Онлайн чтение книги Фрейя Семи Островов Freya of the Seven Isles
II

Ну кто, скажите пожалуйста, был этот Химскирк? Вы сразу увидите, как неразумен был этот страх перед Химскирком… Конечно, человек он был довольно зловредный. Это сразу бросалось в глаза, достаточно было послушать, как он смеётся. Ничто не разоблачает яснее тайных свойств человека, чем неосторожный взрыв смеха. Но — помилуй бог! — если бы мы вздрагивали от скверного хохота, словно заяц от любого звука, нам ничего иного не оставалось бы, кроме одиночества пустыни или уединённой хижины отшельника. И даже там нам пришлось бы переносить неизбежное присутствие дьявола.

Однако дьявол — персона значительная, знавшая лучшие дни и высоко стоящая в иерархии небесного воинства. Но в иерархии земных голландцев Химскирк, чьи ранние годы вряд ли отличались особым блеском, был всего-навсего флотским офицером сорока лет от роду, без каких-либо особенных связей или способностей, какими можно похвалиться. Он командовал «Нептуном» — маленькой канонерской лодкой, патрулировавшей в водах Архипелага и следившей за торговцами. Право, не очень высокое положение. Повторяю, это был самый обыкновенный лейтенант, средних лет, числящий за собой двадцать пять лет службы и, вероятно, в недалеком будущем собирающийся выйти в отставку. Вот и всё.

Он никогда не утруждал своей головы размышлениями о том, что делается на Семи Островах, пока не услыхал из разговоров в Минтоке или Палембанге о поселившейся там красивой девушке. Думаю, любопытство побудило его заглянуть на Острова, а раз увидев Фрейю, он взял себе за правило заезжать к Нельсону всякий раз, как находился на расстоянии полудня пути от Островов.

Я не хочу сказать, что Химскирк был типичным голландским флотским офицером. Я их видел в достаточном количестве, чтобы не допустить этой нелепой ошибки. У него было большое, гладко выбритое лицо с плоскими смуглыми щеками, а между ними был пухлый рот. В его чёрных волосах серебрились белые нити, а его неприятные глаза тоже были чёрные. У него была скверная привычка бросать по сторонам косые взгляды, не поворачивая головы, низко посаженной на короткой, круглой шее. Толстый круглый торс в тёмной форменной куртке с золотыми жгутами на плечах был водружён на паре раскоряченных толстых круглых ног в белых диагоналевых брюках. Его круглый череп под белой фуражкой также казался необычайно толстым, но мозгов в нём было достаточно, чтобы обнаружить и злостно использовать страх бедняги Нельсона перед тем, что было облечено хотя бы лоскутком власти.

Химскирк высаживался на мысе и, прежде чем явиться в дом, молчаливо обходил всю плантацию, словно это была его собственность. На веранде он выбирал лучший стул и оставался к завтраку или к обеду, не трудясь даже подождать хотя бы намёка на приглашение.

Его следовало бы выгнать уж за одно его обращение с мисс Фрейей. Будь он голым дикарём, вооруженным копьями и отравленными стрелами, старик Нельсон (или Нильсен) вышел бы на него с кулаками; но этих золотых жгутов на плечах — к тому же голландских жгутов — достаточно было, чтобы устрашить старика; он разрешал негодяю относиться к нему с тупым пренебрежением, пожирать глазами его дочь и опоражнивать бутылки из его маленького винного погреба.

Кое-что не ускользнуло от моего внимания, и однажды я попробовал высказаться по этому вопросу.

Жалко было видеть страх, появившийся в круглых глазах старика Нельсона. Прежде всего он заявил, что лейтенант — его добрый друг, очень славный парень. Я не спускал с него пристального взгляда, и наконец он стал заикаться и признался, что, конечно, Химскирк не производит впечатления человека жизнерадостного, но всё же в глубине души…

— Я ещё не встречал здесь жизнерадостных голландцев, — перебил я. — В конце концов жизнерадостность большого значения не имеет, но неужели вы не видите…

Тут Нельсон неожиданно так перепугался, что у меня не хватило духу продолжать. Конечно, я собирался ему сказать, что парень преследует его дочь. Это самое подходящее выражение. Не знаю, на что мог надеяться Химскирк или что он задумал предпринять. Быть может, он считал себя неотразимым, либо его ввели в заблуждение живые, уверенные, непринуждённые манеры Фрейи. Но факт оставался фактом. Он преследовал девушку. Нельсон это не мог не видеть. Но… он предпочитал закрывать глаза. Он не желал, чтобы ему об этом говорили.

— Всё, чего я хочу, — это жить в мире с голландскими властями, — с пристыженным видом пробормотал он.

Он был неисправим. Мне стало его жалко, и, думаю, мисс Фрейя тоже жалела своего отца. Она сдерживалась ради него и делала это просто, без аффектации, даже добродушно, как и всё, что она делала. Задача была не из легких, так как ухаживания Химскирка носили наглый отпечаток презрения, с каким нелегко было примириться. Голландцы этой породы бывают высокомерны с теми, кто ниже их по своему положению, а этот офицер считал старика Нельсона и Фрейю стоящими во всех отношениях ниже себя.

Не могу сказать, чтобы я жалел Фрейю. Она была не из тех, кто относится к чему бы то ни было трагически. Можно было сочувствовать ей в её затруднениях, но она всегда казалась на высоте положения.

Своей невозмутимой ясностью она скорее вызывала восхищение. Только когда Джеспер и Химскирк бывали вместе в бёнгало, как это иной раз случалось, она чувствовала напряженность положения, но и тут не всякий мог это подметить. Только мои глаза могли обнаружить лёгкую тень на её сияющем лице. Однажды я не удержался, чтобы не выразить ей своего одобрения:

— Честное слово, вы удивительны.

Она слабо улыбнулась и пропустила моё замечание мимо ушей.

— Самое главное — это удержать Джеспера от неразумного поступка, — сказала она, и в спокойной глубине её честных глаз, прямо смотревших на меня, я мог заметить подлинную тревогу. — Вы мне поможете его сдержать, правда?

— Конечно, мы должны сдержать его, — заявил я, прекрасно понимая её беспокойство. — Ведь он делается совсем сумасшедшим, если его раздразнить.

— Да! — мягко согласилась она: мы с ней всегда в шутку бранили Джеспера. — Но я его немножко приручила. Теперь он совсем хороший мальчик.

— И всё-таки он раздавил бы Химскирка, как чёрного таракана, — заметил я.

— Пожалуй! — прошептала она. — А это не годится, — добавила она поспешно. — Представьте себе, в каком положении очутился бы бедный папа. Кроме того, я думаю стать хозяйкой этого славного брига и плавать в этих морях, а не блуждать за десять тысяч миль отсюда.

— Чем скорее вы будете на борту, чтобы присматривать за шкипером и за бригом, тем лучше, — серьёзно сказал я. — Они оба нуждаются в вашей поддержке. Не думаю, чтобы Джеспер протрезвился до тех пор, пока он не увезёт вас с этого острова. Вы его не видите, когда он находится вдали от вас, а я вижу. Он постоянно пребывает в возбуждённом состоянии, и это состояние почти пугает меня.

Тут она снова улыбнулась и снова стала серьёзной. Ей не могло быть неприятно слушать о своей власти, и у неё было сознание своей ответственности. Неожиданно она ускользнула от меня, так как Химскирк, сопровождаемый стариком Нельсоном, подошёл к веранде. Едва его голова оказалась на уровне пола, как неприятные чёрные глаза уже начали метать взгляды во все стороны.

— Где ваша дочь, Нельсон? — спросил он таким тоном, словно был неограниченным властелином вселенной. Потом он повернулся ко мне: — Богиня улетела, а?

Бухта Нельсона — так называли мы её обычно, — была в тот день заполнена судами. Прежде всего тут был мой пароход, затем, дальше в море — канонерка «Нептун» и наконец бриг «Бонито», по обыкновению стоявший на якоре так близко к берегу, что, казалось, человек, не лишенный ловкости и сноровки, мог перебросить шапку с веранды на его добросовестно вычищенные песком шканцы. Медь на нём блестела, как золото; его выкрашенный белой краской корпус сиял, словно атласная мантия. Полированное дерево мачт и большие реи, поставленные поперёк судна, придавали ему воинственно-элегантный вид. Бриг был красив. Не удивительно, что, владея таким судном и заручившись обещанием такой девушки, как Фрейя, Джеспер постоянно находился в возбуждённом состоянии — быть может, на седьмом небе, а это не вполне безопасно в нашем мире.

Я вежливо заметил Химскирку, что, имея троих гостей в доме, мисс Фрейя, несомненно, должна присмотреть за хозяйством. Конечно, я знал, что она отправилась на свидание с Джеспером на расчищенном участке у реки — единственной на островке Нельсона. Командир «Нептуна» бросил на меня недоверчивый чёрный взгляд и стал устраиваться как дома: он опустил своё плотное цилиндрическое туловище в качалку и расстегнул мундир. Старик Нельсон с самым скромным видом уселся против него, беспокойно тараща свои круглые глаза и обмахиваясь шляпой. Чтобы протянуть время, я попробовал завести разговор; дело оказалось нелёгким: мрачный влюбленный голландец всё время переводил взгляд с одной двери на другую и каждое моё замечание встречал насмешкой или недовольным ворчанием.

Однако вечер прошел прекрасно. К счастью, блаженство достигает иногда такой степени, что никакое возбуждение немыслимо.

Джеспер был спокоен и сосредоточен, молчал, созерцая Фрейю. Когда мы возвращались на свои суда, я предложил взять на следующее утро его бриг на буксир. Я это сделал с целью увезти его возможно раньше. В первых холодных лучах рассвета мы прошли мимо канонерки, чёрной, замершей в устье стеклянной бухты; тишина на ней не нарушалась ни единым звуком. Но солнце с тропической быстротой поднялось над горизонтом на высоту, вдвое превышающую его диаметр, прежде чем мы успели обогнуть риф и поравняться с мысом. Там, на самой высокой скале, стояла Фрейя, вся в белом, похожая в своём шлеме на статую воинственной женщины с розовым лицом; я прекрасно видел её в бинокль. Она выразительно размахивала носовым платком, а Джеспер, взобравшись на мачту своего белого горделивого брига, в ответ замахал шляпой.

Вскоре после этого мы расстались; я отплыл к северу, а Джеспер, подгоняемый легким ветром с кормы, повернул на восток. Кажется, его путь лежал к Банджермассину и двум другим портам.

Этот мирный день был последним, когда я видел их всех собравшихся вместе; чарующе бодрая, решительная Фрейя, старик Нельсон с невинными круглыми глазами, Джеспер, пылкий, сухощавый и стройный, с узким лицом, удивительно сдержанный, ибо подле своей Фрейи он был безгранично счастлив; все трое высокие, белокурые, с голубыми глазами разнообразных оттенков, и среди них мрачный надменный черноволосый голландец, почти на целую голову ниже и настолько толще каждого из них, что казался существом, способным раздуваться, — причудливым экземпляром обитателя какой-нибудь иной планеты.

Контраст бросился мне в глаза внезапно, когда мы отошли от обеденного стола и стояли на освещённой веранде. Он преследовал меня весь вечер, и я помню по сей день это впечатление чего-то забавного и в то же время зловещего.