ЛУЧИ И ТЕНИ

Онлайн чтение книги Эрнани Hernani
ЛУЧИ И ТЕНИ

ПРИЗВАНИЕ ПОЭТА (Фрагменты)

Перевод Инны Шафаренко

Зачем, певец, толпе крикливой

Несешь ты свой бесценный дар?

Натуре тонкой и стыдливой

Не место средь гражданских свар;

В их атмосфере зараженной

Огонь, поэзией зажженный,

Дымит и гаснет, не дыша,

И вянет в толкотне и гаме,

Как луг, истоптанный ногами,

Незащищенная душа.

Ужель, мечтатель, не пугает

Тебя шум битвы роковой,

В тот час, когда король вступает

С народом в беспощадный бой?

Зачем в смятении великом

Внимаешь ты их злобным кликам,

Учитель, сеятель, поэт?

Ты, весь принадлежащий богу,

Зачем вступаешь на дорогу,

Где суета, где веры нет?

Пускай твой голос, чистый, ясный,

Вольется в мелодичный хор;

Раскройся, как цветок прекрасный,

Под солнцем средь пустынных гор;

Ищи свободы и покоя

Там, где стихает все мирское,

Где нет ни злобы, ни вражды;

Вдали от всех, в тиши безлюдной,

Услышишь зов природы чудный.

Увидишь светлый взор звезды.

Пускай в лесах, на побережьях

Звенит твой гимн, восторга полн,

Вбирая лепет листьев свежих

И легкий плеск лазурных волн…

Там, в сладостном уединенье,

Тебя коснется вдохновенье!

Оставь ничтожных, злых людей!

Лови небесных сфер звучанье

И помни: лира — мирозданье,

Поэт — божественный Орфей!

Беги от бурь, шумящих в мире,

И пусть убогая земля,

Плывущая в межзвездной шири

Без компаса и без руля,

Тебя лишь издали тревожит;

Так, зная, что помочь не может,

В грозу, средь ночи, рыболов

Дрожит под утлым кровом дома,

Услышав скрип, удары грома

И стоны в грохоте валов.

— Увы! — Певец им отвечает, —

Люблю я воды и леса;

Мне песни часто напевают

Их радостные голоса…

Нет зла в животных и растеньях,

Природа-мать в своих твореньях

И совершенна и щедра;

Под солнцем, средь тепла и света

Расцветшая душа поэта

Горит желанием добра…

О, лик природы светлоокий!

Блажен, кто может слиться с ней!

Но в век опасный и жестокий

Должны мы жить среди людей.

Ведь мысль и знанье — это сила!

Природа мудро сотворила

Для птиц — густую тень ветвей,

Для трав — ручей, бегущий в чаще,

Для уст иссохших — мед пьянящий

И для слепых — поводырей!

Трудиться и служить собратьям

Наш долг в такие времена.

Постыдно было бы сказать им:

«Я ухожу, — борьба трудна!»

Позор тому, кто в дни лихие,

Когда народная стихия

Бурлит, когда страна в огне,

В сторонку отойти стремится

И безмятежно петь, как птица

Поет над розой при луне!

В дни, омраченные раздором,

Любовью к людям одержим,

Поэт своим духовным взором

Провидит путь ко дням иным,

И он, в служении высоком

Святым подобный и пророкам,

Чураясь низменных забот,

Не слыша ни похвал, ни брани,

Как яркий факел в мощной длани,

Им свет грядущего несет.

Он видит блеск, от прочих скрытый, —

Сиянье будущих миров…

И пусть над ним смеется сытый,

Самовлюбленный острослов,

Пусть тот, кто мелок и корыстен,

Твердит десятки пошлых истин,

Его за рвение коря, —

Он твердо обращает очи

Туда, где над завесой ночи

Восходит ясная заря.

. .

Создатель золотых утопий,

Он знает, что наступит миг, —

И он, как проводник из топи,

Питомцев выведет своих

Туда, где справедливость правит,

Где все честны и не лукавят,

Где люди — братья испокон,

Где зависть никого не гложет,

Где сильный слабому поможет

И нерушим добра закон.

. .

А ты, Утопия святая, —

Основа всех благих основ, —

Прочь удались от краснобая,

Твой осквернившего покров!

Твоей звездою освещенный,

Он вел вперед, но, развращенный

Корыстью, продал свой порыв

И в вожделенье безобразном

Поддался низменным соблазнам,

О человечестве забыв;

Гордыней мелкой обуянный,

Он клад науки разменял

На вероломный, окаянный,

Всех растлевающий металл

И по стезе неверной, зыбкой,

Скрыв стыд за лживою улыбкой

Жреца, предавшего свой храм,

Свернул на скользкий путь разврата

И отдал все, что было свято,

На поругание и срам.

Прочь от писак с пером продажным,

С душой, прогнившею насквозь,

За мзду готовых с видом важным

Все толковать и вкривь и вкось;

Они объяты опьяненьем,

Но любят вспомнить с умиленьем

Дни юношеской чистоты, —

И смеют эти лицедеи

К возвышенной, святой идее

Тянуть нечистые персты!

. .

Прочь от суровых моралистов,

От тех, кто днем, средь важных лиц,

В борьбе за нравственность неистов,

А ночь проводит у блудниц;

Бедняг, что на углах ночуют,

Он укоряет и бичует,

Рисуя им благую цель,

А им — бороться не под силу:

Пред ними выбор — лечь в могилу

Иль жить, но — лечь к нему в постель!

Беги от горлопанов хлестких!

Изображая бунтарей,

Они вопят на перекрестках,

Чтоб в людях разбудить зверей.

Лелея лишь свою персону,

То черни льстят они, то — трону,

С расчетом делая дела,

И их притворное горенье,

Как отсыревшие поленья,

Чадит, но не дает тепла.

О, если б были все такими

В юдоли этой — видит бог, —

Тогда б поэт, живя меж ними,

Ни мыслить, ни творить не мог!

Он схоронил бы все надежды,

Он, в клочья разорвав одежды,

Главу бы пеплом посыпал

И, ожидая вечной ночи,

В отчаянье, смеживши очи,

«О, горе, горе!» — восклицал.

. .

Но нет! Творец в своей безмерной,

Неизреченной доброте

Не возвратит нас в век пещерный,

Не даст погибнуть в темноте!

Ведь солнце с теплыми лучами,

Под вечер прячась за горами,

Не гаснет все же до конца,

И теплятся во мгле безбрежной

Луч света на вершине снежной,

Луч мысли на челе певца!

_____

Итак, мужайтесь все, кто страждет,

Кого тревоги давит гнет,

Кто избавленья ближних жаждет,

Но справедливости не ждет!

Не унывайте, молодые,

Считая, что рассвет далек,

Что утвердились дни худые

На бесконечно долгий срок!

. .

Все, потерпевшие крушенье

И уцелевшие в волнах,

Крепитесь, веруйте в спасенье,

Уймите дрожь, умерьте страх!

. .

Мужайтесь! Пусть клубятся тучи,

Пусть жуток непроглядный мрак, —

Его рассеет вихрь могучий,

Сверкнет спасительный маяк!

Утихнет шторм; над гладким морем

Проглянет ясный небосвод…

Восстаньте, сгорбленные горем!

Да будет день! Смелей вперед!

_____

Народы, слушайте поэта!

Во тьме безвременья лишь он

Способен видеть проблеск света,

Небесной искрой озарен.

Он различает и зимою,

Под заснежённою землею,

Зерно, что к лету даст росток;

Как морю, ветру, лесу, полю,

Ему, свою диктуя волю,

Все тайны открывает бог.

Он, словно сквозь терновник колкий,

Сквозь град насмешек и острот,

Сбирая бережно осколки

Традиций вековых, идет;

Из тех бесхитростных традиций

Все благородное родится,

Все честное, что в людях есть;

То, что народ растил веками,

В былое уходя корнями,

Несет нам будущего весть.

Поэт, как солнце, излучая

Сияние души своей,

Страданья людям облегчая,

Их исцеляет от скорбей.

Поэт предвидит путь вселенной;

Он светоч истины нетленной

Несет лачугам и дворцам,

И этот светоч благородный

Звездою служит путеводной

И королям и мудрецам.

25 марта — 1 апреля 1839 г.

* * *

«Как в дремлющих прудах среди лесной глуши…»

Перевод Е. Полонской

Как в дремлющих прудах среди лесной глуши,

Так видим мы порой на дне людской души

И ясную лазурь, где проплывают тучи,

Где солнца луч скользит, беспечный и летучий,

И тину черную, где мрак угрюмо спит,

Где злобных змей клубок невнятно шелестит.

7 мая 1839 г.

УСПОКОИТЕЛЬНАЯ КАРТИНА

Перевод Инны Шафаренко

Весь мир поет, жужжит, сияет:

Паук, прядильщик и портной,

Тюльпанов лепестки скрепляет

Тончайшей сеткой кружевной;

В пруду кишит букашек стая,

На них большая стрекоза,

Лазурью крылышек блистая,

Таращит круглые глаза;

Льнет роза к нежному бутону,

От страсти пламенной ала,

А на ветвях поют влюбленно

В закатном свете два щегла,

Как будто воспевают птицы

Творца, чья легкая рука

Окрасила в кармин ресницы

Для неба — синего зрачка;

В лесу лосенок несмышленый

Играет, расшалившись вдруг;

Броней тяжелой, золоченой

На плюше мха сверкает жук;

Луна до ночи в небе встала,

Как выздоровевший больной,

Ее глаза, как два опала,

Покрыты томной пеленой;

Пчела над лютиком резвится,

От меда сладкого пьяна,

А пашня дышит, шевелится, —

В ней прорастают семена!

И все живет, и все играет —

Луч солнца на коньках домов,

Тень, что по речке пробегает,

Синь неба, прозелень холмов,

На склонах мак и клевер красный…

Природа, полная любви,

Мне говорит с улыбкой ясной:

Не бойся, человек, живи!

К Л

Перевод А. Ахматовой

С тростинкой хрупкою надежды наши схожи,

Дитя мое, в руках господних наши дни,

Всей нашей жизни нить в суровой власти божьей,

Прервется нить — и где веселия огни?

          Ведь колыбель и смерти ложе, —

          От века на земле сродни.

Я некогда впивал душою ослепленной

Чистейшие лучи моих грядущих дней,

Звезду на небесах, над морем Альциону

И пламенный цветок среди лесных теней.

          Виденья этой грезы сонной

          Исчезли из души моей.

И если близ тебя, дитя, рыдает кто-то,

Не спрашивай его, зачем он слезы льет, —

Ведь плакать радостно, когда томит забота,

Когда несчастного жестокий рок гнетет.

          Слеза всегда смывает что-то

          И утешение несет.

2 июня 1839 г.

OCEANO NOX[470] [Встает] с океана ночь ( лат. ). — Конец 250-го стиха книги второй «Энеиды» Вергилия ( «Движется между тем небосвод, с океана встает ночь» ).

Перевод В. Брюсова

Сен-Валери-на-Сомме

Вас сколько, моряки, вас сколько, капитаны,

Что плыли весело в неведомые страны,

В тех далях голубых осталось навсегда!

Исчезло сколько вас, — жестокий, грустный жребий!

В бездонной глубине при беспросветном небе

Навек вас погребла незрячая вода!

Как часто путь назад не мог найти к отчизне

Весь экипаж судна! Страницы многих жизней

Шторм вырывал и их бросал по волнам вмиг!

Вовек нам не узнать судьбы их в мгле туманной.

Но каждая волна неслась с добычей бранной:

Матроса та влекла, а та — разбитый бриг.

И никому не знать, что сталось с вашим телом,

Несчастные! Оно, по сумрачным пределам

Влачася, черепом о грани камней бьет.

А сколько умерло, единой грезой живших,

Отцов и матерей, часами стороживших

На берегу — возврат того, кто не придет!

Порой, по вечерам, ведут о вас беседы,

Присев на якорях, и юноши и деды

И ваши имена опять твердят, смешав

Со смехом, песнями, с рассказами о шквале

И с поцелуем тех, кого не целовали, —

Тогда как спите вы в лесу подводных трав.

Мечтают: «Где они? На острове безвестном,

Быть может, царствуют, расставшись с кругом тесным

Для лучших стран?» Потом — и имена в туман

Уходят, как тела ушли на дно бесследно,

И Время стелет тень над вашей тенью бледной, —

Забвенье темное на темный океан.

Вас забывают все — с тем, чтоб не вспомнить снова:

Свой плуг есть у того, свой челн есть у другого!

И только в ночь, когда шторм правит торжество,

Порой еще твердит о вас вдова седая,

Устав вас ожидать и пепел разгребая

Пустого очага и сердца своего.

Когда же и ее закроет смерть ресницы,

Вас некому назвать! — ни камню у гробницы

На узком кладбище, пугающем мечту,

Ни иве, что листы роняет над могилой,

Ни даже песенке, наивной и унылой,

Что нищий пропоет на сгорбленном мосту!

Где все, погибшие под голос непогоды?

О, много горестных у вас рассказов, воды

(Им внемлют матери, колена преклонив!),

Их вы поете нам, взнося свой вал мятежный, —

И потому у вас все песни безнадежны,

Когда вы катите к нам вечером прилив!

Июль 1836 г.

ИЮНЬСКИЕ НОЧИ

Перевод Инны Шафаренко

Как летом темноты недолог промежуток!

Пьянящий запах трав вздымается с полей,

В струистых сумерках наш сон пуглив и чуток, —

Сквозь дрему слышу я дыханье тополей;

На звездном пологе — темней густая крона,

Прозрачна синь небес до самого утра,

И робкая заря, бродя у небосклона,

Тихонько ждет, когда придет ее пора.

28 сентября 1837 г.

Читать далее

ЛУЧИ И ТЕНИ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть