Онлайн чтение книги Форсированным маршем
XVIII. МЫ ВЫБИРАЕМСЯ ИЗ ПУСТЫНИ 

Бесспорно, змеи пустыни Гоби спасли нам жизнь. Мы поймали еще две штуки на следующее утро с интервалом в несколько минут. Первая напоминала собой обычного европейского ужа, а что касается второй,то по ее серебристой коже вдоль всей спины шла широкая тускло-красная полоска, по обе стороны которой были две тонкие линии того же цвета. Они были убиты ударами палки, после чего Заро придерживал их вилообразным концом своей палки, а я без труда содрал кожу.

Мясо этих двух змей не показалось нам таким же приятным, каким было на вкус мясо нашей первой добычи. На мой взгляд, на наше восприятие повлиял их цвет. Первая же, черная и большого размера, была похожа на морского угря, как окраской, так и консистенцией мяса. Таким образом, впоследствии мы охотились на змей этого вида.

Полупрозрачный жир, выплавленный из змей, был использован нами в качестве бальзама для наших губ, глаз и ног. Смягчающий эффект длился несколько часов.

Спустя два часа после того, как мы покинули ручей, к нам пожаловали гости. Вначале это были полдюжины воронов, которые кружились над нами. Они оставались все утро, затем, не торопясь, удалились в момент, когда мы сооружали наше укрытие. Мы спрашивали друг друга, что могло побудить их улететь, как вдруг две большие тени проскользнули над песком. Подняв голову, мы увидели, как в десяти метрах над нами пролетели два красивых орла, оперение которых против света казалось иссиня черным. Они облетели нас несколько раз, потом уселись на вершине одной дюны в двадцати метрах. Размах их крыльев был впечатляющим.

– Чего они хотят, по-вашему? – спросил кто-то.

– Для меня нет никаких сомнений, – ответил Смит. – Они увидели воронов и прилетели посмотреть, нет ли чего-нибудь съедобного.

– Ну, – сказал Заро, – пусть они не рассчитывают на меня.

– Не волнуйся, – сказал ему я. – Они не нападут на нас.

Он поднялся и стал поносить их. Он сделал вид, будто кинул в них чем-то. Орлы словно не замечали его приемов. Он собрал несколько булыжников и хорошенько прицелился. Брошенный им камень упал в метре от птиц, подняв столб песка. Первый орел ни на дюйм не сдвинулся с места, а второй неловко подпрыгнул. Второй булыжник пролетел далеко от цели. Орлы улетели, когда сами того захотели, пока мы разбирали свое укрытие. Примерно в течение часа они преследовали нас, кружа очень высоко в небе, прежде чем удалиться в южном направлении.

– Орлы живут в горах, – заметил Смит. – Может быть, скоро мы выйдем из этой пустыни?

Было видно очень далеко, но никакая гора не вырисовывалась на горизонте.

– Они пролетают большие расстояния, – успокоил я их.

Мы страдали три или четыре дня от болей в желудке и диареи, затем, когда отсутствие пищи снова очень жестоко дало о себе знать, эти расстройства прошли. Были дни, когда мы не видели ни одной змеи. А как-то во время утренней облавы поймали сразу двух, когда они грелись на солнце. Мы их сразу же съели. Был день, отмеченный белым камнем, когда за полчаса мы поймали две змеи вида, называемого нами "большие черные". Дни следовали друг за другом. Орлы и вороны снова прилетали к нам. Мы взяли за ориентир одну-две очень яркие звезды, и по ним направлялись вперед. Так нам удавалось продолжить наш путь после захода солнца. У нас снова появились мечты, вызываемые нашей одержимостью водой.

Я снова потерял счет дням, спал неспокойным сном, и мне снились упрямые змеи, которые, не обращая внимания на неистовые удары палкой, с шипением ползли в мою сторону. Все мои страхи проявлялись в снах. В самых коварных из них мне снилось, что я иду один, зовя остальных, зная, что я их больше никогда не увижу. Я просыпался, весь дрожа, в прохладе раннего утра, и успокаивался, увидев рядом с собой Смита, Колеменоса, Заро, Маршинковаса и Палушовича.

