Глава 5

Онлайн чтение книги Веселый господин Роберт Gay Lord Robert
Глава 5

Началось триумфальное путешествие в Лондон, и, пока Елизавета ехала по стране, она улыбалась ликующим людям, которые выстраивались на ее пути.

– Боже, благослови королеву! – кричали они. – Да правит нами долго Елизавета!

Она была молода и красива, всегда проявляла симпатию к народу, и простые люди любили ее. Теперь, думали они, наступит конец ужасным кострам, которые горели не только на Смитфилд-сквер, но и во многих других частях страны. Теперь наступит конец преследованиям. Кровавая Мария мертва, Англия снова станет веселой страной.

В Хайгейте Елизавету приняли епископы. Она была милостива с ними, хотя сделала исключение для Боннера, который стал главным прокурором после смерти Гардинера. А что, если бы здесь оказался ее старый враг, подумала Елизавета. Было бы приятно посмотреть, как мастер Гардинер задрожал бы перед ней. Люди заметили ее холодное отношение к Боннеру и стали ликовать больше прежнего.

Она ехала верхом к месту традиционного въезда в Тауэр, и народ охватила великая радость, когда королева проехала через ворота Сити.

Теперь она сидела в роскошной повозке, ехавшей вдоль Барбикан к Крипплгейт, чтобы ее могли принять лорд-мэр и почтенные члены Сити. Принимая их заверения в преданности, Елизавета спешилась. И как же великолепно она выглядела в своем пурпурном бархате! Больше не было нужды в скромной одежде – теперь у нее не осталось соперниц. Она сама стала королевой.

Рядом с ней постоянно скакал ее главный конюший – неотразимый красавец Роберт Дадли. Некоторые женщины смотрели на него вместо того, чтобы восхищаться королевой.

– Он может сравниться только с его величеством Генрихом VIII в дни его цветущей молодости, – шептали они.

Пусть Роберт завоюет их одобрение, размышляла королева. Пусть все увидят его таким, каким видит его она. Елизавета не была уверена в том, какую роль для него приберегала, но хотела, чтобы народ сохранил о нем это впечатление, – великолепного, возвышающегося надо всеми красавца.

Воздух был наполнен музыкой; яркие вышитые знамена свисали с окон. Доехав до церкви Бланш Чейплтон на углу Март-Лейн, королева услышала, как загремели пушки Тауэра. Она проехала вдоль Тауэр-стрит и остановилась, чтобы послушать, как дети из школы Святого Павла поют хвалебные гимны в ее честь, вспоминая – теперь казалось, что это было давным-давно, – как они пели их в честь ее сестры.

Елизавета молилась: «О Господи, помоги мне в этом деле. Помоги мне сыграть мою роль благородно и почетно».

Ее переполняли эмоции. Ее величайшее желание наконец-то ей даровано; она должна приготовиться исполнить свой долг и быть достойной своей роли. Сейчас Елизавета даже радовалась прошлым своим бедам, через которые прошла с честью, потому что они научили ее большему, чем могла бы научить легкая жизнь.

Все эти люди, приветствовавшие ее, теперь должны стать ее главной заботой. Она не будет так глупа, как ее сестра Мария. Мария тоже въезжала в Лондон под приветственные возгласы своих подданных; но те же самые люди теперь называли ее Кровавой Марией, ненавидели ее за то, что она вышла замуж за испанца и привела в страну иностранцев; осуждали ее за потерю Кале и радовались, что она умерла.

С Елизаветой такого никогда не случится! Простые люди будут ее любить на протяжении всей ее жизни. Они – ее сила. Она скорее пожертвует чем угодно, только не их преданностью, и никогда не забудет, что именно эти люди – столпы, поддерживающие ее трон.

В этот священный момент королева не думала о том, как она выглядит в своем пурпурном бархате; даже забыла о своем главном конюшем. Она была только королевой, твердо намеренной править мудро, сделать свою страну великой.

В Тауэре собрались все чиновники, чтобы принести ей клятвы в верности. Елизавета спешилась. Вокруг нее собралась вся знать Англии, но вместо гордости, которую она ожидала ощутить в эту минуту, вдруг почувствовала глубокое смирение.

Слова, которые королева произнесла, были спонтанными.

– Некоторые, – сказала она, – перестали быть принцами этой земли и стали узниками этого места. Я поднялась и превратилась из узницы этого места в принцессу этой земли. Эта перемена была делом справедливости Божьей; этому возвышению я обязана Его милосердию. Я благодарю Господа и прошу Его о милосердии для других. – Потом Елизавета повернулась к лейтенанту Тауэра и попросила: – Проведите меня в те апартаменты, которые я занимала, когда была здесь узницей.

Это сделали. Под воздействием огромного чувства, войдя в камеру, королева упала на колени, снова поблагодарила Господа за свое избавление и пояснила окружающим: – Я никогда не забуду о Его великой милости, потому что, как Даниил, вышла невредимой из логова льва.

В тот памятный день от легкомысленной девушки не осталось и следа, в лондонский Тауэр Елизавета вошла королевой.

Марию похоронили с большой торжественностью, и, соответственно, новая королева присутствовала на похоронах. Доктор Уайт, епископ Винчестерский, произнес поминальную проповедь и показал себя храбрым человеком.

Оплакивая многие достоинства покойной, называя ее мудрой и великой, он вспомнил, как она отстаивала превосходство церкви. Мария заявила, что святой Павел запрещал женщинам разговаривать в церкви, а следовательно, недостойно церкви иметь над собой тупую главу.

«Как он осмеливается так говорить? – размышляла Елизавета, спокойно сидя рядом с ним. – Как смеет этот старик с седой бородой?! Несомненно, видит во мне всего лишь молодую женщину. Но ничего, ему придется кое-что узнать о силе моего духа!»

К счастью, проповедь была произнесена на латыни – и немногие поняли ее, как она.

Уайт плакал, вспоминая Марию, затем объявил, что королева оставила сестру, достойную леди, которой теперь все обязаны повиноваться и даже делать это через силу. Velior est canis vivus leone mortuo.

Голубые глаза Елизаветы превратились в горящие огненные точки. Она – живая собака, а Мария – мертвый лев! Что ж, ему придется кое-что узнать о львином сердце, таящемся под сверкающими драгоценностями молодой королевы! Наглый старик!

Когда доктор Уайт покинул кафедру, она встала и крикнула своим стражам:

– Арестуйте этого человека!

Епископ поднял руку, чтобы удержать стражников, которые немедленно выбежали вперед, чтобы исполнить приказ Елизаветы.

– Ваше величество, – сказал он, – в моей власти отлучить вас от церкви, если вы не признаете, что ваши подданные подчиняются Риму.

Отец Елизаветы послал бы его на смерть. Но она еще не была так сильна, как он, хотя в одном отношении была даже сильнее. Годы опасности научили ее сдерживать гнев, если это было необходимо. В глазах епископа Елизавета увидела его страстное желание пострадать за веру. Но она не позволит ему этого сделать. Народ ненавидит религиозные преследования. Она прекратит их, и люди, подобные этому епископу, не смогут вынудить ее начать их снова.

Королева спокойно наблюдала, как исполняли ее приказ. Пусть епископ охладит свой фанатичный пыл в тюрьме. А время покажет, как ей действовать дальше. Для королевы время еще больший друг, чем для принцессы-узницы.


Она собрала свой тайный Совет. Уильям Сесил сидел от нее по правую руку. Большую печать Елизавета отдала Николасу Бэкону. Из членов Совета покойной королевы в должности было разрешено остаться лорду Уильяму Говарду, Арунделу и Сэквиллу.

Пока еще никто не замечал нежных взглядов, которыми она одаривала своего главного конюшего. Его пост означал, что он по необходимости должен был постоянно находиться поблизости; а тот факт, что Роберт Дадли был выбран на это место, не вызвал никаких толков. Его знания конного дела были, несомненно, велики; и все соглашались, что никто не смотрелся верхом так великолепно, как красавец Дадли.

Однако первые дни своего правления мысли Елизаветы больше занимали дела государственные, нежели любовные. Каждое утро она просыпалась с ощущением могущества и возбуждения, но никогда не забывала уроки, полученные в дни бедствий.

Ее первой задачей было разорвать зависимость от папы, но она должна была сделать это так, чтобы не оскорбить своих католических подданных, потому что их было много. Следовательно, открытого разрыва быть не могло. Перемена должна была быть постепенной, так, чтобы королева чувствовала настроения народа по мере своих действий.

Мессы все еще служили во всех церквях, и Елизавета регулярно посещала их; но на Рождество покинула церковь после окончания службы как раз в тот момент, когда епископ готовился провести торжественную мессу.

Она сделала твердый шаг в направлении, по которому намерена была следовать, но не собиралась предпринимать никаких других шагов, пока не узнает о реакции народа на свое поведение, хотя сомнений в том, каков будет его вердикт, быть не могло. Люди слишком хорошо помнили костры Смитфилда и надеялись, что теперь в Англии восторжествует справедливость. Лишь немногие осудили ее поступок, но даже они – принимая во внимание дело доктора Уайта, который так легко стал мучеником за публичное оскорбление королевы, – не верили, что она начнет преследовать их так, как ее сестра преследовала протестантов.

Елизавета тогда поняла, что теперь безопасно сделать следующий шаг. И во время очередного большого праздника – в день Нового года – объявила, что отныне церковные службы будут вестись на английском языке.

Ее занимали мысли о коронации. Она с великим нетерпением ожидала этого дня, часто видела его во сне и теперь желала поговорить об этом с тем, чей триумф был ее триумфом и кто должен был сыграть заметную роль в церемонии.

Какая радость была быть в его обществе во время всех дней приготовлений! Казалось, ее еще больше возбуждало то, что они никогда не оставались наедине. Королеву постоянно окружали государственные советники или фрейлины опочивальни. Бедный Роберт! Она знала, что временами он приходит в бешенство, потому что элементарно не может сказать ей то, что хочет, в присутствии всех этих людей! Роберт вынужден был сохранять дистанцию, обращаться к ней как к своей королеве, разыгрывать из себя преданного человека, но только никак не выдавать своей влюбленности. Ее королевское положение стояло теперь между ними, как когда-то тюремные стены. И все же каждый день Елизавета чувствовала, что все сильнее влюбляется в него, потому что, если долго не видела его, становилась раздраженной и разочарованной. Она не могла постоянно спрашивать, где он, стараясь проявлять свою всегдашнюю осторожность, не хотела показать двору, что влюблена в своего главного конюшего.

«Я очень даже могу поверить, – думала Елизавета, – что могла бы выйти за него замуж. Но у него есть жена. Неужели он забыл об этом, грешный человек?»

Впрочем, ей надо быть благодарной той женщине. Как ее зовут? Анна? Эми? Королева притворялась, что не помнит имени этой глупой деревенской девки! Странно, чем она вообще смогла привлечь Роберта?

Ничто ей так не нравилось, как ускользнуть от советников и посидеть с придворными – если среди них был и Роберт, – чтобы поболтать о предстоящих развлечениях – маскарадах, балах и всех прочих церемониях, которые будут сопровождать ее коронацию.

– Не сомневаюсь, – сказала она однажды, – ЧТО лорд-мэр и его товарищи устроят мне такую же хорошую коронацию, как и моей сестре. Хотелось бы мне знать, какой для этого самый подходящий день. Как вы думаете, милорд Дадли?

– День не имеет значения, ваше величество.

– Почему же?

– Сам факт, что это будет день коронации нашего величества, превратит его в величайший праздник, который когда-либо у нас был.

– Что хочет сказать этот человек? Вы знаете, госпожа Эшли?

– Думаю, он имеет в виду, что лучший дар, который когда-либо получала эта страна, это – восшествие на престол вашего величества, – ответила Кэт.

– Госпожа Эшли объяснила, что я хотел сказать, мадам, – проговорил Роберт.

Елизавета перевела взгляд с него на даму, сидевшую рядом с ним, – смуглую красавицу с искрящимися глазами. Это ей не понравилось.

– Умоляю вас, не кричите мне с такого расстояния, мастер Дадли. Идите сюда и сядьте рядом со мной.

Он охотно подошел, глаза его были обожающими, молящими: «Почему я не могу видеть вас наедине? Почему между нами всегда должны быть эти люди?»

Она хотела ответить: «Потому что я королева, а вы были настолько глупы, что женились на деревенской девчонке. Если бы вы были мудрее, НТО знает, чего бы я не сделала ради вас!»

Не слишком ли он фамильярен? Теперь Роберт слегка насупился. Не слишком ли он уверен в ее милостях? Она не могла отчитать его в присутствии своих дам и кавалеров. Потому что, если бы так поступила, ему пришлось бы удалиться, а это было бы для нее таким же наказанием, как и для него.

Ей показалось, что все вокруг нее хитро улыбаются. Неужели заметили, что она оказывает ему предпочтение? Ее царствование только началось, и ей нельзя было делать ложных шагов.

Позже Кэт сказала:

– Ваше величество, они начинают догадываться. Пошли шепотки.

– О чем ты говоришь, женщина?

– О нашем смуглом и красивом джентльмене, мадам. Очень заметно, что вы часто не сводите с него глаз, и вам не нравится, когда он смеется с другими дамами.

– Я не стану терпеть подобной наглости. Кто эти сплетники?

– Весь двор, ваше величество. И знаете, это правда. Вы выдаете свои чувства. Вы не проявили бы их более явно, даже если бы кинулись обнимать и целовать его на глазах у всех.

Елизавета к этой минуте настолько забыла о своем королевском достоинстве, что двинула Кэт по уху. Но Кэт знала, что ее предупреждение услышано.

Королева встревожилась.

На следующем заседании она сказала:

– Я желаю получить совет от доктора Ди по поводу моей коронации. Милорд Дадли, вы отправитесь к нему и уточните у него, какой день наиболее подходящий для этого события.

– Когда ваше величество ожидает, чтобы я отбыл?

– Немедленно… немедленно.

Роберт обиженно взглянул на нее. Хоть и на короткое время, но его все же отсылают от двора. Он был задет и разгневан. Но и она тоже.

Елизавета смотрела, как он уходил, и взгляд ее был полон такого томления, что Кэт почувствовала, что она только выдала себя еще больше.


Роберт покинул двор, чтобы поехать к любимому астрологу королевы, доктору Ди, в взволнованном состоянии.

Елизавета не скрывала от него своих чувств. Он достаточно знал свои силы, чтобы распознать в ней то же томление, которое так часто наблюдал в других. Очень скоро – Роберт твердо знал – это томление станет нарастать с такой силой, что ни ее гордость, ни положение королевы не смогут встать на его пути.

Он размышлял о будущем со спокойной уверенностью. Никто из членов его семьи не поднимался так высоко, как поднимется он. Существовало только одно препятствие – Эми.

