о них?

– Знаю, что к нему приезжали, а кто, он не говорил.

– Он скрывал это?

– Как вам сказать? Я, конечно, спрашивал, но он ушел от ответа. Мне показалось, что он ходил к девушке.

– А как он ушел от ответа, не помнишь? Что сказал?

– Постойте… По-моему, сказал, что ходил к знакомым.

– К знакомым или к знакомому? Это очень важно.

– Я могу ошибиться, но, кажется, он сказал во множественном числе.

– Что, оба раза?

– Нет, только в первый раз.

– А во второй?

– Во второй раз я не спрашивал. Это его дело, правда?

– Конечно. А ты не замечал, приходил ли он навеселе с увольнения?

– Нет. Ну… может быть, легкий запах был. Скорее всего пива.

– Как ты думаешь, у него были твердые намерения убить прапорщика Шляха?

– Вряд ли, ведь потом он сказал, что подумает.

– Он же говорил, что собирается застрелить его из автомата?

– Наверное, это я спровоцировал его. Антон хотел «поработать» с ним на ножах, а я назвал его слабачком. Тогда Антон сказал: «Значит, я застрелю его».

– А его знакомые, они не были кавказской национальности?

– Я о них ничего не знаю.

– Ну что ж, спасибо, Сережа.

После этого разговора Рябов вызвал к себе капитана Романова, командира роты Антона Никишина.

– Мне показалось интересным вот что, – начал разговор подполковник. – Во время последних двух увольнительных Никишина ваша рота, капитан, заступала в караул, и оба раза вы назначали начальником караула своего заместителя, старшего лейтенанта Бойко.

– Ну, во-первых, назначаю не я, это утверждается приказом заранее: заступить в караул тогда-то и тому-то. – Голос командира роты звучал с едва различимой хрипотцой. Рябов, вглядываясь в суровые черты лица Романова, сделал неожиданный вывод: хрипотца шла капитану.

– Это понятно, – заметил Рябов, выслушав разъяснения капитана, – протокольная система, не больше; хотя определенный график должен быть?

– Он и существует. Так же, как и специфика нашей воинской части и подразделения, которым я командую. Есть и Устав караульной службы. Недавно я перечитывал эту книгу.

Ироничный тон капитана не задел Рябова.

– Вернемся к старшему лейтенанту Бойко, если вы не против.

– Хорошо. В те дни, когда я выписывал Никишину увольнительные, начальником караула по графику был именно старший лейтенант Бойко.

– А вы не хотели лично поинтересоваться, кто приходил к солдату из вашей роты? Тем более что фамилии посетителей были чеченскими. Вы ведь воевали в Чечне?

– Воевал, но это не имеет никакого отношения к Никишину, потому что в то время он был допризывного возраста. А тех, кто приходил к Никишину, я видел.

– Вот как?

– Да. Когда мне позвонил с КПП Полетаев, я лично прибыл туда, проверил документы.

– Можете описать внешность посетителей?

– Конечно.

– А паспорта? Они были в обложках, имели какие-то пятна на страницах, дефекты на фотографиях? Словом, какие-нибудь особенности.

Романов, вспоминая, нахмурил лоб.

– У одного, сейчас не вспомню фамилию, действительно на первой странице паспорта жирное пятно – в левом верхнем углу страницы.

– А как получилось, что, когда рота заступала в караул, Никишина эта участь миновала в обоих случаях?

– Я знаю об этом, от караула его освободил врач.

– С каким диагнозом?

– Не знаю, спросите у врача.

– Очень много накладок в этом деле.

– Лично я накладок не вижу. Никишин знал график дежурств, перед встречами с чеченцами он приходил в медсанчасть и просил освободить его от наряда в карауле. У нас не инженерные войска и не стройбат, если боец говорит, что он плохо себя чувствует, ему верят. У нас не принято «косить» от нарядов.

– Это я понимаю, а вот не пойму одного: почему он назначал встречи на те дни, когда рота была в карауле.

– Скорее всего налицо простое совпадение, поэтому Никишин и обращался в медпункт.

Майор медицинской службы Цибикин, узнав, что его вызывает следователь, поднял запись в журнале и личную карточку Антона Никишина.

– Абсолютно здоровый парень, – говорил он Рябову, шевеля щеками и носом: таким испытанным методом он поправлял сползающие с носа очки. – Обращался в медсанчасть всего два раза.

– В течение двадцати дней, – уточнил Рябов.

– Да, меня тоже это удивило. У него была температура: 37,8 – 29 июня, и 38,1 – это 17 июля.

– Какой диагноз вы поставили?

– Острое респираторное заболевание, так как не обнаружил в легких и в дыхательных путях никаких хрипов.

– А потом вы его наблюдали?

– Обязательно! Он был у меня и 30-го, и 18-го числа соответственно по месяцам, – абсолютно здоровым.

– А он не мог принять какой-нибудь препарат, который повышает температуру?

– Мог, конечно, только зачем это ему?

– Вот и я думаю: зачем ему понадобилось нагонять температуру? – Рябов помолчал. – А в психическом смысле Никишин был нормальным?

Майор Цибикин ответил не сразу.

– Если честно, я еще ни разу не встречал психически уравновешенного человека. Мы все психи, на нас давят стрессы, и в каждом живет маленький монстр, который нет-нет да и проявит себя. Разве у вас не было случаев, когда вы откровенно психовали, били что-то в порыве ярости, курочили?

Подполковник улыбнулся: было.

На столе зазвонил телефон, Рябов отпустил майора Цибикина и снял трубку.

* * *

Юля громко позвала Антона по имени и встала в коридоре. Перед этим она приоткрыла входную дверь и убрала стул, чтобы можно было беспрепятственно выскочить на площадку и, несясь вниз по ступенькам, орать: «Помогите, у меня в квартире маньяк!»

«Черт! Сегодняшнюю ночь я провела в постели с убийцей. Как в кино, ей-богу».

– Антон!

Он быстро сел в кровати и уставился на Юльку. Прошло секунды две-три, он улыбнулся.

– Привет.

– Ага, привет. – Юлька замолчала. – Как спал? Кошмары не мучили? Иглы во сне не глотал?

– Что?

– Да так…

– А который сейчас час?

Все, подумала Юля, пора. Чем быстрее, тем лучше. И выдохнула:

– Уже вторые сутки, как тебя ищут… рядовой Никишин.

Антон опустил голову, молча глядя на смятую простыню. Потом он тихо спросил:

– Ты уже позвонила?

– Куда?

– В милицию.

Юлька вздохнула, отступив еще на шаг. Теперь она стояла в прихожей.

– В милицию не звонила, потому что очень благодарна тебе. Теперь я до конца своих дней буду вспоминать, что переспала с убийцей четырех человек.

– Откуда ты узнала?

– По телевизору передали. Вот что, Антон, давай сделаем так. Ты встаешь, одеваешься, без спроса идешь в туалет, выходишь из квартиры и… меня не интересует, куда ты пойдешь дальше. Я думала, ты мужик, даже убедилась в этом ночью, а ты, оказывается, слабак, дезертир.

– Хорошо, Юля, отвернись, я встану.

– Чего? Отвернуться? Знаешь, что про тебя передали? Что ты вооружен и очень опасен при задержании. Отвернись… Сейчас при тебе оружия нет, но я видела, как ты вчера завалил четверых крепких парней. Ты как-то ненормально их завалил. Давай, Антон, одевайся. И не тяни время, через десять минут сюда придут Серега Образ и еще с десяток человек.

Антон откинул одеяло и начал одеваться. Юлька в последний раз окинула взглядом его крепкую фигуру и сильные руки. В ней шевельнулась жалость, но она призвала на помощь презрение.

– Тебя что, опустили? Унизили как мужчину?

Антон покачал головой.

– А почему же ты так круто обошелся с товарищами? Зачем ты расстрелял их?

– Я не расстреливал их.

– Ну, убил. Это что, не одно и то же?

– Нет, это две разные вещи.

– Значит, все-таки убил. Чего молчишь? Мне-то ты можешь сказать?

Антон твердо посмотрел ей в глаза.

