Онлайн чтение книги Граф де Шантелен
Глава IX. ДУАРНЕНЕ

Население Дуарнене на второй год правления Республики насчитывало всего два десятка семей рыбаков. С моря открывался весьма живописный вид на поселок, где дома строились из обломков гранитных скал. Над крышами одиноко возвышалась колокольня расположенной на вершине холма церкви.

Со стороны поселок оставался почти невидимым за изгибами береговой линии. Однако волны и ветер почти беспрепятственно обрушивали на него свой яростный натиск. Огромные камни, наваленные на крыши домов, были совсем не лишними во время порывов свирепого северо-западного ветра.

Все побережье Бретани от Конкарно до Бреста представляло собой сплошную цепь самых различных бухточек. Наиболее значительные из них, вблизи Дуарнене и Бреста, достигали двадцати пяти лье в окружности. Бухты Одьерна, Ле-Трепасе, Камаре и Динана выглядели крошечными заливчиками по сравнению с ними. Гавань Дуарнене пользовалась самой дурной славой на всем побережье: множество кораблекрушений прочно закрепили за ней зловещую репутацию.

У выхода из бухты виднелась узкая полоска земли, устремившаяся в океан. Она напоминала лежащую на боку пирамиду высотой в восемь лье. Близ Дуарнене ширина ее основания достигала четырех лье. Острие этой пирамиды, вонзавшейся в океан, носило название мыса Ра.

Северная оконечность бухты представляла собой гигантскую кривую, обрывающуюся на мысе Козы, где расположены знаменитые гроты Морга. Выше, в туманной дымке, виднелись горные склоны Арэ.

Вокруг бухты располагались селения Ле-Пуан, Бензек, Кледен, Одьерн, Пон-Круа, Плогоф и несколько деревушек помельче.

Бухта Дуарнене, практически ничем не защищенная с моря, испытывала на себе всю ярость океанских штормов. Волнение здесь никогда не утихало, и рыбаки, рискуя выходить в открытое море на своих утлых лодчонках, нередко чувствовали себя на краю гибели, проводя целые дни у входа в гавань в ожидании возможности пристать к берегу.

Поселок Дуарнене находился возле устья маленькой реки, которое обнажалось при отливе. Именно здесь рыбаки прятали свои лодки во время бури. Тогда еще не было дамбы, которая защищает сегодня маленький порт, и волны прибоя подчас разбивались о стены домов на берегу.

Место, где река впадает в залив со стороны поселка, называлось мысом Ле-Ге.

Здесь и примостился домик добряка Локмайе. Из его окон открывался вид на все побережье от мыса Козы до Дуарнене. Домишко казался почти незаметным на фоне окрестных скал. Постройка не отличалась изяществом, но была прочна и надежна.

Первый этаж занимала низкая зала с широким камином, вокруг которого обычно развешивали мокрые сети и другие рыболовные снасти. На втором этаже располагались три маленькие спаленки, откуда рыбак мог наблюдать за своей лодкой, то лежащей на песке во время отлива, то покачивающейся на волнах при высокой воде.

Локмайе было шестьдесят лет, и всю свою жизнь он верой и правдой служил семейству де Треголанов. Он во всем напоминал Кернана, только не получил его образования.

Этому домику и суждено было стать новым жилищем для графа и его дочери. Рыбак дал понять прибывшим, что здесь они у себя дома. Последние же, переступив порог, не могли сдержать возгласа восхищения — убогая хижина предстала перед ними как спасительная гавань, как чудесный остров среди бурного моря.

Несмотря на скромные размеры постройки, Анри нашел способ выделить девушке отдельную комнату. Другая, даже с чем-то вроде маленького кабинета, предназначалась графу. Как принято в тех краях, спальни не имели прямого сообщения с комнатой первого этажа. Наверх вела наружная лестница, сложенная из камней. Нижняя комната вполне подходила Локмайе и Кернану, отныне твердо решившему стать рыбаком в ожидании лучших времен.

Гости быстро устроились. Вскоре в спальне Мари весело трещала в огне охапка сухих виноградных лоз, и полчаса спустя девушка уже чувствовала себя как дома. Впервые после их встречи отец и дочь смогли наконец остаться наедине. Никто не нарушал их покой. За это время Кернан с помощью Локмайе приготовил скромный обед из свежей рыбы и нескольких яиц.

Немного погодя граф и Мари спустились вниз, и все уселись за столом в низкой зале первого этажа. Шершавая поверхность этого стола никогда не знала скатерти, а есть нашим друзьям пришлось из простых мисок почерневшими деревянными ложками. Но зато теперь они чувствовали себя в безопасности.

— Друзья мои, — сказал шевалье, — небо помогло нам укрыться в этом доме, но нельзя надеяться только на Провидение. Надо обсудить наши планы на будущее.

— Дитя мое, — ответил граф, — мы полагаемся на вас; я вверяю вам свою жизнь и жизнь моей дочери.

— Господин граф, — заметил шевалье, — я думаю, что время самых суровых испытаний прошло, и надеюсь на лучшее.

— Я тоже, — добавил Кернан. — Вы славный юноша, господин Анри, и впятером мы просто обязаны выпутаться. Но скажите-ка лучше, наше появление здесь не вызовет ненужных толков?

— Нет, Локмайе заранее пустил слух, что к нему собираются приехать родственники.

— Хорошо, — сказал бретонец, — и все-таки не покажется ли кому-нибудь странным такое прибавление семейства?

— Отчего же? Господин де Шантелен — мой дядя, а мадемуазель Мари — моя кузина.

— Ваша сестра, господин Анри, ваша сестра! Не следует ли мне назваться ее именем?

— Мадемуазель! — взволнованно воскликнул Анри.

— Возможно, возможно! — подтвердил Кернан. — А я стану кузеном достопочтенного Локмайе, если он не против.

— Весьма польщен, — ответил старый рыбак.

— Ну, теперь все семейство в сборе, настоящая семья рыбаков! Надо сказать, нам с графом не в новинку это ремесло: в молодости проворства было не занимать. Надеюсь, и теперь мы не утратили прежней сноровки.

— Прекрасно, — подхватил шевалье, — завтра же мы выйдем в бухту Дуарнене. Локмайе, твоя лодка в порядке?

— В полной исправности, — отозвался рыбак.

— Друзья мои, — взял слово граф, — если мы вынуждены остаться, если здесь нам придется встретить лицом к лицу надвигающуюся опасность, если мы не можем скрыться от врагов, я полностью поддерживаю ваши планы. Но значит ли это, что мы должны отказаться от надежды покинуть Францию?

— Господин граф, — ответил шевалье, — если подобное осуществимо, считайте, что я уже предложил его вам. Я и сам долгое время искал пути бегства в Англию, но безуспешно. И если представится такая возможность, я обещаю вам не упустить ее, чего бы это ни стоило.

— К несчастью, у меня осталось немного средств.

— А у меня всего лишь лодка да пара рук.

— Ладно, ладно! — вмешался Кернан. — Там посмотрим! Но сейчас, мой господин, даже будь у нас доброе судно, я никому не посоветовал бы пускаться в путешествие. В эти зимние месяцы море крайне опасно. Буря запросто выбросит нас на берег, а это может скверно кончиться. Нельзя подвергать мою племянницу Мари такой опасности. Вот погода устроится (если к тому времени Господь еще не сжалится над Францией), тогда и посмотрим, что к чему. А пока нам не придумать ничего лучшего, чем ловить рыбу, поскольку мы рыбаки, и спокойно жить в этом краю.

— Хорошо сказано, Кернан, — заметил шевалье.

— Да, все верно, Кернан, — отозвался граф. — Покоримся судьбе и не станем требовать невозможного. Довольствуемся тем, что посылает небо.

— Друзья мои, — взяла слово Мари, — мы должны прислушаться к тому, что говорит дядюшка Кернан. Ему хорошо известно, что я не отступила бы перед опасностями, которые таит в себе море, но если он считает, что не следует пускаться в путь, то, значит, так оно и есть. Нам остается только ждать. Мы небогаты, но мы будем трудиться; я готова отдать работе и свои слабые силы.

— О, мадемуазель! — живо вскочил юноша. — Наша работа очень тяжела, а вы воспитаны иначе, чем жены и дочери простых рыбаков. Мы не можем подвергать вас таким испытаниям. Впрочем, того, что мы заработаем, хватит на всех.

— Отчего же, господин Анри? — возразила девушка. — А если я найду работу, которая мне по силам? Это будет для меня радостью и утешением. Разве не смогу я шить или гладить?

— Как же! — воскликнул Кернан. — У моей племянницы золотые руки. Я видел, как она вышивала покрывало на алтарь церкви в Ла-Палю, и думаю, что святая Анна могла бы им гордиться.

— Увы, дядюшка Кернан, — заметила Мари с грустью, — теперь не может быть и речи ни о каких вышивках для алтаря! Но есть другие ремесла, скромнее, да и прибыльнее!..

— Право, не знаю, — произнес Анри, который не хотел, чтобы молодая девушка утруждала себя. — Думаю, что в округе вряд ли найдется подходящая для вас работа.

— Разве что шить рубахи из грубого полотна для рыбаков или солдат из Кемпера! — бросил Локмайе.

— О!

— Я согласна, — воскликнула Мари.

— Мадемуазель! — вскричал шевалье.

— А почему бы и нет? — откликнулся Кернан. — Уверяю вас, моя племянница с этим прекрасно справится.

— Да, но они платят пять су[61]Су — французская мелкая монета, сначала золотая, а потом серебряная и медная. В конце XVIII века составляла двадцатую часть ливра. Чеканилась до 1793 года. за штуку!

— Это же просто здорово, пять су за штуку! — воскликнул Кернан. — Итак, моя племянница Мари, ты будешь белошвейкой.

— Этим же занимались мадемуазель Сапино и мадемуазель де Лалезардьер после их бегства из Ле-Мана, — ответила девушка, — и я могу работать, как они.

— Решено. Локмайе, ты подыщешь работу.

— Договорились.

— А теперь, Мари, мой господин, — ступайте отдыхать. Господин Анри и я, мы осмотрим лодку, чтобы завтра выйти в море.

Анри и Кернан пошли на берег, Локмайе отправился в поселок, а девушка, оставшись с отцом, решила немного прибраться в доме.

Добравшись до мыса Ле-Ге, шевалье и Кернан нашли суденышко в прекрасном состоянии. Снабженное двумя парусами красного цвета, оно было крепко сбито и могло выдержать даже сильный шторм. Несколько рыбаков, развешивающих свои сети неподалеку, подошли «почесать языком». Кернан отвечал им, как заправский моряк, и даже поделился своими опасениями по поводу маленького черного облачка на горизонте, которое, судя по всему, не предвещало ничего хорошего. При этом он, однако, не прекращал готовить лодку к предстоящему плаванию.

На следующий день, как и было решено накануне, шевалье и Кернан вышли в море.

Бретонец очень привязался к своему новому другу. Анри, несмотря на свою молодость (ему едва исполнилось двадцать пять лет), мужественно перенес жестокие испытания, выпавшие на долю юношей его круга. Вовлеченный в водоворот событий, захлестнувших Францию, он повзрослел поразительно быстро. Потеряв свою семью, оставшись совсем один на белом свете, он перенес всю свою преданность и искреннюю привязанность на графа и его дочь. Кернан прекрасно это чувствовал, и в его голове уже складывались определенные соображения на будущее, которые, впрочем, вполне его устраивали.

По тому хладнокровию, которое проявил молодой Треголан, спасая мадемуазель де Шантелен, и по той храбрости, которую он выказал, став рыбаком, Кернан заключил, что юноша находчив, сообразителен и смел, словом — настоящий мужчина, человек, на которого можно положиться, — качество, довольно редкое в то смутное время.

Когда Кернану кто-нибудь нравился, он не стеснялся об этом говорить. Много раз он высказывал графу свое мнение о юноше, и частенько — в присутствии Мари.

Через несколько дней после прибытия в Дуарнене граф вызвался помочь товарищам в их нелегкой работе. Все вместе они вышли в море. Граф все еще находился в подавленном состоянии, но физический труд и свежий морской воздух развеяли его грустные мысли. Погода теперь редко благоприятствовала лову: по пять дней в неделю шторм удерживал рыбаков на берегу.

Рыбу они продавали на площади поставщикам продовольствия из Кемпера и Бреста, оставляя часть себе на пропитание. Деньги, вырученные от продажи, да несколько су, которые зарабатывала девушка, — вот и все, на что жили эти люди, почти счастливые в своей нищете.

Кернан не хотел трогать золото графа. Обстоятельства могли измениться в любую минуту, и тогда потребовались бы все сбережения на тот случай, если возникнет крайняя необходимость или представится возможность немедленно покинуть страну.

Для себя же Кернан твердо решил, что если ему и придется покинуть Францию и бежать вместе с графом — разумеется, он не оставит своего господина, — то он обязательно вернется туда и жестоко отомстит кое-кому. Однако об этом он никогда не заводил разговор и ни одним словом старался не напоминать о Карвале.

Уходя в море, друзья заботились, чтобы девушка никогда не оставалась одна: либо Локмайе, либо отец всегда находились рядом.

К слову сказать, их приезд никого в поселке не удивил. Рыбаки верили, что они — родственники старого рыбака, и вскоре все полюбили наших друзей за их добрый и кроткий нрав. Впрочем, жители Дуарнене почти не имели связи с внешним миром, и буря, поднятая революцией, замирала на пороге их домов.

Первого января 1794 года Мари находилась в комнате рядом с Кернаном и своим отцом, когда туда вошел Анри. Он принес девушке свой новогодний подарок — маленькое кольцо.

— Возьмите, мадемуазель, — взволнованно сказал он, протягивая подарок, — это кольцо моей сестры.

— Ах, господин Анри, — прошептала Мари. И, посмотрев на отца, на Кернана, бросилась к ним на грудь и разрыдалась. Потом она подошла к шевалье.

— Анри, — ответила она, робко подставив щечку, — это единственное, что я могу вам подарить.

Юноша легонько коснулся губами нежной кожи девушки и почувствовал, как бьется ее сердце, готовое выскочить из груди.

Кернан улыбался, а в голове графа невольно переплелись два имени: Анри де Треголан и Мари де Шантелен.