Онлайн чтение книги Холостяк
Глава 4

На следующий день после встречи, о которой мы вам только что рассказали, Альбер и Винни негромко беседовали, — жара стояла душащая — в гостиной Гиттара. Ставни были закрыты. Хотя было около пяти часов и солнце начинало садиться, в воздухе не было ни малейшего ветерка.

— Мы могли бы прямо сейчас пойти и немного прогуляться по городу, — предложил Гиттар.

— Как вы желаете, — улыбаясь, ответила Винни, которая больше всего боялась перечить желаниям человека, которого любила, и который из-за этого стал в малейшем ее слове видеть нежелание связываться.

— Я бы предпочел, — продолжил Гиттар, которого начинала раздражать эта снисходительность и который желал теперь услышать или обоснованный отказ, или радостное согласие, — чтобы это предложение вам нравилось.

— Оно мне нравится, если оно и вам нравится. Вы прекрасно знаете, мой милый друг, что мое единственное счастье — быть с вами. Что касается места, то мне нет большой разницы.

Гиттар приосанился. Ему бы нравилось говорить подобное любимой женщине, подчиняться всем ее капризам и находить в том гораздо большее удовольствие, чем от того, чтобы никогда и ни в чем не встречать отказа, но, не смотря на все это, он должен был согласиться с тем, что был счастлив. Вместе с тем, он был достаточно умен для того, чтобы понимать: если он сейчас не удовлетворится тем, что у него было, существовала большая вероятность того, что он навсегда останется неудовлетворенным. Разве не говорил он себя, что никогда не был так счастлив, как после выздоровления Винни.

— Ну, хорошо, я думаю, стоит остаться здесь, вдвоем. Нам так хорошо вдвоем, вдали от болтовни, фальшивых друзей и сплетен.

— Я тоже так думала, но не осмеливалась вам об этом сказать.

Это признание наполнило радостью нашего героя. Он похвалил себя за то, что не потащил Винни в город. Но, поскольку у него возникло чувство, что ничего не стоило случиться тому, что он, по неведению, мог заставить Винни сделать то, чего та не хотела, он сказал ей:

— Вы должны были тут же осмелиться. Подумайте-ка… если бы мы вышли, то я бы даже не узнал, что вам было скучно!

— Но мне не было бы скучно, поскольку вам это доставило бы какое-то удовольствие.

В разгар этого обмена любезностями слуга неожиданно объявил приход мадам Пенне и Тьербах. Эта новость на какой-то миг оглушила Гиттара. "Мадам Пенне и Тьербах!" — машинально повторил он. Он мгновенно вспомнил о своей встрече накануне. "Но я хорошо помню, — думал он, — что я отменил приглашение. Так значит, они не получили письма…" Его смущал не только их визит, но и то, что положившись на письмо, которое он отправил, он ни слова не рассказал об этой встрече Винни. Уже месяц, как он задушевно жил с мадам Альбермарль, стараясь не скрывать от нее никаких происшествий, какими бы незначительными они ни были. Не испытывая к ней очень большой любви, он пожелал, по невероятной щедрости, дать ей иллюзию таковой. На что досадовал он еще больше, так это на то, что если бы он только подозревал об этом визите, тот вместо того, чтобы проводить часы в присутствии Винни, толком не зная, о чем с ней говорить, он мог бы на свой манер расписать этих двух женщин; он мог бы подготовить ее к встрече с ними, тогда как в результате этого недоразумения, он оказался в щекотливом положении не только по отношению к Винни, но и к мадам Пенне и Тьербах, которые, когда, наконец, получат письмо, что он им отправил, справедливо удивятся тому, что тот был у себя, тогда как отменил приглашение под предлогом своего отъезда.

— Кто эти дамы? — спросила Винни с улыбкой одновременно подтрунивающей и доверчивой.

— Отношения курортного городка. Они должны были узнать о нашей будущей свадьбе и, несомненно, пришли нас поздравить, — машинально сказал Гиттар.

Через несколько секунд мадам Пенне и Тьербах вошли в гостиную.

— Как поживаете, дорогой мсье? — тут же сказала Клотильда. — Если бы мы не пообещали прийти, то, уверяю вас, мы бы не шелохнулись из-за этой жары.

Альбер взглянул на Винни. Было совершенно ясно, что он виделся с этими женщинами и воздержался говорить об этом. Он постарался смягчить неприятный эффект, который, как он думал, эти слова произвели на Винни.

— Действительно, я не думал, что вы придете. Мы виделись с вами так коротко; это приглашение, я сделал его так быстро, что не ожидал вашего визита. Но все, в конце концов, хорошо, потому что вы пришли.

Эта последняя фраза была сказана, словно все и в самом деле было хорошо. Гиттар хотел таким образом показать Винни, что ему нечего скрывать, как не скрывал он и своей радости от этого визита. На самом деле, его беспокойство было совершенно напрасным. Покажи Винни то, происходило в голове у Гиттара, она бы ничего не поняла. Она настолько доверяла своему жениху, что не смогла бы даже заподозрить того, что произошло между ним и Клотильдой. Даже если бы он сам ей в этом признался, она бы говорила с ним, словно с невинным, который брал на себя чужое преступление.

В то время как Гиттар пытался оправдаться, мадам Пенне рассматривала Винни. На ее лице можно было прочесть любопытство. Что касается Бригитты, то та, то ли от робости, то ли по какой-то другой причине, казалась смущенной. Чувствовалось, что она пришла только из-за настойчивости Клотильды, которой, несомненно, не хотелось идти одной.

Представив дам друг другу, Альбер Гиттар вновь обрел уверенность. Хоть он, впоследствии, и изменил свой взгляд на вещи, разве, поначалу, не хотел он подобного рода столкновения? Разве не хотел он, чтобы эти женщины, что смеялись над ним, или, по крайней мере, себе это воображали, увидели, что у него были другие возможности? Разве не хотел он также показать то счастье, которое он может дать женщине, с той единственной целью, чтобы они пожалели о том, что пренебрегли им? И разве сейчас не исполнились эти желания? Не смотря на смущение, которое вызвала у него эта встреча, он радовался произошедшему недоразумению. Он ждал завистливых взглядов, проявления досады, злости. "В этот момент я сделаю вид, что ничего не заметил. Я буду говорить с прежним увлечением". Его счастье будет настолько велико, что с его высот он будет не замечать человеческой мелочности. Альбер Гиттар был из тех прямодушных мужчин, которые наслаждаются местью, даже если осуществляют ее над теми, кто слабее их. Между тем, на лицах двух гостий еще не читалось никакой досады. Казалось, что они были счастливы снова видеть настоящего друга. Винни была далека от того, чтобы заподозрить то, что произошло между Альбером и этими женщинами. Самое пристальное взгляд не смог бы обнаружить в них ни малейшего знака, который бы обнаружил тот род превосходства, которое все женщины испытывают по отношению к тем, кто занял их место. Можно было подумать, что наш герой даже и не помышлял о том, чтобы строить им куры. Они держали себя так, словно находились в компании доброго друга. Такое поведение, которое скорее должно было обрадовать Альбера Гиттара, разочаровало его. Его самолюбие было выше тех чувств, которые он испытывал к Винни. И в этот вечерний час он позабыл о своем счастье, о своем покое, чтобы не желать ничего более, как удовлетворить свой эгоизм.

— Я очень счастлив, — сказал он гостьям, — снова вас увидеть. Это такая радость, вновь встречать друзей такими, какими они были, прежде чем обстоятельства заставили потерять их из виду.

Винни, по-прежнему желая нравиться Гиттару, добавила:

— И для меня, для меня это тоже большое удовольствие. Я знаю, что друзья господина Гиттара не могут не быть очаровательны.

— Вы слишком любезны, — ответила Клотильда с некоторым смущением, которое, если и было притворным, не казалось от этого менее искренним.

Мадам Тьербах, которая не была такой актрисой, вместо ответа пробормотала лишь эти несколько слов:

— Неужели… Вы считаете… спасибо…

Альбер Гиттар испытывал неудовлетворение. Несмотря на все его усилия, он не обнаруживал в гостьях никаких признаков досады. Казалось, они совершенно не замечали того, что он особенным образом счастлив. Он чувствовал, что не вызывал никакой зависти, и это тем более его раздражало, потому что эта безразличность неожиданно делала всю встречу этих двух женщин и Винни совершенно бессмысленной. Ожидаемый триумф обернулся обменом комплиментов. И если что-то не оставляло его равнодушным, так это то, что Винни поладила с Клотильдой и Бригиттой. Произнеся еще несколько банальных фраз, он вдруг уступил потребности разоблачить себя.

— Да, — сказал он, тогда как никто не проявил ни малейшего любопытства, — я счастлив.

Он повернулся к Винни:

— И это благодаря вам, милый друг, жизнь для меня стоит того, чтобы ее прожить.

— Я прошу вас, — испустила мадам Альбермарль.

— Но конечно. И я с гордостью повторяю это перед своими друзьями. Нет ничего более смешного, чем жениться молодым. В этом случае от брака ожидаешь гораздо больше, чем он может дать. Питаешь себя иллюзиями, и вскоре приходит день, когда в семье наступает разлад. Я поздравляю себя с тем, что проявил терпение. Моему настоящему счастью не страшны никакие опасности. Доверие и мудрость служат ему опорой.

— Вы тысячу раз правы, милый друг, — сказала Клотильда. — Я восхищаюсь вами и если бы я не боялась бросить некоторую тень на своего мужа, я бы сказала, что думаю совершенно как вы. Нужно много пожить, многое пережить, чтобы научиться ценить отдельное существо. Когда молодые люди любят друг друга, они взаимно обманывают себя. Их взгляды устремлены в будущее. А когда будущее, то есть свет, возможности, стремление получить то, чем ты не обладаешь, примешивается к любви, то довольно редко случается, чтобы она от этого не ослабевала.

— А я совершенно не согласна с этим, — с резкостью сказала Бригитта. — Что составляет прелесть любви, когда она искренна и взаимна, это то, что она только крепче сплачивает влюбленных, чтобы ни происходило.

Слушая эти слова, Альбер Гиттар почувствовал себя, но лишь на короткое мгновение, полным радости. Ему показалось, что Бригитта, наконец, выдала себя. Она ревновала. К несчастью, по выражению лица этой женщины он понял, что сделал неправильный вывод. Ее лицо излучало такую пламенность, такую веру в любовь, что наш герой был вынужден признать, что здесь он был не причем.

— Я бы тоже согласилась с мадам, — продолжила Винни, поворачиваясь к Бригитте. — Идеальная любовь, это как та, которую испытывают двое молодых людей друг к другу… Но это любовь идеальная. На счастье, существуют и другие. К тому же, любовь — это то, что испытываешь ты сам, и что тебя самого делает счастливым.

Альбер Гиттар посмотрел на Винни со скучающим выражением. Эта встреча складывалась решительно не в его пользу. Он хотел показать, до какой степени он был счастлив, но, конечно же, из-за его неуклюжести, Клотильда и Бригитта уйдут, сожалея о его участи. Между тем, он был тем человеком, который извлекал преимущества изо всего. Эти слова Винни, которые выдавали все неоправданные ожидания женщины, не вызовут ли они, более, чем все его утверждения, удовлетворенной улыбки на лицах гостий? Не заставят ли их открыть свои чувства? Пока согласие казалось им совершенным, они, может быть, не решались. Но теперь, когда они ничем не рисковали, не начнут ли они праздновать победу? И этот триумф, не будет ли он доказательством их досады? Альбер Гиттар смотрел на них в ожидании, но это было напрасно. Казалось, что они пришли в гости к тому, кто был для них, более чем кто-либо другой на свете, безразличен. "В конце-то концов, — подумал Гиттар, которому это безразличие уже начинало казаться презрением, — невозможно, чтобы я их так мало беспокоил. За этим что-то скрывается. Ну конечно, я понимаю. Все очень просто. Я должен был раньше об этом догадаться. Они выдали себя, сами о том не подозревая. Они предпочтут умереть, чем показать свою досаду. Однако она должно быть велика, эта досада!" Успокоенный этим умозаключением, Гиттар воспрянул духом. Разве не проник он в их планы?

— Жара такая сильная, — сказал он, словно до этого они говорили о погоде, — что я провел свой день, перечитывая Мольера; когда я говорю Мольера, я имею в виду избранные сцены, понемногу изо всех его пьес. Поскольку, не знаю, так ли это с вами, но я не могу надолго сосредотачивать свое внимание на одном сюжете.

— Я — полная противоположность, — с жаром ответила Бригитта. — Я люблю читать от начала до конца и, если это возможно, не прерываясь.

Еще в течение часа беседа продолжалась в том же духе. После Мольера они говорили о Шекспире (начала Винни), о Батайе (Клотильда), о Лябише (снова Гиттар). Оставив театр, поговорили немного о романе. Наши герои, всегда готовые защищать комических авторов, хвалили Сервантеса. Потом заговорили о политике. Альбер Гиттар посмеялся над Советом Наций и выказал себя сторонником сильного, но справедливого правительства. Наконец, снова поговорили о погоде, на чем две гостьи распрощались.

Оказавшись, наконец, наедине с Винни, Альбер Гиттар больше не мог скрывать своего дурного настроения.

— Забавно, — сказал он, — насколько люди ревнивы к счастью другого.

— Но я не понимаю, что вы хотите сказать, — промолвила Винни, которая как раз приготовилась, чтобы сказать, как она рада была познакомиться с этими двумя очаровательными женщинами.

— Так вы, значит, не заметили, как они нам завидовали? Если бы они только могли уничтожить нас взглядом, они сделали это…

— Вы пугаете меня, Альбер.

— Их безразличие — одно притворство. Они злые…

— Вы просто невероятны…

С этими словами Винни в восхищении посмотрела на Гиттара. Достаточно было ему высказать какое-нибудь мнение, как она уже была готова его разделить. Ведь он знал жизнь лучше ее. Если он с такой уверенностью утверждает, что они злы и завистливы, значит, так оно и есть. Однако не одна только любовь превращала Винни в существо до такой степени лишенное индивидуальности. Так часто случалось, что выводы, к которым она другой раз приходила, оказывались ложными, что она больше не осмеливалась рассуждать. Но что было странным, так это то, что она, настолько неуверенная в себе, все свое доверие отдала другому человеку. Гиттар был для нее совершенством. Стоило ему приказать ей умереть, как она бы подчинилась, даже не спросив о причине такого приказа. Но оставим своеобразную душу Винни, и вернемся к Альберу Гиттару.

Вечером он заперся в своем кабинете. Дурное настроение не уходило. Он был недоволен собой. Ему хотелось, чтобы у него были какие-нибудь важные дела, чтобы не делать их. Ему хотелось выйти из себя, чтобы ругаться. Он хотел, чтобы от него зависело множество интересов, чтобы не удовлетворить ни одного из них и отвечать на мольбы и уговоры криками и приступами гнева. Он закурил сигару и, неожиданно, приблизившись к окну, швырнул ее, словно камень. "Что бы ни говорили, я счастлив, — вдруг сказал он себе. — Я самый счастливый из людей. Что же я хочу от жизни? Я хочу покоя… По правде говоря, я не знаю, что я хочу". В конце концов, он улегся на канапе. Он дремал, пока к нему в дверь тихо не постучали. Это была Винни.