Онлайн чтение книги Большое путешествие Grand Tour: Letters and Photographs from the British Empire Expedition 1922
Южная Африка

О Кейптауне у меня остались более яркие воспоминания, чем о других местах, – вероятно, потому что это был первый настоящий порт, в который мы пришли, и мне все казалось непривычно и ново. Чернокожие племена, Столовая гора странной плоской формы, палящее солнце, вкуснейшие персики, купание – все было просто чудесно. Больше я в Кейптауне никогда не была, а почему, сама не знаю. Ведь мне там очень понравилось. Мы остановились в одном из лучших отелей, где Белчер сразу же показал характер. Его взбесило, что на завтрак подали жесткие, неспелые фрукты. “Что это такое, я вас спрашиваю? – гремел он. – Персики? Да их же можно об пол бить, и ничего им не будет”. Тут он подтвердил свои слова делом: бросил на пол примерно пять неспелых персиков. “Видите? – возопил майор. – Даже не помялись! Спелые персики превратились бы в кашу!”

В это мгновение я заподозрила, что путешествие с Белчером, пожалуй, окажется вовсе не таким приятным, как мы думали месяц назад, сидя дома за столом.

Это не рассказ о путешествии, а лишь воспоминания, которые прочнее всего засели в памяти: моменты, места и события, которые тронули за душу. Южная Африка произвела на меня огромное впечатление. В Кейптауне мы разделились на группы. Арчи, миссис Хайам и Сильвия поехали в Порт-Элизабет и должны были присоединиться к нам в Родезии. Мы же с Белчером и мистером Хайамом отправились на алмазные копи в Кимберли, а потом через холмы Матобо в Солсбери[12]Солсбери – ныне Хараре, столица Зимбабве., чтобы встретиться там с остальными. В памяти всплывают жаркие пыльные дни в поезде, идущем на север через Карру[13]Карру – засушливый регион на юге Африки, объединяющий полупустынные плато и межгорные впадины к югу от хребта Большой Уступ и долины реки Оранжевая.. Меня все время мучит жажда, я пью лимонад со льдом. Помню длинные прямые рельсы в Бечуаналенде[14]Бечуаналенд – ныне Ботсвана.. Смутно вспоминается, как Белчер изводит Бейтса и препирается с Хайамом. Мне очень понравились холмы Матобо с их нагромождениями гигантских валунов, которые будто разбросал какой-то великан.

В Солсбери мы познакомились с замечательными англичанами и весело проводили время. Еще мы с Арчи оттуда съездили к водопаду Виктория. Я рада, что никогда там больше не была и мое впечатление о водопаде не изменилось. Высокие деревья, пелена дождя, радуга, прогулка по лесу с Арчи, радужный туман, который изредка, словно чтобы подразнить вас, рассеивается на мгновение, открывая низвергающийся водопад во всей красе. Да, это зрелище стало одним из моих семи чудес света.

Ездили в Ливингстон[15]Ливингстон – город в Замбии, на реке Замбези, в 11 км от водопада Виктория., видели плавающих в реке крокодилов и бегемотов. Пока ехали на поезде, я купила резные деревянные фигурки животных, которые за три-шесть пенсов нам предлагала на разных станциях местная детвора. Статуэтки были очень красивые. У меня по сей день сохранилось несколько поделок из мягкого дерева с узорами, выжженными, кажется, раскаленной кочергой: антилопы, жирафы, бегемоты, зебры – простые, грубой работы, но по-своему изящные и очаровательные.

Ездили мы и в Йоханнесбург, который я не помню вовсе, в Преторию, где мне запомнились Здания Союза[16]Здания Союза ( Union Buildings ), административные здания в Претории, резиденция правительства ЮАР. из золотистого песчаника, потом в Дурбан, где нас ожидало разочарование, поскольку плавать приходилось в месте, отгороженном от открытого моря сетью. Пожалуй, больше всего в Капской провинции мне понравилось купание. Всякий раз, как нам удавалось улучить время – точнее, когда это удавалось Арчи, – мы садились на поезд, ехали в Муизенберг[17]Муизенберг – пригород к югу от Кейптауна, знаменитый своим пляжем., брали доски и занимались серфингом. Доски для серфинга в Южной Африке делали из легкого тонкого дерева, носить их было не тяжело, и можно было быстро наловчиться кататься на волнах. Если доска зарывалась в песок, бывало больно, но в целом оказалось, что серфинг – это просто и очень увлекательно. Мы устраивали пикники среди дюн. Мне запомнились прекрасные цветы, в особенности у дома епископа и у дворца, куда нас, кажется, пригласили на прием. Там был красный сад и голубой сад с длинными голубыми цветами. Особенно красив был голубой сад, весь усаженный плюмбаго[18]Плюмбаго, или свинчатка европейская – небольшие цветы семейства свинчатковых..

Денег в Южной Африке мы почти не тратили, что, разумеется, не могло не радовать. Правительство оплачивало нам почти все гостиницы и проезд по железным дорогам, так что только наша личная поездка к водопаду Виктория ввела нас в серьезные расходы.

Гостиница “Маунт Нельсон”

6 февраля [понедельник]

Наконец-то мы приплыли! Очень волновались, успеем ли сегодня. Старший механик после ужина пригласил нас к себе в каюту, угостил, кажется, “Ван Даммом” (ликер), сам выпил несколько рюмок, после чего стал подозрительно словоохотлив для такого типичного шотландца и принялся сетовать, что “Килдонан” в первый же свой рейс опоздает. Бедолага не знал, что делать: за каждый час опоздания оштрафуют на 100 фунтов, а если он израсходует слишком много угля, неизвестно, что скажет Совет. Потом произнес прочувствованную речь против ранних браков, умолял Сильвию не выскакивать замуж. Мы было решили, что он сам на этом обжегся, но оказалось, что механик предан жене и очень ее жалеет за то, что она вышла за него!

Днем мы попали в туман, пароход то и дело уныло гудел, но в конце концов прояснилось, и около половины восьмого мы подошли к Кейптауну – как раз вовремя, чтобы полюбоваться Столовой горой в лучах заката. На борт поднялся представитель правительства, чтобы встретить нас, заместитель торгового уполномоченного майор Фезерстон. На берегу нас ждали автомобили. Майор распорядился, чтобы таможенники пропустили наш багаж без досмотра, и мы поехали в отель. Номера удобные, есть ванна, кормят так себе, а персонал не реагирует на звонки, разве что случайно окажется рядом; правда, тогда они довольно любезны.

Вторник [7 февраля]

Очень жарко. Мне хорошо, но Хайамы опять еле живы. Горы, окружающие город, придают ему очарование. Дома в центре увиты красивыми цветами: множество сиреневых и голубых – высокие ипомеи и что-то вроде изгородей из боярышника, только с синими соцветиями. Мужчинам пришлось отправиться на официальный обед, а мы поехали в город, чтобы отдать пленки в проявку и сделать еще кое-какие дела. Купили за шиллинг корзину огромных желтых персиков. Думали, их всего штук пять, но оказалось, на дне еще много, всего около пятнадцати. Мы с удовольствием съели в саду их и маленькие ананасы по два пенса за штуку. Я раньше думала, что места, в которых фрукты стоят настолько дешево, существуют только в книгах, однако здесь так оно и есть. Впоследствии мы выяснили, что нас обманули и пятнадцать персиков за шиллинг – это очень дорого, но я еще слишком хорошо помню лондонские цены, чтобы обращать на это внимание! Милая мамочка, как жаль, что тебя здесь нет. Мы бы отлично полакомились! Как бы это было славно!

Днем мы с Арчи встретились на вокзале, поехали в Муизенберг и катались на досках! Это не так-то просто. У нас пока не получается. Но зато там очень красиво: склоны высоких гор спускаются прямо в море. Я и представить себе не могла, что бывает так много гор. И вода очень теплая. Пожалуй, это единственное море из всех, на которых мне доводилось бывать, где пробуешь воду ногой и не вздрагиваешь от холода.

У бедняги Белчера разболелась нога – заражение крови, – и на корабле ему день ото дня становилось хуже, потому что он не хотел полежать. То и дело проявляется сыпь, как когда-то у Арчи. Мне очень жаль Белчера. Сегодня мы едем кататься на автомобиле с какими-то важными промышленниками. Мне очень нравится, что здесь так солнечно.

Я отправила тебе телеграмму и спустя час получила твою. Я очень рада, что у вас все хорошо. Напишу мистеру Ротерхэму, чтобы он купил мне еще китайских облигаций. Они мне нравятся!

Путешествие складывается замечательно. Единственное, что меня беспокоит: говорят, что на Цейлон отсюда нет парохода, они все идут в Бомбей. Будет очень жалко, если нам не удастся там побывать.

Это письмо для всех, так что пошли его Панки. Передавай привет ей, Джеймсу и поцелуй моего любимого Котенка. Привет старине Монти. Обнимаю тебя, родная. Следующей почтой пришлю фотографии и открытки. Я еще не вполне освоилась с “Короной”, как ты можешь заметить, но это все же лучше, чем мой почерк! Будь здорова, мамочка. Я по тебе очень скучаю.

С любовью,

Агата

Гостиница “Маунт Нельсон”

Кейптаун

Среда, 8 февраля

Утром Белчер прочитал нам длинную лекцию. Начал с того, что его доктор настаивает: Белчеру ни в коем случае нельзя возражать или перечить, поскольку у него чересчур высокое давление и любое сильное волнение может его убить – а это катастрофа для миссии, поскольку ни у кого, кроме него, нет ни крупицы административных способностей. Поэтому совершенно необходимо, чтобы другие члены совета миссии внесли свою лепту: прикрыли своего начальника и сами общались с Фезерстоном. Если же им вздумается его убить, то он, Белчер, полагает, что весь цивилизованный мир будет только благодарен!

Мистер Хайам утром побывал в холодильных камерах и, вернувшись, строго-настрого запретил нам отныне есть мясо в Южной Африке! Рыба здесь просто несъедобная, а Белчер в ярких красках описал, что кафры делают с фруктами, так что, похоже, мы обречены на голодную смерть.

Днем Хайамы отправились в гости к друзьям. И слава богу. Миссис Х. очень добра и мила, но глупа невероятно. Иногда я даже не знаю, о чем с ней говорить.

Белчер взял машину, и мы втроем с Арчи съездили в Гроот-Шуур, дом Родса[19]Сесиль Джон Родс (1853–1902) – английский и южноафриканский политический деятель, шестой премьер-министр Капской колонии, инициатор английской колониальной экспансии в Южной Африке. Также коммерсант, один из основателей алмазной компании De Beers ., где останавливается Сматс, будучи в Кейптауне. Обошли всю резиденцию. Там очень красиво, стоят высокие голландские гардеробы и буфеты, а стены обшиты тиком. Огромная ванная комната выложена мрамором, а сама ванна вырублена из цельного гранита, но камень слишком темный и оттого смотрится блекло. В саду на склоне растут прекрасные гортензии, но сейчас они уже отцвели. Потом мы прошли к мемориалу Родса. Белчер хотел сфотографировать львов и предложил чернокожему смотрителю денег: если он заставит льва повернуть голову – шиллинг, если войдет в клетку ко льву – два шиллинга, если сядет ко льву на спину – десять шиллингов (причем вперед). Смотритель с презрением ответил, что ухаживает за птицами, а ко львам никакого отношения не имеет!

Четверг, [9 февраля]

Сегодня пасмурно и холодно. Хайамы рады, а я скучаю по жаре. Мы с Сильвией и военно-морским атташе (Эшби) ездили в Муизенберг. Прилив и отлогий берег. Я не удосужилась приподнять конец доски, и она зарылась в песок, пребольно ткнув меня в живот! Я тут же возненавидела серфинг! Но вскоре все прошло. Эшби неплохо справился для первого раза. Сильвия не купалась, потому что после моря кожа липкая. Сфотографировала нас, когда мы вышли из воды и встали, “опершись на доски”. Тут к нам неожиданно подскочил какой-то молодой человек, приподнял шляпу, спросил у меня: “Вы позволите?”, и не успела я слова сказать, как он ловко “щелкнул” меня, пробормотал: “Большое спасибо” – и был таков!

После обеда на часок приехал Арчи и очень злился, что никак не может толком прокатиться! Было ужасно смешно смотреть, как он изо всех сил старается поймать волну, а они знай себе бегут мимо него!

Вечером нас принимали в ратуше мэр и миссис Гардинер, мы слушали в их ложе чудесный концерт. Вендт – один из лучших дирижеров, которых мне доводилось видеть.

Верный Фезерстон (которого Белчер упорно называет Везерслэбом) вернулся вместе с нами. Нам было шепотом строго-настрого велено не покидать фойе и не предлагать подняться в гостиную – быть может, так Фезерстон быстрее уйдет. Но Везерслэб с довольным видом тянул содовую и то и дело указывал на какого-нибудь почтенного джентльмена, прибавляя каждый раз: “Видите такого-то? Это сэр Генри Имярек. Богат, но человек так себе, второй сорт. Вы бы и внимания на него не обратили”. Члены миссии один за другим уходили спать, провожаемые убийственными взглядами Белчера, который приказывал ни в коем случае не оставлять его наедине с Фезерстоном. Напоследок я услышала, как Фезерстон говорит: “Видите человека, который сидит за вами?” Бел.: “Нет, у меня на затылке нет глаз”. Ф. (нимало не смутившись): “Это помощник губернатора. Он вам непременно понравится. Я вас сейчас познакомлю”. Бел.: “Ни в коем случае. Я не хочу сегодня ни с кем знакомиться, будь то люди первого, второго или третьего сорта!” Ф. (сочувственно): “Вы, наверно, сыты по горло местной публикой”. Не удивлюсь, если завтра выяснится, что: а) в саду нашли труп Фезерстона или б) Белчера хватил апоплексический удар!

[Пятница] 10 февраля

Дорогая мама!

Никак не вспомню, на чем я остановилась! Я рассказывала тебе о том, как мы катались с британскими промышленниками? Они приехали за нами на автомобилях и увезли на целый день на прогулку: через “шею” Столовой горы, через чудесные сосновые леса по извилистой дороге в Кэмпс-бей на другой стороне, а затем по берегу вдоль склонов гор – точь-в-точь мыс Надежды и Нью-Кат в Торки! (Куда бы Миллеры ни поехали, они всякий раз уверяют, что там совсем как в Торки! Но тут так оно и есть.) Мы пообедали в “Хаутс-бей” – очень красивом отеле с высокими тенистыми деревьями, которые растут прямо сквозь пол на “ступе” (я, к собственному стыду, продолжаю называть это “верандой”). Ели мы за длинными столами в тени этих самых деревьев. С одного боку от меня сидел Арчи (здесь мужей и жен сажают рядом), а с другой – некий мистер Олдфилд, с которым мы премило побеседовали о прививках и собачьих клещах! Белчер произнес прекрасную речь.

Потом мы поехали дальше, в Констанцию[20]Констанция – винодельческое поместье губернатора Капской колонии Симона ван дер Стела, основанное им в 1685 году. на виноградники, которые я сперва приняла за помидорную рассаду. Целые поля виноградных побегов, высотой около двух футов, похожих на кусты смородины. Еще нам по дороге встретились персиковые и грушевые сады.

Чай пили в отеле “Маджестик” в Калк-бей и вернулись домой через Уайнберг, где, похоже, обитает большинство населения Кейптауна, а затем по Родс-авеню, где высокие дубы образуют аркаду длиной около мили. Проезжали мимо природного зоопарка, где гуляют спрингбоки и гну, в клетках сидят львы и бабуины, и видели вдалеке на склоне холма мемориал Родса. Сопровождавший нас юный Эшби простодушно поинтересовался: “Родс? Это тот, который умер очень богатым?”

Белчер с каждым днем все раздражительнее. Впрочем, это неудивительно: его нога и ступня очень плохи, нарывы появляются каждый раз в новых местах. Доктор велит Белчеру лежать отдыхать, а тот отвечает, что ему некогда. Бейтс забыл достать карболки, Белчер целый день проходил в тесных ботинках, кормят в отеле отвратительно, вдобавок доктор разрешил ему не больше одной порции виски с содовой за едой, поэтому вчера вечером майор едва не дошел до ручки! Еще ему порядком надоел Фезерстон, который по-собачьи привязался к Белчеру и является к нему в любое время дня и ночи. Постоянно ругает Южную Африку, извиняется перед нами за “людей второго сорта”: “Не то что мои друзья из Новой Зеландии”. Если верить Фезерстону, то единственные люди первого сорта в Южной Африке – принц Артур Коннаутский[21]Принц Артур Коннаутский и Страханский (1893–1938) – член британской королевской семьи, внук королевы Виктории. С 1920 по 1924 год – генерал-губернатор Южно-Африканского Союза., его помощник и, разумеется, сам майор Фезерстон. Рассказывает нам о своем гардеробе, о том, что пришлось заплатить огромный налог за “полдюжины костюмов по шестнадцать гиней каждый, которые я привез из Англии: ведь здесь ничего хорошего достать нельзя!” Недавно Фезерстон наклонился, чтобы поднять носовой платок, а Эшби, к своему вящему удовольствию, углядел большущую заплатку на штанах нашего франта и, ликуя, поспешил сообщить нам эту новость, чем, признаться, немало нас порадовал.

Суббота [11 февраля]

Усердный Бейтс вчера целый день в поте лица делал в Торговой палате макеты экспедиции Британской империи. Сегодня утром мы с Сильвией отправились на них взглянуть, а потом перемерили в городе массу ужасных шляп, чтобы прийти в себя после утомительной умной беседы с неизменным Везерслэбом и краснолицым крепышом по имени Арчи Симпсон, одним из промышленников, которые катали нас на автомобилях: он тогда чуть не заехал вместе с Белчером в Индийский океан и до смерти перепугал беднягу.

Сегодня мы с Арчи ездили в городок под названием Фиш-Хук неподалеку от Муизенберга. Там находится единственный пляж в округе, где можно поплавать: в Муизенберге в основном занимаются серфингом, а купаются в огромных резервуарах на мелководье, в которых чувствуешь себя, как рыба в аквариуме! Местечко чудесное, со всех сторон окружено горами, белый песчаный пляж и штук шесть крошечных белых бунгало на склоне. Никаких тебе купальных кабин, но и переодеться тоже негде. Какой-то любезный молодой человек пустил нас в хижину, где держит рыболовные снасти, и мы замечательно искупались. Но после серфинга, конечно, просто плавать уже скучно! Мы хотим купить легкие изогнутые доски (которые не бьют в живот) и научиться кататься на волнах как следует. Арчи очень понравилось в Фиш-Хуке, он куда охотнее остался бы здесь, чем отправился в Родезию. После переполненных английских пляжей так забавно слышать здесь: “Сколько же сегодня народу!”, когда на берегу сидит от силы человек десять и трое детей.

Воскресенье [12 февраля]

Сегодня мы небольшой компанией отправились в гости к адмиралу в Саймонстаун. Белчер вчера с ним обедал. Он хотел взять с собой нас с Арчи, но мы решили, что едва ли это получится, поэтому с ним поехали мы с Сильвией Хайам и чудесно провели время. Леди Гудинаф болеет, поэтому выглядела неважно, но приняла нас очень тепло. Сам адмирал – славный малый: провел меня по саду, показал своих пони и настойчиво приглашал нас с Арчи до отъезда из Кейптауна приехать к ним на обед, а я бы захватила фотоаппарат и пофотографировала. У адмирала две прелестные дочери, одна еще не выезжает в свет. Его флаг-адъютанту я, кажется, понравилась, но адмирал не дал ему возможности со мной пообщаться.

Боюсь, на Цейлон съездить не получится. Из Кейптауна туда пароходов нет: они ходят в Бомбей, “Ормуз” же, на который мы хотим попасть, идет не в Бомбей, а в Коломбо[22]Коломбо – столица Шри-Ланки (Цейлона).. Так что мы меняем планы и числа 30 марта поплывем отсюда прямо в Австралию.

Сегодня последний день для отправки корреспонденции, так что пойду отдам это письмо, чтобы успеть.

С любовью,

Агата

Гостиница “Маунт Нельсон”

Кейптаун

15 февраля [среда]

Дорогая мамочка!

Хайамы – престранное семейство! Ни миссис Хайам, ни Сильвии путешествие не нравится: обе мечтают поскорее вернуться в Англию. Они изнывают от жары, кругом тучи пыли, дома какие-то голландские, совсем не такие, как в Англии, кормят отвратительно (тут они правы), а комариные укусы они (как миссис Гаммидж[23]Миссис Гаммидж – героиня романа “Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим” Ч. Диккенса, которая, по ее признанию, была “более чувствительна, чем другие”.) переносят хуже других! Зачем тогда было ехать? Я так поняла, что мистеру Хайаму принадлежит большая часть ферм в Восточной Англии. Его отец был мелким землевладельцем и занимался всем подряд, а сыну пришла гениальная мысль: продавать картофель, который выращивал отец, в Лондон, так что теперь у мистера Хайама миллионное состояние. Ну как же, когда можешь себе позволить путешествовать по всему миру, не думая о расходах, не получать от этого удовольствия? Хотя, признаться, самому мистеру Хайаму как раз все нравится, но лишь потому, что можно сравнивать условия земледелия и животноводства. Однако он все равно неизменно весел и приветлив. А вот его дочери, конечно, все это скучно. Она еще слишком юна, чтобы наслаждаться видами природы, ей не хватает пикников, танцев, общества молодых людей, поэтому девушка буквально считает дни до возвращения в Англию. Вечер в обществе миссис Хайам – настоящее испытание. Она задает уйму дурацких вопросов. Не помню, писала ли об этом, но позавчера она четыре раза повторила, до чего же удивительно, что в Южной Африке есть свои Лландидно и Клифтон, “совсем как в Англии”! Я намекнула, что в наших колониях это никакая не редкость, но она знай себе твердила: “Совсем как в Англии!”, и явно была уверена, что это самая настоящая телепатия! Обе очень ко мне привязаны. Я глажу для них одежду, объясняю, на какой трамвай нужно сесть, чтобы добраться из центра до гостиницы, тасую и сдаю карты, когда мы играем, потому что ничего из этого они не могут!

Сегодня половина отпуска! Вернувшись из Муизенберга, Арчи похвастался, что наконец-то научился управляться с доской для серфинга! Но ему никто не поверил! А он стоял на своем. Хайам с Бейтсом принялись рассказывать, что практически забрались на самую вершину Столовой горы. Им тоже никто не поверил. Бейтс на полном серьезе принялся описывать ужасного паука, который преградил ему дорогу, и добавил, что слышал змеиное шипение. С самого отъезда из Англии (за пределы которой он никогда прежде не выезжал) он убежден, что подвергается смертельной опасности и живым не вернется. Настоял на том, чтобы руководство экспедиции оформило на него страховку! На Мадейре ему всюду мерещились пираты, в море кишмя кишели акулы, которых никто, кроме Бейтса, не видел. Белчер сказал ему, будто на Столовой горе водятся молодые леопарды, и Бейтс ему поверил. Вчера мы отправили ему открытку с изображением африканской гадюки и серьезным предупреждением якобы от “Общества защиты туристов”. В поисках их номера Бейтс перерыл весь телефонный справочник и никак не мог понять, почему никто не знает, где находится их контора!

Четверг [16 февраля]

Вчера мы с миссис Блейк ходили в музей, где встретили двух ее кузин: первая, Мэрайя Коул, настоящая красавица, завоевавшая симпатию семейства принца Коннаутского и местной знати, а вторая, миссис Томас, живет в Италии и приехала в Кейптаун читать лекции по искусству. Она разыскала директора музея и попросила устроить нам экскурсию. В музее представлены модели – сценки из жизни различных бушменских племен, в том числе вымирающих: странные крошечные женщины с непропорционально большими ягодицами, которые они специально развивали до такого состояния! Директор очень интересно о них рассказывал, а потом мы отправились смотреть наскальные рисунки и резные изображения доисторических людей. (Как те с оленями, Панки.) Наш гид объяснил, что это не просто стайка непонятных животных, а сцены охоты или гона. Особенно выделялись ноги одной антилопы, но если присмотреться, можно было заметить красное пятнышко, а за спиной животного – схематичное изображение охотника, который держит стрелу с красным наконечником, и сразу становилось ясно, что у животного переломаны ноги, поэтому оно и выглядит так “неестественно”. У большинства антилоп изо рта шла белая пена, а у одной – красная, и она, видимо, в предсмертной агонии, падала на землю. Животные изображены очень подробно, а вот охотники – наброском, очевидно, из суеверия, которого до сих пор держатся некоторые племена (как древние египтяне с их мумиями), что изображение, схожее с оригиналом, приносит несчастье. Все вырезанные на камне рисунки животных начинались одинаково, с круглого живота, и если художнику казалось, что у него не получается, он все бросал и начинал заново.

Потом директор прочел нам очень интересную лекцию о черепах древнейших людей (начиная с питекантропов), модели которых хранятся в музее. Для сравнения рядом выставлен череп шимпанзе, который доказывает, что яванский человек на самом деле был человекообразной обезьяной. Далее пилтдаунский человек[24]Пилтдаунский человек – одна из самых известных мистификаций XX века. Останки “пилтдаунского человека” были найдены в гравийном карьере Пилтдауна в 1912 году и были представлены как свидетельство существования ранее неизвестного звена эволюции. Однако в 1953 году ученые доказали, что это подделка: череп современного человека, намеренно соединенный с нижней челюстью обезьяны. – с черепом человека и челюстью обезьяны – и челюсть гейдельбергского человека, очень похожая на обезьянью, но с зубами, как у современного человека; затем неандертальцы с большими головами необычной формы, но прямыми челюстями. Говорить они не умели. Неандертальцы негроидного типа, что доказывает: Африка, как и Европа, прошла через неандертальскую стадию эволюции. Еще директор много рассказывал об африканском черепе, о том, что растяпы, которые вели раскопки, потеряли часть глазницы, и теперь невозможно провести точную реконструкцию. В конце концов мы дошли до различных типов “бушменов” – как африканских, так и австралийских. Меня очень заинтересовал один африканский череп, который резко отличался от остальных: вытянутый сзади наперед, а сверху приплюснутый, как у неандертальцев, – и так далее вплоть до современных европейцев. В конце концов понимаешь, что по форме черепа как таковой разница невелика: заметнее всего отличаются угол и строение челюсти. В общем, день выдался очень интересным!

Сегодня утром мы выехали в 9.30 (хотя на самом деле в 10.15, потому что Белчер не был готов: рассердился из-за того, что ему пришлось тридцать пять минут ждать завтрака, после того как он заставил себя встать в восемь утра и спуститься в столовую. Майор в гневе удалился, заявил, что вообще не будет завтракать, но спустя час испытал муки голода и осознал, что администрации гостиницы нет дела до того, позавтракает он или нет!) и отправились на экскурсию по самым крупным плодоводческим хозяйствам. Сначала к Маллесонам в Ида-вэлли: приехали мы к половине двенадцатого. Миссис Маллесон оказалась очень дородной женщиной в стареньком голубом ситцевом платье, лопнувшем на ее широкой спине в трех местах, но очень милой и в целом похожей на старую Ма Люси. Мы заглянули в дом на “чашку чаю” (здесь по утрам всегда пьют чай). Все голландские дома похожи: уютно невысокие, темные и прохладные. Забавно мечтать о темноте после Англии, где все время хочется, чтобы комнаты были “посветлее”. Мы выпили чаю, перекусили сэндвичами с помидорами и горячими тостами со сливочным маслом, а на десерт поели дынь, груш, персиков и слив, после чего отправились смотреть, как собранные плоды охлаждают, а потом упаковывают для отправки в Англию или же переносят в теплое место, чтобы фрукты дозрели перед сушкой. Спелые персики и сливы режут пополам и снимают с них кожуру, оставляя небольшой кусочек с одного бока для сушки, затем моют и стерилизуют в каменной печи с горящей серой. Потом большие деревянные поддоны с фруктами выставляют на солнце, а когда все готово, отправляют на фабрику, где плоды обрабатывают и спрессовывают.

Миссис Маллесон очень любит кувшинки, у нее есть даже голубые, которые считаются большой редкостью. Она мне очень понравилась. Оказалось, миссис Маллесон – племянница Страбенов, и они вскоре должны приехать в отель.

Уехали мы около часа дня и отправились через горы к Пикстоунам, у которых ферма покрупнее. Красивый дом с верандой, увитой лозой со свисающими гроздьями винограда, внутри – поросший вереском дворик с арками и двумя высокими гранатовыми деревьями на клочке зеленой травы. Нас угостили очень вкусным обедом, который подавали две расторопные служанки, на столе была посуда старинного стекла. Весь дом обставлен старой голландской мебелью. Словом, отличное местечко среди гор. Около трех часов пополудни мы поехали в плодоводческое хозяйство Родса[25]Ныне – ферма Бошендал., где нас встретил управляющий и устроил нам экскурсию. К тому времени я уже порядком устала смотреть, как сушат фрукты, это везде делается одинаково, к тому же было невыносимо жарко. Хайамы настолько измучились, что не захотели выходить из машины. Сильвия была уверена, что получила солнечный удар, а миссис Хайам устала, поскольку была вынуждена придерживать шляпку (вуали у нее не оказалось!). Еще они сказали, что чувствительнее к пыли, чем большинство людей! Мне же хотелось взглянуть, как консервируют фрукты: это очень интересно. В консервные банки кладут фрукты, заливают сиропом и ставят на небольшую передвижную платформу, по которой они проезжают через паровой туннель и выходят с другой стороны горячими. Специальные машины закатывают их крышками, после чего запечатанные банки падают в огромную цистерну с кипятком и варятся там. Побывали мы и на виноградниках, попробовали вина – чистый забродивший виноградный сок, из которого уже те, кому его отправляют, делают портвейн, херес или что сочтут нужным. Никогда бы не подумала! Я была уверена, что портвейн – он сразу портвейн. Мы выпили чаю с женой управляющего и уехали домой по еще более пыльной дороге (а ведь Хайамы так плохо переносят пыль!).