Онлайн чтение книги Идеальное убийство
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МОТИВ И МЕТОД

19

Исчезнувшие бесследно

— Думаю, вы не станете возражать, — сказал лорд Уимзи, — что с людьми, обладавшими ценной информацией о последних днях жизни мисс Агаты Доусон, произошли странные события. Берта Гоутубед внезапно умирает — при весьма подозрительных обстоятельствах; ее сестре кажется, что она видит мисс Уиттакер, дожидающуюся ее в доках Ливерпуля; мистера Тригга завлекают в некий таинственный коттедж и пытаются отравить. Представляю, что случилось бы с мистером Пробином, если бы он не проявил предусмотрительность и не уехал бы в Италию.

— Возражать не стану, — отвечал на это Паркер, — замечу только, что в период, когда вышеперечисленные неприятности обрушились на семейство Гоутубед, ваша подозреваемая находилась в Кенте с Верой Файндлейтер, которая ни на минуту не оставляла ее одну.

— Аргумент серьезный, — заметил лорд Уимзи, — но мне есть что ему противопоставить: письмо мисс Климпсон, в котором, помимо кучи разных сплетен, — не стану ими вас утомлять, — содержатся ценные сведения о мисс Уиттакер: на правой руке у нее действительно имеется шрам, в точности соответствующий описанию мистера Григга.

— Да что вы? В таком случае мы можем говорить о связи мисс Уиттакер с делом Тригга. Однако я по-прежнему не согласен с вашей версией о том, что она пытается устранить всех, кто знал что-либо о смерти мисс Доусон. Все-таки это слишком тяжелая задача для девушки. Кстати, если это так, то почему тогда не пострадал доктор Карр? И сестра Филлитер? И сестра Форбс? И прочие медицинские работники? А также все оставшееся население Лихемптона, если говорить глобально?

— Эта мысль уже приходила мне в голову. Думаю, я знаю, в чем причина. До сего момента случай Доусон состоял из двух частей — юридической и медицинской, — то есть мотива и метода, если хотите. Возможность совершить преступление была у двух человек — мисс Уиттакер и сестры Форбс. Однако сиделка ничего не выигрывала от убийства своей пациентки, поэтому мы со спокойной душой можем вычеркнуть ее из списка подозреваемых.

Теперь что касается медицинской части — метода убийства. Должен сказать, что пока у меня нет никаких предположений на этот счет. Я в тупике, Уотсон (сказал он, и его орлиные глаза гневно блеснули из-под полуопущенных век). Но это ненадолго! (вскричал он, вновь ощутив прилив уверенности в себе). Моя Честь (с заглавной буквы) поставлена на карту, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы отыскать этого Дьявола (с заглавной буквы) в человеческом обличье в его логове и пригвоздить его к позорному столбу, даже если это будет стоить мне жизни! (Продолжительные аплодисменты.) Он зарылся подбородком в ворот халата и выдул несколько нот из своего саксофона, своего верного товарища в часы одиноких бдений в туалетной комнате.

Паркер с утомленным видом потянулся за книгой, которую отложил в момент появления Уимзи.

— Скажите, когда закончите, — язвительно произнес он.

— Я еще только начинаю! Метод, как я уже говорил, пока не поддается выявлению — думаю, преступник на это и рассчитывал. Мы с вами не наблюдаем повышения смертности среди докторов и сестер. Значит, в этом смысле наша дамочка чувствует себя в безопасности. Ее слабая сторона — мотив, вот почему она так торопится заткнуть рты всем, кто знал о юридической стороне этого дела.

— Ясно. Кстати, миссис Кроппер уже отплыла обратно в Канаду. Как видите, с ней ничего не случилось.

— Нет, и именно поэтому я уверен, что в Ливерпуле за ней действительно следили. Убивать ее имело смысл только в том случае, если бы она не успела никому рассказать свою историю. Вот почему я решил встретить ее и проводить до Лондона, причем так, чтобы наша компания все время была на виду.

— Да ладно вам, Питер! Даже если мисс Уиттакер и была там — а мы знаем, что это крайне маловероятно, — откуда она могла узнать, что вы говорили о деле Доусон? Она же понятия не имеет, кто вы такой!

— Зато она могла знать, кто такой Мерблес! Объявление, с которого все началось, было подписано его именем, если помните.

— В таком случае, почему она не покушалась на Мерблеса? Или на вас?

— Мерблес — стреляный воробей. На него не так-то просто покуситься. Он не принимает клиентов женского пола, не отвечает на приглашения и никогда не выходит из дому без сопровождения.

— Не знал, что он так серьезно к этому отнесся.

— О да! Мерблес достаточно стар, чтобы высоко ценить собственную жизнь. Что касается меня — вы не заметили сходства между историей мистера Тригга и моим собственным небольшим приключением, если его можно так назвать, на Южной Одли-стрит?

— Вы имеете в виду миссис Форрест?

— Совершенно верно. Неожиданное приглашение. Выпивка. Попытка любой ценой заставить меня остаться на ночь. Я совершенно уверен, Чарльз, что в том сахаре содержалось некое вещество, которое не должно было в нем содержаться — смотрите Свод законов о здравоохранении, Фальсификация продуктов питания, разное.

— Вы считаете, что миссис Форрест — ее сообщница?

— Именно так. Я не знаю, какую цель она преследовала — возможно, всего лишь деньги. Однако я уверен, что между ними есть связь: отчасти из-за пятифунтового билета, найденного у Берты Гоутубед, отчасти из-за того, что вся история миссис Форрест — очевидная ложь. У этой женщины никогда не было любовника — о муже я и не говорю. Подлинную неопытность скрыть невозможно. Кроме того, не забывайте о сходстве методов. Преступники зачастую склонны повторяться. Вспомните Джорджа Джозефа Смита и его невест. Или Нейла Крима. Или Армстронга с его чаепитиями.

— Ну, если у нее действительно была сообщница, это облегчает дело. В большинстве случаев сообщники сдаются первыми.

— Да. И потом — у нас есть преимущество: думаю, они и не подозревают, что мы догадались о связи между ними.

— И все-таки у нас по-прежнему нет доказательств того, что мы имеем дело с преступлениями. Можете считать меня излишне придирчивым, если хотите. Но если вы опишете мне способ убийства, не оставляющий никаких следов, мне будет легче вам поверить.

— Способ? Ну, на данный момент он мне неизвестен.

— Хотя бы попытайтесь.

— Ладно… Возьмем две жертвы…

— Предполагаемых жертвы!

— Ладно, старый вы зануда. Две предполагаемые жертвы и две потенциальные жертвы. Мисс Доусон была больна и беспомощна; Берта Гоутубед, вероятно, осоловела от обильной еды и непривычно большого количества вина; Тригг получил достаточную дозу веронала, чтобы крепко заснуть, и мне, по всей вероятности, подсыпали нечто подобное — жаль, мне так и не удалось заполучить пробу того кофе. Какой вывод мы можем из этого сделать?

— Думаю, речь идет о методе, который можно применить только к человеку более или менее беспомощному или находящемуся в бессознательном состоянии.

— Именно! Например, это могла быть инъекция — хотя, похоже, им ничего не вводили. Или некое хирургическое вмешательство; правда, я понятия не имею какое. Или ингаляция — скажем, хлороформа, — но признаков удушья мы так и не обнаружили.

— Да уж.

— Но это уже что-то. Кроме того, должны существовать способы умерщвления, о которых профессиональная медсестра могла услышать в своей среде. Мисс Уиттакер была профессиональной медсестрой, не забывайте об этом, и благодаря своим знаниям смогла организовать тот жалостливый спектакль для мистера Тригга.

— Тогда эти способы должны быть достаточно простыми — не такими, которые смог бы использовать только хирург, то есть требующими специальных навыков.

— О нет. Вероятно, нечто, о чем она могла узнать из разговора между врачами или другими сестрами. Может, нам стоит попытаться еще раз поговорить с доктором Карром? Впрочем, нет — будь у него соображения на этот счет, он давно бы их выложил нам. Знаю! Надо спросить Люббока, патологоанатома. Он наверняка что-нибудь мне подскажет. Обязательно свяжусь с ним завтра.

— А пока, — резюмировал Паркер, — нам ничего не остается, как сидеть и ждать следующего убийства.

— Кошмарно, не правда ли? Я все еще чувствую кровь Берты Гоутубед у себя на руках — это иносказательно… — И тут Уимзи воскликнул: — Придумал!

— Что?

— У нас же есть неопровержимое доказательство по делу Тригга! Значит, вы можете арестовать ее за кражу со взломом, а мы тем временем докопаемся до остального. Взлом же действительно имел место… Она под покровом ночи забралась в чужой дом и позаимствовала у хозяев уголь, использовав его в собственных целях. Тригг наверняка опознает преступницу — за те несколько встреч он успел ее неплохо разглядеть, — кроме того, мы сможем привлечь водителя такси в качестве свидетеля.

Несколько минут Паркер в задумчивости попыхивал трубкой.

— В этом что-то есть, — сказал он наконец. — Думаю, я могу обратиться к начальству за ордером. Однако мы не должны торопиться. Но лучше было бы подсобрать еще доказательств. Не забывайте о Хабеас Корпус — вы не можете задерживать людей до бесконечности по обвинению в краже угля…

— Там было еще незаконное проникновение! В общем, настоящая кража со взломом. За нее можно и на каторгу попасть.

— Это будет зависеть от того, как судья расценит факт использования чужого угля. Если он решит, что у преступницы не было предварительного намерения похитить уголь, он вынесет вердикт, что имел место судебно наказуемый проступок или гражданское правонарушение. В конце концов, мы же не хотим, чтобы ее судили за кражу угля. Но я постараюсь выяснить, чего мы можем добиться, Предъявив ей подобное обвинение. Тем временем я еще раз свяжусь с Триггом и разыщу водителя такси. Да, и еще врача, который обследовал Тригга. Можно представить это как попытку убийства или, по меньшей мере, нанесения тяжких телесных повреждений. И все равно мне нужны еще доказательства…

— Мне они тоже нужны. Но я не могу взять их из воздуха. В конце концов, есть у вас совесть или нет? Я и так выстроил вам дело практически из ничего. И какое любопытное! Неблагодарный — вот вы кто!

На наведение справок Паркеру понадобилось некоторое время, а пока июнь вступил в свои права.

Чемберлен и Левайн перелетели Атлантику, Сигрейв выбыл из соревнований в Брукленде. Газета «Дейли Мейл» активно выступала против красных, утверждая, что ее журналисты раскрыли большевистский заговор. Как-то чех заявлял, что переплыл Ла-Манш. В Москве росло число убийств, Фокслоу выиграл Золотой кубок, а в Оксхее разверзлась земля, поглотив чей-то палисадник. Оксфорд по-прежнему видел в женщинах опасность, на собачьих бегах стали использовать электрического зайца. Превосходство англичан на Уимблдоне оказалось под вопросом, палата лордов сдавала свои позиции.

Уимзи был целиком поглощен своим опус магнум — поиском ста и одного способа спровоцировать внезапную смерть. Листки с выписками порхали по всей квартире, угрожая погрести под собой Бантера, в чьи обязанности входило разбирать их — иными словами, обращать хаос в подобие порядка. Среди них были отрывки из восточных манускриптов, описывавших процессы экстракции ядов из растительного сырья, и рассказы о страшных экспериментах, проводившихся в лабораториях Германии. Жизнь сэра Джеймса Люббока, имевшего несчастье являться близким другом лорда Питера, стала поистине невыносимой из-за бесконечных расспросов, касающихся посмертных признаков воздействия хлороформа, яда кураре, цианидов, газов и прочих диэтилсульфатметил-метанов.

— Наверняка должно быть такое вещество, которое убивает, не оставляя следов, — настаивал Уимзи в ответ на уговоры прекратить свои изыскания. — Такая нужная штука — ученым не составило бы труда изобрести ее. Она точно существует. Только почему-то ее совсем не рекламируют. А ведь реклама бы не помешала! Порошочек, который каждому может понадобиться.

— Вы не понимаете, — увещевал его сэр Джеймс Люббок, — многие яды не оставляют после себя следов. Особенно это касается растительных — их вообще очень трудно обнаружить в организме при вскрытии, если не знать, какой именно яд вы ищете. Например, если вы проверяете труп на мышьяк, то анализ не покажет наличие стрихнина. А если ищете стрихнин, то не найдете морфина. Приходится проводить серию анализов, чтобы обнаружить яд. Кроме того, существуют яды, которые вообще не поддаются анализу.

— Это я знаю, — упрямо отвечал Уимзи. — Проверял. Но как же эти яды, не поддающиеся анализу, — по каким признакам вы определяете, что убийца использовал их?

— Смотрим на симптомы. Изучаем дело целиком.

— Да, но мне нужен яд, который не дает никаких симптомов. За исключением смерти, конечно же, — если ее можно назвать симптомом. Существует ли яд, не дающий симптомов и не поддающийся определению при анализе? Нечто, что просто отправляет человека на тот свет?

— Разумеется, нет, — раздраженно сказал патологоанатом. — В своей работе мы опираемся на анализы и симптомы. А ваше предположение подрывает основы нашей профессии. Симптомы есть всегда.

По счастью, в этот момент раздался звонок — это был Паркер.

— Я еду в Лихемптон с ордером на арест, — сказал он. Шеф решил, что за это дело стоит взяться всерьез. Случай в Бэттерси, дело Дэниелса, убийство Берты Гоутубед — складывается впечатление, что в этот год произошло слишком много загадочных трагедий, да еще пресса подливает масла в огонь, будь она неладна! На этой неделе в Гражданине появилась статья, а к ней иллюстрация: «Восемьдесят шесть убийц крупным планом», — а в «Ивнинг Ньюс» редакторская колонка вышла под заголовком «За шесть недель полиции так и не удалось приблизиться к разгадке». В общем, вы понимаете. Так как, поедете со мной?

— Конечно. Думаю, сельский воздух пойдет мне на пользу. Пора поразмяться, стряхнуть, так сказать, паутину. Возможно, там я изобрету идеальный способ умерщвления людей. «О, вдохновенье, дивное дитя, что в чаще леса прячется глубокой»… Это кто-то сказал или я придумал только что? Звучит как-то знакомо…

Паркер, пытаясь держать себя в руках и не взорваться, коротко ответил, что полицейская машина отправляется в Лихемптон ровно через час.

— Я прибуду, — ответил Уимзи, — хотя, конечно, мне не доставляет никакого удовольствия ехать в машине, которой управляю не я сам. По-моему, это небезопасно. Но ничего. Я буду горд, решителен и смел — как сказала королева Виктория о епископе Кентерберийском.

Вопреки опасениям Уимзи, они добрались до Лихемптона без всяких приключений. Паркер захватил с собой еще одного офицера, а по дороге к ним присоединился главный констебль графства, не скрывавший своего скептического отношения к их предприятию. При виде пятерых мужчин, отправившихся на поимку одной-единственной девушки, лорд Питер вспомнил маркизу де Бринвильер: «Как, вся эта вода для меня одной?»

После этого его мысли вновь обратились к ядам и вращались вокруг этой темы до тех пор, пока машина не остановилась перед домом на Веллингтон-авеню.

Паркер поднялся по ступеням, следом за ним — главный констебль. Дверь открыла перепуганная служанка; увидев за ней полицейских, она вскричала:

— О, сэр, неужели с мисс Уиттакер что-то случилось?

— То есть вы хотите сказать, что дома ее нет?

— Нет, сэр. Она уехала на машине вместе с мисс Верой Файндлейтер в понедельник — четыре дня назад, сэр, — и до сих пор не вернулась, и мисс Файндлейтер тоже; мы боимся, что с ними что-то случилось. Когда я вас увидала, сэр, то решила, что вы пришли сообщить о каком-нибудь страшном происшествии. Мы уж и не знаем, что думать, сэр.

«Сбежала, чертовка», — подумал Паркер, однако справился с собой и спросил:

— А вы не знаете, куда они поехали?

— На Кроу-бич. Так сказала мисс Уиттакер, сэр.

— Добрых пятьдесят миль, — заметил главный констебль. — Наверняка решили задержаться там на денек-другой.

«А еще более вероятно — отправились прямо в противоположном направлении», — подумал Паркер.

— Но они не захватили никаких вещей, даже ночной сорочки, сэр. Выехали часов в десять утра. Сказали, что пообедают там, а к вечеру вернутся домой. И с тех пор — ни слова. Мисс Уиттакер никогда себе такого не позволяла. Мы с кухаркой прямо не знаем, что делать…

— Думаю, с ними все в порядке, — сказал главный констебль. — Жаль, конечно, что их нет дома, нам бы не помешало переговорить с мисс Уиттакер. Когда она объявится, передайте, что заходил сэр Чарльз Пиллингтон с друзьями.

— Конечно, сэр. Но, сэр, что же нам делать?

— Ничего. И не волнуйтесь так. Я наведу справки. Я же главный констебль, так что сразу узнаю, если они попали в аварию или еще куда. Правда, случись такое, я уже был бы в курсе. Давай, дорогуша, успокойся, тут не о чем плакать. Я сообщу, если появится что-нибудь новое.

Однако вид у сэра Чарльза был встревоженный. Похоже, дело принимало неожиданный оборот.

Лорд Питер воспринял новость с присущей ему жизнерадостностью.

— Что же, — воскликнул он, — им не сидится на месте! Такое часто бывает с преступниками. Подтверждаются мои худшие подозрения. Интересно только, зачем она потащила за собой девчонку? Кстати, неплохо было бы заглянуть к Файндлейтерам. Может, они что-нибудь слышали?

Предложение Уимзи было немедленно воплощено в жизнь. Правда, безрезультатно. Все семейство, оказывается, отправилось на побережье, за исключением мисс Веры, которая жила на Веллингтон-авеню вместе с мисс Уиттакер. Служанка не выразила никакой обеспокоенности на ее счет. Сыщики постарались не возбудить у нее подозрений и, оставив традиционное любезное сообщение от сэра Чарльза, удалились для совещания.

— Нам ничего не остается, — сказал Паркер, — как оповестить дорожную полицию и попытаться отыскать машину и женщин. И, конечно, нужно уведомить порты. Прошло четыре дня — бог знает, где они сейчас. Жаль, что я не начал раньше, пусть даже без официального разрешения. А как выглядит эта мисс Файндлейтер? Надо бы вернуться к ним в дом и попросить ее фотографии, а также и снимок мисс Уиттакер. А вам, Уимзи, следует зайти к мисс Климпсон и узнать, нет ли у нее какой-нибудь информации.

— Да, и сообщите в Скотленд-Ярд, чтобы они присматривали за квартирой миссис Форрест, — посоветовал лорд Уимзи. — Когда с преступником происходит нечто неожиданное, бывает полезно проследить за его сообщником.

— Уверен, что вы оба ошибаетесь, — вмешался сэр Чарльз Пиллингтон. — Преступник, сообщник… Господи боже! Я прожил долгую жизнь — гораздо более долгую, чем вы, джентльмены, и убежден, что мисс Уиттакер, которую я знаю, абсолютно порядочная девушка! Однако мне кажется, что с ними что-то могло случиться, и мы обязаны приступить к поискам. Я отправлю полицейских на Кроу-бич, как только получу описание машины.

— Это «Остин-7», номер XX9917, — сказал Уимзи, немало удивив главного констебля. — Только я сомневаюсь, что вы найдете ее на Кроу-бич или где-нибудь поблизости

— Ладно, пора за дело, — бросил Паркер. — Нам лучше разделиться. Встретимся через час в ресторанчике «У Георга». Там же можно будет пообедать.

Уимзи не повезло. Мисс Климпсон не оказалось дома. Она наскоро перекусила и ушла, сообщив квартирной хозяйке, что собирается совершить длительную пешую прогулку по полям, каковая, несомненно, должна пойти ей на пользу. Миссис Бадж опасалась, что ее жилица получила какие-то неприятные известия: со вчерашнего вечера на ней лица не было.

— Впрочем, сэр, — добавила она, — если вы поспешите, то сможете застать ее в церкви. Она часто заглядывает туда, чтобы помолиться. Я не очень одобряю подобные отношения с церковью, знаете ли. Разве можно забегать в Дом Господень впопыхах, в будний день, словно к одной из своих соседок? Или месса — она всегда приходит с нее такая веселая, смеется, шуточки отпускает. Не понимаю, как можно так относиться к религии — безо всякого благоговения, без уважения даже. Правда, у всех нас свои слабости, а мисс Климпсон все равно очень приятная женщина, хотя и ведет себя порой как какая-нибудь сектантка.

Решив, что сейчас не время вступать в теологические дискуссии, лорд Уимзи бросился в церковь, надеясь перехватить там мисс Климпсон. Двери церкви Святого Онисима были гостеприимно распахнуты, в ее сумеречных глубинах призывно тлела лампада. Войдя внутрь и дав глазам привыкнуть к полутьме после сияющего июньского дня, Уимзи огляделся по сторонам. Увидев темную коленопреклоненную фигуру перед распятием, он уже было обрадовался, думая, что нашел мисс Климпсон. Однако, подойдя поближе, понял, что это всего лишь монахиня в черном одеянии. Заслышав шаги, монахиня обернулась, чтобы взглянуть на посетителя. Кроме нее в Церкви присутствовал лишь один человек — священник в сутане, занимавшийся праздничным убранством алтаря.

Уимзи вспомнил, что близится День святого Иоанна. Он заглянул в боковые приделы, надеясь обнаружить там мисс Климпсон, спрятавшуюся в каком-нибудь из темных закоулков. Его ботинки нещадно скрипели по навощенному паркету, отчего лорд Питер пришел в негодование. Вот Бантер всегда ходил бесшумно.

Уимзи поймал себя на странной фантазии: ему почудилось, что скрип издает дьявол, овладевший его душой, — так он протестует против того, что его насильственно увлекли под своды церкви. Усмехнувшись про себя, он уверенным шагом двинулся вперед.

Скрип ботинок донесся до священника: тот прервал свое занятие и направился к посетителю. Без сомнения, подумал Уимзи, чтобы предложить свои услуги экзорциста.

— Ищете кого-нибудь? — доброжелательно спросил священник.

— Видите ли, я действительно ищу одну даму, — начал Уимзи. Тут он понял, что подобные слова в данной ситуации могут прозвучать довольно неуместно, и стал торопливо объяснять, кого же он разыскивает, — все это приглушенным тоном, который считается подобающим для разговора в Доме Божьем.

— Да-да, — безмятежно отвечал ему священник, — мисс Климпсон заходила сюда некоторое время назад, однако, мне кажется, она уже ушла. Не то чтобы я постоянно слежу за тем, кто из моей паствы заглядывает в церковь, — добавил он с улыбкой, — но, прежде чем уйти, она поговорила со мной. А вам она срочно нужна? Жаль, что вы ее не застали. Может, я могу ей что-нибудь передать?

— Нет, спасибо, — сказал Уимзи. — Простите, что побеспокоил. Не в моих правилах отлавливать людей в церкви, но дело и правда весьма срочное. Я оставлю ей послание дома. Большое вам спасибо.

Он повернулся и направился к выходу; потом вдруг остановился и пошел назад.

— Скажите, — обратился он к священнику, — вы же даете советы по вопросам морали и тому подобное, да?

— Ну, по крайней мере пытаюсь, — улыбнулся тот. — Вас что-то беспокоит?

— Д-да… — сказал Уимзи, — правда, это не имеет отношения к религии, то есть, простите, речь идет не о Непорочном зачатии Девы Марии, ничего такого. Просто у меня появились кое-какие сомнения…

Священник — это и был тот самый викарий, мистер Тредголд — заметил, что он целиком и полностью к услугам лорда Питера.

— Как мило с вашей стороны! А мы не можем выйти, чтобы мне не надо было шептать? Видите ли, я терпеть не могу разговаривать шепотом. Меня от этого прямо-таки парализует.

— Пойдемте на улицу, — предложил мистер Тредголд. Они вышли во двор, уселись на плоский могильный камень, и Уимзи стал выкладывать свои сомнения:

— Дело в следующем. Я буду говорить гипотетически, уж не взыщите. Предположим, есть один человек, который очень болен и дни которого сочтены. Ужасные страдания, постоянно на морфине — в общем, практически и так уже на том свете. И есть другой человек — так вот, если первый умрет как можно скорее, случится нечто, чего они оба желали и чего не случилось бы, проживи первый подольше. (Я не могу выражаться точнее, поскольку не хочу выдавать частные подробности.) Вы понимаете, что я имею в виду? Ну вот. Предположим, что второй человек немножко поможет первому — так сказать, слегка поторопит события… Как вы думаете, это будет тяжкое преступление?

— По закону… — медленно начал мистер Тредголд.

— По закону это, конечно, преступление, тут и думать Нечего, — перебил его лорд Уимзи. — Но неужели вы искренне считаете, что это так уж плохо? Знаю, вы зовете это грехом, но что тут особенно страшного? Такой поступок Никому не принес бы вреда.

— Мы не можем дать ответ на этот вопрос, — Тредголд покачал головой, — ибо нам неведомы пути, которыми следует душа человека по этой земле. Что, если в эти последние недели или часы, пусть даже проведенные в страданиях или без сознания, душа проходит через важные превращения? Нет, нам не дано право прерывать этот путь. Кто мы такие, чтобы решать: жить другому человеку или умереть?

— Ну, мы это делаем постоянно, тем или иным образом. Судьи, солдаты, врачи — что вы скажете о них? Правда, в данном случае у меня тоже нет однозначной уверенности. Кроме того, вмешиваясь — то есть пытаясь разобраться, как было на самом деле, — можно натворить еще больших бед. Положить начало всяким событиям…

— По-моему, — сказал викарий, — грех — нет, это слово сюда не подходит, — вред, нанесенный обществу, «неправильность» поступков заключается в первую очередь в последствиях для самого убийцы, а не для его жертвы или общества в целом. Особенно в случае, если убийство совершается в своекорыстных интересах. Последствия, о которых вы упомянули, — то, чего хотели оба действующих лица, — они же были бы выгодны лишь второму человеку, не так ли?

— Да. Совершенно верно. Выгодны.

— Соответственно, мы должны рассматривать этот случай как убийство из соображений корысти, а не как милосердие, проявленное к ближнему. Грех — в намерении, а не в деянии. Вот в чем разница между законом божественным и законом человеческим. Человек не должен думать, что может распоряжаться жизнью другого в собственных интересах. Тогда он может решить, что стоит выше любых законов. Вот почему — по крайней мере, это одна из причин — Господь запрещает месть.

— Вы хотите сказать, что одно убийство может повлечь за собой и другое?

— Зачастую. В любом случае оно влечет за собой готовность совершить новые убийства.

— Верно. В том-то вся и проблема. Но их бы не было, если бы я не начал расследование. Может, мне оставить все, как есть?

— Сложный вопрос… Я понимаю, как вам тяжело. Вы несете бремя вины…

— Да!

— А сами вы никому не мстите?

— О нет. Ко мне это вообще не имеет никакого отношения. Все началось с того, что я решил помочь человеку, попавшему в беду из-за подозрений, которые у него возникли. Но, увы, мое вмешательство привело к новым преступлениям.

— Я бы на вашем месте не слишком тревожился из-за этого. Вполне вероятно, что страхи убийцы и его чувство вины привели бы к новым преступлениям и без вашего вмешательства.

— Возможно, — кивнул Уимзи, вспомнив о Тригге.

— Я бы посоветовал вам поступать так, как подсказывает ваша совесть, в соответствии с божественными законами, уважение к которым мы впитываем с молоком матери. Оставьте Господу решать, каковы будут последствия. И старайтесь проявлять снисходительность даже к преступникам. Вы понимаете, что я имею в виду. Отдайте их во власть правосудия, но не забывайте, что всех нас ждет Высший суд — и нам с вами его тоже не избежать.

— Понимаю. Одержав победу, не добивай противника. Конечно! Простите, что потревожил вас. Я вынужден спешно откланяться — у меня назначена встреча с друзьями. Еще раз огромное вам спасибо. Теперь я тревожусь гораздо меньше. А то было так тяжело на душе!

Мистер Тредголд смотрел вслед незнакомцу, пока тот пробирался меж надгробными памятниками. «Надо же, — думал он, — до чего приятный человек. Такой трогательный, и вдумчивый, и такой не приспособленный к жизни — стоит только ему оказаться за пределами своего круга! Насколько же они нервные и чувствительные, эти аристократы. Все-таки нелегко им живется. Надо помянуть его в молитве на завтрашней мессе».

Будучи человеком практическим, мистер Тредголд немедленно завязал узелок на своем носовом платке, чтобы не забыть об этом богоугодном решении.

«Вмешиваться или нет — ничего себе проблема! Конечно, для полицейского тут все ясно. Но для простого человека — как сложно не впутывать сюда личные мотивы! Интересно, что же все-таки привело его ко мне? А что, если… Нет! — остановил себя викарий. — Я не должен строить никаких предположений». Он снова вытащил носовой платок и завязал еще один узелок — в напоминание о том, как он чуть было не впал во грех любопытства, о чем необходимо было упомянуть на следующей мессе.

20

Убийство

Паркер был разочарован не меньше Уимзи. Похоже, мисс Уиттакер не только не любила фотографироваться: она будто специально уничтожила все свои портреты, какие только смогла найти, сразу же после смерти мисс Доусон. Конечно, друзья девушки могли располагать ее снимками — в частности, мисс Файндлейтер. Однако Паркеру пока не хотелось поднимать шум в стоячем болоте Лихемптона. Он решил, что мисс Климпсон сможет помочь ему с фотографией, и отправился на Нельсон-авеню. Мисс Климпсон не оказалось дома; до него ее уже спрашивал другой джентльмен. Глаза миссис Бадж вспыхнули от любопытства: вряд ли она поверила в историю с «племянником» своей постоялицы и его друзьями. Паркер обошел местных фотографов — их было пятеро. У двоих нашлись групповые снимки, на которых присутствовала и мисс Уиттакер — совершенно неузнаваемая, — сделанные во время церковных распродаж и любительских спектаклей. Ни разу за все время пребывания в Лихемптоне она не снималась в студии.

Тем не менее, ему удалось обзавестись несколькими превосходными портретами Веры Файндлейтер — белокурой девицы сентиментального вида, пухленькой и довольно симпатичной. Паркер переслал их в Лондон, попросив распространить по полицейским участкам вместе с описанием платья, в котором ее видели в последний раз.

Единственными членами экспедиции, пребывавшими в хорошем настроении, когда все собрались в ресторанчике «У Георга», были второй полицейский — он приятно провел время, обходя гаражи и беседуя с их владельцами, — и главный констебль, утвердившийся в собственной правоте и потому торжествующий. Он обзвонил полицейские участки в районе Кроу-бич и узнал, что в прошлый понедельник какой-то мальчишка видел «Остин-7» на дороге к пляжу. Лондонские пришельцы с их предположениями оказались посрамлены — как выяснилось, поездка на Кроу-бич действительно имела место. Уимзи и Паркер, хотя и без особого воодушевления, согласились поехать туда и провести расследование.

Тем временем один из фотографов, чей кузен работал в газете «Лихемптонский Меркурий», позвонил в редакцию сего злободневного печатного органа, последний номер которого был готов к выходу. Последовало объявление об отсрочке номера, а затем в свет вышел специальный выпуск с сенсационным сообщением; кто-то из местных жителей немедленно сообщил об этом в лондонскую «Ивнинг Ньюс», разразившуюся крикливой передовицей, и на следующее утро все газеты пестрели заголовками, посвященными таинственному исчезновению двух девушек.

На Кроу-бич, респектабельном водном курорте, никто слыхом не слыхивал ни о мисс Уиттакер или мисс Файндлейтер, ни о машине с номером XX9917. В отелях не было записей о том, что они останавливались там, ни в одном гараже не чинили и не заправляли их машину. Главный констебль придерживался своей версии о несчастном случае, поэтому приказал разослать по окрестностям поисковые партии. В Скотленд-Ярд потоком хлынули телеграммы из Дувра, Ньюкасла, Шеффилда, Винчестера и Регби.

Две молодые женщины — весьма подозрительного вида — пили чай в Фолкстоне; какая-то машина с грохотом пронеслась через Дорчестер поздно ночью в понедельник; темноволосая девушка, «сильно расстроенная», зашла в паб в Нью-Олресфорде прямо перед закрытием и спросила дорогу на Хазельмир. Однако внимание Паркера привлекло сообщение бойскаута, который утверждал, что утром в субботу видел машину и двух девушек, устроивших пикник на холмах близ Шелли-Хед. Машина была марки «Остин-7» — мальчик был уверен в этом, так как увлекался автомобилями (вот где крылась причина подобной наблюдательности). На машине был лондонский номер, правда, цифры он не запомнил.

Шелли-Хед оказался весьма уединенным местом — как это ни удивительно с учетом его близости к популярному курорту: до Кроу-бич оттуда было не больше десяти миль. Узкий безлюдный песчаный пляж ограничивался подступающими утесами, на которых не стояло ни одной постройки. Известняковые скалы густо заросли жесткой травой; они переходили в пологие холмы, покрытые вереском. За ними шла полоска сосняка, а дальше — узкая ухабистая дорога, которая вела к бетонированному шоссе, соединявшему между собой Рэмборо и Райдерс-Хис. Туристы редко заезжали на эти холмы, хотя там было немало дорог, вполне пригодных для передвижения на машине, если, конечно, пассажиров не очень заботили соображения комфорта, а водителю не было жаль рессор.

Следуя указаниям бойскаута, полицейский вел машину по колдобинам одной из этих дорог. Найти там следы других автомобилей не представлялось возможным: известняковая порода была твердая и сухая, а на травах и вереске не оставалось никакой колеи.

Местность была испещрена небольшими лощинами — совершенно одинаковыми, в которых запросто могла скрываться маленькая машина, не говоря уже о следах недавнего пикника. Прибыв на место, которое их маленький гид ориентировочно определил как «то самое», они разбили территорию на пять участков и разошлись, чтобы обследовать их.

В тот день Уимзи навсегда возненавидел вереск. Кустов было так много, и все — ужасно плотные. Под любым могла найтись сигаретная пачка, обертка от сандвича, лоскуток ткани или какая-нибудь другая улика. Питер обреченно брел между ними, сгорбившись и не отрывая глаз от земли. С пригорка вниз, потом опять на пригорок, поворот — он старался не выпускать из виду полицейскую машину, ориентируясь по ней; снова вниз и вверх, на следующий пригорок…

Да. В лощине что-то было.

Нечто заостренное выглядывало из-за верескового куста. Светлое… напоминает ногу… Уимзи ощутил тошноту.

— Кажется, кто-то прилег подремать, — вслух произнес он.

Потом подумал: «Как странно, почему всегда торчит именно нога…»

Лорд Уимзи бросился бежать сквозь заросли, поскользнулся на жестком дерне и чуть было не съехал с холма на собственных ягодицах. Выругался вполголоса.

Спящая лежала в очень странной позе. Почему-то она не обращала внимания на мух, роем кружившихся вокруг ее головы.

Уимзи вспомнил, что в это время года мухи еще только-только появляются. В какой-то из газет ему попался призыв: «Уничтожьте одну муху сегодня, и осенью их будет на триста меньше». Или на тысячу? Нет, забыл.

Он взял себя в руки и пошел к девушке. Мухи облаком взвились вверх.

Похоже, удар был очень сильным — чтобы так размозжить череп. Кровь запеклась на белокурых волосах. Жертва лежала ничком, закрыв лицо руками.

Он перевернул ее на спину.

Насколько он мог судить по фотографии, перед ним находилась Вера Файндлейтер.

Осмотр занял у него не больше тридцати секунд.

Уимзи вскарабкался на холм и закричал.

Маленькая черная фигурка в отдалении остановилась и обернулась к нему. Лицо казалось белым пятнышком, без всякого выражения на нем. Уимзи снова закричал и стал размахивать руками, пытаясь жестами объяснить, что произошло. Фигурка бросилась бежать к нему; медленно, вперевалку она приближалась к нему по вересковым зарослям. Это оказался полисмен, тучный, осоловевший от жары. Уимзи продолжал кричать, полицейский выкрикнул что-то ему в ответ. Питер увидел, что и остальные полицейские движутся по направлению к нему. Мальчишка-бойскаут, гротескным силуэтом вырисовываясь на фоне неба, с вершины холма помахал им своим посохом, затем скрылся из поля зрения. Полисмен был уже близко. Он сдвинул шляпу на затылок, что-то поблескивало у него на часовой цепочке в такт движению. Уимзи внезапно осознал, что бежит ему навстречу и все еще кричит, жестами объясняя: на холме мертвая девушка! Но тучный полисмен никак не мог его слышать, однако лорд Питер продолжал жестикулировать, указывая рукой направление. К тому моменту, когда полисмен наконец преодолел заросли и взобрался на холм, Уимзи уже практически лишился голоса и не мог дышать. Полисмен, впрочем, тоже. Наклонив головы, оба попытались отдышаться. Впору было рассмеяться, глядя друг на друга, если бы не труп. Уимзи опять побежал, полицейский — за ним. Наконец, все члены экспедиции собрались вместе; они размахивали руками, делали записи, заглядывали под вересковые кусты. Уимзи присел на землю, испытывая смертельную усталость.

— Питер, — донесся до него голос Паркера, — взгляните-ка на это!

Уимзи вскочил на ноги.

На земле были разложены остатки от пикника. Полицейский держал в руках небольшой пакет — он вытащил его из-под тела и сейчас исследовал его содержимое. Рядом с головой валялся большой, тяжелый гаечный ключ — перепачканный кровью, с налипшими на нем светлыми волосами. Однако Паркер говорил не о пакете и не о ключе, а о мужской шляпе тусклого лилового цвета.

— Где вы ее нашли? — спросил Уимзи.

— Альф подобрал на вершине холма, — пояснил Паркер.

— Валялась в зарослях утесника, — добавил юный следопыт, — донышком вниз, как будто слетела у кого-то с головы.

— А следы там были?

— Нет. Но кусты все переломаны. Похоже на следы борьбы. Но где же «Остин»? Эй! Не трогай этот ключ, малыш, на нем могут быть отпечатки пальцев. Такое впечатление, что тут поработала целая банда. В кошельке остались деньги? Десять шиллингов одной купюрой, шестипенсовик и медяки. Ясно. Думаю, у второй женщины при себе было побольше. Правда, ее нигде нет. Неужели Веру похитили с целью выкупа? — Паркер наклонился и аккуратно обернул гаечный ключ своим шелковым платком. — Думаю, нам лучше разделиться и поискать машину. Наверняка она стоит где-нибудь там, в сосняке. Очень подходящее место. Да, Хопкинс, вам придется поехать на нашей машине на Кроу-бич и сообщить обо всем в участок. Потом захватите фотографа и возвращайтесь сюда. Отправьте вот эту телеграмму комиссару в Скотленд-Ярд, найдите доктора и привезите его тоже. Надо будет нанять еще одну машину, на тот случай, если мы не найдем «Остин» — на одной мы все никак не сможем вернуться. Если не уверены, что сможете сами найти это место на обратной дороге, возьмите с собой Альфа. Да, Хопкинс, и купите нам что-нибудь поесть, будьте добры. Думаю, мы здесь застрянем надолго. Вот вам деньги — этого достаточно?

— Вполне, благодарю вас, сэр.

Полицейский отправился в путь, захватив Альфа, который разрывался между желанием остаться и поучаствовать в расследовании, и соблазном первому прибыть в город с сенсационными новостями. Паркер поблагодарил его за сотрудничество — мальчишка немедленно раздулся от гордости — и повернулся к главному констеблю.

— Они явно ехали в этом направлении. Может быть, вы зайдете слева, сэр, вы, Питер, справа, а я буду двигаться прямо?

Главный констебль, потрясенный неожиданной находкой, подчинился беспрекословно. Уимзи схватил Паркера за рукав:

— Слушайте, вы внимательно осмотрели рану? Есть в ней что-то странное, не так ли? По-моему, крови должно быть больше. Как вы думаете?

— Я пока никак не думаю, — отозвался Паркер с легкой усмешкой. — Давайте дождемся врача. Пойдемте же, Стив! Нам надо поскорее найти машину.

— Да, а еще шляпа! Куплена в магазине у какого-то еврея, в Степни. Почти новая. От нее так и разит «Калифорнийским маком» — это марка бриллиантина. Похоже, наш гангстер — большой модник. Правда, местного пошиба.

— Думаю, шляпа поможет нам его найти. Слава богу, преступники часто проявляют неосмотрительность. Ладно, пошли.

Найти машину оказалось нетрудно. Паркер наткнулся на нее почти сразу же, как только вошел в лес. Меж сосен пробивался родник, рядом с которым и стоял «Остин». Кроме сосен там росли и другие деревья, родник делал петлю и разливался небольшим озерцом с заболоченными берегами.

Крыша машины была спущена, и Паркер опасался увидеть в салоне нечто ужасающее, однако там было пусто. Он проверил передачу — она стояла в нейтральном положении, машину удерживал на месте ручной тормоз. На сиденье валялся платок, сильно испачканный, без инициалов или метки из прачечной. Паркер снова подивился рассеянности преступника, повсюду разбрасывавшего свое имущество. На влажной почве отпечатались следы: две пары мужских и одни — женские.

Женщина, видимо, выбралась из машины первой — ее левый каблук продавил глубокую ямку в земле, пока она вылезала с заднего сиденья. След от правого каблука был не таким глубоким. Нетвердо ступая, она бросилась бежать. Однако один из мужчин перехватил ее. Он вышел из-за кустов папоротника; на нем были ботинки на резиновом ходу — рядом со следами от них на земле остались бороздки, как будто девушка пыталась вырваться, а он ее е отпускал. Второй мужчина — его туфли были узкие, с длинными мысами — вылез из машины после, его следы перекрывали женские следы. Все трое некоторое время топтались на одном месте.

Затем следы продолжились: теперь девушка шла между мужчинами. Они довели ее до места, где на земле остались отпечатки шин «Мишлен». На «Остине» шины были другие — обыкновенный «Данлоп»; кроме того, автомобиль, стоявший здесь, был явно большего размера. Похоже, он ждал их некоторое время — на землю стекла лужица моторного масла. Машина тронулась с места и поехала по колее между деревьями. Паркер пошел было по ней, но отпечатки шин вскоре исчезли на ковре из сухих сосновых игл. В любом случае другой дороги там не было. Он повернул обратно к «Остину». Тут из леса донеслись крики, напомнившие Паркеру о двух других членах их разведывательной группы. Он отозвался, и вскоре лорд Питер Уимзи и сэр Чарльз Пиллингтон выбрались из зарослей папоротника и присоединились к нему.

— Итак, — сказал Уимзи, — этот элегантный головной убор лилового цвета наверняка принадлежал человеку в остроносых туфлях. Думаю, они были желтые, такие, знаете ли, на пуговицах. Как он, должно быть, горюет по своей великолепной шляпе! Женские отпечатки принадлежат мисс Уиттакер — в этом я не сомневаюсь.

— Согласен с вами. Это никак не могут быть следы Веры Файндлейтер. Эта женщина либо сама приехала сюда на машине, либо ее привезли насильно.

— Они не могут принадлежать мисс Файндлейтер и по другой причине — когда мы нашли тело, на подошвах ее туфель не было грязи.

— Надо же! Как это вы разглядели? Я-то думал, вы голову потеряли, обнаружив ее.

— Вообще-то так оно и было, но наблюдательность мне все равно не изменила. Кстати, а это что?

Он сунул руку между подушками заднего сиденья и вытащил оттуда американский журнал — выходящий ежемесячно сборник детективных и фантастических историй под названием Черный плащ.

— Легкое чтение для широкой аудитории, — ухмыльнулся Паркер.

— Наверное, это тот, в желтых ботинках, захватил журнал с собой, — предположил главный констебль.

— Скорее уж мисс Файндлейтер, — сказал Уимзи.

— Странный выбор для девушки, — удивился уязвленный сэр Чарльз.

Вполне закономерный. Насколько я знаю, мисс Уиттакер была резко настроена против всяческой сентиментальности, розочек и купидонов, а вторая девушка во всем ее копировала. Думаю, их вкусы в литературе также были близки к мужским.

— Ну, это не столь уж важно, — заметил Паркер.

— Подождите-ка минутку… Вот, взгляните! Кто-то сделал на нем пометку.

Уимзи протянул своим собеседникам обложку для ознакомления. Первое слово в названии журнала кто-то обвел толстой карандашной линией.

— Вы не думаете, что это может быть своего рода послание? Что, если журнал лежал на сиденье, и девушка втайне от похитителей сделала на нем пометку, а потом спрятала между подушками?

— Весьма изобретательно, — произнес сэр Чарльз, — но что все-таки она имела в виду? Черный. Бессмыслица акая-то.

— А что, если человек в длинноносых туфлях — спросил вдруг Паркер. — Негр вполне способен вырядиться в такие туфли и намазать голову бриллиантином. А если не негр, то индус, например. Или еще какой-нибудь абориген…

— Господи помилуй! — вскричал потрясенный сэр Чарльз. — Англичанка в руках туземца! Какая гнусность!

— Остается надеяться, что это не так. Что мы будем делать дальше?

— Наверное, надо вернуться к телу, — предложил Паркер. — Следы и так никуда не денутся.

Под прозрачной зеленой сенью соснового леса они зашагали обратно к холмам.

Родник продолжал себе хлопотливо журчать, пробивая себе дорогу на юго-запад, к реке, а оттуда к морю.

Вот ты все болтаешь и болтаешь, — обратился к ней лорд Уимзи, — так почему бы тебе не рассказать, что е все-таки тут произошло?

21

Каким же образом?

Доктор оказался обрюзгшим, неопрятным человечком — про себя Уимзи немедленно прозвал его «недотепой». Он суетился над размозженной головой Веры Файндлейтер, непрерывно бормоча себе под нос:

— Так-так-так… Надо же, какая рана! И за что ее так? Не представляю. Так-так… Как давно это случилось? О, думаю, несколько дней назад. Так-так — да, повреждения тяжелые. Какое потрясение для несчастных родителей! И ее сестер тоже. Они такие приятные девушки; вы же знакомы с ними, да, сэр Чарльз? Хм… Так-так…

— Итак, у нас нет сомнений в том, что это — Вера Файндлейтер, — уточнил Паркер.

— Ни малейших, — ответил сэр Чарльз.

— Ну, раз вы можете подтвердить ее личность, нет необходимости привлекать родственников к опознанию — для них это было бы тяжким испытанием. Одну минутку, доктор, фотограф должен снять тело в этом положении, прежде чем вы повернете ее. Простите. Мистер Эндрюс, вы уже делали снимки подобного рода? Нет? Ну, ничего страшного. Конечно, работа не из приятных. Одно фото вот отсюда, будьте добры, чтобы было видно положение тела, теперь сверху — совершенно верно — и рану с близкого расстояния. Вот так. Большое спасибо.

Теперь, доктор, вы можете ее перевернуть; простите, мистер Эндрюс, представляю, какие чувства вы сейчас испытываете, но это обязательно нужно сделать. Смотрите-ка — у нее расцарапаны руки. Как будто она боролась с кем-то перед смертью. Правое запястье и левый локоть разбиты — похоже, что ее пытались удержать в лежачем положении, а она вырывалась. Нам понадобятся снимки этих царапин, мистер Эндрюс. А что вы скажете о ее лице, доктор?

Врач бегло осмотрел лицо девушки, после чего выдал следующее заключение:

— Насколько я могу судить, с учетом изменений, произошедших с телом после смерти, похоже, что кожа вокруг носа и губ обгорела. Так-так… На переносице, шее и лбу следов ожога нет, иначе я сказал бы, что это действие ультрафиолетовых лучей.

— А может, ожог от хлороформа? — предположил Паркер.

— Вы, полицейские, вечно забегаете вперед, — заметил доктор, раздраженный тем, что сам не додумался до этого. — Я как раз собирался сказать — и сказал бы, если бы вы меня не перебили, — что, поскольку эти ожоги нельзя приписать воздействию ультрафиолетовых лучей, остается еще вариант, предложенный вами. Я не могу положительно утверждать, что это следы хлороформа — медицинские заключения подобного рода даются только после тщательного исследования, — однако я был готов предположить, что такое возможно.

— Значит, — вставил Уимзи, — она могла умереть от воздействия хлороформа? Например, если ей дали его слишком много, а сердце у нее было слабое?

— Друг мой, — сказал доктор, на сей раз глубоко оскорбленный, — взгляните на рану у нее на голове и спросите себя, какая еще тут может быть причина смерти? Если девушку отравили хлороформом, то зачем было бить ее по голове?

— Именно это мне и хотелось бы узнать.

— Я надеюсь, — продолжал доктор, — вы не ставите под сомнение мою врачебную квалификацию?

— Ни в коем случае, — ответил Уимзи, — однако, как вы только что сказали, медицинские заключения подобного рода даются только после тщательного исследования.

— Но здесь для него не место, — вставил Паркер. — Думаю, на данный момент мы сделали все, что могли. Необходимо сопроводить тело в морг. Доктор, вы поедете? Мистер Эндрюс, я был бы вам весьма признателен, если бы вы последовали за мной и сделали снимки некоторых следов, обнаруженных нами в лесу. Боюсь, освещение там не самое лучшее, но делать нечего.

Он взял Уимзи под руку.

— Врач, конечно, никуда не годится, — прошептал он на ухо Питеру, — однако у нас будет возможность получить мнение другого специалиста. Пока же, думаю, мы должны остановиться на первом, поверхностном объяснении.

— А что вас смущает? — полюбопытствовал сэр Чарльз.

— Да так, ничего особенного, — ответил Паркер. — В основном все подтверждает версию о бандитах, которые напали на девушек и увезли мисс Уиттакер с собой, чтобы потребовать за нее выкуп, а мисс Файндлейтер, которая попыталась сопротивляться, ударили по голове и убили. Возможно, эта версия пока подходит. Небольшие нестыковки наверняка прояснятся со временем. После подробного медицинского исследования мы узнаем больше.

Они вернулись в лес, где сделали снимки и тщательно замерили следы.

Главный констебль с интересом наблюдал за их действиями, заглядывая через плечо Паркеру, пока тот делал заметки в своем блокноте.

— Кстати, — внезапно заметил он, — вам не кажется странным…

— Кто-то идет, — перебил его Паркер.

Рев мотоциклетного мотора возвестил прибытие молодого человека, вооруженного фотоаппаратом.

— Бог ты мой, — простонал Паркер, — пресса уже тут!

Однако принял он журналиста достаточно любезно, показал ему отпечатки шин и следы ног, а затем, по дороге к тому месту, где было обнаружено тело, в общих чертах изложил версию с похищением.

— Инспектор, а вы не могли бы примерно описать подозреваемых?

— Ну, — сказал Паркер, — один из них своего рода денди: он носит лиловую шляпу и туфли с острыми мысами, кроме того, как можно судить по этой отметке, оставленной на обложке журнала, он или второй подозреваемый может оказаться чернокожим. О втором мы знаем только, что он был в ботинках 42-го размера на резиновой подошве.

— Я как раз собирался сказать, — снова вмешался Пиллингтон, — по поводу этих ботинок стоит обратить внимание…

— А вот здесь мы нашли тело мисс Файндлейтер, — бесцеремонно перебил его Паркер. Он описал рану на голове и положение тела, а журналист сделал несколько фотографий, в том числе групповой снимок Уимзи, Паркера и главного констебля — сэр Пиллингтон как раз указывал тростью на место преступления, скрытое вересковыми кустами.

— Теперь, когда вы получили все, что хотели, — добродушно сказал Паркер, — будьте добры удалиться. Это касается и ваших коллег. Мы сообщили вам все, что могли сообщить, и у нас есть еще полно других дел, помимо раздачи интервью.

Репортеру больше ничего и не требовалось. Он уже стал обладателем эксклюзивной информации — главной ценности современного журналиста, который в погоне за ней дал бы фору даже почтенной матроне викторианской эпохи, готовой на любые ухищрения, лишь бы первой узнать семейные сплетни соседей.

— Итак, сэр Чарльз, — сказал Паркер, когда репортер упаковал свой фотоаппарат и отбыл с места преступления, — что вы хотели сказать насчет ботинок?

Однако сэр Пиллингтон был оскорблен в своих лучших чувствах. Детектив из Скотленд-Ярда пренебрег его мнением и подверг сомнению его предположение.

— Ничего, — обиженно буркнул он. — Уверен, что мои наблюдения показались бы вам не заслуживающими внимания.

На обратном пути до города главный констебль хранил суровое молчание.

Дело Файндлейтер — Уиттакер, начавшееся в ресторанчике Сохо со случайно оброненных слов, было предано огласке и потрясло Англию от одного побережья до другого. Даже Уимблдонский турнир оказался отодвинут на задний план. Сообщение об убийстве и похищении появилось в тот же вечер в специальном выпуске «Ивнинг Ньюс». На следующее утро статьи об этом преступлении были опубликованы во всех газетах, с фотографиями и множеством подробностей, как реальных, так и вымышленных. Весть о том, что две англичанки попали в лапы туземцев, которые убили одну из них и похитили другую, заставила население страны негодовать со всей страстью, на какую только способен англосаксонский амбициозный темперамент. Репортеры слетались на Кроу-бич, словно саранча, — холмы Шелли-Хед стали похожи на сельскую ярмарку, столько там было мотоциклов, велосипедов и пеших групп, членам которых не терпелось своими глазами увидеть место кровавого преступления.

Паркер, который вместе с Уимзи поселился в отеле «Зеленый лев», беспрестанно отвечал на телефонные звонки, письма и телеграммы, слетавшиеся к нему со всех сторон, а полицейский за дверью охранял его от вторжения посторонних.

Уимзи возбужденно ходил из одного угла комнаты в другой и курил сигарету за сигаретой.

— На сей раз им от нас не уйти, — говорил он. — Скоро мы их изловим.

— Непременно. Прошу вас, только имейте терпение. Мы их наверняка поймаем, однако прежде нам надо собрать все факты.

— А что сообщают ваши люди, которые следят за миссис Форрест?

— Она вернулась к себе в квартиру в понедельник вечером — так сказал владелец гаража. Наши сотрудники постоянно следят за ней; они дадут знать, когда кто-нибудь придет ее навестить.

— Вечером в понедельник!

— Да. Однако само по себе это не доказательство. Вечер понедельника — обычное время для возвращения после уик-энда. Потом, я не хочу спугнуть ее, прежде чем мы не узнаем наверняка, является она организатором преступлений или только сообщницей. Смотрите, Питер, — вот еще сообщение от одного из моих людей. Он отслеживал финансовые дела мисс Уиттакер и миссис Форрест. С декабря прошлого года мисс Уиттакер стала снимать со своего счета крупные суммы, все — в чеках на предъявителя, и они практически один в один совпадают со вкладами, которые вносила на свой счет миссис Форрест. Эта женщина явно имела большую власть над мисс Уиттакер, с тех пор как умерла Агата Доусон. Можно сказать, она просто села ей на шею, Питер.

— Ясно. Она выполняла всю работу, пока Мэри Уиттакер обеспечивала себе алиби в Кенте. Боже мой, Чарльз, только бы все получилось! Пока эти женщины на свободе, столько жизней находится в опасности!

— Женщина, если она бездушная и беспринципная, — суровым тоном произнес Паркер, — это самый жестокий преступник. В сто раз хуже любого мужчины. Если уж что задумала — никогда не отступится.

— Да уж. Мы, мужчины, вечно носимся с ними, считая их такими нежными, романтическими существами… А ведь на самом деле женщины гораздо менее сентиментальны. Черт, опять телефон!

Паркер схватил трубку:

— Да-да, говорите. Господи! Быть не может! Ясно… Да. Да, задержите. Думаю, его просто подставили, однако он должен быть арестован и допрошен. И проследите, чтобы это было во всех газетах. Скажите, что полиция считает его тем самым похитителем. Вы поняли? Постарайтесь вбить им в головы, что это и есть официальная версия. И еще — подождите минутку — мне нужны фотографии чека и отпечатков пальцев, если они на нем есть. Отправьте их как можно скорее с курьером. Надеюсь, чек настоящий? В банке подтвердили это? Отлично! А что он сам говорит? Ах, вот как… А конверт? Выбросил? Черт побери! Ладно. Благодарю вас. До свидания.

Торжествующий Паркер повернулся к лорду Уимзи.

— Аллилуйя Доусон пришел вчера в отделение Ллойдс-банка в Степни и представил чек, подписанный Мэри Уиттакер, на сумму 10 тысяч фунтов, выданный Лихемптонским отделением банка и датированный пятницей, 24-м числом. Поскольку сумма была весьма значительной, а пятничные вечерние газеты сообщили о похищении, они попросили его зайти на следующий день, а тем временем связались с Лихемптоном. Когда вчера в газетах появилась новость об убийстве, управляющий из Лихемптона вспомнил про тот звонок и обратился в Скотленд-Ярд, поэтому сегодня утром священника задержали для допроса. Он утверждает, что получил чек в субботу утром, в конверте, без какого-либо сопроводительного письма или записки.

Конечно, старый растяпа выбросил конверт, поэтому мы не можем ни проверить его версию, ни проследить отправителя. Наши люди решили, что все это выглядит довольно странно, и взяли Аллилуйю под стражу — иными словами, арестовали за убийство и похищение женщины.

— Бедный старый Аллилуйя! Чарльз, это просто ужас что такое! Он же и мухи не обидит!

— Да знаю я! Но делать нечего — придется ему потерпеть. Да и для нас так лучше. Кажется, кто-то стучит? Войдите!

— К вам доктор Фолкнер, сэр, — сказал констебль, сунув голову в дверь.

— Чудесно! Проходите, доктор. Вы уже провели осмотр тела?

— Да, инспектор. Весьма любопытно. Вы оказались правы. С большой долей вероятности можно допустить, что все так и было.

— Рад это слышать. Садитесь же и расскажите нам о результатах осмотра.

— Я буду краток, — сказал доктор. Это был лондонский врач, присланный Скотленд-Ярдом и привыкший к сотрудничеству с полицией — худой, деловитый, с острым глазом; прямая противоположность тому недотепе, с которым Паркеру пришлось иметь дело днем раньше. — Прежде всего, удар по голове действительно не был причиной смерти. Как вы совершенно верно заметили, рана почти не кровоточила. Она была нанесена уже после того, как девушка умерла — явно с целью ввести полицию в заблуждение и придать инциденту сходство с нападением бандитов. То же самое касается царапин на руках. Чистой воды маскировка.

— Ясно. Ваш коллега…

— Мой коллега, если его можно так назвать, просто тупица, — фыркнул доктор. — Странно, что при таком враче на курорте Кроу-бич кому-то удается выздоравливать. Впрочем, это не имеет отношения к делу. Хотите узнать причину смерти?

— Хлороформ?

— Весьма вероятно. Я провел вскрытие, но не обнаружил ни следов яда, ни чего-либо подобного. Часть органов я, по вашему настоянию, изъял и отправил на исследование сэру Джеймсу Люббоку, однако положа руку на сердце, я не вижу в этом особого смысла. При вскрытии грудной клетки запах хлороформа не ощущался. Или с момента смерти прошло слишком много времени — что наиболее вероятно, с учетом того, насколько это вещество летучее, — или доза была слишком мала. Я не нашел никаких признаков слабости сердца — девушка была вполне здорова, и, чтобы убить ее, нужно было держать ее под хлороформом довольно долго. Об этом свидетельствуют следы ожогов у нее на лице.

— Это объясняет также наличие в машине забытого носового платка, — сказал Уимзи.

— Думаю, — произнес Паркер, — что это должен был делать человек весьма сильный и решительный. Наверняка она сопротивлялась.

— Должна была, — задумчиво сказал доктор, — однако, как ни странно, не сопротивлялась. Я уже говорил — все следы борьбы появились на теле уже после смерти.

— Предположим, что она спала, — вмешался Уимзи. — В этом случае можно было дать ей хлороформ без особого шума?

— О да, вполне. Несколько раз вдохнув его, она впала бы в полузабытье, а затем дозу хлороформа можно было усилить. Мне кажется, она могла уснуть на солнце — тем временем бандиты похитили ее подругу, бродившую поблизости, а затем вернулись, чтобы избавиться от мисс Файндлейтер.

— Только зачем? — удивился Паркер. — Для чего им понадобилось возвращаться к ней?

— Вы хотите сказать, что они обе уснули и были отравлены хлороформом в одно и то же время? По-моему, это маловероятно.

— Я не то имел в виду. Между нами…

И он рассказал врачу об их подозрениях насчет Мэри Уиттакер, которые тот выслушал с испуганным изумлением.

— Мы считаем, — продолжал Паркер, — что дело было так. По какой-то причине Мэри Уиттакер понадобилось избавиться от бедной девушки, которая была ей столь предана. Она устроила этот пикник, причем позаботилась о том, чтобы прислуга узнала, куда они поедут.

Затем, когда Вера Файндлейтер прилегла вздремнуть на солнышке, она убила ее — с помощью хлороформа, или, что более вероятно, тем же способом, которым разделалась с остальными своими жертвами, каков бы он ни был. Затем она нанесла ей удар по голове и оставила царапины, которые мы должны были принять за следы борьбы, а в кустах бросила шляпу, которую приобрела заранее и испачкала бриллиантином. Мы сейчас пытаемся проследить, где она была куплена. Мисс Уиттакер — высокая, крепкая девушка, думаю, сил у нее достаточно, чтобы оставить такую рану на голове уже бездыханной подруги.

— Откуда же тогда следы в лесу?

— Я как раз собирался перейти к ним. Тут есть две странности. Прежде всего: если речь идет о бандитах, то как можно объяснить, что они выбрали единственное во всей округе влажное, болотистое место, где оставили целую кучу следов, хотя могли приехать и уехать по сухой траве или сосновым иглам, не оставив их вовсе?

— Ценное наблюдение, — сказал доктор. — Могу добавить, что бандиты вряд ли бросили бы шляпу на месте преступления. В конце концов, они могли вернуться и забрать ее.

— Совершенно верно. Теперь следующее. Судя по следам, обувь на обоих мужчинах была совершенно новая. Я имею в виду, что ни на каблуках, ни на подошвах не видно никаких следов износа. Резиновые боты вообще были только что из магазина. Нам вот-вот должны доставить фотографии отпечатков, вы сможете сами в этом убедиться. Конечно, не исключено, что преступники купили себе новые ботинки, но в общем и целом это представляется маловероятным.

— Согласен, — кивнул доктор.

— А сейчас мы подходим к самому интересному. Один из наших предполагаемых бандитов носит обувь гораздо большего размера, чем второй. Отсюда можно сделать вывод, что это человек более рослый, тяжелый и, соответственно, с большей длиной шага. Однако, измерив следы, мы обнаружили вот что. У всех троих — высокого мужчины, маленького мужчины и женщины — длина шага оказалась одинаковая. Мало того, глубина их следов одна и та же, а это означает, что все они одного веса. Это уже никак нельзя объяснить простым совпадением.

Несколько секунд доктор Фолкнер осмысливал услышанное.

— Ваши доказательства вполне убедительны, — выговорил он наконец. — Думаю, вы абсолютно правы.

— Это бросилось в глаза даже сэру Чарльзу Пиллингтону, который вообще-то не особенно прозорлив, — сказал Паркер. — Мне с трудом удалось помешать ему сообщить о своих догадках репортеру из «Ивнинг Ньюс».

— Значит, вы убеждены, что мисс Уиттакер прибыла на место, предварительно запасшись мужской обувью, и сама же оставила там все эти следы.

— Да, каждый раз возвращаясь к машине через кусты. Очень умно. Кроме того, она поступила совершенно правильно, наложив одни следы поверх других. Следы постоянно пересекаются — создается впечатление, что все трое топтались там одновременно. Я бы сказал, что она неплохо изучила труды Остина Фримена.

— И что же дальше?

— Думаю, нам надо найти миссис Форрест, которая, судя по всему, является ее сообщницей. Это она пригнала вторую машину — ту, большую — и дожидалась Мэри Уиттакер в лесу. Возможно, она и оставила следы, а мисс Уиттакер тем временем убила Веру Файндлейтер. В любом случае она должна была приехать в лес уже после того, как Мэри и Вера оставили там «Остин» и пошли на холмы. Когда мисс Уиттакер закончила свою часть работы, они бросили платок и журнал Черный плащ на заднее сиденье «Остина» и уехали на машине миссис Форрест. Это темно-синий «рено», четырехместный, с шинами «Мишлен», номер Х04247. Нам известно, что машина вернулась в гараж вечером в понедельник и миссис Форрест сидела за рулем.

— Но где же тогда мисс Уиттакер?

— Скрывается. В любом случае ей от нас не уйти. Она не может получить деньги в своем банке — мы предупредили служащих. Если миссис Форрест попытается получить их вместо нее, за ней проследят. В самом худшем случае мы будем ждать, пока она сама не выберется из своего убежища. Но у нас есть и еще одна зацепка. Была совершена попытка бросить подозрение на дальнего родственника мисс Уиттакер — темнокожего священника с примечательным именем Аллилуйя Доусон. Он был родственником мисс Агаты Доусон, которая выплачивала ему ежегодно по сто фунтов и обещала ему, что и после ее смерти мисс Уиттакер будет продолжать эти выплаты. Это не было оформлено по закону, но любой достойный и гуманный человек непременно удовлетворил бы желание покойной тетушки. Тем не менее, мисс Мэри этого не сделала, и старика можно было бы заподозрить в том, будто он обозлился против нее. Вчера утром он попытался обналичить присланный ею чек на предъявителя, на сумму 10 тысяч фунтов, рассказав при этом малоубедительную историю о том, что тот прибыл по почте без всякой сопроводительной записки. Конечно же, его задержали как одного из похитителей.

— Но у него же наверняка есть алиби!

— Думаю, она будет утверждать, будто бы он нанял гангстеров, которые сделали всю работу за него. Он живет в миссии в Степии — там-то и была куплена лиловая шляпа, — где можно без труда нанять целую дюжину головорезов. Мы стараемся, чтобы эта история во всех подробностях была освещена в газетах.

— А что дальше?

— Думаю, рано или поздно мисс Уиттакер объявится где-нибудь, в растрепанных чувствах, с выдуманной историей о похищении и требованиях выкупа. Если кузен Аллилуйя не сможет доказать свое алиби, она будет утверждать, что он самолично присутствовал на месте преступления и руководил убийцами. Если же мы подтвердим, что его там не было, она наверняка упомянет его имя — скажет, например, что он приходил в то страшное логово, где ее держали, в день, который она, конечно, не сможет указать в точности, равно как и местность, где это логово находилось.

— Дьявольская изобретательность!

— О да. Мисс Уиттакер — изобретательная молодая леди. Если и есть вещи, перед которыми она остановилась бы, то мне они неизвестны. И эта милая миссис Форрест — одного с ней поля ягода. Итак, доктор, теперь вы знакомы с нашей версией событий и, надеюсь, согласитесь хранить ее в тайне. Вы понимаете, что вопрос поимки Мэри Уиттакер зависит от того, проглотит ли она наживку, решив, что мы приняли ее фальшивые улики за чистую монету.

— Я вообще не люблю болтовни, — сказал доктор. — Банда так банда. А мисс Файндлейтер получила удар по голове — от него и скончалась. Я только надеюсь, что мой коллега и главный констебль будут не менее осмотрительны, чем мы с вами.

— Все это прекрасно, — кивнул лорд Уимзи, — но какие в действительности мы имеем улики против этой женщины? Любой ловкий адвокат камня на камне не оставит от нашей теории. Единственное, что мы можем убедительно доказать, это факт проникновения в коттедж в Хемпстеде и кражу угля. Все смерти, по результатам дознания, были вызваны естественными причинами. Что же касается мисс Файндлейтер: если даже мы докажем, что ее отравили хлороформом, то его не так уж трудно достать, это вам не мышьяк или цианид. И если даже на гаечном ключе мы найдем отпечатки пальцев…

— Их там нет, — сказал Паркер. — Девица знает, что делает.

— Постойте-ка, — внезапно вмешался доктор. — А зачем вообще ей понадобилось убивать Веру Файндлейтер? Насколько я понял, это была ее самая ценная свидетельница. Она одна могла подтвердить алиби мисс Уиттакер в момент совершения остальных преступлений — если, конечно, таковые имели место.

— Думаю, ей стало известно о связи мисс Уиттакер и миссис Форрест. Мне кажется, что Вера Файндлейтер уже выполнила свою задачу и стала опасной. Сейчас нас интересует, как Уиттакер и Форрест связаны между собой. Как только мы это узнаем…

— Взгляните-ка, — доктор Фолкнер подошел к окну. — Не хочу тревожить вас без надобности, но, похоже, перед нами сэр Чарльз Пиллингтон, беседующий со специальным корреспондентом газеты «Телеграф». На первой полосе сегодняшнего номера «Гласа» опубликована ваша гангстерская история, в которой британцев предупреждают о предстоящей угрозе, исходящей от темнокожих иностранцев. Думаю, мне не надо напоминать вам, что «Телеграф» согласится очернить даже Михаила-архангела, чтобы только переплюнуть «Глас».

— Вот черт! — воскликнул Паркер и быстро подошел к окну.

— Слишком поздно, — сказал доктор. — Человек из «Гласа» уже вошел в здание почты. Конечно, вы можете позвонить в газету и остановить их.

Паркер так и сделал — редактор «Гласа» заверил его, что телеграмму пока не получал, но, если таковая будет доставлена, он непременно выполнит указания инспектора.

Он говорил чистую правду. Телеграмму доставили не ему, а редактору газеты «Ивнинг Боннер», принадлежавшей тем же владельцам. В подобные моменты правой руке совершенно не обязательно ничего знать, что творит левая. Особенно если дело касается эксклюзивного материала.

22

Угрызения совести

В четверг, 23 июня, был канун праздника святого Иоанна. Церковь, сменившая пышное убранство Дня Святой Троицы на обычные зеленые покровы, снова преобразилась и засверкала. Вечерня только что закончилась — под сводами витал густой аромат ладана, коротышка псаломщик, вооружившись длиннющими медными щипцами, снимал нагар со свечей, от чего запах горячего воска — неприятный, но привычный — становился еще сильнее. Прихожане — в основном пожилые дамы — с трудом разгибали колени, поднимаясь со скамеечек, и одна за другой покидали церковь. Мисс Климпсон собрала свои молитвенники и потянулась за перчатками. Записная книжка выпала у нее из рук: пасхальные открытки, закладки, карточки с изображениями святых, засохшие веточки вербы и листки с молитвами рассыпались по полу рядом с исповедальней.

У мисс Климпсон вырвался возглас негодования, за который она немедленно укорила себя: храм — не место для проявлений гнева. «Дисциплина, — прошептала она, подбирая с пола свое имущество, — дисциплина. Надо уметь держать себя в руках».

Она затолкала бумажки в записную книжку, схватила перчатки и сумочку, еще раз склонилась пред распятием, выронила сумочку, с видом великомученицы подняла ее и пошла через всю церковь к южному входу, где с ключом в руках стоял ризничий, дожидаясь, пока она выйдет. Стоя в дверях, она оглянулась и посмотрела на алтарь, опустевший и темный. В полумраке белые свечи напоминали привидения. Внезапно церковь показалась ей мрачной, угрожающей.

— Доброго вам вечера, мистер Станнифорт, — быстро попрощалась она.

— Доброго вечера, мисс Климпсон.

Приятно было спуститься с тенистого крыльца и очутиться среди зелени, подсвеченной золотыми лучами закатного солнца. Однако ощущение угрозы не проходило. Что могло его вызвать? Призывы к покаянию? Молитва, в которой говорилось об искоренении порока? Мисс Климпсон решила поспешить домой и там почитать Евангелие — ей требовалось смягчить душу после мессы, посвященной суровому и бескомпромиссному святому Иоанну. «А потом надо будет разобрать мои бумажки», — подумала она.

После прогулки по свежему воздуху гостиная на первом этаже дома миссис Бадж показалась ей душной. Мисс Климпсон распахнула окно и присела рядом с ним, чтобы навести порядок в записной книжке. Открытка с «Тайной вечерей» оказалась рядом с молитвой, которую следует читать перед причастием; «Благовещение» Фра Анжелико выпало со своей странички, 25 марта, и попало на одно из воскресений после Троицы; изображение Святого Сердца с текстом на французском надо было вернуть на место, ближе к празднику Тела Господня; а это…

— О! — воскликнула мисс Климпсон. — Наверное, я подобрала его в церкви!

Крошечный листок бумаги был исписан чужим почерком. Наверняка кто-то выронил его.

Вполне естественно было бы прочесть его, чтобы убедиться, не содержится ли там нечто важное.

Мисс Климпсон была из тех людей, которые никогда не станут читать чужие письма. Они так и говорят про себя: «Я не тот человек, который читает чужие письма».

Обычно это следует понимать в прямо противоположном смысле. Провидение для того и заставляет их повторять эти слова, чтобы окружающие знали, что им не стоит доверять свою корреспонденцию. Если люди и дальше продолжают разбрасывать письма где попало, это уже их личное дело.

Мисс Климпсон развернула листок.

В руководствах по самосовершенствованию для верных католиков часто встречается следующий совет: готовясь к исповеди, составьте небольшой список своих прегрешений, чтобы ничего не упустить. Конечно, вы не должны упоминать имена других людей, показывать этот список друзьям или оставлять его где-нибудь на виду. Однако такое случается — поэтому церковь не всегда одобряет составление подобных списков, ведь о своих грехах человек должен прошептать на ухо священнику, который, в свою очередь, обязан немедленно предать их забвению.

Тем не менее, некто недавно составил этот список и записал его на листке бумаги — скорее всего, это было в прошлую субботу, — а потом листок завалился между скамейкой для коленопреклонений и исповедальней, скрытый от глаз уборщика. И вот записка, содержание которой должен был знать только Господь, лежала на круглом столике красного дерева в гостиной миссис Бадж, перед глазами простой смертной.

Справедливости ради следует сказать, что мисс Климпсон была готова уничтожить листок, не читая, и сделала бы это, если бы ее внимание не привлекли следующие слова: « Ложь, на которую я пошла ради М.У. ».

В тот же момент она осознала, что это почерк Веры Файндлейтер, и тут у нее в мозгу — «словно молния», как она потом говорила, — промелькнула мысль о том, что могло означать это предложение.

Целых полчаса мисс Климпсон сидела в одиночестве, претерпевая муки совести. Природная пытливость твердила ей «прочти»; религиозные убеждения говорили «не читай»; чувство долга по отношению к Уимзи, нанявшему ее на работу, нашептывало «разберись, в чем тут дело»; правила хорошего тона настаивали «не надо»; и тут суровый голос провозгласил: «Речь идет об Убийстве. Ты готова стать сообщницей Убийцы?» Словно Ланселот, она разрывалась между собственной совестью и дьявольским искушением; однако что было совестью и что — искушением?

Она вспомнила молитву об искоренении порока, которую только что читали в церкви.

Убийство.

Если судить по этой записке, оно действительно могло произойти.

Или не могло? Что, если она просто не так поняла?

А тогда разве ее долг не в том, чтобы изгнать из своего разума эти беспочвенные подозрения?

Ей захотелось немедленно отправиться к мистеру Тредголду и попросить у него совета. Скорее всего, он попросил бы ее сжечь записку и очистить свой разум при помощи молитвы.

Она встала и начала искать спички. Будет лучше, если она как можно скорее избавится от листка.

Но ведь тем самым она может уничтожить единственный ключ к загадочному Убийству!

Каждый раз, когда мисс Климпсон про себя произносила это слово, оно всплывало перед ее глазами, словно отпечатанное заглавными буквами. УБИЙСТВО. Как в полицейской сводке.

Потом у нее возникла новая идея. Паркер ведь полицейский — и вообще не похоже, чтобы он слишком благоговел перед тайной исповеди. Выглядит как протестант, а может, вообще не придерживается никакой конкретной религии. В любом случае профессиональные обязанности для него превыше всего. Почему бы не отправить записку ему, не читая, с кратким пояснением по поводу того, как она к ней попала? Тогда вся ответственность ляжет на него.

По здравом размышлении мисс Климпсон отвергла этот план как иезуитски лицемерный. Отправив листок другому человеку, тем самым она предавала его содержание огласке — это было еще хуже, чем прочесть записку самой. Кроме того, ее внутреннее «я» снова подняло голову—в конце концов, если некто все равно прочтет список, так почему бы и ей не удовлетворить свое, вполне законное любопытство? Предположим, что она ошибается. В конце концов, упомянутая «ложь» может не иметь никакого отношения к алиби Мэри Уиттакер. Получится, что она преднамеренно разгласила тайну другого человека, ничего при этом не добившись. Если уж показывать кому-то листок, сначала надо прочесть его самой — чтобы не причинить ненужного ущерба всем задействованным сторонам.

Возможно, прочитав еще несколько строк, она поймет, что список никак не связан с УБИЙСТВОМ, и сможет спокойно его сжечь. Она знала, что если уничтожит записку не читая, то никогда, до конца своих дней не сможет ее забыть. Подозрения вечным грузом будут лежать у нее на душе. В Мэри Уиттакер ей будет мерещиться Убийца. Глядя в ее холодные голубые глаза, она будет гадать, какое выражение было в них, когда эта женщина обдумывала УБИЙСТВО. Конечно, она подозревала ее и раньше, с подачи Уимзи, но никогда еще эти подозрения не были столь реальными. Сейчас же они выкристаллизовались у нее в голове, превратились из чужих в ее собственные.

«Что же мне делать?»

Она бросила еще один короткий взгляд на листок. На сей раз глаза выхватили слово «Лондон».

Мисс Климпсон ахнула, как человек, шагнувший под холодный душ.

«Что ж, — решила она, — если я совершаю грех, то, надеюсь, он мне простится».

Залившись краской так, словно ее взору предстало некое крайне неприличное зрелище, мисс Климпсон погрузилась в чтение записки.

Она была написана кратко и весьма туманно. Паркер вряд ли смог бы сделать из нее ценные выводы, однако для мисс Климпсон, хорошо разбирающейся в подобной сентиментальной скорописи, смысл был яснее ясного.

«РЕВНОСТЬ» — написано большими буквами и подчеркнуто. Далее упоминалась некая ссора, обвинения и злые слова, а также озабоченность автора по поводу того, как Господь теперь относится к ней. «КУМИР» — и длинная черта.

По этому скудному костяку мисс Климпсон без труда восстановила одну из тех ссор, которым, живя в женском окружении, не раз становилась свидетельницей. «Я делаю для тебя все — а ты про меня вовсе не думаешь — ты ужасно со мной обращаешься — знаю, я просто тебе надоела!» А в ответ: «Не будь смешной. Честное слово, это становится невыносимо. Да перестань же, Вера! Ненавижу, когда ты так разговариваешь». Унизительные, отвратительные, изматывающие сцены ревности… Они разворачиваются повсюду — в женских школах, пансионах, небольших квартирках в Блумсберри. Постепенно жертва начинает терять терпение. Глупая ревность убивает былую привязанность. Ненависть и стыд — вот к чему это ведет.

— Вот ведь чертовка, — позволила себе крепкое выражение мисс Климпсон. — Похоже, она просто воспользовалась девушкой.

Далее автор записки — Вера — перешла к более сложной проблеме.

По отрывочным намекам мисс Климпсон быстро разобралась, о чем шла речь. Девушка солгала — это был грех, хотя и в интересах подруги. Об этом следовало рассказать на исповеди. Но (спрашивала себя девушка), что движет ею в ее стремлении исповедаться: ненависть ко лжи или злость на подругу? Какими сложными путями идет порой человеческая душа! А может, надо не только признаться священнику, но рассказать правду и всему миру?

Мисс Климпсон не сомневалась насчет того, каков был ответ исповедника. «Вы не должны обманывать доверие подруги. Храните молчание, если можете, но если решите говорить, то говорите правду. Скажите своей подруге, что больше не будете лгать ради нее. Она может просить вас сохранить ее секрет — но не более того».

Мисс Климпсон стала читать дальше.

«Должна ли я смотреть сквозь пальцы на поступки, которые считаю неправильными?» И дальше нечто вроде пояснения: «мужчина на Южной Одли-стрит».

Довольно загадочно… Нет! Напротив, это все объясняет — и ревность, и ссоры, и злость.

Оказывается, те несколько недель в апреле — мае, которые Мэри Уиттакер якобы посвятила поездке в Кент вместе с Верой Файндлейтер, она на самом деле провела в Лондоне. Вера пообещала говорить, что Мэри неотлучно находилась при ней. Поездка в Лондон была связана с мужчиной с Южной Одли-стрит, причем между ними происходило нечто греховное. Любовная связь? Мисс Климпсон слегка надула губы, однако она была скорее удивлена, чем шокирована. Мэри Уиттакер! Вот уж от кого она не ожидала ничего подобного. Однако это объясняет и ревность и скандалы. Вера почувствовала себя брошенной. Но откуда она узнала?

Может, Мэри Уиттакер сама рассказала ей? Нет — вот тут, под пунктом «ревность» — где же это? — ага, «поехала за М.У. в Лондон». Значит, она выследила ее. А потом в какой-то момент не смогла сдержаться и стала упрекать подругу. Началась ссора. Но ведь поездка в Лондон произошла еще до их беседы с Верой, и тогда девушка, казалось, была полностью уверена в преданности Мэри Уиттакер. А может, просто старалась убедить себя, решительно противясь любому упоминанию о мужчинах? Вполне может быть и так. Мэри наверняка повела себя с ней грубо, Вера озвучила свои подозрения… Вот вам и грандиозный скандал.

«Удивительно, — думала мисс Климпсон, — что Вера не обратилась ко мне за советом. Стесняется, наверное, бедное дитя. Я ведь уже неделю ее не видела. Надо бы зайти к ней — может, она все и расскажет. И тогда, — мисс Климпсон возликовала, словно узник, выпущенный из темницы, — получится, что я узнала эту историю законным путем, так что я смогу с полным правом рассказать ее лорду Питеру».

На следующий день — это была пятница — она проснулась по-прежнему с подспудным ощущением тревоги. Листок, засунутый между страницами записной книжки, все еще беспокоил ее. Мисс Климпсон отправилась в дом Файндлейтеров, однако там ей сказали, что Вера гостит у мисс Уиттакер. «Значит, помирились», — подумала она. Ей не хотелось сейчас видеться с Мэри Уиттакер, не важно, что та скрывала — убийство или заурядный адюльтер; однако ею двигало желание как можно быстрее разобраться с алиби — ради лорда Уимзи.

На Веллингтон-авеню она узнала, что девушки уехали в понедельник и до сих пор не вернулись.

Мисс Климпсон попыталась успокоить служанку, однако сердце ее было не на месте. Она зашла в церковь, но ей так и не удалось сосредоточиться на молитве. Повинуясь внезапному импульсу, она обратилась к мистеру Тредголду, занимавшемуся украшением алтаря к празднику, с вопросом о том, не найдет ли он завтра вечером немного времени, чтобы обсудить с ней одну проблему этического свойства. Тут она подумала, что ей пошла бы на пользу длинная прогулка — пора немного проветриться и привести мысли в порядок.

Она покинула церковь, на четверть часа разминувшись с лордом Уимзи, и села на поезд, идущий в Гилдфорд. Мисс Климпсон как следует погуляла, пообедала в небольшом сельском кабачке, вернулась в Гилдфорд и поехала домой. По прибытии она узнала, что мистер Паркер и еще несколько джентльменов спрашивали ее в течение всего дня, кроме того, «ужасная новость, мисс! Мисс Уиттакер и мисс Файндлейтер пропали, и полиция ищет их, вообще, эти автомобили такие опасные, не правда ли? Предполагается, что они попали в аварию».

И тут, подобно озарению, в голове мисс Климпсон пронеслось: «Южная Одли-стрит».

Конечно, она не знала, что Уимзи сейчас находится на курорте Кроу-бич. Она надеялась застать его в Лондоне. Ее целиком захватило желание немедленно отправиться на Южную Одли-стрит. Она не знала, что будет делать, добравшись туда, но чувствовала, что должна ехать. Душа ее противилась тому, чтобы обнародовать найденную в церкви записку. Услышать историю от самой Веры Файндлейтер — вот что было ей сейчас нужно. Она села на первый поезд до Ватерлоо, оставив для Уимзи и Паркера дома письмо, загадочное и изобилующее невероятным количеством заглавных букв и подчеркиваний, которое они, кстати, так и не получили.

На Пикадилли она обнаружила Бантера, от которого узнала, что милорд сейчас находится на Кроу-бич вместе с мистером Паркером. Сам Бантер как раз отправлялся в путь, чтобы присоединиться к ним. Пользуясь случаем, мисс Климпсон попросила его передать лорду Питеру записку — еще более туманного содержания, чем вышеупомянутое письмо, и отбыла в направлении Южной Одли-стрит. Только добравшись туда, она поняла, насколько смутно представляет себе цель своей поездки и как мало можно узнать, просто бродя по улице взад-вперед. Кроме того, внезапно она осознала, что если мисс Уиттакер действительно проворачивает какие-то тайные дела на Южной Одли-стрит, то встреча со знакомой, патрулирующей квартал, может показаться ей весьма подозрительной. Потрясенная собственным открытием, мисс Климпсон зашла в аптеку, чтобы перевести дух. Она сделала вид, что выбирает зубную щетку, — сравнение разных форм, цветов и размеров должно было занять некоторое время, а аптекари порой бывают такими разговорчивыми…

Оглядывая помещение аптеки, мисс Климпсон заметила полку, на которой стояли жестянки с мазью от кашля — средство было названо по фамилии аптекаря.

— И еще, пожалуйста, баночку вот этой мази, — сказала она. — Восхитительное лекарство, просто потрясающее. Я пользуюсь им уже много лет и просто обожаю его. Я советую его всем моим друзьям, особенно при инфлюэнце. Одна моя подруга — кстати, она частенько проходит мимо вашей аптеки — только вчера пожаловалась мне на о, что подцепила страшный кашель. «Дорогая моя, — сказала я ей, — вам обязательно следует купить баночку этой чудесной мази, и у вас больше не будет с кашлем никаких проблем». Подруга была так мне признательна за рекомендацию! Кстати, она еще не заходила к вам? — И мисс Климпсон подробно описала аптекарю Мэри Уиттакер.

Следует отметить, что в борьбе между ее совестью и тем, что Уилки Коллинз называет «страстью к расследованию», совесть неуклонно сдавала свои позиции, так что мисс Климпсон стала прибегать к прямой лжи, чего раньше никогда бы не позволила себе.

Тем временем аптекарь ответил, что женщина с такой внешностью к нему не заходила. Мисс Климпсон ничего не оставалось, как ретироваться и подумать, что делать дальше. Перед тем как покинуть аптеку, она тихонько пустила свой ключ в корзину с губками, на которую опиралась локтем. Ей мог понадобиться предлог, для того чтобы прийти на Южную Одли-стрит еще раз.

Совесть тяжко вздохнула, а ангел-хранитель уронил в корзину с губками несколько слезинок.

Зайдя в ближайшее кафе, мисс Климпсон заказала чашку кофе и стала сочинять план поквартирного обследования улицы. Ей нужен был предлог — и маскировка. В немолодой пансионерке проснулся дух авантюризма, и первая дюжина придуманных ею вариантов была скорее фантастического, но никак не практического свойства.

Затем ей на ум пришла поистине блестящая идея. Мисс Климпсон относилась (и не скрывала этого) к тому типу людей, которые нередко занимаются сбором пожертвований. Более того, церковь, которую она посещала в Лондоне, владела небольшой миссией, постоянно нуждавшейся в средствах, и у мисс Климпсон было несколько подписных листов, что давало ей законное право на сбор пожертвований. Обход квартир с целью сбора средств — что может быть лучше!

Да и вопрос с маскировкой оказался не столь уж мудреным. Мисс Уиттакер видела ее только при полном параде — и в совершенно другой обстановке. Будет достаточно уродливых стоптанных ботинок, потрепанной шляпы, бесформенного пальто и темных очков, чтобы Мэри не узнала ее на расстоянии.

При столкновении лицом к лицу будет не важно, узнает ее мисс Уиттакер или нет, ведь, если таковое произойдет, это будет означать, что задача мисс Климпсон выполнена и нужный дом обнаружен.

Она встала из-за столика, расплатилась и поспешила в магазин, чтобы купить очки, поскольку была суббота. Обзаведясь солнцезащитными очками, которые отлично скрывали ее глаза, при этом не привлекая к себе внимание излишней загадочностью, она сняла комнату близ площади Святого Георга, чтобы как следует подготовиться к предстоящей авантюре. Было ясно, что до понедельника начинать обход не имеет смысла: для сбора пожертвований вторая половина субботы и воскресенье — время безнадежное.

Подбор одежды и аксессуаров занял практически весь вечер. Удовлетворенная проделанной работой, мисс Климпсон спустилась вниз, чтобы выпить чаю с квартирной хозяйкой.

— Прошу вас, садитесь, мисс, — пригласила ее та. — Вы уже слышали про убийство? Это просто ужас какой-то!

— Что за убийство? — рассеянно спросила мисс Климпсон.

Квартирная хозяйка протянула ей газету «Ивнинг Ньюс», на первой полосе которой была опубликована заметка о смерти Веры Файндлейтер.

Следующее воскресенье стало самым тяжким днем в жизни мисс Климпсон. Будучи женщиной энергичной, она проклинала свое бездействие и предавалась бесконечным размышлениям о случившейся трагедии. Не зная о предположениях Уимзи и Паркера, она приняла историю с похищением за чистую монету. Теперь она считала, что Мэри Уиттакер была непричастна к предыдущим убийствам — за исключением, конечно, смерти Агаты Доусон, если таковая являлась убийством, — и приписывала преступления злодею с Южной Одли-стрит.

Она рисовала себе ужасающий образ коварного душегуба с руками, обагренными кровью, который нанял чернокожих головорезов, похитивших девушку. К чести мисс Климпсон следует сказать, что она ни на секунду не поколебалась в своей решимости застигнуть этого монстра в его логове.

Она написала лорду Уимзи длинное письмо, подробно изложив свои планы. Бантера на Пикадилли уже не было, потому, немного поразмыслив, она адресовала конверт лорду Питеру Уимзи, через инспектора Паркера, в полицейский участок Кроу-бич. Правда, в воскресенье корреспонденцию из Лондона не отправляли — но ничего, письмо уйдет с ночной почтой.

Утром в понедельник мисс Климпсон поднялась рано, надела выбранные обноски и темные очки и отправилась на Южную Одли-стрит. Никогда еще ее природная любознательность и навыки общения, приобретенные за годы жизни в третьеразрядных пансионах, не находили столь благодатного применения. Она умела без смущения задавать вопросы, быть настойчивой, пытливой и наблюдательной.

Заходя в дом к чужим людям, она вела себя естественно, а говорила так убежденно, что редко из какой квартиры выходила без подписки и отовсюду — с информацией о хозяевах жилища.

До вечернего чая она успела обойти одну сторону улицы и половину второй — правда, безрезультатно. Мисс Климпсон уже подумывала о том, чтобы перекусить, когда внезапно заметила женщину, шагавшую впереди, приблизительно в ста ярдах от нее, в том же самом направлении.

Если с лицом иногда еще можно ошибиться, то со спины не узнать человека невозможно. Сердце мисс Климпсон подпрыгнуло. «Мэри Уиттакер!» — произнесла она про себя и бросилась следом за ней.

Женщина остановилась, разглядывая витрину. Мисс Климпсон решила держаться от нее на некотором расстоянии.

Если Мэри Уиттакер на свободе, значит, она заодно с похитителями. В недоумении мисс Климпсон решила подождать и посмотреть, что будет дальше. Женщина зашла в магазин. Аптека, где она побывала вчера, находилась как раз напротив. Мисс Климпсон решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы затребовать обратно свой утерянный ключ. Она вошла в аптеку и спросила, не находил ли кто его. «Находили», — ответили ей и немедленно выдали ключ. Та женщина все еще находилась в магазине. Мисс Климпсон стала многословно извиняться, благодарить за находку и рассказывать о других проявлениях своей рассеянности. Женщина вышла. Мисс Климпсон дала ей небольшую фору, попрощалась с аптекарем и пошла следом, снова нацепив на нос очки, которые сняла при входе в аптеку.

Женщина шагала уверенной поступью, нигде не останавливаясь, время от времени поглядывая на витрины. Торговец фруктами, кативший по тротуару свою тележку, когда она прошла мимо него, снял кепку и почесал затылок. Внезапно женщина развернулась и направилась назад. Торговец схватил тележку за ручки и быстро свернул в боковую улочку. Женщина шла прямо на мисс Климпсон: той пришлось спешно юркнуть в какой-то подъезд и притвориться, будто она завязывает шнурок.

Судя по всему, женщина просто забыла купить сигареты. Она заглянула в табачную лавку и вышла оттуда через минуту, снова пройдя мимо мисс Климпсон, едва не задев ее. На сей раз наша сыщица сделала вид, что уронила сумочку, и принялась торопливо собирать свои пожитки с мостовой. Женщина прошла мимо, даже не взглянув на нее. Мисс Климпсон, с раскрасневшимся лицом, последовала за ней. Женщина зашла в подъезд жилого дома, на первом этаже которого находился цветочный магазин. Мисс Климпсон, боясь потерять ее, ринулась туда же.

Мэри Уиттакер — если это действительно была она — проследовала через холл к лифту, вошла в кабину и захлопнула дверь. Мисс Климпсон остановилась перед витриной цветочного магазина, как будто для того, чтобы рассмотреть розы и орхидеи. Когда лифт уехал, она достала из сумочки свои подписные листы и вошла в подъезд.

В стеклянной будке рядом со входом сидел консьерж. Поскольку мисс Климпсон не жила в этом доме, он спросил леди, чем может ей помочь. Мисс Климпсон взглянула на список жильцов, висевший на двери, и наугад сказала, что ей нужна миссис Форрест. Консьерж ответил, что ее квартира находится на четвертом этаже, и вызвал для мисс Климпсон лифт. Мужчина, с которым он до этого беседовал, тихонько отошел от будки и занял место рядом с дверью. Дожидаясь лифта, мисс Климпсон заметила, что торговец фруктами вернулся — его тележка стояла прямо у подъезда.

Любезный консьерж поднялся наверх вместе с ней и указал на двери квартиры миссис Форрест. Его присутствие действовало на нее успокаивающе. Мисс Климпсон предпочла бы, чтобы он был неподалеку, пока она будет находиться в квартире миссис Форрест. Она нажала на кнопку звонка.

В первый момент ей показалось, что в квартире никого нет, однако после второго звонка она услышала шаги. Дверь открыла замотанная в странный наряд дама с обесцвеченными волосами, которую лорд Уимзи наверняка — хотя и без восторга! — узнал бы.

— Я пришла, — начала мисс Климпсон, быстро делая шаг в прихожую, как поступают опытные коммивояжеры, — чтобы предложить вам пожертвовать средства для нашей миссии. Позволите мне войти? Уверена, вы…

— Нет, спасибо, — коротко бросила миссис Форрест. Она говорила полушепотом, с придыханием — словно боялась, что кто-то может ее подслушать. — Я не интересуюсь миссиями.

Она попыталась закрыть дверь. Однако мисс Климпсон увидела и услышала достаточно.

— Боже мой! — вскричала она. — Не может быть! Это вы…

— Входите. — Миссис Форрест грубо схватила ее за руку и втащила через порог, захлопнув дверь у нее за спиной.

— Ну надо же, — простодушно призналась мисс Климпсон. — Я с трудом узнала вас, мисс Уиттакер, с этой прической и в этом наряде…

— Вы! — воскликнула Мэри Уиттакер. — Из всех людей — именно вы!

Они сидели в гостиной, напротив друг друга, на диванах кричаще-розового цвета.

— Вечно вы всюду суете свой нос! — прошипела хозяйка квартиры. — Как вы сюда попали? Кто еще с вами?

— О нет… видите ли… так получилось… — начата мисс Климпсон. Одна мысль владела сейчас ее рассудком. — Как вам удалось освободиться? Что произошло? Кто убил Веру? — Она понимала, что совершает глупость, задавая эти вопросы, но не могла остановиться. — Почему вы в таком виде?

— Кто вас прислал сюда? — спросила Мэри Уиттакер, зловеще кривя губы. Сейчас она была похожа на фурию.

— Что у вас за дела с этим мужчиной? — продолжала мисс Климпсон. — Он сейчас здесь? Это он — убийца?

— О ком вы говорите?

— О мужчине, которого Вера видела выходящим из этой квартиры. Разве он не…

— Так вот в чем дело! Вера рассказала вам. Лгунья! А я-то думала, что успела…

Внезапно мисс Климпсон поняла, что не давало ей покоя все это время. Выражение глаз Мэри Уиттакер. Когда-то давно мисс Климпсон помогала родственнице управлять пансионом, и один из постояльцев сильно задержал плату. Ей пришлось чуть ли не силой заставить его подписать чек, и он сделал это — против воли, сидя под ее присмотром за столом, покрытым бархатной скатертью, в кабинете хозяйки пансиона.

После этого он выехал — потихоньку собрал свои вещи и был таков. Чек вернулся назад — он оказался фальшивым. Подделка. Мисс Климпсон давала показания в полиции. Она до сих пор помнила тут странный, дерзкий взгляд, который бросил на нее постоялец, когда поднес перо к тому чеку, готовясь совершить преступление. И вот сегодня она увидела этот взгляд снова — взгляд, в котором смешались тревога и убийственный холодный расчет. Такой же взгляд когда-то насторожил Уимзи — насторожил сейчас и мисс Климпсон. Дыхание ее участилось от волнения.

— Так что это за мужчина?

— Мужчина? — Мэри Уиттакер внезапно рассмеялась. — Его зовут Темплтон, только никаких дел у меня с ним нет. Забавно, что вы так подумали. Честно говоря, я бы с удовольствием прикончила его — если бы могла!..

— Но где он? Что здесь происходит? Разве вы не знаете, что вас повсюду ищут? Почему вы…

— Вот почему!

Мэри Уиттакер протянула ей утреннюю газету, лежавшую на диване. Мисс Климпсон прочла жирные заголовки:

Мисс Климпсон задохнулась от удивления и склонилась над газетой, чтобы разобрать сообщение, набранное петитом.

— Надо же! — воскликнула она, быстро поднимая голову.

Слишком поздно. Тяжелая медная лампа, занесенная над ней, хотя и прошла мимо головы, обрушилась ей на плечо. Вскрикнув, мисс Климпсон попыталась подняться, но сильные руки с тонкими белыми пальцами уже сомкнулись у нее на шее.

23

Укол смерти

Лорд Уимзи не получил ни одного из писем мисс Климпсон. Увлеченный расследованием, он и не думал возвращаться в Лихемптон. Вечером в субботу на «миссис Мердль» прибыл Бантер. Полиция развернула в окрестностях Кроу-бич, а также в Саутгемптоне и Портсмуте бешеную активность, якобы разыскивая банду, которая рыщет по окрестностям. Оставалось только ждать. «Когда она поймет, что находится в безопасности, — говорил Паркер, — то сразу объявится. Сыграем с ней в кошки-мышки». Уимзи дрожал от нетерпения. Ему хотелось поскорее узнать результаты исследования тела на предмет ядов, и ожидание делало его крайне раздражительным. Кроме того, он почти не надеялся на какие-нибудь результаты.

— Это, конечно, прекрасно, что переодетые полицейские следят за квартирой миссис Форрест, — язвительно заметил он утром в понедельник, поглощая яичницу с беконом, — только смею вам напомнить, у нас по-прежнему нет доказательств того, что произошло убийство. Ни в одном из всех случаев…

— Я это знаю, — мирно произнес Паркер.

— И говорите об этом так спокойно! У меня же просто кровь закипает в жилах!

— Видите ли, — ответил Паркер, — такое случается довольно часто. Если бы моя кровь закипала всякий раз, когда полиции недостает доказательств, я бы, наверное, уже давно сварился. Стоит ли так переживать? Вполне возможно, что это то самое идеальное преступление, о котором вы так любите рассуждать. Это должно вас радовать!

— Да уж… О, преступленья, где былая прелесть, что мудрецы усматривали в вас? Пора призвать преступников к ответу, но наш колодец доказательств пуст… Уимзи, Собрание сочинений, с комментариями Тингемма. Честно говоря, мне кажется, что убийство мисс Доусон могло стать идеальным преступлением — если бы только мисс Уиттакер остановилась, а не начала уничтожать свидетелей. Обратите внимание, каждое последующее убийство было все более жестоким и менее продуманным. Опять телефон! Если в этом году телефонная компания не получит рекордных прибылей, вашей вины в этом точно не будет.

— Новости про шляпу и ботинки, — мягко сказал Паркер. — Их заказали в магазине готового платья в Степни, просили отправить пресвятому Доусону в «Певерил-отель», Блумсберри, для получения по прибытии.

— Снова «Певерил»!

— Да. Узнаю почерк таинственной чаровницы, завладевшей воображением мистера Тригга. На следующий день за свертком пришел курьер с карточкой Аллилуйи Доусона, на которой было написано «Прошу передать пакет предъявителю сего». Курьер объяснил, что вышеупомянутый джентльмен решил не приезжать в Лондон. Задание было передано ему по телефону: он получил пакет, а затем отдал его даме в одежде медсестры, с которой встретился на платформе вокзала Чаринг-кросс. Курьер сказал, что это была высокая девушка в темных очках, форменном плаще и шапочке. Это все.

— А как были оплачены покупки?

— Почтовым переводом из отделения Вест-Централ.

— И когда?

— Вот это самое любопытное. В прошлом месяце, незадолго до того, как мисс Уиттакер и мисс Файндлейтер вернулись из Кента. Она все продумала заранее!

— Ага… Видимо, и тут действовала миссис Форрест. Похоже на подготовку к преступлению, но на доказательство убийства точно не тянет…

— Ей нужно было, чтобы подозрение пало на отца Аллилуйю. Кстати, надо найти машинку, на которой печатались эти сообщения, и опросить всех, кто принимал участие в истории с покупкой. Боже! Кто там еще? Ах, это вы, доктор? Входите!

— Простите, что врываюсь к вам вот так, во время завтрака, — сказал доктор Фолкнер, — но сегодня рано утром, когда я еще лежал в постели, меня посетила любопытная мысль. Я решил как можно скорее обсудить ее с вами. Это касается ран и царапин на руках — ну, вы помните. По-моему, у них могло быть двойное предназначение. Во-первых, создать впечатление, что там поработала банда. Во-вторых — скрыть другую, совсем крошечную отметину. Как вам такой вариант? Ей, например, могли ввести яд, а след от укола скрыть под царапинами, нанесенными после смерти.

— Честно говоря, — сказал Паркер, — я жалею, что сам не додумался до этого. Звучит весьма здраво — вполне вероятно, так оно и было. Проблема в том, что в двух Предыдущих случаях, которые мы также расследуем и считаем, что они связаны с этим последним, патологоанатомы не смогли обнаружить никаких следов яда. Вообще никаких признаков насильственной смерти.

Он подробно изложил врачу результаты вскрытий.

— Странно, — удивился доктор Фолкнер. — Значит, вы предполагаете, что и здесь будет то же самое. Однако в данном случае смерть вряд ли была естественной — иначе зачем прилагать такие усилия, чтобы скрыть ее?

— Не была, — подтвердил Паркер, — и у нас есть тому доказательство: убийца начала подготавливать почву еще два месяца назад.

— Но способ! — вскричал Уимзи. — Способ! Только подумайте — здесь собрались люди с отличными мозгами и отличной профессиональной репутацией, а их водит за нос какая-то недоучка-медсестра. Как такое возможно?!

— А вдруг способ столь прост и очевиден, что мы и не вспомнили о нем? — спросил Паркер. — Вроде знаний, которые получаешь в начальной школе и которые тебе никогда потом не пригодятся. Вспомните того дурачка-мотоциклиста в Крофтоне, который торчал под дождем, дожидаясь помощи, потому что никогда не слышал про воздушные пробки в бензонасосе. Думаю, теперь он навсегда запомнил… Питер, что с вами?

— Боже ты мой! — заорал Уимзи, ударяя кулаком по столу, отчего кофе выплеснулся у него из чашки. — Ну конечно! Как же мы раньше не догадались? Ведь это очевидно! Господи Всемогущий — и никакой доктор не нужен. Любой автомеханик скажет… Такое случается сплошь и рядом… Ну да — воздушная пробка в бензонасосе!

— Вы уж простите, доктор, — улыбнулся Паркер, — он всегда так себя ведет, когда ему приходит в голову ценная мысль. Сейчас все будет в порядке. Может, объясните нам в чем дело, дружище?

Бледное лицо Уимзи сразу порозовело. Он повернулся к доктору.

— Человеческое сердце, — заявил Питер, — это тот же мотор, не так ли? Оно закачивает в артерии кровь, которая затем возвращается к нему по венам, и так далее, правильно? По всему кругу примерно за две минуты, если я не ошибаюсь.

— Все верно.

— Небольшой клапан, чтобы выталкивать кровь наружу, еще один — чтобы подавать ее внутрь — в точности как в двигателе внутреннего сгорания?

— Ну да.

— А что, если процесс прервется?

— Тогда вы умрете.

— Точно! Теперь так. Предположим, мы берем большой шприц, пустой, вводим иглу в один из крупных сосудов и нажимаем на поршень… Что случится дальше? Что, доктор? В насос попадет воздух. И что произойдет с кровообращением?

— Оно остановится, — не колеблясь ответил доктор. — Вот почему медсестер всегда учат быть внимательными, когда они набирают лекарство в шприц, особенно для внутривенной инъекции.

— Думаю, для медика эти сведения именно из начальной школы. Давайте продолжим наш разговор. Итак, кровообращение остановится — произойдет что-то вроде эмболии, да?

— Только если попасть в магистральный сосуд. В небольшой вене кровь найдет себе дорогу. Поэтому (доктор явно сел на своего конька) так важно как можно раньше заметить симптомы эмболии — тромба в крови и не дать ему блуждать по всей кровеносной системе.

— Да-да, но пузырек воздуха в крупной артерии — скажем, бедренной… Он же остановит кровообращение, верно? Как скоро?

— Практически сразу же. Сердце перестанет биться.

— И что дальше?

— Человек умирает.

— Будут какие-нибудь симптомы?

— Да никаких. Пара вдохов — и все. Легкие попытаются работать, а потом прекратят. Похоже на остановку сердца. Собственно, это и будет остановка сердца.

— Я так и знал! Пара вдохов: все равно что карбюратор — он чихает, и машина глохнет. И каково будет заключение патологоанатома?

— Естественная смерть. Признаки остановки сердца. Найдется разве что след от укола — если, конечно, его вообще будут искать.

— Вы в этом уверены, доктор? — спросил Паркер.

— Абсолютно. Это же простая механика. Все именно так и произойдет.

— А это можно доказать? — продолжал Паркер.

— Весьма трудно.

— Но нам все же придется попытаться, — сказал Чарльз. — Ваша версия многое объясняет. Доктор, не могли бы вы снова отправиться в морг и проверить, не найдется ли на теле след от укола. Думаю, вы нашли правильное объяснение, Питер. Ну вот, опять этот телефон! Да! Кто говорит? Что? Что? Черт побери! Все пропало! Конечно, она не вернется. Предупредите все участки. Надо следить за железной дорогой. Блумсберри прочешите мелким гребнем — этот район она знает лучше всего. Я прямо сейчас выезжаю в Лондон — да, немедленно. Вы совершенно правы. — Он повесил трубку, выдал несколько кратких, но емких нецензурных выражений и пояснил: — Этот недоумок, Пиллингтон, все разболтал журналистам. Информация уже в утренних газетах. Нам здесь больше делать нечего. Мэри Уиттакер узнает, что игра проиграна, и немедленно сбежит из страны — если уже не сбежала. Вы едете в Лондон, Уимзи?

— Само собой. Поедем в моей машине. Чтобы не терять время. Вызовите-ка Бантера, будьте так добры. Бантер, нам надо вернуться в город. Как скоро мы сможем отправиться?

— Немедленно, милорд. Я держал вещи вашей светлости и мистера Паркера наготове, на случай неожиданного отъезда.

— Вы просто молодец!

— И еще… Вам письмо, сэр. — И дворецкий протянул конверт Паркеру.

— Благодарю вас. Ах, да! Отпечатки пальцев на чеке. Хм… Кассира, кузена Аллилуйи и женские — вероятно, Мэри Уиттакер. Да, вот здесь — четыре пальца. Она прижимала ими край чека, когда ставила подпись.

— Простите, сэр, не позволите ли мне взглянуть на эти снимки?

— Конечно. Возьмите себе один экземпляр. Знаю, вас это интересует с точки зрения фотографа. Что ж, доктор, нам пора. Увидимся в Лондоне. Поехали, Питер.

Джентльмены уехали. Письмо мисс Климпсон так и не застало их — когда его доставили из полицейского участка, в отеле оставался только доктор Фолкнер.

В полдень они уже были в Лондоне — благодаря лихой манере езды Уимзи — и прямиком отправились в Скотленд-Ярд, высадив Бантера, по его просьбе, у дома милорда. Комиссара они нашли в самом мрачном настроении — он злился на журналистов и на Паркера, который не смог заставить Пиллингтона хранить молчание.

— Одному богу известно, где она сейчас. Наверняка вот-вот покинет страну.

— Если уже не покинула, — вздохнул Уимзи. — Она вполне могла выехать из Англии в понедельник-вторник. Если бы она решила, что горизонт чист, то вернулась бы назад и снова наложила бы лапу на свое имущество. Теперь же она останется за границей. Вот и все.

— Боюсь, что вы правы, — с мрачным видом кивнул Паркер.

— А что поделывает миссис Форрест?

— Ведет себя как обычно. Мы держим ее под наблюдением, но пока ничего не предпринимаем. Там находятся трое наших сотрудников: один переодет в торговца фруктами, второй прикидывается приятелем консьержа, с которым они вместе играют на тотализаторе, и еще один под видом рабочего копается на заднем дворе. Они сообщают, что она периодически выходит из дома за покупками и просто прогуляться, ест обычно у себя. Гостей у нее не было. Во время выходов наши люди внимательно следят, не переговаривается ли она с кем-нибудь и не передает ли деньги. Можно с уверенностью утверждать, что пока наши две подозреваемые не встречались.

— Извините, сэр. — В двери возник дежурный офицер. — Пришел дворецкий лорда Уимзи, у него для вас срочная информация.

Вошел Бантер — он был сдержан, как всегда, но глаза его хитро блестели — и выложил на стол два фотоснимка.

— Простите меня, милорд, джентльмены, но не могли бы вы взглянуть на эти две фотографии?

— Отпечатки пальцев? — спросил комиссар.

— Одни из них — выполненный полицейским снимок отпечатков на чеке в 10 тысяч фунтов, — сказал Паркер. — Второй… Откуда он у вас, Бантер? Похоже, это те же самые отпечатки, но снимок не наш.

— Моему непрофессиональному глазу они также показались одинаковыми, сэр. Поэтому я и решил обратить на них ваше внимание.

— Пришлите сюда Дьюсби, — приказал комиссар. Дьюсби, возглавлявший отдел криминалистики, немедленно подтвердил, что отпечатки идентичны.

— Те же самые, — сказал он.

Уимзи начал прозревать.

— Бантер, это отпечатки с того бокала?

— Да, милорд.

— Но они же принадлежат миссис Форрест! — воскликнул Паркер.

— Именно так вы и сказали, сэр, поэтому я занес их в картотеку под этим именем.

— Тогда, если подпись на чеке подлинная…

— То наша птичка находится от нас на расстоянии вытянутой руки, — сурово произнес Паркер. — Двойная личность! Чертовка, заставила нас потерять столько времени! Надо немедленно арестовать ее — как минимум за убийство Веры Файндлейтер, а по возможности — и по делу Гоутубед.

— Но мне казалось, у нее есть алиби, — вмешался комиссар.

— Было, — отрезал Паркер, — но свидетельницу, которая могла его подтвердить, недавно убили. Похоже, она кое-что узнала, и ее быстренько убрали с дороги.

— Эта участь грозила и еще нескольким людям, — сказал Уимзи.

— Включая вас. Значит, желтые волосы — это парик?

— Скорее всего. Она всегда выглядела как-то неестественно. В тот вечер у нее на голове был намотан какой-то тюрбан — она могла вообще быть лысой, никто бы не заметил.

— А вы не обратили внимания, есть ли у нее шрам на правой руке?

— Не обратил — по той простой причине, что ее пальцы были унизаны кольцами чуть ли не до ногтей. Оказывается, плохой вкус миссис Форрест объяснялся выдающейся предусмотрительностью. Думаю, она собиралась одурманить меня снотворным, а если не выйдет — так заласкать до полусмерти, и потом, так сказать, отключить мотор… Весьма прискорбный инцидент. Волокита-аристократ умирает в постели любовницы. Родственники прилагают все усилия, чтобы обстоятельства смерти не получили огласки. Все потому, что она увидела меня в Ливерпуле вместе с миссис Кроппер. Держу пари, Берта Гоутубед получила дозу того же лекарства. Случайная встреча со старой хозяйкой по выходе с работы — пятифунтовая банкнота, ужин в приятной компании — шампанское — бедняжка здорово опьянела с непривычки, села в машину — там ее прикончили, отвезли в Эппингский лес и бросили, вместе с сандвичем и бутылкой «Басса». Все оказалось довольно просто…

— Чем скорее мы ее схватим, тем лучше, — сказал комиссар. — Отправляйтесь немедленно, инспектор; возьмите ордер на фамилию Уиттакер — или Форрест — и столько людей, сколько сочтете необходимым.

— А можно и мне поехать? — спросил Уимзи, когда они выходили из здания.

— Почему бы и нет? Вы можете пригодиться. С людьми, которые уже ждут нас там, дополнительная помощь не потребуется.

На машине они пронеслись по Пэлл-Мэлл, потом по Сент-Джон-стрит и Пикадилли. Поворачивая на Южную Одли-стрит, они проехали мимо торговца фруктами, с которым Паркер обменялся почти неуловимыми жестами. Машина остановилась у подъезда; к ним тут же подошел азартный приятель консьержа.

— Я как раз собирался вам звонить, — сказал он. — Она только что пришла.

— Кто, Уиттакер?

— Да. Поднялась наверх две минуты назад.

— А Форрест тоже там?

— Да. Вернулась незадолго до нее.

— Странно, — удивился Паркер. — Еще одна отличная версия не подтвердилась. А вы уверены, что эта женщина — мисс Уиттакер?

— Ну, на ней были какие-то обноски, волосы с сединой, но она того же роста и все такое. И потом, она снова была в солнцезащитных очках. Думаю, это та самая женщина — хотя, конечно, близко я не подходил, следуя вашим инструкциям.

— В любом случае мы должны подняться и посмотреть. Пошли!

К ним присоединился и «торговец» — все вместе они вошли в подъезд.

— Дама, которая поднялась к миссис Форрест, все еще там? — спросил инспектор у консьержа.

— Да. Я проводил ее до двери — она говорила что-то про пожертвования. Миссис Форрест втащила ее в квартиру и захлопнула дверь. Пока никто оттуда не спускался.

— Ясно. Мы сейчас поднимемся к ней — будьте добры, проследите, чтобы никто больше туда не входил. Так, Уимзи! Она знает вас как Темплтона, однако, думаю, у нее нет уверенности, что вы с нами заодно. Позвоните в дверь, а когда она откроет, просуньте ногу вовнутрь. Мы будем стоять поблизости и сразу придем к вам на помощь.

Лорд Уимзи приступил к выполнению маневра. В глубине квартиры громко зазвонил колокольчик.

Никто не открывал. Уимзи позвонил еще раз, потом приложил ухо к двери.

— Чарльз, — внезапно закричал он, — там что-то происходит. — Лицо его побелело. — Скорее! Мы не можем допустить еще одного…

Паркер бросился к нему и тоже стал прислушиваться. Потом выхватил у Уимзи его трость и заколотил в дверь — удары эхом отзывались в шахте лифта.

— Откройте! Полиция!

Из квартиры доносились леденящие кровь приглушенные звуки борьбы и какое-то странное бульканье, потом шорох, как будто по полу тащили что-то тяжелое, и шарканье ног. Послышался страшный грохот — похоже, на пол упал тяжелый шкаф — и громкий крик, похожий на лошадиное ржание, внезапно оборвавшийся.

— Немедленно взломайте дверь, — скомандовал Уимзи. Пот стекал у него по лицу.

Паркер подозвал самого крепкого из полицейских. Тот налег на филенку плечом — дверь затрещала и подалась вперед. Паркер навалился вместе с ним, оттеснив худощавого Уимзи в угол. Они толкались и пыхтели в узком пространстве лестничной площадки.

Дверь наконец-то рухнула, и все трое ввалились в тесную прихожую. В квартире стояла странная тишина.

— Скорее! — взмолился лорд Уимзи.

В комнате справа никого не было. Убедившись в этом, они бросились в гостиную, но дверь открылась лишь на несколько сантиметров. Что-то тяжелое мешало с той стороны. Они изо всех сил налегли на нее — и препятствие сдвинулось. За дверью лежал громоздкий буфет, по всему полу валялись осколки фарфора. Уимзи перебрался через него и увидел, что комната находится в страшном беспорядке — столики опрокинуты, стул сломан, люстра разбита. Он кинулся в спальню, Паркер последовал за ним.

Тело женщины лежало на кровати. Ее длинные, с проседью волосы толстым канатом свисали с подушки, по голове и шее стекала кровь. Однако Уимзи счел это хорошим знаком — у покойников кровь не течет.

Паркер лишь мельком взглянул на раненую и направился прямо к небольшой гардеробной. Какой-то предмет просвистел прямо у него над ухом, раздался возглас досады, потом ругательство — и все было кончено. Констебль стоял, потирая ушибленную руку, Паркер цепко схватил злоумышленницу в тиски объятий. Теперь ее нельзя было не узнать — парик с обесцвеченными волосами упал на пол, ее синие глаза пылали яростью и отчаянием.

— Возьмите себя в руки, — приказал инспектор, — игра окончена. Сопротивляться бесполезно. Ну же, успокойтесь. Вы ведь не хотите, чтобы на вас надели наручники? Мэри Уиттакер, она же Форрест, я арестую вас по обвинению… — Паркер заколебался, и она тут же это заметила.

— По какому обвинению? — усмехнулась она криво. — Что у вас есть против меня?

— По обвинению в попытке убийства вот этой дамы — для начала, — сказал он.

— Какая-то сумасшедшая, — презрительно фыркнула она, — ворвалась в квартиру и напала на меня. И это все?

— По всей видимости, нет, — сказал Паркер. — Предупреждаю: все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.

Третий офицер уже вытащил блокнот и сейчас невозмутимо записывал: «По оглашении обвинения арестованная спросила «и это все?». Ее замечание явно показалось полицейскому крайне опрометчивым; с удовлетворенным выражением лица он облизнул химический карандаш.

— Что же с ней? Да, и кто это? — спросил Паркер, подходя к кровати.

— Мисс Климпсон — одному богу известно, как она тут очутилась. Кажется, она в порядке, хотя ей и пришлось нелегко.

Уимзи бережно стирал кровь с лица сыщицы носовым платком. Внезапно мисс Климпсон открыла глаза.

— Помогите! — вскрикнула она. — Шприц — не смейте!.. О! — Она попыталась отбиваться, потом увидела над собой встревоженное лицо лорда Уимзи. — Боже мой! Милорд, прошу прощения. Вы получили мое письмо? Что тут произошло? О, в каком я виде! Я… эта женщина…

— Не волнуйтесь, мисс Климпсон, — с облегчением произнес Уимзи, — все уже позади, и вам сейчас вредно разговаривать. Вы все расскажете нам после.

— А что насчет шприца? — спросил верный делу Паркер.

— Она схватила его, — начала сбивчиво объяснять мисс Климпсон, пытаясь опереться руками на кровать, чтобы сесть. — Я совсем выбилась из сил — еще бы, такая борьба… И она ударила меня чем-то тяжелым по голове. Потом я увидела, что она подходит к мне со шприцем. Я выбила его у нее из рук, но что случилось дальше — не помню. Однако я вообще очень живучая, — жизнерадостно добавила мисс Климпсон. — Мой дорогой отец всегда говорил: «Климпсонов так просто не убьешь!»

Паркер наклонился и что-то поднял с пола — это и был шприц.

— Она сумасшедшая, только и всего, — объявила арестованная. — Этим шприцем я делаю себе уколы от невралгии. Посмотрите, в нем же ничего нет.

— Совершенно верно, — сказал Паркер, многозначительно кивнув Уимзи. — В нем ничего нет, кроме воздуха…

Вечером во вторник, после того как арестованной Мэри Уиттакер были официально предъявлены обвинения в убийстве Берты Гоутубед и Веры Файндлейтер, а также в покушении на убийство Александры Климпсон, Паркер обедал у Уимзи. Питер пребывал в состоянии апатии и подавленности.

— До чего же грязное оказалось дело, — ворчал он. Время перевалило за полночь, а они все обсуждали только что завершенное расследование.

— Но довольно любопытное, — ответил на это Паркер. — Кстати, я проиграл пари — получите ваши деньги. Нам надо было раньше догадаться, кто такая миссис Форрест, но кто бы мог подумать, что Вера Файндлейтер лгала, чтобы обеспечить подруге алиби. С этими лжесвидетельствами вечно такая морока…

— Думаю, все дело в том, что она заблаговременно начала свою двойную жизнь. Скорее всего, сразу после той истории с Триггом. Мэри Уиттакер сильно рисковала, забираясь в пустой коттедж, кроме того, она не могла быть уверена, что подходящие пустые коттеджи будут попадаться ей всякий раз, когда понадобится кого-нибудь убрать с дороги. Двойная личина нужна была ей на случай, если Мэри Уиттакер в чем-то заподозрят: она бы потихоньку исчезла, превратившись в довольно противную, но ни к чему не причастную миссис Форрест.

Свой первый большой промах она допустила, забыв забрать пятифунтовый билет у Берты Гоутубед. Если бы не он, мы никогда бы не узнали о миссис Форрест. Наверняка она страшно испугалась, когда мы явились к ней домой. Получалось, что теперь полиция знает обе ее ипостаси. Убийство Веры Файндлейтер было отчаянной попыткой замести следы — попыткой, обреченной на провал, потому что тут она явно перемудрила.

— Да уж. Но убийство ее тетушки — мисс Агаты Доусон было прекрасно в своей простоте и легкости. Если бы она остановилась на нем, мы, скорее всего, никогда бы ничего не доказали. Мы и так не сможем этого доказать, потому-то я и не включил это преступление в список обвинений. — По-моему, это самая бессердечная и алчная из всех преступниц, с которыми я когда-либо сталкивался, — сказал Питер. — Похоже, она считала, что каждый, кто чем-то не угодил ей, заслуживает смерти.

— Алчная и жестокая. Пыталась все свалить на бедного старого Аллилуйю. Наверняка сочла, что тот совершил страшный грех, рискнув попросить у нее денег… — Паркер улыбнулся, добавив: — Кстати, хорошая новость — теперь он их получит. Яма, которую она выкопала для кузена Аллилуйи, обернулась золотой жилой. Чек на 10 тысяч фунтов приняли к оплате. Я сам убедился в этом — хотел проверить, не остановила ли она выплату по нему. Собственно, она и не могла этого сделать — чек был легальным образом предъявлен в банк в прошлую субботу.

— А деньги по закону все равно принадлежат ей? — спросил Уимзи.

— Кому же еще… Мы знаем, что она получила их преступным путем, однако по этому делу обвинение не выдвигалось, так что с точки зрения закона преступления не было. Я не стал сообщать об этом кузену Аллилуйе, не то он может заартачиться и не принять деньги. Он считает, что она выписала чек в порыве раскаяния.

— Значит, кузен Аллилуйя и его маленькие аллилуйчики теперь богаты… Великолепно! — потер руки Питер. — А как насчет остальных денег? Отойдут Короне?

— Нет. Если только она не завещает их кому-нибудь другому, они отправятся к следующему по степени родства наследниц из семейства Уиттакер — кажется, ее кузену. Кстати, его зовут Аллок — достойный муж, проживающий в Бирмингеме. Конечно, — добавил он, внезапно заколебавшись, — если кузен внучатой племянницы мисс Доусон имеет право наследования по этому дурацкому акту.

— О, я думаю, что этим кузенам и кузинам наследников ничего не угрожает, — рассмеялся Уимзи, — хотя в наши дни уже ни в чем нельзя быть уверенным. Но все равно — кто-то же должен иметь право на денежки предков, иначе зачем вообще нужна семья? Хотя порой из-за этого совершаются преступления… Да, вот еще — я позвонил доктору Карру, рассказал, чем все закончилось. Однако он не проявил никакого интереса или признательности. Равнодушно сказал, что всегда подозревал нечто в этом роде. И выразил надежду, что мы не станем снова поднимать шум вокруг этого дела: он сам как раз недавно получил наследство, о котором тогда упоминал, и сейчас как раз устраивается на Харли-стрит, поэтому новый скандал ему совсем не нужен.

— Знаете, Питер, — признался Чарльз, — он мне никогда не нравился. Сочувствую сестре Филлитер…

— Не стоит. Этим вопросом я тоже поинтересовался: так вот, помолвка расторгнута. Думаю, доктор Карр теперь слишком важная птица, чтобы жениться на простой медсестре. Я уверен, что Провидение еще пошлет ей достойного молодого человека, — патетически добавил Уимзи.

— Оно и к лучшему. Ну вот, снова телефон! Кто это может быть? Наверняка из Скотленд-Ярда. В три часа утра! Алло! Из тюрьмы? Да… О! Да, я сейчас приеду. Наша обвиняемая только что скончалась, Питер.

— Что произошло?

— Самоубийство. Повесилась на простыне. Мне надо ехать в тюрьму.

— Я с вами.

— Дьявол в женском обличье. — Паркер с ужасом глядел на застывшее тело с раздутым лицом и глубокой красной бороздой вокруг шеи.

Уимзи молчал. Его бил озноб, к горлу подступала тошнота. Пока Паркер и начальник тюрьмы занимались необходимыми формальностями и обсуждали случившееся, Питер сидел, тоскливо сгорбившись на своем стуле. Они всё говорили и говорили. Часы пробили шесть — их удары напомнили ему выстрелы пушки, предвещавшие поднятие черного флага.

Ворота тюрьмы отворились с металлическим лязгом, и наконец-то Уимзи с Паркером вышли наружу. Лондон погрузился в тусклый, зловещий сумрак, фонари уже были потушены. Июньское солнце вроде бы уже должно было взойти, однако пустынные улицы заливало лишь призрачное желтоватое свечение. С Темзы дул пронизывающий ветер, моросил дождь.

— Странный какой-то день, — сказал Уимзи. — Сегодня что, конец света?

— Нет, — ответил Паркер. — Просто солнечное затмение.