Пейзаж менялся почти неуловимо. Желтый цвет песка приобретал более насыщенный оттенок, песчинки становились крупнее, дюны – выше. Солнце все так же совершало свой беспощадный оборот в неумолимо чистом небе, но бывали дни, когда легкий ветерок приносил нам капельку прохладного воздуха. Ночи были по-настоящему холодные, и у меня появилось ощущение, что постепенно начинаем выходить из необъятной знойной котловины.

Прошло, может быть, семь или восемь дней с тех пор, как мы покинули ручей, когда, проснувшись однажды утром, мы не без вспышки экзальтации обнаружили новый горизонт. Воздух в тот день был совершенно прозрачный. Далеко на востоке, может быть, в восьмидесяти километрах, окутанная голубым маревом, похожем на табачный дым, возвышалась гряда гор. Прямо перед нами мы увидели другие возвышенности, но это были просто предгорья по сравнению с тем, что вырисовывалось на востоке. Мы были так невежественны в географии Центральной Азии, что подумали, не Гималаи ли это, и что, может быть, мы были уже на пороге Индии. Нам предстояло ещё узнать, что это огромное и негостеприимное горное пространство Тибета, протянувшееся с севера на юг, разделяло нас от Индии.

Мы шли еще два изнурительных дня, пока не достигли более твердой почвы каменистой земли, смешанной с песком. Обессиленные, мы растянулись на земле и рассматривали наши следы: это были уже не еле различимые отпечатки, а, скорее, непрерывная полоса, наподобие той, которую оставляют за собой лыжи на снегу. Перед нами поднимался сухой и обнаженный скалистый склон. У меня в голове билась единственная мысль: там, на другом склоне, может быть, есть вода. Мы отдохнули два часа, прежде чем начать долгий подъем. Сняли наши мокасины, чтобы стряхнуть набившийся в них песок. Вытерли тонкую пыль, забившуюся между пальцами ног. Затем, оставив пустыню Гоби позади себя, начали восхождение.

С другой стороны вершины простирался еще более унылый пейзаж. Ночь застала нас на дне лощины, усеянной скалами. Мы могли бы идти дальше, если бы Маршинковас, падая, не ударился коленом. Утром он показал большой синяк и пожаловался на легкую негибкость ноги, но он был в состоянии ходить. Боль постепенно утихла и рана больше не доставляла хлопот. Мы вскарабкались еще на одну вершину. Никто не разговаривал, так как и речи не могло быть о том, чтобы нарушать ритм дыхания, и даже простое шевеление губами заставляло нас страдать. Мы шли сквозь легкую утреннюю дымку, и нам пришлось приложить несколько часов усилий, чтобы достичь вершины. С этой высоты снова завиднелась большая цепь восточных гор. Она казалась ещё необозримее, чем издали. На юге тянулся непрерывный ряд невысоких гряд. Сверху казалось, что дно лощины было покрыто песком, и мы решили спуститься туда до наступления ночи, чтобы отправиться на поиски змей.

Счастливая случайность: мы уже прошли источник, когда Заро, обернувшись, прокричал вдруг волшебное слово. Это была всего лишь маленькая струйка, бьющая из расселины скалы, но она блестела как серебро. Вода огибала основание большой круглой скалы и вытекала на поверхность плоского камня, лежащего внизу. Мы с Колеменосом спускались по склону осторожными шагами на какие-то двадцать метров впереди Заро, когда его крик заставил нас застыть на месте. Мы торопливо подошли к нему. Источник представлял собой щель, куда можно было бы просунуть только лишь пальцы одной руки. Вода сверкала, чистая и ледяная. Мы спустились до того места, где можно было подставить нашу сильно помятую кружку и, усевшись, нетерпеливо стали ждать её наполнения. На это ушло целых десять минут.

– Ты уже прошел мимо этого места, – сказал я Заро. – Что же заставило тебя обернуться и обнаружить его?

– Я думаю, что почувствовал его, – ответил мне он очень серьезно. – Что-то заставило меня обернуться.

Вода с музыкальным звуком текла в посуду. Когда она наполнилась, Заро осторожно взял ее, я заметил, что его рука слегка дрожала, так, что вода немного пролилась. Он встал перед Смитом и с поклоном, по обычаю монголов, согласно которому первым подавали самому старшему, протянул ему кружку.Посуду пустили по кругу, и каждый выпил из нее по глотку. Даже нектар богов не имел такого чудесного вкуса. Снова и снова мы наполняли нашу кружку и передавали из рук в руки. Затем мы поставили ее, полную, с бьющей через край водой, под источник, чтобы каждый мог утолить жажду, когда пожелает.

Это, должно быть, была середина дня. Мы договорились остаться там на сутки. Однако мы не обнаружили никаких следов жизни на этом горном склоне и были крайне голодны. Я добровольно вызвался спуститься в лощину в поисках змей, и Заро решил идти со мной. Вооружившись палками с раздвоенными концами, мы двинулись вперед. Мы не забывали все время оглядываться назад, чтобы лучше определить местонахождение наших товарищей, оставшихся около источника.

Мы потратили на спуск больше часа. У нас тут же проснулась надежда, когда мы увидели змею длиной примерно в один метр, которая скрылась под скалой при нашем приближении. Мы продолжили нашу охоту до после – обеденного времени, так ничего и не найдя. Мы разделились, и я был на волосок от того, чтобы отказаться от поисков, когда услышал победный вопль Заро. Я застал его держащим своей палкой "большую черную", которая яростно отбивалась. Я повернул свою палку и нанёс ей смертельный удар, затем схватил Заро за плечи и горячо поздравил. Неоспоримый чемпион в охоте на змей!

С трудом поднимаясь на гору, он нес свою добычу, обернув змеёй шею. Когда мы дошли до источника, обливались потом и были сильно утомлены. Колеменос вместо меня занялся сдиранием шкуры и потрошением. Палушович приготовил огонь из остатков наших веточек, на которые положил последний кусок верблюжьего помета, подобранного Заро в оазисе. Жар разведенного огня был недостаточен для полного приготовления пищи, но мы были слишком голодны, чтобы деликатничать. Мы поели и попили, пока садилось солнце. Единственный, кто хорошо спал в эту ночь, был Колеменос, остальные страдали от холода.

На следующее утро мы отправились дальше. В этот раз у нас не было желудочных колик, что навело на мысль, что предыдущие расстройства желудка случились из-за мутной воды ручья. Мы спустились со склона и пересекли лощину, чтобы вскарабкаться на противоположный склон, что составляло, по крайней мере, двадцать километров. С верхушки горы мы сориентировались. Прямо перед нами возвышались впечатляющие вершины. Поэтому мы выбрали более легкий путь, что заставило нас отклониться градусов на десять в сторону востока. К вечеру мы приободрились, обнаружив первые следы растительности после оазиса. Это была грубая, колючая трава, которая цеплялась за расщелины корнями. Мы сорвали пучок, который передавали из рук в руки, чтобы рассмотреть его, как люди, которые никогда раньше не видели траву.

День за днем продолжался изнурительный путь. Наша обычная пища ограничивалась случайными змеями, единственной пищей в течение трех недель. Начиная с первой, когда мы съели ее в пустыне. Ночи стали холоднее, и наледь образовывала на скалах крутые косогоры. Мы напрасно искали следы животных. Но встречались птицы: время от времени пара соколов парила над нами, так же как крикливые сороки и наши старые знакомые вороны. Горная трава с каждым днем становилась гуще и зеленее, затем стали встречаться чахлые кустарники и карликовые деревья, идеальное топливо для костра, который мы разжигали теперь каждый вечер. Призрак жажды покинул нас: нам встречались ручьи с родниковой водой и теперь мы редкий день обходились без воды. В один прекрасный вечер, добравшись до вершины после долгого восхождения, мы с недоверием обнаружили широкую долину с зеленой и густой травой. Еще более волнующая деталь: вдалеке, в семи или восьми километрах от нас, мы заметили маленькие белые точки, что оказались стадом из примерно сотни баранов. Мы быстро спустились со склона, скользя и скатываясь от нетерпения, чтобы быстрее дойти до дна этой лощины. Вскоре мы услышали блеяние. Нам оставалось пройти примерно четыреста метров, когда увидели двух собак с длинной белой и бежевой шерстью – колли. Они торопливо обежали стадо, чтобы оказаться между нами и животными, которых они охраняли.

– Не волнуйтесь, – бросил им Заро, – мы им не сделаем ничего плохого. Где ваш хозяин?

– Мне бы только приблизиться к одному из этих баранов, – пробормотал сквозь зубы Колеменос, – и одним ударом топора…

– Не нервничай, Анастазий, – сказал ему я. – Очевидно, пастух отправил своих собак нам навстречу. Отойдем от стада и посмотрим, хотят ли они указать нам, где находится их хозяин.

Мы демонстративно сделали крюк. Собаки смотрели на нас минуту или две. Затем, явно довольные тем, что отогнали нас от стада, очень быстро побежали в сторону другого склона долины. Следя взглядом за направлением их бега, я показал моим товарищам на одну точку. На расстоянии двух километров или больше поднималась тонкая струйка дыма.

– Полуденный огонь, – прокомментировал Маршинковас, сильно заинтересованный, – явно что-то готовят.

Этот огонь горел под укрытием скалистого выступа, на который опиралась малюсенькая лачуга сухой каменной кладки. Там сидел старик, по бокам которого лежали, высунув языки, две его собаки. Он им что-то сказал, когда мы приблизились, и они побежали к стаду. Совершенно черный котелок дымил над огнем. Смит, кланяясь, подошел первый. Старик, улыбаясь, поднялся и поздоровался в ответ. Затем он поклонился каждому из нас.

У него была белая борода, широкое и квадратное лицо, высокие скулы. Цветом его лицо напоминало старое красное дерево. Он носил шапку из овчины с приподнятыми наверх клапанами на манер монголов, которых мы встретили на севере. У него были добротные валенки с прочными кожаными подошвами. Его жакет из вывернутой овчины, который он носил нараспашку, на талии поддерживался вязаным поясом. У него были штаны, подбитые мольтоном, вероятно, из шерсти ягненка. Он опирался на палку высотой в полтора метра, к нижнему концу которой был прикреплен железный наконечник, а верхний конец торчал вилами в форме буквы V. В деревянном чехле c кожаной оболочкой он носил красивый нож с рукояткой из кости, лезвие которого, как я заметил потом, было двойным. Чтобы встретить нас, он поднялся со своей подстилки – бараньего руна. Его приветливость и радость от прихода нежданных гостей не вызывали никаких сомнений.

Он говорил торопливо, и прошла целая минута, пока старик заметил, что мы не понимаем ни слова из того, что он говорил. Я обратился к нему по-русски, и он посмотрел на меня с остолбеневшим видом. Было очень жалко – наверняка, он надеялся на разговор и новости. Я думаю, что он пытался объяснить нам, что увидел нас издалека и приготовил покушать. Он жестом пригласил нас сесть у огня и стал перемешивать содержимое котелка, чем и занимался до нашего прихода. Я бросил взгляд во внутрь лачуги и увидел, что там было место для одного человека. На пол была настлана циновка из плетеной бересты.

Помешивая своей большой деревянной ложкой, он сделал еще одну попытку заговорить, медленно произнося слова. Безрезультатно. Наступила тишина. Смит откашлялся. Жестом он указал на нашу группу.

– Мы идем в Лхассу, – отчетливо произнес он по-русски.

Искра понимания промелькнула в глазах пастуха.

– Лхасса, Лхасса, – повторил Смит, указывая на юг.

Старик вытащил из пальто молитвенную мельницу, которую он, видимо, носил с собой многие годы. На пергаменте, края которой были потрепаны из-за многолетнего использования, были нарисованы религиозные символы. Он показал солнце и описал много кругов вытянутой рукой.

– Он хочет показать нам, сколько дней ходьбы до Лхасса, – сказал я.

– Его рука крутится как крылья мельницы, – заметил Заро. – Наверное, это чертовски далеко.

Мы знаком показали ему, что поняли его. Он вытащил из кармана мешок с солью – прекрасного качества и почти белой – и велел нам взглянуть в котелок, пока он солил еду. Мы наклонились и увидели жирную сероватую кашу, которая понемножку закипала. Он снова помешал, зачерпнул ложку, подул на нее, причмокнул губами, попробовал и в конце облизнулся. Он радостно хихикнул, словно мальчишка, и его хорошее настроение было так заразительно, что мы все тоже начали смеяться. И это было наше первое настоящее веселье за многие месяцы.

Он налил туда ковш каши и положил чашу на подстилку. Скрылся в своей лачуге и вышел оттуда с глиняным, не покрытым лаком кувшином темно-коричневого цвета с удлиненным горлом.В нем было примерно четыре литра овечьего молока, откуда он немного отлил в чашу. Не заботясь о том, чтобы узнать, кто старше всех, он протянул ее вместе с ложкой Заро, усаживаясь около него. Тот попробовал одну ложку, причмокнул губами и захотел пустить чашу по кругу, но пастух остановил его за руку и знаком показал нам, чтобы он съел всю свою порцию.

Заро проглотил ее быстро и с явным удовольствием.

– Черт возьми, это очень вкусно! – восклицал он.

Затем наступил мой черед. Главным ингредиентом был, кажется, ячмень, к которому добавили немного жира. Молоко слегка остудило кашу, и я жадно проглотил все. Я почувствовал, как успокаивающее тепло наполнило мой бедный желудок. Звучно отрыгнулся, причмокнул губами и вернул чашу.

Наш хозяин хотел, чтобы поел каждый, прежде чем поест он сам. К тому, что оставалось в котелке, он добавлял несколько децилитров молока и начинал мешать, что наращивало содержимое настолько, чтобы каждый мог получить вторую порцию.

Он вытащил котелок из огня, чтобы остудить.Двигал его с трудом, так как в нем, хотя и было два отверстия, но не имелось ручки. Мы несказанно обрадовались, когда он вытащил из кожаного кисета табак и дал каждому из расчёта на две-три папиросы. Мы вытащили нашу бережно хранимую газетную бумагу. Каждый зажег свою папиросу от головешки. Мы были очень рады и преисполнены благодарности к такому щедрому хозяину. А он, добрый малый, сидя по-турецки, наслаждался, глядя на наши радостные лица.

Спустя полчаса, отказавшись от какой бы то ни было нашей помощи, он пошел мыть котелок и драгоценную чашу в ближайшем источнике. Он вернулся, оживил огонь и приготовил нам чай по-тибетски; на этот раз вкус прогорклого масла отнюдь не показался нам отвратительным.

У меня появилось сильное желание сделать что-нибудь для старика.

– Смастерим ручку из проволоки для его котелка, – сказал я Колеменосу.

Идея всем показалась превосходной. Нам понадобилось полчаса, чтобы отрезать нужную длину, изогнуть ее и прикрепить к котелку. Старик был в восхищении.

Мы пытались найти еще что-то, чем могли помочь ему. Кто-то предложил сходить насобирать дров для огня. Мы вернулись примерно через час с целым запасом, включая маленькое деревце, которое Колеменос срубил своим топором. Пастух ожидал нашего возвращения. Когда мы пришли, он точил свой нож на гладком камне. Его две собаки снова были там. Он усадил нас и, взяв с собой собак, удалился.

Вскоре он вернулся снова, таща молодого барашка за шерстку между рогами. Собаки бегали вокруг него, чувствуя, что что-то произойдет. В течение пяти минут животное было умело забито. Старик не хотел, чтобы мы помогали ему. Он содрал шкуру и выпотрошил животное со скоростью, рядом с которой мои навыки в этом деле выглядели просто смехотворными. Туша была разделена на четыре части. Он натер их солью и подвесил в лачуге. Голову и потроха бросил собакам.

В этот вечер половина барашка была зажарена на деревянных вертелах, и мы снова наелись досыта. Знаками мы дали понять пастуху, что хотели бы остаться здесь на ночь, и казалось, что он отнесся к этому благосклонно. Мы спали в тепле вокруг костра, тогда как он улёгся в своей лачуге.

Ранним утром он сделал ячменные лепешки и дал нам по три штуки каждому. Был еще чай, и, к нашему огромному удивлению, так как мы все думали, что есть предел и гостеприимству, он пожарил остаток баранины и разделил ее, затем раздал нам немного табака.

Мы ушли от него после обеда, снова доставив ему дрова. Мы не знали, как благодарить его за неоценимую доброту. Каждый похлопал его по спине, широко улыбаясь ему. Я надеюсь, что мы смогли убедить его в том, что он обрел шесть друзей, преисполненных благодарности.

В конце концов мы низко поклонились ему, согласно обычаю, не отрывая от него глаз. Он проникновенно поклонился нам в ответ. Наконец, мы повернулись и отправились в путь. Оглянувшись назад, я увидел, что он шел спиной к нам, а рядом были его собаки. Он даже не обернулся.