Сама мысль о ней вызвала у него прилив бешенства. Он сравнивал ее с Елизаветой. Королева привлекала его не только своим положением. Если бы она не была дочерью Генриха VIII, то уже давно стала бы его любовницей, вне всякого сомнения. Однако Елизавета, помимо эротического удовлетворения, могла ему дать и корону, которую его отец предназначал Гилдфорду, а потому была вдвойне желанной.

Он станет королем этого царства, потому что еще ни одна женщина не могла отказать ему в том, что он требовал; а Елизавета очень ясно показала, что, в сущности, она прежде всего женщина.

Между тем Роберт не мог игнорировать Эми. Его жена начинала проявлять беспокойство; она хотела приехать ко двору и разделить с ним его удачу. Эми писала ему, спрашивая, не влюбился ли он в какую-нибудь придворную даму, которая занимает все его внимание. Она угадала – Елизавета действительно требовала постоянных размышлений, постоянного его внимания.

Доктор Ди тепло приветствовал Роберта в своей загородной резиденции и, посоветовавшись со своими картами, объявил, что наилучший день для коронации королевы – 15 января.

А поскольку астролог находился неподалеку от Сайдерстерна, Роберт подумал, что у него есть хорошая возможность повидаться с Эми и сделать какие-то попытки отбить у нее желание разделить с ним его жизнь при дворе. Он боялся, что если ее не навестит, то она сама решится поехать ко двору, чтобы увидеться с ним, и не думал, что королеве это будет очень приятно.

Добравшись до замка, Роберт отправил слуг на конюшню вместе с лошадьми, а сам пошел в дом искать Эми.

Холл был пустынен. Он быстро поднялся по лестнице, прошел по галерее в их спальню.

Там, склонившись над утюгом, стояла Пинто.

– Так… Пинто! – сказал Роберт.

Она выпрямилась, затем присела, явно смутившись:

– Лорд Роберт! Мы вас не ждали.

– Знаю. А где твоя госпожа?

– Катается верхом со своим отцом, милорд.

– Что-нибудь не так, Пинто? – спросил он.

– Не так, милорд? Нет… нет. Теперь у миледи все будет хорошо, раз вы приехали. – Она хотела быстро уйти из комнаты.

Но на Роберта вдруг напало озорное настроение.

– Я не помешаю тебе, Пинто. Не спеши уходить.

– Я просто убирала вещи миледи.

– Тогда, умоляю тебя, продолжай это делать.

– Но я уже закончила, милорд.

Он медленно подошел к ней, чувствуя, как нарастает ее возбуждение.

– Что такое, Пинто? – Взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза. – Мне не нравится, что ты мне не доверяешь, не нравится, что ты убегаешь, едва я появляюсь, и бросаешь на меня испуганные взгляды, когда тебе кажется, что я не вижу.

– Но, милорд…

Он быстро наклонил голову и поцеловал ее, что удивило его почти так же, как и ее.

Пинто вырвалась, выбежала из комнаты, а Роберт улыбнулся. Как глупо с его стороны было думать, что она его ненавидит. В конце концов, Пинто тоже женщина.

Бедная Пинто! Она скрывала свои чувства к нему под маской недоверия и подозрительности. Но ей нечего опасаться. Ее достояние было в безопасности от него.

Вернувшись с верховой прогулки и увидев мужа, Эми чуть ли не впала в истерику от восторга.

– Но, Роберт, почему ты ничего не сообщил? – воскликнула она, бросаясь ему на шею. – Я лишилась нескольких часов твоего общества, ведь скоро ты снова умчишься, не сомневаюсь.

Роберт был очарователен, как всегда.

– До чего же чудесно оказаться дома, – сказал он, – вдали от шумного двора.

– Ты говоришь так, будто тебе там не нравится.

– Как мне может нравиться то, что удерживает меня вдали от тебя и от дома?

Надув губки, Эми сообщила, что до нее дошли кое-какие слухи.

– Какие слухи?

– Говорят, королева к тебе очень милостива.

– Королева справедлива. Она помнит тех, кто оставался ее другом во времена бедствий.

Позже Роберт поехал с женой кататься верхом по поместью, выразив желание увидеть новорожденных ягнят, посмотреть, как косят овес и бобы. Он притворялся, будто его это интересует, и мысленно поздравлял себя с тем, что навеки ото всего этого избавился.

Роберт не мог скрыть от Эми, что приехал лишь проездом.

– Нет… нет, нет! – запротестовала она.

– Увы, любовь моя. Я послан королевой. Я должен вернуться и приготовиться к испытанию коронацией.

– Почему я не могу поехать с тобой, Роберт?

– Это невозможно.

– Но другие лорды берут своих жен ко двору.

– Только если они занимают должности при королевском дворе.

– Разве я не могу стать фрейлиной?

– Всему свое время, Эми. Подожди. Королева меньше месяца на троне, но уже одаривает меня милостями, как ты слышала. Я не могу сейчас просить у нее большего.

– Но разве это много – место при дворе для твоей жены?

Роберт иронично улыбнулся в ответ:

– Уверен, что слишком много, Эми.

– Но, Роберт, надо что-то делать. Я не могу сидеть здесь в одиночестве и ожидать тебя месяцами.

– Я буду приезжать повидаться с тобой, Эми, при малейшей возможности. Можешь быть в этом уверена. Но мои обязанности главного конюшего королевы отнимают у меня много времени. Не хотелось бы вызвать недовольство королевы моим долгим отсутствием.

– Я боюсь королевы, Роберт.

– И поступаешь очень мудро. Она придет в ярость, если узнает, что ты меня задерживаешь.

– И что, отправит тебя в Тауэр? О, Роберт, смогу ли я когда-нибудь оказаться при дворе?

Он успокоил ее ласками, нежными словами, планами их прекрасного будущего. И был безмерно рад, когда наконец вырвался, поскакал из Норфолка в Лондон к королеве.


За день до коронации Елизавета проехала по Сити, принимая поздравления своего любящего народа.

Она перебралась по реке из Вестминстерского дворца в Тауэр за несколько дней до той субботы, на которую был назначен церемониальный парад; и покинула Тауэр в субботу в своей колеснице – прекрасная и царственная фигура в алом бархате. Ей было около двадцати шести лет, но она выглядела моложе, чем тогда, когда совершала свое путешествие по Темзе в Тауэр в то скорбное Вербное воскресенье четырьмя годами раньше.

К ее восторгу, повсюду готовились такие же празднества и церемонии, какие в свое время были устроены для ее сестры Марии, но как по-разному вела себя при этом толпа! Лондон приветствовал Марию, но Мария держалась официально и холодно. Елизавета вела себя не так. Безусловно, вся в бархате и драгоценностях, она представляла собою ослепительное зрелище, однако при этом принадлежала своему народу так, как никогда не могла ему принадлежать Мария. В течение всего дня Елизавета усердно показывала людям, что думает о них так же, как они думают о ней, что ее единственное желание – доставить им удовольствие так же, как они желают почтить ее.

– Боже, храни вашу милость! – кричали лондонцы.

И она отвечала:

– Бог да хранит вас всех!

Даже бедняки принесли ей цветы. Ее окружение пыталось остановить их, но Елизавета не позволила этого сделать. Она должна была улыбнуться каждому, с каждым поговорить, какое бы низкое положение он ни занимал, и именно цветами беднейших подданных украсила свою колесницу.

Королева знала, что ее народ с ней. Несмотря на свою молодость, она была мудра. И внешние проявления любви ее народа вызывали у нее восторг.

Она улыбалась, проезжая через Спред-Игл на Грейсчерч-стрит, потому что поперек улицы была воздвигнута арка, на которой поместили панно, рассказывавшее о предках королевы. Ее дедушка и бабушка, Елизавета Йоркская и Генрих VII; ее отец, Генрих VIII, и портрет прекрасной, похожей на фею дамы, о которой никто не вспоминал уже много лет, – матери королевы, Анны Болейн. Ничто не могло порадовать Елизавету больше.

В Корнхилле и Чипе тоже были вывешены панно, и Елизавета сделала несколько уместных замечаний по поводу каждого из них. Она хотела бы, чтобы ее граждане знали, что она не просто зрительница; она – одна из них. Ее улыбки предназначались всем – олдерменам и членам гильдий Сити, управителям и ученым Больницы Христа, один из которых произнес речь, которую она выслушала с великим вниманием.

Самой значительной оказалась ее встреча с двумя стариками, сидящими возле Литтл-Кондуит в Чипсайде, один из которых держал в руках косу и песочные часы, изображая собой Время. Время было ее другом, Елизавета всегда это говорила. Другой старик олицетворял Истину. Он дал ей Библию на английском языке. Все окружавшие видели, как королева трепетно взяла эту священную книгу, поцеловала ее. Потом, прижав Библию к груди, она подняла глаза вверх, а когда народ разразился приветственными криками, призывая на нее благословения, воскликнула:

– Будьте уверены, что я буду для вас хорошей королевой!

И так она прибыла в Уайтхолл, а на следующий день – в аббатство для коронования. Мечта стала явью. Над ней совершили помазание, в ее руки вложили державу и скипетр, а вокруг нее эхом разнеслись голоса:

– Да, да, да! Боже, храни королеву Елизавету!


Была еще одна обязанность, от которой Елизавета, по заверениям своих советников, не должна была уклониться. Страна не будет полностью счастлива до тех пор, пока во дворце не появится королевская детская и у Елизаветы не родится сын.

– Выйти замуж! – таков был настоятельный совет. – И чем быстрее, тем лучше.

Несмотря на кокетливые высказывания о своей любви к девственности, Елизавета ни в коем случае не стала избегать претендентов на брак с ней. А поскольку в мире не было более выгодной партии, чем королева Англии, нашлось немало желающих вступить в соревнование, чтобы получить ее руку.

Тем временем будущая политика Елизаветы становилась все более ясной.

Она тайно сообщила протестантским странам, что хочет вернуть Англию в реформаторскую веру, и в то же время, поскольку не имела желания оскорбить Францию или Испанию, дала понять, что намерена предоставить своим подданным свободу мысли в вопросах религии.

Папа был в ярости. Он заявил, что не в состоянии понять, как женщина, рожденная вне брака, может иметь право на трон. Более того, по его мнению, законной наследницей английского престола была не Елизавета, а Мария, королева Шотландии. Папа не понимал, каким образом эта новая доктрина свободы совести может быть успешной, и опасался ее последствий.

Королева, чувствуя себя в безопасности в своей стране, могла щелкнуть пальцами под носом у папы и знала, что большинство ее подданных хотели бы, чтобы она это сделала. Елизавета отозвала своего посла из Рима, но ему пригрозили отлучением от церкви, и он остался. Королеве это было безразлично. Англия с ней, а какое ей дело до всего остального мира? Католические пэры целовали ее в щеку и клялись в своей преданности. Народ твердо стоял за нее, потому что краткое возвращение владычества Рима при Марии, которое принесло с собой нищету и преследования, представлялись ему злом.

Елизавета продолжала проявлять великодушие к своим старым врагам, и они, обнаружив, что им нечего ее опасаться, как она и предполагала, выражали готовность служить ей.

Королева смеялась над их страхами.

– Мы из породы львов, – говорила она. – Мы не можем снизойти до уничтожения мышей.

После царствования Марии страна находилась в плачевном состоянии, но с приходом на трон новой молодой королевы у народа возродились надежды. Теперь все ждали ее брака. Государственные деятели считали, что, хотя Елизавета уже и проявила некоторую мудрость, все же, будучи женщиной, она нуждается в твердой мужской руке, которая поможет ей управлять страной.

Елизавета при этом только улыбалась. Она была намерена показать им, что львица так же, как и лев, способна защитить себя и своих.

Утонченная хитрость молодой королевы вскоре начала изумлять ее окружение; и никто не понимал этого лучше, чем испанский посол, граф Фериа. Надежды Фериа опирались на католических пэров, которые, как он был уверен, перешли на сторону Елизаветы только из соображений безопасности. Он сообщал своему господину, что этих людей легко переманить на службу Испании, при условии что суммы, предлагаемые для их подкупа, будут достаточно привлекательны. Филипп счел это разумным и был готов потратить большие суммы испанских денег на своих католических друзей в Англии.

Граф считал самым вероятным «пенсионером» лорда Уильяма Говарда, католика, которого королева сделала своим камергером; и он быстро выяснил, что Говард склонен к взяточничеству. Но прежде чем была сделана первая выплата, оказалось, что Говард вовсе не собирался брать деньги. Через несколько дней Говард пришел к Фериа и сказал:

– Я не мог принять ваше щедрое предложение, пока не узнал, как к этому отнесется королева.

Фериа был потрясен; он, естественно, с величайшей осторожностью обсуждал с Говардом вопросы оплаты, но ему никогда не пришло бы в голову, что этот человек не вполне ясно понимал, с какой целью ему будут платить деньги. Потом последовало еще более потрясающее откровение:

– Теперь я заручился согласием королевы и могу принять ваши деньги. Буду счастлив, когда вы передадите мне первую выплату.

Филипп и Фериа были потрясены, столкнувшись еще раз с остротой ума королевы.

Но Елизавета не собиралась оставлять это дело так. Она откровенно заявила Фериа, что она была восхищена рассказом о его щедрости. И игриво добавила:

– Надеюсь, его самое католическое величество не будет чувствовать себя задетым, если и я найму некоторых из его слуг, находящихся при моем дворе.

Фериа написал своему господину, что не станет делать никаких дальнейших шагов в отношении подкупа, хотя надеялся склонить Сесила, Бэкона, Роберта Дадли и Парри работать на Испанию. Однако Сесил обладал большим состоянием и не интересовался деньгами. Бэкон был его близким другом и зятем Сесила, поскольку они оба были женаты на дочерях сэра Энтони Кука – двух весьма ученых женщинах, скучных синих чулках, так что в этом направлении тоже не было никаких надежд. Томаса Парри, который долгое время был парикмахером Елизаветы, а теперь стал рыцарем, можно было бы уговорить. Его настоящее имя было Воган, но, так как отца его звали Гарри и происходил он из Уэльса, его называли, как это там принято, Томас ап Гарри, что позже превратилось в Парри. Этот человек был сплетником, но он настолько был привязан к королеве, что Фериа не осмелился подступиться к нему с предложением денег. Что касается молодого красавца лорда Роберта Дадли, то было похоже, что королева увлечена им, и действительно, ее поведение давало поводы для таких слухов… Словом, испанский посол никого не нашел, кто бы мог работать на Испанию.

Но тут королева внезапно положила конец подобным мыслям, заявив, что все выплаты «испанских пенсий» должны быть прекращены.

Теперь она была готова рассмотреть предложения соискателей ее руки. И надо сказать, это занятие доставило ей немало удовольствия.

Первым и самым важным из них был ее зять, Филипп, король Испании собственной персоной.

Елизавета откровенно развлекалась, делаясь то веселой, то серьезной, когда мучила торжественного Фериа. Она то отказывалась видеть посла, то заставляла сидеть рядом с собой, безжалостно его высмеивая. Вряд ли такой брак будет удачным, заявляла королева, вновь и вновь вспоминая, сколько выстрадал ее отец, когда женился на вдове своего брата.

Фериа заверял ее, что папа даст свое благословение. Она возражала: папа уже доказал, что он ей вовсе не друг. Папу, холодно утверждал Фериа, сможет убедить его господин, а если свадьба состоится, у Елизаветы больше не будет оснований опасаться враждебности папы. Это верно, признавала королева, но поскольку она и так не боится папы, то мало что приобретет в этом отношении.

Были и другие претенденты. Например, Эрик Шведский и эрцгерцог Карл, сын императора Фердинанда. Елизавете доставляло огромное удовольствие рассматривать и обсуждать каждого из них по очереди, кидая их то в жар, то в холод, то выдвигая возражения, то притворяясь настроенной положительно. Состоялось множество встреч и празднеств в честь послов от претендентов на ее руку; но ни один не добился успеха в переговорах.

Елизавета говорила послам, что не может забыть, насколько непопулярен в народе был брак ее сестры. Англичане, уверяла она, хотели бы видеть свою королеву замужем за англичанином.

Такие заявления вселяли безумные надежды в сердца некоторых знатных вельмож. Среди них был герцог Арундел, предлагавший Елизавете руку еще до того, как она стала королевой. Елизавета притворилась, будто рассматривает его предложение. Не только потому, что приходила в восторг от любого мужчины, который объявлял о своем желании жениться на ней, но в основном потому, что на этом этапе царствования жаждала заручиться поддержкой всех влиятельных людей.

Другим был сэр Уильям Пикеринг. Этот сорокатрехлетний мужчина был хорош собой, и все говорили, что живет он весело. Королева выказывала особую милость таким, как Пикеринг, и, поскольку все помнили, что он с юности пользовался большим успехом у женщин, брачный союз между ним и королевой, хотя и маловероятный, все же не казался невозможным.

Между Пикерингом и Арунделом постоянно возникали ссоры, и двор развлекался, заключая пари по поводу их шансов на успех.

Сесил воспринимал все эти фривольности с большой терпимостью. Он был против браков с Испанией, Австрией и Швецией, отстаивая союз с герцогом Арранским, которого выбрали для Елизаветы еще в годы ее детства. Такой союз, заявлял Сесил, объединил бы Англию и Шотландию и тем самым устранил бы многие осложнения, существовавшие между двумя странами.

Елизавета выслушивала своих министров, изучила портреты возможных женихов и смотрела тоскующими глазами на своего главного конюшего.

Сесил спорил с ней. Он не был человеком, тщательно выбирающим выражения, и часто вызывал ее гнев. Умная Елизавета его ценила и всегда была готова улыбнуться ему после размолвки, но, что еще более важно, неизменно прислушивалась к его советам.

Она уделяла своему женскому тщеславию почти столько же внимания, сколько государственным делам, и все же последние от этого вовсе не страдали.

Когда королева размышляла над ответом Филиппу Испанскому, госпожа Монтегю, ее шелковница, принесла ей новогодний подарок – пару вязаных шелковых чулок; и казалось, эти чулки восхитили ее гораздо больше, чем мог бы порадовать блестящий брак с его самым католическим величеством.

Она приподняла юбки, чтобы показать их дамам. Госпожа Монтегю гордо заявила, что, видя, как хорошо выглядит ее величество в этих чулках, она безотлагательно начнет делать новые.

– В самом деле, они мне нравятся! – воскликнула королева. – Я больше не стану носить простые чулки – только шелковые.

В результате, когда Сесил пришел побеседовать с ней о государственных делах, королева была занята со своей шелковницей.

И пока королева развлекалась своими женихами, роскошной одеждой и высоким положением, она держала подле себя одного мужчину. Ее восхищение им не угасало; более того, так возросло, что стало очевидным для всех.

Сама Елизавета, такая быстрая в других вопросах, осознала это не слишком скоро. Новость обрушил на нее прямой и бесстрашный Сесил по случаю мезальянса герцогини Суффолк, вступившей в связь со своим конюшим.

Королева громко расхохоталась, услышав рассказ:

– Значит, она вышла замуж за своего конюха, эта гордая мадам?

Сесил ответил:

– Да, мадам, это правда, герцогиня вышла замуж за конюха, но она могла бы сказать, что ваше величество хотели бы сделать то же самое!

Королева уставилась на своего министра. Так она поняла, что выдала свою страсть к Роберту.


Возможностей видеться с ним наедине практически не было. Елизавету это не сильно беспокоило – ей казалось достаточным, что он часто бывает в ее обществе, она может бросать на него нежные взоры и получать в ответ его страстные и отчаянные взгляды. Однако Роберта такое положение не могло удовлетворить, и он выказывал это, то проявляя холодное безразличие, то оказывая внимание другим. Время от времени переставал появляться в ее апартаментах, а поскольку при этом продолжал тщательно исполнять свои обязанности, она не могла делать ему замечания. Елизавете нравилась его независимость – она не терпела податливости в мужчинах, и все же в данном случае поведение Роберта ее огорчало.

Тогда королева попросила Кэт привести Роберта к ней с возможно меньшими церемониями.

– Вы хотите, чтобы я привела его сюда одного… в ваши апартаменты!

– А почему нет? Почему нет?

– Дражайшее величество, это будет невозможно сохранить в тайне.

– Хочешь сказать, что ты не сможешь сохранить это в тайне?

– Нет! Я скорее умру, чем расскажу об этом.

– Если это станет известно, я буду винить тебя, Кэт.

– Сладчайшее величество, будьте осторожны. Он смелый мужчина.

– Я это знаю, – ответила Елизавета улыбаясь. – Не забывай, я не только королева, но еще и женщина, которая знает, как о себе позаботиться.

– Это необычный человек.

– А разве я обычная женщина?

– Нет! Именно этого я и боюсь. Вы оба возвышаетесь над остальными.

– Иди и приведи его ко мне, Кэт.

– Дражайшая, разумно ли это?

– Иди, я сказала, и не вмешивайся, женщина.

И Кэт привела его к ней, оставила их наедине. Кэт была права, напомнив, что он смелый человек. Королева протянула ему руку для поцелуя, но ему это было не нужно. Он хотел дать ей понять, что такие церемонии терпел только из-за других. Роберт не стал целовать ей руку, ОН поцеловал ее в губы.

– Роберт, – запротестовала она задыхаясь, – вы забываетесь…

– Я ждал этого слишком долго.

– Я не для этого за вами посылала.

Но ее притворное сопротивление было неубедительно, а Роберт слишком опытен и к тому же слишком обворожителен. Он был, в сущности, неотразим и прекрасно это знал.

Роберт поднял ее на руки и шагнул к государственному креслу – креслу, в котором только она могла сидеть. И сел в него, все еще держа ее в объятиях. «Забудь о том, что ты королева, – хотел он сказать. – Сейчас ты женщина. Ты слишком долго меня дразнила. Этому пришел конец».

Елизавета вспыхнула – это роняло ее королевское достоинство; и все же все происходило так, как ей хотелось бы, ей нравилась его смелость. Сама она ослабела от любви, но думала, как перед ним устоять, потому что должна это сделать. Он хотел соблазнить королеву, чтобы стать ее господином; она хотела, чтобы он по-прежнему жаждал ее соблазнить, чтобы она оставалась хозяйкой положения. Это была битва, и Елизавета знала, как ее вести; ведь, сражаясь с Сеймуром, выиграла, хотя тогда была еще совсем девочкой. Но теперь знала, что эта битва будет более жестокой.

Она рассмеялась, лежа в его объятиях:

– Вы не забыли, сэр, что держите в своих руках королеву? Разве у вас нет почтения к короне?

– У меня нет ничего… ничего, кроме моей любви к Елизавете. Мне все равно, королева она или нищенка. Она моя, и я не стану больше ждать.

– Как вы смеете! – воскликнула Елизавета. В ее голосе звучало возбуждение, потому что его слова доставили ей удовольствия больше, чем любые заверения в преданности.

– А как вы смеете меня так мучить? – был его ответ.

– Я?

Они начали дарить и возвращать друг другу поцелуи, слова стали невозможны. Наконец он сказал:

– Удивительно, как я не сделал этого на глазах у всех.

– Арундел обнажил бы против вас свой меч. Я не желала бы, чтобы это произошло.

– Арундел! Пикеринг! Вы унижаете себя!

– Да, я унижаю себя… потому что вы единственный достойны быть моей парой. По крайней мере, именно так вы думаете.

– А вы?

– Как я могу думать об этом, когда у вас есть жена и в отношении меня не может быть никаких намерений, кроме бесчестных?

– Есть одна вещь, которую я должен знать, – проговорил он серьезно.

– Вы должны знать? Вы очень смелы, лорд Роберт.

– И намерен стать еще смелее.

Она вскрикнула с притворным огорчением. Его губы были у ее горла, и он сказал между поцелуями:

– Вы вышли бы за меня замуж… если бы я был свободен, чтобы жениться на вас?

– Вышла ли бы я за вас замуж? – Она задохнулась. – Вы… вы… сын изменника! Вы… Дадли! Вы думаете, королева могла бы выйти за такого замуж?

– Да. Разве я дурак? Разве я слепой? Елизавета… нет, я не стану называть вас «ваше величество». Для меня вы Елизавета, единственная женщина в мире, которая мне нужна и рядом с которой все остальные для меня ничего не значат, потому что они меня утомляют. Мне хочется убежать от них в мечту, увы, лишь в мечту – о вас, хотя вы мучаете меня, отрекаясь на словах от любви, светящейся в ваших глазах. Вы вышли бы за меня замуж, разве не так… разве не так?

Она неуверенно ответила:

– Я… я не знаю.

– Значит, потому, что вы не знаете, вы не даете ответа всем этим вашим женихам?

– Может быть.

– Потому что вы влюблены в мужчину, который не может жениться на вас из-за того, что у него уже есть жена? Я хочу услышать правду. Я требую правды.

Елизавета взглянула в его сверкающие глаза:

– Я никогда не прощу вам этого. Со мной никто никогда так не обращался…

– Вас никогда не любили так, как люблю вас я.

– Неужели я так непривлекательна, раз вы думаете, что никто ко мне так не относился?

– Никто никогда не любил вас так, как люблю вас я. Вы бы вышли за меня, не так ли, будь я свободен?

Глядя в его лицо, восхищаясь его красотой, Елизавета сказала ему правду:

– Думаю, сделать это было бы великим искушением.

И тут же увидела на его лице выражение триумфа, что ее слегка отрезвило. Но она все еще находилась под чарами его обаяния, поэтому обняла его за шею и погладила его мягкие кудрявые волосы, что ей так часто хотелось сделать.

– Быть может, однажды мы поженимся, – сказал Роберт. – О, это будет счастливый день. А пока мы ждем…

Елизавета подняла бровь, поощряя его продолжить. Она еще не знала, насколько он может быть смел.

– Мы можем быть любовниками, – договорил Роберт, – кем, разумеется, мы и должны были быть.

Тут Елизавета почувствовала опасность, и королева в ней немедленно взяла верх. Ее голос внезапно похолодел:

– Вы дурак, лорд Роберт.

Он был обескуражен и мгновенно превратился в ее подданного.

Она быстро продолжила:

– Если бы была хоть какая-то надежда на наш брак…

Роберт перебил ее:

– Надежда есть.

Елизавета не смогла скрыть неожиданную радость – она засияла в ее глазах. Королева снова стала женщиной.

– Каким образом?

– Моя жена больна. Она долго не проживет.

– Вы… говорите правду, Роберт?

– У нее опухоль в груди. Кажется, смертельная…

– Роберт… как долго?

– Возможно, год. Вы будете ждать, моя любовь, моя дражайшая королева? Один год… а потом… вместе до конца наших дней.

– Почему вы не говорили мне об этом раньше? – резко спросила Елизавета.

– Я не смел надеяться.

– Вы… и не смели! Вы посмеете сделать все, что угодно.

Она не позволила продолжать объятия. Он был слишком настойчив, слишком умен, слишком опытен. Роберт совершенно точно знал, как играть на ее чувствах. Королева должна приказать женщине перестать вести себя как деревенская девчонка – или, возможно, как любая нормальная женщина в руках лорда Роберта.

– Это правда? – вновь спросила она.

– Клянусь, она долго не проживет.

– Народ…

– Народ будет в восторге, если вы выйдете замуж за англичанина.

– Да… если он из знатной семьи.

– Вы забываете. Мой отец был лордом-протектором Англии, когда вас называли незаконнорожденной.

– Он отправился на холм Тауэр как изменник. Я рождена принцессой и всегда оставалась принцессой.

– Пусть нас не заботят подобные вещи. Они не имеют значения, раз вы сказали, что вышли бы за меня замуж, будь я свободен.

– Я сказала, что думаю, что могла бы…

– Моя милая, я не иностранный посол, просящий за своего господина. Я из плоти и крови… теплый и любящий… здесь… ваш любовник.

– Нет… пока.

– Но скоро им стану!

Она высвободилась и стала ходить туда-сюда по комнате. После паузы она сказала:

– Мы не часто сможем так встречаться, и вы зря теряете время, милорд. Если, как вы говорите, может настать время, когда я смогу выйти за вас замуж, до того времени не должно быть никаких скандалов, связанных с нами. Народу это не понравится. Продолжайте быть моим главным конюшим, моим верным подданным, пока не настанет время, когда я сочту возможным – и в моем сердце тоже – поднять вас на более высокое положение. Но оставьте меня, Роберт. Оставьте меня сейчас же. Если вы пробудете здесь дольше, это станет известно. Все сплетники будут говорить о нас.

Она протянула ему руку, но его губы не задержались на пальцах. Он снова схватил ее в объятия.

– Робин, – сказала Елизавета, – мой милый Робин, как я жаждала этого!

Но Кэт уже стояла у двери с сообщением, что Уильям Сесил направляется к королеве.


И как она могла сохранить эту всепоглощающую любовь в тайне? Это было как наваждение. Елизавета не могла думать почти ни о чем другом. Если Роберта не было, все становилось не мило, но стоило главному конюшему появиться, как ее охватывала радость.

Она хотела одновременно показать и свою любовь, и свое могущество. Подарила ему Дэйри-Хаус в Кью – прелестный старинный особняк. Но это было далеко не все. Он должен, решила Елизавета, быть богаче всех ее придворных; ей нравилось видеть на нем роскошные наряды и драгоценности, потому что кто лучше Роберта мог их показать? Были еще монастырские земли, которым следовало отойти к милорду Дадли. Поскольку многие торговцы Англии разбогатели на экспорте шерсти, ему необходимо было дать лицензию на экспорт этого товара, а также земли и деньги для развития производства. И будто всего этого было недостаточно, наградила его орденом Подвязки. Королеву невозможно было удержать. Если бы кто-нибудь пришел и сказал ей, что милорд Дадли не заслуживает подобных почестей, она заставила бы этого человека в полной мере ощутить всю силу своего недовольства.

Елизавета была отчаянно влюблена. То же самое чувствовал ее отец, король Генрих, когда влюбился в ее мать. И главной темой разговоров при дворе была страсть королевы к Роберту Дадли.

Она устроила специальные празднества, на которых много времени уделялось рыцарским турнирам, потому что никто не мог сравниться в этом с Робертом Дадли. Она сидела, любуясь им, в глазах ее была нежность, потом аплодировала, потому что он всегда был победителем, настолько его мастерство превосходило умение остальных.

Елизавета заговаривала о нем при любой возможности, а когда находилась со своими дамами, то постоянно снова и снова переводила разговор на него. Ей нравилось сравнивать Роберта с другими мужчинами, чтобы можно было подчеркнуть, насколько он превосходит всех остальных. Она даже поощряла придворных критиковать его, чтобы у нее была возможность распространиться о его совершенствах.

Королева была влюблена, и ей, казалось, было безразлично, что об этом все знают. Однажды, когда он участвовал в состязаниях по стрельбе, она переоделась служанкой и прошла за ограждение, чтобы быть рядом с ним. Но когда Роберт победил своего противника, не удержалась и закричала:

– Смотрите, милорд, кто подавал вам стрелы! Граф Суссекс заметил, что, если бы лорд Роберт Дадли был свободен, это было бы хорошим решением вопроса о браке королевы. Граф был убежден: когда женщина так переполнена желанием, как королева жаждет Дадли, проблем с рождением ребенка быть не должно.

У Сесила достало мужества предупредить Елизавету. Возможно, сказал он с присущей ему прямотой, она ни за кого не сможет выйти замуж, если слухи о ней с Дадли будут продолжаться.

Но королева не прислушалась к нему. Упрямая, как ее отец, она ответила, что одаряет своими милостями тех, кого пожелает; и если оказывает эти милости «самому достойному и совершенному человеку» из всех, кого когда-либо видела, это только правильно и естественно.

– Милости! – вскричал Сесил. – Но какие милости, мадам? Говорят, вы вышли бы замуж за этого человека, если бы это только было возможно.

– Мне нравятся мужчины, мастер Сесил, – сказала она. – И человек, которого я выберу в мужья, будет из тех, кто не прячется в кусты. Это будет мужчина, обладающий многими совершенствами, достойный стать мужем королевы.

Сесил вздохнул и вынужден был удовлетвориться настойчивыми предупреждениями.

Но слухи распространялись и за пределами двора. «Королева играет в игры с милордом Робертом Дадли», – говорили в городишках и деревнях. И отсюда был всего один шаг до слов: «Слышали? Королева беременна от лорда Дадли. Что дальше, э? Что дальше?»

Ожидали великих новостей. Вся страна была в напряжении. Даже те, кто не верил, будто королева беременна, не сомневались, что Роберт ее любовник.

Сесил был полон молчаливой ярости, а при дворе шептались. Если бы не существование бедной нежеланной Эми Дадли, не было бы никаких сомнений в том, кто станет мужем королевы.

Кэт, как обычно, держала ухо востро. Она была встревожена, потому что скандальные слухи уже соперничали с теми, которые распространялись, когда любовником Елизаветы считали Сеймура.

Она пришла к королеве и сказала:

– Дражайшее величество, я умоляю вас быть осторожнее. О вас говорят ужасные вещи.

– Кто смеет? – вскричала Елизавета.

– Вся страна. Может быть, весь мир!

– Они пожалеют о своих сальных сплетнях!

– Дражайшее величество, боюсь, что это вам придется пожалеть. Вы должны считаться с этими слухами. Вы должны помнить, что вы королева, и при этом королева Англии.

– И каковы же эти слухи?

– Говорят, что вы находитесь в бесчестной связи с лордом Дадли… Что вы его любовница.

Елизавета рассмеялась:

– И все же в моем окружении все знают, что эти слухи лживы. Посмотри на меня. Посмотри на людей, которые меня всегда окружают. Мои советники, мои государственные деятели, мои фрейлины опочивальни, мои кавалеры для того или этого… – Она заговорила почти с сожалением: – Какие возможности у меня, Катарина Эшли, чтобы вести бесчестную жизнь? – Ее глаза сверкнули. – Но если бы я когда-нибудь пожелала это сделать – хотя знаю, что Господь меня от этого упасет, – не думаю, чтобы кто-то смог мне это запретить.

Она отпустила Кэт. Та вышла, покачивая головой и гадая, что же будет дальше.

Роберт не пользовался среди представителей своего пола такой же популярностью, как у противоположного. Завистливые взгляды повсюду сопровождали фаворита королевы. Роберт знал, что ничто так не порождает ненависть, как чужой успех, и, следовательно, он должен вызывать к себе враждебные чувства. Его величайшим желанием было стать мужем королевы, но он хотел сделать это при полной поддержке ее министров. Они с Елизаветой повели себя достаточно глупо, когда обнаружили свои чувства перед взорами публики. Роберт искал способы – с согласия королевы – исправить положение.

Эрцгерцог Карл – сын императора – тоже надеялся жениться на королеве. Роберт призвал к себе свою сестру Мэри Сидни, которая, благодаря влиятельному положению брата, занимала высокий пост в опочивальне королевы. Мэри правилась Елизавете. Разве не была она сестрой Роберта и разве не приятно было поговорить с кем-то, кто любит его сестринской любовью? Мэри Сидни быстро завоевала доверие королевы.

– Мэри, – сказал Роберт, – ходит очень много слухов относительно брака королевы.

– Роберт… разве появились какие-то новости о тебе… и королеве?

– Какие могут быть новости, пока Эми жива? Глаза Мэри выражали тревогу.

– Но, Роберт, Эми будет жить. Она так молода.

– Да, да, – нетерпеливо проговорил он, – похоже что так. Но… поскольку я женат на ней и поскольку ходят слухи обо мне и королеве, многие настроены против меня. Я хочу исправить это положение и хочу, чтобы ты мне в этом помогла.

– Ты так много сделал для всех нас. Нет ничего, что мы не сделали бы для тебя, Роберт.

– Моя дорогая Мэри, верь, я всегда буду твоим очень добрым братом. Сейчас мы с королевой придумали такой план: эрцгерцог Карл жаждет жениться на ней; и хотя она вовсе не желает выходить за него замуж…

– Потому что жаждет стать женой совсем другого мужчины, – перебила его Мэри с любящей улыбкой.

Он кивнул.

– Мы с ней хотим, чтобы все считали, будто она доброжелательно смотрит на этот союз, который, как ты знаешь, доставил бы большое удовольствие католическим пэрам. Я хочу, чтобы ты нашла возможность сказать испанскому послу, будто королева намекнула мне, что если бы она увидела эрцгерцога Карла и он понравился бы ей, то она, возможно, вышла бы него замуж.

– Роберт, это означает…

– Это означает только одно. Я хочу положить конец слухам, которые ни к чему хорошему нас не приведут. Хочу, чтобы двор и страна считали, что королева обсуждает со мной свои брачные планы. Поскольку брак между нами невозможен, мы решили, что будет разумно, если она выберет эрцгерцога.

– Я сделаю это, Роберт, и, разумеется, я понимаю, что ты имеешь в виду.

После разговора Мэри с испанским послом среди католических пэров воцарилось большое оживление; Норфолк, в частности, пришел в восторг. Кто, спрашивали пэры друг друга, знает намерения королевы лучше, чем Дадли? Королева слишком мудрая женщина, а Роберт Дадли достаточно разумный мужчина, чтобы поверить, будто они могут пожениться. Роберту для этого пришлось бы развестись с женой, а народ относится с неодобрением к подобным действиям.


До Эми тем временем тоже дошли слухи, касающиеся ее мужа и королевы. Утаить их от нее было невозможно, потому что о Роберте в стране говорили больше всего.

Вначале она гордилась мужем, ибо слышала о его подвигах при дворе: как в Гринвиче он обыграл всех остальных; как королева выделяла его, одарила землями и почестями.

Потом начала понимать причину королевских милостей.

– Значит, – сказала Эми Пинто, – все это потому, что она влюблена в него! О, Пинто, какая пугающая мысль! Королева влюблена в моего мужа!

Пинто мрачно заметила:

– И она, и вы не единственные, кто готов делать из себя дурочек ради его лордства.

– Ты не должна его так ненавидеть, Пинто. Тебе следует попытаться понять его.

– Какие у меня могут поводы любить его, когда он делает вас такой несчастной?

– Ты выглядишь как-то странно, когда я говорю о нем. Как ты думаешь, он попытается развестись со мной?

– Меня это ничуть не удивило бы.

– Я никогда не дам ему уйти. Как я могу? Как я смогу жить, если не буду больше женой Роберта?

– Вы были бы гораздо счастливее, если бы не были его женой, госпожа.

– Но я предпочитаю его короткие приезды, чем совсем никаких.

– Маленькая госпожа, вы так глупы!

– Нет, Пинто. Я люблю его. Вот и все. Но вероятно, любовь делает из нас глупцов, и ты права, когда говоришь, что я глупа. Я только знаю, что должна такой и оставаться, потому люблю его сейчас, когда он больше не интересуется мной, так же, как любила его в первые дни после нашей свадьбы.

– Значит, ума у вас не много.

– Разве у тех, кто любит, он есть?

– Наверное, нет.

– Я хотела бы, чтобы он приехал сюда, чтобы я могла спросить у пего, что на самом деле означают эти слухи. Я бы спросила его: женился бы он на королеве, если бы меня больше не было?

Пинто была в бешенстве. Она ненавидела разговоры о Роберте, Эми это знала. И все же с кем еще могла она говорить о нем так, как ей хотелось?

– Мы теперь очень богаты, Пинто, – сказала Эми. – У меня должен был бы быть великолепный дворец. Я спрошу Роберта, почему у меня его нет. Во время сезона мы могли бы приглашать к себе знать. Разве не этим должна заниматься жена человека, занимающего такое положение, как Роберт?

– Еще ни один человек никогда не был в его положении, – ответила Пинто.

– Я не останусь здесь, в доме моего отца, – решила Эми. – Хочу немного попутешествовать. А почему бы и нет? Давай поедем послезавтра в Денчуорт. Хайды будут рады принять меня.

– Все были бы рады принять жену лорда Роберта, – заметила Пинто.

– Разумеется, рады. Понимаешь, Пинто, почему я никогда не откажусь от него? Я никогда не дам согласия на развод. А ты смогла бы, Пинто? Ты смогла бы?

– Как я могу сказать? Откуда я знаю?

– Ага! Ты хотела бы развода. Ты была бы только рада. Но ведь ты его не любишь. Ты не знаешь, как отличается он от всех остальных.

– Давайте поедем к Хайдам, госпожа. Перемена пойдет вам па пользу.


Пинто сидела и шила новое платье для своей госпожи, готовясь к поездке в Денчуорт.

Она думала о гонце, который приехал к ним три дня назад. Он привез от Роберта деньги и подарки для Эми. Пинто слегка побаивалась подарков Роберта. Она насторожилась.

Этот гонец был не похож на предыдущих. У него были вежливые манеры, он мягко улыбался, стараясь понравиться домашним, и в особенности горничной Эми. Должно быть, он недавно поступил на службу к Роберту, потому что Пинто никогда раньше его не видела.

Улучив момент, она выглянула из окна и увидела, как этот самый гонец бродит по саду. Под воздействием минуты Пинто отложила работу и спустилась вниз. Но не пошла к нему, а сделала так, чтобы он ее заметил и сам подошел к ней, как она и предполагала, потому что по его манере поняла, что он надеется что-то узнать у нее.

Они вместе направились в розовый сад.

– Я думаю, вы тут очень хорошо устроились у леди Дадли, госпожа Пинто, – сказал гонец.

– Действительно, очень хорошо.

– Совершенно очевидно, что ее светлость очень вас любит.

– Я с ней уже давно.

– Не сомневаюсь, вам известны все ее тайны. Она очень красивая молодая леди. Должно быть, многие восхищаются ей.

«Неужели он хочет заставить меня выдать какую-нибудь тайну? – гадала Пинто. – Неужели надеется обнаружить нечто, что позволит лорду Роберту избавиться от жены?»

Она ответила:

– Я не знаю никого, кто восхищался бы миледи. Единственное, что я знаю, это то, что она не испытывает восхищения ни перед одним мужчиной, кроме своего господина.

– Это понятно, госпожа Пинто. А как у миледи со здоровьем? Она выглядит хорошо, но кто может сказать…

– Здоровье? У леди Дадли отличное здоровье.

– Ладно, ладно, вы можете мне доверять. Я слышал, что она страдает от какой-то опухоли, которая постепенно вытягивает из нее силы.

– Это неправда! – вскричала Пинто.

– Вы уверены, что это неправда?

– Клянусь в этом. Я пользуюсь у нее доверием. Она не могла бы скрыть от меня подобной вещи.

Мужчина кивнул. У Пинто появилось ощущение, что его миссия завершена. Он нашел повод, чтобы вернуться в дом. Она пошла вместе с ним.

Пинто трясло, когда она вернулась к своему шитью. Ей пришла в голову ужасная мысль. Кто-то распускает слухи о состоянии здоровья ее госпожи. А кто скорее всего стал бы распускать подобные слухи? К чему они могут привести? Разве это не означает, что однажды Пинто может обнаружить, что ее госпожа умерла от какой-то странной болезни?

Не является ли эта ядовитая сплетня предвестницей более смертельного яда?

Уильям Сесил и Николас Бэкон находились у королевы. Сесил объяснял, что не может послать за эрцгерцогом Карлом, пока королева не даст ему прямого ответа – «да» или «нет». Она не должна забывать о положении эрцгерцога; просить его приехать на смотрины было бы оскорблением. Но если бы королева дала определенный ответ и сказала, что готова выйти замуж за эрцгерцога, ничто не смогло бы обрадовать их больше, и они немедленно послали бы за женихом.

– Да или нет, ваше величество? Вы понимаете, что это императив.

– Ох, перестаньте! – отозвалась Елизавета. – Я не могу дать прямого ответа, пока не увижу его. Может быть, я его возненавижу. А как я могу стать женой человека, которого ненавижу?

– Но ваше величество уже выразили заинтересованность этим союзом.

Елизавета надменно взглянула на своих главных министров.

– Откуда вам могут быть известны мои чувства? – потребовала она ответа. – Разве я говорила вам, что готова выйти замуж за Карла?

– Ваше величество, лорд Дадли и его сестра леди Мэри достаточно ясно дали понять, что на уме у вашего величества.

– Откуда им может быть известно, что у меня на уме?

– Мадам, – сказал Сесил, – считается, что они больше, чем кто-либо во всем королевстве, пользуются вашим доверием.

– На этот раз они меня неправильно поняли, – заявила Елизавета.

– Значит, нам следует понять, что ваше величество не пришли к определенному решению относительно эрцгерцога?

– Вы поняли достаточно верно. Я склоняюсь к Карлу не более, чем к любому другому.

Сесил и Бэкон были этим раздражены, а Норфолк впал в бешенство.

Герцог в ярости разыскал Роберта и потребовал объяснить, по какому праву тот распространил слух, не имеющий под собой никаких оснований.

– Я? Распространял слух? – вскричал Роберт.

– Вы и ваша сестра! Разве вы не намекали, что королева выбрала себе мужа?

– Мне жаль, что вы разочарованы, – ответил Дадли.

– Берегитесь, милорд! – воскликнул Норфолк. – Вы слишком далеко заходите. Многое говорит против вас.

Рука Роберта коснулась рукояти меча.

– Вы подвергаете себя опасности, милорд герцог, – сказал он. – Королева не сочтет вас добрым англичанином и верным подданным, раз вы хотите, чтобы она нашла мужа за пределами королевства. Вы хотите привести сюда иностранцев. Ее величеству это не поправится… ей совсем это не понравится.

Норфолк уставился на Роберта. Как он представит королеве эту стычку? Разве не факт, что она склонна верить всему, что говорит ей Роберт, поскольку по-прежнему увлечена им? Норфолк отступил, поняв свою ошибку.

Победа осталась за Робертом. Но она не прибавила ему друзей.


В Англию дошли новости, что Филипп Испанский собирается жениться на Елизавете Валуа, дочери Генриха II. Настоящий удар для Англии, поскольку этот брак означал союз против нее между двумя ее врагами. Елизавета не выглядела обеспокоенной. Она отказывалась смотреть па брак с политической точки зрения. Королева просто надулась, когда услышала об исчезновении такого могущественного кандидата и женихи.

– Какое непостоянство! – вскричала она послу Филиппа. – Неужели он не мог подождать несколько месяцев? Кто знает, ведь я могла бы и передумать. А теперь он будет… женат на французской принцессе, когда мог бы стать мужем королевы Англии!

Но никто не принимал ее всерьез. Все знали, чего она ждет, на что надеется и что это связано с Робертом Дадли.

Французский король неожиданно погиб во время турнира – осколок от копья вонзился ему в глаз. Его молодой сын Франциск стал теперь королем Франции, а Мария Стюарт – королевой. Она именовала себя королевой Франции и Англии – оскорбление, которое Елизавета была намерена ей не простить.

Но ее окружению казалось, что она не была этим серьезно огорчена. Елизавета улыбалась и пребывала в прекрасном настроении, когда лорд Роберт находился подле нее.

Испанский посол, разъяренный шуткой, которую сыграли над ним Дадли (потому что он написал своему господину, что королева наверняка выберет эрцгерцога Карла), теперь писал Филиппу откровенные письма, рассказывая о слухах, которые распространились по всей Англии, уверяя, что, похоже, они имеют под собой серьезные основания.

«Королева, – писал посол, – все еще уделяет Роберту Дадли много времени и внимания и, по мнению многих близких к ней людей, колеблется по поводу брака только для того, чтобы выиграть время. Она ждет, когда лорд Роберт избавится от своей жены. Многие считают, что он попытается сделать это при помощи яда. Дадли распространил слух, будто его жена медленно умирает от смертельной болезни, что оказалось неправдой. Он, разумеется, желает, чтобы ее смерть не оказалась большим сюрпризом и чтобы все поверили, будто ее смерть – естественный результат болезни. План королевы заключается в том, чтобы отвлекать нас разговорами, пока злое дело не будет сделано. Тогда, думают здесь, она выйдет замуж за лорда Роберта».

На протяжении всей весны и лета слухи множились.


Эми так понравилось гостить у Хайдов в Денчуорте, что она решила продлить свой визит; а Хайды были рады ее обществу. Эми быстро сдружилась с госпожой Одингселлс, вдовой, сестрой мистера Хайда, и эта дама стала ее постоянной спутницей.

Все они баловали Эми. Для повара было счастьем готовить ее любимые сладости. Ничто не могло порадовать Эми больше, потому что она обожала все сладкое, и, пока была в Денчуорте, в ее комнате постоянно находились вазы со сладостями, а кухарки с удовольствием готовили все новые и новые, к полному ее восторгу. Им все казалось мало, что бы они ни делали для Эми. Хотя она была женой самого известного человека в стране, они жалели ее. Хайды уговаривали ее остаться; и Эми, чувствуя, что атмосфера в их доме напоминает ей ее собственный дом в те дни, когда была жива ее мать, не могла отказаться от приглашения.

Пинто радовалась, что они остались в Денчуорте. Ей тоже нравилась атмосфера в доме. Здесь, размышляла Пинто, ее госпожа в безопасности.

Она часто думала о лорде Роберте и гадала, о чем он говорит с королевой. Обсуждают ли они женитьбу? Каким он был бы королем? В нем было что-то, что покоряло всех – даже такую гордую особу, как королева Англии, даже ту, которая была решительно настроена ненавидеть его, как смиренная Пинто.

До самой своей смерти она не забудет миг, когда он подошел к ней, а она наклонилась над утюгом. Что заставило его поцеловать ее? Что заставило его впервые заметить ее? Неужели она выдала свои чувства к нему? Пинто думала о том, какой была бы жизнь, если бы лорд Роберт никогда не появлялся в Норфолке, если бы маленькая Эми вышла замуж за приятного джентльмена вроде мистера Хайда.

«О Господи, дай нам остаться в Денчуорте, где так тихо и безопасно!» – молилась она.


В Денчуорте все интересовались, что происходит в веселом мире Лондона и при дворе королевы. Говорили, что королева выходит замуж за эрцгерцога Карла и что он приедет в Лондон на обручение.

– Даже если и так, – сказала Эми Пинто, – мы будем редко видеть Роберта. Я не сомневаюсь, что он будет по-прежнему занят при дворе.

– Может быть, супруг королевы не пожелает видеть его там.

Эми согласилась, что может быть и так.

– Тогда, возможно, его отправят ко мне, как это уже было. Помнишь, Пинто, как я была счастлива те два года, когда он не мог появляться при дворе? Это было до того, как королевой стала Елизавета, тогда еще говорили, что она может лишиться головы. Интересно, как она себя чувствовала, оказавшись так близко от смерти? – В глазах Эми появилось безумное выражение.

«Значит, до нее дошли слухи! – подумала Пинто. – О моя бедная маленькая госпожа, храни ее Господь!»

– Ты знаешь, Пинто, – продолжала Эми, – я считаю, что, когда женщина находится так близко от смерти, она чувствует, что должна прожить каждую минуту своей жизни как можно полнее. Жизнь, в конце концов, самая большая драгоценность. Принеси мне мое новое пурпурное бархатное платье. Я надену его. Думаю, его нужно немного переделать. Мне хочется, чтобы оно было готово…

«Готово? – подумала Пинто. – Чтобы надеть его для мужа, который так редко приезжает? Но по крайней мере, здесь, в Денчуорте, мы в безопасности».

Но они не остались в Денчуорте. Когда Эми примеряла бархатное платье, приехал Энтони Форстер с женой.

Эми, услышав, что кто-то приехал, и надеясь, что это может быть Роберт, спустилась вниз. Пинто, последовавшей за ней, стало больно, когда она увидела разочарование на лице своей госпожи.

Энтони Форстер, которого Роберт сделал своим казначеем, приехал с определенной целью, поняла Пинто.

– Милорд считает, – сказал он Эми, – что вам не следует так долго гостить у мистера и миссис Хайд. Он хочет, чтобы вы вернулись к себе домой; а если вам так нравится эта местность, то советует вам отправиться в Камнор-Плейс, который, как вам известно, расположен не на таком уж большом расстоянии отсюда. Там вы сможете жить спокойно, принимать лорда Роберта и его друзей, когда они будут к вам приезжать.

Эми, всегда готовая к развлечениям, приняла этот план с энтузиазмом. Известие о том, что Роберт будет приезжать к ней со своими друзьями, всегда привлекала ее. Будет чем заняться кроме того, что валяться в кровати, поедать сладости, болтать с Пинто и примерять наряды.

Камнор-Плейс! Ну разумеется. Это был прелестный старинный дом, который Роберт взял его в аренду у Оуэнов несколько лет назад. Когда-то там был монастырь, король Генрих VIII подарил его отцу мистера Оуэна в награду за хорошую службу в должности королевского врача. Он находился всего в нескольких милях от Денчуорта и на расстоянии трех-четырех миль от Эбингдона.

Эми приготовится ехать туда немедленно. Будет там принимать Хайдов так же, как они принимали ее здесь. А потом начнет готовиться к более высокому обществу – всем тем придворным дамам и кавалерам, которых будет привозить Роберт.

Пинто, казалось, встревожилась, когда она рассказала ей о своих планах.

– Камнор-Плейс. Ты помнишь его, Пинто? Пинто помнила этот одинокий высокий дом, окруженный деревьями. Но не показала своей госпоже, что внутри у нее все содрогнулось.

– Помню, – ответила она.

– Похоже, ты не рада уехать отсюда. Ты привязалась к Денчуорту?

– Может, и так. Кто поедет с нами в Камнор-Плейс?

– Мистер Энтони Форстер и его жена побудут там некоторое время, чтобы все приготовить для моего мужа. И думаю, госпожа Оуэн тоже будет там. Она очень привязана к этому месту, и Роберт позволил ей там остаться. Так что мы не будем одиноки, как видишь.

– И милорд… предложил этот переезд?

– Да. Думаю, он собирается принимать там своих друзей. О, Пинто, одинокие дни закончатся. У нас будет много гостей, которые наполнят дом. Мне нужны будут новые платья.

Пинто вдруг сказала:

– Госпожа Одингселлс очень вас любит. Почему бы вам не взять ее с собой? Она составит вам приятную компанию, вы же не любите оставаться одна. Когда не сможете говорить со мной, у вас будет она. Для нее это тоже станет развлечением. Возьмите ее с собой.

– Что ж, мне нравится эта идея, Пинто. Да. Я возьму ее себе в компаньонки.

Пинто была рада. Она не могла отделаться от мысли, что в одиноком Камнор-Плейс Эми нужно иметь побольше друзей.


Королева беспокоилась и размышляла, как долго еще она сможет откладывать решение. Похоже, если не будет действовать быстро, то вынужденно окажется в положении, в котором ей вовсе не хотелось оказаться.

В Шотландии шла война. Шотландские протестанты подняли мятеж против французов, которые под покровительством вдовствующей королевы Шотландии Марии Гиз – матери Марии, королевы Шотландии, ставшей теперь королевой Франции, начали играть слишком заметную роль в шотландских делах. Они были намерены избавиться от своих галльских хозяев, и в этом им должна была помочь Елизавета, потому что до тех пор, пока французы владели Шотландией, она имела очень могущественного врага на своей границе.

Министры советовали королеве начать войну, и она понимала мудрость такого решения. Филипп Испанский, по своему обыкновению, наблюдал и колебался, не желая бросаться на помощь французам, и в то же время, будучи самым убежденным католиком, считал невозможным поддержать протестантов.

Но когда увидел, как хорошо складывается война для протестантов, приказал своему послу предъявить ультиматум. Если мир не будет заключен и сохранен, заявил он, ему придется прийти на помощь католикам. Елизавета запаниковала. Филиппа следовало удержать от этого шага любой ценой, и она воспользовалась единственным средством, бывшим в ее распоряжении: пообещала, что выйдет замуж за того человека, которого он предлагал, – эрцгерцога Карла.

Филиппа это устроило. Если бы Карл стал английским королем, Англия вернулась бы в объятия католицизма, но он уже немного знал Елизавету и не хотел ей позволить себя обмануть. А потому приказал немедленно начать подготовку визита эрцгерцога в Англию.

Роберт и Елизавета тайно встретились наедине.

– Я боюсь того, что может случиться, – сказала она ему. – Когда Карл будет здесь, меня могут вынудить распорядиться моей рукой.

Роберт ликовал. Никогда раньше он не понимал, насколько сильно она нуждается в нем. Теперь Елизавета взывала к нему о помощи. Нужно было предпринять какие-то решительные меры.

Вопрос, который они задавали друг другу, заключался в одном: какие меры?

Роберт знал, что у него много смертельных врагов. Королева была достаточно популярна, чтобы выдержать скандал, разразившийся из-за их взаимоотношений; но людям не нравилось думать, что их королева состоит в бесчестной связи с женатым человеком. Следовательно, они винили Роберта.

На улицах о Дадли говорили неприятные вещи, в особенности о Роберте. «Кто этот выскочка? – задавались вопросом люди. – Правда, он сын герцога, брат короля и внук рыцаря; зато его дед был фермером, и он единственный умер в своей постели как честный человек. Пусть лорд Роберт возвращается к себе на ферму и собирает урожай, чтобы вернуть своей семье честь».

Примут ли они такого человека своим королем? И какова будет их реакция, если он разведется с женой, чтобы жениться на королеве?

Глядя на него, Елизавета восхищалась мужеством этого человека и жалела его. И все же гневно воскликнула:

– Боже, ну почему это должны быть вы?.. Вы, с вашей кровью, испорченной изменой, с вашим отцом, дедом и братом, которые все умерли под топором… вы, женатый человек, жена которого стоит между нами?!

Роберт схватил ее за руки, и сердце королевы забилось быстрее, когда она ощутила его силу и мощь.

– Моя любимая, – сказал он, – нужно что-то делать… и быстро. – Она выжидающе взглянула на него, и он продолжал: – Если бы я был свободен, мы поженились бы и все наши беды закончились бы. Все примирятся с нашим браком, когда родится наш сын.

Она кивнула, все еще не сводя испуганных глаз с его лица.

– Ничего не должно стоять между нами, – проговорил Роберт. – Ничего!

– Но, Роберт…

– Я знаю… знаю, о чем вы думаете. Мы не можем отбросить наше желание только потому, что оно представляется невозможным. Самая важная вещь на свете – это то, что мы должны быть вместе… Важная для нас и для Англии. Только я, и никто другой, подарю вам ваших сыновей.

Елизавета кивнула:

– Именно этого хотелось бы и мне, мой милый Робин. Но как это может произойти?

