Онлайн чтение книги Гибель великого города
Глава десятая

Их уже немного, всего несколько сотен. Они идут молча, словно немые. Опухли глаза, ввалились от голода щеки, стали хриплыми голоса. Старики, дети, мужчины, женщины… Ноги ведут их к одной цели, в сердцах одна жажда — выжить. И вчера они думали об этом. И позавчера… И много дней слились в один страшный и бесконечный, потому что к ним пришло горе. Многодневный голод ослабил их разум, им трудно что-нибудь вспомнить. Еле волочат они ноги, словно обремененные невидимыми цепями. Жизнь в них едва теплится.

Иногда кто-нибудь роняет слово, но оно ни в ком не находит отклика. Только маленькая девочка все спрашивает:

— Мама! Долго нам идти?

— Еще немного, дочка!

Мать говорит неправду. Но что она может ответить? Да и девочка, слыша одно и то же, уже перестала верить матери. Однако должен же быть конец их страданиям!

— Ты все время обещаешь, что идти недолго, — сердито говорит девочка, — а мы идем и идем. Когда это кончится?

И у всех, кто идет рядом, болью отзывается в сердце: «Когда же это кончится?» Но никто не говорит ни слова. Этих людей изгнали из родной страны. Они — побежденные… Было время, когда они смеялись над лесными жителями, называя их дикарями, а сейчас сами уподобились им. Они ночуют в расщелинах скал или в пещерах. Где дом у бездомного?

Но они надеются, что все еще изменится. Великий город уже недалеко. И, вспомнив об утраченном счастье, они загораются жаждой мщения. Страдание сжимает их сердца, но они упорно идут вперед. Им помогает идти великая сила — надежда. Сильней надежды только желание жить.

Уже два месяца устало бредут эти люди, поднимая пыль…

Их сразу же встретили с оружием жители ближайшего селения, которые не знали о несчастье, постигшем усталых путников, — ведь с севера приходят только завоеватели. Тогда беглецы не были так истощены; в кровопролитной схватке они уничтожили врагов и сами потеряли половину воинов. Они не стали хоронить убитых, не взяли с собой раненых — тяжкую обузу в трудном и долгом пути. Даже стоны близких не могли, растрогать их сердца. Жгучее желание сохранить хоть горсть единоплеменников сделало их тверже камня. Много деревень прошли они, но нигде не задерживались надолго. Быстрее, быстрее — к великому городу! В Хараппу идти нельзя: беглецы слышали в пути, что Хараппа разрушена этими белокожими дикарями и все жители преданы смерти.

А в тот день…

…Умолк радостный шум ночного торжества во дворце правителя Киката. Отзвучали последние песни, смолкла музыка. Утомленные танцем, гости расходились по домам. Беспечные, легкомысленные, они говорили о радости, которую принесет грядущий день. В эту осень щедра была земля, и все думали лишь о том, хватит ли амбаров, чтобы сохранить ее богатые дары.

Вдруг где-то хрипло залаяли собаки. Вскоре лай раздавался в каждом дворе. Люди поднялись с постелей. И хотя собаки лаяли злобно, люди, не думали, что пришла беда. Но, выглянув из окон, они поразились.

Какие-то странного вида пришельцы поджигали все вокруг. Они прятались за деревьями и быстро перебегали от одного дома к другому. Вспыхнули соломенные лачуги, огонь перекинулся и на другие строения. Люди в страхе заметались.

Тех, кто выскакивал из домов, иноземцы осыпали градом стрел. С треском рушились строения, вздымая снопы искр, которые долетали до соседних построек, и вот уже новый дом лизали жадные языки пламени… Какая-то женщина выбежала с маленьким ребенком на руках, но ее сразу же поразила стрела. Дом рухнул. Малыш жалобно закричал и вскоре затих навсегда. От ужаса дравиды потеряли рассудок, в панике они сталкивались друг с другом и падали на землю лицом вниз. Пожар быстро распространялся. Оставалось только ждать смерти. Кругом стоял невообразимый шум. Жалобный плач детей надрывал сердце. Кольцо завоевателей все сжималось. От их диких криков содрогалось небо. Земля дрожала от топота сотен ног, среди всепожирающего пламени облаками взлетали пыль и пепел, затягивая город серой пеленой. Еще никогда Кикат не подвергался такому ужасному нападению.

Старейший жрец, размахивая изображением лингама, горестно восклицал:

— Великий бог! Что происходит? Почему ты обрушил на нас свой гнев? Разве мы не почитали тебя? О Махамаи! Мы напоили сына твоего Ахираджа молоком наших красавиц, послав их в новолуние в густой лес. О богиня! Спроси возлюбленного супруга своего, за что он наказывает нас! И скажи нам. О Махамаи. Ты, возликовавшая при виде великого творения своего супруга! Мать наша и защитница! Спроси дивного творца, почему он открыл сегодня свои глаза, губящие все живое! И скажи нам…

Но богиня молчала. Повсюду раздавались страшные вопли. Старейший жрец прижал изображение лингама к своей груди и зарыдал.

Дравиды укрылись в крепости правителя. Всю ночь с ее высоких стен летели огненные стрелы. Но они поражали и чужих и своих, — среди клубов дыма и языков пламени метались люди, и невозможно было различить, где чужеземцы и где дравиды.

Занялся день, и при его свете удалось разглядеть пришельцев. Их кожа была бела, как снег, волосы золотились, словно снопы огня. Необычно светлые глаза — серые или голубые — казались столь огромными, что уголки их достигали ушей.

Рослые, крепкие чужеземцы были вооружены луками и топорами, иные — мечами и пиками. Тела их были прикрыты, овечьими шкурами. Так же были одеты и женщины. Их светлокожие тела казались необычайно красивыми. Волось были длинны, спускались волнами до колен. Женщины сражались рядом с мужчинами.

Никто из дравидов не понимал ни слова из наречия чужеземцев. Никто не видел раньше таких странных, длинноруких и высоколобых людей. Наверное, это было племя горных охотников.

При свете дня защитники крепости увидели, что чужеземцы немногочисленны. Слабость противника вернула мужество дравидам. Угрозы и ругательства зазвучали со стен, и сам правитель Киката радостно вскрикнул, увидев, как мало вражеских воинов. Заскрипели ворота. Чужеземцы подняли луки. Из крепости с боевым кличем бросилось на врага доблестное войско черных дравидов — лучших воинов правителя Киката.

Горные люди обратились в бегство. Казалось, они потеряли мужество. Как черный сокол, напав на утку, терзает ее на куски, так и войско дравидов накинулось на белокожих, избивая и рассеивая их. Но вдруг из-за укрытия вылетел отряд иноземцев верхом на лошадях. Всадники с победным кличем врезались в строй дравидов и расчленили его. Они набрасывались на отдельные группы дравидских воинов и уничтожали их. Чужеземцы уклонялись от единоборства, они лишены были чести и достоинства.

Но дравиды сражались с невиданным упорством. И хотя они давно уже забыли о кровавых битвах, потому что жили с соседями в мире и состязались с ними лишь в танцах, их оружие разило без промаха, сея смерть во вражеских рядах. Старейший жрец вышел из крепости вместе с войском и подбадривал воинов криками: «Хвала почитателям великого бога! Хвала, хвала!»

Дравидам удалось опять собраться в единый отряд. Ярость удваивала их силы. Слыша предсмертные крики своих собратьев, они становились крепче камня, мечи их со свистом разрезали воздух. Белокожее варвары едва сдерживали их натиск. Но вдруг на поле боя зазвучала боевая раковина. Ее тревожное пение привело к роковой ошибке. Дравиды решили, что правитель Киката убит, и, бросив оружие, отступили. Но в раковину дул один из белокожих всадников, прося о помощи. Лошади варваров выдохлись, с их морд падала пена.

С радостными криками ворвались в крепость пришельцы. Они разбили священный барабан дравидов, а правителя взяли в плен.

Как гром, раздавался победный клич чужеземцев, заглушая вопли раненых. Уцелевшие дравиды, бросая оружие, прятались в лесу и издали с трепетом вслушивались в переливчатые звуки боевой раковины и крики врагов.

Упав на колени, правитель униженно молил старейшину предводителя белокожих:

— Я твой раб, господин! Не убивай меня! Ты светишься от огня, которым ты увенчал свою голову, тело твое создано из снегов великих гор, твои глаза чисты и ясны, как воды озера, и сам ты — божество, я не могу воевать с тобой. Ты мой господин, я признаю бога своим господином. Даруй мне жизнь!

Но победители не понимали его речи и только презрительно смеялись. Одна из белокурых девушек подошла к нему и плюнула в лицо. Правитель закрыл лицо руками и зарыдал. Этим он вызвал град насмешек. Все, кто стоял вблизи, с отвращением стали плевать в лицо недавнего властителя.

Верховный дравидский жрец стоял невдалеке, прижимая изображение лингама к груди. Камень привлек внимание одной из девушек, и, чтобы рассмотреть его, она толкнула жреца. Старик не смог удержаться на ногах. Изваяние бога-лингама упало па землю. Женщины с любопытством рассматривали камень, но молодые девушки, застыдившись, тут же отпрянули назад. Подошли взглянуть и мужчины.

— Духитар! Что там такое? — спросил один из воинов.

— Нагнись поближе, брат, и взгляни, — с отвращением сказал воин лет тридцати пяти. — Какие же дикари здесь жили!

Верховный жрец поднялся с земли, дрожа от страха Еще вчера его слово было законом, а сегодня он вынужден смотреть, как непочтительно обращаются с изваянием великого бога нагрянувшие неизвестно откуда завоеватели. Один из них гадливо воскликнул:

— Да ведь это мужской член!

Старейшина не поверил своим ушам.

— Что ты сказал, Сом? Что там?

— Кажется, это их божество.

И Сом изо всей силы ударил по богу-лингаму.

Жрец простонал:

— Ваш бог одержал победу, но оставьте мне моего бога!

Никто не понял его. Чужеземцы разбили камень на мелкие кусочки. Жрец пытался им помешать, но тут же был убит. Осколки мерзкого божества светлокожие разбросали далеко вокруг.

Затем, полные победного ликования, рыжеволосые варвары собрались вокруг старейшины.

— Сом, — крикнул старейшина, — где ты?

— Я здесь, отец!

— Ты сегодня храбро сражался, Сом! — воскликнула одна из девушек.

Юноша улыбнулся.

— Такова доля мужчины, — сказал старейшина. — Моя жизнь прошла в постоянных битвах. Наши предки жили сражаясь. И наши потомки будут воевать. Удивительно, как много на земле дикарей, почему великий Индра их не уничтожит?

— Но сегодня великий Индра помог нам одержать победу над дикарями, — засмеялся кто-то.

— Сколько радости сегодня! — воскликнула светлокожая красавица. — Отныне мы всегда будем продвигаться вперед как герои. А где поэт? Он, наверное, уже сложил новую песню?

Поэт выступил вперед.

— Спой нам! Спой! — послышались голоса.

Поэт поднял голову, и в наступившей тишине зазвучала громкая ликующая песнь.

«О громовержец! — пел поэт. — Твое могущество беспредельно. Ты содрогаешь своими ударами священную обитель снегов — Гималаи! Огромные тяжелые тучи лишь верные слуги твои. И когда ты блеснешь молнией, вся вселенная сотрясается от ужасного грохота, и тучи разражаются жалобным плачем, моля о пощаде.

О громовержец! Ты могущественней самого Варуны — великого бога вод! Сказав так, мы не унижаем Варуну. Мы хотим только, чтобы ваша дружба с ним стала еще тесней!»

Все новые и новые голоса подхватывали песню, и вскоре уже мощный хор провозглашал славу всесильному богу. В низкие и грубые голоса мужчин вплеталось нежными, тонкими струйками пение женщин.

«О прародитель богов! — пел хор. — Ты вмиг обратил город Кикат в пепел! Правитель Киката, этот дикий иноверец, стал рабом нашим. Его мрачную черную силу мы сломили своей мощью и светлой верой! О Индра! Дай нам сил так же легко одолеть всех этих презренных дикарей!

Наши боевые отряды стремятся вперед и вперед. Дай нам тень, дай нам влагу, сокруши в прах врагов наших; отдай нам их богатства, открой нам их сокровищницы!

О великий Индра! Останови десницу врагов наших, наносящую удар! Пусть онемеют эти дикари, чтобы не раздражать нас своей грубой речью. О мудрый и великий, они твои противники, дикари, поклоняющиеся мерзким богам и живущие по невежественным обычаям и законам. Погуби их, погуби».

Когда хор умолк, крепко сложенный юноша обратился к старейшине:

— Отец! Дикари взяты в плен и ждут своей участи! Да будет поступлено с ними так, как ты повелишь!

Одна из девушек забеспокоилась.

— Друхыо! Ты прикасался к этим несчастным. — обратилась она к воину. — И твои руки не стали черными? Эти дикари выглядят как грязные крысы. Я не могу смотреть на них без отвращения. А что у них за женщины! Навесили на себя столько ракушек, что похожи на тритонов, вылезших из воды. Отец! Прикажи Друхью очиститься прикосновением к огню!

Старейшина уже несколько раз приложился к чаше со священной сомой. Лицо его побагровело от крепкого напитка.

— Друхью! — решительно объявил он. — Пусть с ними будет то же, что и с жителями Папии. Это черви! Не понимаю, почему Варуна еще не погубил их. Даже кровожадный бог Агни не чувствует голода, глядя на них. Их прикосновениями осквернена вся земля. Они так плодовиты, что распространились вплоть до Асикни…[15]Асикни — древнее название реки Ченаб, одного из притоков Инда.

Все толпой направились к пленным. Сокрушенно качая головами, белокожие осматривали дравидов со всех сторон. Чужеземная царевна заливалась от смеха, глядя на унылые лица побежденных. Ей казались забавными их маленькие носы. И почему они такие черные? Наверняка, ведут свой род от тех асуров — демонов, которых сокрушил Индра. Хвала великому богу, лишь благодаря его силе удалось победить этих отвратительных воинов!

Дравидских женщин уничтожать не стали. Девушек разобрали воины, остальных белокожие женщины взяли себе в служанки: они не умеют ни сражаться, ни охотиться, разве они отличаются чем-нибудь от животных, эти почитательницы лингама?

Дравиды стояли со связанными за спиной руками, низко опустив головы. Они не в силах были смотреть, как делят их матерей, жен, сестер, дочерей… Отныне нет для них пристанища. В их домах и крепости поселятся белокожие, полями их станут обладать пришельцы. Без сомнения, они сильные люди, если, победили в такой ожесточенной схватке. Из глаз царицы Киката струились слезы: теперь она рабыня! До вчерашнего дня ее гордость была беспредельна, а сегодня ее нежные ножки разбиты в кровь. Глаза пленных воинов горели бессильным гневом. Но что они могли сделать? «Как страшны эти люди! — думали дравиды. — Они отняли наше счастье, наш покой — и все еще не насытились оскорблениями!»

Сом поднял меч. К нему начали подводить побежденных.

— Турин! Бахула! Швета! — закричал один из помощников Сома. — Матери, сестры, идите сюда! Вам станет весело! Смотрите, как трепещут эти дикари!

Дравидские воины с тоской смотрели на догорающий город, мысленно прощаясь с ним. Они приготовились гордо встретить смерть. Дравиды никогда не были трусами. Белокожим нелегко далась победа, хотя и воевали они верхом на быстроногих лошадях.

Белые женщины окружили место казни и с восторгом наблюдали, как одна за другой катились в пыль отрубленные головы. Дравиды не просили пощады. Но вот пришла очередь правителя Киката. Он вырвался из рук иноземцев, упал лицом вниз и пополз к ногам белокожих, моля о пощаде. Он показал знаком на землю, на небо, потом на себя и стал биться головой оземь.

Из уст пленных вырвались проклятия. Как смеет он так унижаться перед этими варварами! Царица крикнула ему:

— Нишант!

Но Нишант уже был мертв душой. Он подполз к старейшине белокожих и, припав к его ногам, заплакал. Рукой он делал знаки, очевидно желая что-то сказать.

— Чего он хочет, Друхью? — спросил старейшина.

Приглядевшись к странным жестам правителя, Друхью нерешительно сказал:

— Отец! Его надо оставить в живых. Он говорит, что где-то зарыл свои сокровища и отдаст их нам, если мы сохраним ему жизнь. Он станет нашим преданным рабом и поможет завоевать всю страну.

Старейшина, усмехнувшись, сказал:

— Правитель! Ты наш друг. Мы довольны твоей преданностью.

Друхью толкнул правителя в спину в знак милости. Старая светлокожая женщина вытащила из чаши, надкушенный кусок мяса и бросила его к ногам правителя Киката. Тот жадными глазами взглянул на брошенное мясо. Старейшина делал поощрительные жесты, как бы говоря: ешь, ешь. И струсивший царь-предатель, уподобившись зверю, принялся пожирать объедки мяса. Старейшина с улыбкой сказал:

— Сом! Кажется, он будет нам полезен!

После казни варвары разожгли большой костер и принялись жарить мясо. Началось торжество. К костру были принесены найденные в городе съестные припасы. Огромными грудами возвышалась вся сегодняшняя добыча, — ее разделят на всех по приказу старейшины. Чаши со священной сомой пошли по рукам.

Поэт снова запел:

«О Агни, бог огня всепроникающий! В твоих ужасных зубах все обращается в пепел. Ты могуч, ты велик, ты душа всего сущего, ты созидатель жизни! О яркий огонь! Твое тело подобно золоту. Ты защищаешь нас всегда и везде. Ты бодрствуешь со дня сотворения мира, о ты, принимающий облик дня и ночи! Твое сияние освещает все небо. Придай нам силы! О могущественный наш покровитель! Освети путь для нас туда, где еще не успела ступить наша нога. О ты, чья утроба напоена ароматом, могущественнейший! Почитая всесилие твое, мы бросаем на твой пламенный язык мясо. Оближи его своим языковидным пламенем! Мы съедим облизанные тобой куски, и в наших телах возгорится беспредельное мужество, и побегут, перед нами враги наши, как бегут от тебя холод и мрак…»

Только горстка дравидов уцелела. Под предводительством царевны Чандры последние жители Киката медленно брели в великий город.

Одна из женщин бессильно опустилась на землю, обхватив колени руками. Она больше не могла идти и с отчаянием смотрела на своих соплеменников. Вскоре она останется одна на дороге. Еще некоторое время будет она слышать ободряющие звуки человеческих шагов. А потом ничего, совсем ничего, только молчаливое безлюдье леса, густая тьма ночи и страшные лесные хищники, волки, медведи… Женщина в ужасе закричала.

Но никто не обернулся на ее голос. Люди безмолвно продолжали идти. Надежда, одна надежда озаряла им путь. Вся душа их сжалась в комок, они были глухи ко всему. Они жаждали мести.

«В каждой капле крови белокожих заключен яд — вот причина всех несчастий. Их боги победили нашу страну, но и наш бог не бессилен. Почему-то он разгневался на нас, а раньше все враги наши трепетали, боясь его мощи», Так думали усталые дравиды.

Уже скоро великий город. Все труднее идти. Но усталая голодная толпа упрямо продвигается вперед, не думая ни о теле своем, ни о душе, ни о тех, кто останется на дороге. Живые отомстят за всех.

Наверное, женщина, оставленная в лесу, жалобно стонет, изнывая от жажды; белокожие поют свои победные песни; бывший правитель Киката моет ноги их старейшине… Отчаянье, гнев, жажда мести, жажда крови…

…Так началась борьба дравидов против арийских завоевателей.