– Да, я убил, стрелял из автомата, потом ограбил двух людей. – Он поднял к Юльке лицо. – Брось кроссовки. Я не хочу, чтобы ты обиделась, поэтому не буду тебя благодарить.

– Уйдешь тихо, по-английски?

– По-русски. – Антон обулся, поправил ремень на джинсах, бросил взгляд на часы: 8.10. Посмотрев на тонкую фигуру Юльки в коридоре, он тихо сказал: – Будет безопаснее, если ты выйдешь на улицу и подождешь, когда я уйду.

Да, так было безопаснее, однако Юлька прижалась к стене, кивнув на выход.

– Иди, Антон.

Он молча шагнул к двери, девушка в последний момент задержала его, взяв за рукав куртки. Антон повернулся к ней. Она обняла его.

– Куда же ты пойдешь? Может… останешься до вечера? Я приготовлю поесть.

В прихожей дважды прозвенел звонок. Юлька почувствовала, как напряглось тело Антона. Она одной рукой сжала его руку, а второй потянулась к дверному замку.

– Не бойся, это Серый. – Не отпуская Антона, она открыла замок.

На пороге стоял Сергей Образцов во вчерашней упаковке, только на ногах были кроссовки. Кивнув в знак приветствия, он вошел. За ним шагнули Ромка Ващенко и Олег Примаков по кличке Примус. Еще человек пять столпились на площадке. Кто-то сделал попытку войти следом, но Образ спокойным голосом остановил их:

– Ну куда вы всей толпой? Ждите на улице. Примус, закрой дверь. – Образцов посмотрел на прильнувшую к Антону Юльку и спросил: – Что случилось, Юль?

– Вот, – она подняла глаза на Антона, – у него неприятности.

Образцов молчал, ожидая продолжения.

– В общем… – нерешительно продолжила Юлька и замялась. – Скажи сам, Антон.

Он кивнул.

– Я сбежал из части.

Образцов даже не удивился.

– Ну сбежал, и дальше что? Мой отец тоже ломанулся из части, когда служил. Просто так, погостить. Ничего, бабка с дедом привезли его назад, он отсидел суток пятнадцать на «губе», и все дела.

– Он с оружием сбежал. – Юлька неотрывно смотрела на Образцова, ее взгляд по-детски просил его помочь. Сергей на протяжении долгих школьных лет опекал Юльку. Когда у нее были проблемы, он приходил и молча сидел рядом. Она никогда ни о чем не просила Образцова, зная, что стоит ей только сказать, и он сделает все, расшибется в доску, но сделает, хоть как – по дружбе, из уважения… Может, он вел тихую осаду, так ни разу и не сказав Юльке, что любит ее.

– Да, – протянул Образцов, глядя на девушку. – Убил кого?

Они оба молчали – и Антон, и Юля.

– Может, в комнату пройдем? – предложил Примус. – Юлька чайник поставит. Я еще чай не пил, прямо с постели подняли.

– Чайник можно на твой голове вскипятить, – Ромка неприлично засмеялся и тут же смолк, поймав хмурый взгляд Образцова.

– Я сейчас, – Юлька, отпустив Антона, быстро вошла в комнату.

Пока она убирала постель, все молчали, стоя в прихожей. Примус, коротая время, ковырял ногтем обои на стене. Ромка вертел головой, оглядывая коридор, словно находился в музее или в кабине лифта. Образцов смотрел в точку на уровне груди Антона. Наконец Юлька позвала их, а сама прошла на кухню.

Образцов, сев на диван, крикнул:

– Юль, я закурю?

– Кури.

Затянувшись сигаретой, он выпустил дым, разгоняя его ладонью.

– Знаешь, Антон, я не буду тебя расспрашивать, что и как, прав ты или нет. Во-первых, я младше тебя, во-вторых, я не служил в армии и знаю о ней только понаслышке. Тебе на месте там было виднее. Глупо давать тебе советы, правильно?

– Советы вообще нельзя давать, – вставил Примус. С утра он был какой-то дерганый. – Я вот в пятом классе читал «Три мушкетера», так вот…

Образцов перебил, вяло махнув рукой в его сторону.

– Ты не кипятись, Примус, дело-то серьезное.

– А почему нельзя советы давать? – произнес Ромка. – Это же своего рода воспитание. – Он хотел выглядеть куда старше Антона и мудрее.

Образцов, не обращая внимания на Ващенко, снова обратился к Антону.

– В общем, тут два выхода. Ты, кстати, откуда родом?

– Из Москвы.

– А служишь где? В каких войсках?

– Под Чапаевском, в спецназе.

Примус присвистнул и боднул головой.

– Может, Ромка прав, – продолжил Образцов, – совет тебе можно дать. Даже два. Если по-пацановски, то гуляй, жди, когда тебя поймают. Если по уму, сдавайся сам.

– Да пусть он расскажет, что случилось-то, – снова встрял Примус и крикнул: – Юль, сколько он человек замочил?

– Четверых, – раздался ее голос.

Примус снова свистнул.

Антон молчал. Он был чужим для этих пацанов. Кроме Образцова, напрямую к нему никто не обращался.

– У тебя самого мысли есть? – спросил Сергей.

– Есть. Я хочу вернуться в Чапаевск.

– Ну вот! – Примус вскочил с места. – Чего тогда мы тут рассуждаем!

– Сядь, – остановил его Сергей.

Из кухни появилась Юлька. Вот этого она никак не ожидала.

– Ты это серьезно, Антон?!

– Да.

– Ты хочешь сдаться в своей части?

– Я не хочу, чтобы меня взяли милиция или военный патруль.

Образцов согласился с ним.

– Все равно тебя могут опознать, пока ты доберешься до части, и арестуют.

– Тогда тебе нужно сменить хотя бы рубашку. Сейчас я тебе дам отцовскую. Правда, он не такой шкаф, как ты, все равно хоть что-то изменишь в одежде. – Юлька суетливо полезла в шифоньер. – На, надевай… Вот, возьми еще темные очки и плейер. Наденешь наушники, будешь жевать резинку, на тебя не так будут обращать внимание.

Антон переодел рубашку; она жала в плечах и была готова лопнуть на груди.

– Нет, Антон, – Юлька покачала головой, – ты какой-то ненормально мощный. Я просто не представляю, как можно унизить такого здорового.

– Меня не унижали, здесь совсем другое. Если бы не обстоятельства, я бы никогда не выстрелил.

– А убивать страшно? – наивно спросил Примус.

Антон долго молчал.

– Очень…

– Тебя расстреляют?

– Не знаю. Сейчас, во всяком случае, за мной охотятся.

– Ха! – Примус разошелся. – Он называет это охотой!

– Это его право так считать, – заметил Ромка. – Ты будешь сдаваться прямо в части?

– Нет, я хочу сдаться командиру роты, у него дома. Он живет не в военном городке, а в самом городе, на окраине. Я был у него два раза.

– Ну понятно, он боится самосуда со стороны товарищей.

– И этого тоже, – проговорил Антон.

Юлька села рядом с ним.

– Знаешь, я даже не представляю, как ты объявишься. С одной стороны, нужно иметь большое мужество, чтобы поступить так, а с другой… Хотя у тебя нет другого выхода. Ты боишься?

– Нет.

– Не храбрись, у меня самой поджилки трясутся.

– Ты точно решил сдаться? – осведомился Образцов. – Или еще сомневаешься?

– Точно.

– Как хочешь… Тогда мы сделаем вот что. Мы с тобой, Антон, примерно одинакового роста, я принесу свои шмотки, ты переоденешься, и мы всей бригадой поедем в Чапаевск. Проводим тебя до дома твоего командира. В толпе тебя никто не опознает.

Антон смотрел на Образцова недоуменно. Чего ради они помогают ему? Хотя ясно почему: Юля. Он надолго задержал взгляд на Сергее. Тот, коротко взглянув на него, опустил глаза.

– Меня даже затошнило, – скривилась девушка. – Даже не представляю, как ты будешь сдаваться.

– Когда поедем? – деловито спросил Примус. – Предлагаю прибыть в Чапаевск в сумерки.

– Ладно, – Образцов встал. – В пять часов вечера мы придем.