– Это непременно произойдет… и очень скоро. Она увидела, как сжались его губы, и все поняла. Дни Эми Дадли были сочтены.

Елизавета попросила Роберта уйти, потому что чувствовала, что не выдержит охватившего ее страха. А после его ухода упала на табурет и долго сидела в молчании. «Что значит одна смерть в великой судьбе?» – спрашивала она себя. Она и сама много раз была близка к тому, чтобы потерять жизнь. А теперь она королева, и всякий, кто встанет между ней и ее будущими сыновьями, должен умереть.


Уильям Сесил вернулся из Эдинбурга, где подписал мирный договор с французами. Он чувствовал себя триумфатором. Англия вполне благополучно вышла из этого конфликта. Сесил рассчитывал получить благодарность королевы, и, как надеялся, в практическом выражении, поскольку семья его увеличивалась, а он был семейным человеком и трезво смотрел в будущее.

Сесил был самым умным человеком в Англии и с успехом преодолел многие трудные годы. Он служил протектору Сомерсету, но не пал вместе с ним, а перенес свою преданность на Нортумберленда. Когда Нортумберленд утратил свою власть над страной, Сесил стал служить Марии, никогда при этом не забывая, что должен оставаться другом Елизаветы. А поскольку этот человек был спокоен, смел и никогда не сомневался в том, что именно его предложения всегда лучшие для политики страны, то продолжал добиваться успеха. Елизавета – более чем кто-либо до нее – ценила его качества.

И вот теперь он прибыл ко двору, чтобы принять от королевы самую искреннюю благодарность.

7 сентября был двадцать седьмой день рождения Елизаветы, и двор отправился в замок Виндзор, чтобы отпраздновать там это знаменательное событие.

Сесил тоже направился в Виндзор, поскольку собирался обсудить с королевой подготовку к приезду эрцгерцога Карла.

Он был доволен. Война закончилась благополучно, а Елизавета пообещала выйти замуж. Сесил не сомневался, что, когда у его госпожи появится муж, который будет ею руководить, управлять делами станет проще, а дети вообще заставят ее уступить ему государственные дела. Карл укрепит дружбу с Испанией, что, ввиду французских претензий в лице Марии, королевы Шотландии, гарантировало безопасность.

Таким образом, Сесил испытывал большое удовлетворение, когда его провели в королевские апартаменты.

Он встал перед Елизаветой на колени и уже в это мгновение почувствовал, что все не так хорошо. Королева выглядела старше, на ее лице были заметны следы утомления. Она не поздравила Сесила с его выдающимися государственными достижениями при подписании мирного договора, что было бы самым малым, что должна была сделать. Он сказал ей, что вместе с ним в Виндзор прибыл испанский посол, который ждет аудиенции, на которой можно будет обсудить подготовку к ее свадьбе.

– Слишком много спешки со всеми этими приготовлениями, – резко отозвалась королева.

– Слишком много спешки, ваше величество? Вы простите меня, если я скажу, что эрцгерцог проявил невероятное терпение в этом вопросе.

Она бросила:

– Я не в том настроении, чтобы встречаться с послом!

– Ваше величество, если вы не начнете этих приготовлений, вы вызовете гнев короля Испании.

– Что мне до этого человека? Его чувства не представляют большой важности для меня.

– Мадам, зато они представляют первостепенную важность для Англии.

Она топнула ногой:

– Достаточно! Достаточно! Разве мы вассалы его самого католического величества, как это было во времена правления моей сестры?

Тут Сесил понял, что положение дел ничуть не изменилось. Елизавета выглядела как глубоко и отчаянно влюбленная женщина; а это означало, что она все еще страдает по лорду Роберту и настроена получить только его, и никого другого.

Сесил ясно видел, что их ждет впереди. Вот что бывает, когда на троне оказывается женщина. Ее личные чувства, ее личные эмоции могут поставить страну под угрозу. Если бы она была королем, то завела бы себе любовницу, и никто не считал бы, что это дурно. Но она королева, и скандалы, окружавшие ее и Дадли, разрушительны.

«Хоть бы этот человек умер!» – подумал Сесил. А потом принял решение.

Как ему представлялось, отношения Англии с иностранными державами имели первостепенное значение, и в настоящий момент самым могущественным союзником Англии могла стать Испания, следовательно, Филиппа нельзя было оскорблять. Поэтому со свойственной ему прямотой Сесил холодно заявил:

– Мадам, я вижу, что настолько далеко зашли в вашей любви к лорду Роберту Дадли, что пренебрегаете своим делом, которое состоит в том, чтобы управлять королевством. Если вы будете продолжать этим пренебрегать, то разрушите страну.

Елизавета задохнулась. Ее первым порывом было отправить Сесила в Тауэр, но она быстро поняла, что это было бы безумием. Что она станет делать без него? К счастью, даже в моменты гнева Елизавета не теряла способности трезво мыслить. Она поняла: Сесил говорит правду, и он единственный человек, которому – даже больше, чем Роберту, которого она страстно любит, – можно доверять.

– Вы забываетесь, мастер Сесил, – произнесла королева с не меньшей холодностью. – Никто не может помешать мне выйти замуж, когда я пожелаю.

– Вы ошибаетесь, мадам, – сухо откликнулся он. – Вам мешает жена Роберта.

– И больше ничего? – спросила она. – Ничего, кроме этого?

– Мадам, – ответил Сесил, – если бы положение лорда Роберта позволяло ему стать мужем вашего величества, ваши министры, без сомнения, не имели бы никаких возражений, поскольку сердце ваше лежит к этому, а страна нуждается в наследнике.

На ее лице медленно появилась улыбка.

– В таком случае я позволю себе не обратить внимания на вашу наглость. Думаю, мы скоро достигнем решения этого вопроса. Леди Дадли долго не проживет.

– Мадам, – с отвращением проговорил Сесил, – я предвижу неприятности.

– Идите, – велела она, – и отдыхайте. Вы проделали большое путешествие.

Он откланялся и удалился.

Все его мысли смешались. Правильно ли он все понял? Неужели они планируют избавиться от леди Дадли? Но какой разразится скандал! Даже королева – молодая и популярная королева – не может безнаказанно планировать убийство.

Выйдя от нее, Сесил встретил Альваро де Куадра, испанского посла, заменившего Фериа. Де Куадра, шпион своего господина, будучи всегда настороже, заметил напряженное выражение на лице государственного секретаря.

Шагая с ним в ногу, де Куадра спросил:

– И когда я смогу получить аудиенцию у ее величества? Необходимо многое обсудить насчет свадьбы.

Сесил несколько мгновений молчал, потом взорвался:

– Не задавайте мне подобных вопросов! Я думаю об отставке. И предвижу впереди большие неприятности. Ваше превосходительство, если вы друг Англии, посоветуйте ее величеству не пренебрегать своим долгом, как она это делает. Если бы лорд Роберт Дадли лишился головы вместе со своим братом! Это было очень полезно для Англии!

– Лорд Дадли! – воскликнул де Куадра. – Значит, королева все еще увлечена им?

– Увлечена? Да она больше ни о чем не думает! Я это знаю и от этого прихожу в ужас. Они планируют убить его жену, чтобы брак между ними стал возможным. Говорят, что она страдает болезнью, которая скоро лишит ее жизни, но я обнаружил, что это неправда. Бедная женщина! Несомненно, она об этом догадывается, коли все еще жива.

Испанский посол с трудом мог поверить, что он все правильно расслышал. Как это не похоже на Сесила, хитрого государственного деятеля, человека, обыкновенно обдумывавшего даже самое незначительное замечание, прежде чем высказать его вслух! И говорить так с испанским послом, о котором всем известно, что он шпион своего государства!

Сесил немного успокоился, затем схватил де Куадра за руку и серьезно попросил:

– Умоляю ваше превосходительство никому об этом не говорить. Это тайные дела королевы.

Посол дал слово, но тут же отправился к себе, чтобы написать депешу, которая несомненно – он был в этом уверен – будет очень интересна его царственному господину.


В воздухе висела сентябрьская дымка. Пинто, взобравшись на чердак, смотрела вниз на дорогу. Какой тихой она казалась! Накануне Пинто наблюдала, как по этой дороге люди ехали на ярмарку в Эбингдон. Сейчас слуги только об этом и говорили, и она радовалась. Когда они обсуждали ярмарку, то переставали болтать о лорде Роберте и королеве.

Бедная Эми! Она отчаянно боится, настолько, что даже не говорит об этом с Пинто. И у нее есть для этого причины. Она стоит между лордом Робертом и его женитьбой на королеве.

Женщину из Брентфорда, как говорят, арестовали за то, что она сказала, будто у королевы будет ребенок от лорда Роберта. Но правда ли это?

Пинто было страшно находиться в этом доме.

Обширная территория вокруг была живописна, но сам дом скрыт за множеством деревьев. Только забравшись на самый верх, можно увидеть открытое пространство.

В доме множество комнат – больших и очень маленьких, которые прежде служили кельями. И две странные лестницы. Одна, что ведет в кухонные помещения, представляет собою узкую спираль; вторая, поднимающаяся из холла, который служил монахам гостиной, широкая, с резными перилами, но слишком открытая – с любой ее точки можно смотреть вниз, в «колодец».

И вообще дом полон теней, отзвуков прошлого. Пинто не нравились мысли, которые постоянно посещают ее здесь.

Вот на прошлой педеле произошел очень тревожный случай.

Эми заболела, и Пинто, из страха, что ее уже отравили, не находила себе места от беспокойства. Она так перепугалась, что убедила Эми пригласить врача – не врача лорда Роберта, а друга семьи Хайдов. Но тот отказался приехать, заявив, что у лорда Роберта есть собственные врачи. Они и должны, сказал он, следить за здоровьем жены лорда Роберта.

В его поведении было что-то настолько настораживающее, что даже Эми не смогла закрыть на это глаза. Врач не захотел приехать, потому что наверняка подозревал, что Эми отравили. А зачем ему принимать в этом участие? Если Эми внезапно умрет, а после вскрытия выяснится, что ее смерть вызвана отравлением, персонам, занимающим высокое положение, понадобится козел отпущения. Врач Хайдов явно не желал стать таким козлом.

– Ладно, – сказала Эми, – думаю, мне вообще не нужен доктор. У меня просто разыгралась мигрень. Не более того.

Но как же все это страшно!

В одном Пинто была совершенно уверена: жизнь Эми находится под угрозой. Из этой истории с врачом стало ясно: вся страна ожидает, что ее отравят, а потом объявят, будто она умерла в результате смертельной болезни. Не случайно же заранее распространили слухи, будто у Эми рак груди.

В то же время, поскольку все говорят о яде, ясно, что лорд Роберт об этом осведомлен. Следовательно, почти наверняка Эми умрет не от него. Она непременно должна умереть, потому что мешает амбициям Роберта, но ее смерть должна выглядеть случайной. Иначе вся страна воскликнет: «Убийство!» Но что может сделать Пинто? К кому ей обратиться? Остается только одно – постоянно быть рядом со своей госпожой, надеясь ее уберечь.

Она спустилась вниз и встретила в холле Форстера, разговаривавшего с госпожой Оуэн, которая жила отдельно от своего мужа и попросила разрешения остаться в доме. Эми, любившая компании, была рада ее обществу.

Форстер любезно обратился к Пинто, когда та сошла с лестницы:

– Не сомневаюсь, что вы будете просить у пашей госпожи разрешения съездить на ярмарку.

– Возможно, – ответила та.

– Из Виндзора только что прибыл гонец. Он привез письма для миледи. Говорит нам, что завтра или послезавтра мастер Томас Блаунт прискачет сюда из Виндзора с особыми подарками и письмам от милорда к ее светлости.

– Миледи будет рада получить известие от лорда Роберта, – сказала Пинто и прошла мимо.

Мастер Томас Блаунт! Это родственник лорда Роберта, человек, чья судьба тесно связана с судьбой его господина. Он готов выполнить любое распоряжение лорда Роберта… даже если тот прикажет убить его жену.

Роберт шлет жене письма, подарки, подумала Пинто, и в то же время жаждет убрать ее со своей дороги. Какое коварство!

Ей казалось, что опасность приближается.


Ночью Эми тихо лежала, задвинув занавеси вокруг постели. И вдруг проснулась, почувствовав, что кто-то находится в комнате.

Она села, прижимая руки к сердцу. Что за страх владеет ею, заставляя вздрагивать при каждом шорохе? Ужас охватил ее до глубины души.

Эми встала на колени, раздвинула занавеси. Там стояла Пинто с зажженной свечой в руке.

– Пинто! – воскликнула Эми с огромным облегчением.

– Ох, госпожа… значит, вы не спите?

– Как ты меня напугала!

– Госпожа, я пришла с вами поговорить.

– В такой час?

– Дело не ждет… По крайней мере, мне так кажется. Я должна сказать вам это сейчас. Возможно, не смогла бы сделать это днем. Госпожа, накануне вашей свадьбы я часто приходила к вам ночью и спала вместе с вами, когда вам снились дурные сны. Помните?

– Да, Пинто. Сейчас мне тоже снятся дурные сны. Иди ко мне сюда.

Пинто задула свечу и забралась в постель.

– Ты дрожишь, Пинто.

– Это вы дрожите, госпожа.

– Что это, Пинто? Что это такое?

– Мы боимся, госпожа. Мы обе чего-то боимся, и боимся говорить об этом при свете дня. Вот почему я пришла к вам ночью. Госпожа, мы должны поговорить об этом.

– Да, Пинто, должны.

– Они хотят избавиться от вас, госпожа.

– Это правда, Пинто. Это правда. – У Эми застучали зубы.

– Понимаете, – продолжила Пинто, – он человек амбиций, и все, чего хочет, мог бы получить, если бы не вы. Я боюсь. Никогда не ешьте ничего, что приготовила не я.

– Они хотят меня отравить?

– Не думаю, что они это сделают.

– Почему?

– Слишком много разговоров ведется об отравлении.

– Пинто, что я могу сделать? Что мне делать?

Глаза служанки увлажнились. Все выглядело так, будто Эми снова стала ребенком и пришла к ней за помощью. Нет! Сейчас все по-другому.

Это не детская проблема. Это вопрос жизни и смерти.

– Я кое-что придумала, госпожа. Мы уедем отсюда.

– Куда же мы можем поехать?

– Думаю, мы можем поехать к вашему брату Джону. Он вас нежно любит. Мы можем тайно остановиться в его доме… может быть, как служанки. Кроме этого, я пока ничего не могу придумать. Ваш брат мудрый человек. Он нам что-нибудь посоветует. Прежде всего нам нужно добраться до его дома.

– Разве нам позволят так уехать, Пинто?

– Нет, не позволят. Мы должны уехать тайно. Ох, госпожа, я все думаю, думаю, так что у меня голова идет кругом. Завтра к вечеру или послезавтра здесь появится мастер Блаунт. Госпожа, я очень боюсь этого человека.

– Ты думаешь… он приедет… чтобы убить меня?

Пинто не ответила на этот вопрос.

– Надо, чтобы мы уехали до того, как он появится.

– Но как, Пинто?

– Слушайте меня внимательно, дорогая госпожа. Завтра воскресенье. Отошлите всех слуг на ярмарку. Отошлите даже госпожу Одингселлс, потому что она болтлива и любопытна, и я боюсь, что если останется здесь, то может проболтаться о наших планах, и наш отъезд станет невозможным. Оставьте для компании госпожу Оуэн; не сомневаюсь, что Форстеры тоже будут тут. Но пусть все остальные домашние поедут на ярмарку. Я тоже поеду с ними, но сразу же вернусь, как только смогу это сделать, не привлекая внимания. Отдохните, пока я не вернусь, чтобы приготовиться к утомительному путешествию. Я тихонько проберусь в дом, и мы вместе выскользнем на конюшни. Так что сегодня ваша последняя ночь в этом доме. Эми прижалась к Пинто:

– О, как я этому рада! Я боюсь этого дома. Хорошо, так и сделаем, Пинто. Поедем к моему брату.

– Вы должны настоять, чтобы все поехали на ярмарку. Никто не должен видеть, как мы будем уезжать. Оставайтесь в своей комнате, пока я не вернусь, но будьте готовы к отъезду…

– Но, Пинто, как же мы поедем… две женщины… одни, отсюда до Норфолка?

– Не знаю. Но нам придется. Мы можем быстро доехать до гостиницы, отдохнуть там и, возможно, нанять каких-то слуг, чтобы они нас сопровождали. Я не очень четко это себе представляю. Знаю только одно – мы должны выбраться из этого дома до того, как в него войдет мастер Блаунт.

– Да, Пинто, да. Но вот о чем я подумала. Завтра воскресенье. Только самые низкие и вульгарные люди ездят на ярмарку в воскресенье.

– Очень жаль. Но им придется пойти. Вы должны настоять на этом. Откуда мы знаем, что среди них нет шпионов?

– Они поедут. А ты быстро вернешься, чтобы мы могли отправиться в поездку.

– Как только смогу это незаметно сделать.

– Ох, Пинто… Это такой безумный… отчаянный план. На дорогах женщин подстерегает столько опасностей!

– Нет большей опасности, чем та, что таится в этом доме.

– Я знаю, Пинто. Я чувствую…

– А теперь постараемся заснуть, госпожа. Завтра нам понадобится много сил.

– Да, Пинто.

Они лежали тихо, время от времени переговариваясь друг с другом. За окном занимался рассвет, когда две женщины наконец заснули.


Наступило воскресное утро.

Эми чувствовала себя лучше, чем ночью, потому что ярко сияло солнце и это был последний ее день в этом страшном доме.

Она позвала к себе слуг и сказала, что разрешает им всем поехать на ярмарку в Эбингдон.

Слуги рассчитывали поехать туда в понедельник, но не посмели ослушаться приказания хозяйки.

Эми повернулась к госпоже Одингселлс, которая была ее компаньонкой с того дня, как они приехали в Камнор-Плейс, и попросила ее тоже поехать.

– Я не поеду в воскресенье! – воскликнула госпожа Одингселлс, которая очень остро ощущала свое зависимое положение. Она была возмущена. Ее, леди, посылают на ярмарку в воскресенье вместе с простонародьем!

– Сегодня прелестный день, – пробормотала Эми.

Но недовольная госпожа Одингселлс стояла на своем.

– Хорошо, вы поедете тогда, когда вам будет угодно, – быстро сдалась Эми, – но все мои слуги поедут сегодня… все до одного.

– А кто же составит вам компанию? – спросила госпожа Форстер.

– Вы и ваш муж. И кажется, госпожа Одингселлс с госпожой Оуэн. Достаточно много людей составят мне компанию, если она мне понадобится. Но я немного устала, поэтому пойду к себе немного отдохнуть.

Госпожа Одингселлс заявила, что тоже удалится в свою комнату, коли в ее обществе не нуждаются, а она, разумеется, не станет его навязывать кому бы то ни было. Эми не пыталась ее успокоить. Госпоже Оуэн показалось, что Эми выглядела слегка расстроенной – нет, больше того, почти истеричной. Она так настаивала на том, чтобы все поехали на ярмарку! Все это было странно, поскольку обычно Эми любила, чтобы вокруг нее было много людей.

Эми поднялась наверх, чтобы посмотреть, как они уезжают. Пинто была вместе со слугами. Пинто обернулась и помахала рукой своей госпоже, которая, она знала, наблюдает за ними.

«Дай боже, – подумала Эми, – чтобы она вернулась побыстрее». Потом несколько минут постояла у окна, глядя на улицу. Неужели это действительно правда и Роберт планирует ее убить? Она не могла в это поверить. Эми вспомнила те дни, когда он ухаживал за ней. Роберт твердо был намерен жениться, независимо от того, даст ли его отец свое позволение на это или нет. Вспомнила первые дни их брака. Конечно, о таком мужчине, как Роберт, неизбежно должны ходить слухи. Он невероятно красив, самый привлекательный мужчина при дворе. Разумеется, Роберт нравится королеве.

Но что толку в воспоминаниях? Вот теперь он планирует ее убить. Эми прислушалась, и тишина в доме испугала ее. Ей захотелось бежать, броситься вслед за слугами, поехать вместе с ними на ярмарку. Глупо, конечно. Пинто мудрая женщина. Ее план, разумеется, безумный, но это единственный способ избежать опасной ситуации.

– Идите к себе в комнату и постарайтесь заснуть, – сказала Пинто.

Именно так она и сделает.

Отворачиваясь от окна, Эми вдруг увидела всадника, подъезжающего к дому. На мгновение она ужаснулась, подумав, что это Томас Блаунт. Но это оказался сэр Ричард Верни, который приехал по какому-то официальному делу к Форстеру.

Она увидела, как Форстер вышел, поздоровался с ним, и двое мужчин в конце концов пошли куда-то в сторону от дома. Форстер хотел показать Верни какие-то деревья, которые необходимо было срубить.

Эми отошла от окна, легла на постель и задвинула занавеси. Надо постараться заснуть. Пока Томас Блаунт не приехал, она в безопасности.

Около кровати стояла тарелка со сладостями, там, где Эми оставила ее прошлой ночью. Должно быть, служанка вновь наполнила ее перед тем, как уехала на ярмарку. Эми увидела свои самые любимые пирожные, перед которыми никогда не могла устоять, и почти механически начала их есть. Пирожные оказались восхитительными!

Еще не закончив одного, она вдруг почувствовала сильную усталость. И тут же заснула.


Прошло меньше часа, когда дверь в комнату Эми тихо отворилась. Вошли двое мужчин. Один из них очень осторожно отодвинул занавеси кровати.

– А если она проснется? – спросил один.

– Невозможно, – ответил другой, глядя на тарелку.

Он улыбнулся. Такую прекрасную возможность нельзя упускать. Все слуги – почти все, кто жил в доме, – уехали на ярмарку! Самое подходящее время для несчастного случая.

– Давай, – сказал другой. – Давай покончим с этим.

Один подхватил Эми под плечи, другой взял за ноги, и они тихо вышли из комнаты.


Ускользнуть оказалось совсем не просто. Пинто с нетерпением выжидала подходящего момента. А когда он настал, долго шла пешком в Камнор-Плейс.

Удастся ли ее план? Что будет, если их заметят? Убьют ли ее вместе с госпожой? Тогда на его совести будут два убийства.

Она не должна его винить. Он отличается от других людей. О нем нельзя судить по обыкновенным стандартам. Это только справедливо, что судьба ни в чем ему не отказывает. Пинто это понимает.

Но она не собирается отдавать ему жизнь Эми. Будет бороться за нее даже ценой своей собственной жизни, даже если этим заставит его пойти на двойное убийство.

Они тайком выберутся дома. Проберутся к конюшням. Затем быстро поскачут и до наступления темноты будут уже очень далеко от Камнор-Плейс, там, где их никто не знает. Найдут подходящую гостиницу. Все должно получиться.

Пинто не могла представить себе провала. Она видела, как они приезжают в дом Джона Эпплъярда. А Джон сделает для сестры все, что угодно. Он очень любит Эми.

Наконец Пинто добралась до Камнор-Плейс.

Теперь она должна потихоньку прокрасться в дом и по главной лестнице поспешить в комнату Эми. Если встретит Форстеров, или госпожу Одингселлс, или госпожу Оуэн, скажет, что потеряла из виду остальных слуг и решила, что ей лучше вернуться домой. Но лучше ни с кем не сталкиваться, никого не встречать.

Дом показался ей очень тихим. Это прекрасно!

Она вошла в большой холл, залитый солнечным светом, заторопилась к лестнице, но вдруг резко остановилась, глядя на фигуру, лежащую у ее подножия.

Ноги Пинто будто окаменели. Она не могла пошевельнуться. Могла лишь стоять и смотреть перед собой, охваченная таким ужасом, какого не испытывала никогда в жизни.

Пинто поняла, что пришла слишком поздно.


Эми Дадли была мертва. Ее нашли на полу в холле Камнор-Плейс с переломанной шеей, очевидно в результате падения с лестницы. При дворе и в народе ни о чем другом не говорили; существовало только одно объяснение – это убийство. И не было необходимости искать убийцу.

Королева послала за Робертом, объявив, что должна поговорить с ним наедине. Елизавета боялась – не только за него, но и за себя. Она попала в одну из самых опасных ситуаций в своей жизни. Но знала: королева должна взять власть, отодвинув любовь на второе место.

Но когда его увидела, поняла: что бы ни произошло между ними, она всегда будет его любить. И сейчас любила его ничуть не меньше, хотя он и совершил убийство. Но разве Роберт пошел на него не ради нее? Елизавета слишком часто смотрела в лицо смерти, чтобы дорого ценить чужую жизнь.

Она должна спасти его и себя.

– И что теперь? – спросила королева, как только они остались одни. – Что теперь, Роберт?

– Она упала с лестницы, – ответил он. – Это несчастный случай.

Елизавета невесело рассмеялась:

– Несчастный случай? В такое удачное время?

– Кажется, это так. Должно казаться, что так.

– Разве вы не видите, какими глупцами мы были, вы и я? У нас хватило ума показать всему свету свои чувства, которые следовало бы тщательно скрывать. Несчастный случай с женой никому не известного придворного не вызвал бы ни у кого интереса. Но с вашей женой… в такой момент… когда всему свету известно, что мы любим друг друга… Роберт, никто не поверит, что это несчастный случай.

– Вы королева, – проговорил он.

– Да, да! Но есть одна вещь, которую я знаю всю мою жизнь. Королева или король должны вызывать у народа любовь и уважение. Они шепчутся обо мне. Они говорят грязные вещи. Говорят, что я ношу вашего ребенка. А теперь они скажут, что все это сделано для того, чтобы наш ребенок был рожден в браке… законным наследником трона. И будут сплетничать обо мне. Будут называть меня распутной женщиной.

– Ваш отец имел шесть жен, – напомнил Роберт. – Две из них лишились головы; двоих он выгнал, когда они ему надоели; одну, как считают некоторые, от казни спасла только его смерть. Вы говорите о скандале. Как можно его сравнить с матримониальными приключениями вашего отца?

– Королева – не король. Король может любить кого пожелает, но королева, которая должна произвести наследника трона, обязана быть безупречной.

Он подошел и обнял ее. Елизавету на мгновение тронуло его мужское обаяние.

– Все будет хорошо, – сказал Роберт. – Мы пройдем через эту бурю. И помните, теперь нас ничто не разделяет.

Королева молчала. Она была не той женщиной, которую он знал. Она стала старше, мудрее; старая привычка запоминать уроки не пропала. Она была неопытной, стоя перед леди Тируит, когда они отрубили голову Томасу Сеймуру, но и тогда их всех обманула.

Больше Елизавета никогда себе не позволит, чтобы ее так захватила любовь к мужчине. Она всегда сначала должна быть королевой, а уж потом – женщиной.

И не забудет, в какой опасности сейчас находится, – быстро выучит этот урок. Как только ей удастся вытащить себя из последствий собственного безумия, больше никогда так не ошибется.

– Роберт, – сказала она, высвобождаясь из его объятий, – сейчас можно сделать только одно. Я должна взять вас под арест до выяснения обстоятельств. Это единственный способ. Подумайте о будущем, любовь моя, и сделайте так, как я говорю. Отправляйтесь в Кью под арест по приказу королевы.

Он заколебался, но у него хватило ума понять, что королева взяла верх над женщиной.

– Вы правы, – отозвался Роберт. – Вы не должны быть в этом замешаны. Наша ошибка заключается в том, что мы показали всему свету, что любим друг друга. Когда все закончится…

Она кивнула и, бросившись к нему в объятия, пылко поцеловала его:

– Теперь идите, мой любимый. Все будет хорошо. Вам не причинят никакого вреда. Но мы должны учиться на своих ошибках. Ее смерть должна быть несчастным случаем. Мы с вами вовсе не желали, чтобы это произошло. Поскольку вы ее муж, вы по необходимости попадаете под подозрение, и королева приказывает, чтобы вы оставались в вашем доме в Кью… под арестом. А теперь идите, и скоро все уладится.

– Все уладится, – повторил он, возвращая ей поцелуи с еще большей пылкостью. – Скоро мы станем мужем и женой.

– Если все пойдет хорошо, – трезво заметила королева.


Это был величайший из всех скандалов, шокировавших и развлекавших общество, с тех пор как отец Елизаветы разыгрывал свой трагический фарс с шестью женами.

Если бы справедливость существовала, говорили люди, то королева должна была бы сидеть на скамье подсудимых рядом со своим любовником.

Роберт был в отчаянном положении. Находясь под арестом в своем доме в Кью, он посылал срочные послания своему верному слуге и родственнику Томасу Блаунту, приказывая ему изменить мнение при дворе и в народе, в особенности в районе Камнор-Плейс. Томас Блаунт должен допросить слуг и заставить, вынудить их любым способом показать, что смерть Эми – результат несчастного случая. Он, Дадли, все еще влиятельный человек; он свяжется с председателем присяжных и добьется, чтобы вынесли «правильный» приговор. А став королем Англии, не забудет тех, кто помог ему в трудную минуту, равно как и тех, кто пытался ему помешать.

Сесил восстановил свое обычное равновесие, успокоился и тут увидел, что назревает скандал, который может нанести стране большой вред. Он понял, что доверие к королеве должно быть восстановлено любыми средствами, а он сам – оставаться ее главным министром, поскольку, подав в отставку, может оказаться и в Тауэре. Кроме того, как мог такой человек отказаться от своих амбиций?

Теперь он был рядом с королевой, поддерживая ее, когда она в этом нуждалась. Елизавета испытывала к нему бесконечное доверие; он был слишком хорошим министром, чтобы не простить ему, что, будучи возбужденным в минуту слабости, он неосторожно поговорил с испанским послом. Его слова, несомненно, были переданы Филиппу Испанскому.

Сам Сесил с ужасом вспоминал, что он тогда сказал. Что ожидает неприятностей, что его госпожа и ее любовник планируют убить Эми Дадли! Это была ужасная ошибка, потому что он произнес эти слова всего за несколько часов до того, как Эми со сломанной шеей нашли в Камнор-Плейс лежащей на полу у лестницы. Возможно ли подобное совпадение? Должно быть возможным. Единственный способ сохранить верность народа королеве – вынести вердикт о смерти Эми Дадли от несчастного случая. Королева может совершить политическое убийство, но никак не должна быть замешана в убийстве женщины, за мужа которой она собирается выйти замуж. Это нечто такое, чего страна никогда не примет. Королевское убийство допустимо. Но обвинение в частном убийстве – убийстве из-за страсти, любви, похоти, как бы люди это ни называли, следует оскорбительно высмеять.

Все будущее Елизаветы оказалось поставленным на кон. Существует Катарина, сестра Джейн Грей, которая быстро найдет готовых сторонников. Существует Мария, королева Шотландии, в настоящий момент – королева Франции. Совершенно ясно, если Елизавете суждено остаться на троне, то она не должна быть замешана в убийстве. Следовательно, никакого убийства не было, потому что, если оно будет доказано, королева окажется виновной так же, как и ее любовник.

Сесил, соответственно, решил, что курс его действий теперь заключается в том, чтобы высмеять даже малейшее предположение о преступлении.

Это превратит слова, которые испанский посол уже передал своему господину, в ложь. Даже Филипп усомнится в правдивости де Куадра, если Сесил воспримет скандал с презрением и насмешкой.

И Сесил демонстративно отправился в Кью навестить своего дорого друга лорда Роберта Дадли, заверить его в том, что он убежден в его невиновности.

Королева была довольна Сесилом; она знала, что они могут положиться друг на друга.

Но страна требовала справедливости. Несколько проповедников в различных частях Англии настаивали, чтобы было проведено полное расследование обстоятельств смерти леди Дадли, которое рассеяло бы печальные подозрения.

Все понимали, что в этом таится угроза не только лорду Роберту, но и самой королеве.


Томас Блаунт усердно трудился на своего хозяина.

Он поехал в Камнор-Плейс с единственной целью – доказать, что Эми умерла в результате несчастного случая.

Блаунт допросил госпожу Одингселлс, госпожу Оуэн и Форстеров. Господин Форстер сказал ему, что в то роковое воскресное утро Эми показалась ему слегка рассеянной. Его не удивило бы, если бы она упала, спускаясь по лестнице.

Но Форстеры были под подозрением, как и все остальные слуги лорда Роберта в Камнор-Плейс.

Придворные присяжные, не осмеливаясь оскорбить человека, который может стать королем, И одновременно саму королеву, вынесли вердикт, что Эми умерла от несчастного случая. Но в этом деле вся Англия сама себя назначила и судьей, и присяжными; а всю страну невозможно было ни подкупить, ни запугать.

Казалось странным и загадочным, что Эми, которая всегда настаивала на том, чтобы вокруг нее было много людей, в то воскресное утро отослала всех своих домашних на ярмарку.

Блаунт был озадачен. Он решил тщательно допросить каждого человека в доме, чтобы попытаться понять странное поведение Эми.

Наконец пришел к личной горничной Эми, женщине, которая, как он слышал, была очень предана своей госпоже.


Пинто со дня трагедии жила словно бы в тумане.

Ей было все ясно. Кто-то – она подозревала Форстера – дожидался удобного случая; и именно се действия, ее планы предоставили ему то, что он искал.

Пинто знала, о чем шепчутся в стране. Знала, что люди говорят: «Роберт Дадли – убийца. Его дед и отец умерли на плахе. Пусть он тоже умрет на плахе, потому что заслуживает смерти так же, как и они».

Что, если он умрет за это? Пинто не могла остановить череду картин, постоянно возникавших в ее воображении. Вспоминала сотни сцен из тех двух с половиной лет, которые он и она провели под одной крышей. Пинто тогда часто следила за Робертом, когда он не предполагал, что за ним наблюдают. Он же никогда не замечал ее, кроме одного раза, и то тогда его внимание на короткое время привлекло ее видимое безразличие к нему. И все же она знала, что она не забудет этого мига всю свою жизнь.

Одна из горничных пришла к Пинто и сказала, что мастер Блаунт желает допросить ее так же, как допрашивал всех остальных домашних.

Лицо горничной было оживлено нетерпением. Она шепнула:

– Он пытается доказать, что это был несчастный случай. Лорд Роберт прислал его именно для этого. Но… как они могут доказать, что… и что тогда будет с милордом?

Что теперь будет с ним?

Пинто вдруг почувствовала возбуждение, потому что поняла, что это в ее власти решить его судьбу.

Она может рассказать правду, может поведать о плане, который они с Эми придумали. Только это не поможет лорду Роберту. Но существует одно объяснение, которое не покажется столь уж невероятным. Никто не верит, что Эми погибла из-за несчастного случая, но почему бы людям не поверить, что это было самоубийство?

Конечно, лорд Роберт таким образом не завоюет любовь народа; у него по-прежнему будут обвинители. Но в то же время человек, пренебрегший своей супругой, чтобы служить своему повелителю, ни в коей мере не может считаться за это преступником.

Пинто стояла перед Томасом Блаунтом, который внимательно ее изучал. В своем роде личность, думал он, и такая, чье горе доказывает, что она по-настоящему была привязана к погибшей женщине.

– Госпожа Пинто, вы очень любили свою госпожу?

– Да, сэр.

– Что вы думаете о ее смерти? Был ли это несчастный случай, или все произошло по чьему-то злому умыслу?

Пинто на короткое время заколебалась. Казалось, будто он, созданный для необыкновенной жизни, стоит рядом с ней и умоляет ее о помощи. Он, который никогда ни о чем ее не просил! А какая женщина может ему отказать? И теперь в ее власти дать ему то, что никто никогда прежде ему не давал.

Пинто наконец приняла решение и тщательно подобрала слова для ответа:

– Сэр, это был несчастный случай. Я уверена, это был несчастный случай. Она никогда не сделала бы этого сама. Никогда!

Блаунт жадно вслушался в ее слова. Впервые прозвучало предположение о самоубийстве. А ведь это был выход, который он не предусмотрел!

– Скажите мне, – попросил Блаунт мягко, – почему вы думаете, что она могла бы сделать это сама, госпожа Пинто?

– Ох, но я так не думаю! – Пинто уставилась на него таким взглядом, будто бы нечаянно проболталась о том, что собиралась утаить. – Леди была хорошей женщиной. Она молила Бога уберечь ее от отчаяния. Она не совершила бы такого греха и не отняла бы у себя жизнь.

– Появлялись ли у нее мысли покончить с собой?

– Нет, нет! Правда, бывали времена, когда она была настолько несчастна, что…

– Она была нездорова, не так ли?

– У нее были неприятности.

– Неприятности, связанные с телом и духом?

– Лорд Роберт так редко приезжал ее навестить.

Блаунт и Пинто наблюдали друг за другом, оба были настороже.

Он думал: «Самоубийство! Самое лучшее, что может быть, кроме несчастного случая». Он стал придумывать историю: «Эми Дадли страдала от болезни, которая, как она знала, убивает ее. Ее мучили боли, она поняла, что больше не в силах их выносить. И вот в то воскресное утро отослала своих слуг на ярмарку, чтобы, оставшись в одиночестве, покончить с жизнью. Странный способ, которым она воспользовалась? Падение с лестницы не всегда может привести к смерти? Да, это так, но Эми находилась в истерическом состоянии. Она вряд ли понимала, что делает. Эми тосковала по мужу, но обязанности, удерживавшие его при дворе, не позволяли ему навещать ее так часто, как ему хотелось. Итак, несчастная истеричная женщина отослала слуг на ярмарку и свела счеты с жизнью…»

Печальная история, но она не бросает тени ни на лорда Роберта, ни на королеву.

Пинто познала восторг женщины, которая любит и служит своему любимому – даже если делает это втайне.


Теплым воскресным утром тело Эми, спустя две недели после ее смерти, перевезли в церковь Святой Девы Марии в Оксфорде. Похороны были грандиозными. Это выглядело так, будто Роберт вознамерился возместить великолепием погребения свое пренебрежение к жене при ее жизни. Процессия состояла из нескольких сотен людей. Сводного брата Эми, Джона Эпплъярда, шедшего вместе с другими ее родственниками и студентами университета, переполняли горькие мысли. Он горячо любил свою младшую сестричку и горько оплакивал ее смерть; ничто не могло его убедить, что эта смерть не устроена ее мужем.

Пока звонил колокол, пока произносилась поминальная молитва, сердце Джона Эпплъярда переполняла ненависть к Роберту Дадли.

На похоронах были и другие люди, чувствовавшие то же, что и Джон.

Многие хотели бы увидеть, как Роберта Дадли повесят за то, что он сделал с невинной женщиной, имевшей несчастье выйти за него замуж и оказаться между ним и его беззаконной страстью к королеве.

Итак, Эми упокоилась.

И хотя присяжные вынесли вердикт «смерть от несчастного случая», по всей стране люди говорили о загадочной кончине Эми Дадли и спрашивали друг друга, какую роль ее муж сыграл в этом.


Роберт был полон надежд и ожиданий. Разумеется, теперь королева должна выйти за него замуж, раз он свободен.

Что касается королевы, то она тоже хотела стать его женой. Случившееся ужасное событие не поколебало ее любви. Она даже гордилась тем, что из-за любви к ней Роберт подверг себя такой опасности, держался вызывающе и бесстрашно. Он сильный человек, в нем есть все то, что ей нужно, и он готов жениться, встретив лицом к лицу их противников.

Но опыт научил Елизавету осторожности. Она хотела иметь Роберта мужем, но совершенно не собиралась потерять корону.

Королева могла щелкнуть пальцами перед Сесилом, Бэконом, Норфолком и Филиппом Испанским, но всегда должна была считаться с народом Англии.

Со всех концов страны приходили тревожные сообщения. Французы говорили, что она не может продолжать царствовать, коли позволила своему подданному убить жену, чтобы он женился на ней. Трон пошатнулся, считали французы. Пусть они потерпели поражение в Шотландии, но скоро и Елизавета узнает, что такое поражение. Такие гордые люди, как англичане, не позволят убийце и прелюбодейке царствовать над ними.

Когда Елизавета выезжала, ее подданные более не приветствовали ее криками радости.

Во всем мире сплетничали об английской королеве и ее возлюбленном, как когда-то о принцессе Елизавете и Томасе Сеймуре. Сочинялись истории о детях, которых она якобы родила от своего любовника; о ней говорили так, словно это была шлюха, а не королева великой страны.

Сама Елизавета была озабочена и вела себя нерешительно. Временами ей хотелось повернуться к Роберту и предложить: «Давай поженимся, и будь что будет». Но потом принимала решение не рисковать. Казалось, она всегда слышала крики людей, звучавшие во время ее коронации: «Боже, храни королеву Елизавету!»

Она держала Роберта около себя, делилась с ним государственными тайнами. Двор наблюдал. Говорили, что уже очень скоро она сделает его своим мужем.

Но ей нужно было время, чтобы подумать, время, чтобы отойти от тех эмоциональных недель, кульминацией которых стала смерть Эми. Время всегда было ее другом.

– Чего мы ждем? – спрашивал Роберт. – Разве вы не видите, что, пока мы колеблемся, мы в руках наших врагов? Действуйте смело и покончите с этим опасным ожиданием.

Елизавета смотрела на него и полностью осознавала его высокомерие; она узнавала огонь Дадли, темперамент Дадли, которые подняли два поколения семьи с самого низа на самый верх. Этот мужчина, которого она любила, видел себя королем, господином всех окружавших его людей, ее господином. Он забывал только об одном: у нее тоже есть своя гордость, она тоже поднялась из забвения к вершине, из тюрьмы Тауэр к величию, в ее случае – на трон. Эта женщина могла завести любовника, но никогда никому не могла позволить стать господином над ней.

Сесил решил, что нельзя больше оставлять все как есть. Необходимо, чтобы королева вышла замуж. Пусть выйдет за человека, к которому явно испытывает необычайное влечение; пусть родит наследника престола. Кстати, это самый быстрый способ заставить народ успокоиться, все забыть. Когда люди будут праздновать рождение принца, никто не вспомнит, как умерла Эми Дадли.

Свадьбу можно сыграть тайно. Людям незачем знать об этом до тех пор, пока не станет известно о скором появлении наследника.

Такая процедура не соответствовала правилам, но смерть Эми была очень неприятным событием. О нем следовало поскорее забыть. Многое из того, что делал отец королевы, тоже было неприятным, но тот король умел удержать привязанность своего народа.

Роберт был в восторге от того, что Сесил переменил мнение. Он ликовал, думая, что победил; но он не подумал о королеве.

А Елизавета уже хорошо знала своего возлюбленного, и те самые качества, которыми она в нем так восхищалась и благодаря которым его полюбила, помогли ей теперь принять решение не выходить за него замуж. Пока…

Королева знала, что за эти трудные недели она получила еще один урок… урок такой же важный, как тот, который ей преподал Томас Сеймур… такой же важный и такой же болезненный.

Она – королева Англии и будет царствовать одна. Роберт может оставаться ее любовником, потому что все знают, что любовники всегда более преданные, более интересные и забавные существа, чем мужья, которые имеют обыкновение становиться очень высокомерными, в особенности если они высокомерны от природы.

Елизавета снова завоюет любовь народа, как она сумела это сделать после скандала с Сеймуром. Больше того, если она не выйдет замуж за Роберта, то как можно будет продолжать говорить, что она уговорила его убить жену?

И королева приняла решение пока не выходить замуж за Роберта. Потому что это сделать сейчас – значит признать, что она участвовала в его планах убить Эми. Важнее всего удержать свое превосходство. Надо сохранить при себе любимого и остаться королевой.


Читать далее

Виктория Холт. Веселый господин Роберт
Глава 1 16.04.13
Глава 2 16.04.13
Глава 3 16.04.13
Глава 4 16.04.13
Глава 5 16.04.13
Глава 6 16.04.13
Глава 7 16.04.13
Глава 8 16.04.13
Глава 9 16.04.13
Глава 10 16.04.13
Глава 5

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть