Онлайн чтение книги Зеленые тени, Белый Кит Green Shadows, White Whale
Глава 4

Снаружи по ступенькам прогремел пьяный топот ботинок. Настежь распахнулись створки дверей. Внутрь, пошатываясь, ввалился изувеченный человек, обхватив кровавыми руками окровавленную голову. От его стона у каждого посетителя в баре пробежал мороз по коже. Некоторое время слышалось только, как лопаются пузырьки пены в узорчатых кружках; все лица – бледные, румяные, пунцовые, с паутинками капилляров – обернулись к незнакомцу. Над каждым глазом дрогнуло веко.

Мужчина в изорванной одежде стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, с глазами навыкате и дрожащими губами. Присутствующие сжали кулаки. «Ну?! – беззвучно кричали они. – Давай же, говори! Что стряслось?»

Незнакомца сильно качнуло вперед.

– Авария! – прокричал он. – Авария на дороге!

Тут у него подкосились колени, и он рухнул на пол.

– Авария!

Человек десять кинулись к нему.

– Келли! – Голос Гебера Финна сотрясал бар. – Беги на дорогу. И поосторожнее там, один раненый у нас уже есть. Не суетись. Джо, беги за доктором.

– Погоди! – раздался негромкий голос.

Из отдельной клетушки в темном конце бара, где лучше всего погружаться в философские размышления, на толпу щурился темноволосый мужчина.

– Доктор! – воскликнул Гебер Финн. – Вы были тут все это время!

– Ладно, помолчи! – закричал доктор и поспешно скрылся в темноте, а с ним еще несколько человек.

– Авария… – Уголок рта у лежавшего на полу задергался.

– Полегче, ребята.

Гебер Финн и двое других бережно уложили пострадавшего на стойку бара. Он лежал на инкрустированном дереве, прекрасный, как смерть. В граненом зеркале маячили сразу два ужасных отражения.

Снаружи, на ступеньках, толпа застыла в оцепенении, словно в сумерках океан поглотил Ирландию, а теперь обступает их со всех сторон. В гигантской дробилке туман перемолол и загасил луну и звезды. Чертыхаясь, все ошалело ринулись вперед, чтобы кануть в пучину.

Я стоял у них за спиной, в ярко освещенном дверном проеме, лишь бы не оказаться втянутым в это действо, которое смахивало на сельский ритуал. С того самого момента, как я оказался в Ирландии, меня преследовало ощущение, будто я проживаю на театральной сцене «Эбби-театра». И теперь, не зная своей роли, я мог только таращиться на бегущих.

– Но, – неуверенно возразил я, – на дороге не было слышно шума машин.

– Разумеется, – чуть ли не с гордостью отвечал Майк.

Из-за артрита он не мог спуститься ниже верхней ступеньки, топтался на месте и кричал в белесые глубины, поглотившие его приятелей:

– Перекресток обшарьте! Вечно там сталкиваются!

– Перекресток!

Раздался топот гулких шагов, далеких и близких.

– И шума аварии не было слышно, – сказал я.

Майк презрительно фыркнул:

– По части шума со скрежетом мы отстаем. Но авария все равно есть, достаточно туда сходить. Только не беги. Тьма-тьмущая, черт ногу сломит! А то налетишь сослепу на Келли – он носится как угорелый. Или наткнешься на Фини – этот если налакается, то дороги не разбирает, а что там на ней тем более. Финн, фонарь есть? От него мало толку, парень, но все равно возьми. Ступай, слышишь?

Я на ощупь двинулся сквозь туман и, окунувшись во тьму, окружавшую Финнов паб, пошел на грохот башмаков и хор голосов, что раздавались впереди. Пройдя сотню ярдов навстречу бесконечности, я услышал приближение людей, которые переговаривались сиплым шепотом:

– Осторожней!

– А, черт!

– Не растряси его!

Меня отбросила в сторону пышущая паром кучка людей, которые внезапно вынырнули из тумана, неся над головами некий помятый предмет. Я успел заметить бледное, окровавленное лицо, потом кто-то выбил у меня из рук фонарик.

Инстинктивно, чуя вдали сияющий, как виски, Финнов паб, похоронная процессия устремилась в знакомую надежную гавань.

Сзади замаячили тени и послышался леденящий душу стрекот насекомых.

– Кто там? – крикнул я.

– Мы, с велосипедами, – прохрипел кто-то. – Авария все-таки.

Луч фонарика упал на идущих. Я вздрогнул. И тут села батарейка.

Но я успел различить двоих деревенских парней, без труда сжимавших под мышками два дряхлых черных велосипеда без передних и хвостовых огней.

– Что?.. – проговорил я.

Но они прошли мимо, унося с собой происшествие. Туман поглотил их. Я, покинутый, стоял один на пустой дороге, с дохлым фонарем.

Когда я открыл дверь паба, оба «тела», как они их называли, были уже распростерты на стойке бара.

Толпа, собравшаяся не выпивки ради, преградила путь врачу, и ему пришлось боком протискиваться от одной жертвы ночной езды вслепую по мглистым дорогам к другой.

– Один – Пэт Нолан, – прошептал Майк. – Остался без работы. Другой – мистер Пиви из Мэйнута, торговец сигаретами и сластями. – Он повысил голос: – Так они мертвы, доктор?

– Может, помолчите? – Доктор смахивал на скульптора, который никак не справится с композицией из двух мраморных фигур в натуральную величину. – Положите одного на пол.

– На полу окочурится, – сказал Гебер Финн. – Внизу ему смерть. На стойке лучше, мы тут теплого воздуха надышали.

– Но, – тихо сказал я в замешательстве, – я никогда не слышал про такие аварии. Вы уверены, что обошлось без машин? Всего лишь эти двое на велосипедах?

– Всего лишь? – вскричал Майк. – Да на велосипеде, если постараешься, можно разогнаться до шестидесяти километров в час, а под горку, на длинном спуске – до девяноста, а то и девяноста пяти! Вот они и неслись, без передних и задних фар…

– Но это же запрещено законом!

– Не хватало еще, чтобы правительство совало нос в нашу жизнь! Так вот, несутся эти двое, без фар, из одного города в другой, словно удирают от смертного греха. Навстречу друг другу, но по одной и той же стороне дороги. Говорят, всегда нужно ездить по встречной полосе, так, мол, безопасней. Вот и полюбуйтесь, до чего их довела эта официальщина. Люди гробятся! Как? Разве непонятно? Один по правилам ездил, а другой – нет. Лучше бы им там, наверху, помалкивать! А то вот лежат эти двое и концы отдают.

– Концы отдают? – вздрогнул я.

– А ты прикинь! Что мешает двум крепким парням, что мчатся очертя голову, один из Килкока в Мэйнут, другой из Мэйнута в Килкок, столкнуться лбами? Туман! И ничего больше! Только туман стоит на их пути, не давая их черепушкам врезаться друг в друга. А когда они сталкиваются на перекрестке, происходит то же, что в кегельбане. Бах! Кегли разлетаются! Вот и они подлетают футов на девять, кувыркаясь в воздухе голова к голове, как милые дружки, а их велосипеды сцепились, словно два кота. Потом все это обрушивается наземь и лежит, дожидаясь прихода ангела смерти.

– Но ведь они же не…

– Ты так думаешь? В прошлом году не было в ирландском свободном государстве ночи, чтобы хоть кто-нибудь не загнулся в какой-нибудь чертовой аварии!

– Ты хочешь сказать, в год погибает три с лишним сотни ирландских велосипедистов?

– Святая и горькая истина.

– Я никогда не разъезжаю по ночам на велосипеде. – Гебер Финн смотрел на тела. – Только пешком.

– Ну так треклятые велосипедисты на тебя наезжают! – сказал Майк. – На колесах ли, пешком ли, все равно какой-нибудь недоумок гонит тебе навстречу. Да они скорее тебя пополам перережут, чем поздороваются. О, какие смельчаки превращались в дряхлые развалины, калечились или хуже, а потом всю жизнь мучились головными болями. – Майк вздрогнул, зажмурившись. – Можно подумать, человеку не по силам управиться с таким мощным и хитроумным механизмом.

– Триста смертей в год? – изумился я.

– Это не считая тысяч «ходячих раненых» каждую пару недель, которые, проклиная все на свете, забрасывают велосипед в болото и на государственную пенсию зализывают свои бесчисленные болячки.

– Так о чем мы тут болтаем? – Я беспомощно кивнул на пострадавших. – Где больница?

– В безлунную ночь, – продолжал Гебер Финн, – надо ходить полями, а дороги – ну их к черту! Вот так я и дожил до пятого десятка.

– А-а…

Раненые зашевелились.

Доктор, почувствовав, что слишком долго держит зрителей в неведении и публика уже начинает расходиться, резко поднялся, разом приковав к себе внимание, и произнес:

– Итак!

Мгновенно воцарилась тишина.

– У одного, – ткнул пальцем врач, – синяки, ссадины и две недели жутких болей в спине. А у другого… – Он поморщился, уставившись на второго: тот был бледнее и выглядел так, словно его собрали в последний путь, наложили грим и нарумянили щеки. – Сотрясение мозга.

– Сотрясение!

Прошелестел и утих легкий ветерок.

– Его можно спасти, если срочно доставить в мэйнутскую клинику. Кто вызовется отвезти его на своей машине?

Все как один повернулись к Тималти. Я вспомнил, что у дверей припарковано семнадцать велосипедов и только один автомобиль.

– Я! – вызвался Тималти. – Другой-то машины нет!

– Вот! Доброволец! Взяли пострадавшего – осторожно! – и несем в принадлежащий Тималти драндулет!

Они уже собрались было поднять раненого, но замерли, когда я кашлянул. Я обвел рукой присутствующих и поднес к губам собранные стаканчиком пальцы. Все в легком замешательстве уставились на меня. В заведении, где со стойки бара текут пенные реки, такой жест – редкость.

– На дорожку!

Теперь даже более удачливый из двух, внезапно оживший, с физиономией, похожей на сыр, обнаружил, что держит кружку. Ее вложили туда заботливые руки со словами:

– Ну давай… рассказывай…

– Что случилось, а?

– Пошлите… – простонал потерпевший, – пошлите за отцом Лири. Я хочу, чтобы меня соборовали!

– Сейчас приведем!

Нолан вскочил и побежал.

– Пусть моя жена, – просипел пострадавший, – позовет на мои поминки моих трех дядьев и четырех племянников, моего деда, Тимоти Дулина и всех вас!

– Пиви, ты всегда был парень что надо!

– Дома, в моих лучших ботинках, спрятаны две золотые монеты, чтобы прикрыть мне глаза! На третий золотой купите мне приличный черный костюм!

– Считай, что все сделано!

– И чтобы виски – рекой. Я сам буду покупать!

У дверей послышался шорох.

– Слава богу, – закричал Тималти. – Это вы, отец Лири. Святой отец, нужно поскорее соборовать по высшему разряду!

– Ты еще будешь указывать, что мне делать! – сказал священник в дверях. – Будет вам соборование. Давайте сюда пострадавшего! Мы его вмиг!

Пострадавшего под одобрительные возгласы подняли на руки и бегом понесли к выходу, где священник регулировал движение.

Одно тело покинуло стойку бара, предвкушаемые поминки не состоялись, и зал опустел, остались только я и доктор, реанимированный велосипедист и двое приятелей, в шутку тузящих друг друга. Было слышно, как все гурьбой укладывают тяжело раненного в аварии человека в машину Тималти.

– Допивай, – посоветовал доктор.

Но я стоял и растерянно смотрел на очухавшегося велосипедиста, сидевшего в ожидании, когда возвратятся остальные и начнут ходить вокруг да около него; смотрел на залитый кровью пол, на две «машины», прислоненные к стене у двери, словно театральный реквизит, на немыслимый туман и тьму; вслушивался, как голоса то повышаются, то стихают в зависимости от индивидуальных особенностей глотки и обстоятельств.

– Доктор, – услышал я свой голос, кладя монетки на стойку, – часто у вас случаются автоаварии, когда сталкиваются люди в автомобилях?

– Только не в нашем городе! – Доктор скорбно кивнул на восток. – Если ты любитель таких вещей, езжай за этим в Дублин!

Он пересек паб и взял меня под руку, словно собирался поделиться какой-то тайной, которая может еще изменить мою судьбу. Ведомый врачом, я чувствовал, как внутри переливается крепкий портер, с чем приходилось считаться.

Доктор шептал мне на ухо:

– Послушай, сынок, ведь ты не так уж много ездил по Ирландии, верно? Тогда слушай! В таком тумане в Мэйнут лучше гнать велосипед на полной скорости! Чтоб лязг на всю округу! Почему? Чтоб коровы и велосипедисты – с дороги врассыпную! Поедешь медленно – будешь косить десятками, прежде чем они догадаются, в чем дело. И еще: увидишь велосипед, сразу гаси фары, если, конечно, они у тебя действуют. Безопаснее разъехаться с выключенными фарами. Сколько глаз навсегда закрылось из-за проклятых фар, сколько невинных душ загублено! Теперь понятно? Две вещи: скорость и гасить фары, как только завидишь велосипед!

В дверях я кивнул. У меня за спиной пострадавший, устроившись поудобнее на стуле, смаковал портер и, взвешивая каждое слово, потихоньку заводил свой рассказ:

– Так вот, еду я домой, довольный жизнью, качу себе под горку, и тут на перекрестке…

Снаружи доктор отдавал мне последний наказ:

– Обязательно надевай кепку, если выходишь ночью на дорогу. Чтоб голова не трещала, если столкнешься с Келли, или Мораном, или еще с кем из наших. Они-то толстолобые с рождения, да еще если наклюкаются. Они опасны, даже когда ходят пешком. Так что для пешеходов в Ирландии тоже есть правила, и первое – не снимать кепку!

Я не задумываясь достал коричневое твидовое кепи и надел. Поправляя кепи, я взглянул на клубящуюся ночную мглу. Прислушался к притихшей обезлюдевшей дороге, которая на самом деле не такая уж тихая. На сотни непроглядных ирландских миль вокруг я увидел тысячи перекрестков, затянутых тыщей густых туманов, а на них – сонмы летящих по воздуху видений, от которых разит «Гиннессом», в твидовых кепках и серых шарфах, распевающих и горланящих песни.

Я моргнул. Видения исчезли. Дорога замерла в ожидании, опустевшая и темная.

Глубоко вздохнул, зажмурился, натянул на уши кепи, оседлал свой велосипед и покатил по противоположной стороне дороги навстречу здравому смыслу, найти который мне было не суждено.