Онлайн чтение книги Улица Полумесяца Half Moon Stree
Глава 3

На следующее утро после похода в театр Питт рано появился в своем кабинете на Боу-стрит. Мало радости было торчать одному дома, особенно если с первой почтой не доставили письма от Шарлотты. Поэтому, позавтракав и накормив котов, суперинтендант покинул Кеппель-стрит и отправился в участок.

Телман был в Дувре, и пока было еще рано ждать от него сообщений, но Томас и не рассчитывал, что инспектор добудет какие-то решающие сведения. Устроил ли эксцентричное появление покойника возле Лошадиной переправы французский дипломат или какой-то другой оригинал, позволивший разыграться своему извращенному вкусу? Полицейский очень надеялся на второй вариант. Скандал с французским посольством мог обернуться большими неприятностями, и, вероятно, его невозможно будет замять без особого шума, чтобы не вызвать напряженности в отношениях двух стран.

Вчерашняя театральная драма взволновала супер-интенданта силой разыгранных на сцене страстей. Он не испытал такого замешательства, как Кэролайн, при виде откровенного изображения чувственных желаний особы, живущей с человеком, не способным удовлетворить ее страстной натуры или мечтаний. В отличие от героини Томас являлся представителем следующего, более молодого поколения и принадлежал к иному социальному кругу; в общем, он чувствовал себя более свободным в выражении своих эмоций. К тому же Питт вырос за городом, гораздо ближе к природе.

И тем не менее обнаженность представленных на сцене чувств навела его на глубокие размышления, пробудив в Томасе новое понимание того, что может скрываться даже за самыми внешне безмятежными лицами. Как же ему хотелось, чтобы Шарлотта была рядом и он мог обсудить с ней эти сложности! Пустота дома вызывала у Томаса душевные страдания, и он с радостью вернулся к проблемам расследования обнаруженного в плоскодонке покойника.

Ближе к полудню, когда суперинтендант еще разбирался с заявлениями о пропавших людях, раздался стук в дверь, и в кабинет к нему с довольным видом вошел сержант.

– В чем дело, Ливен? – спросил его Питт.

– К нам в отделение заявилась одна женщина, сэр, и сообщила, что пропал ее хозяин. Не появлялся дома вроде уже пару дней. Она говорит, что это на него не похоже. Особо важно, что этот высокообразованный джентльмен отлично вел свои дела. Никогда не пропускал назначенных встреч. От этого зависела его репутация, ведь он имел дело с приличными и даже светскими людьми. Не мог же он, говорит эта женщина, заставлять лордов и леди ждать, иначе они больше не пришли бы к нему.

– Ладно, Ливен, примите ее заявление, – раздраженно бросил Томас, – вряд ли мы сможем сразу разобраться с этим делом. А если вы полагаете, что это что-то серьезное, то сообщите инспектору Брауну.

Но сержант проявил настойчивость.

– Нет, сэр, дело крайне важное. Суть в том, что она описала нам его внешность. Очень похоже на того бедолагу, что вы обнаружили у Лошадиной переправы, почти полное совпадение. Я подумал, что вы сами пожелаете допросить ее и даже, может, отправите глянуть на того несчастного парня…

Питт разозлился на собственную несообразительность.

– Да, конечно, Ливен. Спасибо. Не затруднит вас привести ее ко мне?

– Слушаюсь, сэр.

– И, Ливен…

– Да, сэр?

– Это была хорошая мысль. Я сообщу вам, если вы окажетесь правы.

– Благодарю вас, сэр.

Сержант просиял довольной улыбкой и вышел, с особой осторожностью закрыв за собой дверь.

Через пять минут он вернулся с невысокой, крепкого сложения женщиной, лицо которой было искажено тревогой. Увидев Питта, она с ходу разразилась монологом:

– Так енто вы тот жельтмен, с которым мне надоть поговорить? Ну да, понимаишь, уж два дня, как его нетути… то бишь нынче уж второй… а мине всё спрашивают, где ён пропадаить… – Она удрученно покачала головой. – Ну, а я-тоть ни сном ни духом, откуль мине знать-то? Знаю токмо, шо такое не в евонном обычае, за все годы, шо я служу в том доме, ён никогда не позволял себе отлынивать от дел. Жутко странно, понимаишь… Я знаю, как ён печется о хлиентуре; едва проснется – и уж сразу за работу. Завсегда готов оказать услугу… Вот и непонятно, куды ён задевался, да.

– Где же он может быть, миссис… – спросил супер-интендант.

– Вот уж чо не скажу. Никому не ведомо, где ён! Ищщез. Вот шо я и притащилася сюды в вашу полисию. Вы-то уж разберетесь в ентой напасти как пить дать!

– Прошу вас, присаживайтесь, миссис… – Томас вновь попытался узнать имя болтушки.

– Геддс… мине звать миссис Геддс. – Посетительница села на стул напротив него. – Вот ить, значицца, так, – она пригладила юбки, – вишь, как оно получается, я убираюсь в евонном доме уж, почитай, лет десять как и знаю все евонные повадки. И уж это, доложу вам, ни в какие вороты не пролезет.

– Миссис Геддс, а как зовут вашего хозяина?

– Кэткарт ён… Делберт Кэткарт.

– Пожалуйста, опишите мне внешность мистера Кэткарта, – попросил Питт. – Кстати, где он живет?

– В Баттерси, – ответила женщина, – прямо-таки у самой реки. Приличный дом, знаете ли. Лучшего я и не видала. Не пойму, где ён мог так загуляться, шо не возвернулся домой.

– Возможно, он еще вернется, миссис Геддс. Будьте добры, опишите, как выглядит мистер Кэткарт.

– Ну вроде нормального мужеского росту, – рассудительно ответила служанка, – не шибко высокий, значицца, но и не мелкий. Не жирный. Вроде как… – она задумчиво помедлила, – вроде как даже изячен по фигуристости. Светлые волосы, усы, но не пышные… так, быдто усишки. Одевается завсегда оченно аллегантно. Ну вроде как изячно, про енто я уже, кажись, говорила… Да сумеете ли вы признать его по такому патрету?

– Не уверен, что сможем, миссис Геддс.

За годы службы Питту множество раз приходилось сообщать людям о смерти, но никогда еще это не представлялось ему легким или приятным. Что ж, по крайней мере, эта женщина – не родственница пропавшего.

– Боюсь, что вчера утром мы обнаружили одного мертвого человека в маленькой лодке. Пока нам неизвестна его личность, однако, судя по вашему описанию, он очень походит на мистера Кэткарта, – рассказал полицейский. – Сожалею, миссис Геддс, что мне приходится просить вас об этом, но не согласитесь ли вы пройти со мной и взглянуть на этого человека? Возможно, вы его узнаете?

– Ох! Да уж… – Посетительница внимательно разглядывала Питта, о чем-то сосредоточенно размышляя. – Уж да, кажись, уж лучше мне глянуть, верно? Лучше уж мне, чем одной из тех его знакомых светских ледей, ага.

– Так он знаком со многими светскими дамами? – спросил Томас.

Не зная пока, окажется ли мужчина из лодки Кэткартом, он предпочел сразу хоть что-то узнать о нем на тот случай, если, признав в убитом хозяина, миссис Геддс будет так потрясена, что не сможет вспомнить больше ничего путного.

– Исчо бы, да полно! – воскликнула она, вытаращив глаза. – Ён же самый расчудесный хватограф во всем Лондоне, шутка ли?

Питт ничего не знал о фотографах, за исключением обрывочных сведений, почерпнутых из случайных разговоров. Кто-то говорил ему о них, описывая новый вид портрета.

– Я не знал этого, – признался он, – и мне хотелось бы побольше узнать о нем.

– Ну, все они выходили у него настоящими красотками. Вам небось такие и не снилися! Народ аж дрожал, чуть не умом повреждалси через них.

– Понятно. – Суперинтендант поднялся из-за стола. – Сожалею, миссис Геддс, но у нас не остается иного варианта, кроме как отправиться в морг и выяснить, не попал ли туда наш мистер Кэткарт. Надеюсь, что нет.

Надежду он выразил исключительно из сочувствия к служанке, хотя сразу осознал, что покривил душой. Будет гораздо легче разобраться с этим преступлением, если жертвой окажется светский английский фотограф, а не французский дипломат.

– Ага, – спокойно сказала миссис Геддс. Она тоже встала и, чинно пригладив жакет, добавила: – Ну, пошли, шо ли ча, я готова.

Морг находился достаточно близко для пешей прогулки, но грохот уличного движения затруднял любые разговоры. Мимо Томаса и его спутницы проносились двуколки, омнибусы, фургоны и подводы пивоваров. Голосисто предлагали свои товары уличные торговцы, попадавшиеся навстречу пары увлеченно спорили о наболевшем, а один лоточник разразился хохотом, выслушав анекдот какого-то остряка.

Совсем иная атмосфера поджидала их в морге. На них сразу навалилась скорбная тишина да прилипчивый влажный запах, и внезапно живой мир показался страшно далеким.

Их провели в ледник, где хранились покойники. С головы человека, найденного у Лошадиной переправы, откинули конец простыни.

Миссис Геддс глянула на него и ахнула, едва не задохнувшись.

– Да, – произнесла она сдавленным голосом. – Ох, боженьки ж… енто ж ён самый, мистер Кэткарт, горемычный!

– А вы уверены? – уточнил Питт.

– Да уж, ён енто как пить дать! – Женщина отвернулась и закрыла лицо рукой. – И шо же такое могло с им приключицца?

Не было необходимости рассказывать ей о зеленом бархатном платье или о цепях – по крайней мере, пока. А может, это и вовсе не понадобится.

– К сожалению, его ударили по голове, – ответил суперинтендант.

Глаза служанки расширились.

– Вы имеете в виду, шо его, шо ли, нарошно треснули? Получаецца, шо ли, прикончили?

– Верно, так и получается.

– С чего бы кому-то желать прикончить мистера Кэткарта? Или его ограбили?

– По всей видимости, вряд ли. А вы не знаете, может, он с кем-то поссорился?

– Ну уж нет, – решительно заявила болтушка, – ён был ничуть не задирист. – Она упорно смотрела себе под ноги. – На такое мог пойтить разве шо какой ни то дьявольский погубитель.

Питт кивнул служащему морга, и тот вновь закрыл лицо покойного.

– Благодарю вас, миссис Геддс, – сказал Томас женщине. – А теперь я был бы вам очень признателен, если б вы показали мне его дом и позволили поискать там нечто такое, что могло бы помочь нам найти того погубителя. Пожалуй, нам лучше поехать в кебе.

Он подождал немного, пока она придет в себя, и покинул вместе с нею морг, вновь вернувшись на залитую солнечным светом улицу.

– Как вы себя чувствуете? – спросил полицейский, заметив пепельную бледность лица своей спутницы. – Не лучше ли нам сейчас зайти что-нибудь выпить или просто посидеть в тихом месте?

– Нет, спасибочки вам, – стоически произнесла Геддс. – Вы оченно любезны, мистер, но я лучше заварю нам хороший чаёк, когда доберемся до дому. Некогда тут рассиживаться. Вам ить надо отыскать тех, кто сотворил енту жуть, и тогда уж они примерють пеньковый галстук!

Суперинтендант промолчал, продолжая идти рядом с ней, и вскоре, увидев свободный кеб, остановил его. Он выяснил у служанки адрес, назвал его кебмену и устроился рядом с ней в экипаже. Питт предпочел бы сразу узнать побольше подробностей жизни Кэткарта, но женщина сидела, сцепив руки на коленях, с застывшим взглядом, и то и дело вздыхала. Ей явно было необходимо время для того, чтобы переварить трагическую новость и как-то смириться с несчастьем.

Двуколка с грохотом пронеслась по мосту Баттерси, проехала по набережной и, свернув налево на Джордж-стрит, вскоре остановилась перед исключительно представительным домом с выходившим прямо к реке большим садом. Сойдя на землю, Томас помог спуститься миссис Геддс. Он заплатил извозчику и велел ему заехать в местный полицейский участок и попросить констебля прийти в дом Кэткарта.

Служанка, громко шмыгнув носом, слегка покачала головой и, пройдя по длинной подъездной аллее, достала из кармана ключ и открыла входную дверь. Она сделала это вполне уверенно. Очевидно, ей частенько приходилось самой отпирать замок в этом доме.

Войдя в дом, Питт внимательно огляделся. Он попал в просторную и светлую прихожую, в одном конце которой виднелась уходящая вниз лестница. Над ней поблескивало большое окно, прекрасно освещавшее лестничный пролет. На стене висело несколько групповых фотографий, запечатлевших компанию юных оборванцев, игравших на улице, а рядом с ними красовались аристократки в Аскоте[9]В Аскоте проходят ежегодные конные скачки, на которые собирается весь высший свет Англии. – множество очаровательных лиц, затененных изящными шляпками.

– Я уж говорила вам, что ён делал чудесные патреты, – печально напомнила миссис Геддс. – Вот ить напасть-то какая! Не знаю, мистер, что вы хочете тута найти. Вроде, на мой взгляд, ничо в доме не пропало, ничо не покрали. Ён, должно, таскался со своим хватоящщиком по улицам. Оборванцев он никогда сюды не водил!

– А с каким кругом людей он общался? – спросил Томас, проследовав за служанкой в гостиную, оказавшуюся удивительно маленькой для такого дома.

Стильная обстановка поблескивала полировкой, старинные шератоновские кресла дополнял изящный стол, а бухарский ковер стоил, видимо, не меньше годового жалованья Питта.

Окна выходили на большой газон с группами деревьев, тянувшийся до самого берега. Над рекой зеленым гротом склонилась ива, и ее кружевная листва отражалась в медленно текущем потоке. За розами скрывалась беседка: сквозь вьющуюся листву проглядывали ее белые решетчатые своды.

Миссис Геддс наблюдала за полицейским.

– Ён любил тама поработать, – вздохнула она, – хлиентам ндравилося хватографироваться в цветах. Особливо дамам. В таком антураже они получалися оченно романтическими. Жельтмены, те любять поддать важности. Позируют при полном параде, нацепив разнофсякие рехалии. – Ее тон крайне понятно выразил, как она относится к людям, стремившимся придать себе больше важности за счет мундиров. – Один вот, чокнутый, вырядился под Цезаря… этого… Юлия! – Женщина презрительно фыркнула. – Я вас умоляю!

– А мистер Кэткарт не возражал? – Питт попытался представить такой снимок.

– Вот уж нет! Еще и сам помог ему вырядиться. Чево ж тут поделашь, коли такая у него работа?! Запечатлеть, значицца, каженного чудака в том самом виде, в коем оно тому угодно. Глупости одни, так вот я скажу… Да ладноть, все енто уж нынче пустяки! Не пойму я, шо ж вы хотели тута найти-то, но вот все уж перед вами, гляньте сами.

Суперинтендант огляделся, сам не вполне понимая, что ему хотелось бы найти. Может, Кэткарта убили прямо здесь? Ответ на этот вопрос мог иметь решающее значение. Дом был расположен в очень подходящем месте для того, чтобы спустить плоскодонку на воду и отправить ее дрейфовать до Лошадиной переправы. Но, с другой стороны, на берег Темзы выходят сады множества особняков…

– Он принимал здесь гостей? – спросил Томас. – Устраивал вечеринки?

Служанка в полнейшем непонимании воззрилась на него.

– Развлекался он с гостями? – попытался пояснить полицейский свой вопрос.

Впрочем, судя по безупречно убранным комнатам, было невероятно трудно вообразить, что в них устраивали нечто вроде бала-маскарада с переодеванием в зеленое бархатное платье – конечно, если миссис Геддс не потрудилась, успев все прибрать и вымыть.

– Нет вроде как, – покачала головой женщина, по-прежнему пребывая в недоумении.

– Вам никогда не приходилось наводить здесь особый порядок, мыть кучу грязной посуды?

– Нет, никогда… хотя тут надоть скумекать, смотря какую кучу вы имеете в виду. Скажем, за тремя или четырьмя гостями, бывало, и убирала. А шо ж вы спросили, мистер Питт? Вы ж сказывали, что его, должно, убили! Не могли ли его прикончить на вечеринке, так вы подумали?

– Мы нашли его в маскарадном костюме. – Питт решил сообщить служанке полуправду. – Вряд ли он пошел бы разгуливать по улицам в таком наряде.

– Ну, хлиенты-то его вечно рядились по-дурацки, – запальчиво откликнулась Геддс, – а сам ён – ни в жисть не согласился б! Весьма, понимаете, благоразумный жельтмен, пусть и обслуживал тех, у кого с кумполом натурально не всё ладится.

Вероятно, она многого не знала о жизни мистера Кэткарта, но Томас воздержался высказывать ей свое мнение.

– А может, у него имеется лодка, скажем, на причале за садом? – спросил он вместо этого.

– Ой, не знаю… – Служанка страдальчески сморщилась. – Вы уж разок сказывали про лодку… Шо ли, в ей-то вы его и обнаружили, верно?

– Да, верно. А вчера вы наводили здесь порядок?

– И наводить-то особливо не пришлось. Так, обычная уборка… Ну, малость постирала. Как обычно… токмо вот в кровати никто не спал; оно показалось мне странно, хотя такое и раньше бывало.

Женщина поджала губы. Питт прочел в ее глазах неодобрение.

– Значит, иногда он не ночевал дома? Возможно, оставался у любовницы? А не припомните, есть ли у него что-нибудь зеленое из одежды? – Томас намеренно не уточнил, какую одежду имеет в виду.

– Ну, мне так даже смешно, ежели вы удумаете, что она могла прикончить его, – сердито буркнула миссис Геддс. – Не то штобы я одобряла их отношения – да уж, не одобряла! Но она исчо ничо собе дамочка, могло быть и хужее. Не жадная и не вульгарная, ежели вы понимаете, о чем я сказываю.

– Вам известно, как ее зовут?

– Ну, по мне так, может, и она вам чем и подмогнет. Кличут ее Лили, Лили Мондрелл. Не спрошайте меня, однако, как она пишется, все одно не знаю.

– А где я могу найти мисс Мондрелл? – спросил полицейский.

– Проживает она за мостом, в Челси. Сдается мине, у него где-то прописан ейный адресок.

– Давайте мы с вами пройдем по всему дому, и вы сообщите мне, если увидите что-то необычное, – предложил суперинтендант.

– Уж и не знаю, шо вам надоть найтить, – горестно произнесла служанка, смахнув слезу.

Казалось, что осознание смерти Кэткарта вдруг обрушилось на нее всей тяжестью утраты, с пониманием того, что полицейские теперь будут шастать по всему его дому, будто он уже никому не принадлежит. Будут везде совать свой нос, рыться в разных вещах, в его отсутствие и не спрашивая разрешения.

– Ежели и было чевой-то странное, дык я уж енто заметила б, – добавила она, шмыгнув носом.

– Но раньше вы не обращали особого внимания, – успокоил ее Томас. – Давайте осмотрим нижний этаж, а потом поднимемся наверх.

– Зазря токмо стратите время, – обиженно возразила Геддс. – Поспрошали б лучше в округе! – И она с суровым видом мотнула головой в сторону, воображая где-то за воротами неведомого погубителя. – Там-то вы вернее отыщете следы убивцев.

Тем не менее она направилась в следующую комнату, и Питт последовал за нею.

Дом отличался соразмерностью пропорций и экзотической обстановкой: похоже, Кэткарт подбирал драпировки и украшения, имея в виду возможные запросы клиентов. В целом, однако, создавалось очень цельное и приятное впечатление. Удлиненный, изящный силуэт египетской кошки контрастировал с богато украшенной золотом русской иконой, написанной в красно-черных тонах.

На лестничной площадке верхнего этажа висела картина одного из малоизвестных прерафаэлитов, изображавшая бодрствующего у алтаря рыцаря, и наивность ее стиля странно подчеркивалась обрамлением из мечевидных листьев. Во всем здесь ярко проявлялась индивидуальность владельца, и у Томаса появилось отчетливое представление о его личности, вкусах, мечтах и идеалах и, возможно, даже о той жизни, что сформировала их. И, как ни странно, осознание утраты стало более ощутимым, чем когда полицейский осматривал покойного в лодке, прибившейся к лестнице Лошадиной переправы, или потом в морге, когда его больше интересовали проблемы опознания и состояние миссис Геддс.

Служанка провела его по всем комнатам, и каждая выглядела безупречно. Все стояло на своих местах; не обнаружилось ни пострадавших столов или стульев, ни помятых подушек, ни порванных портьер. Всюду царила чистота. Невозможно было поверить, что тут проводилась костюмированная вечеринка, где кто-то из мужчин мог бы экстравагантно вырядиться в дамское зеленое платье, и уж точно нигде не было никаких следов яростной драки, во время которой нечаянно убили хозяина.

Напоследок Томас и миссис Геддс поднялись на самый верх и с узкой лестничной площадки попали в просторную комнату, занимавшую целый этаж, с большими окнами и застекленной крышей, создававшими великолепное освещение. Сразу стало понятно, что здесь находилась студия, где Кэткарт обычно делал свои фотографии. Задняя половина комнаты представляла собой изящно обставленную гостиную с окном, выходящим на реку, так что сидевшему там человеку могло показаться, что перед ним нет ничего, кроме неба. Другая же половина напоминала скорее склад, на первый взгляд вместивший в себя странный набор совершенно не сочетаемых предметов.

– Я редко подымалась сюда, – тихо заметила миссис Геддс. – Просто подметала пол, когда ён просил. Поддерживала, значицца, чистоту. Но ничо, упаси боже, не трогала.

Питт с интересом осмотрел коллекцию экспонатов. Ничего не передвигая, он отметил наличие рогатого шлема викингов, полдюжины причудливых деталей средневековых доспехов, множество отрезов бархата разнообразной яркой палитры – красных, пурпурных, золотых оттенков, – а также и более спокойных пастельно-кремовых и серовато-коричневых тонов. Среди прочего, имелись: веер из страусиных перьев, два чучела фазанов, круглый металлический кельтский щит с рельефным орнаментом, несколько мечей, копий, пик и многочисленные военные атрибуты и мундиры разных родов сухопутных и морских войск. Что подразумевала такая коллекция, невозможно было даже представить.

Служанка высказала вслух его растерянные мысли:

– Дык я ж говорила, кое-кому из евонной хлиентуры ндравилося рядицца в дурацкие одёжки.

При более внимательном осмотре суперинтенданту не удалось обнаружить ничего, что могло быть как-то связано со смертью Кэткарта. В большом гардеробе хранились многочисленные платья различной степени вычурности и пышности. И все же, учитывая, что хозяин студии часто фотографировал женщин, их наличие легко объяснялось. Имелись также и мужские костюмы разных исторических эпох, как подлинных, так и стилизованных.

На устойчивых треногах помещались четыре фотокамеры, накрытые черными покрывалами для затемнения. Питту еще не приходилось так близко видеть эти аппараты, и он разглядывал их с особым интересом и осторожностью, чтобы ничего не испортить. Они представляли собой замысловатые ящики из металла и дерева с отделанными складчатой кожей боковинами – очевидно, чтобы можно было увеличивать и уменьшать длину аппарата для изменения размера снимка. Объемом каждая камера занимала примерно кубический фут или чуть меньше, и над двумя из них поблескивали медью начищенные лампы. На полу стояло еще много других светильников с дуговыми лампочками. Томас не заметил нигде в студии запасов газа для светильников, но зато там имелось много каких-то толстых проводов.

– Лестричество, – с гордостью произнесла миссис Геддс. – Ён завел собственную машину для получения света. Динамо-машина, так вот она прозывается. Хозяин сказывал, что у нас тута маловато освещения для хорошей хватографии, разве что летом в солнечный день, да и то, верно, токмо на улице.

Питт с интересом разглядывал новые светильники. Все очевиднее становилось то, что Кэткарт относился к своей работе исключительно трепетно, как к настоящему искусству. Не жалел, короче, ни времени, ни денег.

– И всем ентим он занимался, уж будьте покойны, самолично, – прибавила служанка. – Частенько запирался в особой комнате, той, что в самом подземелье. Тама у него как бы лаболатория, полно каких-то химичеств. Запашок у них, правда, мерзопакостный. Токмо он никогда меня туда не пущал, чтобы я ненароком не наделала себе беды. Упаси боже рассыпать там какой порошок, можно и умом тронуться!

– А он хранил здесь какие-то готовые фотографии? – спросил суперинтендант, с любопытством окидывая взглядом студию. – Те, что сделал недавно или в последние дни?

– Ну да, вон в тех ящщиках. – Женщина показала на большой застекленный шкаф, стоявший слева от Питта.

– Отлично, спасибо.

Полицейский открыл дверцы и, по очереди выдвигая ящики, занялся изучением снимков, внимательно разглядывая каждый. На первом была запечатлена изумительная особа в экзотичном наряде и с бусами на шее. Ее рука касалась красивой корзинки, сплетенной из пальмовых листьев рафии, из которой выползала на редкость натуральная змея. Эта фотография притягивала взгляд, причем даже не тем, что навевала воспоминания об эллинистическом периоде Египта, что, вероятно, входило в замысел заказчицы, а завораживающей игрой светотени на лице, подчеркивающей его властность и чувственность.

На второй фотографии стоял молодой мужчина в образе, как подумалось Питту, святого Георгия. Он был облачен в блестящие доспехи и вооружен мечом и щитом. Рядом с ним на столике гармонично поблескивал шлем. Лучи света играли на изгибах металлического нагрудника и отражались в его бледных глазах и белокурых волосах, увенчивая эту красивую шевелюру небесным ореолом. Изображение наводило на мысль не о воинственном рыцаре, но о мечтателе, готовом к сражению на духовном поприще.

Третья фотография подчеркивала внутреннее тщеславие личности изображенного на ней человека, четвертая – безмятежность и добродушие, пятая – своеобразное сибаритство, хотя все эти качества замечательно маскировались атрибутами фантазийных и богатых декораций, словно их стремились скрыть от менее восприимчивых глаз.

Томас проникся новым, более глубоким уважением к этому фотографу и осознанием того, что таким тонким пониманием человеческой натуры и отображением ее с поразительной выразительностью Кэткарт мог спровоцировать появление как врагов, так и друзей.

Закрыв шкаф, Питт повернулся к миссис Геддс, и в этот момент кто-то позвонил в дверь.

– Мож, мине лучше спустицца и открыть, – предложила женщина, глядя на полицейского в ожидании распоряжения. – Надо ль сказывать, шо мистер Кэткарт помер?

– Нет, пожалуйста, пока не говорите, – быстро сказал Томас. – Хотя я надеюсь, что это явился констебль из местного полицейского участка. По меньшей мере в порядке любезности я должен сообщить им о случившемся, а если убийство действительно произошло в этом доме, то им придется тоже расследовать преступление.

Если ему повезет, то местная полиция будет настаивать на передаче им этого дела. Теперь было вполне ясно, что французское посольство тут ни при чем, и поэтому у Питта не было причин самому искать виновных.

В дом действительно вошел местный констебль, невзрачный, но приятный мужчина средних лет по фамилии Баклер. Суперинтендант коротко изложил ему имевшиеся на настоящий момент сведения. Он описал даже более зловещие подробности, предварительно извинившись перед миссис Геддс. Если Баклер был способен помочь в дальнейшем расследовании, то он должен узнать все существенные детали.

– Да, сэр, потрясли вы меня некоторыми фактами, – промямлил тот, когда Питт закончил. – Мистер Кэткарт, конечно, был натурой творческой, несколько эксцентричен, понятно, но мы завсегда почитали его очень приличным джентльменом. Не то чтобы самых строгих правил, как священники или им подобные, но приличный, как уж большинство господ, даже получше многих. На редкость отвратительное дельце, тут уж ничего иного и не скажешь.

– Верно, – согласился Томас, не слишком, однако, уверенный в оценке констеблем степени приличности Кэткарта. – Миссис Геддс показала мне дом и сообщила, что всё в полном порядке и нет никаких свидетельств того, что здесь мог кто-то побывать, за исключением, возможно, Лили Мондрелл, которая, насколько я понял, могла быть любовницей убитого.

– Ну, он же вроде как из художественной братии… был, – с заминкой признал Баклер. – От них такого можно ожидать… – Он оглянулся вокруг. – Так вы думаете, значит, что его могли тут и убить? Хотя я не представляю, чтобы кто-то разгуливал по улицам в описанном вами наряде. Пусть даже ночью! Вполне вероятно, что все произошло прямо тут, что положили его, значит, в лодку и пустили в свободное плавание. И она легко могла прибиться к берегу в любом месте, отсюда и до самого Пула.

Питт провел констебля по дому к боковой двери в сад, оставив служанку в гостиной.

– Вы там поосторожнее с ковром, – заметила она им вслед. – Край у него так истрепался, что недолготь и навернуцца… Я давно твердила мистеру Кэткарту, шо пора бы сдать его в починку.

Томас глянул на пол. Гладкая отполированная поверхность выглядела совершенно чистой и голой.

– Миссис Геддс! – крикнул он женщине.

– Да, сэр? – отозвалась она.

– Тут нет никакого ковра.

– Так уж и нет, сэр, – вполне спокойно возразила служанка, – небольшой такой, зеленый, с красным узором. С разлохматившимся краем, как я и сказывала.

– Нет, миссис Геддс. Тут на полу вовсе ничего нет.

Послышался звук шаркающих шагов, и вскоре удивленная женщина возникла в дверях. Ее взгляд устремился на гладкий пол.

– Погодьте, дай-кось я проверю за лестницей… Должно, он там, сэр. Порванный!

– Когда вы в последний раз видели его? – уточнил суперинтендант.

– Погодьте-ка… щас скумекаем… – Теперь служанка выглядела озадаченной. – Ну да, за день, значицца, до того, как мистер Кэткарт не ночевал, за день до того… Он лежал туточки, потому я опять и завела песню о том, что пора его сдать в починку. Я даже сообчила хозяину имя одного мастера по починке ковров.

– А не мог ли мистер Кэткарт отвезти ковер к нему?

– Ой, не мог, сэр, – решительно заявила Геддс. – Куда там, сам ён ентими вещами не занимался! Если б решился, то поручил бы енто дело мине. Сдаецца, его просто стащили. Но черт мине подери, ежели я знаю, зачем кому-то спонадобилось такое старье…

Рассуждая, она изумленно оглядывалась по сторонам, сосредоточенно наморщив лоб, и взгляд ее вдруг остановился на белой фарфоровой вазе с синим узором, стоявшей на жардиньерке у стены.

– Что случилось, миссис Геддс? – спросил Томас.

– И там тож поставили другую вазу! Другого цвету. Мистер Кэткарт нипочем не поставил бы на енту жандиньерку сине-белую вазу, раз уж там красные шторы. Ведь у его имеется еще одна большая ваза, красная с золотом. В два раза больше ентой несуразной фитюльки. – Женщина расстроенно покачала головой. – Я тож енту вазу туда не ставила, мистер Питт. И кому могло понадобицца стащить такую огроменную дуру, а заместо нее поставить другую?

– Тому, кто хотел скрыть факт какой-то пропажи, – мягко ответил суперинтендант, – тому, кто не знал, какая у вас хорошая память, миссис Геддс.

Служанка просияла довольной улыбкой.

– Благодарствуйте… – начала она, но внезапно резко умолкла. Лицо ее побледнело, а глаза расширились. – Вы намекаете, шо его-таки прикончили прямо туточки? Ох, бо… – Она судорожно вздохнула. – Ох…

– Не более чем предполагаю, – сконфуженно произнес Питт. – Может, вам лучше пойти и поставить чайник… вы ведь еще так и не заварили чай.

Он опустился на колено на дощатый пол и осторожно пробежал пальцами по краю плинтуса. Вскоре, почувствовав легкий укол, полицейский поднял крошечный осколок фарфора и тщательно осмотрел находку. Одна ее гладкая сторона была ярко-красной.

– Та ваза? – спросил Баклер, тоже наклоняясь и разглядывая осколок.

– Да… – кивнул Томас.

– Вы полагаете, сэр, что его убили здесь?

– Вероятно.

– Но не видно же никаких следов крови, – заметил констебль. – Или тут всё вымыли? До единого пятнышка?

– Нет, вероятно, кровь осталась на пропавшем ковре.

Баклер огляделся.

– Куда его могли подевать? – пробормотал он. – Вы уже смотрели в саду? Или в мусорном ящике? Хотя, конечно, разумнее было бы забрать его с собой. Впрочем, зачем… непонятно. Какая разница? На ковре же не написано имя убийцы…

– Нет, сад я пока не осматривал, – ответил Питт, поднимаясь на ноги. – Хотел дождаться представителя местного участка на тот случай, если там обнаружится что-то ценное.

Баклер одернул форменную куртку и тихо выдохнул:

– Верно, сэр. Тогда, пожалуй, пора там осмотреться, не так ли?

Суперинтендант открыл боковую дверь и вышел из дома. Осенние деревья еще не начали ронять листву, но каштаны уже потихоньку желтели. Разномастные астры пламенели яркими пурпурными, фиолетовыми и красными оттенками, а последние бархатцы еще золотились по краю дорожки. Несколько цветущих роз румянились янтарно-розовыми лепестками, начиная увядать, – но сейчас, залитые солнцем, они выглядели ярче, чем летом.

На речной глади за вечнозелеными растениями играл свет, и когда полицейские прошли по газону, то с легкостью заметили, что стоявшая ярдах в двадцати от реки и нависающая над ней ива отбрасывает на воду темную тень.

Они пошли осторожнее, разглядывая землю в поисках отпечатков недавно оставленных следов обуви.

– Есть, сэр, – процедил Баклер. – Похоже, тут что-то тащили. Видите, вон растения примяты! И стебли кое-где сломаны.

Питт и сам все это видел. К реке точно волокли что-то тяжелое.

– Мне кажется, что поначалу кто-то нес Кэткарта на руках, а потом, вот здесь, уронил его и дальше остаток пути волочил по земле, – заметил суперинтендант и прошел вперед, подводя коллегу к кромке воды. – Здесь трава сильно примята, но за последние два дня вода поднималась и отступала четыре раза, так что приливы успели смыть четкие следы.

У берега темнел столб, к которому могла быть привязана лодка, и вид канавок на нем явно говорил именно о таком использовании деревянного кнехта.

Томас пристально вглядывался в волнистую гладь просвеченной солнцем темно-бурой торфяной воды. Лишь через несколько минут он заметил очередной осколок фарфора, а потом еще один, а Баклер обнаружил застрявший под ивой рулон ковра, уже полузатонувший и прикрытый ветвями. Сначала он показался прибившимся к берегу бревном, и констебль даже не обратил на него особого внимания.

Не желая заходить в реку или просить об этом коллегу, Питт сходил в садовый сарай и взял там грабли на длинной рукоятке, после чего полицейским удалось совместными усилиями вытянуть рулон на берег. Развернув находку, они тщательно осмотрели ковер, но тот долго пролежал в воде и испачкался в иле, поэтому отличить грязь от крови было невозможно.

– Его прикончили в доме, а уж потом приволокли сюда и сунули в лодку, – мрачно произнес Баклер. – И кем бы ни был убийца, он грохнул об него вазу да побросал осколки в реку и испачканный кровью ковер тоже запихнул под иву. Может, преступник старался скрыть то, что убийство случилось прямо в доме? Надеялся, что мы подумаем, будто бедняга помер где-то в другом месте…

Питт быстро ответил, что склонен согласиться с такой версией. Чем дольше затягивается расследование, тем труднее потом бывает обнаружить следы и сделать верные выводы. Но обнаруженные улики не решали вопрос о том, произошло ли убийство случайно, или его заранее спланировали; они говорили лишь, что убийце хватило ума предпринять некоторые шаги для самосохранения.

– Должно быть, орудовал здоровый парень, – неуверенно протянул Баклер, – ему же пришлось притащить его сюда из дома и загрузить в лодку.

– Либо у него имелся помощник, – предположил Томас, хотя сам в это не верил.

Слишком много в этом деле было страсти, слишком много извращенной ярости для соучастия в таком преступлении, если только не сошлись вдруг вместе двое одинаковых безумцев.

Больше на берегу полицейские не нашли никаких полезных следов. Питт окинул взглядом притихший сад и быстро бегущую реку. Пока они стояли там, вода успела подняться на несколько дюймов.

– Нам лучше зайти в ваш участок. Ведь этот дом в вашей юрисдикции, – сказал Томас своему коллеге.

Но суперинтендант Уорд, возглавлявший этот участок, не горел желанием браться за это дело и недвусмысленно заявил Питту о том, что раз тело обнаружили возле Лошадиной переправы и Томас уже начал расследование, то ему и продолжать его.

– Кроме того, – убедительно добавил Уорд, – Делберт Кэткарт считался выдающимся фотографом. Вращался в высшем обществе. И на самом деле это преступление попахивает отвратительным скандалом. Так что действовать тут надо крайне осторожно!

* * *

Телман вернулся из Дувра возбужденный и усталый и, выпив чаю с сэндвичем на вокзале, прибыл на Боу-стрит и доложился Питту.

– В Дувре его уже и след простыл, – сообщил он, испытывая отчасти облегчение от того, что не надо брать под стражу французского дипломата, а отчасти – разочарование, поскольку не удалось продолжить расследование во Франции. – Хотя он там побывал. Заказал переправу в Кале, да так никуда и не поехал. Я уж все там выспросил досконально, но мне отвечали с полной уверенностью. Куда бы он ни укатил в отпуск, Англию Боннар, видимо, не покидал.

Откинувшись на спинку стула, суперинтендант взглянул на суровое лицо своего помощника и заметил его ревностное желание продолжить поиски француза.

– Покойник в лодке оказался вовсе не Боннаром, – сообщил Питт. – Это светский фотограф, Делберт Кэткарт. Он проживал в Баттерси, сразу за мостом, почти напротив Челси.

Он рассказал инспектору о том, как обнаружили место, где Кэткарта притащили в лодку, и отыскали рядом осколки вазы и испачканный ковер.

Нахмурившись, Телман опустился на стул.

– Тогда где же Боннар? – спросил он. – Почему он отправился в Дувр, а потом исчез? А вы не думаете, что он может быть тем самым, кто прикончил этого… как его… Кэткарта?

– Нет никаких причин думать, что они как-то связаны, – с кривой усмешкой заметил Томас, помня мнение Телмана о чужеземцах. – Ладно, надо сходить и повидаться сегодня вечером с Лили Мондрелл, – добавил он.

– Его любовницей? – В последнее слово инспектор вложил изрядное презрение.

В нем жило глубоко укоренившееся раздражение против подобного рода распущенности, незаслуженных привилегий, несправедливости, алчности, покровительства таким дамочкам или замалчивания их грешков. Сам он оставался человеком высоких моральных принципов и, хотя мог бы пылко отрицать это, имел консервативные взгляды на создание семьи, так же как и на поведение женщин.

– Надо же с чего-то начать, – бросил Питт. – Ведь, судя по всему, в дом к нему никто не вламывался, поэтому мы вынуждены предположить, что Кэткарт знал своего убийцу и сам впустил его. Причем он не видел никаких причин опасаться гостя. Миссис Геддс заявила, что понятия не имеет, кто бы это мог быть. Возможно, мисс Мондрелл известно больше.

– А другие слуги? – спросил Телман. – Неужели одна миссис Геддс справлялась в доме со всеми делами?

– Очевидно. Он редко питался дома – к чему ему заводить много слуг? Два раза в неделю кто-то приходил делать грязную работу, и еще у него работал садовник, но никто из них не знал Кэткарта лучше миссис Геддс.

– Тогда, видимо, нам лучше действительно навестить эту любовницу, – неохотно признал Сэмюэль, – но, может, сначала стоит хорошенько пообедать?

– Отличная идея, – с удовольствием согласился его начальник.

Перспектива поесть с Телманом в каком-нибудь теплом и шумном трактире радовала его гораздо больше, чем одинокая скудная трапеза за кухонным столом в пустом безмолвном доме на Кеппель-стрит. Вид домашней кухни с ее начищенной медной утварью, запахами чистого белья и отполированной до блеска мебелью лишь острее заставлял Томаса чувствовать отсутствие Шарлотты.

Его подчиненный уже мысленно представил себе мисс Мондрелл. Она принадлежала к тому сорту особ, с которыми мужчины предпочитают развлекаться, но женятся при этом на других. Наверняка она ужасно вульгарна, чувственна и алчна. Хотя должна быть красивой, иначе не преуспела бы в своих притязаниях, особенно у тех, кто имеет художественный вкус. Без всякой причины инспектор видел ее в образе пышнотелой блондинки, любившей вычурные крикливые наряды.

Когда их с Питтом проводили в гостиную ее дома в Челси, Сэмюэль пришел в непонятное ему самому замешательство. Не считая того, что хозяйка оказалась шатенкой, в остальном она вполне соответствовала представленному им образу. Мисс Мондрелл была исключительно красивой и могла похвастаться дерзким взглядом, большим чувственным ртом и шевелюрой темных блестящих волос. Обладая роскошной фигурой, она искусно пользовалась платьями, чтобы подчеркнуть все свои достоинства. Это выглядело немного хвастливо, но, возможно, только потому, что достоинств у нее было в изобилии. На более стройной особе такой наряд смотрелся бы скромнее.

Лишило Телмана самообладания то, что он нашел эту дамочку весьма привлекательной. Ее смешливое лицо лучилось радостью, словно она знала какую-то веселую историю, которой ей не терпелось поделиться. Едва полицейские вступили в теплую гостиную с затененными розовыми абажурами светильниками, Лили начала флиртовать с Томасом.

– Мне очень жаль, – сказал тот, сообщив ей новость о смерти Кэткарта без отягчающих подробностей.

Женщина опустилась на софу, взметнув розово-красные юбки. Больше по привычке, чем намеренно, она слегка отклонилась назад, выгодно представив гостям свои прелести.

– М-да, бедняга Делберт, – с чувством протянула Лили, печально покачав головой. – Не могу представить, кому понадобилось поступать так… жестоко. – Она вздохнула. – Конечно, у него были враги. Это естественно для человека, достигшего успехов на своем поприще, а он был великолепен. В определенном смысле никто в Лондоне не мог сравниться с ним.

– Какого же рода враги, мисс Мондрелл? – спросил Питт. – Профессиональные конкуренты?

– Нет, они не посмели бы убить его, – с усмешкой возразила Лили.

Телман уловил в ее голосе легкий северный акцент. Не будучи уверен, откуда она родом, он почему-то подумал о Ланкашире. Хотя, помимо Лондона, инспектор вообще знал мало городов.

Суперинтендант продолжал пристально смотреть на красавицу.

– Так какого рода у него были враги? – повторил он свой вопрос.

– Вы видели его фотографии? – ответила ему женщина смелым взглядом.

– Несколько. Мне показалось, что они на редкость хороши. Неужели кому-то из клиентов они могли не понравиться?

Мондрелл улыбнулась шире, показав отличные зубки.

– Ну, смею предположить, что вы не знаете этих клиентов, – ответила она. – Вы видели леди в наряде Клеопатры… со змеей?

– Да, – кивнул Томас.

Телман изумился, но промолчал.

– Что вы подумали о ней? – спросила Лили, по-прежнему глядя на Питта.

На лице суперинтенданта промелькнула легкая растерянность.

Инспектор сидел точно зачарованный. Ему захотелось посмотреть эти фотографии. На мгновение он задумался, много ли одежд было на той новоявленной Клеопатре.

– Смелей, дорогуша! Что вы подумали о ней? – повторила Лили Мондрелл. – Выкладывайте всю правду! Бедный Делберт этого заслуживает.

– Мне подумалось, что ей присуща чрезмерная властность, – ответил Питт, и его щеки слегка порозовели.

Хозяйка дома запрокинула голову и расхохоталась.

Теперь Телман и вовсе пребывал в потрясении. Любовник этой дамы недавно умер, она только что узнала эту новость, но при этом могла так смеяться!.. Инспектор попытался нахмуриться, чтобы изобразить неодобрение, и вдруг осознал, что не может этого сделать. От женщины исходило сердечное тепло, которое невольно подавляло и зачаровывало его.

Лили взглянула на него, и ее веселье исчезло.

– Не смотрите так, дорогуша, – тихо сказала она. – Вы же не хотите видеть перед собой зареванную физиономию? Он пожелал бы нам продолжать жить… и мне особенно. Я ведь давно знала его, понимаете… А вам не довелось.

Сэмюэль не нашелся чем ответить ей. Она выглядела именно так, как он представлял себе подобных женщин, но полицейский чувствовал, что внутренне мисс Мондрелл другая, более живая, более волнующая, и это смущало его.

Однако Лили уже забыла о Телмане. Она вновь посмотрела на Питта, и ее лицо загорелось интересом и изумлением.

– Властность? – удивленно произнесла женщина. – Вы на редкость осторожны в выражениях, супер-интендант. И только лишь властность?

Телман внимательно наблюдал за шефом, размышляя, что еще тот может сказать. Он подозревал, что Томас увидел в той фотографии гораздо больше.

– Ну давайте! Выскажитесь честно, – подначивала суперинтенданта Лили. – Какого типа женщина там блистает?

По губам Питта скользнула полуулыбка.

– Образ на фотографии передает чувственную и себялюбивую натуру, – ответил он. – Пылкую, безжалостную, самоуверенную. Сомнительную подругу и опасную соперницу.

Женщина очень медленно кивнула, и ее глаза загорелись удовлетворением.

– Вы увидели многое. И все это запечатлелось на той фотографии, – сказала она. – Вы взглянули на нее только раз, но поняли ее лучше, чем она того хотела бы. К слову, еще она чертовски горда. Таков был его гений. И он действовал безошибочно. Что-то подчеркивал светом, что-то скрывал, создавал особую обстановку… Вы удивились бы, узнав, как часто людям нравится то, что способно показать их настоящую натуру. Они забывают, что их фотографируют в крайне интимной обстановке, но когда фотография готова, ее можно показать любому.

Томас немного подался вперед.

– Какого рода декорации он предпочитал?

Телман не мог понять, зачем шеф задал такой вопрос. Он подумал, что здесь у Питта мог быть чисто личный интерес.

– Ну, змея, конечно, – начала вспоминать Лили, – и мне помнятся еще какие-то порхающие бабочки, предложенные им одной юной аристократке. Ей показалось, что они необычайно красивы и изящны… так и получилось. Более того, они отлично отражали ее натуру, – с улыбкой произнесла мисс Мондрелл. – А кроме того, были самые разные предметы – к примеру, зеркала, ножи, фрукты, бокалы с вином, чучела животных, разнообразные цветы… Но особенно тщательно он устанавливал светильники. Лицо, освещенное снизу, выглядит совершенно иначе, чем сбоку или сверху.

Суперинтендант задумался.

– И благодаря такой проницательности в создании портретов он приобрел недоброжелателей?

– Раз вы спросили об этом, то понятия не имеете о том, насколько велико людское тщеславие, – покачав головой, заметила женщина. – Неужели вы совсем не понимаете людей? И еще числите себя детективом?

– Как вы уже сами упомянули, мисс Мондрелл, это вы знали мистера Кэткарта, а я не имел такого счастья.

– Вы правы, дорогуша, конечно.

На мгновение красавицей завладела печаль, и Телман с изумлением увидел слезы, блеснувшие в ее глазах. Он испытал непонятное ему удовлетворение. Порядочного человека всегда огорчает смерть.

Внезапно Питт изменил линию допроса.

– Он унаследовал какое-то состояние или заработал его благодаря своим фотографиям?

На мгновение на лице Мондрелл отразилось сильное удивление.

– Мы никогда не говорили об этом. Он бывал щедр, но я не нуждалась в его подарках, – небрежно произнесла она, однако Телман почувствовал, что ей именно захотелось, чтобы они об этом узнали.

Питт опустил взгляд на свои руки.

– Вы не зависели от него в денежном плане? – удивленно спросил он. – Вы были любовниками или просто друзьями?

Лили улыбнулась ему, качнув головой, и слезы заструились по ее щекам.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, но вы заблуждаетесь. Мы любили друг друга. Ему нравились женщины, и я никогда не воображала, что моя роль в его жизни уникальна… но у нас сложились особые отношения. Ни в коем случае не великий роман, но мы нравились друг другу… он был забавным, а о каком человеке можно сказать больше… Мне не хватает его, – она смахнула слезы, – да, мне… мне хотелось бы думать, что это произошло быстро… что он не мучился…

– Смею думать, что он даже не успел ничего осознать, – мягко ответил Томас.

Женщина мельком взглянула на Телмана. Тому показалось, что мягкости Питта она испугалась больше, чем честности.

– Это был удар по затылку, – подтвердил инспектор. – Вероятно, все закончилось в одно мгновение.

Он поразился тому, что у него возникло желание утешить Лили. Ведь она олицетворяла собой все, что он порицал, и совершенно не походила на Грейси! Личико маленькой и худенькой мисс Фиппс выглядело очень смышленым, на мир она смотрела широко распахнутыми наивными глазами, но он впервые встретил такую вспыльчивую и резкую барышню. Старательная и остроумная, Грейси еще обладала и потрясающей храбростью. Более того, она была полной противоположностью того типа женщин, которые обычно привлекали Сэмюэля и на которых, по его представлению, он мог бы жениться. Вполне естественно, он испытывал к ней симпатию и, уж конечно, уважение, но их взгляды так часто не совпадали – причем в таких важных вопросах, как социальная справедливость и место людей в обществе, – что было бы смехотворно надеяться на что-то большее, чем приятное общение.

Конечно, смехотворно! Ведь он даже не нравился Грейси… Она терпела его только потому, что он служил вместе с Питтом. И вероятно, не стала бы терпеть, будь у нее выбор. Однако она могла бы угостить чаем с домашними кексами даже черта, если б Томас попросил ее или она думала, что это поможет ее хозяину в каком-нибудь расследовании.

Суперинтендант продолжал беседовать с Лили Мондрелл, расспрашивая ее о привычках Делберта Кэткарта, о его предпочтениях в одежде, отношении к театру и вечеринкам, а также о том, с кем он обычно проводил время, если не занимался поиском клиентов.

– Разумеется, он ходил на вечеринки, – сразу признала она. – Развлекался по-разному, но больше всего любил театр. Иногда даже сам устраивал своеобразные театральные сценки.

– А любил он наряжаться? – спросил Томас.

– Вы имеете в виду в маскарадные костюмы для светских балов или карнавалов? Вероятно, да. Как и большинство его знакомых, – сказала женщина, а затем задумчиво помолчала некоторое время. – Почему вы спросили? Это как-то связано с тем, кто убил его?

– На нем был… маскарадный наряд, – ответил Питт.

Теперь Лили выглядела удивленной и даже немного озадаченной.

– Это странно, – заявила она. – Он предпочитал… обычные костюмы. И вообще говорил, что выбор маскарадного костюма слишком откровенно показывает внутреннюю сущность.

– Кем он предпочел бы нарядиться… если б имел выбор? – задал суперинтендант следующий вопрос.

Мондрелл немного подумала.

– Я помню лишь один случай: он пришел весь в черном, вооружившись пером и зеркалом. По-моему, он изображал клоуна. А во что он был одет, когда умер?

Питт нерешительно помедлил.

– Во что? – снова спросила красавица, и ее лицо помрачнело.

Томас пристально взглянул на нее.

– В зеленое бархатное платье, – ответил он.

– Платье? Что вы имеете в виду? – Услышав это, мисс Мондрелл пришла в явную растерянность.

– Я имею в виду женское платье, – уточнил супер-интендант.

Собеседница недоверчиво уставилась на него.

– Какая… нелепость! – воскликнула она. – Он никогда не наряжался в дамские одежды. Сам он не мог бы… кто-то его нарядил… после… – Она вздрогнула и зажмурилась.

– Я надеялся, что вы сможете подсказать нам, кто мог бы такое сделать, – решительно произнес Питт.

– Нет, я не могу! – звонко воскликнула женщина. – У него полно колоритных приятелей, несколько необузданных, разумеется, в своих привычках и развлечениях, но они не способны на такое! Бедный Делберт. – Она смотрела на Томаса с какой-то встревоженной отрешенностью, словно рисуя что-то в своем воображении. – Я помогла бы вам, если б могла, но таких друзей я не знаю. – Ее взгляд вновь сосредоточился на суперинтенданте. – Мне хочется, чтобы вы нашли преступника, мистер Питт. Делберт не заслужил этого. Порой он умничал и не всегда понимал, когда лучше промолчать… и поэтому у него могли появиться враги. Он чертовски хорошо понимал человеческую натуру… но сам ничего плохого не делал. Ему нравились хорошие шутки и интересные люди, и он щедро делился со всеми. Найдите того, кто посмел сотворить с ним такое…

– Я сделаю все возможное, мисс Мондрелл, – пообещал Питт, – а если вы дадите нам список друзей мистера Кэткарта, то мы постараемся выяснить, не может ли кто-то из них также помочь нам.

Лили грациозно поднялась с софы и, шелестя юбками, направилась к бюро, обдав Телмана ароматной волной духов, нежной и сладкой, что вновь привело его в полнейшее смущение.