Глава 2. Мисс Трант отправляется в отпуск

Онлайн чтение книги Добрые друзья Good companions
Глава 2. Мисс Трант отправляется в отпуск

I

И снова мы обращаем взор на английские холмы, озаренные тем же сентябрьским солнцем. Однако перед нами уже совершенно другая Англия; темные Пеннинские горы остались далеко позади; мрачные вересковые пустоши, торфяники и черные камни, зловонные котлы низин, — все это исчезло. Мы видим аккуратные зеленые холмики, поросшие травой, которая колышется под вечные напевы юго-западных ветров; поблескивающие озерами долины; домики из серого камня, отливающего нежно-розовым в солнечных лучах; приходские церкви, встречавшие и провожавшие колокольным звоном Тюдоров, Стюартов и Ганноверов; усадьбы, когда-то дожидавшиеся новостей из Нейзби и Бленхейма, из Ватерлоо, Инкермана и Ипра — окна этих усадеб горели ночами напролет, а потом потемнели раз и навсегда, и лишь каменные стены до сих пор выглядят как прежде. В здешних зеленых рощицах могли бы резвиться герои «Сна в летнюю ночь», а великолепные сады с высокими мальвами и крошечными розовыми кустиками, с лужайками, опоясанными мощеными дорожками, как нарочно разбиты для музыки и веселых дурачеств «Двенадцатой ночи». Это и впрямь совершенно другая Англия — зеленый и ветреный форпост Арден некого леса. К западу, за глубокими каналами рек, простираются пограничные земли Уэльса — кельтский край, темные и загадочные холмы которого словно бы вышли из легенд о короле Артуре. Однако здесь, в самом сердце страны, солнечно и благостно, как в саксонской сказке: трава, серый камень, ветер и чистая бегучая вода. Мы покинули северные земли, терзаемые долгой войной, и очутились в крае компромисса: природа здесь сгладила острые вершины, покрыла болота и вереск зелеными коврами, а человек отрекся от безумных индустриальных утех, разбил в долинах пастбища для овец, построил две-три крошечные фабрики и живет себе припеваючи. Да, промышленность и природа заключили тут перемирие, которое длится уже тысячу лет.

К северу от нас расположился Чиппинг-Кэмпден, к югу — Серенстер, к востоку — Берфорд, а к западу Челтнем. Почти на равном удалении от упомянутых чудесных местечек вы увидите серое скопление крыш с квадратной церковной башней посередине — это деревня Хизертон-он-зе-Уол. Порой автомобилисты, торопясь от обеда в Оксфорде к чаю в Бродвее или Чиппинг-Кэмпдене, сбиваются с пути и попадают в Хизертон. Из брошюрок, заготовленных специально для приезжих, они узнают, что население деревни составляет 855 человек, по средам деревня рано закрывается, почту увозят в 17.30, к услугам гостей есть постоялый двор Шеппердс-Холл (с тремя номерами), автомастерская «Дж. Харли и сын» и по меньшей мере одна достопримечательность, поскольку список заканчивается указанием: «Посмотрите церковь». Очень немногие приезжие идут на нее смотреть, хотя приходской священник, преподобный Томас Дж. С. Чиллингфорд, не только написал ее краткую историю, но и издал эту историю в виде буклета: «Выдержки из научных трудов археологического общества Бристоля и Глостершира». Любой посетитель, способный по достоинству оценить необычайно добротную алтарную преграду (не говоря уж о двух окнах для прокаженных с северной стороны), может легко приобрести экземпляр этого буклета. Однако автомобилисты уезжают прочь, так и не взглянув на церковь и не заметив, что издалека она напоминает, выражаясь словами мистера Чиллингфорда, «заботливую наседку с поднятой головой». А посему, когда в деревню заезжает дорогая машина, все местные жители (за исключением миссис Фарли из Шеппердс-Холл и Дж. Харли с сыном — они никогда не теряют надежды) готовятся показывать дорогу к другому, более крупному и важному населенному пункту.

Однако бывают дни, когда люди попадают в Хизертон не случайно, а вполне сознательно. Сегодня как раз такой день. Последние три недели вся округа пестрит объявлениями о том, что господа Медворт, Хиггс и Медворт устраивают аукцион без резервированной цены, на котором будут распроданы предметы мебели и обстановки усадьбы Олд-Холл. Хорошо осведомленные жители — а почти все жители Хизертона хорошо осведомлены — ждут этих торгов уже несколько месяцев, с самой кончины полковника Транта. Всем известно, что дела у Трантов не так хороши, как прежде, и что мисс Элизабет Трант, пятнадцать лет ухаживавшая за отцом после смерти матери, будет жить не в Олд-Холле, а в загородном коттедже неподалеку. Все имущество досталось мисс Элизабет, хотя она и младшая из трех полковничьих детей. Впрочем, местные жители убеждены, что она заслужила наследство — и заслуживает куда большего, — поскольку осталась в Хизертоне и присматривала за стариком, с которым последние годы приходилось ой как несладко. Бедолага пропустил две цветочные выставки подряд и не мог доковылять даже до церкви. Все вздохнули с облегчением, когда он наконец упокоился в дальнем углу церковного погоста. Мисс Трант (ей около тридцати семи, но столько ей нипочем не дать, такая она стройная и хорошенькая) заботилась о нем год от года и уже давно не покидала Хизертон больше чем на сутки. Ее брат, судья в Индии, и сестра, удачно вышедшая замуж за лондонца, редко сюда добирались. Все знают, что без пенсии полковника и после выплаты всех долгов мисс Трант останется меньше чем двести фунтов дохода в год. Потому она и решила переехать в загородный дом, куда уже отвезли все нужные ей вещи, и потому же выставила на торги всю усадебную мебель, а саму усадьбу решила сдать.

Господа Медворт, Хиггс и Медворт давно не жаловали своим присутствием Хизертон. Сегодня великий день. К Олд-Холлу съехалось множество машин, миссис Фарли уже открыла вторую бутылку виски, а Дж. Харли и сын заменили две проколотые покрышки и теперь раздумывают, что делать с одним чрезвычайно норовистым магнето. Люди — самые обычные люди, не торговцы — прибыли аж из Бортон-он-зе-Уотер, Уинчкомба и Грейт-Баррингтона. А уж торговцы съехались со всего света: двое были из Челтнема, трое из Оксфорда и один из Глостера, все антиквары, а не какие-нибудь бакалейщики или торговцы тканями, которые держат под магазином каморку, забитую подержанной мебелью. Конечно, есть тут и такие, куда без них? А один господин в очках и с острой бородкой, говорят, представляет крупную лондонскую фирму. Приехал он не специально, просто путешествует по стране, но все-таки он здесь. Помимо профессиональных торговцев в усадьбе собралось по меньшей мере двадцать любителей — это хизертонцы, которые надеются перехватить какую-нибудь вазу или каркас кровати. И, наконец, большинство гостей — самые обыкновенные зеваки. Они пришли, чтобы поглазеть на Олд-Холл изнутри, подвигать вещи и попутаться под ногами — словом, развлечься. Эти посетители, многие из которых привели с собой всех детей, существенно превосходят в численности остальных; они явились первыми и уйдут, несомненно, последними. «Всегда одно и тоже, одно и то же! — вскричал мистер Джеймс Медворт, когда мисс Трант попыталась возразить. — Они придут, и остановить их нет никакой возможности». Мистер Медворт уже много лет толкается в душных комнатах, до отказа забитых зеваками, и теперь относится к их появлению как к чему-то неизбежному. Они хотя бы смеются над его шуточками, а у мистера Медворта таких шуточек большой запас. Это мужчина среднего возраста, с огромным ртом и торчащими вперед зубами, которые делают его похожим на жизнерадостную акулу. Мисс Трант он не по душе, но все же она готова поверить своему адвокату, мистеру Труби из Челтнема, который отозвался о Медворте следующим образом: «Умен, умен. Знает свое дело».

Утром, когда стали съезжаться люди, мисс Трант была в усадьбе, но надолго не осталась. Не то чтобы она очень сентиментальна, да и все ее любимые вещи давно перевезены в коттедж, однако смотреть, как разоряют семейное гнездо, пусть временами приносившее ей одно горе, было неприятно. Вещи казались такими голыми и беспомощными… «Сколько же тут хлама!» — услышала она от одного посетителя, матерого торговца, и поспешно скрылась за углом, где тут же уперлась в гравированный портрет лорда Раглана («лот № 117») и обнаружила, что его светлость глядит в пустоту, совершенно ее не замечая. Все вещи стали такими: печальными и словно обозлившимися на что-то. Мисс Трант ушла, жалея, что не может взять с собой побольше — коттедж и без того был переполнен.

