Онлайн чтение книги Госпожа моего сердца
Глава 16

Она ходила, как в сказке, среди заколдованного замка, упиравшегося в небо своими белыми остроконечными башнями и яркими флагштоками. Зубцы стен и башен замка обледенели, с них свисали сосульки, которые, нависая над вырезанными в камне изображениями — лицами, чудными животными и существами, — искажали очертания и делали их еще более странными. Трубы и парящие арки перемешались с белыми шпилями и покрытыми льдом зубцами.

Везде были остатки роскоши и холод, пустота и запустение. Меланте казалось, что она попала в заколдованный замок, и ее не покидало чувство подавленности и одиночества, несмотря на то, что за ней буквально по пятам следовала небольшая группа менестрелей, которые пялили на нее глаза и ловили каждое ее движение, словно это не они, а Меланта была выходцем из какой-то сказки. Все время рядом с ней находились два Уильяма: полный и тощий. Они было попробовали приказать всем разойтись, но никто и не подумал этого делать.

Она не говорила ни с кем, а просто шла наугад: внутренний двор, надвратная башня, помещения для стражи. Оружие и доспехи, потемневшие от времени и отсутствия ухода. Сопровождавший ее эскорт ничего не объяснял о причинах такого упадка и запустения.

«Здесь все так, как оставили они», — сказал ей Рук. Но у нее все равно не укладывалось в голове, как могли петь и играть в главном зале менестрели, когда день за днем все ветшало, приходило в негодность, разрушалось.

Послышался тихий звон. Из окна Меланта увидела, как двор пересекал священник, неся небольшой колокольчик и кадило. Он, по крайней мере, был облачен в обычные для священнослужителей красно-белые одеяния, а не в какой-нибудь разноцветный шутовской наряд.

Она направилась вслед за ним в часовню, сопровождаемая своим молчаливым войском.

Золоченые своды, позолоченные фигуры серафимов и херувимов, вышитые золотом котир, дискос, позолоченное распятие. Святилище являло собой чудо великолепия. Все краски были теплыми и тонкими, с переливами и полутонами. Она остановилась у входа. У алтаря священник читал молитву об упокоении. Когда он начал перечислять имена умерших, начав с лордов Вулфскара, она стала считать и насчитала не менее ста имен, после чего сбилась и прекратила счет. На алтаре имелись бронзовые доски с выгравированными именами, но священник, кажется, не читал их, а называл по памяти.

Когда она покинула часовню, Уильямы последовали за ней. Что-то похожее на нормальную жизнь и сколько-нибудь приемлемый порядок она обнаружила в меньшем зале для слуг. В очагах горел огонь, в спальнях имелись заправленные кровати. Даже ее бессловесный эскорт здесь вдруг обрел речь — сопровождавшие ее менестрели начали переговариваться между собой. Уильям Фулит, словно вместе со всеми вышедший из транса, произнес:

— Не хочет ли ее величество осмотреть помещения для содержания охотничьих птиц?

Меланта позволила отвести ее туда. Место содержания птиц оказалось достаточно приличным: свежий песок на полу, высокие решетчатые окна, позволяющие свежему воздуху и солнечным лучам достигать всех уголков помещения. С некоторой помпой ей представили Хью Доула, «сына последнего сокольничего покойного лорда». Как и свой хозяин, он умер во время чумы.

Гринголет потряс Хью до глубины души. От восхищения он не мог вымолвить ни слова и поэтому, отвечая на вопросы Меланты, только показывал на различные подручные средства, необходимые для содержания охотничьих птиц, сопровождая жесты какими-то непонятными словами северного диалекта.

Меланте понравилось состояние птиц. Они выглядели вполне здоровыми, имели хорошее оперение, их клетям были доступны солнечные лучи и воздух, но сами они были укрыты от ветра. Гринголет согласился пойти к Хью Доулу без возражений.

Что особенно понравилось Меланте, так это то, что она не услышала от Хью Доула никакой чепухи «из его собственного опыта» о том, как надо обходиться с таким соколом. Он просто внимательно слушал ее объяснения, и было видно, что он будет скрупулезно выполнять их. Гринголет вел себя вполне спокойно, и даже выглядел довольным, — все его предки летали над снегами и замерзшими реками северных стран. Очевидно, поэтому холодный ветер с гор пришелся ему по вкусу.

Разместив Гринголета, Меланта направилась в кухню, где познакомилась с поваром и его сестрой, помогающей ему. Их родители также умерли от чумы. Они были, таким образом, потомками местных жителей Вулфскара, хотя, подобно другому помощнику повара, и были одеты в пестрые одежды менестрелей, и, как вспомнила Меланта, она видела их среди других при встрече.

Уильям Фулит явно был здесь и управляющим, и судьей, и господином в одном лице. Уильям Бассинджер, кажется, не имел никаких других обязанностей, кроме двух: произносить красивые речи своим густым басом и пробовать рагу.

Затем они заглянули в кладовую для провизии и направились в часть дома, предназначенную для проживания женщин.

Это была палата, такая же, как и все остальные, — холодная и сырая, с паутинами, покрывающими многочисленные резные украшения и ковры. Падающий из окон свет с трудом пробивался сквозь запыленные окна. Меланта обернулась к своей «свите» и, взмахнув рукой, произнесла:

— Только Уильямы. — Давая этим понять, что не желает присутствия остальных.

Краем подола Меланта смахнула пыль со стула, стоящего около окна, и села, устремив твердый взгляд на двух Уильямов.

— А теперь, мои дорогие, — сказала она по — французски, — мы немного откровенно поговорим.

Уильям Бассинджер поклонился, а Фулит преклонил одно колено.

— Ваше величество, — сказал он униженно.

— Поднимись и смотри мне в глаза.

Она подождала, пока они исполнят ее приказание. Брови Бассинджера поползли вверх, на лице начало появляться невинно-удивленное выражение. Оно было таким искренним, что, пожалуй, даже дитя не могло бы выглядеть более невинным, чем он сам. Лицо Уильяма Фулита-дурачка, напротив, ничего не выражало. Единственным признаком того, что он неспокоен, был едва различимый румянец.

— Скажите мне, что же случилось здесь? — наконец произнесла она.

Бассинджер поклонился.

— Ваше величество, — начал он. — Да поможет мне Бог употребить мои скромные таланты для выполнения этого повеления, предназначенного вами для нас. Ваше величество, я обращаюсь к Всевышнему за поддержкой, чтобы он пополнил меня той силою и тем совершенством выражения, которые позволили бы мне усладить ваш слух моим сочинением…

— Не сочинением, всего лишь рассказом о событиях, — оборвала она нетерпеливо. — Только то, что было в действительности.

Он обиженно посмотрел на нее. Затем приподнял голову, выставив подбородок, набрал в грудь побольше воздуха и продолжил:

— Так я начну свое повествование и расскажу вашему величеству о тех достойных и трагических событиях, которые заключены навеки в книгу бытия лорда Руадрика, предка предков, отца отцов для нашего теперешнего лорда.

Меланта подняла руку и выставила палец.

— Нет, давайте-ка отбросим несколько отцов, а лучше и вовсе начать с теперешнего лорда.

— А… но, ваше величество, его отец, лорд Руадрик, был великим человеком несравненной отваги и замечательный телом и душой. Итак, как я сказал вам…

Меланта поняла, что говорить с ним было совершенно бесполезно, и поэтому оставила все свои усилия укротить его словоохотливое красноречие.

— Хорошо, только говори мне одну правду. Бассинджер даже фыркнул от изумленного негодования.

— Все мои знания точны и отражают истину, ваше величество. Они почерпнуты из чистых родников существования и от таких несомненных зрителей событий, как отец супруга вашего и сэр Гарольд.

— Кто такой сэр Гарольд? Тут в разговор вступил Фулит.

— Рыцарь старого лорда. Сейчас он учитель военных искусств. Живет в дозорной башне. Он немного не в себе — случаются приступы умопомрачения. Ваше величество, прошу вас остерегаться его.

Меланта с удивлением произнесла:

— Какое, однако, необычное общество. Продолжайте, Уильям Бассинджер.

— Ваше величество, мой долг вам поведать об отце Руадрика. Он был в молодые годы приближен ко двору у благородного короля Англии Эдуарда, да сохранит его Бог. Тот оказался преданным, когда королева-мать неосторожно доверилась гнуснейшему Мортимеру, который так сумел расстроить государство, что все пошло к чертям. Сохранность даже жизни молодого короля внушала опасения. То было общим убеждением, что подлый тот предатель умертвил его отца и короля.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление на Меланту произвели его слова и внимательно ли она его слушала. Меланта кивнула, показывая, что хочет слышать продолжение этой известной ей истории.

— Но Небу в благодаренье, — продолжал Бассинджер речитативом, — король наш славный не был обделен друзьями верными. Одним из них был наш Руадрик из Вулфскара. По предложению и совету лорда Монтегю, он хитрый замысел исполнил…

— Да-да, близ Ноттингема они нашли тайный путь, которым вышли на Мортимера и застали его врасплох. Так, значит, его отец был в отряде короля?

Бассинджер делал видимые усилия, чтобы придти в себя от такого бесцеремонного вмешательства, но через некоторое время оскорбленного молчания он ответил:

— Да, ваше величество. Руадрик из Вулфскара показывал дорогу.

— Ну, я думаю, что если бы это было так, то я бы о нем слышала. Но могу поверить, что он был в отряде. И за эту службу, как я понимаю, его наградили?

— Он стал рыцарем ордена Бани, а его земли были увеличены отсюда до аббатства — на юг, до озер — на восток, побережья на запад и на две мили — на север.

— Известно ли тебе, кому принадлежали эти земли ранее?

— Ваше величество, я не законовед.

— Эти земли отошли в королевскую собственность от одного из Ланкастеров, который не имел наследников, — сказал молодой Уильям. — Но король передал их отцу Руадрика в виде награды.

— А право на строительство укреплений? Эти земли ведь недостаточно богаты для такого замка?

Уильям Бассинджер, наверное, собирался начать повествование еще одного героического предания о заслугах в войне или защите от набегов шотландцев, но Фулит остановил его.

— Здесь в горах есть железная руда. Король дал разрешение на полное использование всех доходов от добычи.

— Железо? — На лице Меланты отразилось крайнее сомнение, и она скептически посмотрела на Фулита. — Уж очень обильными должны быть эти рудники.

Умные глаза «дурачка» внимательно рассматривали ее.

— Там есть и золото, моя госпожа. И серебро, — выдавил, наконец, он из себя.

Меланта некоторое время наблюдала, как в лучике солнечного света, пробившемся в комнату, витает пыль.

— Почему, — сказала она тихо, — аббат не взял на попечение лорда Руадрика, как ему было велено сделать?

— Это были ужасные времена. Многие из монахов умерли. Никто сюда не приехал.

— Он должен был поехать к ним! — Она взглянула на Бассинджера, так как Фулит в то время должен был быть еще ребенком. — После того, как чума ушла, тебе надо было увезти его отсюда!

— Моя госпожа, я ничего не слышал об этом повелении. Иначе я бы не медлил ни единого дня и не остановился бы ни перед какими преградами. Мне кажется, что сам наш господин узнал об этом только через некоторое время.

— Какое время?

— Я обнаружил среди бумаг завещание отца. Моему лорду Руадрику тогда было пятнадцать лет, — сказал Фулит. — Мы сразу же отправились в аббатство.

— И что же?

Бассинджер сделал извиняющийся жест.

— Там не оказалось дарственной короля на земли отцу моего господина. У них, кажется, случился пожар. Они нас приняли очень неприветливо, моя госпожа. И мы решили оставить это дело.

— Оставить это дело! Даже не поговорив с аббатом?

— Моя госпожа, нас встретили очень неприветливо. И я посоветовал моему господину поскорее уехать оттуда, чтобы не распространять известий о себе, могущих нанести ему вред.

— Да вы просто полудурки! У короля же должна была сохраниться запись о дарственной, если в аббатстве ее и правда потеряли!

— Я не закончил, моя госпожа, — пробормотал Бассинджер. — Мы выполняли волю его отца.

— Моя госпожа, — произнес обеспокоенный Фулит. — Мы пытались. Но мы тогда боялись, что он не сможет доказать своего происхождения.

— Никто не знает его с рождения? Никто из свиты? Из вилланов?

— Только сэр Гарольд, — ответил Уильям Фулит глупым голосом.

— Одного довольно, если это человек достаточно высокого положения.

— Его ум… не совсем в порядке.

— Тогда священник.

— Моя госпожа, он пришел сюда уже после чумы. К нам приходили люди извне первое время, и все нашли здесь у нас радушный прием.

Она нахмурилась.

— Не может же быть, чтобы все, кто его знал, умерли. Как насчет других, которые родились и выросли здесь?

— Вы же видели их, моя госпожа. Они моложе моего господина. Это их родители могли бы дать свидетельство, но они давно умерли. — Он безнадежно пожал плечами.

— Я не законник, моя госпожа, — повторил Бассинджер, — но мне кажется, что если бы нам пришлось тягаться с этим аббатством, то и сотни крестьян, знающих моего господина, не хватило бы. Поэтому я дал совет моему господину. — Он набрал в легкие воздух. — Он прислушался к мудрости и благоразумию моего слова и поступил в полном соответствии с ним. Он отправился в мир завоевывать себе имя, чтобы великие подвиги, которые он совершает, могли бы принести ему заслуженную славу и признание его прав на это поместье. Я взял на себя почетный труд описывать его отважные приключения и героические подвиги. Книга еще не завершена, но я могу уже прочесть из нее для моей госпожи многие повествования. Даст Бог, он скоро докажет, что достоин своих земель. Меланта недоверчиво смотрела на него. Сначала она подумала, что он шутит. Но Бассинджер смотрел на нее совершенно серьезно.

— Я мог бы прочитать пролог, моя госпожа.

— Да накажет вас Бог! — выдохнула Меланта. — Значит, вы сделали из него нищего и безымянного, словно он не обладает ничем, кроме того, что завоюет себе сам силой оружия? — Она наклонилась вперед. — Следовало передать его под попечительство аббата! Или, что еще лучше, — короля!

Оба слуги онемели от ее страстных упреков.

— Но, конечно, если бы это случилось, то тогда они бы быстро вышвырнули отсюда всю эту компанию менестрелей! — Меланта сделала широкий жест рукой. — Тогда лорд Руадрик сохранил бы право на свои земли. А вместо этого вы заставили его прекратить свои усилия на право наследования имения и послали его заниматься глупым геройством! Вы боялись, что его опекуны вышвырнут вас отсюда вон!

— Моя госпожа, не в наших скромных силах было уговорить лорда сделать что-нибудь иное!

Она встала.

— Нет, у вас на него имеется какая-то дьявольская хитрость. Что же это? Зачем бы ему нужно было таиться и скрывать свое имя, если только не было необходимости утаить что-то? Он — барон, и вдруг женится на дочке простого торговца, словно не мог найти себе кого-нибудь подостойнее! Вы все портите в этом замке, и он защищает и охраняет вас, толпу несчастных и глупых менестрелей. И вас не заботит то, что вы тянете его на дно!

— Мадам! — Все вздрогнули, услышав голос Рука, тихий и холодный. — Я просил вас, ради любви ко мне, уважать моих людей. — Он стоял в двери, его волосы были растрепаны, лицо злое и утомленное. — Я не прошу повиноваться мне как мужу, — продолжил он по-английски, — но я бы ожидал от принцессы держать данное ею всего лишь несколько часов назад слово.

Меланта почувствовала, как ее щеки заливает краска. Она и впрямь обещала. Ее вывело из себя то, что она увидела и узнала.

В абсолютной тишине, наступившей после его слов, он продолжил:

— Вы не знаете, что связывает меня с ними всеми. Так узнайте это. Здесь все уничтожила смерть. Она забрала с собой, как в других местах, не каждого пятого или каждого третьего. Здесь в другой мир, не знаю, за какие грехи, ушли каждые девять из десяти, и не только людей, но и овец, другого скота и живности. Даже крыс. — Его дыхание сразу же обращалось в пар. — Я возвращался домой из одного места, где был пажем, но на дороге мы повстречались с чумой. — Он горестно усмехнулся. — Вы говорите об опекунстве. О, за мной хорошо присмотрели и позаботились. Мне было тогда целых восемь лет, леди, а весь замок и долина были усеяны трупами. Ни один прохожий, ни монах, ни рыцарь, не желал даже близко подъехать к этому месту. А если я пытался подойти к кому-то, меня прогоняли камнями. И только эти добрые менестрели, глупые и бесполезные, как утверждаете вы, пришли ко мне на помощь.

— Тогда, клянусь Богом, — ответила она холодно, — я вознесу за них свои молитвы в знак благодарности всем им за проявленную доброту. Она снова почувствовала ревность. Теперь ко всем им, за то, что он был им так благодарен. У нее замерзли руки, но она не стала растирать их или похлопывать, чтобы не показаться слабой, а просто прижала к себе. Она хотела объяснить ему, что сейчас ее гнев был вызван только заботой о нем. Она хотела защитить его. Но гордость не давала ей сказать об этом. Гордость и опасение того, что он может воспринять ее слова как злобность и жестокость и отослать ее отсюда.

Она не произнесла ни слова. Вместо этого она поняла, что встает и быстро направляется к двери. Проследовав мимо своего мужа, она даже не подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Приподняв юбки, она сбежала по винтовой лестнице, стремясь поскорее выйти на воздух, во двор.

Рук наблюдал за Мелантой, стоя у одной из бойниц надвратной башни, откуда ему были хорошо видны озеро и поляна. Вначале ему в голову пришла глупая мысль, что она хочет покинуть замок, но, конечно, этого не могло произойти. Одна она не смогла бы найти дороги назад, даже если бы отправилась верхом.

Поняв это, он не бросился за ней, а стал лишь наблюдать отсюда. Он понимал, каким страшным для нее казался весь этот мир и их женитьба. С тех пор, как они в первый раз узнали о чуме, ему сразу пришла мысль доставить ее сюда для безопасности, хотя тогда она казалась ему несерьезной. И даже в самых диких мечтаниях не приходило ему в голову представить себе, что он сможет привести ее сюда в качестве жены.

Но в том критическом положении, в котором они оказались, зажатые между гончими и морем, он, не раздумывая, бросился сюда, в единственное место в мире, надежность которого не вызывала у него сомнений. Конечно, это было безумием, как и их клятвы, но понял он это лишь сейчас, как бы ее глазами взглянув на замок и его обитателей. А она уже возненавидела и презирала их всех.

Когда она ушла, он церемонно, с высокомерным видом простился с Фулитом и Бассинджером, как будто никогда они не ели вместе, не пили вместе эль, не сажали деревья, не работали плечом к плечу над изгородью. Рук не хотел, чтобы у них создалось впечатление, что он спешит за нею, но он не хотел и оставаться со своими старыми друзьями. Теперь, стоя на верхнем уровне башни, он вдруг почувствовал страшное одиночество.

Сейчас он опирался на согнутую руку и неотрывно смотрел на то, что делала Меланта. Она была вдвоем с Хью Доулом. Вначале, правда, за ней, как всегда, увязалась толпа молчаливых домочадцев, в основном детей, но Хью отогнал их всех на необходимое расстояние. Она прошла еще вперед, благородная изумрудная зелень на фоне мельтешения пестрых нарядов. Она встала. Хью бросился к ней и остановился, подобострастно глядя в землю. Он надел перчатку и протянул руку, чтобы забрать сокола. Они поговорили о чем-то. Хью — весь внимание. Она передала ему украшенный камнями вабило и отошла. Хью спрятал вабило, снял с сокола клобучок. Тот некоторое время оставался неподвижным, но вот взмахнул крыльями и взмыл в воздух.

Рук сразу потерял его из виду. Сейчас сквозь бойницу он мог видеть только Меланту, которая, закрывая глаза от солнца, следила за полетом. Ему вдруг пришла в голову вся странность его положения, когда он украдкой подглядывает сквозь узкую щель из-за толстых стен. Он разозлился на себя за трусость. Ведь он боялся ее презрения к своему дому, своим друзьям.

Он отскочил от амбразуры и стал расхаживать взад и вперед. Вот уже двадцать лет, как то лесное заграждение и судьба охраняют Вулфскар. Нет необходимости держать гарнизон, вооруженные заставы. Да и, в любом случае, у него для этого нет людей. Он не стал возобновлять добычу на рудниках, он не стал добиваться возвращения дороги. Он не делал ничего, что могло бы привлечь постороннее внимание. Он все время ждал, когда Ланкастер, его сеньор, призовет к себе своего Зеленого Рыцаря и спросит его о награде, которую тот пожелал бы иметь за какое-то потрясающее деяние. И тогда он раскрыл бы свою мечту и получил бы назад свои земли Вулфскара без споров, тяжбы с аббатством и доказательств своего рода.

Конечно, это были мечты, достойные разве что зеленого юнца, навеянные песнями менестрелей о сэре Гавейне и Ланселоте, о подвигах, приключениях и славе, о верности и чести, и служении делу и господину.

Он давно уже узнал мир, чтобы все еще лелеять такие смешные надежды. Но к этому времени он был связан службой у Ланкастера, сплошной чередой шли турниры и военные сражения. Они давали возможность надеяться, если не на славу, о которой он когда-то мечтал, то, по крайней мере, на продвижение и повышение у Ланкастера.

Но Ланкастер выгнал его. Из-за нее.

Принцесса Меланта могла бы десять раз купить для него этот Вулфскар! И будь Рук даже в десять раз честнее и достойнее, чем сейчас, он и тогда не мог бы не подумать о такой возможности. Но эта мысль была противна ему. Здесь он был хозяином, лордом. Он не хотел бы терять это право, не хотел бы подчиниться ее могуществу. Он не хотел всецело зависеть от нее. Но он и не хотел быть одиноким, не хотел, НЕ ХОТЕЛ, чтобы она оставила его одного.

Он снова вернулся к бойнице. Сейчас Гринголет, вцепившись, сидел на вабило, который Хью бросил на замерзшую траву. Это был обычный и простой метод возвращать сокола на землю. Он вспомнил, как Меланта, подняв перчатку в изумрудах и ужасно яркий вабило, кружила грациозно на фоне голубого неба. Дивный блеск изумрудов, ослепительное белое сияние бриллиантов, и сокол, который сел ей на руку. Она смеялась и плакала, была прекрасной и некрасивой, мечта на расстоянии вытянутой руки.

Итак, Меланта уже успела превратить и Хью в свою послушную и верную псину. Хью буквально не отходил от нее, демонстрируя преданную привязанность, подобострастно глядя ей в глаза и кивая, когда Меланта обращалась к нему или что-то объясняла.

Пока кречет ел, она стала показывать рукой на долину. Скорее всего, они собирались охотиться. Рук почувствовал прилив радости. Раз так, значит, она не хочет уехать сегодня. Собственно, он бы ее и не отпустил. Он не выпустит ее, пока не удостоверится в ее безопасности и не предпримет нужные меры. Но ссориться с ней по этому поводу так не хотелось.

Он прислонился плечом к каменной стене башни. Холод камня стал проникать сквозь одежду, но он все стоял, не меняя позы. Он плохо соображал от усталости. Будь он сейчас на войне, он бы ни за что не позволил себе принимать важные решения или действовать поспешно.

Меланта запретила себе сомневаться и медлить. Как только она вернулась, к ней приблизилась маленькая девочка с сообщением о том, что сэр Руадрик просит принцессу Меланту оказать ему честь и почтить своим присутствием его покои. Обращение было сформулировано очень любезно, но Меланта вдруг почувствовала неуверенность и нетвердость в ногах.

Она вошла в покои, уверенная в том, что встретит там сейчас всех троих: Рука и двоих Уильямов. Так ведь всегда бывало: фавориты обычно желают присутствовать при унижении и уничтожении своего противника. Но Рук оказался один. Когда она закрыла дверь, он встал со стула. — Моя госпожа, — сказал он ей, — я прошу вас отведать пищи.

Он поставил стул возле камина, где был расположен стол, покрытый белой чистой скатертью. На нем уже стояли угощения. В черной твидовой одежде он сейчас казался Меланте высоким и особенно мощным. В камине весело потрескивал огонь. Свежие сосновые поленья давали приятный запах, который совсем устранил ту атмосферу затхлости, которая чувствовалась здесь раньше. Близился вечер, и на столе уже горела свеча.

Она действительно давно не ела, но страх, который испытывала Меланта, делал невозможным даже проглотить еду. Она вытащила булавку из плаща и сбросила его на сундук.

— И что же они тебе сказали обо мне?" — надменно спросила она, решив, что надо сразу самой перейти к делу, чтобы не быть застигнутой потом врасплох.

Он удивленно посмотрел на нее.

— О вас?

Она сполоснула руки в небольшой посудине у двери.

— Предупреждаю, сэр. Тот, кем управляют его слуги, — плохой хозяин. Но, конечно, они будут говорить тебе совсем другое. Скажут, что плохо — находиться под влиянием своей жены.

Он по-прежнему с удивлением смотрел на нее. Между бровей образовалась глубокая морщина. Краем глаза она видела его ладони, резко выделяющиеся на фоне черного материала.

Она попробовала есть, но поняла, что не сможет.

— Я не могу есть, пока не услышу твоего решения.

— Моя госпожа, какого решения?

— Ты отошлешь меня отсюда?

Он отступил на несколько шагов. Меланта следила за ним своим взглядом.

— Отослать вас? — Его голос стал хриплым. — Сейчас, в такое время? Тогда зачем же я вез вас сюда? Не проще ли было бы просто утопить вас в море, как котенка в мешке, чтобы зря не расходовать силы? Уж если вы хотите услышать мое решение, то нет, ни я не вывезу вас отсюда, ни сама вы никуда не уйдете. Я прикажу, чтобы никто не показывал вам дороги. В подходящее время, когда исчезнет опасность, я сам доставлю вас в ваши владения. Но до тех пор вы останетесь здесь, как бы вам это ни казалось неприятным и нежеланным.

Она наклонила голову и крепко сцепила пальцы.

— Нет, я совсем не ощущаю неприятности. Я могу стать любезной со всеми. Это же самое простое. Я не могу благодарить их за то зло, которое они причинили тебе, и за ужасное состояние хозяйства, но я — твоя жена, и я не стану сеять семена раздора между нами. — Она быстро взяла ложку и погрузила ее в кашу. — Я безыскусно скажу тебе, потому что совсем не привыкла говорить это, но я люблю тебя, даже несмотря на то, что не очень обожаю твоих простолюдинов.

Она заставила себя есть, сидя на самом кончике стула и не сгибая спины.

— Так вы сами не желаете уехать?

Она не хотела показывать, как страстно она хотела остаться здесь. Поэтому, избрав шутливый тон, она заявила:

— Я очень не хотела бы снова оказаться на лошади в ближайшее время.

Половицы под коврами заскрипели — он подошел к ней и встал у нее за спиной.

— После обеда надо поспать и отдохнуть, моя госпожа.

Если бы это сказал ей какой-нибудь ухажер при дворе, она бы знала, как это следует понимать. Но в его голосе не слышалось ничего, кроме заботы и осторожной любезности, хотя он теперь стоял очень близко.

— Ты еще совсем не отдыхал сам, — ответила она, глядя, как над чашей, в которой был налит горячий эль, поднимается облачко пара и исчезает под потолком на фоне узора шелков, которыми были обтянуты стены.

— Нет, — пробормотал он, подвинувшись еще ближе к ней. — Нет, леди.

Он не собирался ухаживать и не предлагал любовной игры, и она, привыкшая к дворовым жеманствам, сейчас не могла придумать ничего достойного. Все слова, приходившие ей в голову, казались глупыми. Он присел перед ней на корточки и подал ей запеченное яблоко. Она стала откусывать маленькие кусочки. Он не вставал и, казалось, даже и не собирался.

Она вдруг ощутила его власть над собой. Ее подавляла его мощь, этот тяжелый ремень, опоясывающий Рука. Казалось, что он совсем не замечает изрядной тяжести своего ремня, состоящего из отдельных ячеек плотной кожи, покрытых толстыми листами серебра. Этот ремень был явно тяжелее приличного булыжника. Когда Меланта посмотрела на него, она наткнулась на его взгляд. Он отвел глаза в сторону и быстро встал, словно только теперь заметив, что уже давно стоит на коленях.

Меланта все же не поняла, что он имел в виду, предлагая ей лечь. Следовало это все-таки понимать как желание разделить с ней постель или нет? Она стала есть медленнее, чтобы затянуть свое пребывание здесь. Когда она принялась за услащенный медом эль, Меланта ощутила возбуждение. Что же он хочет? Он не сказал ничего, что говорят, добиваясь женщины, но, кажется, и не выказывал желания, чтобы она удалилась. Она даже не знала, сердится ли он еще на нее. Его любезный тон мог скрывать что угодно. Ей совсем не хотелось спать одной, вдали от него.

Наконец ей пришлось все-таки закончить трапезу. Она поставила на стол чашку и произнесла: — Я покидаю тебя, чтобы ты мог отдохнуть и восстановить свои силы.

Она поднялась. Опустив глаза, она подошла к нему, положила руки на его плечи и, встав на цыпочки, слегка прикоснулась к его щекам. Все это было обставлено ею с некоторой торжественностью, словно она прощалась с каким-то почетным уважаемым гостем или близким родственником.

— Позволь пожелать тебе доброй ночи, достойный рыцарь, — пробормотала она.

Он стоял совершенно неподвижно, слегка опустив лицо. Ее руки соскользнули с его плеч. Он взял их было в свои, но затем разжал пальцы.

Меланта быстро повернулась и, взяв плащ, направилась к двери. В этот момент она с радостью бы отдала все свое достояние, все замки только за то, чтобы не уходить отсюда в холод и роскошь дамских покоев. Но, как бы там ни было, спать там, в пыли, она не будет: она поднимет всех этих никчемных менестрелей и заставит их развести огонь и навести там порядок, нравится им это или нет. Может быть, ей удастся найти среди женщин одну или двоих, которые сумеют вымыть и вычистить там все, не сдвигая ничего со своего священного места. А затем, она пригласит его завтра к себе, когда он… — Меланта.

Она застыла у двери с протянутой рукой. Он еще никогда не называл ее по имени.

Он, весь в черном, стоял посреди комнаты, широко расставив ноги, словно ожидая какого-то врага и готовясь сразиться с ним.

— Ты очень утомилась? — Он сделал едва заметное движение рукой. — Я никогда не сплю, пока не село солнце.

Ей стало вдруг весело и спокойно.

— Как, почему же? — Она снова пересекла ковер в обратном направлении и дотронулась до его лба. — Ты занемог? Я слышала, как ты сегодня днем чихал, и очень долго.

— Я не хотел бы, чтобы ты ушла так скоро от меня. Если тебе не очень тяжело быть вместе со мной…

— Тяжело быть вместе с тобой? Значит, мне придется пожертвовать холодным камином и пустыми пыльными покоями только затем, чтобы удовлетворить твои стремления? Да ты тиран, мой муж!

Он обеими руками обхватил ее талию. Она всегда опасалась зеркал и комплиментов, но сейчас на его лице отразилась такая страсть, такое желание, что ей захотелось взглянуть на себя. Неужели она может внушать это жуткое вдохновение мужчине? Сейчас он стал похожим на Грин — голета во время охоты — молчаливая ярость, сдерживаемая сила, мощные потоки желания под маской покоя.

— Ты хочешь быть со мной?

— Да, — ответила она. — Очень.

Она почувствовала, что он крепче прижал ее.

— Тогда скажи, что мне следует делать, чтобы тебе было приятнее.

— Мне все очень приятно, — ответила она неуверенно. Он напрягся.

— Может статься, я не очень нежен или безыскусен, и не умею сделать то, что тебе нравится.

Весь ее опыт общения с мужчинами состоял в том, чтобы отвергать их ухаживания и домогательства. В отношении удовольствий, она знала только кое-что о поцелуях. Кроме этого, она знала только то, что лежала несколько раз под мужем и один раз под ним. Больше ничего она не знала и не умела, так что теперь ее охватил страх — он ждет чего-то большего от нее. По крайней мере, ожидает, что она кое в чем умеет разбираться.

Она слегка повела плечами и игриво произнесла:

— Ты должен сам узнать, что я люблю.

Он посмотрел на нее сверху. Затем поднял руку и провел пальцем по ее губам. В ее зеленых глазах застыл огонек веселья.

— Тогда я устрою испытания и пробы для тебя, леди. Я изучил ряд трактатов, посвященных вожделению.

Она пробормотала:

— Я думала, что ты ведешь жизнь воздержания и целомудрия, рыцарь-монах.

— Да, вел до сих пор. — Он закрыл глаза. — Но я совсем не воздержан в своих мыслях, да простит меня Бог за это. — Он ближе придвинулся к ней. — Мой духовник часто задавал вопросы, чтобы я мог полнее искупить свои грехи. Поэтому, — он поцеловал ее, и от его губ в нее словно ударила молния желания, — я многое узнал.