Онлайн чтение книги Гидеон Плениш Gideon Planish
2

Первое заседание Социалистической Лиги Адельбертского колледжа при участии всех пяти ее членов состоялось в конюшне у Хэтча. Все понимали, что было бы опасно устроить собрание в разлагающей обстановке общежития Тигровой Головы, где Гид Плениш, недавно принятый в это братство, имел в своем распоряжении кровать, стол, два стула и портрет Лонгфелло.

Дело происходило 20 сентября 1910 года, и колледж уже две недели, как возобновил свою бешеную погоню ва культурой. В те времена учебный год в Адельберте начинался на первой неделе сентября, и о царившей в колледже первозданной патриархальности можно судить по тому, что студенты приезжали туда поездом, а не в собственных автомобилях.

Пятеро социалистов, задавшись высокой целью спасти мир, отказались от топания ногами на лекциях и прочих ребячеств, по общему мнению, свойственных первокурсникам. Они сидели вокруг стола на двух стульях и трех ящиках: Хэтч, Гид, юный Фрэнсис Тайн, собиравшийся идти в священники, сурового вида студент постарше, в прошлом профсоюзный организатор, и Дэвид Трауб, красивый, корректный юноша из Нью-Йорка, предшественник тех искренних и, пожалуй, отважных людей, которые впоследствии, не выдержав бесконечных обсуждений расового вопроса, целым караваном покинули Нью-Йорк и эмигрировали, подобно своим предкам.

Фрэнсис Тайн был худенький серьезный мальчик с большой головой и бесцветными жидкими волосами. Он предложил, чтобы члены Лиги называли друг друга «товарищ», но из этого ничего не вышло. Гида и Хэтча до сих пор бросало в дрожь при воспоминании о елейном обращении «брат» в устах громогласных евангелических пасторов.

Гид окинул всех взглядом прирожденного председателя. Вероятно, он еще в царстве неродившихся душ председательствовал на заседаниях Младо-Херувимской Ассоциации по борьбе с противозачаточными мерами. Он бодро сказал:

— Что-то я не вижу среди нас девушек. А нужно бы, по нашим-то временам.

— Вздор! — сказал бывший профсоюзный организатор, крепкого сложения человек, которого звали Лу Клок.

— Почему? — спросил Фрэнсис.

Клок пробурчал:

— Женщины очень полезны в левых движениях, когда выступают на заводских митингах и надписывают адреса на конвертах, но допусти их к руководству — и кончено: займутся красными галстуками и загородными пикниками, вместо того чтобы добиваться повышения заработной платы.

— Постой, постой! — перебил его Гид примирительно-фамильярным тоном профессионального председателя. — Сейчас не 1890 год! Нет, Лу, сейчас 1910 год!' Революция уже победила, осталось только доделать кое — какие мелочи. Бои кончились, теперь возможны разве демонстрации протеста, и мыслящие люди все признают, что женщина ровня мужчине… почти.

— Вздор, — сказал Лу.

— Ну ладно, пока оставим это. Фрэнк Тайн — товарищ Тайн — наметил, что, по его мнению, нам следует предпринять, и я предлагаю его выслушать.

Хэтч Хьюит заметил:

— А кстати, нам, пожалуй, следовало бы избрать председателя.

Гид был глубоко уязвлен: ему и в голову не приходило, что председателем может быть кто-нибудь, кроме Гидеона Плениша. Его престиж, завоеванный с таким трудом, уже берут под сомнение, и кто же? Единственный человек, которому он столько лет доверял как другу и стороннику. Кто-то-кажется, Лу Клок-язвительно хмыкнул, и до конца жизни Гид, как бы смело и страстно он ни выступал перед заведомо враждебной аудиторией, всегда чувствовал слабость в коленях, если в публике раздавались смешки.

— Не дури, Хьюит, — оборвал Дэвид Трауб. — Конечно, председатель — Плениш. Или, может быть, тебе самому хочется?

— Нет, нет, что ты!

— Ну, значит, это дело решенное.

Гид торжествовал. Он отдал команду.

— Валяй, Фрэнк, выкладывай свой план.

Фрэнсис Тайн достал из кармана пачку густо исписанных карточек. Настала великая минута его жизни. Годами, еще в воскресной школе, в деревушке, где верхом свободомыслия считалось мнение, что женщинам позволительно работать сельскими почтальонами, он мечтал об этом часе, когда он пойдет рука об руку с отчаянно смелыми, талантливыми друзьями. Он поднял глаза, и в них было столько собачьей преданности, что нежное сердце Гида растаяло, и он почувствовал, что хоть сейчас готов идти с Фрэнсисом строить баррикаду, лишь бы успеть построить ее до ужина.

— Так вот, все это очень разумно и просто, — сказал Фрэнсис, — но я думаю, что привилегированные классы будут возражать против моей программы. Прежде всего, разумеется, правительство должно реквизировать все шахты, гидростанции, пахотные земли и все промышленные предприятия, где занято больше ста рабочих.

Никто как будто не нахмурился, а новообращенный коллективист Гидеон Плениш — тот даже просиял.

— Но, по-моему, товарищи, этого недостаточно, — сказал Фрэнсис. — Это обычные требования европейских социалистов, да и наших иностранцев тоже. Я считаю, что для специфически американского социализма нужна государственная церковь.

— Что? — вскричали остальные, а Дэвид Трауб спросил:-А как же евреи?

Фрэнсис горячо возразил:

— Нет, нет, товарищ Трауб. Ты не судья в этих вещах. Наш Спаситель дал миру совсем новые заповеди. Но я хочу сказать насчет истинно революционной церкви: конечно, католическая церковь, «Христианская наука» и мормоны отпадают; баптисты — те уж вовсе зара… зарапортовались со своим погружением, а иметь епископов, как в методистской и епископальной церкви, противно священному писанию, а конгрегационалисты — это уж просто какая-то ересь и толчение воды в ступе; в общем, мне кажется, что настоящая американская церковь — это Пресвитерианская Церковь, кстати, я и сам к ней принадлежу, но это совершенно случайное совпадение.

— Что он, собственно, плетет? — спросил Клок.

— Одному богу известно, может быть, — сказал Хьюит.

— Нет, погодите! Мне это раньше не приходило в голову, но он безусловно прав. Я ведь тоже пресвитерианец, — сказал Гид.»

Все они были молоды — даже Лу Клоку едва исполнилось двадцать шесть лет, — и в ходе бурной двухчасовой дискуссии ими было попеременно установлено, что:

Христианство исчерпало себя и должно быть сдано на слом.

Христианство еще не имело случая проявить себя.

Церковь — это ловушка, в которую капиталисты заманивают рабочих.

Церковь — это единственная платформа, объединившись на которой все рабочие могут бросить вызов безбожию капиталистов.

Русские первыми придут к социализму.

Русские ленивы: они пьют чай, читают романы и никогда не придут к социализму.

Адельбертский колледж стоит в одном ряду с Авраамом Линкольном, наукой, футболом и автомобилями марки паккард.

Адельбертский колледж погряз в снобизме и с 1882 года не породил ни единой новой идеи.

С каждым из этих мнений Гид упоенно соглашался. Слова, которые он слышал, казались ему прекрасными, свободными, поучительными, но в конце концов он постучал по столу дешевыми часами Хэтча и объявил:

— Теперь многое нам уже ясно. Недаром мы с вами собрались, так сказать, за круглым столом. Но прежде чем идти дальше, нужно заняться организационными вопросами. Нужно решить, кто выработает план наших мероприятий в той или иной области.

— Разумно, — сказал Хэтч.

Фрэнсис взмолился:

— Ах нет, еще рано! Лучше бы хоть месяц посвятить тому, чтобы взаимно изучать и, так сказать, вдохновлять друг друга.

Как истый профессионал, Гид был оскорблен в своих лучших чувствах.

— Иными словами, говорить на все эти важнейшие темы впустую, не-ор-га-низованно?

— Ну да. Организационные формы должны естественно вырасти из наших мыслей и решений.

Гид стал разъяснять, очень терпеливо и ласково:

— Ни в коем случае! От характера организации и расстановки людей в комиссиях зависит то, что можно сделать, а от того, что ты делаешь, зависят твои мысли. Честное слово, так оно и есть; это новейшая психология. Я по себе знаю. Уж будьте покойны. — Ветеран умудренно покивал головой. — Так всегда получается, и я это наблюдаю уже много лет, еще с шестого класса. Мы как-то стали собирать мусор на школьном участке, и, понимаешь, у нас была такая активная организация, что мы углубили основную идею и создали оборотный кооперативный фонд для покупки засахаренных кукурузных зерен. Вот видишь! Да и как нам собрать нужные средства, если у нас не будет правильной организации — крепкой, но гибкой?

— А к чему нам собирать средства? — удивились все.

— Чтобы рассылать письма, и пропагандировать наше дело, и вербовать новых членов.

Выступил Хэтч:

— А когда у нас будет больше членов, мы можем собрать больше денег и навербовать еще больше членов?

— Ну, разумеется! А потом, когда у нас будет очень много денег, мы сможем развернуть настоящую кампанию и завербовать очень, очень много членов. Вот что значит организация! Вот как нужно действовать в наших условиях!

Дэвид Трауб остался недоволен.

— Я не понимаю. По-моему, если добиваешься к а* кой-нибудь реформы и не хочешь увязнуть во всяких интригах и махинациях, надо избегать организации как самоцели.

— О, я вполне с тобой согласен, — сказал Гид.

В тот же вечер были проведены выборы правления. Гид не сомневался, что его изберут председателем Лиги. Его избрали. Мало того, он тут же, не растерявшись, произнес тронную речь:

«Каковы бы ни были их расхождения по таким второстепенным вопросам, как значение христианства и роль женщин, они пойдут плечом к плечу сквозь все преграды и происки врагов, — небольшой, но стойкий отряд, непобедимый в своей преданности делу, сильный своим раскрепощенным сознанием и общей решимостью разорвать свои цепи, и они заставят слепое чудовище — Капитализм — в страхе разжать когти и выпустить жертву, и будут беспощадно разоблачать капиталистическую тиранию обязательной латыни, и требовать снижения цен на теннисные мячи в студенческой лавке.

Он, их глава, намерен уединиться для размышления и уточнить свои планы. Никому Ни Слова. Чтобы склонить на их сторону всю массу студентов, потребуется время, но хотя в принципе он против фабианской тактики, лучше, пожалуй, сначала заняться студентами, а потом уже взяться за профессуру и ректора, а главное, декана, черт бы его побрал, и поставить их перед выбором — присоединиться к революции или подать в отставку. Что касается ближайших тактических шагов, нужно решить, начать ли с массового митинга в церкви колледжа или с выпуска иллюстрированного еженедельника со статьями Юджина В. Дебса и Дж. Бернарда Шоу. Он сам берется написать товарищам Дебсу и Шоу, и написать так, чтобы они поняли, что статьи нужно выслать немедленно. Но как бы ни развернулась деятельность Лиги, уже сейчас можно сказать, что в добром старом Адельберте социализм одержал победу!»

После этого бурного словоизвержения товарищи Трауб, Клок и Тайн, совершенно подавленные, гуськом удалились.

Гид нервничал:

— Хэтч, как ты думаешь, сумеют эти олухи сохранить наш заговор в полной тайне до того времени, когда мы будем готовы преподнести миру социализм?

— Гид, неужели ты думаешь, что такое ничтожество, как я, может иметь собственное мнение? Неужели твой радикализм простирается так далеко?

— Конечно.

— Скажи честно, что ты задумал? Хочешь заткнуть за пояс официальный Дискуссионный клуб?

Гид ответил с улыбкой, перед которой Хэтч не мог устоять:

— Понятия не имею! Ты как думаешь, Хэтч, что бы нам такое устроить? От Фрэнка Тайна, во всяком случае, нужно отделаться. Этот болван с удовольствием разгромил бы республиканскую партию! Но ведь ты у нас самый умный. Скажи, что нам делать с Лигой?

— Я подумаю, — сказал Хэтч, покоряясь воле человека, который вызывал в нем и любовь, и зависть, и презрение.