Дома мисс Трант стала помогать хлопотавшей по хозяйству миссис Пертон. В усадьбе она была кухаркой, а ее муж (как когда-то его отец) садовником; обоих на время перевели в гостевой коттедж. Миссис Пертон аукционов не одобряла, считая их пустой тратой времени, а потому весь день провела в работе по дому. Мистер Пертон, напротив, остался в усадьбе — отчасти потому, что не хотел пропускать такое важное событие, а отчасти потому, что присутствие человека небезразличного должно было пресечь любые кражи, в особенности овощей с огорода. Словом, весь день он ходил за аукционистами из комнаты в комнату, как будто надзор требовался за мистером Медвортом, его работниками и торговцами, а не прочими посетителями. Именно Пертон принес мисс Трант весть о завершении торгов.

— Неужели кончено, Пертон? — вскрикнула она, увидев его в саду.

Пертон подошел, коснулся кепки и, сунув руки в карманы, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Он всегда так делал, когда ему было что сказать, и мисс Трант сразу поняла: Пертону не терпится сообщить ей важную новость. Нет-нет, вид у него был самый невозмутимый. Садовник, последние шесть лет получавший первый приз за выращивание лука (сорт «Эйлса-Крейг») на районной выставке (не говоря уж о других, менее важных мероприятиях), мастерски скрывал чувства.

— Нет, мисс, еще не совсем, — ответил он, — но осталась сущая мелочь. Многие уже уходят. А тот большой буфет, который стоял в коридоре… ну, старый такой… — Пертон закачался еще сильнее.

— Я поняла, буфет эпохи Тюдоров! В коттедже для него нет места, а он вроде бы очень ценный. Что с ним случилось?

— Сто сорок фунтов, мисс, — торжественно объявил Пертон. — Сто сорок фунтов, только что продали!

— Ах, как замечательно, Пертон! — Глаза мисс Трант засияли: сейчас никто не дал бы ей больше двадцати лет.

Пертон прекратил раскачиваться, вынул из кармана одну руку и внушительно показал хозяйке три пальца.

— В конце покупателей было трое, представьте себе, трое! Все торговцы. Один из Оксфорда, второй из Челтнема и тот бородатый из Лондона. Трое! Они и словом-то едва перемолвились. Первый раз такое видел!

— Что же они делали?

— Подмигивали. Просто подмигивали. — И Пертон принялся изображать, как эта троица договаривалась о цене, а мисс Трант с трудом сдерживала смех. — Мистер Медворт говорит: «Начальная ставка девяноста фунтов». Один ему подмигивает, и мистер Медворт объявляет: «Девяноста пять». Потом опять подмигивают, и цена поднимается до ста. Потом третий накидывает еще пять. Словом, так они домигались до ста сорока фунтов. Хорошо ушел буфетик!

— Никогда бы не подумала, что он столько стоит, Пертон!

— И впрямь, мисс, разве ж может буфет стоить таких деньжищ? — доверительно заговорил садовник. — Я б не удивился, если б его продали дешевле, но азарт — дело такое. Никакой мочи остановиться. Вот хочу буфет, и все тут! Помню, раз я купил десять ненужных мне уток — толку с них, что с мартышки. На кой они мне сдались, спрашивается? Да просто азарт обуял, вот и весь сказ. Так и с вашей мебелью вышло. Мистер Медворт говорит, что торги были славные. Я счас обратно пойду, мисс, закушу только малость. Помогу прибрать усадьбу. После этих торгашей там все вверх дном!

Впервые за день мисс Трант порадовалась аукциону. Мистер Медворт сказал, что не в силах предсказать исход торгов, все зависит от количества покупателей, их состоятельности и настроя; мебель может уйти за пятьсот фунтов, а может и за тысячу, тут уж как повезет. Сомневаться в его суждениях по таким вопросам было невозможно. Мисс Трант пыталась относиться к аукциону как к очередной скучной формальности, одному из бесконечных дел, которые нужно уладить после смерти отца, но теперь она вдруг осознала, что ее усадьба превратилась в маленький домашний Монте-Карло. Разница между удачными и неудачными торгами может составить несколько сот фунтов, то есть ее месячный доход вырастет или убавится на фунт-два — эту же разницу легко выразить в мерах китайского чая или шелковых чулках. И решается все именно сегодня. Мисс Трант заходила по саду из стороны в сторону: в голове опять гудело от сложения и вычитания, как нередко бывало в последние годы, когда ей приходилось оплачивать счета и вести папины дела. Доход ее уменьшился, но она не чувствовала себя бедной. Наоборот, ей смутно казалось, что она стала богаче. «Это оттого, что вокруг все только и говорят о деньгах», — сказала себе мисс Трант, вспомнив беседу с мистером Труби в его крошечном диккенсовском кабинете и недавний разговор с мистером Медвортом, который для джентльмена был чересчур жизнерадостен и зубаст.

Пертон опять отправился в усадьбу, но мисс Трант за ним не пошла. Полчаса она ходила по дому как неприкаянная, подбирая какие-нибудь вещи и тут же откладывая, а затем спустилась в дальний конец сада, откуда открывался вид на деревню, запруженную автомобилями: трубя в клаксоны, они проезжали по главной улице и с ревом уносились прочь по оксфордской или челтнемской дороге. Очевидно, торги закончились. Мисс Трант решила сходить в усадьбу и посмотреть, что там происходит.

Пока она пробиралась к дому сквозь пахучую мешанину людей, автомобилей и фургонов, великолепный сентябрьский день вдруг изменился: спелое золото превратилось в горячую и пыльную позолоту. Сама усадьба казалась крошечной в этом чудном окружении, среди соломы, бечевки, бензина, пристальных взглядов, глупых шуток и взмокших покупателей. Дом стоял с бессмысленно разинутым ртом, словно одряхлевший и подурневший болван. Мисс Трант обогнула толпу у входа и прошла к боковой двери, где в фургоны и телеги грузили ее родные столы, стулья и картины. Впервые за несколько месяцев она ясно ощутила, что ее жизнь изменилась, началась заново. Эти вещи казались мисс Трант неизменными и постоянными, как созвездия на небе, а теперь их спешно волокли прочь сквозь дорожную пыль. Они тоже начинали новую жизнь. Не успела мисс Трант дойти до двери, как слезы сдавили ей горло, и она пробежала мимо подметальщиков в пустую гостиную — то была самая красивая комната, гордость усадьбы. Там она спугнула преподобного Томаса Чиллингфорда, разглядывавшего через лупу деревянные панели на стенах.

От неожиданности он подскочил на месте.

— А, здравствуйте! Хотел как следует рассмотреть панели в этой комнате. Так и знал, что они отличаются от всех прочих. Только утром сказал об этом жене, представляете? Не то чтобы она сомневалась, просто ей это не очень интересно. — Он приблизил к мисс Трант свое румяное детское лицо и взволнованно проговорил: — У вас бледный вид, Элизабет. Вам, наверное, нелегко сейчас. Остались бы лучше дома, незачем вам сюда ходить, милая.

— Пожалуй, — уклончиво ответила мисс Трант. — Но я и так почти весь день просидела дома, да и переживаю совсем по другому поводу. — Она умолкла и натянуто улыбнулась.

— Вы как Дороти и вся современная молодежь, — сказал мистер Чиллингфорд. Отчего-то он всегда сравнивал ее со своей дочкой, хотя та была на десять лет младше. В его представлении Элизабет оставалась высокой бойкой школьницей, которая в один прекрасный день превратится в красивую женщину. Причиной тому было что-то незрелое, юношеское и бесполое в поведении и облике мисс Трант. — Да, вы как они, — продолжал он. — Думаете, чувств надо стыдиться. Потому они и вымирают, покидают наш мир. Но лично мне сдается, что мир без них лучше не станет. Ни капли, вы уж мне поверьте! Будет только хуже. Поэтому не стесняйтесь своих чувств, голубушка. — Он ласково погладил ее по плечу.

— Я не стесняюсь, просто говорю начистоту. Меня действительно волнует другое.

— И что же? — снисходительно спросил мистер Чиллингфорд.

— Я… я точно не знаю. Это сложно объяснить. — В действительности она, конечно, знала, просто не могла подобрать слов, чтобы описать свои чувства. Ее тревожило не то, что все закончилось; минуту назад она стала свидетельницей того, как это закончилось, и потому ее теперь душили слезы. Жизнь отца разрешилась не на церковном погосте, а здесь и сейчас, среди пыли, соломы и криков, ее разбазарили и предали забвению сегодня днем. На миг бытие предстало перед мисс Трант во всей своей пыльной пустоте и ничтожности, и от этого осознания хотелось плакать.

— Все ваши любимые вещи перевезли в коттедж, не так ли? — Мистер Чиллингфорд прекрасно знал ответ, но ему показалось, что вопрос должен утешить мисс Трант.

— Да, все, — ответила она и окинула взглядом необычайно пустую гостиную, в которую снаружи просачивался тяжелый солнечный свет.

— И мне сообщили, что торги прошли замечательно, просто замечательно, — весело добавил он, когда они вместе зашагали к выходу.

На улице им встретился мистер Медворт: он весь сиял, шумел и без конца отирал пот со лба. Завидев мисс Трант, он победно вскинул руку.

— Говорят, аукцион прошел на редкость удачно, — завел беседу мистер Чиллингфорд.

— Лучше не бывает, лучше не бывает! — вскричал мистер Медворт и тут же принял такой деловой вид, что священник спешно удалился. — Мы как раз заканчиваем, мисс Трант, сумма вышла изрядная. Больше тысячи, смею вас заверить. Да, больше тысячи.

— Ах, ведь это больше, чем мы рассчитывали, даже при самом удачном раскладе! — Она вновь почувствовала себя богатой, хотя истинное положение дел было прекрасно ей известно.

— Ну, я бы так не сказал. Меня ничем нельзя удивить, ничем, — рассудительно ответил мистер Медворт. — Но нам сегодня крупно повезло, крупно! Приехало много сведущих людей, борьба шла нешуточная! Кстати… — он понизил голос и спрятан зубы, — вы правильно сделали, что послушались моего совета и не забрали ореховую мебель. Эти ребята заплатили за нее куда больше, чем она стоила вам. Мода, что поделать!

— Значит, вы много за нее выручили?

— Ушла по сказочной цене, сказочной! Впрочем, это неудивительно, мы пригласили правильных людей. То маленькое бюро продали за тридцать пять. — И мистер Медворт продолжал в таком духе следующие десять минут, пока ему под нос не сунули кипу бумаг.

— Ну все, дело сделано, — объявил он пять минут спустя. — Итого одна тысяча шестьдесят пять фунтов, четырнадцать шиллингов и шесть пенсов, уже за вычетом нашей комиссии. Все ваши, мисс Трант, а? Да, все ваши. Едем к мистеру Труби? Ах да, мы же с ним на завтра договорились. Чудненько! — Он хотел было уйти, но вдруг обернулся, да так резко, что у мисс Трант голова пошла кругом. — Дом! — вскричал он, подняв в воздух толстый указательный палец. — Не забывайте про дом. Сейчас там убирают, а завтра, мисс Трант, пришлите кого-нибудь, чтобы навели лоск. И про садовника не забудьте. Это ведь можно устроить? Сейчас скажу зачем. Мы избавимся от вашего дома быстрее, чем я полагал. Вчера пришел запрос, так что послезавтра ждите первых возможных съемщиков. Ловко, не правда ли? Конечно, я пришлю с ними своего человека, но вы наверняка и сами захотите что-нибудь рассказать да показать. На продажу еще не решились? Нет? Ну и к лучшему. Мы сговорились на ста пятидесяти фунтах, ни пенни меньше. Цена справедливая, у вас лучший дом в округе. Словом, послезавтра придут смотреть, просили утром, если можно. А потом поедем к мистеру Труби. Хорошего дня, мисс Трант. Хор-рошего дня! Эй, где Чарли? — Последние слова предназначались уже не ей, и на них мы расстанемся с мистером Медвортом — навсегда.

Мисс Трант отправилась домой, став богаче на одну тысячу шестьдесят пять фунтов, четырнадцать шиллингов и шесть пенсов. Расправив плечи, она быстро прошла по улице, привела в порядок коттедж и себя, воздала должное превосходному холодному ужину, написала несколько писем и почитала на ночь. Спать она легла раньше, чем обычно, и никто не догадался, какие чувства ее обуревали. Все видели ту же собранную, бойкую, аккуратную мисс Трант; ни один темно-русый волосок не выбился из ее безупречной прически. Однако в душе она не могла найти себе места.

— Это глупо и бессмысленно, — строго сказала она себе. — Утром начинаю новую жизнь.

Не успев обдумать даже несколько планов на завтра, мисс Трант уснула. Возможно, ей снилось, как жизнь возвращает ей давний должок юности — той юности, что уже прошла, если верить лживому календарю. Хизертон вернулся к привычной размеренной жизни: на улицах не осталось ни одной машины, последний фургон давно покинул усадебный двор, а Дж. Харли и сын закрыли мастерскую и отмечали победу над упрямым магнето холодным картофельным пирогом. В баре Шеппердс-Холла Пертон заканчивал последнюю кружечку пива и рассказ о подмигивающих торговцах. Сами торговцы, крупные, мелкие и просто зеваки, уже давно испарились. С ними исчезли стулья, столы, комоды, фарфор, ружья, книги, гравюры, индийские ширмы и бирманские гонги — все они разъехались по самым разным домам, оставив своего хозяина мирно спать на церковном погосте, а его дочь — в новой постели под собственной крышей, в родном Хизертоне, но уже на пороге новой жизни.

II

Утром мисс Трант посмотрела в окно на сверкающую дымку и решила отметить хороший денек новым золотисто-коричневым костюмчиком — последней и чрезвычайно удачной находкой из Челтнема. В маленькой, натертой до блеска столовой, опрятной и солнечной, она обнаружила на столе открытку. На одной стороне были изображены развалины монастыря в Гластонбери, а на другой красовалась надпись, выведенная столь же разваленным и живописным почерком: «Кошмар, правда? Наверное, их изобрели специально для американцев. Можно нагрянуть к тебе завтра, в районе ужина? С любовью, Хилари». Записка была от племянника, который недавно приехал погостить из Оксфорда, — единственного сына индийского судьи. Мисс Трант задумалась, хочется ей развлекать Хилари или нет.

Не успела она решить, будет его общество отрадой или наказанием, как в столовую вошла миссис Пертон с завтраком. Она принялась неторопливо выставлять на стол яйца вкрутую, тосты и чайник, как будто готовилась сообщить мисс Трант сногсшибательную новость, самую настоящую бомбу.

— Поговаривают, мисс… — начала миссис Пертон и умолкла: бомба уже дымилась в ее руке.

Мисс Трант с улыбкой подняла глаза.

— Что, миссис Пертон? Не пугайте меня.

— Поговаривают… — Она вновь умолкла, и вдруг — бабах! — Мисс Чиллингфорд, то есть мисс Дороти, на днях обручилась!

— Что?! — Мисс Трант едва не взвизгнула. — Не может быть! Я ничего про это не знала!

— Сегодня пришло письмо, — сказала довольная собой миссис Пертон. — Миссис Чиллингфорд рассказала Агнес, та — молочнику Криппсу, а Криппс мне. Свадьба совсем скоро, а потом мисс Дороти сразу уплывет то ли в Азию, то ли в Индию, то ли на Ямайку… словом, в те края, у нее жених там работает.

— Интересно, кто он? — Мисс Трант пригляделась к миссис Пертон, словно рассчитывала прочесть имя жениха на ее пухлом красном лице.

— Чего не знаю, того не знаю, мисс. — Она взяла поднос и собралась уходить. — И еще вчера вечером на Челтнемской дороге застряла одна машина с мебелью. Напились небось! — И она вышла, торжественно кивая головой, точно заправская прорицательница.

Мисс Трант не волновала судьба машин на Челтнемской дороге, а вот весть о помолвке Дороти Чиллингфорд, неожиданная, как гром среди ясного неба, выбила ее из колеи. Строя планы на будущее, мисс Трант отчего-то рассчитывала на компанию Дороти — или хотя бы на добрососедскую поддержку. Еще обидней было то, что ее не известили как полагается. Она подумала, не заглянуть ли к Чиллингфордам, но потом приняла другое решение. «Если миссис Чиллингфорд не объявится в течение часа, — сказала себе мисс Трант, — значит, никакой свадьбы не будет и все это пустые слухи».

Пертон ушел в усадьбу наводить порядок в большом саду, и мисс Трант решила занять его место на цветочных клумбах.

Ждать пришлось недолго. Завидев юркий силуэт миссис Чиллингфорд между шеренгами мальв, мисс Трант поняла, что весть о помолвке Дороти — вовсе не досужие сплетни.

— Доброе утро, голубушка! — задыхаясь, выговорила миссис Чиллингфорд. — Я зашла пригласить вас на чай.

Весть о свадьбе дочери была написана у нее на лбу.

Событие оказалось под стать миссис Чиллингфорд — женщине миниатюрной и жилистой, скованной ревматизмом, но с воинственным лицом, крючковатым носом, цепким взором и неукротимым духом. Ее муж, преподобный Томас Чиллингфорд, был невозмутимейшим из смертных (если дело не касалось окон для прокаженных, Университетской комиссии и англокатолицизма), а более безмятежной деревушки, чем Хизертон, не сыскать на всем острове. Однако миссис Чиллингфорд ухитрилась превратить свою жизнь в военную сагу. С утра понедельника по вечер субботы она ставила ультиматумы, мобилизовывала резервы и вела сражения, а по воскресеньям устремлялась в церковь — воспевать свои победы и стрелять глазами налево и направо, пока ее муж за кафедрой бормочет о мире. Проведя час в ее обществе, гости, приезжавшие с северо-западных границ Центральной Америки, стремительно пересматривали свои взгляды на английскую сельскую жизнь и отправлялись восстанавливать силы в Лондон. Единственный раз миссис Чиллингфорд потеряла страсть к борьбе и на полгода совершенно угомонилась — она никак не могла уяснить, что Джон Чиллингфорд отныне не живой человек, а лишь имя на памятнике жертвам войны. Добрым людям Хизертона и окрестностей вскоре открылось, что перемирие было временным затишьем перед бурей. Впрочем, мир этот не давал им покоя, и они даже обрадовались, когда жена пастора вновь стала собой. Шесть месяцев спустя она похоронила в себе молчаливую покладистую старушку в черном и с тех пор воевала без удержу: посыльные, офицеры-вербовщики, знатные дамы, даже епископы и мировые судьи отступали под ее натиском. Ее мягкий и совсем неглупый муж, преподобный Томас Чиллингфорд, ни разу не высказал ей упрека; наоборот, он даже подсовывал жене новых противников и время от времени намекал, что отчаянно нуждается в ее помощи, хотя на самом деле у него никогда не было врагов. Последние год или два обстоятельства не позволяли миссис Чиллингфорд развернуться во всю ширь своего таланта; она довольствовалась заседаниями комитета цветочных выставок и прочими пустяками подобного рода. Но грядущее событие было под стать миссис Чиллингфорд.

— Да, это правда, мне следовало сразу вас известить. Его зовут Аткинсон, Джеральд Аткинсон — возможно, вы знакомы; он здесь бывал, а сейчас остановился у Хорроков. Дороти, конечно, виделась с ним в городе. Да, это так неожиданно, но я все равно рада, очень рада! У него плантации в Кении — то ли кофе, то ли еще что, — и свадьбу надо провести как можно скорее, его ждут дела. Он почти на два года младше Дороти — это, разумеется, сущий пустяк и ничего не значит, — но родители, которые все еще распоряжаются его финансами, не одобряют его выбора. Безобразие!

Пока миссис Чиллингфорд переводила дыхание, мисс Трант успела подумать, что Дороти нарочно выдумала историю про недовольных родных, дабы ее матушка всей душой одобрила предстоящий брак. Если бы миссис Чиллингфорд доложили, что Аткинсоны только за, она велела бы Дороти немедленно возвращаться домой.

— Ах да, кажется, припоминаю! — воскликнула мисс Трант. — Высокий блондин, верно? Я бы не сказала, что он чересчур молод для Дороти.

Раз уж на то пошло, Джеральд Аткинсон ни для кого не был чересчур молод; то был очень старый молодой человек.

— Вы совершенно правы! — вскричала миссис Чиллингфорд. — Вряд ли они станут молоть такую чушь. Не знаю, что они станут молоть, но завтра же утром поеду в город и узнаю. Дороти может на меня рассчитывать, будь там хоть пятьдесят тысяч Аткинсонов! Кое-кто возомнил, будто может до конца жизни помыкать детьми. Купили сыну плантацию — бедняжке надо было чем-то заняться, и, похоже, он добился больших успехов за первый год, — так теперь возомнили, что имеют право выбирать за него невесту! Самодуры!

— А что думает Дороти? — кротко спросила мисс Трант.

— Вы имеете в виду насчет даты, места, нарядов, транспорта и прочего? О, понятия не имею, что думает моя дочь: ей хватает ума не сообщать о подобных соображениях своей матушке. Завтра поеду в город и все улажу. Это долг любой матери. Дел предстоит много, очень много, а времени практически нет. Я, конечно, могу и передумать, отложить свадьбу до лучших времен. Но вряд ли я стану это делать. Почему вы улыбаетесь, Элизабет?

Мисс Трант нагнулась и вытащила из земли совок.

— Да просто подумала, — не вполне искренне ответила она, — что вас ждут приятные хлопоты.

— Приятные? Вот еще! — Тут миссис Чиллингфорд заметила удивленный взгляд приятельницы и расхохоталась. — Впрочем, вы правы! Она его любит, это сразу видно. Не забудьте про чай.

Мисс Трант вздохнула и вновь принялась за прополку цветочных клумб. Однако то был не сентиментальный вздох. Она нисколько не стремилась замуж и не завидовала подруге, скорее даже сочувствовала ей и немного досадовала: как следует припомнив Джеральда Аткинсона, она пришла к выводу, что подруга губит свою жизнь. С другой стороны, мисс Трант ничего не смыслила в сердечных делах и мало ими интересовалась. Ее собственную жизнь никогда не тревожили любовные страсти, а с молодыми людьми она поддерживала дружеские и прохладные отношения. Впрочем, один раз мисс Трант поступилась своими принципами. Это произошло двенадцать лет назад, когда они с отцом возвращались на корабле с Мальты. Мисс Трант стало дурно, и к ней вызвали корабельного врача, высокого сухощавого шотландца. Поначалу он робел и вел себя грубовато, выставляя напоказ добропорядочность, но вскоре они подружились: утром гуляли по палубе, а вечерами внимательно изучали умственный и душевный склад друг друга. Последние два дня прошли особенно волнующе: каждый взгляд украдкой, каждое оброненное слово имели огромное значение и едва не били током. Но вот впереди показалась суша, и доктор совершенно переменился, вновь сделался грубоватым и застенчивым, а на прощанье ничего не сказал, лишь крепко, до боли сжал мисс Трант руку, зловеще улыбнулся и ушел прочь. Его звали Хью Макфарлан; у него был очень низкий голос и выраженный шотландский акцент (широченные гласные и сокрушительные согласные); когда он подставлял лицо солнечным лучам, его волосы пленительно вспыхивали на свету. Мисс Трант запомнила доктора во всех мельчайших подробностях, но вспоминала редко. Вероятно, он служил ей неким тайным мерилом остальных мужчин. Сейчас ей пришло в голову, что он стоил по меньшей мере шести Джеральдов Аткинсонов.

Однако вздох предназначался не ему. Мисс Трант вновь почувствовала себя неприкаянной, ощутила какую-то пустоту внутри. С этим ощущением она отправилась в гости к Чиллингфордам.

— Элизабет, смените обстановку, — сказал мистер Чиллингфорд, погрозив ей пальцем. — Я давно за вами наблюдаю и убежден, что вам необходимы перемены.

— Послушайте моего совета, голубушка, уезжайте отсюда как можно скорее, — добавила его жена. — Конечно, мы будем по вас скучать, но вы непременно должны уехать.

— Куда?

— Куда угодно. В Челтнем, Оксфорд, Лондон — не важно. Продайте все — ценные бумаги, паи, вещи — и откройте собственное дело. Я бы на вашем месте так и поступила. Не медлите, не раздумывайте. Живите полной жизнью, вкушайте ее радости! — Миссис Чиллингфорд произнесла последние слова с большим смаком и вкусила фруктовый пирог.

— Я тоже об этом подумывала, — призналась мисс Трант. — Но чем же мне заняться? Я ничего не умею.

— Еще как умеете! Попробуйте пирог, голубушка. Вы могли бы открыть лавку, продавать шляпы или платья, как Бетти Уолтхэм.

— Да, но все говорят, что вкус у меня неважный, — слукавила мисс Трант и подумала, что это слабое оправдание. Тем более что в глубине души она всегда была убеждена в безупречности своего вкуса.

— Чушь! Вы прекрасно одеваетесь, — вскричала миссис Чиллингфорд, славившаяся дурным вкусом на всю округу. Она привела в пример еще несколько магазинов, открытых девушками самого знатного происхождения.

— Насколько я могу судить, родная, — вставил мистер Чиллингфорд, закуривая трубку, — только я, наш приход и… э-э… некоторая стесненность в средствах… мешают вам стать второй Селфридж или Вулворт[8]«…мешают вам стать второй Селфридж или Вулворт». — Гарри Гордон Селфридж был основателем сети крупных фешенебельных универмагов «Селфриджес». Фрэнк Вулворт, американец по происхождению, открыл в Ливерпуле первый магазин огромной сети «Вулвортс».. — Он хохотнул.

— А что, очень может быть, — энергично ответила миссис Чиллингфорд. — Мне бы возможности Элизабет, я бы горы свернула!

Ее муж вновь обратился к мисс Трант:

— Я бы не советовал вам утруждать себя делами. Поезжайте куда-нибудь, отдохните, смените обстановку. Как насчет Италии?

— Почему-то меня совершенно не тянет в Италию, — призналась мисс Трант.

— Надеюсь, и не потянет! — с жаром заявила миссис Чиллингфорд. — Ради Бога, Элизабет, не превращайтесь в одну из этих жутких незамужних дамочек, которые только и делают, что разъезжают по Италии. Вспомните Агату Спинторп с сестрой, а еще сестер Маррел — ужас что такое!

— Стало быть, Италия отпадает. Сотрем с карты весь полуостров, — чуть насмешливо проговорил мистер Чиллингфорд. Несколько секунд он мечтательно дымил, а затем продолжил: — На вашем месте я бы исполнил какую-нибудь давнюю мечту. Устроил бы маленький тур… ну, не очень маленький, если подумать… словом, объездил бы все английские соборы. Вряд ли вас интересует церковная архитектура…

— Совсем не интересует, — прошептала мисс Трант.

— Пожалуй, — Мистер Чиллингфорд нимало не расстроился. — Но подумайте, какая это чудесная возможность узнать свою страну! Кентербери, Или, Норич, Линкольн, Йорк… если начинать с той стороны. Чудо, просто чудо! Потом переберетесь в наши края: Херефорд, Глостер, Уэллс, Солсберри и так далее. Прелестно! — Его пухлое лицо разрумянилось от восторга.

Мисс Трант тоже немного воодушевилась.

— Когда вы так говорите, мне и самой хочется. Я ведь почти нигде не бывала.

Мистер Чиллингфорд посерьезнел.

— Я уже много лет вынашиваю эту идею.

— Почему-то я слышу о ней впервые! — воскликнула его жена. — По-моему, скука смертная. Все города с соборами похожи друг на друга как две капли воды, не слушайте его, голубушка!

Они еще немного поболтали о соборах и магазинах, и мисс Трант вернулась домой, где провела полтора часа за любимым романом Скотта, «Редгонтлетом», который перечитывала уже в четвертый раз. Мисс Трант питала особую страсть к историческим романам — не сентиментальному чтиву с историческим антуражем в виде мантий, кинжалов и «святынь», а к серьезным произведениям. Она предпочитала их любой другой литературе; последние двадцать лет они служили ей сперва развлечением, а потом утешением. Мисс Трант обожала передавать тайные послания от Людовика XI герцогу Бургундскому, мчаться сквозь непогоду в Блуа, требуя мести Гизам, следить из стога сена за солдатами Айртона, прятаться в вересковых зарослях после бегства принца Чарли во Францию, переправляться через Рейн с Наполеоном и его маршалами. Обмениваться паролями, созывать кавалерию, громыхать по Великой северной дороге, промозглыми ночами барабанить в двери постоялых дворов, — как ни странно, эти мальчишеские забавы приносили ее разуму огромное удовольствие. Увидев мисс Трант с книжкой в руках, вы бы нипочем не догадались, что в эти минуты она с удовольствием поднимает бокал за разброд в Лиге или стреляет из фузеи. Таковы были ее литературные вкусы. Тяжеловесная сатира и приторные любовные романы наших дней оставляли мисс Трант равнодушной. Ей нравилось, когда события разворачивались стремительно, с первой же главы; она могла в любой момент выскользнуть в эту крошечную дверь и отправиться на поиски захватывающих бесполых приключений. Романы о незамужних женщинах, которые живут в деревне, присматривая за престарелыми родителями, или ютятся в гостевых коттеджах, нагоняли на нее такую смертельную тоску, что она всеми силами их избегала.

Мисс Трант читала «Редгонтлета» и за ужином, а после девяти из деревни донесся беспокойный рев автомобиля: приехал Хилари. Когда они поставили машину в гараж при усадьбе, вернулись в дом и уселись в маленькой гостиной, было уже почти десять.

— Ну, Хилари, рассказывай скорей все новости, — сказала мисс Трант и тут же добавила: — А вообще ты меня пугаешь.

— Правда? Великолепно! — вскричал Хилари высоким чистым голосом. Он не стал спрашивать, чем напугал тетушку: на то было масса известных ему причин.

Однако мисс Трант сочла нужным объясниться:

— Не льсти себе, я напугана вовсе не тем, что ты теперь важный молодой господин из Оксфорда, хотя это и имеет некоторое отношение к моим страхам. Просто ты так быстро меняешься, я помню тебя совсем мальчишкой…

— А, вот в чем дело! — Хилари скривился.

— Да, всего лишь в этом. Мне словно показывают какой-то жуткий фокус. Я живу тут год за годом, вокруг все по-прежнему, а ты постоянно меняешься: детский сад, подготовительная школа, частная школа, теперь Оксфорд…

— Пожалуй. Но я уже перестал меняться, уверяю тебя, — с некоторым высокомерием ответил Хилари.

— А вот и нет. Скоро ты женишься, отпустишь усы…

— Не дай Бог! — пронзительно вскрикнул Хилари. — Такое бывает от жизни в деревне, милая моя тетушка. Нездоровая жизнь. Только взгляни на эту несусветную глушь!

Мисс Трант вместо этого взглянула на него — подтянутого и элегантного молодого человека с точеным, нагловатым лицом и самыми возмутительными суждениями обо всем на свете. Его отец — ее брат, индийский судья — очень удивился бы, спустя много лет увидев родного сына. Эта мысль грела мисс Трант душу: все-таки на жизнь судьи выпало слишком мало неприятных сюрпризов.

— Так-так, — проговорила она. — Тебя приняли в коллегию барристеров?

— Скоро примут, — ответил Хилари. — Это папина затея, и я теперь таскаюсь по всяким званым ужинам и прочее. Но по профессии я работать не стану. Мало кто работает, знаешь ли. Все эти прирожденные адвокаты, день-деньской готовящие речи для Союза, в итоге становятся спортивными журналистами, мюзик-холльными агентами или еще кем.

Следующие пятнадцать минут мисс Трант слушала разглагольствования племянника о том, почему он не может стать адвокатом. Дело это недостойно человека мыслящего, считал Хилари, и мисс Трант потихоньку злорадствовала, вспоминая помпезного и властного братца. Когда с коллегией было покончено, мисс Трант спросила, чем Хилари думает заняться.

— Ты, конечно, слышала про «Оксфорд-статик»? — начал он.

— Нет, а что это? — Увидев обиженно-удивленное лицо Хилари, она поспешно добавила: — Прости, ты же знаешь, до нашей глуши новости не доходят.

Он просиял.

— Конечно, не доходят! С вами вообще невозможно связаться, да еще дедушка и все такое. В общем, слушай: «Оксфорд-статик» — это наше периодическое издание. Наше — то есть мое, Карреры-Брауна, мудрейшего человека с блестящим умом, и Стурджа, нашего поэта. Мы имели огромное влияние, просто огромное. Без наших отзывов люди не смели пошевелиться, шагу ступить не могли!

— О чем же вы писали?

— Обо всех искусствах, обо всех, даже о танцах и кинематографе. Предлагали читателям свежий взгляд на культурные события. — Хилари так разволновался, что встал со стула и заходил по комнате, вещая все громче и громче: — Мы, Статики, — отличное название, не правда ли? — убеждены, что искусство должно быть выше чувств. Жизнь и Искусство по горло увязли в сентиментальной жиже, и мы говорим людям: пора вам стать — как бы выразиться? — бесчувственными, спокойными и возвышенными. Выбросьте чувства на помойку, вот к чему мы призываем. Задумка родилась года два назад: мы сидели в комнате Карреры-Брауна и болтали, болтали до самой ночи, пока все не решили. Вот это был вечер!

— Представляю, — пробормотала мисс Трант.

Хилари мерил комнату шагами и размахивал сигаретой.

— Потом мы придумали себе имя, и очень скоро наше издание увидело свет. Теперь мы хотим печататься на городском уровне, сократив название до «Статика». Думаю, он будет выходить ежемесячно. Заинтересованы многие влиятельные лица страны — Каррера-Браун знает всех, попросту всех! — даже леди Баллард обещала помощь. Но для начала нам надо собрать кое-какие деньги. Я буду вести колонки о театре, кино и французской литературе. Синтия Грамм — ну, из Парижа, она еще не ставит знаков препинания и вечно выдумывает новые словечки — согласилась для нас писать. Но мы приняли решение, что имен авторов нигде не будет, только номера: я, к примеру, Статик № 3. Блестящая идея, не находишь? Рисовать будет Оппельворт, Статик № 6. Мы быстро его вразумили. Он пропагандировал абстрактное искусство — это когда художник изображает не окружающие предметы, а собственные чувства, — но теперь он понял, что это никуда не годится, полностью отказался от чувств и стал Статиком. У нас даже будет музыка. В чистой форме, понимаешь?

— Честно говоря, не очень, Хилари, — ответила мисс Трант. Разговор с племянником доставлял ей удовольствие, но ее начинало клонить в сон.

— Правильно, я и объяснять-то не начал! — выпалил Хилари. Тут его тетушка с трудом подавила зевок, и он, будучи юношей благовоспитанным, сразу умерил пыл: — Прости, пожалуйста, я тебя утомил! Ты ведь обычно ложишься в девять? Не буду тебя задерживать. Поговорим утром. Найдется что почитать?

— Вряд ли. Книги-то есть, но тебе такие не по вкусу.

— Я кое-что прихватил с собой и пороюсь в твоих запасах, если можно. Чую, мне теперь не уснуть, никак не уснуть! От всех этих разговоров о «Статике» я бодр, как никогда.

— Ты действительно очень взволнован, — серьезно заметила мисс Трант.

— Правда? — невинно переспросил Хилари. — В самом деле, прямо кровь кипит в жилах. Еще бы! У меня столько планов, возможностей и… ах, масса всего!

Она оставила племянника успокаиваться и собираться с мыслями, а сама пошла к себе — на душе у нее было гораздо веселей и радостней, чем днем. В печати вот-вот должен появиться «Статик», который перевернет все людские представления о прекрасном, а она ничегошеньки не знает о Синтии Грамм и Оппельворте, не говоря уж о Каррере-Брауне и Стурдже, но это не помешало мисс Трант мгновенно погрузиться в сон. Все же порой очень приятно быть тетей.

III

Утром мисс Трант ждало единственное письмо, но письмо поистине важное.

Дражайшая Элизабет!

Известно ли тебе, что твой отец задолжал мне 600 фунтов? Он распорядился, чтобы долг выплатили после продажи его имущества, но Труби объяснил мне, кто в таком случае потеряет деньги. Будь это твой брат или сестра — они оба в средствах не нуждаются, по крайней мере раньше не нуждались, — я бы принял деньги без зазрения совести, но забирать их у тебя я не намерен. Словом, я вернул Труби 600 фунтов. Пожалуйста, не упорствуй, я обеспеченный человек и знаю, в каком ты теперь положении. Уверен, здравый смысл не позволит тебе отвергнуть мою помощь. Что думаешь делать? Двадцать или даже десять лет назад я бы пригласил тебя погостить, но теперь Восток уже не тот. Треклятая студенческая политика! Если ты гарантируешь мне хотя бы некое подобие лета, возможно, я приеду в гости сам, но не раньше: последний раз я только и делал, что дрожал и кутался в плед.

Твой любящий дядя, Джордж Чатсворт.

Мисс Трант оторопело прочитала письмо и хотела прочесть заново, когда явился Хилари — весь из себя Статик.

— А, это мой двоюродный дед, хозяин чайной плантации? — спросил он, выслушав новости. — Видел его однажды, когда еще учился в школе. Помню, он здорово смахивал на Марка Твена. Надеюсь, ты возьмешь деньги?

— Может быть… — медленно и неуверенно протянула мисс Трант.

— А почему нет? — Хилари воззрился на нее. — Они, между прочим, и так твои. Ты их полностью заслужила. Да ты и не богата, верно?

— Нет, у меня будет около трехсот фунтов годового дохода, когда я сдам усадьбу. Кстати, завтра ее придут смотреть. И еще больше тысячи осталось после торгов.

— Значит, вместе с неожиданным подарком от дяди у тебя будет около тысячи шестисот фунтов. — Хилари аккуратно почистил яйцо, приподнял брови и взглянул на тетушку. — Ты, конечно, не горишь желанием вложиться в «Статик»?

— Не горю, Хилари, — прямо ответила мисс Трант.

— Так и думал, — уныло проговорил племянник. — Жаль, конечно, тебе бы страшно понравилось — я имею в виду, принимать в этом участие, — да и прибыль не заставит себя ждать. Ничего, что я спросил?

— Ничего. — Мисс Трант улыбнулась и решила не называть ему истинной причины отказа: ей не хотелось помогать племяннику тратить время впустую. — Ты ведь знаешь, семья взбунтуется, если ты бросишь адвокатуру…

— Еще бы, — спокойно согласился Хилари. — Я пока не писал в Индию, но на днях сообщил тете Хильде, и она жутко расстроилась. Впрочем, ничего удивительного. Она не как ты, ее жизнь — сплошная оргия чувств, не находишь?

— Тем более, — продолжала мисс Трант. Мысль о том, как Хильда встретилась лицом к лицу со Статиками, вызвала у нее улыбку. — Я не хочу быть замешана в этом деле, а иначе не выйдет, если я тебе помогу.

— Можешь вложить деньги анонимно.

— Рано или поздно все выяснится. В смысле, мое участие. Ты же знаешь, как оно бывает. — Сама она не очень-то знала, как оно бывает, но ее слова прозвучали убедительно.

— Да уж, — важно кивнул Хилари, который знал и того меньше.

Они понимающе переглянулись и порадовались своей сообразительности.

— У меня в запасе есть сотня, — сказал Хилари, прикурив первую сигарету. — Но для начала нужно двести пятьдесят. Я подумываю продать автомобиль. В городе от него все равно нет проку. Сплошные затраты. Никому из твоих знакомых, случайно, не нужна машина? Это «мерсия» прошлого года выпуска.

— Нет, вряд ли, — медленно проговорила мисс Трант, буравя племянника взглядом.

— Что такое?

Она рассмеялась:

— Ничего, пустяки! Не хочешь прогуляться? — В действительности ее не покидала мысль об автомобиле.

Хилари подбрел к окну.

— Что будем делать?

— Что хочешь. Сады тебя, верно, не интересуют?

— Нисколько, — искренне признался Хилари. — В теплую погоду я не прочь посидеть на воздухе, но копаться в земле, обсуждать садоводческие хитрости и все такое прочее — уволь. Я охотней покатаюсь на машине.

— С удовольствием. Ой, подожди, мне ведь сперва надо показать тем людям усадьбу! Я обещала быть дома.

— Прогуляюсь с тобой. Гляну на машину, а там и на людей, если они явятся. Никогда не видел, как смотрят дом.

— Что же тут интересного? — Мисс Трант удивленно приподняла брови.

— Я хочу знать, как люди делают самые разные вещи, — серьезно ответил Хилари. — Отныне это мой долг: наблюдать и записывать. В занятиях людей есть некий ритм, и я хочу его услышать… выделить. Подумай о новых фильмах. — Высказав сие загадочное наблюдение, Статик № 3 торжественно посмотрел на тетушку и, махнув на прощание, вышел вон.

Дойдя до конца сада, мисс Трант увидела, как по улице медленно катит древний и громадный «даймлер» Харли — автомобиль, на котором все хизертонцы ездили на станцию и со станции. Внутри сидела миссис Чиллингфорд: она помахала мисс Трант и скрылась за поворотом, а с ее исчезновением будто бы ужались и потускнели сам Хизертон и ясное осеннее утро. Жена приходского священника направлялась в Паддингтон, навстречу Дороти, враждебно настроенным Аткинсонам и великим подвигам. «Что ты будешь делать, делать, делать?» — ревел мотор набирающего скорость автомобиля. У мисс Трант пока не было ответа на этот вопрос. Она вспомнила про неожиданный подарок — шестьсот фунтов, свалившихся на нее прямо с неба, — и ощутила приятное волнение. Чего только не сделаешь на шестьсот фунтов — можно объехать весь свет! Но мисс Трант не желала отправляться в кругосветное путешествие в одиночку. «Я сама не знаю, чего хочу, вот в чем беда», — сказала она кивающим георгинам. Зато миссис Пертон знала, чего она хочет — по крайней мере на обед и на ужин. Посоветовавшись с ней, мисс Трант отправилась в магазин.

На обратном пути она встретила у ворот усадьбы мистера Пертона.

— Я вас искал, мисс, — сказал он, тронув кепку и тут же сунув руки в карманы. — Приехали! А с ними, похоже, молодчик из конторы Медворта — выглядит точь-в-точь как эти барышники. Видели бы вы его машину — размером с дом!

Мисс Трант не успела ответить, поскольку в эту секунду из-за угла выскочил упомянутый молодчик из конторы Медворта. Он приподнял шляпу и с жаром прошептал:

— Уламываем их на двести фунтов!

Больше он ничего не сказал: на сей раз из-за угла неожиданно вышел необычайно высокий, необычайно бледный господин с длинными обвислыми усами. Окинув всех внимательным взглядом, он снял шляпу, забыл ее надеть и пробормотал:

— Мисс Трант, правильно? Рэтбери. Вот, приехали взглянуть… Извините за беспокойство… Чудесное утро…

К этому времени мисс Трант начало казаться, что у ворот родной усадьбы разворачивается презабавнейшая комедия. Ее так и тянуло рассмеяться, но она взяла себя в руки и выразила надежду, что мистеру Рэтбери понравился ее очаровательный дом.

— Да, мы только что посмотрели, — пробормотал мистер Рэтбери. — Чудесное место, чудесное! Как раз то, что мы искали. Оно самое. Милейший дом.

— Правда, не очень большой, — весело заметила мисс Трант, пытаясь как-нибудь поддержать беседу.

— Совсем не большой, совсем, — согласились длинные усы. — Но это его не портит. Нисколько. По нынешним меркам в самый раз. Наверное.

— А, вот вы где!

Все подпрыгнули. Голос был громкий и строгий, и шел он от квадратной дамы с толстым багровым лицом и серыми глазами навыкате.

— Моя супруга, — сникая, вымолвил мистер Рэтбери.

— Так это хозяйка? — громко вопросила его жена. — Мисс Трант, верно? Приятно познакомиться.

— Хотите, я покажу вам дом? — У мисс Трант было чувство, что она обращается к линкору.

— В этом совершенно нет нужды, совершенно. Мы еще немного посмотрим, если не возражаете. Вряд ли мы надумаем снимать. Дом слишком маленький, правда? Тесноват, не так ли? — Она воззрилась на мужа.

— Да, тесноват, конечно, — проронил мистер Рэтбери, упорно не глядя на собравшихся. — Большой недостаток, я бы сказал.

— И вообще, муж, наверное, уже сообщил вам, что мы подыскиваем дом в другом стиле.

— Да-да. — Он скорбно пощупал длинные усы. — Немного в другом стиле, чуть-чуть в другом, я бы сказал.

— Совсем в другом! — рявкнула миссис Рэтбери и по очереди смерила всех строгим взглядом. — Но мы еще посмотрим. — Она тут же развернулась и ушла, а ее муж и молодой агент поспешили следом.

Мисс Трант с Пертоном глубоко вздохнули и переглянулись.

— Вам небось надо отнести покупки в коттедж, — протянул Пертон. — Пойду отнесу.

Мисс Трант вернулась домой, поговорила с миссис Пертон, протерла пыль в гостиной и медленно, очень медленно пошла обратно к Олд-Холлу. Бредя по подъездной дорожке, она вроде бы заметила Хилари, который скрылся в саду за домом. В следующий миг на улицу вышла чета Рэтбери.

— Что ж, мы согласны. Но только за двести — ни пенни больше! — орала миссис Рэтбери. Тут она увидела мисс Трант. — Я как раз говорю, что мы снимем ваш дом за двести фунтов. У вас очаровательная усадьба, очаровательная, но за ней нужен особый уход. Конечно, придется тут кое-что переделать. — Она уставилась на мисс Трант, а потом сквозь нее словно бы на все поколение Трантов, преступно запустивших дом. — К счастью, мы тут повстречали хорошего молодого архитектора. У него уже есть дельные предложения.

Усы мистера Рэтбери издали неясный звук, выражавший его полное и безоговорочное согласие с женой.

Пришел черед мисс Трант удивляться. Она посмотрела на помощника мистера Медворта — вид у него был одновременно победный и озадаченный, — а затем вновь уставилась на миссис Рэтбери. Как ни странно, та улыбалась. Правда, ее глаза не принимали участия в улыбке, но лицо покрылось благодушными складками.

— А вы и не говорили, что ваш дом — такая достопримечательность! — дружелюбно прокричала миссис Рэтбери. — Я, конечно, сразу это почувствовала. Если за домом хорошенько ухаживать, от туристов отбоя не будет! Это нам молодой архитектор рассказал. Он проехал сто миль, чтобы взглянуть на вашу усадьбу, представляете?

— Ничего не понимаю, — выдавила мисс Трант. — Какой архитектор?

— Как бишь его звали? — Миссис Рэтбери осмотрела ее с ног до головы, как будто ответ был написан на ней. — Ах да, мистер Статик!

Тут уж мисс Трант не выдержала и звонко расхохоталась.

— Ой, извините! — прыснула она. — Просто имя чудное.

— В самом деле, в самом деле, — пробормотал мистер Рэтбери, решивший, что обращаются к нему.

— И правда! — Миссис Рэтбери неодобрительно посмотрела на обоих. — Насколько я понимаю, это имя кое-что да значит — в архитектурных кругах. Как там говорил мистер Статик, в какой области он авторитетный специалист?

— Деревянные панели семнадцатого века, — ответил молодой агент немного странным, как показалось мисс Трант, тоном.

— Точно! Удивительно, как я сразу не вспомнила, его фамилия у меня на слуху. Деревянные панели семнадцатого века. Прекрасный образец, сказал мистер Статик. Конечно, за ними нужен правильный уход. Такой дом — большая ответственность, мисс Трант. Впрочем, смею судить, вас подобное не интересует. Скажи Джонсону, что мы скоро выезжаем.

Мисс Трант сразу захотелось отказать ей в аренде дома. Если в усадьбе поселится эта страшная женщина, жизнь в Хизертоне станет невыносимой, пусть у миссис Чиллингфорд и появится новый повод для войны.

«Странно, — подумала мисс Трант, — мне почему-то все равно. Наверно, просто надоело здесь жить». И она принялась как можно вежливей отвечать на расспросы миссис Рэтбери, ничего не сказала про Хилари (он сослужил ей хорошую службу) и порекомендовала обратиться к мистеру Медворту.

После обеда, во время которого Хилари терзался двумя противоречиями — мальчишеским озорством и стыдом серьезного молодого интеллектуала, поддавшегося низким порывам, — они отправились в Челтнем на его машине. Мисс Трант зашла к мистеру Труби, который поздравил ее с удачными торгами, щедрым подарком от дядюшки и успешной сдачей усадьбы, а потом посоветовал непременно съездить куда-нибудь отдохнуть.

— Ваши дела теперь поправились, — добавил он. — Все куда лучше, чем мы ожидали. Я положу эти шестьсот фунтов на депозит, пока вы не решите, что с ними делать. Не волнуйтесь насчет денег. Перемены пойдут вам на пользу, — заключил он тоном человека, не понаслышке знающего о пользе перемен (хотя сам он всю жизнь просидел на одном месте).

Мисс Трант вышла из темной конторы на яркое солнце и сразу приободрилась.

— Какие у этих адвокатов жуткие и старомодные кабинеты! — воскликнула она. — Побывать у мистера Труби — все равно что очутиться в романе Диккенса.

— Кошмарище! — содрогнулся Хилари.

Они зашли в кафе, и там он сообщил ей печальную весть:

— Пока ты была у мистера Труби, я свозил машину к автомеханику — узнать, сколько за нее дадут. Около семидесяти пяти фунтов. А я заплатил за нее вдвое больше! Скажешь, не надувательство? Эти ребята так просто с деньгами не расстаются. — Опустившись до столь заурядного образа мыслей и чувств, он пребывал в нем до конца трапезы, и мисс Трант втайне посмеивалась над племянником.

На полпути домой, когда на дороге почти не осталось машин, она попросила его съехать на обочину.

— Можно я порулю? — не без волнения спросила мисс Трант. — Права я получила, когда у Дороти Чиллингфорд был свой автомобиль. Объяснишь, как управиться с этим?

— Легче легкого! Он почти сам едет. А что это ты вдруг? — Он выскочил из машины и обошел ее с другой стороны.

— Ну… если я смогу водить, то куплю у тебя машину, Хилари. Конечно, если ты по-прежнему хочешь ее продать.

— Еще как сможешь! — радостно вскричал Статик. — И конечно, я очень хочу ее продать.

— Я заплачу столько, сколько она стоила. Сто пятьдесят фунтов.

— Вот это да! Честное слово? Точно не передумаешь?

— Точно, — решительно ответила мисс Трант. — Если научусь ее водить.

— Обязательно научишься! — с растущим волнением вскричал Хилари. — Нет ничего проще! Давай покажу, где тут что находится. Машина хорошая, ты уж мне поверь.

И он стал показывать тетушке, где, что и как. Следующий час она просидела за рулем, слушая наставления племянника, а потом так расхрабрилась, что сама поехала домой и по пути обогнала два больших автобуса, фургон и несколько тряских грохочущих грузовиков. За всю дорогу она ни разу не сбрасывала скорость ниже пятнадцати миль в час, а в ворота усадьбы въехала запыхавшаяся и гордая собой. Еще десять минут ей объясняли, как ставить машину в гараж (не настоящий гараж, а старые конюшни) и выводить ее оттуда. Мисс Трант вновь познала ужасы и опасности задней передачи, но Хилари заверил ее, что все будет в порядке.

— Чек выпишу утром, — сказала она племяннику за ужином.

— Вообще мне не к спеху, — ответил он, но сам просиял. — Хотя, конечно, было бы здорово. Утром я бы еще поучил тебя водить (хотя в моих подсказках ты больше не нуждаешься), а потом сел бы на поезд до города. Ты ведь не сердишься, что я так скоро уезжаю? Мне, видишь ли, надо поскорей выловить Карреру-Брауна.

— Не сержусь, — ответила мисс Трант. — Я и сама скоро уеду, может, уже послезавтра. — Собственные слова ее страшно удивили: для нее это была такая же новость, как и для Хилари. На самом деле ее племянник удивился даже меньше.

— Шикарно! — рассеянно воскликнул он, глядя сквозь тетушку. Мисс Трант видела, что в мыслях он уже встречается со Статиками.

Перед сном она в который раз дочитала «Редгонтлета», но книжку на сей раз отложила без вздоха. В темную и таинственную ночную пору она погнала свою маленькую «мерсию» по неведомым дорогам — дорогам, петляющим меж сияющих холмов сновидений.

IV

— Знаешь… — начал было Хилари, глядя на нее из окна вагона, но тут же умолк.

— Договаривай. Знаю что? — Она с улыбкой подняла на него глаза.

Тонкий знаток человеческой природы помедлил с ответом.

— Ты сегодня какая-то… другая. Наверное, дело в машине.

— Пожалуй, — кивнула мисс Трант. — Я чувствую себя немножко сумасбродкой, Хилари. Интересно, каким по счету Статиком я буду?

Поезд тронулся.

— Не меньше чем пятидесятидвухмиллионным! — крикнула она и помахала племяннику на прощанье.

По пути домой она притормозила рядом с бредущей по дороге черной фигурой.

— Ах, что же это? Что? — вскричал мистер Чиллингфорд.

— Залезайте и сами увидите! — ответила мисс Трант, и еще до того, как они въехали на холм, священник принял ее приглашение на чай и разузнал все о машине.

— Хочется немедленно отправиться в путь, — призналась мисс Трант, разливая чай.

Мистер Чиллингфорд опустил очки и поднял брови.

— Совсем одной?

— А что?

— Ну, не знаю. В самом деле, почему бы и нет? — Он рассмеялся, а следом рассмеялась мисс Трант, и они показались себе лучшими друзьями на свете. Правда, в следующий миг мистер Чиллингфорд столь глубоко погрузился в размышления, что весь обсыпался крошками орехового кекса.

— Ну? — не выдержала мисс Трант.

— Простите. Ох, ну и дел я наворотил! Мне кажется, вам стоит начать с Или. Только подумайте! Вы будете спускаться с холмов к центральным графствам Англии, все ниже и ниже на восток, пока не окажетесь на самом дне низины. И тут перед вами вспорхнет к небу колоссальная башня — грандиозное зрелище, моя милая Элизабет, грандиозное! Вы ведь не видели Илийский собор? Наверняка нет. Дивный восьмиугольник. Все здание пропитано каким-то варварским очарованием. Обязательно начните с Или! — Он так раззадорился, что опрокинул чашку в блюдо с бутербродами.

Мисс Трант наконец осенило (все это время она смотрела на него с веселым недоумением):

— Ах, так вы про тур по английским соборам!

— Именно. Разве вы не хотели их осмотреть? И правда, как глупо вышло. Это же была моя затея. Я рассказал вам о своей мечте и решил, что вы тоже загорелись. Старый эгоист! Еще ведь подумал, что вы заглянете к моему старому приятелю, Кэнону Фотергиллу из Линкольна. Ну, если начнете с Или, конечно. А это прекрасное начало, скажу я вам. Впрочем, что это со мной, вы ничего начинать не собираетесь. Дурак! — Он печально хохотнул.

— А вот и собираюсь! — решительно заявила мисс Трант. — Я начну с Или, как вы и предлагаете. И обязательно зайду к Кэнону Фотергиллу из Линкольна, если он пустит меня на порог. А вы скажете мне адрес.

Мистер Чиллингфорд вскочил из-за стола, разбрасывая крошки орехового кекса.

— Сбегаю домой за своей старой картой. Взглянуть на нее лишний раз — как бальзам на душу. В свое время я и сам проделал этот маршрут — на велосипеде, представляете?

Однако мисс Трант предпочла достать свою карту, и следующие пятнадцать минут они просидели за ней. Мистер Чиллингфорд засыпал мисс Трант названиями городов, улиц, гостиниц, нефами и трансептами и в этом безудержном волнении смел со стола молочник. Он взял карандаш и бумагу, покрыл две страницы дорожными указаниями, ненароком запихнул их в карман и обыскал всю комнату, после чего объявил, что потерял записи. Мисс Трант захотелось помчаться к себе и скорее собрать сумки.

— Выезжаю утром!

— Я бы на вашем месте обождал, — урезонил ее священник. — Завтра воскресенье. Не поймите меня неправильно, я не считаю, будто делать что-нибудь в воскресенье — грех. Тем более почитать Господа лучше в Или, нежели слушая меня. Но все-таки я советую вам выехать в понедельник. В начале недели меня так и тянет в путь.

И именно в понедельник утром мисс Трант отправилась в дорогу, а все суматошное воскресенье провела в сборах, написании писем и раздаче поручений Пертонам. Перед самым отъездом она пять минут поболтала с мистером Чиллингфордом, махнула ему на прощанье, рискованно обернувшись на повороте, и покатила с холма вниз, на восток от Хизертона. Солнечные лучи золотили долину; утро было свежее и хрустящее, как орешек; дороги выписывали приглашения, даже провода над ними маняще гудели, зовя в распростертые впереди голубые дали; каждый поворот колеса приносил мисс Трант чувство полной власти над своей жизнью, а от каждого мильного столба, приближающего неизвестное и восхитительно сумасбродное, ее охватывала приятная дрожь. Неужели она и впрямь едет через всю страну в Или? Да, да, можно поехать куда угодно, в любой уголок страны! Вот эта самая дорога ведет к первому собору, но куда еще? Мисс Трант не знала и с удовольствием нежилась в своем неведении, дымчатом, сияющем и золотистом, как само утро.

У нее в сумочке было тридцать фунтов и чековая книжка, с помощью которой она могла в любой момент снять еще полторы тысячи. За сиденьем уютно устроились ее самые любимые вещи: новенький чемодан, который до сих пор пригодился ей всего раз, и четыре великолепных исторических романа, полных лучников, якобитов, заговорщиков и драгунов, умоляющих выпустить их на свободу с первым светом настольной лампы. Все вместе они бежали прочь из Хизертона, навстречу сулящей приключения голубой дали.

В паутине движения на узкой Нортлич мисс Трант пришлось остановиться рядом с огромной машиной, ехавшей навстречу. Из окна осторожно высунулись знакомые длинные усы.

— Мисс Трант? Так и думал, — пробормотал их обладатель. — Чудесное утро! Далеко собрались?

— Доброе утро, мистер Рэтбери! — громко и четко воскликнула она. — И правда, чудеснейшее утро! А собралась я очень далеко! Проеду сотни и сотни миль, пока не собьюсь с пути. — Она улыбнулась и улыбалась до тех пор, пока не увидела перед собой квадратное багровое лицо с серыми глазами.

— Прошу прощения! — крикнула миссис Рэтбери, перегнувшись через мужа и побагровев еще сильней. — Куда, говорите, вы едете? Мы хотели еще раз взглянуть на Олд-Холл. Возможно, вы нам понадобитесь.

— Отныне я невидимка. — Да-да, мисс Трант в самом деле это сказала. А потом целиком сосредоточилась на коробке передач, поскольку стоявшие впереди машины вновь тронулись.

— Назовите адрес! — завопили ей вдогонку.

— А нет адреса! Нет никакого а-адре-еса-а! — Эти слова она прокричала во все горло. Уже много лет она не позволяла себе так шуметь. Удовольствие было непередаваемое.

Дорога вскоре стала шире и свободнее. Юго-западный ветер нагнал двухместный автомобильчик и раскрасил румянцем щеки мисс Трант. (Он летел все дальше и дальше, пока не подхватил дым из фабричных труб Хигдена, где мистер Окройд отрабатывал последний день). Она устремилась вперед и промчалась вдоль одной из многочисленных зеленых крыш Англии, — то была новая мисс Трант, которую хизертонцы никогда не видели и, вполне возможно, никогда не увидят.


Читать далее

КНИГА ПЕРВАЯ
Глава 1. Мистер Окройд покидает дом 16.04.13
Глава 2. Мисс Трант отправляется в отпуск 16.04.13
Глава 3. Иниго Джоллифант цитирует Шекспира и уходит в ночь 16.04.13
Глава 4. Мистер Окройд в пути 16.04.13
Глава 5. Мисс Трант — почти второй Колумб 16.04.13
Глава 6. В которой Иниго встречает соратника и становится пианистом 16.04.13
КНИГА ВТОРАЯ
Глава 1. В которой они становятся «Добрыми друзьями» 16.04.13
Глава 2. Очень короткая и целиком посвященная репетициям 16.04.13
Глава 3. В которой дочь полковника Транта вступает в бой, оказывает упорное сопротивление и, в сущности, побеждает 16.04.13
Глава 4. Мистер Окройд в роли «загнанного человека» 16.04.13
Глава 5. Иниго прыгает с поезда и понимает, что влюбился 16.04.13
Глава 6. Черная неделя 16.04.13
Глава 7. Целиком похищенная из сумки почтальона 16.04.13
КНИГА ТРЕТЬЯ
Глава 1. Ветер в Треугольнике 16.04.13
Глава 2. Глава неожиданных встреч 16.04.13
Глава 3. Иниго в Стране чудес 16.04.13
Глава 4. Бенефис 16.04.13
Глава 5. Длинная и посвященная спасательным работам 16.04.13
Глава 6. Мистер Окройд едет домой 16.04.13
Эпилог, или Небольшой постскриптум для тех, кому непременно надо знать последние новости 16.04.13
Глава 2. Мисс Трант отправляется в отпуск

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть