Онлайн чтение книги Хождение под мухой
ГЛАВА 7

От Нюши я вырвалась только к четырем часам дня, страшно утомленная и злая. Ей-богу, выдержать такую порцию ненависти, которая исходит от Шаховой, не каждому по плечу. Анюта никак не желала отпускать меня, вываливая на голову невероятное количество сведений об общих знакомых. Шахова и впрямь все обо всех знала: кто чем болен, у кого сколько денег…

С жуткой головной болью я доплелась до метро и встала на эскалатор.

– Граждане пассажиры! – заорало радио.

От неожиданности я чуть не свалилась со ступенек. Ну разве можно так пугать народ!

– Московский цирк на Цветном бульваре приглашает провести выходной день вместе с его артистами, – бодро вещал женский голос, – вас ждет незабываемое представление, воздушные гимнасты, акробаты, хищники и обезьяны на коньках! Все это – цирк на Цветном бульваре.

– Обезьяна на коньках – это нечто, – неожиданно вслух сказала я и налетела на мужчину, сходившего с эскалатора впереди меня.

Мужик резко обернулся и схватил меня за плечо.

– Ты поаккуратнее насчет обезьяны на коньках, так и огрести можно!

– Вы что? – изумилась я.

– Это ты что, – обозлился вконец парень, – зачем обзываешься?

Тут только я заметила, что у него через плечо висят два ботинка с коньками.

– Так я обезьяна на коньках? – наседал мужчина, багровея. – А ну повтори!

– Вы не так поняли, – залепетала я, – ей-богу, я не вас имела в виду.

– Кого тогда? – набычился мужик, продолжая крепкими, просто железными пальцами сжимать мое плечо.

– Ну радио все время говорит, послушайте, просто я повторила. Обезьяна на коньках! Ведь смешно.

– Мне нет, – гаркнул парень.

– Граждане пассажиры, – продолжала дикторша, – лучшее место для отдыха: солнечный Египет. Теплые воды…

– И где тут про коньки? – поинтересовался мужик, подталкивая меня к стене. – Ну, ща получишь! Будет еще всякая шмакодявка надо мной издеваться. Никому не позволено смеяться над Николаем Гудковым, слышишь, ты, мышь белая.

Он наклонился ко мне совсем близко, и я почувствовала сильный запах алкоголя. Хуже ситуации и не придумать. Мужик был «под мухой», в таком состоянии объяснить что-либо человеку невозможно. Дежурной возле эскалатора нет, милиционеров тоже, что делать?

– Граждане пассажиры, – ожило радио, – Московский цирк на Цветном бульваре…

– Во, – подскочила я, – слушай!

Парень надулся, но, услыхав бодрое «и обезьяны на коньках», расцепил пальцы и, отпихнув меня, пошел к поездам. Хам даже не извинился. На всякий случай я подождала, пока поезда унесутся в тоннели, и только тогда прошла на платформу. Сколько еще сумасшедших бродит по столичной подземке?

Турагентство «Ник-трэвел» находилось в районе метро «Новокузнецкая», в маленьком двухэтажном старомосковском доме. Я вызвонила почти всю карточку «Би плюс», пока узнала его адрес. Конечно, сотовый телефон – хорошая вещь, но денежки в нем так и тают, не успела оглянуться, а на счету осталось пятьдесят центов.

Очевидно, «Ник-трэвел» процветающая контора, офис выглядел безукоризненно. В большом холле, сверкавшем лакированным паркетом, за красивым столом восседал молодой парень, окруженный техникой: компьютер, принтер, факс, парочка телефонов и еще какие-то незнакомые мне аппараты. Все гудело, мигало и звенело. Не обращая внимания на звуки, юноша расплылся в счастливой улыбке.

– Рад, очень рад.

На всякий случай я обернулась, вдруг сзади стоит еще кто-нибудь, кому адресованы приветливые слова. Но нет, оказалось, что служащий счастлив видеть именно меня.

– У нас сегодня удивительное предложение, – тарахтел паренек, выхватывая левой рукой бумагу из принтера, а правой – листок, выползающий из факса, – исключительно интересное и выгодное. Кипр! Всего двести сорок долларов!

– Скажите, – попыталась я прервать его, – Марфа Георгиевна у вас работает?

– Шевцова?

– Да.

Мальчишка поскучнел:

– Ступайте в пятую комнату, по коридору налево.

В комнате стояли три стола и сидела одна светловолосая женщина, щелкавшая мышкой.

– Вы Марфа Георгиевна?

Блондинка показала на пустой стол у окна:

– Марфа дома, у нее ребенок заболел.

Интересненько, значит, милая дама замужем и имеет чадо, а может, и несколько деток!

– Не подскажете, как с ней связаться?

Блондинка насупилась:

– Зачем? Если по вопросу покупки тура, то можно со мной побеседовать, мы не даем домашние адреса сотрудников.

– Понимаете, – забормотала я, – я в Москве нахожусь проездом, завтра улетаю, меня просили передать посылку общие друзья…

– Погодите, – улыбнулась девушка, – сейчас.

Она быстро потыкала пальчиком в кнопки.

– Марфа? Привет, Зина беспокоит. Как там Варька? Ну не переживай, сопли пройдут. Слышь, тут пришла… простите, как вас зовут?

– Евлампия Андреевна, можно просто Лампа.

Зина хихикнула и продолжила:

– Евлампия Андреевна говорит, что готова твою посылочку в Израиль Павлухе оттащить. Только она завтра уезжает, проездом в Москве.

Трубка бурно запищала.

– Вас Эмма Коган прислала? – спросила у меня Зина.

Я кивнула.

– Хорошо, хорошо, – бросила в телефон Зиночка, – не волнуйся.

Она отсоединилась и велела:

– Пишите. Улица генерала Малофеева, дом шестнадцать, квартира девять. Только не звоните, просто дерните за ручку, дверь будет открыта, там ребенок больной спит.

Я вышла на улицу и понеслась к метро. Нет, все-таки у нас много ненормальных. Ну что я сказала этой Зине? Меня просили передать посылку общие друзья… честно говоря, я собиралась продолжить, мол, в ящичке сыр, быстропортящийся продукт, хочу отдать привет из Эстонии сегодня. Но Зина полезла поперек батьки в пекло и сама сделала неправильные выводы. Вроде того парня с коньками, услыхавшего про обезьяну. Но мужик был пьян, это его хоть в какой-то мере извиняет, трезвая же, как стекло, Зина просто не дала мне договорить. Отсюда мораль: никогда не перебивайте собеседника, вдруг в следующей фразе он сообщит совсем не ту информацию, которую вы ждали.

Дверь и впрямь оказалась незапертой. Я вошла в просторную прихожую и покашляла. Из одной комнаты выскочила худенькая блондиночка, миниатюрная, изящная, с крохотными руками и ногами. Скорей всего она купила себе детские джинсы, потому что я, с моим сорок вторым размером одежды, казалась рядом с ней ожиревшей коровой. Лицо у Марфы было блеклым, в нем совершенно отсутствовали брови, ресницы и губы. Может быть, накрасившись, она выглядит привлекательно, но сейчас напоминала серый лист оберточной бумаги, по которому прошлись ластиком, стирая портрет, сделанный простым карандашом. Даже глаза у нее были бесцветные.

– Вы от Эммочки? – прошептала Марфа.

– Да.

– Пойдемте на кухню.

Закрыв дверь, Марфа улыбнулась.

– Спасибо, что приехали. Варька грипп подцепила, скорей всего в садике, у них вечно все кашляют и чихают. Прямо беда, неделю ходим, три дома сидим, на меня уже на работе косо смотрят. Боюсь, выгонят скоро. Вам кофе или чай?

– Лучше чаю, – попросила я.

Марфа принялась ловко орудовать чайниками, пока она колдовала над заваркой, я оглядела стол и увидела чашки с надписями. На желтой стояло «Варя», на синей – «Богдан».

– Какое редкое имя, – пробормотала я, показывая на кружечку, – никогда не встречала подобное.

Марфа засмеялась.

– Да уж, нам с мужем повезло. Чашку он привез из Киева, ездил в очередную командировку и там купил. На Украине это имя довольно распространенное, а в Москве днем с огнем не сыскать. И вот с Марфой то же самое. Вам с сахаром?

– И давно вы замужем?

Марфа растерялась.

– Это как считать, либо пять лет, либо полгода.

– Не понимаю.

А женщина вновь улыбнулась.

– Мой супруг, Богдан Шевцов, врач, служит в подразделении «Медицина катастроф». Где что произойдет, они туда с бригадой летят.

Я закашлялась.

– Слишком крепкий налила? – заботливо спросила Марфа.

– Нет, все хорошо, просто я поперхнулась. И много ваш муж ездит?

– Господи, – всплеснула руками Марфа, – да его Варька не узнает, когда видит. Ей четыре годика, Богдан умотает на три недели, вернется, а дочка папу забыла. Тот подарок протягивает, а она давай рыдать от страха, цирк прямо. Вот сейчас только март, а муж уже слетал раз десять. Так и получается, браку нашему пять лет, а вместе мы провели от силы полгода.

Я растерянно смотрела на Марфу. В голове теснились разные мысли. Надя говорила, что Богдан раз в месяц обязательно ездит в командировки, закупает медицинскую аппаратуру, повышает свой профессиональный уровень на всяких семинарах, часто зарубежных. Ему приходило много приглашений. Надя никогда с ним не летала, подруга панически боялась самолетов, сесть в железную птицу для нее было равносильно огромному стрессу, вот милейший Богдан и мотался один.

– Ну прямо, как назло, – сказала один раз Надя, – все эти чертовы симпозиумы бог знает где устраивают. Америка, Канада, Австралия, Новая Зеландия. Хоть бы в Польше организовали или в Германии, мы могли бы вместе на поезде поехать. А так Богдан улетает, я остаюсь и очень тоскую.

– Конечно, я очень тоскую, – сказала Марфа, – нам редко удается вместе отдохнуть, его везде находят. Богдан не имеет права отключать пейджер и мобильный. Тут поехали как-то раз в Подмосковье, на неделю, представляете, в шесть утра сообщение скинули. Пришлось спешно уезжать. Правда, летом стараемся вместе через мое агентство отправиться. Мы с Варькой едем на четырнадцать дней, а муж потом присоединяется, неделя, да наша.

Я старательно глотала чай, делая вид, что полностью поглощена этим процессом. Ай да доктор, все предусмотрел. Правильно, он никак не мог вылетать вместе с Марфой, небось показывал Надьке билет. А Киселева всегда провожала любимого муженька чуть ли не до трапа.

– Мы много где побывали, – как ни в чем не бывало рассказывала Марфа. – Канада, Австралия, Новая Зеландия… Конечно, утомительные перелеты, но Богдан любит далекие страны. Европа его не прельщает. Вот в Израиль никак не слетаем, потому и приходится Павлику посылочки передавать. Вы не волнуйтесь, она не тяжелая.

Марфа открыла небольшую картонную коробочку, стоявшую на столе.

– Вот смотрите.

– Зачем?

– Ну должны же вы знать, что везете!

Я уставилась на кучу открыток и марок.

– Что это?

– Мой брат, – спокойно пояснила Марфа, – художник, но не совсем обычный. Павлуша рисует открытки, поэтому скупает все, что выходит. Вот посылаю ему наши новинки, не волнуйтесь, это совершенно законное дело, никакой художественной ценности они не представляют, просто, если отправлять их бандеролью, месяц пройдет. Здесь телефончик и адрес. Павлушка сам приедет, только позвоните.

– А где ваш муж? – бесцеремонно спросила я.

Марфа махнула рукой:

– В Чили уехал, обещал двадцатого вернуться.

– Вы его не ездите провожать?

– Они с работы отправляются, – пояснила Марфа, – только и успевает по телефону звякнуть: «Тридцать девятый, держи хвост пистолетом, узнаешь?»

– Кто? – обалдело спросила я.

Марфа покраснела.

– Это у меня случайно вылетело. Мое ласкательное прозвище – «поросеночек». Долго объяснять, они у нас по номерам идут… Вас, наверное, супруг тоже как-нибудь нежно зовет.

– Я в разводе.

– Простите, – сказала Марфа, – не хотела вас обидеть.

В ту же секунду из глубины квартиры раздался сердитый, басовитый рев.

– Иду, иду, – крикнула Марфа и кинулась на зов. Я пошла за ней. В большой, светлой комнате, забитой до потолка игрушками, в роскошной бело-розовой кроватке сидела заплаканная девчушка редкой красоты. Девочка явно пошла не в мать. Темно-каштановые волосы красивыми крупными локонами падали на пухлые плечики, обтянутые хорошенькой пижамкой. Огромные карие глаза, четко очерченный ротик и тоненький носик. Лет через десять-двенадцать к ногам этой девочки рухнет огромное количество лиц мужского пола. Я вспомнила черноглазого, кудрявого Богдана и протянула:

– Ваша дочка на отца, наверное, похожа!

– Как две капли воды, – ответила Марфа, переодевая девочку в костюмчик, – вот смотрите.

Она указала пальцем на книжную полку, и я увидела под стеклом большое фото мужа Нади Киселевой.

– Папа, – запрыгала по кровати девочка, – папа, дай!

Марфа вытащила снимок и протянула ребенку.

– Держи, Варечка.

– Папочка, – пробормотала дочка и поцеловала изображение, – папочка, любимый.

– Скоро вернется, – пообещала Марфа, – и подарки привезет, подожди, недолго осталось. – Потом повернулась ко мне и добавила: – Вот, пришлось портрет в детской поставить! Ну ничего, надоест же ему когда-нибудь летать…

Я вышла на улицу с гудящей, ничего не соображающей головой, дошла до метро, села на скамеечку и попыталась разложить полученную информацию по полочкам. Интересная, однако, картина получается. Значит, милейший Богдан, обожающий Надюшу, на самом деле двуличный негодяй, живущий двойной жизнью. И как ловко устроился, даже звал своих женщин одинаково: поросеночек. Небось боялся запутаться. Однако девочке четвертый год, и нет никаких сомнений в том, что она дочь Богдана. Варя просто копия отца. Надюша так и не смогла родить мужу ребенка. Но Богдан никогда не настаивал, пару раз Надя сбегала на консультации к гинекологам, выяснила, что вроде все на первый взгляд в порядке, и успокоилась.

– И зачем нам наследники? – пожимал плечами Богдан. – Поживем лучше для себя. От детей одни неприятности.

Надюша была того же мнения, она слишком сильно любила мужа. Получись у них ребеночек, Киселева бы обязательно родила, а раз нет, то и не надо.

Марфа же подарила Богдану дочь. Может, именно из-за девочки Шевцов и изображал семейную жизнь с ее матерью? Правды мне теперь не узнать. Богдан – покойник, Надюша тоже на том свете. Важно другое, Марфа не имеет к этой истории никакого отношения. Она совершенно искренне полагает, что супруг находится в командировке и поджидает его назад. Или Марфа – гениальная актриса, сумевшая скрыть от посторонней женщины горе и тоску. Но что-то мне подсказывает: она ни при чем. Вот бедняга! Ей-то не сообщат о смерти Богдана, может, мне следовало раскрыть женщине глаза? Я вспомнила простое лицо Марфы, радостно скачущего по постели ребенка и вздохнула. Ну уж нет, увольте. Пройдет отведенный срок, Марфа сама забеспокоится, обратится в «Медицину катастроф» и узнает правду.

Впрочем, не знаю, существует ли на самом деле подобная организация, но если да, то там сразу объяснят, что Богдан Шевцов не имеет к ней никакого отношения. Марфа никак не могла довести Надю до самоубийства по одной простой причине – она ничего о ней не знала. Уходя, я сказала женщине провокационную фразу:

– Ваш муж такой интересный мужчина, мой тоже был красавец. Знаете, почему мы развелись? Врал мне все время, что по командировкам таскается, а сам у любовницы жил. Так что будьте осмотрительны, все мужики – сволочи, тем более писаные красавцы. Чего я только не делала, даже к его даме сердца явилась и посуду переколотила. Все зря, кобель он и есть кобель.

Марфа улыбнулась:

– Спасибо за предупреждение, только Богдан не такой, он каждую свободную минуту старается с нами провести, мы любим друг друга. Хотя, если бы у него появилась любовница…

– Вы бы убили разлучницу, – радостно ляпнула я.

– Господь с вами, – замахала руками Марфа, – я бы поговорила с ним по душам и узнала правду. Если это просто интрижка, то и беспокоиться нечего, все равно ко мне вернется, а вот если муж всерьез полюбил, тогда…

– Убили бы? – с надеждой спросила я.

– Никогда в жизни, – вздохнула Марфа, – что вам в голову всякие ужасы лезут? Убила, убила… Телевизор, наверное, много смотрите. Нет, конечно, какое у меня право лишать жизни другого человека? Только господь может даровать или отнимать жизнь. Я бы отпустила Богдана, пусть будет счастлив.

Я вошла в вагон и прижалась спиной к двери, на которой белели слова «Не прислоняться». В детстве, когда мама возила меня в музыкальную школу, я, отупев от занятий, складывала из этого приказа другие слова. Слон, нос, сон, соня, рис, пир… Получалось много…

Нет, Марфа тут ни при чем. Я сделала одну, но принципиальную ошибку. Скажите, пожалуйста, ну зачем ей доводить Надю до самоубийства после смерти Богдана? Логично было бы начать третировать соперницу еще при жизни двоеженца. Надюша накладывает на себя руки, а Марфа получает мужика в личное пользование. А так…

Я вновь уставилась на надпись. Тон, стон, пистон, сено, след… Нет, последнее не подойдет, тут нет буквы «д». Получается «слет»… След! Я так и подскочила! Ну не дура ли! Наследство! Кому достанется все имущество: клиника, квартира, дача, сберкнижка, а? Кто получит тугую копеечку? Вот и ответ на все вопросы. С тех пор как финикийцы придумали деньги, человечество просто помешалось на разноцветных бумажках, в обмен на которые можно получить все, кроме истинной любви и здоровья.