Онлайн чтение книги Добрые друзья Good companions
Глава 1. В которой они становятся «Добрыми друзьями»

I

— Жаль — это не то слово, мисс Трант! — гневно прокричала мисс Элси Лонгстаф. — Я работаю с конца апреля, пять с лишним месяцев подряд, и смотрите, в каком я оказалась положении: вынуждена клянчить деньги у дяди! Работаю с конца апреля, мисс Трант, и вот уже три недели мне не на что сходить в парикмахерскую завить волосы! А последняя неделя — просто кошмар! Все на нас косятся, разговаривают как с отребьем. Каких только унижений мы не натерпелись из-за этого мерзкого негодяя! Ужас!

— Ничего ужаснее в жизни не слышала, — сочувственно проговорила мисс Трант, начиная всерьез злиться на беглого антрепренера. — Выпьете еще чаю?

— Спасибо, с удовольствием. — Тут мисс Лонгстаф внезапно сменила тон: — Он заставил нас подписать контракт аж до следующего лета! Мы думали, все по-честному, а что в итоге? Недавно мне предлагали семь недель играть в пантомиме Дандини, первый концерт в Мидлсбро — и я, разумеется, отказалась. А теперь взгляните на меня!

Мисс Трант взглянула — с искренним сочувствием. Элси была моложе и красивее сестры, хотя при ближайшем рассмотрении оказалась не такой молодой и красивой, как на первый взгляд. Ей было около тридцати: светлые волосы с чересчур решительным золотым отливом, широко расставленные голубые глаза, лицо, резко сужающееся к острому подбородку, и недовольно скривленные губы. Она была похожа на многоопытную и слегка растрепанную куклу.

— Вдобавок, — чуть не плача, добавила мисс Лонгстаф, — он уничтожил одну из лучших концертных программ на колесах!

— У вас была такая хорошая бродячая труппа?

— Ради Бога, не называйте нас «бродячей труппой», мисс Трант! Мне сразу представляются попрошайки, которые клянчат деньги у отдыхающих на курорте. Мы — разъездная труппа, странствующие комедианты.

— Извините, больше не повторится.

— Честное слово, мисс Трант, программа у нас замечательная! И я говорю так не потому, что сама в ней участвую. Это ничего не значит. Я с такими артистами выступала — страх! Надеюсь, мои знакомые или поклонники меня не видели. Но эта программа была хороша, очень хороша. Мы могли бы на ней заработать.

— Какая жалость! — воскликнула мисс Трант и призадумалась. Возможно, именно тогда в ее голове впервые забилась одна сумасбродная затея.

— Да, но самое печальное, самое ужасное в другом. Понимаете, без этих негодяев программа стала бы еще лучше — по крайней мере у нее были на то все шансы.

— Они так плохо выступали?

— Бездари, самые настоящие бездари. Он читал юмористические монологи и пародировал детей. Поверьте, такой скукоты вы в жизни не слыхали! Мистер Чарльз Милденхолл и его знаменитые пародии! Тихий ужас. Зрители думали, это такое короткое вступление, но оно все длилось и длилось… А та бесценная пианистка, которую он с собой прихватил — Марджори Мейдстоун, так она себя называла, небось после того как в тюрьме отсидела — худшая пианистка в мире, честное слово. Да она «Учебник для маленькой Нелли» в глаза не видела! Тарабанила жирными пальцами по клавишам, играла медленно, когда я просила быстро, и быстро, когда я просила медленно, вечно пропускала повторы — кошмар! Все номера мне попортила. Будь у нас хороший пианист, мы бы себя не узнали. А теперь, когда они подложили нам такую свинью, программе конец. Ну, разве не ужас? Волей-неволей руки опустишь!

— А сами, без антрепренера, не справитесь? — спросила мисс Трант: ей теперь страшно хотелось увидеть, как люди делают что-нибудь сами.

— Ох, мы это обсуждали, обсуждали, обсуждали… бесполезно. У нас нет денег — ни гроша! Нам нечем расплатиться с долгами за четыре недели, у нас даже вещи забрали — весь реквизит конфисковали в уплату аренды. Какие уж тут гастроли… Хуже не придумаешь! Ох, попадись мне этот гадкий Чарльз Милденхолл, уж я ему глаза повыцарапаю! Комик и пародист! Нет, вы только подумайте! — И мисс Лонгстаф трижды промокнула глаза платком.

Мисс Трант, окинув взглядом всю чудную компанию, стала расспрашивать Элси про долги, а та, отчаянно хлюпая носом, вяло отвечала. О да, если расплатиться с долгами и покрыть текущие расходы, гастроли можно продолжить. А если бы им хватило денег на аренду Театра его величества, то дела пошли бы совсем хорошо. Все сводилось к деньгам.

— Пустые надежды! — горько воскликнула она и, по-видимому, решила, что ей нарочно сыплют соль на раны.

— Ну, не знаю…

Мисс Трант помедлила — безумная мысль уже вовсю крутилась у нее в голове, — и постаралась сделать вид, что ее там нет.

Мисс Лонгстаф вытаращила глаза и подалась к мисс Трант, сгорая от нетерпения.

— Послушайте, неужели у вас есть знакомые, которые могут вложить в нас деньги? Честное слово, в Англии нет более многообещающей труппы, чем наша. Капельку удачи — и мы произведем фурор! У вас же есть такие знакомые, верно?

Вместо того чтобы ответить прямо, мисс Трант замешкалась и наконец пробормотала:

— Интересно, сколько потребуется денег… ну, чтобы расплатиться с долгами и продолжать гастроли? — Она задумчиво умолкла, услышав наконец голос разума, — он решительно обозвал ее дурой. Впрочем, разве сейчас не лучшая пора для дурачеств? Нельзя всю жизнь быть спокойной и рассудительной.

Мисс Лонгстаф опять наклонилась к ней и прошептала:

— Спросите Джимми Нанна, он недавно разбирался в нашей бухгалтерии, чтобы найти спонсоров. Это наш комик — вон он, глядите, — один из лучших странствующих комиков страны. Умный, честный, опытный, на своем деле собаку съел. Потолкуйте с Джимми, мисс Трант. Я сейчас его приведу.

Она отошла и принялась шептаться с очень странным человеком в коричневом твидовом костюме.

Мисс Трант никогда прежде не видела комиков и с трудом могла поверить, что ей предстоит такое знакомство. Если бы мистер Джимми Нанн спел ей песенку или рассказал анекдот, она бы не удивилась; однако мистер Джимми Нанн лишь сипло поздоровался и молча сел рядом — это потрясло ее до глубины души. Тем не менее в мистере Нанне и впрямь было что-то уморительное. Держался он мрачно и с достоинством, чуть ли не помпезно, однако ему столько лет приходилось развлекать публику, что вторая маска плохо на нем сидела: отказ от песен и прибауток сам по себе казался шуточным номером, так что мистер Нанн, сам того не желая, производил впечатление острослова и балагура. Мисс Трант подивилась его внешнему виду. Он был среднего роста, но с ногами коротышки и телом толстяка. Сверкающая лысина, обрамленная седой щетиной; маленькие, чересчур близко посаженные глазки, блестящий нос картошкой и необычайно длинная верхняя губа, сложившаяся в две глубокие морщины, — все лицо удивительного мистера Нанна казалось маской, которую без конца красили, отмывали и красили вновь.

— А вы сами не артистка будете, мисс Трант? — поинтересовался он, прищурив один глаз. — Нет? Так и думал, хотя знавал я одну миссис Трант из варьете Макнагтена. Нет-нет, вру, ее звали Брант. Озорницы миссис Брант — совсем юные были девушки, моложе тридцати. А вы, случаем, не из руководства?

— Никогда ничем не управляла, кроме собственной усадьбы, — ответила мисс Трант.

— Ну, если вы это умеете, — важно рассудил мистер Нанн, — и делаете все правильно, улыбаетесь, к каждому имеете подход, то, я считаю, лучше и быть не может. Правильно? Правильно. — Он махнул рукой, закрыв таким образом тему, и уже чуть тише спросил: — Как я понял, вы хотели узнать насчет гастролей, за что нас тут невзлюбили и можно ли спасти дело, верно?

Мисс Трант с трудом сдержала смех: мистер Нанн очень важничал, но маска то и дело сползала, и он уморительнейше косился на нее единственным открытым глазом, то левым, а то правым.

— Ну, — замешкалась она, — я только хотела узнать…

— Вот и славно! — перебил ее мистер Нанн и вытащил из кармана дешевый и очень потрепанный блокнот. — У меня тут все цифры, — гордо заявил он. — Здесь все расписано, черным по белому.

— Молодец, Джимми! — просияла мисс Лонгстаф.

— Ступай, Элси, поиграй на улице, — велел ей мистер Нанн. Скорчив ему смешную рожицу и одарив мисс Трант профессиональной улыбкой, Элси ушла к остальным, которые сидели за соседним столиком.

— Вот и умничка, — проговорил мистер Нанн. — Хороша собой и работы не боится, в отличие от некоторых, но… — Тут он наклонился поближе и зашептал: —…звезд с неба не хватает… ну, вы понимаете.

Мисс Трант кивнула и в самом деле подумала, что понимает.

— Будьте любезны, — тихо сказала она, — расскажите мне про этих бро… странствующих… арти… комедиантов. — Произнеся последнее слово, мисс Трант едва не покраснела, такой знающей и опытной она себе показалась. — У вас ведь большой опыт в этом деле, не так ли, мистер Нанн?

— Верно. Большой. И по городам ездил, с пантомимой выступал, с водевилями, — везде поспел. Учтите, что бы я сейчас ни сказал про этих ребят и девчат, программа у них — если вернуть ее к жизни — замечательная. — Он нашел в блокноте вырезку и дал ее мисс Трант. — Вот один из наших анонсов. Обычно в них все врут, но тут каждое слово — правда.

Газетное объявление из «Стейдж» выглядело так:

Мисс Трант прочла объявление, поморщилась и перечитала еще раз.

— Сам написал, — не без гордости заметил мистер Нанн. — Я всегда писал анонсы для Милденхолла. Мило и интригующе, не находите?

— Пожалуй… Но скажите, что значит «вниманию уполномоченных»? При чем тут уполномоченные?

— А, я всегда это вставляю. И потом, уполномоченные есть уполномоченные, понимаете?

Мисс Трант не понимала, но вновь протянула «пожалуй» и решила даже не спрашивать, зачем и куда надо «обращаться» и какое «эпохальное действо» может происходить на сцене никому не известного городка под названием Литтл-Сэндмаут.

— Вы хотели рассказать об артистах. — Она понизила голос. — Кто этот высокий мужчина в броском клетчатом костюме?

Мистер Нанн посмотрел в указанном направлении и покачал головой.

— Не из наших, — прошептан он. — Мне только что его представили. Некий Митчем. Профессионал. Банджоист.

— Ах да, он пришел в компании того вихрастого симпатичного юноши.

— Верно, — ответил мистер Нанн. — Оба не наши, просто приехали кого-то навестить. Но взгляните туда, видите того красавчика?

Мисс Трант взглянула и согласилась, что юноша необыкновенно хорош собой. У него были тщательно завитые темные волосы, небольшая голова, правильные черты лица и красивый костюм. Смотреть на него было одно удовольствие, но у мисс Трант почему-то не возникло желания с ним знакомиться. Ей никогда не нравились такие молодые люди.

— Это Джерри Джернингем, наш комик и танцор, — продолжал мистер Нанн. — Вот это находка так находка! Работает как вол, с характером, публика от него визжит. Лучшего танцора и пожелать нельзя. Если он все сделает с умом, то скоро окажется в Вест-Энде, попомните мои слова. Главное, чтобы его заметили. Одна беда: терпеть не может кормиться. Первый раз вижу комика, который бы так скверно кормился. — И мистер Нанн авторитетно умолк.

Мисс Трант удивленно воззрилась на него. Претензия показалась ей в высшей степени странной.

— В смысле? Он мало ест?

Мистер Нанн откинулся на спинку стула, хлопнул себя по колену и хохотнул. Потом тут же посерьезнел.

— Вовсе нет. Еда тут ни при чем. Пока в нашей труппе не может есть только один артист — это я. Придирчивый желудок — ох, придирчивый! — на еду и не смотрит. Бекон, яйца, ветчина, отбивные, стейк с картошкой, пироги — словом, все самое вкусное — вы не поверите, за что их принимает мой желудок. За отраву, так-то! Накормите меня плотным ужином, — убежденно продолжал он, — и с тем же успехом можете набить мне живот раскаленными булавками и иголками. Я уже три года не ел вволю, сижу на тостах, печенье с углем, говяжьем бульоне, отварной рыбе да на заливных. И как прикажете на таком пайке веселить народ? Людей, до отказа набитых ростбифами, йоркширскими пудингами, печеной картошкой, зеленью и яблочными пирогами? Страх, страх, страх!

Он так смешно закачал головой, что мисс Трант не выдержана и захихикала, хотя восклицала при этом «Какая жалость!».

— Но я говорю о другой кормежке, — продолжал мистер Нанн. — Так артисты называют импровизацию, выдумывание шуток на ходу. «Кормилец» засыпает комика разными вопросами, подкалывает его, злит и прочее. Ну, вы знаете.

Да, мисс Трант знала.

— И вот вам мое честное слово, мисс Трант, отвечать на эти вопросы — не такое уж легкое дело. Комик должен уметь «кормиться». А малыш Джернингем терпеть этого не может, ни росинки не съест. Хорошо сказано, а? Строго говоря, это его работа. К счастью, для кормежки у нас есть отличный малый, Джо, вон он сидит. Наш баритон, Кортни Брандит, но все зовут его Джо. Кормится будь здоров! — Мистер Нанн показал на могучего здоровяка с широким, приятным и глуповатым лицом. Он курил трубку и смотрел в пустоту перед собой. — Не скажу, что никогда не слышал баритона лучше, чем у Джо. Слышал, и немало, да и вы тоже слыхали. Но если кто предложит от него избавиться, я отвечу: «Тогда и про меня забудьте». Вот как я уважаю нашего Джо. Он не шибко смышленый, и вы вряд ли когда-нибудь услышите его в Ковент-Гардене, но сердце у него золотое. Непрошибаемый добряк и на все готов ради друзей, вот какой он, наш Джо. Я таких добряков нигде не встречал, и работник из него хороший — сильный, как бык. Он служил на флоте, был там чемпионом в тяжелом весе. Я считаю, именно тогда началась его певческая карьера. Он пел, когда хотел, потому что все боялись заткнуть ему рот. — Мистер Нанн чуть посмеялся над своей шуткой, потом глубоко вдохнул и опять напустил на себя важный вид.

— А вон его жена, наше контральто.

— Да вы что? Женщина в фиолетовой шляпе? — Шляпа была такого отвратительного цвета, что мисс Трант уже несколько минут содрогалась, глядя на нее. На голове полноватой дамы, отвлеченно вяжущей что-то на спицах, восседал фиолетовый деспот и тиран.

— Она самая. Называет себя Стеллой Кавендиш, но на самом деле она миссис Джо Брандит. Сильный голос, отменный репертуар, изрядный опыт. Да и женщина она славная, хотя порой бывает малость заносчивой. Крепко держит Джо в узде. Но работать с ними одно удовольствие. У них есть сынок, Джордж, он сейчас у тети в Денмарк-Хилле. Уж как они его любят, как лелеют! Конечно, этот скандал с антрепренером был для них страшным ударом.

— А кто та девушка с темными волосами и веселым лицом? Мне она очень нравится.

Названная девушка с интересом слушала мистера Окройда, который, видимо, пересказывал ей свои приключения.

— А, как раз собирался о ней говорить. — Мистер Нанн сразу просиял. — Это Сюзи, мисс Сюзи Дин, наша комедиантка и самая юная артистка в труппе. Я знал ее родителей, оба были первоклассными артистами, но, увы, погибли. Талант у этой девчушки в крови, честное слово.

— То есть из нее может выйти толк? — заинтересовалась мисс Трант.

— Еще какой! Она чудо. Конечно, Сюзи еще совсем юна и ей есть чему поучиться, но она все схватывает на лету — с каждым днем играет лучше и лучше. И если уж она за что берется, ее не остановить. Клянусь, через десять лет мы увидим ее имя на афишах Шафтсбери-авеню, не то я съем… не то я больше не притронусь к магнезии!

— Хотела бы я увидеть ее на сцене, — сказала мисс Трант, любуясь озорным личиком девушки. — Выглядит умницей и зубоскалкой. Сколько ей лет?

— Двадцать. Поверьте моему слову, мисс Трант, она и впрямь умница и зубоскалка! Гвоздь программы. Зрители хохочут как ненормальные. Стоит ей учуять публику — пусть хоть на первых четырех рядах сплошные контрамарки, — и она улетает. Многие комики позавидовали бы ее умению срывать аплодисменты. В нашей профессии без завистников никуда, мисс Трант, это наше проклятие. Но я за Сюзи только рад, мы с ней лучшие друзья. Благослови ее Господь! — Он посмотрел на свою юную приятельницу, и его лицо озарилось нежной любовью. Девушка подняла глаза и послала мистеру Нанну воздушный поцелуй. Мисс Трант печально улыбнулась.

— Если бы все пошло по плану, — удрученно продолжал мистер Нанн, — ее ждал бы огромный успех. Кто-нибудь непременно заметил бы ее и предложил достойный контракт. А теперь неизвестно, что будет, десять шансов против одного, что ее задавят, потому что Сюзи слишком хороша для того дела, которым вынуждена заниматься. Она молодец, наша Сюзи, не унывает, держится лучше всех, но времена пошли тяжелые. И вот что я вам скажу, мисс Трант, — он заговорил очень внушительно, — во всем надо винить меня.

— Что вы! — вскричала мисс Трант. — Не понимаю, чем вы провинились.

— Можете не понимать, просто поверьте мне на слово, вот и все. Это моя вина! — мрачно торжествуя, ответил мистер Нанн. — У кого тут больше всего опыта? У меня. Мне следовало знать. Кто слышал скверные сплетни про Чарли Милденхолла? Я. Мне следовало знать. Кто заглянул в кассу и увидел, что денег там нет, а арендные он обещает направо и налево? Я. Мне следовало знать. — Он посмотрел на мисс Трант с видом человека, который доступно все объяснил.

— Боюсь, я не понимаю, — виновато проговорила она. — Что такое «арендные»?

— А, ну тогда слушайте. Как правило, разъездные труппы выплачивают владельцам помещений проценты. Скажем, мы получаем шестьдесят процентов от выручки, а хозяева зала, мюзик-холла, театра или чего придется — остальные сорок, независимо от кассовых сборов. Иногда нам дают гарантию — фунтов тридцать или сорок, — то есть…

— То есть ваша доля составит по меньшей мере тридцать — сорок фунтов, — закончила за него мисс Трант. Она не больше остальных любила, когда ей, точно школьнице, разжевывают элементарные вещи.

— Верно! Конечно, это справедливо, никто не в обиде. Мы, странствующие артисты, не любим заранее платить за аренду. Вот что я имел в виду под «арендными» — когда платишь хозяину мюзик-холла из собственного кармана, и ему, в сущности, плевать, будете вы собирать полные залы или нет, свое-то он все равно получил. Милденхолл договорился так в Роусли, да и прежде часто договаривался. Я сразу узнал, что он предложил хозяину арендные — аж двадцать пять фунтов! Вы бы видели эту конюшню, за нее и двадцати пяти шиллингов не дашь. А он пообещал арендовать ее на целых две недели! Две недели по двадцать пять фунтов, эдакую дыру! Мне следовало знать. Он и не думал оставаться. Какая разница, двадцать пять фунтов или сто — платить-то все одно не ему. О да, он с самого начала все просчитал! — Мистер Нанн повысил голос. — Они забрали у нас весь реквизит и не отдадут его, пока мы не выплатим им обещанные пятьдесят фунтов! Вот мы с ними и попрощались. У нас нет таких денег.

— Да, мисс Лонгстаф уже говорила.

— Мистер Простачок, вот кто я! Как подумаю об этом, сразу хочется пинками гнать себя до треклятого концертного зала и обратно. — Он не на шутку разволновался. — У меня ведь такой огромный опыт! И ведь я собственными глазами все видел! Говорю вам, мисс Как-бишь-вас, мне теперь стыдно смотреть этим мальчикам и девочкам в глаза. Честное слово, стыдно. — Он застонал.

— Опять Джимми завелся, — сказал чей-то голос.

— Полно тебе, Джимми, полно! — Оказалось, это говорил мистер Кортни Брандит (иначе — Джо). Громко топая, он шел к ним. — Не обращайте на него внимания, мэм, — обратился он к мисс Трант и сокрушительно хлопнул мистера Нанна по спине.

— Ай! — вскрикнул тот. — Аккуратней, Джо, аккуратней! У тебя не руки, а кувалды! Мисс… э-э… Трант, это мистер Брандит, Кортни на сцене и Джо для своих.

— Очень приятно познакомиться, мисс Трант. — Мистер Брандит стиснул ее ручку своим кулачищем и пылко потряс. — Не позволяйте Джимми корить себя, — медленно и добродушно пробасил он. — Он ни в чем не виноват, по крайней мере не больше, чем остальные.

— Верно, Джо, но…

— Никаких «но», Джимми! Нельзя человеку с таким слабым желудком — у него ужасно слабый желудок, мисс, хуже у артистов не бывает, — расстраиваться по пустякам. Верно, друзья? Мы ведь ни в чем не виним нашего Джимми?

— Нет! — хором ответили остальные, к вящему удивлению мисс Трант.

— Кто не дает нам унывать, а? — взревел Джо.

— Джимми! — закричали артисты.

— Старый добрый Джимми! — подсказал им Джо.

— Старый добрый Джимми! — повторили они. Даже мистер Окройд, не желая оставаться в стороне от общего веселья, в конце концов крикнул: «Да, старый добрый Джимми!»

Не успели Джимми, Джо и все остальные проронить еще хоть слово, как перед ними возникла хозяйка привокзального буфета, миссис Маундер: грозная женщина с поджатыми губами, руками и телом, прямая, как доска, но с подрагивающей от ярости головой.

— Хватит с меня! — заорала она. — Вон отсюда, немедленно! Ни минуты не потерплю!

— Полно вам, ма, — начал было Джо.

Миссис Маундер пронзила его свирепым взглядом.

— Один шиллинг четыре пенса, один шиллинг восемь пенсов и два шиллинга — ровно столько вы мне должны. Расплачивайтесь сейчас же и проваливайте! Устроитесь в другом месте, а мне балаган тут не нужен. — Из последовавшей за этим лавины слов все уразумели, что из-за них у нее работа стоит и что если им нужны неприятности, то они их получат. К тому времени миссис Маундер настолько распалилась, что допустила тактическую ошибку и, обернувшись к мисс Трант, закричала:

— А вы, мисс! Я думала, вы леди, а на самом деле вы такая же, как они!

— Что?! — вскричала мисс Трант.

— Что слышали!

Мисс Трант поднялась из-за стола, распрямилась во весь рост и решительно шагнула навстречу миссис Маундер, как полковник и остальные Транты шагали навстречу вражеским окопам и эскарпам: бледная, с чуть лихорадочным блеском в красивых ясных глазах, но без тени страха, сомнений или дрожи.

— Сколько мы вам должны, повторите? — ледяным тоном вопросила она.

Тут из-за ее спины начали доноситься возражения, но она обернулась и резко подняла руку:

— Минутку, пожалуйста. Я все объясню потом.

Воцарилась мертвая тишина.

Она вновь повернулась к миссис Маундер и поглядела ей прямо в глаза. Та попыталась ужаться еще сильней, превратиться в крошечный, тугой и твердый комок неодобрения, но, поняв, что это невозможно, стала сдавать позиции. Фыркнув раз или два, она ответила:

— Один шиллинг четыре пенса, один шиллинг восемь пенсов и два шиллинга, а если учесть, сколько они выдули кипятка…

Мисс Трант не дала ей договорить. Она вытащила купюру в десять шиллингов и бросила хозяйке.

— Вот, — вздернув подбородок еще на дюйм, проговорила она. — И принесите сдачу, пожалуйста.

Купюра медленно приземлилась на пол, и голова миссис Маундер задрожала еще сильней. Мисс Трант не двинулась с места и ничего не сказала, артисты за ее спиной боялись даже пикнуть. Вдруг миссис Маундер нагнулась, подняла купюру, пробормотала что-то нечленораздельное и поспешила прочь.

Мисс Трант обернулась — на сей раз медленно и спокойно, одарила всех растерянной улыбкой и сказала:

— Ну, идемте?

Она прошествовала к выходу, где получила сдачу от миссис Маундер и еще раз уничижительно вскинула бровь. Остальные, вновь загомонив, строем прошли за ней. На пороге — там же, где они встретились впервые, — ее нагнал неряшливый юноша со светлым вихром и представился Иниго Джоллифантом.

— Я в восхищении, определенно, — сказал он. — Но вы заплатили за мой чай.

— Я хотела объяснить, зачем я это сделала… — сказала мисс Трант и в нерешительности умолкла.

— Я понял, без широкого жеста было никак, — закивал Иниго. — Горстку мелочи за одного, горстку за другого… Разве это жест? Заплатить за всех разом и гордо уйти — иначе нельзя. Я, между прочим, тоже хотел, но мне бы недостало блеска.

Мисс Трант — ей вдруг стало несказанно легко, весело и свободно на душе — рассмеялась.

— Это моя машина. Давайте постоим здесь и дождемся остальных. Видите ли, — поспешно добавила она, — я вдруг решила… содержать эту бродячую… то есть разъездную труппу. А разговор с той жуткой дамой окончательно меня убедил.

— Шикарно, шикарно! — воскликнул Иниго. — Жаль, у меня нет такой возможности. Я б с удовольствием, но у меня только сорок фунтов. Зато я предложил им свои услуги — так, исключительно ради удовольствия. Я вообще-то учитель подготовительной школы, но умею играть на фортепиано, и мои безделицы наверняка им подойдут — судя по тому, что я пока узнал.

— Было бы замечательно, — сказала мисс Трант. — Я уже полчаса раздумывала над этим и пыталась все для себя прояснить, а потом, когда буфетчица стала поливать нас грязью, мне вдруг пришло в голову: «Все, решено. Я ничего в этом не смыслю, стало быть, ничего сумасброднее быть не может».

— Да уж, сущее помешательство, — весело подтвердил Иниго. — Зато колоссально весело! Вот мы все и собрались, плуты и скитальцы.

— Только что нам теперь делать? — быстро спросила мисс Трант.

К ним подошли остальные.

— Я знаю. Оставьте это мне. — Иниго обратился к артистам: — Друзья, есть ли в этом городе заведение, где можно всем вместе отужинать и поговорить?

— Что ты задумал, Джоллифант? — спросил его Мортон Митчем.

— Я хочу пригласить всех на ужин, — объяснил Иниго. — Видите ли… — Он покосился на мисс Трант.

— Дело в том, — подхватила та, вновь засмущавшись, — что я подумываю… подумываю стать вашим антрепренером. Если вы не против, — поспешно добавила она.

Все дружно испустили радостный вопль, но первой была мисс Сюзи Дин.

— Вы прелесть! — выпалила она, а потом, когда остальные притихли, добавила: — Я вас не знаю, но уверена, что вы прелесть.

Все засмеялись, а мисс Трант вспыхнула и покачала головой.

— Ну, так как насчет ужина? — повторил Иниго вопрос, когда всеобщее волнение спало.

— Помнишь ту гостиницу на рыночной площади, Джимми? — спросил мистер Брандит. — Они нас примут, но кормежка там дороговата.

— Пустяки! — воскликнул Иниго, догадавшись, что его представления о дороговизне могут не совпадать с нехитрыми представлениями мистера Брандита. — Что за место? Нам сгодится? — спросил он мистера Нанна.

— Джо, ты имел в виду «Роял стандарт»? Да, нам оно сгодится. Я слышал, у них неплохой зал наверху. Но если на свете найдется хоть один человек, которому любой ужин так же встанет поперек горла, как мне, хотел бы я с ним познакомиться. Еда для меня — отрава, мистер Как-бишь-вас, — сообщил он Иниго.

— Какая жалость! Ну что ж, — воскликнул Иниго, — тогда я жду всех в полвосьмого в «Роял стандарт»! Сейчас схожу туда и договорюсь. Вы ведь не против, мисс Трант?

Потом вновь прибывшие вспомнили, что им еще нужно найти ночлег, и завели по этому поводу весьма оживленную беседу. Наконец Иниго и мистер Мортон Митчем ушли к Брандитам: одному из них предложили разместиться в их комнате, а второму в соседней. Следом отбыли господа Нанн и Джернингем. Мисс Трант, в машине у которой была корзинка Элси, пригласила туда же и ее саму, а заодно и мисс Сюзи Дин — девушки жили вместе. Мисс Сюзи забралась назад, где было полно вещей, и подметила, что неплохо будет покрасоваться перед жителями Роусли в автомобиле.

— Ну, мисс, — раздался мужской голос, грубоватый, но застенчивый и немного грустный, — я, пожалуй, заберу свои вещички и пойду куда глаза глядят.

— Ох, мистер Окройд! — воскликнула мисс Трант, позабывшая о своем новом друге. — Куда вы направляетесь?

— Да я и сам пока не знаю…

— Ему некуда податься! — взволнованно крикнула мисс Сюзи Дин. — Мы с ним разговаривали в буфете. Ах, мисс Трант, давайте его оставим?

— Конечно, мистер Окройд. Или вы хотите уйти?

— Ну… — Мистер Окройд в задумчивости потер подбородок, — не сказать, чтоб у меня была работа, но я ведь здесь проездом. А труппе от меня никакого проку.

— Ничего подобного, — возразила мисс Трант. — Наверняка и для вас найдется работа. Правда, мисс Лонгстаф? Правда, мисс Дин?

— Честно говоря, я не знаю… — начала мисс Лонгстаф, не понимая, чем приглянулся мистер Окройд такой леди, как мисс Трант.

— Обязательно найдется! — вставила мисс Дин, которой уже рассказали про Великую северную дорогу, Лили и все остальное. — И на ужин пусть приходит, правда? Если он не придет, я тоже не пойду. Будем стоять на улице и шуметь. И швыряться камнями в окна.

— Скорей залезайте, мистер Окройд, если найдете себе местечко, — распорядилась мисс Трант.

И мистер Окройд залез, а после непродолжительной битвы с сумками, в которой ему воодушевленно помогала мисс Дин, даже нашел себе место.

— Ну, — хмыкнул он, и его честное широкое лицо просияло, когда они тронулись, — вот эт я понимаю, вот эт стоящее дело! — Минуту или две он размышлял, а затем, поймав на себе потешный карий взгляд своей новой приятельницы, широко улыбнулся и несколько раз ударил кулаком по ладони. — Эт мне по вкусу, ей-богу!

— От и славно, малой! — невозмутимо ответила мисс Дин.

«Надо ж, острячка», — сказал себе мистер Окройд и окинул Роусли взглядом человека, повидавшего много других, куда более интересных и приятных мест.

II

В половине восьмого все наши друзья собрались на втором этаже гостиницы «Роял стандарт», в столовой, — за одним исключением: не было мисс Трант. Мисс Дин и мисс Лонгстаф не знали, почему она опаздывает. Они нашли ей очень приличную комнату через дверь от своей и с тех пор не виделись. Правда, мисс Трант вроде бы говорила, что хочет принять ванну, а «вы ведь знаете, родные, какой это подвиг в нашей дыре». Все родные это знали и мгновенно успокоились.

— Хотя я не удивлюсь, если в самый ответственный момент с ней что-нибудь стряслось: захворала, потеряла деньги, да мало ли! Обычно так оно и бывает, милые мои. — Таков был мрачный вердикт мисс Стеллы Кавендиш, она же миссис Джо Брандит. Ее вишневое платье казалось крайне помпезным и неудобным; миссис Джо было тесно в этом наряде, но в давние времена он сослужил ей хорошую службу, когда она играла в «настоящем» театре герцогиню Доркинга и прочих знатных дам (каждая роль с непременной песней в третьем акте). Пусть миссис Джо не питала иллюзий насчет своего ремесла, слыла большим знатоком по части его радостей и подводных камней (особенно подводных камней) и пессимистически смотрела на отсутствие их благодетельницы, мисс Трант, ничто не могло испортить ей праздничного настроения. Она поспешила поздравить мистера Джоллифанта с великолепным приемом.

— Все очень мило, у вас, несомненно, превосходный вкус, — вынесла она свой вердикт.

— Миссис Тидби — хозяйка гостиницы — сказала, что мы слишком поздно ее предупредили, — ответил Иниго, — но они уж постараются устроить все в лучшем виде. И еще она сказала, что, хоть и не ей об этом говорить, в Роусли нас нигде не накормят лучше. Потом мне пришлось выслушать, как Общество садоводов Роусли и Западного Чего-то-там ежегодно, начиная с 1898 года, проводит здесь торжественный ужин. Такие дела.

— Все очень мило, у вас прекрасный вкус, — повторила миссис Джо, с умеренным благодушием оглядывая стол на десять персон. — Хотя никто лучше меня не знает, — лукаво заметила она, — что в подобных делах все зависит от того, кто заказывает. Найдите хорошего заказчика, и все будет со вкусом, никаких пошлостей и вульгарностей. Нельзя доверять заказ кому попало. Вот мистер Брандит — Джо — он не умеет заказывать, толку с него никакого. Ему недостает характера. Кроток как ягненок и силен как лев, но бесхарактерный. Все сразу думают: «Да ему что угодно можно всучить!» Люди это видят, мистер Джоллифант. Вот вы — джентльмен. Что это значит? Что вам заказы даются легко, вы — прирожденный заказчик.

— Ну, не знаю, — возразил Иниго, считавший себя единственным на свете человеком без аристократических замашек. — Не знаю, можно ли так говорить…

— Можно, — твердо заявила миссис Джо, подняв руку. — Поработаете с мое на сцене — поймете. Я сразу все вижу. Как встретила вас, так тут же и подумала: «Он неряха. Достаток у него скромный, он с каждым готов пошутить и посмеяться, однако он джентльмен». Оксфорд, Кембридж или Харроу, мистер Джоллифант?

— Кембридж, — изумленно выдавил Иниго.

— Вот видите! «Одно из трех», — сказала я себе. — Миссис Джо ликовала. — У вас же на лбу написано! Я и про Джорджа так подумала — это наш сын. Уж до того смышленый, я всем говорю: если у нас будет возможность, он поступит в университет. Кембридж или Оксфорд, не важно, мне нет дела до глупостей вроде состязаний по гребле. Но в один из этих университетов он точно поступит, если все сложится, помяните мои слова.

— Здόрово! — искренне, пусть и чуточку растерянно порадовался Иниго — мысли его были заняты опозданием мисс Трант.

— И никакой сцены. Насчет этого я твердо решила. Джо говорит, было бы здорово, если б он выступал вместе с нами, но лучше матери в таких делах никто не разбирается. Джорджу надо дать шанс выучиться чему-нибудь благородному — банковскому делу или торговле недвижимостью. Против академического вокала я ничего не имею, однако тут все зависит от Голоса. Пока Джордж ничем не выдал наличие Голоса. Если он у него появится — что ж, прекрасно. Но о театре пусть забудет.

— Вы меня пугаете, миссис Брандит, — улыбнулся Иниго. — Я ведь и сам подумываю о театре.

— Ах, для вас это развлечение, мистер Джоллифант, я же знаю, — ответила миссис Джо, чуть склонив голову набок и приподняв брови. — Просто интересный опыт, не более. Уверена, вы — настоящий музыкант.

— Вовсе нет, — рассмеялся Иниго. — Кто угодно, но не музыкант! Подумаешь, тарабаню по клавишам. По-настоящему меня интересует только литература.

— Литература? Вы и на писателя похожи. Ах, будь у меня время, сколько бы всего я написала! Жизненного опыта хоть отбавляй, а времени нет. Что такое, Джо? — спросила миссис Джо подошедшего к ней джентльмена.

— Уже без четверти восемь, вот что, — уныло проговорил тот. — А мисс Трант до сих пор нет. Она ведь не могла нас разыграть?

— Что ты, Джо, она бы не стала этого делать! — воскликнула его жена. — У нее на лице написано, что она не из таких. Я волнуюсь, как бы с ней чего не случилось. Вдруг она потеряла память или ее сбила машина? В самый ответственный момент!

— Такие уж мы везунчики, Мэг. — Его лицо осунулось. Они с женой мрачно переглянулись, и на миг мисс Стелла Кавендиш потеряла всякое сходство с герцогиней Доркинга; она вся будто увяла, зачахла и превратилась в измотанную мать, которой нужно кормить сына, а он далеко-далеко, в Денмарк-Хилле, и денег у них нет, одни долги, работы с каждым годом все меньше; она обратилась в женщину, давным-давно распрощавшуюся с былым даром легко приспосабливаться к любым переменам. Джо кашлянул.

— Все будет хорошо, милая… — ласково начал он.

Иниго отвернулся: здесь он был лишним. Он стал шататься по комнате, не сводя глаз с дверей, через которые в любую минуту могла войти мисс Трант. Все остальные тоже поглядывали на двери, и с каждой минутой, как беззаботно они ни болтали, тревога все явственней проступала на их лицах. Мистер Джимми Нанн подкараулил престарелого официанта и принялся рассказывать, что его пищеварительная система воспримет весь сегодняшний ужин как отраву; вскоре ему уже внимала миссис Тидби (у нее была сестра, точная копия), и мистер Нанн исполнил для них небольшой номер, в котором сыграл роль чрезвычайно нежного и подозрительного желудка. Однако даже он все это время следил за дверью. Мистер Джерри Джернингем и мистер Окройд вдруг обнаружили, что у них есть общие темы для разговора: они улыбались и смотрели по сторонам, но большую часть взглядов устремляли на дверь. Мистер Мортон Митчем, откопав где-то огромный галстук и практически чистый воротничок, изображал Отелло для двух Дездемон: мисс Лонгстаф и мисс Дин. Однако стоило к ним подойти Иниго, как он прервался и спросил, который час.

— Уже восемь, не так ли? — вскричал он. — Так-так-так. Даже интересно. — Он устремил взгляд на двери и поспешно его отвел. — Так вот, мисс Лонгстаф и мисс Дин, однажды я играл в Йоханнесбурге в грозу, жуткую грозу…

Тут встревожился и сам Иниго. А вдруг мисс Трант действительно не придет? Каким чудовищным фиаско обернется этот ужин — труппа развалена, все мечты вновь разбиты! Он спустился на первый этаж, заглянул в несколько комнат и минуты две простоял у входа, разглядывая площадь, а когда вернулся, обнаружил у подножия лестницы престарелого официанта.

— У нас одной дамы не хватает, — объяснил он ему. — Слушайте, вы не могли бы отнести наверх каких-нибудь коктейлей — джина с вермутом, хересу с горькой настойкой или еще чего? Пусть угощаются — Иниго взял коктейль и себе, но допить не успел: в дверях возник силуэт, весьма нерешительный и робкий женский силуэт. Он бросился к нему. То была мисс Трант.

— Проходите, мисс Трант! — взревел он. — Мы вас заждались!

— Прошу прощения… — выдавила она.

Иниго удивленно уставился на нее. В чем дело?

— Знаете, — уже тише произнес он, — те ребята наверху, бедные «Штучки-дрючки», уж было испугались, что вы не придете, и страшно по этому поводу расстраиваются. Сказать они ничего не сказали, и это, должен отметить, делает им честь, но с лица позеленели, определенно. Тут уж их нельзя винить, верно?

— Разумеется, — ответила мисс Трант. — Простите за опоздание. Мне… мне пришлось целую вечность ждать ванну.

— О, я-то знал, что вы непременно придете! — заверил ее Иниго. Говорил он весело и небрежно, однако при этом с любопытством косился на мисс Трант. — С ваннами здесь прямо беда! — тараторил он, ведя ее к лестнице. — Старые добрые роуслинцы еще толком не уразумели, что есть ванна. Кастрюльку горячей воды плеснут — и довольны. Две — пожалуйста! А вот набрать целую ванну, для которой требуется куда больше двух сковородок или пяти чайников, если человеческое тело необходимо погрузить в воду целиком…

У подножия лестницы мисс Трант его остановила.

— Послушайте, мистер Джоллифант. Мне надо кому-нибудь выговориться, а вы наверняка поймете. Все это, конечно, очень глупо… — Она помедлила.

— Продолжайте, мисс Трант, — сказал Иниго. — Говорите все начистоту. Насчет глупости не волнуйтесь, мы все этим грешны, не так ли? А я так просто нелеп, определенно.

— Я могла бы прийти раньше, — торопливо начала мисс Трант, — только вдруг поняла, что хочу… сбежать! Оставшись одна, я спросила себя: зачем мне браться за это дело? Я ничего в нем не смыслю. У меня есть деньги, но совсем немного, честное слово. И моя прежняя жизнь была совершенно другой! Когда я обо всем этом задумалась, мне стало по-настоящему плохо и я захотела сбежать, вернуться к прежней жизни, к привычным удобным вещам…

— Знаю! Правда, я хорошо понимаю ваши чувства, — тихо воскликнул Иниго. — Как будто что-то дрожит внизу живота, так ведь? Внутри так холодно и пусто, и потом вы начинаете проклинать себя за минутный порыв…

— Именно! — с жаром ответила мисс Трант. — Неужели и вы чувствовали то же самое?

— Разумеется. Между прочим, сегодня вечером! Я чувствовал то же, что и всегда, когда пытался заняться чем-то новым. Но я сказал себе: не трусь! Если обращать внимание на страх, никогда ничего не сделаешь, верно? То есть для меня это все так же странно, нелепо и удивительно, как для вас, но я больше не сомневаюсь.

— Мне кажется, женщине с этим гораздо трудней. Молодой человек какое-то время может заниматься чем угодно, это не имеет особого…

— Женщина тоже — в пределах разумного. А бродячий театр вполне попадает в эти пределы, не так ли?

— Пожалуй, — ответила мисс Трант. — А даже если это глупо, я не против. Пора уже совершить что-нибудь глупое. Нельзя всю жизнь быть тихой и разумной, это ведь ужасно, правда?

— Еще бы! — согласился Иниго, никогда не живший тихо и разумно. — Я ужасно рад, что вы не сбежали, честное слово.

— Я тоже. Я только отчасти хотела сбежать, и это было бы очень низко и подло с моей стороны, не находите? Все время думаю про то, как бы я себя ненавидела, если бы все-таки сбежала и спряталась в своем доме. — Они теперь поднимались по лестнице. — Я так рада, что вы меня поняли, мистер Джоллифант! — Она перевела дух, встряхнулась немного и рассмеялась. — Мне гораздо, гораздо лучше! Спасибо вам.

— Мне тоже, так что не благодарите. И вообще я весь к вашим услугам. Я тоже ничего не смыслю в театре, да и мозгов у меня маловато — только слова и умею складывать, но тем не менее!

Одолев лестницу, они улыбнулись друг другу — улыбкой двух соплеменников, очутившихся в далекой сказочной стране. Отныне они были друзья.

Иниго распахнул дверь столовой.

— Леди и джентльмены! — проорал он. — Мисс Трант!

Оживление, быстрый вздох, приветственный гомон и аплодисменты; мгновение или два она простояла в дверях, оглядывая своих будущих подопечных — наполовину смущенная, наполовину восхищенная, уже не известная нам мисс Элизабет Трант, которая так долго просидела в Олд-Холле, что молодость ее незаметно ускользнула вместе с красотой, а новая, таинственная мисс Трант, которая нагрянула, точно гром среди ясного неба, и спасла труппу странствующих комедиантов от верного краха. Когда она вошла в комнату, осветилась не только вся столовая, но и ее лицо. Мисс Трант стояла на пороге, чувствуя себя удивительной и достойной восхищения женщиной, о каких занятые доктора-шотландцы неизменно вспоминают с нежностью. Миг этот стоил всех шестисот фунтов, внезапно свалившихся на нее на прошлой неделе.

— Если позволите, мисс Трант, — сказала миссис Джо, иначе мисс Стелла Кавендиш, внушительно выступая вперед, — вы очень эффектно появились. Я сразу вспомнила, — сообщила она присутствующим, — ту грандиозную сцену из «Белгравийской розы».

— Занимайте места, леди и джентльмены, — предложил Иниго.

— Где мы сядем, Джоллифант? — как можно величавей и благородней осведомился мистер Мортон Митчем. — Да, прямо как в старые добрые времена, миссис Брандит.

— Точно! — воскликнула мисс Сюзи Дин. — Старые добрые времена, когда мы все играли ребенка в «Ист Лин»[44]«Ист Лин» — викторианский роман миссис Генри Вуд (1814–1887), принесший ей мировую известность. Один из самых популярных романов конца XIX века, по которому неоднократно ставили пьесы и снимали экранизации. Главная героиня, леди Изабель Карлайль, бросает мужа и детей ради богатого любовника, а после расставания с ним и смерти их незаконнорожденного ребенка возвращается в дом, переодевшись гувернанткой., пожалуй. Что ж, я сяду с мистером Окройдом, а то он у нас самый стеснительный. Чо скажешь, малой?

— Мож и стеснительный, да уж отшлепать тебя не побоюсь, ежели бушь себя плохо вести, — восторженно ответил мистер Окройд, сразив всех наповал своим акцентом. — Вот зубоскалка! — сообщил он собравшимся и сел рядом с мисс Дин.

«Роял стандарт» никогда не гремел своими зваными ужинами на всю округу, тем более, как неоднократно подчеркивала миссис Тидби на протяжении вечера, заказ сделали слишком поздно, поэтому нелепо утверждать, будто Иниго устроил для своих новых друзей великолепное и памятное пиршество. Однако ж всем десяти гостям оно показалось именно таким, и на то были особые причины. Мисс Трант блаженствовала и ела все без разбору отнюдь не потому, что не придавала значения еде: она была в восторге от самой себя и окружающих. Иниго понравился как сам ужин (его внутренности еще хранили воспоминания о школьных трапезах в усадьбе Уошбери), так и сумасбродство своей затеи, неизбежно ведущей к новым, еще более немыслимым сумасбродствам. Мистер Окройд с непривычки сконфузился — его душевному покою мешало разнообразие вилок и ножей, — но общество веселой мисс Сюзи и большая кружка пива его взбодрили. Вскоре он уже вовсю глазел по сторонам, ухмылялся и уплетал за обе щеки, точно странник, внезапно обретший аппетит в волшебной стране. Мортону Митчему и остальным артистам оказалось внове трапезничать в столь необычный час — и отчасти, пожалуй, внове трапезничать вообще, не говоря об ужине из четырех блюд. Мисс Сюзи Дин призналась, что последнюю неделю жила исключительно на чае, хлебе с маслом, студне и яблоках и почти забыла, сколько на свете бывает еды. Мисс Лонгстаф тут же велела ей вести себя прилично — сама она так решительно изображала настоящую леди, что оставляла немножко еды на краю тарелки (идеально чистой в остальных местах). Мистер Джернингем ухитрился до конца ужина сохранять на лице выражение легкой скуки, но с едой расправился изящно, как волк. Мистер Джо Брандит, солидарный с мистером Окройдом насчет пива, так часто просил принести еще хлеба, что занял почетное место в воспоминаниях престарелого официанта. И все же дух истинного пиршества этому ужину придали мистер Мортон Митчем и миссис Джо. Их стараниями гостям показалось, что блюд было не четыре, а пятьдесят. Благодаря театральному гастрономическому азарту этих особ томатный суп, филе неизвестной белой рыбы, отварная баранина и ватрушки с черникой и яблоками превратились в лукуллов пир, а гостям мнилось, будто они кивают и улыбаются друг другу над горами запеченных павлинов и соловьиных языков. Все, кто видел, как мистер Митчем подливает миссис Джо вина из единственной бутылки бургундского, невольно вспоминали о старых лихих временах, когда знатные дамы и господа беззаботно прожигали жизнь, не думая о завтрашнем дне, хотя за окном для них уже сколачивали эшафоты. Когда мистер Митчем и миссис Джо поднимали бокалы, вы видели в них по меньшей мере наместника короля или генерал-губернатора и герцогиню Доркинга. Словом, играли они прекрасно.

Даже мистер Джимми Нанн ухитрился по-своему получить удовольствие от ужина. Его радовали не рыба, не суп и не хлеб, которых он есть не стал, а собственное воздержание. Стеная: «О, я даже смотреть на еду не могу — сплошная отрава!», он будто бы отказывался не от баранины и ватрушек, а от целого сонма лакомых блюд, от самой пиши богов. О своем желудке он отзывался как о крайне заносчивом и эксцентричном госте, которого пришлось взять с собой на праздник жизни. С меланхоличной гордостью на лице мистер Нанн крошил тосты и потягивал виски с содовой («Вина и пива мое нутро не потерпит»). Однако он нашел время на деловой разговор с мисс Трант: она кратко и весьма робко сообщила ему о своей относительной бедности и полной неосведомленности в вопросах театра.

— Если у вас есть в запасе две или три сотни фунтов, — сказал мистер Нанн, — то этого более чем довольно. Немного удачи — и вы мгновенно вернете вложенное, а уж потом деньги сами поплывут вам в руки, только успевайте считать. Позволю себе заметить, мисс Трант, будь у меня хоть половина этой суммы, я бы сам с радостью стал их антрепренером. Раз я держусь за этих ребят, стало быть, я в них верю. Я бы мог хоть завтра получить другой такой же ангажемент, если не лучше, потому что я опытный и известный артист. Иной разя зарабатывал вдвое больше, чем в «Штучках-дрючках», и для меня это не предел. Ну-ка, что это вы едите? Черничный пирог? Эх, везет же! Я уже забыл его вкус… — Он глубоко вздохнул.

— Вы немного потеряли, мистер Нанн, — прошептала мисс Трант. — Пирог не очень хорош. Тесто слишком толстое и твердое.

— А на вид — райское кушанье, — посетовал он. — Словом, повторюсь: я верю в эту труппу. Мы все верим, и будь у нас деньги, мы бы прекрасно обошлись без всякого антрепренера, работали бы по принципу раздела прибыли. Вы знаете, что это такое?

— Разумеется! — воскликнула мисс Трант. — Я, конечно, невежда, но не настолько!

— Простите, простите. Я не хотел вас обидеть, мисс Трант.

— Что вы, я ничуть не обиделась! — Она хихикнула и уже тише добавила: — Итак, я должна расплатиться с долгами труппы…

— Вы не обязаны, — вставил мистер Нанн. — Вы за них не в ответе. Но это было бы замечательно, потому что так мы сможем вернуть весь наш реквизит.

— Да-да. Итак, на мне долги, жалованье артистов и, насколько я понимаю, текущие расходы. — Она говорила очень деловито и никак не могла этому нарадоваться.

— Да, любые расходы, связанные с концертной деятельностью, — кивнул мистер Нанн. — Железнодорожные билеты, плата за багаж и все, что может потребоваться для подготовки номеров: особые костюмы, реквизит для трюков и прочее. Но костюмы для индивидуальных номеров артисты шьют за свой счет.

— И если мы что-нибудь выручим, эти деньги достанутся мне?

Он застонал:

— Да, но не говорите так, мисс Трант! Пожалейте бедолагу, который съел только краюшку хлеба, пюре и кусочек неизвестной рыбы. Не думайте, будто мы до конца жизни ничего не заработаем. Я чувствую себя Ионой. Давайте выразимся иначе: вам достанется вся прибыль.

— Звучит гораздо лучше, не правда ли? Конечно, я бы хотела собирать полные залы и купаться в деньгах, но отчего-то я сомневаюсь, что выручка будет такой уж большой.

Мистер Нанн напустил на себя задумчивый вид и так скривился, что от его лица остался лишь сверкающий нос и верхняя губа. Мисс Трант подумала, что совершенно невозможно вести серьезную деловую беседу, когда у тебя такое лицо.

— Вот что я вам скажу, — наконец произнес он. — Я зарабатывал десятку в неделю — завтра же утром покажу вам контракт с Милденхоллом…

— Что вы, не надо! — вскричала мисс Трант. — Я вам верю. Продолжайте.

— Если хотите, я могу быть постановщиком. Уверен, ребята не будут возражать. Я на театральном деле собаку съел.

— То есть вы будете отвечать за все программы и репетиции? Замечательно, мистер Нанн! Как раз то, что нужно! Спасибо вам.

— Я к вашим услугам, мисс Трант, — изрек он. — Я не только буду постановщиком — а это изрядно прибавит мне хлопот, — но еще и сбавлю вам два фунта в неделю. Итого мое жалованье составит восемь фунтов. Нет-нет, лучше так: вместо этих двух фунтов я попрошу пятнадцать процентов от чистой прибыли. Я уже как-то подсчитал… — он вытащил блокнот, — вот, смотрите, это означает, что я не увижу сбавленных двух фунтов, покуда мы не начнем зарабатывать больше тринадцати фунтов чистой прибыли в неделю. Сразу предупреждаю: поначалу такой выручки не будет, тем более в межсезонье. Лето кончилось, зима еще не началась. К тому же у нас еще нет договоренностей с мюзик-холлами. Большинство договоренностей Милденхолла никуда не годятся. Однако теперь вы убедились, что я всей душой верю в «Штучек-дрючек».

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — тепло проговорила мисс Трант. — И я буду только рада принять ваше предложение. Но кое-что я хочу изменить: название. Мне оно не нравится, да и вообще, лучше начинать с чистого листа.

— Вообще-то название неплохое, — задумчиво протянул мистер Нанн, — да и на слуху. Но решать вам. Мы запросто подберем что-нибудь другое, начнем, как вы говорите, с чистого листа. Может, это даже взбодрит артистов. Наш брат ведь жутко суеверный, мисс Трант, нас волнует куча разных пустяков. Ах да, вот еще что. Берем ли мы новеньких? Я с ними поговорил, ребята толковые, я бы на вашем месте их взял. Но начальница тут вы, и платить тоже вам, так что решайте сами.

— Мистера Джоллифанта берем непременно, — сказала начальница, немного покраснев. — Если он хороший пианист. Смею надеяться, что это так.

— Я успел его послушать, — сказал мистер Нанн. — Отменный музыкант! В сравнении с ним наша последняя пианистка — припадочная настройщица роялей. Он любитель, но талантливый, ей-богу. Митчем, второй новенький, тоже за него ручается, а ему опыта не занимать. Я его и раньше слышал.

— Вид у него какой-то странный, — тихо проговорила мисс Трант. — Он похож на разорившегося сенатора.

Мистер Нанн сощурил один глаз и прикрыл рот ладонью.

— Один из лучших банджоистов в стране, прекрасный фокусник, — прошептал он. — И великий враль. Удивительный человек! Непременно с ним побеседуйте. Я не говорю, что он мало путешествовал, но послушать его — так он старший брат Вечного жида. Не стоит принимать его слова на веру. В остальном же он полностью окупит вложенные в него деньги. Фокусы пойдут на сладкое, а вот как банджоист он нам очень пригодится. В программе есть выступление джаз-бэнда, и банджо прекрасно его дополнит. Сам я ударник — смею заметить, для человека, забывшего вкус нормальной пиши, барабаню я неплохо. — Тут он взял нож с вилкой и отстучал ратта-тат-тат по тарелке. — Надо же хоть иногда брать в руки столовые приборы? — заметил он в конце своего выступления.

Должно быть, компания приняла его дробь за призыв к тишине, или ужин сам собой подошел к концу, но все вдруг умолкли и выжидающе уставились на мисс Трант и мистера Нанна.

— Мне с ними поговорить? — спросил он.

— Да, пожалуйста, — ответила мисс Трант. — Но сначала давайте спросим позволения у мистера Джоллифанта. В конце концов, собрал нас именно он. — Повернувшись к Иниго, она спросила: — Мистер Джоллифант, вы не против, если мистер Нанн расскажет всем о наших планах?

— А для чего же мы собрались? — воскликнул Иниго. — Закусить, а потом устроить переговоры на высшем уровне! Так я и планировал, определенно. Смелее, мистер Нанн.

Названный джентльмен поднялся из-за стола.

— Дамы и господа, — начал он.

— Похлопаем! — весело крикнула мисс Дин. И все захлопали, да так усердно, что официант, пытавшийся — хоть и без особого рвения — смахнуть крошки со стола, вздрогнул и поспешно удалился.

— И брось называть нас «дамы и господа», Джимми! — воскликнул его приятель Джо — к вящему недовольству миссис Джо, которая сидела прямо, чуть склонив голову набок, вскинув брови и поджав губы, словно весь Доркинг в эти минуты взирал на свою герцогиню.

— Мальчики и девочки, — сказал мистер Нанн, — много я говорить не буду. Вы все прекрасно отужинали; я — нет, так что болтовню оставляю вам. Я лишь хотел сказать, что мисс Трант, как вам уже известно, возглавит нашу труппу…

Аплодисменты в честь мисс Трант, к которым от всей души присоединяется оратор. Леди смущенно улыбается, вспыхивает и на миг-другой жалеет, что уехала из Хизертона.

— У нас будет лучшая труппа странствующих комедиантов, какая только колесила по дорогам Англии! — продолжает Джимми. — Нам несказанно повезло с антрепренером. Думаю, вы все думаете, что мисс Трант тоже вскоре подумает… минутку, что-то я запутался в этих думах, прямо шагу ступить не могу. Так вот, надеюсь, скоро мисс Трант поймет, что и ей с нами повезло, ведь у нас такая замечательная труппа. — Крики «Верно, верно!» и вновь аплодисменты. — У нас есть и другая радостная новость: мы снова в полном составе. К нам присоединился мистер Мортон Митчем — прекрасный банджоист и фокусник, талантливый артист с огромным и… э-э… богатым опытом…

— Четырежды объехал вокруг света! — вставляет означенный джентльмен, ухитряясь произнести это весьма громко и вместе с тем так, будто мысль случайно сорвалась у него с языка.

— Да, четырежды объехал вокруг света, — повторяет мистер Нанн с выразительной иронией в голосе. — Выступал в Европе, Азии, Африке, Америке, Австралии и на острове Мэн. Я прав, сэр? — Хохот и аплодисменты. — Кроме того, место нашей последней пианистки…

— Неумехи, каких свет не видывал, — горько подмечает миссис Джо.

— …займет Иниго Джоллифант. На сцене он новичок, зато пианист первоклассный, в чем вы имели удовольствие убедиться. Помните, мальчики и девочки, что именно мистер Джоллифант устроил для нас этот ужин, хотя у меня никакого ужина не было. Но у вас он был, и неплохой.

Опять смех и аплодисменты. Мистер Джоллифант отвешивает благодарный поклон и, увидев, что мисс Сюзи Дин приветливо ему улыбается, посылает в ответ особенно сердечную улыбку, но натыкается лишь на высокомерный и презрительный взгляд. В следующий миг мисс Дин уже корчит многозначительную гримаску мисс Лонгстаф, и Иниго понимает, что эта озорная темноволосая барышня только что его высмеяла.

Мистер Нанн замолкает и о чем-то шепчется с мисс Трант, которая то и дело быстро кивает. Все за столом обращаются в слух.

— А как насчет… — начинает мистер Джерри Джернингем, однако договорить ему не удается, поскольку на него разом шикают несколько коллег.

— Итак, — продолжает мистер Нанн, — осталось обговорить один-два момента. Как вы знаете, мальчики и девочки, мисс Трант вообще не обязана платить нам жалованье, покуда мы не начнем работать. Но… — тут мистер Нанн делает глубокий вдох, и лица собравшихся озаряются, — но она сказала, что готова оплатить две недели работы всем артистам труппы — кроме тех, кто присоединился к нам сегодня. То есть мы получим деньги за прошлую неделю и за эту. Причем никаких убавок, жалованье остается прежним. — Тут мистер Нанн, бывалый артист, чующий близость аплодисментов, умолкает. Коллеги не обманывают его ожиданий.

Однако вскоре появляются несогласные. Это мистер Джерри Джернингем, который поднимает красивую голову и возражает:

— Слушэй-ка, Джейми, я не против двухнедельного жэлэванья. Очень щедро, и все такое. — (Тут мы должны перебить его и сказать: хотя во всех центральных графствах не встретишь более изысканного франта, чем Джерри Джернингем, его акцент, относительно недавнее приобретение, требует именно такой записи. Одно дело смотреть на мистера Джернингема, и совсем другое — его слушать. Тысячи зрителей, позже увидевшие его на сценах Шафтсбери-авеню, не узнают этого акцента, поскольку вскоре он от него избавился и во время успешного сезона на Бродвее приобрел новый. Да и нынешний акцент — третий по счету с тех пор, как Джерри в возрасте семнадцати лет уволился из галантерейного магазина в Бирмингеме.) — Но я не могу соглэситься на тэкое жэлэванье. Я говорил Милденхоллу, что это мэло, учитывая популэрность моего номерэ, и он тоже соглэсился…

— Идиот! — вскричала мисс Сюзи. — Он согласился бы на что угодно, учитывая, что он вообще не собирался нам платить. Хватит вести себя как гнусный жидок, Джерри Джернингем!

— Не суй свой нос, кудэ не просят, Сези, — отвечает юноша. — Твоего мнения никто не спрэшивал. Я разговэривал с мисс Трарнт и Джейми.

Однако ни мисс Трант, ни Джимми не оценили его выходки. Они оба раздосадованы, и мисс Трант даже готова сказать юному красавцу, что в труппе его никто не держит. Она бросает одобрительный взгляд на храбрую Сюзи. Джимми багровеет, едва слышно бормочет: «Гаденыш!», но, быстро шепнув мисс Трант: «Вообще-то он славный, давайте попробуем его оставить», примирительно улыбается. Итак, Джерри считает, что заслуживает большего. Все мальчики и девочки с этим согласны. Они знают, как он шикарно хохмит и какой у него яркий стиль, а в будущем, несомненно, он станет еще ярче. Однако все мальчики и девочки согласятся с ним, Джимми Нанном, что артист не всегда зарабатывает столько, сколько заслуживает — хорошо, если вообще зарабатывает. Все останется по-старому, Джерри будет работать по прежней ставке, но если ему предложат хороший ангажемент, он волен уйти в любую минуту. Мисс Трант никого здесь не держит. Она поступает с ними по справедливости и ждет от них того же. Мальчики и девочки живейшим образом выражают свое согласие, и мистер Джернингем, чьей главной целью было привлечь внимание к собственной персоне, изящно дает понять, что согласен работать на прежних условиях.

— И какие у нас планы, Джимми? — осведомляется мистер Брандит тоном, который вновь напоминает всем, сколько храбрых сердец уснуло в пучине. — Опять начинаем сначала, верно?

— Я как раз хотел об этом сказать, Джозеф, — сообщает ему мистер Нанн. — Сперва об этом, а потом о репетициях. Репетировать надо так, будто мы впервые друг друга видим. Согласны? Вот как я рассудил — должен заметить, мисс Трант изъявила желание, чтобы я ставил спектакли и вообще всем заправлял, покуда она не набьет руку, — давайте останемся в Роусли и начнем репетиции.

Мальчики и девочки дружно стонут, потому что Роусли им порядком надоел.

— Это местечко, — замечает Джо, — кого хочешь с ума сведет.

— Согласен. Понимаю ваши чувства, — продолжает Джимми. — Я бы сам сел в первый же поезд и укатил подальше отсюда, однако не забывайте, мисс Трант не возит с собой всю казну. На небольшой взнос у нее хватит, но потребуется время, прежде чем поступит основная сумма. А мы должны расплатиться с долгами перед отъездом. И еще, на этой неделе зал в нашем распоряжении, мы можем там репетировать, да и на следующей, если приплатим фунт или два, утром и днем зал будет наш. Следующую договоренность мы уже отменили, так что у нас есть два-три дня на репетиции, прежде чем мы двинемся в Сэндибэй, — прогоним новую программу. Ну, как вам такой план? А, еще! Надо изменить название. Прежнее мисс Трант не нравится, да и вообще, лучше начинать с чистого листа — глядишь, и удача нам улыбнется. У кого-нибудь есть идеи?

Артисты предлагают несколько названий, каждое из которых, как с блеском доказывает миссис Джо, уже встречалось раньше — «так все себя называют, все кому не лень». Мистер Джо Брандит (в этот знаменательный миг позволим себе назвать его Кортни) торжественно предлагает назваться «Простачками», поскольку это «звучно» — однако его идею тут же освистывают. Его жена откапывает где-то «Дуэний», признается, что не помнит, кто это такие, зато словечко явственно отдает опереттой. Ее задумку без дальних слов отклоняют. Мистер Мортон Митчем предлагает воскресить «Валлахов» — так называлась труппа, которую он обучал то ли в Шимле, то ли в Бангалоре в пятом году. Его идея также не находит одобрения, и мистер Митчем поднимается из-за стола («Такое чувство, — замечает мисс Дин, — что он бесконечный»), внушительно прочищает горло, хмурит громадные брови на тех, кто еще болтает, и говорит:

— Мисс Трант, леди и джентльмены. Пока мы все ломаем голову над подходящим названием для труппы, я предлагаю — как предлагал по разным поводам на самых разных континентах — э-э… выразить свое почтение, то есть выказать благодарность хозяину этого вечера, моему другу и вашему новому коллеге, мистеру Иниго Джоллифанту. Нам с мистером Джоллифантом выпало… э-э… несколько любопытных приключений, мы вместе прошли и плохое, и хорошее. А познакомились мы… э-э… при весьма необычных обстоятельствах, как мистер Джоллифант, несомненно, помнит. — Он умолк, и все уставились на Иниго. Последнему даже начало казаться, что они с Митчемом в самом деле исколесили вместе земной шар. Эпическое воображение Митчема поистине завораживало. — Сразу после нашего знакомства я назвал мистера Джоллифанта труппером, добрым труппером. Те из вас, кто не знаком с… э-э… трансатлантической театральной сценой, возможно, впервые слышит это слово. Однако так мы выражаем человеку высочайшее почтение. Я сразу понял, что наш друг, мистер Джоллифант, отменный труппер. Сегодня он это доказал, леди и джентльмены, так давайте же его отблагодарим. Мистер Джоллифант!

Все дружно благодарят и просят мистера Джоллифанта сказать что-нибудь в ответ. Он широко улыбается, откидывает со лба вихор, опять улыбается и возвращает вихор на место. Это так мило, бормочет Иниго. Он прямо не знает, куда деваться. Что такое «добрый труппер», ему неизвестно, вообще его познания об Америке весьма скудны и по большей части ограничиваются сведениями, почерпнутыми из «Гекльберри Финна».

Тут его перебивает сама мисс Трант: она с детства обожала «Гекльберри Финна» и теперь радостно хлопает в ладоши, восклицая: «Ну, разве не славно?»

— Славней не бывает! — отвечает Иниго, и кажется, что вот сейчас он подсядет к мисс Трант и они на полчаса заведут беседу о любимом литературном шедевре. Тут Иниго вспоминает, что должен произнести речь.

— Как я уже говорил, мне неизвестно, кто такой труппер, — догадываюсь лишь, что это человек, разъезжающий с труппой. Следовательно, я не вполне понимаю, какие качества присущи доброму трупперу. Но если это значит быть добрым другом — или прилагать к тому все усилия, то для меня нет большей чести, чем называться добрым труппером, определенно. Почему-то… — Иниго посерьезнел. Впервые за долгое время он говорил о чем-то важном, настоящем и волнующем его сердце, а потому запинался и умолкал — несмотря на болтливость, Иниго никогда не относился к стремительно растущей категории людей, любящих красноречиво распахнуть душу перед чужими. — Почему-то… в мире теперь… э-э… почти не встретишь доброй дружбы… правда ведь? Ну, то есть… люди больше… не держатся друг за друга. Все… не все, но многие… гонятся за хорошей жизнью, за весельем, — и это, конечно, прекрасно, я только «за», чем больше, тем веселей, — но отчего-то он и хотят хорошей жизни лишь себе, а не другим, правда? Вокруг сплошь крепкие орешки — мягкие в ненужных местах. Я не утверждаю, что я лучше остальных, во многом даже хуже, но я бы хотел, чтобы хоть кто-то считал меня добрым другом. Отчасти это и привлекло меня в вашей… как вы говорите?.. разъездной труппе: целая толпа людей, которые крепко держатся друг за друга. Вот это, я понимаю, веселье! Слушайте… что-то я сумбурно выражаюсь, только пыль пускать в глаза и умею, а по-человечески говорить разучился… Зато… — В заключение своей речи Иниго неожиданно выпаливает: — Я же могу это записать! Чем и займусь в ближайшее время. Спасибо вам за внимание.

— Слушайте! — тут же восклицает мисс Трант. — Мистер Джоллифант подсказал мне название! Уверена, вы такого нигде не слышали. Давайте назовемся «Добрыми друзьями»! Ну, как вам? — Она не на шутку взволнована.

— «Добрые друзья»… — Все принимаются и так и эдак вертеть название на языке.

Иниго сразу же и безоговорочно одобряет задумку.

— Мне тоже нравится! — кричит мисс Сюзи Дин. — Оригинально и со смыслом, не то что наши «Штучки-дрючки». От этого названия я всегда чувствовала себя не то ароматизированной сигаретой, не то шестипенсовой краской для волос, которую все время покупает Элси. А новое название очень милое. Не знаю только, как оно будет смотреться на афишах… — с сомнением протягивает мисс Сюзи.

— Зато я знаю, — очень мрачно басит мистер Джо. — Ужасно будет смотреться, вот как.

— Согласна. Ему не хватает смелости, напора! — высказывается мисс Элси Лонгстаф, воплощение напора и смелости.

— Уж очень это зэумно, мисс Трант, — замечает мистер Джернингем.

Мистер Нанн прищуривает один глаз, затем другой и наконец заявляет, что название малость черствое и для афиш длинновато, но своеобразное и в целом годится. То же самое, с высоты своего огромного опыта, утверждает мистер Митчем. Совместный пыл мисс Трант и Иниго легко расправляется со страхами и сомнениями остальных.

— Значит, решено! — ясным голосом объявляет мисс Трант. — Назовемся «Добрыми друзьями».

Тут мистера Митчема посещает вдохновение. Шепнув Иниго: «Теперь я угощаю», он встает во весь рост и гремит:

— Официант! Ты где, официант? А, вон ты где. Официант, принеси нам бутылку портвейна.

— Какого именно, сэр? — озабоченно интересуется официант, словно у них весь погреб забит винами разных марок и он боится, как бы джентльмен не прогадал с выбором.

— А, да чтоб пить можно было! Что есть?

— «Тони» по три шиллинга девять пенсов за бутылку и «Олд энд крастед» по четыре и шесть[45]«„Тони“ потри шиллинга девять пенсов за бутылку и „Олд энд крастед“ по четыре и шесть». — Имеются в виду различные сорта портвейна. «Тони» долго выдерживается в бочках, постепенно приобретая особый аромат и меняя естественный рубиновый цвет на рыжевато-коричневый. Портвейны «крастед» называются так из-за осадка в виде «корочки» («crust»), которая образуется в бутылках..

— Тогда тащи «Олд энд крастед». — Мистер Митчем так богато раскрашивает гласные, что вино заранее кажется всем вдвое старее, а осадок на стенках — вдвое толще. — И стаканы, пожалуйста, — продолжает мистер Митчем, — да поживей.

Прогнав официанта грозным взмахом бровей, он садится за стол с видом человека, который не только разбирается в хорошем вине, но и умеет правильно его заказать.

— А ведь он может отлично кормиться, если его завести. Какой стиль! — шепчет мистер Нанн своей соседке, мисс Трант. — Есть у меня на примете пара сценок, с которыми его определенно ждет успех.

Подают «Олд энд крастед» и стаканы.

— Сейчас я скажу тост, — говорит мистер Митчем, — так что скорей разливайте.

Наконец все стаканы полны. Мистер Митчем поднимает свой и произносит тост — да так величественно, что из бара к ним прибегает сама миссис Тидби.

— Итак, встречайте нашу труппу! Да здравствуют «Добрые друзья», и удачи нам!

— Уж теперь-то я выпью, — заявляет мистер Нанн. — Даже если это меня убьет. — И заодно со всеми благополучно проглатывает «Олд энд крастед». — За «Добрых друзей»!

Миссис Тидби, которая стоит в дверях и улыбается, тоже приглашают выпить за здоровье новой труппы, и она выпивает, с большим смаком облизывая губы — видимо, это должно означать, что портвейн в ее заведении подают только качественный.

Настает черед мистера Окройда, который до сих пор молчал: человек он скромный и не привык к такому окружению. Все остальные — артисты труппы, а он здесь только на правах гостя. За стенами гостиницы несколько раз заговаривали о том, какую работу ему поручить, однако ничего определенного сказано не было, а мистер Окройд не из тех, кто навязывается. Завтра он вновь отправится в путь, но сегодняшний вечер пришелся ему по душе, и он считает себя обязанным отблагодарить этих людей, прежде чем с ними расстаться. Он поднимает кружку, в которой еще на дюйм пива, и громко говорит:

— Я для вас — простой зритель, но вот мое пожелание. Пусть все, кто придет вас посмотреть и послушать, станут вам добрыми друзьями. И шоб вы никогда не стояли на месте, а шли только вперед! — С этими словами он опрокидывает остаток пива.

— Спасибо, мистер Окройд! — первой отвечает мисс Трант и тут же начинает перешептываться о чем-то с мистером Нанном.

Мисс Дин, очевидно, считающая мистера Окройда своим протеже, умиляется.

— Он такой душка, правда? — кричит она через весь стол и поворачивается к мистеру Окройду, чуть склонив голову набок. — Право, мистер Окройд, вы просто душка! — По ее взгляду можно подумать, что он ростом шесть дюймов и с головы до ног покрыт розовой глазурью.

Тут его просят подойти к другому концу стола, где совещаются мисс Трант и мистер Нанн. Мистер Окройд занимает место Иниго, а тот с удовольствием подсаживается к мисс Дин, которая по-прежнему улыбается и вообще прелестно выглядит.

— Послушайте, мистер Окройд, — говорит мисс Трант. — Нам очень нужен такой мастер на все руки, как вы…

— Рабочий сцены, реквизитор, носильщик, осветитель, временами швейцар, временами расклейщик афиш, — беззаботно перечисляет мистер Нанн, — ну, и любые мелкие работы, конечно.

— Вот оно как… — Мистер Окройд трет подбородок — нипочем не догадаться, как он рад. — Я в театрах не разбираюсь, токмо с галерки вашего брата и видал. Но за работу я бы взялся. Руки-то у меня умелые, что надо — то и сделают. А вам постоянный работник нужон или временный?

— Мы хотим, чтобы вы вместе с нами ездили по стране, мистер Окройд, — поясняет мисс Трант. — Уверена, вы быстро разберетесь во всем, чего пока не знаете. С освещением, к примеру.

Лицо мистера Окройда расходится в широкой улыбке.

— Выходит, я таперича — один из «Добрых друзей»? Ну дела! Радость-то какая!

— Мистер Нанн предлагает вам три фунта в неделю…

— Железнодорожные билеты, дополнительные расходы — все это оплачивается, — добавляет мистер Нанн. — Деньги неплохие, жалованье регулярное…

— Вас это устроит, мистер Окройд?

— Пожалуй, что да, мисс. Три фунта в неделю на меня одного! Ха, кто бы узнал, что я стал театралом — ни в жисть не поверил бы! Ну, такое дело мне по душе, по душе… — Он радостно смеется.

— Вот и славно, правда? Приходите утром к мюзик-холлу, договорились, мистер Окройд?

— Я не подведу, — убежденно отвечает мистер Окройд. — Полседьмого буду на месте, как штык. И инструменты прихвачу.

— Полседьмого! — Мистер Нанн с блеском изображает джентльмена, которому только что влепили крепкий подзатыльник. — Такого времени не существует, тем более утром! Нет, дружище, полдесятого — вот наше время.

— В Браддерсфорде эт середина дня. Знаете такой город, мистер Нанн?

— Знаю, — трагически отвечает тот. — Только везунчики его не знают. Спроси Сюзи — она называет его Траурсфорд. А в театральных кругах его прозвали «могилой комедианта»!

— Эт еще почему? — вопрошает мистер Окройд. Лицо у него несколько деревянное. — Я, например, слыхал, как наш Браддерсфорд величают городом, где шурупы забивают молотком. Чего только не услышишь, а, мистер Нанн? — Он откидывается на спинку стула и спокойно смотрит в потолок.

Мисс Трант, окинув их обоих удивленным взглядом, тихонько смеется, и мистер Нанн тоже, а потом и мистер Окройд принимается хохотать. «Вот эт я понимаю компания», — говорит он себе и, вспомнив, что ему не надо завтра никуда уезжать и что отныне он будет странствовать по всей Англии за три фунта в неделю, чуть не лопается от восторга.

В следующую минуту все принимаются кричать:

— Мисс Трант! Ре-ечь, мисс Трант! Ре-ечь!

Сперва она качает головой, но «Мальчики и девочки не примут отказа», — осторожно поясняет мистер Нанн.

— Мне совсем нечего сказать, — говорит она всем, — кроме того, что мы непременно с вами поладим. Не взыщите, если я буду говорить глупости, я ведь ничего не понимаю в театральном деле. Я даже не видела вас на сцене, чудеса, правда? Уверена, все вы очень талантливые и трудолюбивые, а… а с завтрашнего дня станете еще талантливее и трудолюбивее. — Смех и аплодисменты. — Теперь я вас покину. Да, мне нужно отдохнуть. День был ужасно длинный и насыщенный — такое чувство, что прошла целая неделя, — и я устала.

— Ах, не уходите, мисс Трант! — взмаливается Сюзи.

— Почему?

— Ну, если вы уйдете, то и мне придется уйти, и хоть я сама приустала, очень не хочется пропустить что-нибудь интересное!

— Я бы тоже пошла спать, Сюзи, — говорит ей мисс Лонгстаф.

— Ну и ладно! — восклицает ее подруга. — Пойдемте, дамы, а господа пусть сидят, покуда их не выгонят. Так и вижу, как они будут тут чваниться и выставляться, «хо-хо-хо» да «хе-хе-хе» — вот ведь воображалы! Мужчины попросту смешны, — подытоживает она и вздергивает подбородок.

— Чем тверже ты придерживаешься такого мнения, милочка, — говорит ей миссис Джо, — тем скорей добьешься успеха. — С этими словами почтенная дама поднимается и сообщает мужу, что ему надлежит выпить еще один стаканчик, не больше, и через полчаса пойти домой. Затем все четыре представительницы прекрасного пола отбывают.

А господа, рассевшись беззаботно и привольно, как всегда бывает после ухода дам, действительно начинают выставляться и тянуть «хо-хо-хо» и «хе-хе-хе». За этим занятием Иниго обнаруживает, что Джерри Джернингем, элегантный и неотразимый юноша с удивительным акцентом, беззаветно и почти героически преданный своему ненадежному ремеслу, твердо вознамерившийся стать гвоздем программы и либо вскорости увидеть свое имя на электрических вывесках, либо умереть, — невероятно славный человек. А мистеру Окройду открывается, что Джо, который сразу показался ему дельным малым, не только любит на досуге выкурить трубочку «Старого моряцкого» (и пропустить кружку пива, само собой), но и питает столь же сильную страсть к футболу (маленький Джордж, живущий в Денмарк-Хилле, вскоре проявит себя на этом поприще — к вящему удивлению родных). Джимми Нанн и Мортон Митчем обнаруживают, что оба помнят всех «профи», которые когда-либо стяжали лавры, выбыли из строя, подались в антрепренеры или открыли где-то неплохую пивную. Миссис Тидби появляется вновь, выражает надежду, что ее гости всем довольны, напоминает еще разок, что ее предупредили слишком поздно, и многозначительно смотрит на часы. Престарелый официант зевает, бесцельно двигает туда-сюда стаканы, а потом приносит на мокром подносике сдачу. При просьбе оставить ее себе он едва заметно улыбается и еще раз зевает. Гости выходят на безлюдную улицу и на минуту останавливаются, чтобы со смутной угасающей иронией взглянуть на полупрозрачные облака и мягкие звезды за ними.

— Тебе в мою сторону? Вот и славно. Спокойной ночи, мальчики. Спокойной ночи, старик. Бывайте!