Онлайн чтение книги Илиада. Одиссея
Песнь двадцатая

        Тут приготовил в сенях для себя Одиссей богоравный

        Ложе из кожи воловьей, еще не дубленной; покрывши

        Кожу овчинами многих овец, женихами убитых,

        Лег он; и теплым покровом его Евриклея одела.

5      Там Одиссей, женихам истребление в мыслях готовя,

        Глаз не смыкая, лежал. В ворота, он увидел, служанки,

        Жившие в тайной любви с женихами, толпой побежали,

        С хохотом громким, болтая, шумя и крича непристойно.

        Вся его внутренность пламенем гнева зажглась несказанным.

10    Долго не знал он, колеблясь рассудком и сердцем, что делать, —

        Встать ли и, вслед за бесстыдными бросившись, всех умертвить их?

        Или остаться, дав волю в последний им раз с женихами

        Свидеться? Сердце же злилось его; как рычит, ощенившись,

        Злобная сука, щеняток своих защищая, когда их

15    Кто незнакомый берет, и за них покусаться готовясь,

        Так на бесстыдниц его раздраженное сердце роптало.

        В грудь он ударил себя и сказал раздраженному сердцу:

        «Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имело

        В логе циклопа, в то время, когда пожирал беспощадно

20    Спутников он злополучных моих, — и терпенье рассудку

        Выход из страшной пещеры для нас, погибавших, открыло».

        Так усмирял он себя, обращался к милому сердцу.

        Милое сердце ему покорилось, и снова терпенье

        В грудь пролилося его; но ворочался с боку он на бок.

25    Как на огне, разгоревшемся ярко, ворочают полный

        Жиром и кровью желудок туда и сюда, чтоб отвсюду

        Мог быть он сочно и вкусно обжарен, огнем не прижженный,

        Так на постели ворочался он, беспрестанно тревожась

        В мыслях о том, как ему одному с женихов многосильной

30    Шайкою сладить. К нему подошла тут Паллада Афина,

        С неба слетевшая в виде младой, расцветающей девы.

        Тихо к его изголовью приблизясь, богиня сказала:

        «Что же не спишь ты, из всех земнородных несчастнейший? Разве

        Это не дом твой? Не верною ль в доме ты встречен женою?

35    Сын же таков твой, что всякий ему бы отцом захотел быть».

        Светлой богине ответствовал так Одиссей хитроумный:

        «Истину ты говоришь мне, богиня; но сердцем я крепко

        (В том принужден пред тобой повиниться) тревожусь, не зная,

        Буду ли в силах один с женихов многочисленной шайкой

40    Сладить? Они всей толпою всегда собираются в доме.

        Но и другою тревогой мое озабочено сердце:

        Если по воле твоей и Крониона всех истреблю я —

        Как мне спастися от мщенья родни их? Подумай об этом».

        Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

45    «Ты, маловерный! Надеются ж люди в беде и на слабых

        Смертных, ни делом помочь, ни совета подать неспособных, —

        Я же богиня, тебя неизменно всегда от напасти

        Всякой хранившая. Слушай, понятно и ясно скажу я:

        Если бы вдруг пятьдесят из засады на двух нас напало

50    Ратей, чтоб нам совокупно погибель устроить, — при них же

        Мы бы похитили коз их, овец и быков круторогих.

        Спи, ни о чем не тревожась: несносно лежать на постели,

        Глаз не смыкая; твои же напасти окончатся скоро».

        С сими словами богиня ему затворила дремотой

55    Очи, потом на Олимп улетела. И всех усладитель

        Наших тревог, разрешающий сладко усталые члены,

        Сон овладел им. Супруга ж его, от тревоги проснувшись,

        Села бессонная в горьких слезах на постели; слезами

        Вдоволь свою сокрушенную грудь утолив, громогласно

60    Стала она призывать Артемиду и так ей молилась:

        «О Артемида, богиня великая, дочь громовержца,

        Тихой стрелою твоею меня порази и из тела

        Выведи душу мою. О, когда бы меня ухватила

        Буря и мглистой дорогой со мною умчалася в край тот,

65    Где начинает свой путь Океан,[304]Стих 65. Где начинает свой путь Океан — царство Аида. круговратно бегущий!

        Были ж Пандаровы дочери схвачены бурею. Боги

        Мать и отца погубили у них; сиротами остались

        В доме семейном они; Афродита богиня питала

        Их молоком, сладкотающим медом, вином благовонным;

70    Гера дала им, от всех отличая их дев земнородных,

        Ум и красу; Артемида пленительной стройностью стана

        Их одарила; Афина их всех научила искусствам.

        Но когда на высокий Олимп вознеслась Киферея

        Там умолять, чтоб супружества счастие дал непорочным

75    Девам Зевес громолюбец, который, все ведая в мире,

        Благо и зло земнородным по воле своей посылает, —

        Гнусные Гарпии, дев беззащитных похитя, их в руки

        Предали грозных Эриний, чудовищам в рабство. О, если б

        Так и меня олимпийские боги с земли во мгновенье

80    Сбросили! Если б меня, с Одиссеем в душе, Артемида

        Светлокудрявая в темную вдруг затворила могилу

        Прежде, чем быть мне подругою мужа, противного сердцу!

        Но и тяжелые скорби становятся легче, когда мы,

        В горьких слезах, в сокрушении сердца день целый проведши,

85    Ночью в объятия сна предаемся — мы все забываем,

        Зло и добро, лишь коснется очей он целебной рукою;

        Мне же и сон мой терзает виденьями страшными демон;

        Виделось мне, что лежал близ меня несказанно с ним сходный,

        Самый тот образ имевший, какой он имел, удаляясь;

90    Я веселилась; я думала: это не сон — и проснулась».

        Так говорила она. Поднялась златовласая Эос.

        Жалобы плачущей в слух Одиссеев входили; и, слыша

        Их, он подумал, что ею был узнан; ему показалось

        Даже, что образ ее над его изголовьем летает.

95    Сбросив покров и овчины собрав, на которых лежал он,

        Все их сложил Одиссей на скамейке, а кожу воловью

        Вынес на двор. Тут к Зевесу он поднял с молитвою руки:

        «Если, Зевес, наш отец, ты меня и землей и водою

        В дом мой (хотя и подвергнул напастям) привел невредимо,

100  Дай, чтоб от первого, кто здесь проснется, мной вещее слово

        Было услышано; сам же мне знаменьем сердце обрадуй».

        Так говорил он, молясь, и Кронион молитву услышал:

        Страшно ударившим громом из звездно-бестучного неба

        Зевс отвечал. Преисполнилась радостью грудь Одиссея.

105  Слово же первое он от рабыни, моловшей на царской

        Мельнице близкой, услышал; на мельнице этой двенадцать

        Было рабынь, и вседневно от раннего утра до поздней

        Ночи ячмень и пшено там они для домашних мололи.

        Спали другие, всю кончив работу; а эта, слабее

110  Прочих, проснулася ране, чтоб труд довершить неготовый.

        Жернов покинув, сказала она (и пророчество было

        В слове ее Одиссею): «Зевес, наш отец и владыка,

        На небе нет облаков, и его наполняют, сверкая,

        Звезды, а гром твой гремит, всемогущий! Кому посылаешь

115  Знаменье грома? Услышь и меня, да исполнится ныне

        Слово мое: да последним в жилище царя Одиссея

        Будет сегодняшний пир женихов многобуйных! Колена

        Мы сокрушили свои непрестанной работой, обжорству

        Их угождая, — да нынешним кончатся все здесь пиры их!»

120  Так говорила рабыня, был рад Одиссей прорицанью

        Грома и слова, и в сердце его утвердилась надежда.

        Тут Одиссеева дома рабыни сошлися из разных

        Горниц и жаркий огонь на большом очаге запалили.

        Ложе покинул свое и возлюбленный сын Одиссеев;

125  Платье надев, изощренный свой меч на плечо он повесил;

        После, подошвы красивые к светлым ногам привязавши,

        Взял боевое копье, лучезарно блестящее медью;

        Так он ступил на порог и сказал, обратись к Евриклее:

        «Няня, доволен ли был угощением странник? Покойно ль

130  Спал он? Иль вы не хотели о нем и подумать? Обычай

        Матери милой я знаю; хотя и разумна, а часто

        Между людьми иноземными худшему почести всякой

        Много окажет, на лучшего ж вовсе и взгляда не бросит».

        Так говорил Телемах. Евриклея ему отвечала:

135  «Ты понапрасну, дитя, невиновную мать обвиняешь;

        С нею сидя, здесь вином утешался он, сколько угодно

        Было душе; но не ел, хоть его и просили. По горло

        Сыт я, сказал. А когда он подумал о сне и постели,

        Мягкое ложе она приготовить велела рабыням.

140  Он же, напротив, как жалкий, судьбою забытый бродяга,

        Спать на пуховой постели, покрытой ковром,[305]Стих 141. Пуховая постель, ковер — вольный перевод Жуковского; никаких перин, подушек и ковров в гомеровское время не было. отказался;

        Кожу воловью постлал на полу и, овчин положивши

        Сверху, улегся в сенях; я покрыла его одеялом».

        Так Евриклея сказала. Тогда Телемах из палаты

145  Вышел с копьем; две лихие за ним побежали собаки.

        На площадь, главное место собранья ахеян, пошел он.

        Тут всех рабынь Одиссеева дома созвавши, сказала

        Им Евриклея, разумная дочь Певсенорида Опса:

        «Все на работу! Одни за метлы; и проворнее выместь

150  Горницы, вспрыснув полы; на скамейки, на кресла и стулья

        Пестро-пурпурные ткани постлать; ноздреватою губкой

        Начисто вымыть столы; всполоснуть пировые кратеры;

        Чаши глубокие, кубки двудонные вымыть. Другие ж

        Все за водою к ключу и скорее назад, поелику

155  Нынешний день женихи не замедлят приходом, напротив,

        Ранее все соберутся: мы праздник готовим великий».

        Так Евриклея сказала. Ее повинуяся воле,

        Двадцать рабынь побежали на ключ темноводный; другие

        Начали горницы все прибирать и посуду всю чистить.

160  Скоро прислали и слуг женихи: за работу принявшись,

        Стали они топорами поленья колоть. Воротились

        С свежей рабыни водой от ключа. Свинопасом Евмеем

        Пригнаны были три борова, самые жирные в стаде:

        Заперли их в окруженную частым забором заграду.

165  Сам же Евмей подошел к Одиссею, спросил дружелюбно:

        «Странник, учтивее ль стали с тобой Телемаховы гости?

        Иль по-вчерашнему в доме у нас на тебя нападают?»

        Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

        «Добрый Евмей, да пошлют всемогущие боги Олимпа

170  Им воздаянье за буйную жизнь и за дерзость, с какою

        Здесь, не стыдяся, они расхищают чужое богатство!»

        Так говорили о многом они в откровенной беседе.

        К ним подошел козовод, за козами смотрящий, Меланфий;

        Коз, меж отборными взятых из стада, откормленных жирно

175  В город пригнал он, гостям на обед; с ним товарищей было

        Двое. И, коз привязавши под кровлей сеней многозвучных,

        Так Одиссею сказал, им ругаяся, дерзкий Меланфий:

        «Здесь ты еще, неотвязный бродяга; не хочешь, я вижу,

        Дать нам вздохнуть; мой совет, убирайся отсюда скорее;

180  Иль и со мной у тебя напоследок дойдет до расправы;

        Можешь тогда и моих кулаков ты отведать; ты слишком

        Стал уж докучен; не в этом лишь доме бывают обеды».

        Кончил. Ему Одиссей ничего не ответствовал; только

        Молча потряс головою и страшное в сердце помыслил.

185  Третий тут главный пастух подошел к ним, коровник Филойтий;

        Коз он отборных привел с нетелившейся, жирной коровой.

        В город же их привезли на судах перевозчики, всех там,

        Кто нанимал их, возившие морем рабочие люди.

        Коз и корову Филойтий оставил в сенях многозвучных;[306]Стих 189. В сенях многозвучных — в мощеных сенях.

190  Сам же, приближась к Евмею, спросил у него дружелюбно:

        «Кто чужеземец, тобою недавно, Евмей, приведенный

        В город? К какому себя причисляет он племени? Где он

        Дом свой отцовский имеет? В какой стороне он родился?

        С виду он бедный скиталец, но царственный образ имеет.

195  Боги бездомно-бродящих людей унижают жестоко;

        Но и могучим царям испытанья они посылают».

        Тут к Одиссею, приветствие правою сделав рукою,

        Ласково он обратился и бросил крылатое слово:

        «Радуйся, добрый отец чужеземец; теперь нищетою

200  Ты удручен — но пошлют наконец и тебе изобилье

        Боги. О Зевс! Ты безжалостней всех, на Олимпе живущих!

        Нет состраданья в тебе к человекам; ты сам, наш создатель,

        Нас предаешь беспощадно беде и грызущему горю.

        Потом прошибло меня и в глазах потемнело, когда я

205  Вспомнил, взглянув на тебя, о царе Одиссее: как ты, он,

        Может быть, бродит в таких же лохмотьях, такой же бездомный.

        Где он, несчастный? Еще ли он видит сияние солнца?

        Или его уж не стало и в область Аида сошел он?

        О благодушный, великий мой царь! Над стадами коров ты

210  Здесь в стороне кефалленской меня молодого поставил;

        Много теперь расплодилось их; нет никого здесь другого,

        Кто бы имел столь великое стадо коров крепколобых.

        Горе! Я сам приневолен сюда их водить на пожранье

        Этим грабителям. Сына они притесняют в отцовом

215  Доме; богов наказанье не страшно им; между собою

        Все разделить уж богатство царя отдаленного мыслят.

        Часто мне замысел в милое сердце приходит (хотя он,

        Правду сказать, и не вовсе похвален: есть в доме наследник),

        Замысел в землю чужую со стадом моим, к иноземным

220  Людям уйти. Несказанное горе мне, здесь оставаясь,

        Царских прекрасных коров на убой отдавать им; давно бы

        Эту покинул я землю, где столько неправды творится,

        Стадо уведши с собою, к иному царю перешел бы

        В службу — но верится все мне еще, что воротится в дом свой

225  Он, наш желанный, и всех их, грабителей, разом погубит».

        Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный:

        «Видно, порода твоя не простая, мой честный коровник;

        Сердцем, я вижу, ты верен и здравый имеешь рассудок;

        Радость за то объявляю тебе и клянуся великой

230  Клятвой, Зевесом отцом, гостелюбною вашей трапезой,

        Также святым очагом Одиссеева дома клянуся

        Здесь, что еще ты отсюда уйти не успеешь, как сам он

        Явится; можешь тогда ты своими глазами увидеть,

        Если захочешь, какой с женихами расчет поведет он».

235  Кончил. Ему отвечал пастухов повелитель Филойтий:

        «Если ты правду сказал, иноземец (и Дий да исполнит

        Слово твое), то и я, ты увидишь, не празден останусь».

        Тут и Евмей, свинопас благородный, богов призывая,

        Стал их молить, чтоб они возвратили домой Одиссея.

240  Так говорили о многом они, от других в отдаленье.

        Тою порой женихи, согласившись предать Телемаха

        Смерти, сходились; но в это мгновение слева поднялся

        Быстрый орел, и в когтях у него трепетала голубка.

        Знаменьем в страх приведенный, сказал Амфином благородный:

245  «Замысел наш умертвить Телемаха, друзья, по желанью

        Нам не удастся исполнить. Подумаем лучше о пире».

        Так он сказал; подтвердили его предложенье другие.

        Все они вместе пошли и, когда в Одиссеев вступили

        Дом, положивши на гладкие кресла и стулья одежды,

250  Начали крупных баранов, откормленных коз и огромных,

        Жирных свиней убивать; и корову зарезали также.

        Были изжарены прежде одни потроха, и в кратеры

        Влито с водою вино. Свинопас двоеручные кубки

        Подал, потом и в прекрасных корзинах коровник Филойтий

255  Хлебы разнес; а Меланфий вином благовонным наполнил

        Кубки. И подняли руки они к приготовленной пище.

        Но Одиссею, с намереньем хитрым в уме, на пороге

        Двери широкой велел Телемах поместиться; подвинув

        К ней небольшую, простую скамейку и низенький столик,

260  Часть потрохов он принес, золотой благовонным наполнил

        Кубок вином и, его подавая, сказал Одиссею:

        «Здесь ты сиди и вином утешайся с моими гостями,

        Новых обид не страшася; рукам женихов я не дам уж

        Воли; мой дом не гостиница, где произвольно пирует

265  Всякая сволочь, а дом Одиссеев, царево жилище.

        Вы ж, женихи, воздержите язык свой от слов непристойных,

        Также и воли рукам не давайте; иль будет здесь ссора».

        Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,

        Смелым его пораженные словом, ему удивлялись.

270  Но, обратясь к женихам, Антиной, сын Евпейтов, воскликнул:

        «Как ни досадно, друзья, Телемахово слово, не должно

        К сердцу его принимать нам; пускай он грозится! Давно бы,

        Если б тому не препятствовал вечный Кронион, его мы

        Здесь упокоили — стал он теперь говорун нестерпимый».

275  Кончил; но слово его Телемах без вниманья оставил.

        В это время народ через город с глашатаем жертву

        Шел совершать:[307]Стихи 276–277. В это время народ через город с глашатаем жертву шел совершать…  — Описываемые события происходят в день новолуния, в праздник Аполлона. в многотенную рощу метателя верных

        Стрел Аполлона был ход густовласых ахеян направлен.

        Те же, изжарив и с вертелов снявши хребтовое мясо,

280  Роздали части и начали пир многославный. Особо

        Тут принесли Одиссею проворные слуги такую ж

        Мяса подачу, какую имели и сами; то было

        Так им приказано сыном его, Телемахом разумным.

        Тою порою Афина сама женихов возбуждала

285  К дерзко-обидным поступкам, дабы разгорелось сильнее

        Мщенье в гневной душе Одиссея, Лаэртова сына.

        Там находился один, от других беззаконной отличный

        Дерзостью, родом из Зама; его называли Ктесиппом.

        Был он несметно богат и, гордяся богатством, замыслил

290  Спорить с другими о браке с женою Лаэртова сына.

        Так, к женихам обратяся, сказал им Ктесипп многобуйный:

        «Выслушать слово мое вас, товарищи, я приглашаю:

        Мяса, как следует, добрую часть со стола получил уж

        Этот старик — и весьма б непохвально, неправедно было,

295  Если б гостей Телемаховых кто их участка лишал здесь.

        Я ж и свою для него приготовил подачу, чтоб мог он

        Что-нибудь дать за купанье рабыне иль должный подарок

        Сделать кому из рабов, в Одиссеевом доме живущих».

        Тут он, схвативши коровью, в корзине лежавшую ногу,

300  Сильно ее в Одиссея швырнул; Одиссей, отклонивши

        Голову вбок, избежал от удара; и страшной улыбкой

        Стиснул он губы; нога ж, пролетевши, ударила в стену.

        Грозно взглянув на Ктесиппа, сказал Телемах раздраженный:

        «Будь благодарен Зевесу, Ктесипп, что удар не коснулся

305  Твой головы чужеземца: он сам от него отклонился;

        Иначе острым копьем повернее в тебя бы попал я;

        Стал бы не брак для тебя — погребенье отец твой готовить.

        Всем говорю вам: отныне себе непристойных поступков

        В доме моем позволять вы не смейте; уж я не ребенок,

310  Все уж теперь понимаю; все знаю, что надобно делать.

        Правда, еще принужден я свидетелем быть терпеливым

        Здесь истребленья баранов, и коз, и вина, и богатых

        Наших запасов, — я с целой толпою один не управлюсь;

        Новых обид мне, однако, я вам не советую делать;

315  Если ж намеренье ваше меня умертвить, то, конечно,

        Будет пристойней, чтоб, в доме моем пораженный, я встретил

        Смерть там, чем зрителем был беззаконных поступков и видел,

        Как обижают моих в нем гостей, как рабынь принуждают

        Злым угождать вожделеньям в священных обителях царских».

320  Так он сказал; все кругом неподвижно хранили молчанье.

        Но Агелай, сын Дамасторов, так отвечал напоследок:

        «Правду сказал он, друзья; на разумное слово такое

        Вы не должны отвечать оскорбленьем; не трогайте боле

        Старого странника; также оставьте в покое и прочих

325  Слуг, обитающих в доме Лаэртова славного сына.

        Я ж Телемаху и матери светлой его дружелюбно

        Добрый и, верно, самим им угодный совет предложу здесь:

        В сердце своем вы доныне питали надежду, что боги,

        Вашим молитвам внимая, домой возвратят Одиссея;

330  Было доныне и нам невозможно на медленность вашу

        Сетовать, так поступать вам советовал здравый рассудок

        (Мог после брака внезапно в свой дом Одиссей возвратиться);

        Ныне ж сомнения нет нам: мы знаем, что он невозвратен.

        Матери умной своей ты теперь, Телемах благородный,

335  Должен сказать, чтоб меж нами того, кто щедрей на подарки,

        Выбрала. Будешь тогда ты свободно в отеческом доме

        Жить; а она о другом уж хозяйстве заботиться станет».

        Кротко ему отвечал рассудительный сын Одиссеев:

        «Нет, Агелай, я Зевесом отцом и судьбой Одиссея

340  (Что бы с ним ни было: жив ли, погиб ли) клянусь перед всеми

        Вами, что матери в брак не мешаю вступить, что, напротив,

        Сам убеждаю ее по желанию выбрать, и много

        Дам ей подарков; но из дома выслать ее по неволе

        Я и помыслить не смею — то Зевсу не будет угодно».

345  Так говорил Телемах. В женихах несказанный Афина

        Смех пробудила, их сердце смутив и рассудок расстроив.

        Дико они хохотали; и, лицами вдруг изменившись,

        Ели сырое, кровавое мясо; глаза их слезами

        Все затуманились; сердце их тяжкой заныло тоскою.

350  Феоклимен богоравный тогда поднялся и сказал им:

        «Вы, злополучные, горе вам! Горе! Невидимы стали

        Головы ваши во мгле и невидимы ваши колена;

        Слышен мне стон ваш, слезами обрызганы ваши ланиты.

        Стены, я вижу, в крови; с потолочных бежит перекладин

355  Кровь; привиденьями, в бездну Эреба бегущими,[308]Стихи 351–355. Горе! Невидимы стали головы ваши…  — Феоклимен как бы видит свершившейся будущую судьбу женихов. Привиденья — души убитых, отлетающие в царство Аида — Эреб. полны

        Сени и двор, и на солнце небесное, вижу я, всходит

        Страшная тень, и под ней вся земля покрывается мраком».

        Так он сказал им. Безумно они хохотать продолжали.

        Тут говорить женихам Евримах, сын Полибиев, начал:

360  «Видно, что этот, друзья, чужеземец в уме помешался;

        На площадь должно его проводить нам, пусть выйдет на свежий

        Воздух, когда уж ему так ужасно темно здесь в палате».

        Феоклимен богоравный сказал, обратясь к Евримаху:

        «Нет, Евримах, в провожатых твоих не имею я нужды;

365  Две есть ноги у меня, и глаза есть и уши; рассудок

        Мой не расстроен, и память свою я еще не утратил.

        Сам убегу я отсюда; я к вам подходящую быстро

        Слышу беду; ни один от нее не уйдет; не избегнет

        Силы ее никоторый из вас, святотатцев, губящих

370  Дом Одиссеев и в нем беззаконного много творящих».

        Так он сказал, и, поспешно палату покинув, к Пирею

        Прямо пошел, и Пиреем был с прежнею ласкою принят.

        Тою порой, поглядевши с насмешкой один на другого,

        Начали все Телемаха дразнить женихи, над гостями

375  Дома его издеваясь, и так говорили иные:

        «Друг Телемах, на отбор негодяи тебя посещают;

        Прежде вот этот нечистый пожаловал в дом твой бродяга,

        Хищник обеденных крох, ни в какую работу не годный,

        Слабый, гнилой старичишка, земли бесполезное бремя;

380  Гость же другой помешался и начал беспутно пророчить.

        Выслушай лучше наш добрый совет, Телемах многомудрый:

        Дай нам твоих благородных гостей на корабль крутобокий

        Бросить, к сикелам отвезть и продать за хорошие деньги».

        Так говорили они; Телемах, их словам не внимавший,

385  Молча смотрел на отца, дожидаясь спокойно, чтоб подал

        Знак он, когда начинать с баззаконною шайкой расправу.

        В горнице ближней на креслах богатых в то время сидела

        Многоразумная старца Икария дочь, Пенелопа;

        Было ей слышно все то, что в собранье гостей говорилось.

390  Весел беспечно, и жив разговором, и хохотом шумен

        Был их обед, для которого столько настряпали сами;

        Но никогда, и нигде, и никто не готовил такого

        Ужина людям, какой приготовил с Палладою грозный

        Муж для незваных гостей, беззаконных ругателей правды.