Натан Дрейк. АББАТСТВО КЛЮНДЭЙЛ. Перевод А. Бутузова

Онлайн чтение книги Комната с призраком Great British Tales of Terror: Gothic Stories of Horror and Romance 1765–1840
Натан Дрейк. АББАТСТВО КЛЮНДЭЙЛ. Перевод А. Бутузова

Последние лучи заходящего солнца еще скользили в вершинах гор, окружавших местечко N, когда Эдвард де Кортенэй после двух изнурительных фландрских кампаний, в одной из которых пал мужественно оборонявшийся Сидней, в конце августа 1587-го снова посетил родное поместье. Отец Кортенэя умер за несколько месяцев до его отъезда на континент — потеря, потрясшая Эдварда и побудившая его искать забытье в грохоте битв и блеске парадов. Время, хотя и сгладило первую горечь утраты, не заглушило, однако, его глубокой печали, и столь хорошо знакомое с детских лет окружение будило в его душе целую вереницу немного грустных, но приятных воспоминаний, когда он, медленно ступая, шагал по аллее, ведущей к родительскому дому. Сумерки уже окутали призрачной вуалью предметы; все вокруг затихло в покойном сне, и массивные кроны деревьев, под которыми лежал его путь, величие и гордая уединенность его готического особняка наполняли душу Эдварда чувством глубокого благоговения. Двое седых слуг, которые уже почти полвека жили в семье, встретили молодого хозяина у ворот, их безыскусные благословения смешивались со слезами радости, обильно сбегавшими по высохшим щекам.

После трогательных расспросов, выслушав известия о соседях, узнав, как идут дела у самих стариков, Эдвард выразил желание пройтись до аббатства Клюндэйл, которое лежало примерно в миле от дома. Сыновние чувства, череда освеженных в памяти событий, сладость и спокойствие вечерней поры заронили в его сердце желание ненадолго уединиться и побыть там, где покоился прах его горячо любимых родителей. Только объявил он свое решение — смертельная бледность покрыла лицо челяди, и ужас, который выразили их черты, показал ему, что нечто не совсем обычное произошло за время его отсутствия. После его удивленного вопроса слуги с видимой неохотой поведали ему, что вот уже несколько месяцев округу пугают странные звуки, доносящиеся из аббатства, и что едва ли найдется охотник отправиться туда после захода солнца. Улыбнувшись суеверным страхам, которые он приписал невежеству простых людей и извечной их тяге к чудесам, Эдвард уверил их, что подобные опасения напрасны и что, вернувшись, он покажет им, насколько необоснованны их страхи. Сказав так, он двинулся в путь и вскорости достиг извилистого берега реки, вдоль которого вилась тропинка к аббатству.

В 1540 году войска Генриха VIII сильно повредили почтенное строение; часть крыши обвалилась в тот же злосчастный год, оставшаяся часть грозила скорым падением. Несмотря на это, освященная земля аббатства по-прежнему оставалась местом последнего упокоения членов семьи Кортенэй, и прах многих поколений этой славной фамилии покоился в подвальных склепах у западных ворот. Останки отца Эдварда тоже были погребены там, и туда теперь влекла его сквозь сгущавшиеся сумерки сыновняя любовь и привязанность.

Спокойная неподвижность воздуха, неясные очертания укрытых полумраком предметов, умиротворяющий шепот речной воды, местонахождение которой открывал белесый туман, парящий над гладью; все это вместе с бесшумным полетом печальной совы, что плавно парила над лощиной, вызывало то состояние духа, когда разум более, чем обычно, склонен замечать в природе сверхъестественное начало. Мистическое чувство овладело душою Эдварда, когда он, углубясь в размышления, неторопливо шагал по тропинке, и в пределы аббатства он вошел, серьезно раздумывая о возможности явления среди руин призраков умерших.

Вид аббатства, каменные плиты которого не пощадило время, являл собою напоминание о тщете и конечности человеческого бытия. Высокие готические окна его и арки, увитые плющом, были едва различимы в сгустившихся сумерках, когда Эдвард наконец достиг ограды монастырского кладбища. Склонившись над могилой отца, он, поглощенный нахлынувшими воспоминаниями, оставался недвижим до тех пор, пока не улеглась его печаль. Углубившись в свои мысли, он поднялся с колен и уже был готов удалиться, когда его внимание приковал слабо мерцающий в развалинах луч света. Он замер, изумленный, припоминая недавние предостережения и рассказы слуг о необъяснимых вещах, происходящих в аббатстве. Несколько мгновений он стоял, не двигаясь, и вглядывался в загадочное сияние. Наконец, устыдясь охватившего его испуга, Эдвард решил открыть причину странного явления и, осторожно ступая, направился к западному порталу; отсюда свет казался исходящим с верхних хоров, которые располагались в противоположном конце аббатства. Обогнув здание снаружи, Эдвард миновал рефекторий и часовню во внутреннем дворике и снова вошел в залу через южный портал, ближе всего подводящий к хорам. Легкими как воздух шагами он двинулся по сырым, покрытым мхом ступеням, и вскоре бледный луч блеснул на одной из колонн. Поднявшись по лестнице, он смог теперь отчетливо рассмотреть то место, откуда исходил свет; подойдя еще ближе, ему удалось различить темные очертания человеческой фигуры, склонившейся перед светильником. Ни один звук не нарушал окружавшей руины тьмы; даже шелест крыльев ночных обитателей скрадывала недобрая тишина.

Возбужденное увиденным, любопытство Кортенэя требовало разгадки. Охваченный неясными предчувствиями, он неслышно пробрался в боковой придел, отделенный витой решеткой от залы, и там, укрытый мраком, принялся наблюдать за незнакомцем, стараясь постичь причину, приведшую того в столь поздний час в это безлюдное место. То был средних лет мужчина, стоявший на коленях перед небольшой стенной нишей неподалеку от выступающего из темноты алтаря. Лампада освещала небольшое распятие, помещенное там. На незнакомце был грубый черный плащ, затянутый широким кожаным ремнем; голова его оставалась непокрытой, и стоило неверному отблеску пасть на его лицо — Эдвард едва не вскрикнул, потрясенный: такое беспредельное отчаяние выражало оно. Руки странного человека были сжаты вместе, глаза — устремлены к небу, и тяжелые, прерывистые вздохи вырывались из его вздымавшейся груди. Свежий ночной бриз развевал волосы чужеземца; облик его был ужасен. Черты его, когда-то с любовью изваянные Создателем, ныне покрывала мертвенная бледность: жестокая решимость застыла на его лице. Но даже страсть была не в силах сокрыть бездну вины и раскаяния, взгляд на которую заставил бы похолодеть сердце самого безучастного из наблюдателей и вырвал бы из его сердца самую мысль о сострадании. Эдвард собирался окликнуть незнакомца, когда адский стон исторгся из груди несчастного; в агонии чужеземец простерся на каменных плитах. Несколько мгновений — и он встал; в руках он сжимал сверкающий меч, обращенный острием к небу; лицо его выглядело еще более ужасно, чем прежде, в глазах горел безумный огонь. Опасаясь за жизнь незнакомца, Эдвард выступил из укрытия, как вдруг внимание обоих отвлекла нежная мелодия, струившаяся из отдаленной части аббатства. Восхитительная, умиротворяющая гармония ее казалась наваждением, игрою арф небесных весталок. Подобно бальзаму музыка пролилась на смятенную душу незнакомца; его черты разгладились, во взгляде погасло адское пламя; словно повинуясь нежным аккордам, он выпрямился — слезы брызнули из его глаз. Скатываясь по щекам, они падали на рукоять меча, который продолжали сжимать его руки. С тяжелым вздохом, но и этот предмет был поставлен в нишу; незнакомец, пав на колени перед распятием, молился. Напряжение оставило его сведенные судорогой члены, спокойствием теперь дышало его лицо: мимолетные, дурные чувства покинули его — все изгнала прочь небесная музыка: аббатство было наполнено ею.

Кортенэй, чьи мысли, а тем паче — чувства всецело занимал невидимый музыкант, с искренней радостью наблюдал разительную перемену, происшедшую в незнакомце. Столь целительным было воздействие гармонии на душу этого человека, что дух его, израненный бичеванием, ныне полностью возродился, сбросив губительные оковы недавнего отчаяния.

С благоговением Эдвард наблюдал победу добрых сил над злом, а музыка между тем постепенно приближалась; все нежнее и нежнее становилась ее мелодия, милосердие и сочувствие обещала она; мягкость ее была подобна голосам святых, покровительствующих смертным; переливаясь и переплетаясь, звуки наполняли огромную залу. Однако это продолжалось недолго; еще несколько мгновений — музыка стихла, и стали слышны легкие шаги: неверные лучи лампады осветили еще одну человеческую фигуру, скользнувшую через боковой проход к коленопреклоненному грешнику. Изумление Кортенэя возросло, когда, приблизившись, фигура оказалась молодой и прелестной женщиной. Одетая во все белое, кроме черного пояса, стягивавшего ее талию, она была прекрасна, как фея. Густые каштановые волосы обрамляли ее лицо, кроткие ее черты дышали смирением и тихой радостью; но увлажненный взгляд и оросившие щеки слезы выдавали сердечное волнение незнакомки. Поднявшийся при ее приближении мужчина раскрыл свои объятия; в молчании они вновь склонились перед распятием и молча творили молитву.

С восхищением Кортенэй взирал на лицо женщины; ангельская кротость ее затуманенных слезами глаз, изящество и пропорциональность черт, грациозность соединялись с простотой и искренностью ее обращения к Божьему духу, чьей помощи она просила, простирая к небу руки, — картина, достойная кисти Рафаэля.

Теперь Эдвард знал причину, породившую так много толков в округе, а с появлением на сцене прекрасной незнакомки он знал также, где находится источник так поразившей его музыки. В спокойную, безветренную ночь эти звуки могли разноситься вокруг далеко и отчетливо; в сочетании с мерцающим свечением лампады это явление, видимо, и было причиной испуга суеверных крестьян, которым случалось о ту пору проходить мимо аббатства. Воображение их родило загадочное чудище — дитя невежества и страха. Вероятно также и то, что какой-нибудь пилигрим, более отважный; чем простые селяне, пытался проникнуть в развалины и, быть может, даже видел одну из странных фигур. Пребывая в твердом убеждении, что картина, открывшаяся ему, принадлежит загробному миру, набожный странник, без сомнения, не стал искать ей объяснения, а попросту пересказал увиденное и тем вернее сохранил уединение непонятных пришельцев.

Пока эти мысли проносились в голове Кортенэя, незнакомцы поднялись с колен и, обменявшись взглядами, в которых благодарность соединялась с любовью, рука об руку покинули алтарный портик. Эдвард, чья решимость узнать мотивы странных поступков мужчины еще более окрепла с появлением его прекрасной подруги, двинулся следом. Выйдя через боковой проем, он следовал за ними на расстоянии, которое оберегало его от света лампады. Оставаясь незамеченным, он продолжал идти, когда неожиданный поворот у главных ворот переменил ход световых лучей, и неясный отблеск очертил контуры его фигуры. Молодая женщина вскрикнула и без чувств упала на руки спутнику.

Эдвард немедленно вступил в освещенный круг и, как мог, постарался словами рассеять опасения мужчины. Представившись и рассказав о том, что побудило его прийти сюда, он объяснил, что странное поведение незнакомца заставило его преследовать их, дабы понять то, свидетелем чего ему довелось быть.

Когда Эдвард заговорил, мертвенная бледность покрыла лицо его собеседника, но только на миг; помедлив, он отвечал голосом глухим, но твердым: «Я сожалею, сэр, что мое появление здесь вызвало так много толков, однако мне нет расчета скрывать от вас причину, побудившую меня искать уединения в этих стенах. Время и невзгоды изрядно потрудились над моим лицом, и только поэтому я стою, еще не узнанный вами, но, думаю, вскоре вы узнаете того, с кем прежде очень были хорошо знакомы. Теперь же пройдемте туда, где мы остановились, и вы получите достаточное объяснение той сцене, невольным свидетелем которой вам пришлось стать. И хоть это будет стоить мне немалых усилий, я расскажу вам мои мотивы, побуждаемый к тому, как это ни странно будет для вас звучать, воспоминанием о прошлой дружбе». Сказав это, чужеземец и его прелестная спутница, изумленная не меньше Эдварда этой речью, двинулись дальше. Полный всевозможных догадок и предположений, Кортенэй последовал за ними.

Освещая путь зыбким светом лампады, они пересекли мрачную громаду монастырской залы, поднялись вверх на несколько ступеней и вошли в меньшее помещение — дормиторий, слегка приподнятый по отношению к остальной части аббатства. Здесь, в двух небольших комнатах, где сохранились крыши, стояли две кровати и немного мебели, и тут незнакомец остановился, приглашая Эдварда войти. «Эти стены, — сказал он, — дарят мне приют вот уже две недели; и прежде, чем начать печальную повесть моих преступлений, я хотел бы, чтобы вы вспомнили одного из ваших старых товарищей, сражавшихся вместе с вами на континенте: для этой цели я выйду и вернусь в привычном для вас платье, ибо одежды, что вы видите на мне теперь, были надеты в этих руинах как более подходящие состоянию моего духа и намерениям, с которыми я сюда прибыл». Тембр, интонации голоса, произносившего эти слова, непостижимым образом менялись на протяжении фразы и сейчас, звуча доверительно и покойно, казались неуловимо знакомыми удивленному Эдварду. Пока незнакомец отсутствовал, его спутница, до сих пор не оправившаяся от испуга, сидела неподвижно и молчала. Эдвард, рассматривавший ноты, лежащие на столе, решился вывести ее из задумчивости вопросом: не она ли была исполнительницей той божественной мелодии, что недавно так поразила его. Глубокий вздох вылетел из ее груди, глаза наполнились слезами, и голосом, походившим на звон хрустального колокольчика, она отвечала, что, зная, каким сильным действием обладает ее искусство, она повсюду сопровождает брата, ибо все ее счастье теперь заключено в утешении его разрываемой страданием души. Именно для этой цели ее арфа помещалась в той части развалин, откуда ее было слышно лучше всего и где ее воздействие было наиболее благотворно. В этот момент отворилась дверь и появился незнакомец, одетый в военную форму; он нес в руках зажженную восковую свечу, свет от которой скользил по его фигуре и озарял лицо, обращенное к Кортенэю. «Вы не вспоминаете, — медленно проговорил он, — офицера, раненного осколком гранаты в битве при Зутфене?»

— Мой Бог! — вскричал Эдвард. — Неужели передо мной Клиффорд!

— Да, мой друг, это я, — отвечал незнакомец, — хоть время и не пощадило меня. Перед вами стоит самый несчастный из людей; но позвольте мне не огорчать нежное сердце Каролины пересказом всех выпавших на мою долю несчастий; давайте лучше пройдемся по аббатству: его угрюмый мрак более подходит к той повести, которую я хочу поведать вам.

Пообещав Каролине скоро вернуться, они не спеша направились к монастырской ограде; оттуда через хоры они прошли внутрь здания.

Спокойный воздух ночи, мягкий свет луны и освежающий бриз, что все еще кружил над длинными рядами скамей в разрушенном зале, — красота и благоухание природы были не в состоянии утешить бедного Клиффорда, когда они осторожно пробирались через хоры.

— Друг мой! — воскликнул он в сильном волнении, — возле нас, незримые, парят души тех, кто был когда-то обижен мной! Знайте, что под мраморной плитой, на которой вы видели меня распростертым, молящим небеса об искуплении, под этой плитой покоится прах моей любимой жены, прекраснейшей из женщин, смертью своей обязанной не Творцу, нет! ибо он милосерден, но мне! — жестокому червяку, обуреваемому ревностью.

Теперь они, ускорив шаг, направлялись к западному порталу аббатства, и там, после томительной паузы, Клиффорд продолжал:

— Вы, вероятно, помните, что примерно год назад я получил отпуск и разрешение на поездку в Англию у нашего командира графа Лейцстера; я тотчас же выехал, ибо к этому меня понуждало полученное мной письмо, но, видит Бог, лучше бы мне было остаться! Дело в том, что в письме, помимо прочего, сообщалось, что моя жена, моя любимая Матильда, часто встречается с молодым человеком, который поселился неподалеку от моего поместья К-н. Там же говорилось о том, что на лето она переселилась в небольшое имение, в двух милях от вашего аббатства, и что там она продолжает свои встречи с незнакомцем. Сжигаемый ревностью, я тайно прибыл в Англию и с болью обнаружил, что все разговоры повторяют эти сплетни. Был тихий летний вечер, когда я добрался до деревушки Г. Неверной рукой, с бьющимся сердцем, я постучался в дверь собственного дома. Слуга сказал мне, что Матильда ушла прогуляться к аббатству, и я немедленно отправился туда. Солнце уже село, и серый сумрак окутывал окрестности. На небе взошла луна, и ее серебристый свет слабо озарял руины и темные аллеи; укрывшись в тени ближайшего дерева, я терпеливо ждал, и мне не пришлось стоять долго, когда я увидел, как Матильда, моя прекрасная Матильда идет вдоль аллеи, поддерживаемая рукою молодого незнакомца. Представьте себе мое возбуждение! К несчастью, месть моя была молниеносной; обнажив шпагу, я окликнул злодея — так думал я тогда — и бросился на него. Потрясенная внезапностью нападения и свирепым моим видом, Матильда упала без чувств, и сознание вернулось к ней только тогда, когда мой клинок пронзил грудь неприятеля, защищавшегося отважно, но не сумевшего устоять перед яростью моего натиска. С отчаянным криком Матильда припала к бездыханному телу юноши. «Мой брат! Мой брат!» — были ее слова.

Если бы мир рухнул и провалился в преисподнюю на моих глазах — изумление и ужас едва ли бы были сильнее тех, что охватили меня при этих словах. Смертельный холод сковал мои члены, и я, не двигаясь, стоял уничтоженный и опустошенный. Между тем жизнь вместе с кровью вытекала из ран бедного Уолсингэма; в последний раз вздохнул он и умер на руках любимой сестры, впавшей после этого в состояние, близкое к каталепсии. Рассудок мой, хотя и потрясенный пережитым, повиновался мне. Я сбегал за помощью в соседние дома, и тела перенесли под крышу. Но новый удар ждал Матильду — узнать в убийце собственного мужа! Благоразумнее всего было не торопить события, однако, непонятно как, истина сразу открылась ей, и не прошло двух месяцев, как она упокоилась рядом с ни в чем не повинным братом, который к моменту нашей встречи только-только возвратился из Индии и потому, разумеется, никому в наших краях не был знаком. Они покоятся под этой мраморной плитой, Кортенэй; думаю, и я присоединился бы к ним, если бы не Каролина; если бы она не вошла, подобная ангелу, и если б не встала между смертью и своим братом.

Единственное, что мне осталось теперь, — посещать могилу Матильды и ее брата, безвинно из-за меня пострадавших. И я все время молю Господа о всепрощении, но даже молитва вряд ли бы смогла удержать меня; только музыка способна упокоить мой дух и умерить мои страдания. Накануне вы наблюдали борьбу сердца, пораженного недугом раскаяния. Гармония, которая правит миром, победила его, голос моей Каролины и ее арфа потушили пожар в моей душе. Ее искусство спасает меня и дает мне силы жить, ибо неземное блаженство пронизывает каждый нерв, и мягкий шепот, шепот вечности…

Благочестие и покой зовут меня, и вас теперь не должны удивлять мои частые посещения этих руин. Едва сгустятся сумерки, дважды в неделю мы покидаем наш коттедж и приходим сюда; после молитвы, как и сегодня, мы останавливаемся в дормитории, и рано утром, пока все спят, мы покидаем эту обитель слез и печали.

Такова, мой друг, история моих преступлений и моих страданий, ибо они единственно причина того, чему невольным свидетелем вы были сегодня, но полно об этом, смотрите — Каролина, моя ласковая Каролина, ради кого я живу еще под этим небом и у кого я в неоплатном долгу, — она спешит встретить нас. Я вижу ее у ворот.

Обеспокоенная долгим отсутствием брата, девушка оставила комнаты дормитория и отправилась искать его. Эдвард заметил ее, когда она подошла ближе, и обликом своим она больше походила на божественное видение, несущее мир и покой, нежели на земное существо. И если до сих пор Эдварда в ней влекла ее необыкновенная красота, то теперь, узнав, как заботится она о бедном Клиффорде, он полюбил ее за чистоту души и за доброту ее, и с этого момента он решил сохранить эти чувства до тех пор, пока не будет достоин открыть их ей.

Сейчас же, хотя и с большой неохотой, он был вынужден покинуть своих новых знакомых, так как слуги, обеспокоенные его долгим отсутствием, вышли на поиски. Углубясь в развалины так далеко, как то дозволяли их суеверные страхи, они тщетно окликали своего молодого хозяина, когда он, к великой их радости, живым и невредимым вышел из ворот аббатства. Когда улеглись первые восторги, ему стоило больших трудов умерить их любопытство, неожиданно загоревшееся узнать больше о потустороннем из миров.

Вероятно, в заключение следует добавить, что время и нежная опека сестры успокоили, вселив надежду на Божье всепрощение, доселе смятенную душу Клиффорда. Также необходимо сказать, что со временем Эдвард и Каролина соединились священными узами брака, и вместе с ними в гостеприимном замке Кортенэя раскаявшийся Клиффорд в молитвах и благочестивых размышлениях завершил свой жизненный путь.


Читать далее

Из истории готического романа 01.04.13
Хорас Уолпол. МАДДАЛЕНА, или РОК ФЛОРЕНТИЙЦЕВ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Анна Летиция Барбальд. СЭР БЕРТРАНД. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Анна Радклиф. КОМНАТА С ПРИЗРАКОМ. Перевод Л. Гей 01.04.13
Натан Дрейк. АББАТСТВО КЛЮНДЭЙЛ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Неизвестный автор. МОНАХ УЖАСА, или КОНКЛАВ МЕРТВЕЦОВ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Уильям Бекфорд. НИМФА РУЧЬЯ. Перевод А. Брюханова 01.04.13
Уильям Чайлд Грин. ТАИНСТВА КАББАЛЫ. Перевод А. Брюханова 01.04.13
Фрэнсис Лэтом. ДУХ ВОД. Перевод А. Брюханова 01.04.13
Неизвестный автор. ПЛЯСКА СМЕРТИ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Чарльз Мэтьюрин. ЗАМОК ЛЕЙКСЛИП. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Мэри Уоллстоункрафт Шелли. СОН. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Перси Биши Шелли. АССАСИНЫ. (Отрывок повести). Перевод К. Бальмонта 01.04.13
Джордж Гордон Байрон. ПОГРЕБЕНИЕ. Перевод П. Киреевского 01.04.13
Джон Полидори. ВАМПИР. Перевод П. Киреевского 01.04.13
Уильям Харрисон Айнсворт. НЕВЕСТА ДЬЯВОЛА. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Неизвестный автор. ПРЕДСКАЗАНИЕ АСТРОЛОГА, или СУДЬБА БЕЗУМЦА. Перевод А. Брюханова 01.04.13
Вальтер Скотт. МАГИЧЕСКОЕ ЗЕРКАЛО. Перевод А. Кулишер 01.04.13
Томас Пекетт Прест. ДЕМОН ХАРТЦСКИХ ГОР, или ТРОЕ УГОЛЬЩИКОВ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Джеймс Хогг. ПУТЕШЕСТВИЕ В ПРЕИСПОДНЮЮ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Уильям Мадфорд. ЖЕЛЕЗНЫЙ САВАН. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Джозеф Шеридан Лефаню. ПРИЗРАК И КОСТОПРАВ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Макартур Рейнольдс. ТРИБУНАЛ ИНКВИЗИЦИИ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Сериал 1830-х. ВАМПИР ВАРНИ. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Неизвестный автор. ПРИЗРАЧНЫЙ ЗАЯЦ. Перевод С. Рублевского 01.04.13
Р. С. Хоукер. ПРИЗРАК БОТАСЕНА. Перевод Р. Громовой 01.04.13
Иден Филпотс. ЖЕЛЕЗНЫЙ АНАНАС. Перевод Р. Громовой 01.04.13
Р. Эллис Робертс. КОНФЕССИОНЕР. Перевод О. Шмыревой 01.04.13
A. Л. Роуз. ХЕЛЛОВИН. Перевод Н. Кузнецовой 01.04.13
Д. Д. Бересфорд. МИЗАНТРОП. Перевод А. Бутузова 01.04.13
Натан Дрейк. АББАТСТВО КЛЮНДЭЙЛ. Перевод А. Бутузова

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть