Онлайн чтение книги Корпорация «Бессмертие» Immortality Inc.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Главный оператор и бородатый доктор вели спор рядом с перевоплощающей машиной. За спиной у каждого уважительно выстроились ассистенты. В ход шли в основном технические термины, но Блейн уловил, что они пытаются определить причину провала перевоплощения. Каждый, похоже, считал, что вина лежит на его оппоненте.

Пожилой доктор настаивал на том, что машина, вероятно, была неправильно настроена, или произошел не скомпенсированный спад в энергопитании. Главный оператор клялся, что машина в идеальном порядке. Он был уверен, что просто Рейли не был физически пригоден к напряжению такой попытки.

Ни один не хотел уступать ни на шаг. Но, будучи благоразумными людьми, они вскоре пришли к компромиссному решению. Виной всему, решили они, безымянный дух, который отбил у Рейли право на тело Фитсиммонса, и занял его.

— Но кто это был? — спросил главный оператор. — Думаете, призрак?

— Возможно, — сказал доктор, — хотя призраку чертовски редко удается овладеть живым телом. Тем не менее, судя по ненормальной речи, он вполне мог быть призраком.

— Кем бы он ни был, — сказал оператор, — он занял носителя слишком поздно. Тело определенно превратилось в зомби.

— Совершенно верно, — сказал доктор. — Я готов подтвердить внешнюю исправность аппаратуры.

— Это вполне справедливо, — сказал главный оператор. — И я готов заверить готовность клиента к процедуре, если судить по его лицу и внешнему виду.

Они посмотрели друг на друга с полным взаимопониманием.

Управляющие организовали моментальную собственную конференцию, пытаясь определить, каковы будут у этого события немедленные последствия для структуры РЕКСа, и что следует объявить общественности, и следует ли дать всем служащим РЕКСа выходной день для посещения фамильной усыпальницы Рейли.

Старое тело Рейли, лежавшее в кресле, начало уже коченеть. На мертвых губах застыла ироническая отрешенная усмешка. Мари Тори пришла в сознание.

— Пойдемте, — сказала она, направляясь к выходу из зала. Они быстро зашагали по длинным серым коридорам к выходу из здания. На улице она остановила каптер-такси и назвала водителю адрес.

— Куда мы летим? — спросил Блейн, когда каптер набрал высоту и, выйдя из виража, встал на курс.

— Ко мне домой. В РЕКС сейчас лучше не соваться, — это будет сумасшедший дом.

И она принялась поправлять прическу. Блейн откинулся на мягкую спинку сиденья и посмотрел вниз, на сверкающий город. С высоты полета он выглядел как изысканная миниатюра, многоцветная мозаика из сказок «Тысячи и одной нота». Но где-то там, внизу, по улицам и уровням брел сейчас зомби, пытаясь вспомнить… его, Блейна.

— Но почему меня? — вырвалось у Блейна. Мэра Тори посмотрела на него.

— Почему зомби показал на тебя? А почему бы и нет? Разве ты никогда не ошибался?

— Ошибался, естественно. Но с ошибками покончено.

Она покачала головой.

— Возможно, так бывало в твое время. А теперь, никто не умирает навсегда. Это один из главных недостатков послежизни. Ошибки зачастую не желают оставаться в мертвом прошлом. Очень часто они следуют за тобой по пятам.

— Это я понимаю, — сказал Блейн — Но я ничего такого не сделал, чтобы этот зомби…

Она равнодушно пожала плечами.

— В таком случае, ты лучше многих из нас.

Еще никогда она не казалась Блейну такой чужой. Каптер начал медленно снижаться. Блейн грустно размышлял над недостатками, которые всегда свойственны преимуществам.

В своем родном веке он был свидетелем того, как уничтожение многих заболеваний привело в некоторых районах мира к стремительному увеличению рождаемости, к голоду и бедствиям. Он видел, как открытие атомной энергии привело к угрозе атомной катастрофы. Каждое преимущество порождало свой собственный недостаток. Видимо, то же самое происходило и сейчас.

Гарантированная, научно обоснованная жизнь после смерти была, конечно, благом для человечества. Практика догнала теорию! Но недостатки… Произошло очевидное ослабление защитного барьера вокруг жизни в этом мире, образовалось несколько трещин в дамбе земного существования. Умершие отказывались теперь лежать спокойно в своих могилах, они вмешивались в дела живущих. Кому от этого польза? Призраки, например, — теперь это естественное явление, логически вытекающее из законов природы. Но это слабое утешение, если вас преследует призрак.

В этом веке, думал Блейн, целый новый слой особого рода существования вторгся в жизнь человека на земле. Подобно тому, как зомби совершенно не к месту вторгся в жизнь Блейна.

Каптер-такси сел ка крышу жилого дома. Мэри Тори расплатилась с водителем и повела Блейна к своей квартире.

Квартира оказалась просторной, с приятным оттенком женского стиля и некоторым аристократическим талантом в характере меблировки. Здесь оказалось гораздо больше ярких цветов, чем мог предположить Блейн, исходя из невеселого характера мисс Тори. Наверное, ярко-желтые и алые тона являлись проявлением какого-то скрытого желания, компенсацией за ограничения, налагаемые ее строгой деловой жизнью. А возможно, такова была текущая мода. В квартире имелся весь набор домашней техники, которая у Блейна ассоциировалась с будущим: саморегулирующее освещение и очистка воздуха, кресла с автоматически изменяющимися контурами сиденья, и бар на кнопочном управлении, изготовляющий хорошего качества мартини.

Мэри Тори ушла в одну из спален. Она вернулась уже в домашнем платье с высоким воротником и присела на кушетку напротив Блейна.

— Итак, Блейн, каковы ваши планы?

— Я думал попросить у вас взаймы.

— Конечно.

— В таком случае, я думаю найти комнату в отеле и начать поиски работы.

— Это будет нелегко, — сказала она. — Но я знаю некоторых людей, они могли бы…

— Нет, спасибо, — сказал Блейн. — Может, это звучит глупо, но я лучше сам поищу работу.

— Нет, это звучит совсем не глупо. Надеюсь, что вам повезет. Как насчет обеда?

— Превосходно. Вы умеете готовить?

— Я поворачиваю циферблаты, — сказала она. — Так, посмотрим. Не хотите ли попробовать настоящую марсианскую еду?

— Нет-нет, спасибо, — сказал Блейн — Марсианская еда на вкус приятна, но сыт от нее не будешь. Не найдется ли у вас бифштекса?

Мэри настроила автоповара, и тот позаботился обо всем остальном, отобрав в кладовой нужные продукты, распаковав, очистив, вымыв и приготовив, как было заказано. Кроме того, он послал заказ в магазин, чтобы пополнить запасы. Обед получился отличный, но Мэри, казалось, была несколько смущена. Она извинилась перед Блейном за полностью механизированный процесс приготовления. Ведь он прибыл из эпохи, когда женщины сами открывали консервные банки, и сами пробовали приготовляемые блюда, но у них ведь, наверное, было больше свободного времени. Когда они допили кофе, солнце уже село.

— Большое вам спасибо, мисс Тори, — сказал Блейн. — Теперь, если бы вы смогли одолжить мне денег, я отправился бы в отель.

Она взглянула на него с изумлением:

— Ночью?

— Да, я хочу найти комнату. Вы были очень добры, но я не хотел бы в дальнейшем…

— Ничего страшного, — сказала она. — Можете остаться здесь.

— Хорошо, — сказал Блейн.

Во рту у него стало вдруг сухо, и сердце забилось подозрительно быстро. Он знал, что в ее предложении нет ничего личного, но тело его, похоже, отказывалось понимать. Оно реагировало с надеждой и даже ожиданием на слова антисептической, сдержанной мисс Тори.

Она показала ему его спальню и дала зеленую пижаму. Блейн закрыл за ней дверь, разделся и лег в постель. Свет погас, стоило лишь ему приказать вслух.

Немного спустя, как и ожидало его тело, Мэри Тори вошла в комнату. Она была в чем-то белом, и она легла рядом с Блейном.

Они лежали бок о бок и молчали. Мэри Тори пододвинулась ближе, и он положил руку ей под голову. Он сказал:

— Я думал, мой тип вас не привлекает.

— Не совсем так. Я сказала, что предпочитаю высоких, худощавых мужчин.

— Раньше я был высоким и худощавым.

— Я так и думала.

Они снова замолчали. Блейну стало немного не по себе, в нем росло раздражение. Что все это значит? Он ей понравился? Или это обычай эпохи, вроде гостеприимства эскимосов?

— Мисс Тори, — сказал он, — я подумал, что…

— О, помолчи же! — сказала она, внезапно поворачиваясь к нему. Глаза ее в полумраке комнаты казались огромными. — Неужели обо всем нужно спрашивать, Том?

Некоторое время спустя она сказала сонно:

— В данных обстоятельствах, я думаю, ты можешь называть меня Мэри.

Утром Блейн принял душ, побрился и оделся. Мэри набрала для него завтрак на панели автоповара. Когда они позавтракали, она протянула ему небольшой конверт.

— Я смогу тебе одолжить больше, если понадобится, — сказала она, — Теперь насчет работы…

— Ты мне очень помогла, — сказал Блейн — Все остальное я хочу сделать сам.

— Хорошо. На конверте я написала свой адрес и номер телефона. Позвони, пожалуйста, как только найдешь комнату.

— Я позвоню, — сказал Блейн, пристально глядя на нее. Он не замечал даже намека на ту Мэри, что была с ним прошлой ночью. Перед ним мог стоять совсем другой человек. Но пока он был вполне удовлетворен нарочитостью ее сдержанности. Этого пока вполне достаточно. В дверях она тронула его за руку.

— Том, — сказала она. — Пожалуйста, будь осторожен. И позвони мне.

— Я позвоню, Мари, — сказал Блейн. Он отправился в город, веселый и отдохнувший, намереваясь завоевать этот мир.

Первой его мыслью было пройти по конторам яхтовых конструкторских бюро. Но от этого он отказался, представив себе конструктора из 1806 года в конструкторском бюро 1958-го.

Этот странный посетитель из прошлого мог быть очень талантливым человеком. Но никакой талант не помог бы ему, если бы его спросили о метацентрическом анализе привального бруса, и о диаграммах обтекаемости, точках напряжения и о лучшем месте расположения сонара и радиолокатора. Какая компания согласится платить ему жалованье, пока он будет знакомиться с системами редукции, многослойной краской, испытаниями в бассейне, с системой теплообмена, с синтетическими тканями для парусов…

У него не будет ни одного шанса, решил Блейн. И он тоже не мог войти в конструкторское бюро, отстав от времени на 152 года, и попросить работу. Какую работу? Возможно, он мог бы подучиться и овладеть технологическими приемами 2110 года. Но этим он должен заниматься в нерабочее время. Нет, сейчас ему придется взять любую работу. Он подошел к газетному киоску и купил микрофильм свежего номера «Нью-Йорк Таймс» и устройство для чтения. Потом он отыскал скамейку, уселся и нашел отдел объявлений. Он быстро пропустил объявления о найме квалифицированных работников, где ему не на что надеяться, и перешел к неквалифицированным. Он начал читать.

«В автокафе требуется наладчик. Базовые знания роботики».

«Чистильщик корпусов требуется на лайнер Мар-Колинга. Необходима положительная резус-реакция и укрепленная антиклаустофобия».

«Требуется инвентаризатор для вредной работы. Должен иметь основные знания по дженклингу. Еда за счет работодателя».

Блейну стало ясно, что даже для неквалифицированного труда в 2110 году он не годился. Перевернув страницу к разделу «Работа для подростков», он прочел:

«Требуется молодой человек, интересующийся слик-траговыми аппаратами. Хорошие перспективы. Должен иметь базовые математические знания и навык работы с хутаан-уравнениями».

«Нужен молодой человек для работы продавца на Венере. Жалованье плюс комиссионные. Должен иметь базовые знания французского, немецкого, русского и оуречского языков».

«Доставка, журналы и газеты. Эткол набирает мальчиков. Должен уметь водить шпренинг. А также хорошо знать город».

Итак… он не годится даже в продавцы газет! Это была угнетающая мысль. Найти работу будет куда труднее, чем он думал. Неужели в этом городе никто не копает ямы и не разносит пакеты? Неужели всю грубую работу выполняют роботы, или даже для того, чтобы толкать вагонетки, требуется степень доктора наук? Что это за мир?

За ответом он обратился к первой странице «Таймс», настроил считывающий аппарат и ознакомился с новостями дня.

«Ведется строительство нового космодрома в Оксе, Новоюжный Марс».

«Как предполагают, полтергейст виновен в нескольких случаях пожаров в округе Чикаго. Ведутся попытки нагнать духа».

«Богатые залежи меди обнаружены в Сигма-Д секторе пояса астероидов».

«В Берлине усилили активность допцельгангеры».

«Проведены новые исследования населения осьминогов во впадине Миндано».

«В Спенсере, Алабама, толпа линчевала и сожгла двух местных зомби. Зачинщики находятся под следствием».

«Как заявил ведущий антрополог, архипелаг Туамото в Океании остается последним оплотом простых нравов двадцатого века».

«Ассоциация Атлантических морских пастухов начала очередную конференцию в Вальдорфе».

«Неудачная охота на вервольфа была произведена в Тироле, Австрия. Деревни в округе предупреждены о необходимости нести круглосуточное наблюдение за бестией».

«В палату представителей был подан проект о запрещении всех видов охоты и боев гладиаторов. Проект был забаллотирован».

«Берсеркер убил четырех жителей в нижней части „Сан-Диего“.

«Число жертв аварий геликоптеров достигло в этом году уровня одного миллиона».

Блейн отложил газету с еще более тяжким чувством. Призраки, доппельгангеры, вервольфы, полтергейсты… Ему не нравилось звучание этих мрачных, древних слов, которые в эти дни обозначали повседневные явления. Он уже повстречался с зомби. Ему больше не хотелось сталкиваться с другими опасными побочными эффектами послежизни.

Он снова пошел вдоль тротуара. Он миновал район театров. Афиши объявляли о гладиаторских боях на Мэдисон. Сквер Гарден, плакаты рекламировали солидовизионные программы и сенсорошоу, сверкающие огни объявлений предлагали посетить сверхтоновые концерты и венерианскую пантомиму. С грустью припомнилось Блейну, что он тоже мог бы стать частью этой ослепительной страны сказок, если бы Рейли не изменил решения. Он мог бы оказаться на одной из афиш в качестве «Человека из Прошлого»…

Конечно же! Человек из Прошлого! Блейн внезапно осознал, насколько новое и необыкновенное несет он в себе качество. Корпорация РЕКС спасла его, жизнь лишь для того, чтобы это качество использовать. Но они передумали. Тогда что ему мешает самому использовать его? И кроме того, что еще ему остается? Зрелищный бизнес остается его единственной возможностью.

Он поспешил к гигантскому зданию, где помещались конторы разнообразных учреждений, и обнаружил, что в списке их имеется целых шесть театральных агентств. Он остановился на агентстве «Барнекс, Скофилд и Стайлз», сел в лифт, доставивший его на девятнадцатый этаж.

Он вошел в огромную приемную, стены которой украшали роскошные солидографии улыбающихся актрис, В дальнем конце комнаты симпатичная секретарша вопросительно подняла бровки, увидев Блейна. Блейн подошел к ее столу.

— Я хотел бы поговорить с кем-нибудь по поводу моего номера, — сказал он.

— Мне очень жаль, — сказала она. — У нас нет вакансий.

— Это необыкновенный номер.

— Мне действительно очень жаль. Может быть, на следующей неделе…

— Послушайте, — сказал Блейн. — У меня действительно необыкновенный номер. Понимаете, я из прошлого.

— Даже если бы вы были призраком Скотта Мерриваля, — сказала секретарша, — вакансий нет. Зайдите через неделю.

Блейн повернулся, чтобы уйти. Коренастый мужчине промчался мимо него, на бегу кивнув секретарше.

— Доброе утро, мисс Тетчер.

— Доброе утро, мистер Барнекс.

— Барнекс! Один из агентов!

Блейн бросился вдогонку за мужчиной и поймал его за рукав.

— Мистер Барнекс, — сказал он. — У меня номер…

— У всех номера, — устало сказал Барнекс.

— Но это уникальный номер!

— У всех уникальные, — сказал Барнекс — Отпустите мой рукав. Загляните на той неделе.

— Я из прошлого! — воскликнул он, почувствовав себя вдруг дураком. Барнекс повернулся и уставился на него. У него был такой вид, словно он собирался вызвать полицию. Но Блейн бросился в атаку, пренебрегая опасностью.

— Клянусь вам, это правда! — сказал он. — У меня есть доказательство. Корпорация РЕКС выхватила меня из прошлого. Спросите у них!

— РЕКС? — переспросил Барнекс. — Ага, я что-то слышал об этой операции у Линди… Гмм. Зайдите-ка ко мне в кабинет. Мистер..?

— Блейн. Том Блейн. — Он вошел вслед за Барнексом в тесную комнатушку. — Вы думаете, я вам подойду? — спросил он.

— Возможно, — сказал Барнекс, подталкивая Блейна к стулу. — Посмотрим. Скажите, мистер Блейн, из какой вы эпохи?

— Из 1958 года. Я обладаю непосредственным знанием тридцатых, сороковых и пятидесятых годов. Некоторый сценический опыт у меня имеется — я играл в колледже, и одна моя знакомая актриса, профессионалка, даже говорила, что у меня врожденный дар…

— 1958-й? Это в XX веке?

— Да, да.

Агент покачал головой:

— Очень плохо. Вот если бы вы были шведом из шестого века или японцем из седьмого, я мог бы вам кое-что найти. Можно было набрать еще пару человек из первого века Римской империи и для четвертого века — англосаксонского завоевания. Из ранних веков теперь, когда путешествия во времени объявили вне закона, очень трудно кого-нибудь найти. А из периода до нашей эры вообще ничего нет.

— А как с двадцатым веком? — спросил Блейн.

— Все заполнено.

— Заполнено?

— Конечно. Бен Терлер из 1953 года получает все возможные роли.

— Понимаю, — сказал Блейн, медленно поднимаясь со стула. — Тем не менее, спасибо, мистер Барнекс.

— Не за что, — сказал Барнекс. — Жаль, что ничем не могу помочь. Если бы вы были откуда-нибудь до XI века, я бы вас взял. Но в таком близлежащем периоде, как XIX и XX века, нет ничего интересного… Послушайте, почему бы вам не сходить к Терлеру? Это маловероятно, но, может быть, ему нужен помощник или что-нибудь в этом роде?

Он нацарапал адрес на листке бумаги и вручил его Блейну.

Блейн взял листок, еще раз поблагодарил и вышел. Оказавшись на улице, он постоял несколько секунд, кляня свою несчастливую звезду. Единственное его уникальное качество было уже узурпировано неким Беном Терлером из 1953 года? Нет, действительно, подумал он, с этими путешествиями во времени могли быть и неосмотрительнее. Это просто несправедливо — забросить в будущее человека, а потом забыть о нем.

Ему стало интересно, что за человек был этот Терлер. Что ж, он это скоро узнает. Даже если Терлеру не нужен помощник, приятно будет поговорить с современником. К тому же, Терлер здесь уже давно, он может подсказать какое-нибудь занятие для человека из XX века в 2110 году.

Он помахал рукой пролетавшему гелитакси, сел в машину и назвал адрес Терлера. Через пятнадцать минут он уже был в доме, где жил Терлер, и нажимал на кнопку звонка.

Дверь открыл полнощекий, прилизанный, весьма самодовольного вида мужчина в халате.

— Вы — фотограф? — спросил он. — Тогда вы слишком рано пришли.

Блейн покачал головой.

— Мистер Терлер, вы меня не знаете. Я из вашего столетия, из 1958 года.

— Вот как? — спросил Терлер голосом, в котором явственно слышалось подозрение.

— Это правда, — сказал Блейн — Меня вытащила сюда корпорация РЕКС. Можете проверить мои слова.

Терлер пожал плечами.

— Ну, хорошо, так что вы хотите?

— Я думал, может, вам понадобится помощник…

— Нет-нет, я не нуждаюсь в помощниках, — сказал Терлер, начиная закрывать дверь.

— Я так и думал, — сказал Блейн. — Вообще-то, я пришел просто поговорить с вами. В чужом веке чувствуешь себя довольно одиноко. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь из родного столетия. Я думал, что вам, наверное, тоже будет приятно.

— Мне? О! — сказал Терлер, улыбаясь театральной улыбкой. То есть, поговорить о старом добром двадцатом, да? Я с удовольствием поболтаю с тобой, друг, как-нибудь потом. Старый добрый Нью-Йорк! Воздушная кукуруза, красотки в парке, роллер-каток на Рокфеллер-плаза. Как я за всем этим скучаю! Но понимаешь, друг, я сейчас немного занят…

— Конечно, — сказал Блейн. — Как-нибудь в другой раз.

— Отлично! Это будет здорово! — сказал Терлер, улыбаясь еще шире. — Позвони моему секретарю, ладно, старик? Сам понимаешь, работа. Как-нибудь на днях мы здорово поболтаем. Наверное, тебе не помешает пара лишних долларов…

Блейн покачал головой.

— Тогда пока! — с сердечной теплотой сказал Терлер. — И звони поскорее, не забудь.

Блейн поспешил прочь из этого здания. И без того плохо, если у тебя отобрали уникальное качество, но еще хуже, если это сделал второсортный очковтиратель, хронологический самозванец, который и на сто лет не подходил к 1953 году. Роллер-каток на Рокфеллер-плаза!!? Даже без этой оплошности можно было догадаться — все в этом человеке кричало о подделке.

Как печально, что Блейн, очевидно, был единственным человеком в 2110 году, который мог уличить подмену.

В тот день Блейн приобрел смену белья и набор бритвенных принадлежностей. Потом он нашел комнату в дешевом отеле на Пятой авеню. Всю следующую неделю он искал работу.

Он обошел рестораны, но оказалось, что люди-посудомойки канули в прошлое. В космопорту и речных доках всю тяжелую работу выполняли роботы. Один раз его временно взяли на должность инспектора упаковки пакетов, но затем отдел кадров фирмы, изучив его психо-профиль, индекс раздражительности и уровень внушаемости, отдал предпочтение коротышке с тупым взглядом из Квинса, у которого было мастерское звание по дизайну пакетов.

Блейн устало возвращался вечером в свой отель, когда вдруг в густой толпе мелькнуло знакомое лицо. Этого человека он узнал бы моментально и где угодно. Это был ладный рыжеволосый мужчина примерно одного с Блейном возраста, с курносым носом, слегка выдающимися зубами и небольшим красным пятном на шее. Он держался со своего рода бесшабашной уверенностью человека, которому всегда удавалось найти какой-нибудь выход из положения.

— Рей! — крикнул Блейн — Рей Мелхилл!! — Он протиснулся сквозь толпу и схватил мужчину за рукав. — Рей! Как тебе удалось вырваться? Мужчина высвободил рукав и поправил пиджак.

— Я не Мелхилл — сказал он.

— Как? Ты уверен?

— Конечно, уверен, — сказал тот, возобновляя свой путь. Блейн загородил ему дорогу.

— Подождите минуту. Вы выглядите в точности как он, вплоть до радиационного ожога. Вы уверены, что вы не Рей Мелхилл, механик-контролер с космолета «Бремен»?

— Совершенно уверен, — холодно ответил человек — Вы меня с кем-то спутали, молодой человек.

Блейн не сводил взгляда с человека, который снова попытался уйти. Потом он бросился за ним, схватил за плечи и повернул рывком.

— Ах ты грязный ворюга, купил себе тело, подонок? — проревел он, замахиваясь кулаком.

Удар бросил человека, который был так похож на Рея Мелхилла, к стене здания. Он медленно сполз на тротуар. Блейн двинулся к нему, и прохожие быстро кинулись в разные стороны.

— Берсеркер! — закричала женщина, и кто-то подхватил крик. Блейн краем глаза заметил полицейского, пробирающегося сквозь толпу.

Голубые рубашки! Блейн нырнул в толпу. Он быстро завернул за угол, потом за другой, перешел на шаг и оглянулся. Полицейского не было видно. Блейн снова направился к своему отелю.

Да, это было тело Мелхилла, но занимал его уже не он. На этот раз ему не удалось выкрутиться. Его тело продали какому-то старику, чье брюзгливое сознание носило ловкое тело Рея, словно плохо сидящий, не по возрасту несолидный костюм.

Теперь он знал наверняка, что его друг умер. Блейн в молчании выпил за память о нем в баре рядом с гостиницей, прежде чем вернулся в свой номер.

Когда он проходил мимо стола регистрации, его остановил дежурный клерк.

— Блейн? Для вас письмо. Минутку.

Он скрылся в конторе.

Блейн ждал, пытаясь определить, откуда он мог получить послание. От Мэри? Он еще не звонил ей и не собирался звонить, пока не найдет работу.

Клерк вернулся и протянул ему полоску бумаги. Там говорилось:

«Томаса Блейна ждет сообщение. Спиритический коммутатор, 2-ая улица, время: от девяти до пяти».

— Не понимаю, кто мог меня здесь отыскать? — спросил Блейн.

— У духов есть способы, — сказал клерк. — У меня тут был приятель, так его покойная теща отыскала его после трехкратной смены фамилий, Транспланта и полной трансформации внешности. Он прятался от нее в Абиссинии.

— Нет у меня никаких покойных тещ, — сказал Блейн.

— Нет? Кто же это хочет с вами связаться? — спросил клерк.

— Узнаю завтра и сообщу вам, — сказал Блейн. Но клерк не уловил сарказма. Он уже открыл свой заочный учебник по ремонту атомных двигателей. Блейн отправился наверх, в свой номер.

Отдел Спиритического коммутатора на двадцать третьей улице находился в сером каменном здании неподалеку от Третьей авеню. Над входом были выбиты слова на камне: «ПОСВЯЩАЕТСЯ СВОБОДНОЙ КОММУНИКАЦИИ ТЕХ, ЧТО ЖИВУТ НА ЗЕМЛЕ, И ТЕХ, ЧТО ЖИВУТ ВНЕ ЕЕ».

Блейн вошел в здание и изучил схему помещения. Здесь нашли место отделы Исходящих Посланий, Входящих Посланий, Переводы, Отдел Претензий, Экзорсизионная, Отдел Предложений, Просьб и Увещеваний. Он не был уверен, под какую попадет классификацию сам и что обозначают эти названия, и даже не совсем понимал, чем занимается Спиритический коммутатор. Вместе со своим вызовом он пошел к справочной кабине.

— Это во Входящие Послания, — сказала ему спокойная седовласая служащая. — Прямо через холл, комната 32-А.

— Спасибо. — Блейн поколебался, потом сказал: — Можно задать вам вопрос?

— Конечно, — сказала женщина. — Слушаю вас.

— Понимаете… может, это и глупый вопрос, но что это за организация?

Седоволосая женщина улыбнулась.

— Это непростой вопрос. В философском смысле можно назвать спиритический коммутатор шагом вперед к великому единению, попыткой преодолеть дуализм тела и духа и дать замену…

— Нет, — сказал Блейн. — В буквальном смысле.

— Буквальном? Ну, как же. Спиритический коммутатор — это свободная от налогов, основанная на частные пожертвования организация, предназначенная служить переходным пунктом в коммуникации между нашим миром и пороговым уровнем послежизни. В некоторых случаях, конечно, людям не нужна наша помощь, они могут общаться непосредственно со своими отбывшими близкими. Но, как правило, требуется усиление. Наш центр имеет соответствующую аппаратуру, которая делает голоса покойных слышимыми нашему уху. И мы выполняем другие услуги, такие как экзорсизм, передача увещеваний и претензий, и так далее, необходимость в которых возникает время от времени, когда плоть взаимодействует с духом.

Она тепло улыбнулась Блейну.

— Мне удалось что-нибудь прояснить для вас?

— Большое спасибо, — сказал Блейн и направился через холл к комнате номер 32-А.

Это была небольшая комната, с серыми стенами и громкоговорителями на стене. Блейн сел, ожидая, что будет дальше.

— Том Блейн? — послышался бестелесный возглас из громкоговорителя.

— Что? Кто это? — спросил Блейн, вскочив с кресла и бросаясь к двери,

— Том? Как у тебя дела, дружище?

Блейн, уже опустивший руку на ручку двери, вдруг узнал голос.

— Рей Мелхилл?!

— Точно! Я здесь, наверху, куда попадают после смерти эти толстосумы! Неплохо, а?

— Это еще слабо сказано. Но, Рей, каким образом? Я думал, что у тебя нет послежизненной страховки.

— У меня ее и не было. Сейчас я тебе все расскажу. Они пришли за мной примерно час спустя после того, как увели тебя. Я так разозлился, что чуть не сошел с ума. Я был зол, когда меня хлороформировали, когда стирали сознание. Я так и помер, злой.

— Что ты почувствовал в этот момент? — сказал Блейн.

— Это было как взрыв. Я распался на тысячу кусочков, стал большим, как Галактика, и эти кусочки рвались на кусочки еще мельче, и каждый из них был я.

— А что было дальше?

— Не знаю. Наверное, помогло, что я был такой злой. Я растянулся до предела, дальше было некуда, и все-таки это был все еще я, и потом я сжался обратно. С некоторыми это бывает. Я тебе ведь говорил, несколько человек из миллиона выживают после смерти без специальной обработки. Я оказался таким счастливчиком.

— Думаю, ты уже сам обо мне все знаешь, — сказал Блейн — Я пытался помочь тебе, но опоздал — тебя уже продали.

— Я знаю, — сказал Мелхилл. — Все равно, спасибо, Том. Да, еще одно спасибо, что ты врезал тому паразиту, который носит мое тело.

— Ты это видел?

— А как же, я не зевал, — сказал Мелхилл — Кстати, мне понравилась эта твоя Мэри. Симпатичная малютка.

— Спасибо, Рей, а как оно там, в послежизни?

— Не знаю.

— Ты не знаешь?

— Так я еще не попал в послежизнь, Том. Я на Пороге. Это предварительная стадия, вроде как мост между Землей и послежизнью. Это трудно описать. Что-то вроде серого пространства, с одной стороны — Земля, с другой — Послежизнь.

— А почему ты не переходишь? — спросил Блейн.

— Пока не спешу, — сказал Мелхилл. — Тут одностороннее движение. Если один раз перейдешь в послежизнь, назад уже не вернешься. Связи с Землей больше не будет.

Блейн обдумывал его слова одну минуту, потом спросил:

— Когда ты думаешь перейти, Рей?

— Точно не знаю. Я подумал, что пока останусь на Пороге и погляжу, как идут дела.

— У меня, ты хочешь сказать?

— Ну…

— Спасибо тебе большое, Рей, но не делай этого. Переходи в послежизнь. Я сам о себе позабочусь.

— Конечно, — сказал Мелхилл, — но я думаю, что еще немного погожу. Ведь ты тоже бы так поступил, правильно? Поэтому не спорь. Теперь слушай, ты ведь знаешь, что попал в неприятную историю?

Блейн кивнул.

— Ты имеешь в виду зомби?

— О нем я ничего не знаю, Том, ни кто он, ни что он хочет от тебя. Но хорошего здесь мало, и тебе лучше держаться от него подальше, если он вдруг вспомнит. Но я не это имел в виду.

— Как, это еще не все?

— Боюсь, что да. За тобой охотится призрак, Том.

Несмотря ни на что, Блейн засмеялся.

— Что тут смешного? — с негодованием спросил Мелхилл. — Ты думаешь, это шуточки?

— Думаю, что нет. Но так ли это серьезно?

— Боже мой, да ты полный невежда, — сказал Мелхилл — Ты что-нибудь знаешь о призраках? Что они такое и чего хотят?

— Расскажи мне.

— Так вот, у человека, который умер, есть три возможности. Первая — его сознание может раствориться, распасться, и это его конец. Вторая — его сознание переживет смертную травму, и он окажется в послежизни, на Пороге. Он станет духом. Эти два варианта тебе известны.

— Продолжай, — сказал Блейн.

— Тратой вариант таков: его сознание повреждено травмой, но не до конца уничтожено. Он пробирается все-таки на Порог. Но напряжение слишком велико для него. Он теряет разум. И вот это, мой друг, и есть призрак.

— Гмм — сказал Блейн. — Значит, призрак — это сознание, потерявшее разум в результате смертной травмы?

— Верно. Он безумен и он начинает охоту.

— Но почему?

— Призраки охотятся, — сказал Мелхилл — потому что их заполняет извращенная ненависть, злоба, страх и боль. Они не уходят в послежизнь. Они стараются проводить как можно больше времени на Земле, которая все-еще привлекает их внимание. Они стремятся напугать человека, ранить его, свести с ума. Охота — это самое античеловеческое деяние, которое им по силам, это само их безумие. Понимаешь, Том, с первых дней человечества…

С первых дней человечества существовали призраки, но число их всегда оставалось небольшим. Лишь нескольким из миллионов удавалось пережить смерть, и лишь малый процент от этих выживших терял разум в процессе перехода и превращался в призраков.

Но немногочисленные эти представители рода призраков произвели колоссальное воздействие на человечество, которое всегда со страхом и благоговением относилось к смерти, напуганное холодным бесстрастием трупа, только что еще живого и теплого тела, потрясенное потусторонним юмором улыбки черепа скелета. Веками создававшийся образ Смерти казался полным бесконечного смысла, ее угрожающий перст указывал в небеса — царство духов. Поэтому каждый настоящий призрак вызывал слухи и страхи, соответствующие тысяче. В призраков превращались болотные огни, шорох портьер, качающиеся деревья, огни святого Эльма, и большеглазые совы, и скребущиеся за стенами крысы, и лисы в кустах — они тоже становились уликами призрачного присутствия. Фольклор развивался, и он создал ведьму с колдуном, демонов и дьяволов, суккубов и инкубов, вервольфов и вампиров. Каждый призрак превращался в тысячу призраков, каждое сверхъестественное явление вызывало слухи о миллионах себе подобных.

Первые исследователи бесстрашно вторглись в этот лабиринт, пытаясь выяснить правду о сверхъестественных явлениях. Были разоблачены многочисленные надувательства, галлюцинации и просто ошибки восприятия. И были выделены несколько по-настоящему необъяснимых явлений, которые, будучи весьма интересными, не имели статистического значения.

Все традиции фольклора пошли прахом. Статистически призраков не существовало. Но при всем этом оставалось еще неуловимое нечто, которое отказывалось втискиваться в рамки классификаций. Этот факт игнорировался веками, факт существования этого нечто, который и давал основу для сказок об инкубах и суккубах. Пока, наконец-то, развитие научной теории не догнало фольклор, включило его в класс строгих научных фактов и придало ему респектабельность.

После открытия послежизни стало ясно, что иррациональность призраков объясняется существованием безумных сознаний в той туманной пограничной области между Землей и Послежизнью. Виды потустороннего безумия могли быть классифицированы, подобно видам безумия у людей. Имелись тут и меланхолики, безутешно странствовавшие среди картин их великой страсти, шепчущие гебефреники, с их веселой чепухой, подсказываемой наугад и невпопад, идиоты и имбецилы, принимавшие обличие маленьких детей, шизофреники, представлявшие себя животными, прототипы вампиров и страшного снежного человека, оборотни волки, оборотни тигры, оборотни лисы, оборотни собаки. Имелись и обуреваемые тягой к разрушению полтергейсты, швырявшие камни и устраивавшие пожары, и даже напыщенные параноидальные типы, мнившие себя Люциферами, Вельзевулами, Израэлями или Азазеллами, духами Рождества, фуриями. Божественным Провидением и даже Смертью самой.

Охота проистекала из болезни сознания призраков. Они рыдали на старых сторожевых башнях, все эти немногочисленные призраки, на чьих нематериальных плечах покоился груз многовекового фольклора, смешивались с туманом вокруг виселиц, бормотали чепуху на сеансах спиритизма. Они пели, танцевали и плакали, разговаривали к удовольствию доверчивых, пока научные исследователи не явились со своими холодными трезвыми вопросами. Тогда они в страхе отступили в область Порога, бежав от безжалостной атаки трезвого рассудка, опасаясь за свои иллюзии, в страхе быть вылеченными.

— Вот, значит, как все было, — сказал Мелхилл. — Остальное ты и сам знаешь достаточно неплохо. С тех пор, как появилась корпорация «МИР ИНОЙ», куда как больше людей выживает после смерти. И соответственно большее число сходит с ума в процессе перехода.

— Что увеличивает число призраков, — сделал вывод Блейн.

— Правильно. Один из них взял тебя на прицел, — сказал Мелхилл, его голос звучал все тише. — Поэтому берегись, Том. Мне уже пора.

— Какого рода этот призрак? — спросил Том. — Чей он? И почему ты уходишь?

— Пребывание на Земле требует уймы энергии — прошептал Мелхилл — Я уже почти на пределе. Надо перезарядиться. Ты еще меня слышишь?

— Да, продолжай.

— Я не знаю, когда он появится. И не знаю, чей он призрак. Я спрашивал, но он не сказал. Поэтому будь наготове.

— Я понял, — сказал Блейн, прижимаясь ухом к динамику громкоговорителя. — Рей! Я смогу еще с тобой поговорить?

— Наверное, — сказал Мелхилл, его уже почти не было слышно. — Том, я знаю, ты ищешь работу. Зайди к Эду Франчелу, 323, Вест, 19-я улица. Работа грязная, но платят хорошо. И гляди в оба.

— Рей! — крикнул Блейн. — Какой это призрак?

Ответа не было. Громкоговоритель молчал, и Блейн был один в серой комнате.

Номер 323 по 19-й улице, адрес которого дал ему Рей, оказался небольшим ветхим зданием из коричневого камня неподалеку от доков. Блейн взобрался по лестнице и нажал на кнопку входной двери, обозначенной табличкой «Эдвард Дж. Франчел, предприниматель». Дверь открыл крупный, лысеющий мужчина в рубашке без пиджака.

— Мистер Франчел? — спросил Блейн.

— Это я, — ответил лысеющий мужчина, с решительной, веселой улыбкой. — Прошу вас, сэр.

Он провел Блейна в комнату, где остро пахло вареной капустой. Передняя половина помещения была обставлена как кабинет, со столом, полным бумаг, пыльным шкафом-картотекой и несколькими жесткими стульями. В глубине Блейн увидел мрачную гостиную. Где-то в недрах квартиры солидовизор ревел, воспроизводя дневную программу.

— Прошу прощения за беспорядок, — сказал Франчел, усаживая Блейна на стул. — Я никак не выберу время, чтобы перебраться в новый офис поближе к центру. Просто завалили меня заказами… Итак, сэр, чем могу быть вам полезен?

— Я ищу работу, — сказал Блейн.

— Проклятье, — чертыхнулся Франчел — Я думал, вы клиент. — Он повернулся в направлении ревущего солидовизора и заорал: — Алиса, выключи эту адскую машину!

Он подождал, пока сила звука немного не уменьшилась, потом повернулся к Блейну.

— Дружище, если дела вскорости не поправятся, мне придется снова вернуться в кабину самоубийц у Кони. Работу, значит, ищешь?

— Да. Рей Мелхилл посоветовал мне спросить у вас.

Франчел оживился.

— А как дела у Рея?

— Он умер.

— Ай-яй-яй — сказал Франчел. — Хороший был парень, немного сорвиголова только. Он работал у меня пару раз, когда пилоты бастовали. Не желаете ли выпить?

Клеим кивнул. Франчел подошел к шкафу-картотеке и вытащил бутылку пшеничного виски. На этикетке было написано «СЕЛЕНИТКА». Он отыскал два небольших стаканчика и наполнил их с шиком бывалого человека.

— За покойного Рея, — сказал Франчел — Наверное, его «упаковали»?

— «Упаковали» и «доставили», — сказал Блейн — Я только что говорил с ним через Спиритический коммутатор.

— Ага, так ему удалось пробраться на Порог! — с восхищением заметил Франчел. — Дружище, чтобы нам так всегда везло. Значит, тебе нужна работа? Так, возможно, я смогу помочь. Ну-ка, встань.

Он обошел Блейна вокруг, потрогал бицепсы, провел пальцем по могучим мышцам плеч. Он остановился перед Блейном, кивнул сам себе, опустив глаза, потом стремительно ударил его в лицо. Правая рука Блейна мгновенно взлетела вверх, вовремя блокируя удар.

— Хорошее сложение, отличные рефлексы, — одобрил Франчел. — Думаю, ты подойдешь. С оружием умеешь обращаться?

— Не очень, — признался Блейн. Что за работу ему хотят предложить? — Только… со старинными видами. Винчестер, кольт.

— Серьезно? — спросил Франчел. — Ты знаешь, я всегда испытывал страсть к пулевому оружию. Но на охоте запрещено как лучевое, так и пулевое оружие. Что ты еще знаешь?

— Могу работать штыком, — сказал Блейн, представив, как хохотал бы его сержант — инструктор, услышав такую похвальбу.

— Умеешь? Выпады, парирование и все такое? Будь я проклят, а я-то считал, что искусство штыкового боя совсем забыто. Ты первый за пятнадцать лет. Парень, считай, что тебя приняли.

Франчел склонился над столом, нацарапал адрес на листке и протянул его Блейну.

— Приходи завтра по этому адресу на инструктаж. Ты получишь обычную для охотника плату — двести долларов плюс пятьдесят долларов за каждый рабочий день. Собственное оружие у тебя есть? Ладно, я подберу тебе винтовку, но ее стоимость будет вычтена из твоей платы. И я получаю десять процентов с общей суммы. Согласен?

— Ладно, — сказал Блейн — Вы не могли бы объяснить поподробнее, что это за охота?

— Нечего тут объяснять. Обыкновенная охота. Но держи язык за зубами. Я не уверен, разрешено ли это еще законом. Хоть бы Конгресс наконец навел порядок с этим актом о самоубийстве и разрешенном убийстве. Полная неразбериха получается.

— Конечно, — согласился Блейн.

— Юридическую сторону вам, наверное, объяснят на инструктаже. Там будут остальные охотники, и Жертва расскажет вам все, что нужно. Передай от меня привет Рею, если будешь с ним еще говорить. Скажи, мне жаль, что его «упаковали».

— Я передам, — пообещал Блейн. Он решил не задавать больше вопросов, опасаясь, что его невежество будет стоить ему работы. Что бы это ни была за охота, его тело и он сам наверняка справятся с ней. А работа — любая работа — была ему сейчас необходима для самоуважения, а также для похудевшего бумажника.

Он поблагодарил Франчела и ушел. Вечером он заказал дорогой ужин, потом купил несколько журналов. Сознание того, что он нашел работу, поднимало настроение. Наконец-то он найдет себе место в этом веке!

Радость его была несколько омрачена, когда он мельком взглянул на стоявшего неподалеку от отеля мужчину. Мужчина смотрел на Блейна. У него было белое лицо и безмятежные глаза Будды, и одежда висела на нем, как на огородном пугале. Это был зомби.

Блейн поспешил скрыться от греха подальше в отеле. В конце концов, смотреть никому ни на кого не возбраняется, даже зомби.

И тем не менее до самого утра его мучили кошмары. Рано утром на следующий день Блейн направился по 42-й авеню к автобусной остановке, чтобы не опоздать на инструктаж. Пока он ждал, на противоположной стороне улицы возник какой-то шум.

Прямо посреди заполненного прохожими тротуара остановился человек. Он бессмысленно смеялся. Люди начали сторониться его. Ему было лет пятьдесят, как решил Блейн, он носил твидовый солидный костюм, очки и был немного полноват. Он нес небольшой портфель и выглядел в точности как десять миллионов других деловых людей.

Внезапно он перестал смеяться. Он раскрыл молнию на портфеле и вытащил два длинных, слегка изогнутых кинжала. Портфель полетел в сторону, за ним последовали очки.

— Берсеркер! — закричал кто-то. Мужчина, сверкая кинжалами, бросился на прохожих. Послышались вопли ужаса, толпа расступилась перед ним.

— Берсеркер, берсеркер!

— Вызовите полицию!

— Берегитесь, берсеркер!

Какой-то мужчина уже упал на тротуар, прижимая рукой рану на плече и ругаясь. Лицо берсеркера стало красным, изо рта брызгала слюна. Он еще глубже внедрился в густую толпу, и люди сбивали друг друга с ног, пытаясь убежать от него. Взвизгнула женщина, которую толкнули, и груз пакетов, что она несла, рассыпался по тротуару.

Берсеркер взмахнул зажатым в левой руке кинжалом, не попал в нее и бросился дальше.

Появились полицейские в голубой форме, шесть или восемь человек, в их руках блестел металл оружия. — Всем лечь! — закричал один из них — На землю! Всем лечь!

Движение остановилось. Люди на той стороне улицы, где бесчинствовал берсеркер, бросились на тротуар. На той стороне, где стоял Блейн, люди тоже опустились на землю.

Девочка с веснушками, лет двенадцати, потянула Блейна за руку.

— Мистер, ложитесь! Сейчас будут стрелять!

Блейн опустился на тротуар рядом с ней. Берсеркер повернулся и теперь мчался на полицейских, вопя и размахивая кинжалами.

Трое полицейских выстрелили одновременно, их пистолеты выбросили бледные желтоватые лучи, вспыхнувшие красным, когда они вошли в тело берсеркера. Он закричал, одежда на нем задымилась, он попытался убежать.

Луч ударил прямо в его спину. Он бросил оба кинжала в полицейских и рухнул на тротуар.

Рядом, шумя винтами, приземлился каптер скорой помощи, в него погрузили тело берсеркера и получивших ранение прохожих. Полицейские начали разгонять собравшуюся вокруг толпу.

— Ладно, ребята, расходитесь. Все кончилось. Расходитесь!

Толпа начала рассасываться. Блейн поднялся на ноге и отряхнулся.

— Что это было? — спросил он.

— Вот глупый, это же берсеркер, — сказала девочка с веснушками. — Ты что, не видел?

— Видел. И много здесь таких?

Она гордо кивнула.

— В Нью-Йорке берсеркеров больше, чем в любом другом городе в мире, кроме Манилы, там их называют амоками. Но это то же самое. У нас их появляется примерно пятьдесят человек в год.

— Больше, — сказал прохожий. — Наверное, семьдесят или восемьдесят. Но этот был совсем уж вялый.

Небольшая толпа собралась вокруг Блейна и девочки. Они обсуждали нападение почти так же, как в родном веке Блейна обсуждали автомобильную катастрофу.

— Сколько он успел?

— Человек пять, и думаю, ни одного не убил.

— Да, времена не те, — сказала старушка. — Вот когда я была еще маленькой, их так просто было не остановить. Вот это были берсеркеры.

— Этот неудачное место выбрал, — сказала девочка с веснушками. — На 42-й полно «голубых рубашек». Не успел он начать, как его уже прокололи.

К ним подошел здоровенный полицейский.

— Ладно, ребята, кончайте. Потеха кончилась, проходите.

Толпа разошлась. Блейн сел в свой автобус. Почему, думал он, пятьдесят или даже больше человек в Нью-Йорке становятся берсеркерами? Чисто нервное напряжение? Безумная форма индивидуализма? Бессмысленное правонарушение?

Это ему тоже придется выяснить среди прочих загадочных вещей и явлений в мире 2110 года.

Указанный Блейну адрес привел его в фешенебельную квартиру в небоскребе на Парк-авеню. Лакей провел его в просторную комнату, где длинным рядом были установлены стулья. Места на них занимала дюжина громкоголосых, крепких, бывалого вида мужчин, небрежно одетых и слегка стесненно чувствовавших себя в таком роскошном окружении. Большинство из них знали друг друга.

— Эй, Отто! Опять решил поохотиться?

— Ага. Деньжата кончились.

— Я знал, что ты вернешься, старый пес. Привет, Тим!

— Привет, Бьорн. Это моя последняя охота.

— Ну да. До следующего раза, значит.

— Нет, я серьезно. Я покупаю глубоководную ферму в Северо-Атлантической впадине. Мне нужен последний взнос.

— Пропьешь ты свой взнос.

— Нет, на этот раз все.

— Эй, Тезей! Как твоя ударная рука?

— Неплохо, Чико. А у тебя?

— Ничего, малыш.

— А вот и Сэмми Джоунс, он как всегда последний.

— Но я не опоздал ведь?

— На десять минут. А где твой напарник?

— Слито? Помер. В охоте на Астуриаса.

— Сурово. Страховка была?

— Вряд ли.

В комнату вошел мужчина и объявил:

— Джентльмены! Прошу внимания!

Он вышел на середину комнаты и, уперев руки в бока, остановился перед шеренгой охотников. Это был среднего роста, мускулистый мужчина в брюках для верховой езды и рубашке с открытым воротом. У него были маленькие, тщательно подстриженные усики и пристальные голубые глаза, смотревшие с загорелого тонкого лица. Несколько секунд он рассматривал охотников, которые тем временем покашливали и переминались с ноги на ногу. Наконец он сказал:

— Доброе утро, джентльмены. Я — Чарльз Халд, ваш работодатель и Жертва. — Он подарил им холодную улыбку. — Сначала касательно легальности нашего предприятия. В самый последний момент возникла некоторая неопределенность. Мой адвокат тщательно ознакомился с вопросом и сейчас даст пояснения. Мистер Дженсен, прошу!

Невысокий, нервного вида человек вошел в комнату, поправил очки на носу и прокашлялся.

— Да, мистер Халл. Джентльмены, что касается настоящего статуса охоты: в соответствии с пересмотром Акта о Самоубийстве от 2102 года, каждый человек, имеющий послежизненную страховку, имеет право выбирать любой способ смерти для себя, любое время и место, исключая чрезмерно жестокие и неестественные способы. Причина законности этого фундаментального «права на смерть» очевидна: суд не рассматривает физическую смерть тела, как смерть таковую, поскольку она не влечет гибель сознания. Учитывая эти обстоятельства, смерть тела имеет в глазах закона не большее значение, чем заноза в пальце на ноге. Тело, в соответствии с последним вердиктом Высшего Суда, рассматривается как придаток сознания, которое имеет право освободиться от него по своему усмотрению.

Во время объяснения Халл прохаживался по комнате быстрыми кошачьими шагами. Теперь он остановился и сказал:

— Благодарю вас, мистер Дженсен. Таким образом, вопрос о моем праве на самоубийство не вызывает сомнений. Также нет ничего противозаконного в том, что я выбираю одного или нескольких лиц в качестве помощников, дабы они исполнили это право вместо меня. И ваши действия, таким образом, рассматриваются как законные в соответствии с параграфом о Разрешенном Убийстве из Акта о Самоубийстве. Все хорошо и прекрасно. Единственное сомнение вызывает последнее дополнение к этому Акту.

Он кивнул мистеру Дженсену.

— В дополнении говорится: человек имеет право избрать для себя смерть в любое время, в любом месте и любыми способами ее осуществить, если таковая не причиняет физического ущерба посторонним.

— Вот, — сказал Халл, — в чем вся загвоздка. Итак, охота является законным вариантом самоубийства. Время и место установлены. Вы, охотники, преследуете меня, Жертву, я убегаю. Вы ловите меня, убиваете. Отлично! За исключением…

Он повернулся к юристу.

— Мистер Дженсен, вы можете выйти. Я не хочу вас впутывать.

Когда адвокат вышел, Халд сказал:

— За исключением того, что я буду вооружен и попытаюсь убить кого-нибудь из вас. Или вас всех. И это противозаконно.

Халл изящно опустился в кресло.

— Преступление, конечно, совершаю я, а не вы. Я нанял вас, чтобы вы меня убили. У вас не было даже понятия, что я попытаюсь защищаться. Это все фикция, конечно, но она спасет вас от соучастия в преступлении. Если я буду застигнут в тот момент, когда буду убивать одного из вас, я понесу суровое наказание. Но меня не застигнут. Один из вас убьет меня, и таким образом я буду вне досягаемости человеческих законов. Если же мне так не повезет, что я убью вас всех, тогда я совершу самоубийство старомодным способом, с помощью яда. Но это будет для меня большим разочарованием. Надеюсь, что вы этого не допустите. Есть вопросы?

Охотники переговаривались между собой:

— Экий разговорчивый паразит.

— Оставь, все Жертвы так говорят.

— Думает, что лучше нас, болтливая рожа.

— Посмотрим, как он запоет на кончике лезвия.

Халл холодно усмехнулся.

— Отлично. Я думаю, ситуация всем ясна. Так, теперь каждый пусть назовет свое оружие.

Один за другим охотники называли свое оружие:

— Булава.

— Сеть и трезубец.

— Копье.

— Боло.

— Ятаган.

— Винтовка со штыком, — сказал Блейн, когда подошла его очередь.

— Меч.

— Алебарда.

— Сабля.

— Благодарю, джентльмены, — сказал Халд. — Я буду вооружен рапирой и, естественно, без лат. Мы встретимся в воскресенье, на рассвете, в моем поместье. Дворецкий вручит каждому указание, как туда добраться. Пусть боец со штыком останется. Все остальные свободны, до свидания.

Охотники покинули комнату. Халл сказал:

— Штык — необычное оружие. Где вы научились владеть?

Блейн поколебался, потом ответил:

— В армии, с 1943 по 1945 год.

— Вы из прошлого?

Блейн кивнул.

— Интересно, — заметил Халл без особых признаков заинтересованности. — Тогда, как мне кажется, это ваша первая охота?

— Да.

— Мне кажется, что вы неглупый человек. Думаю, у вас были собственные причины, заставившие избрать такое небезопасное занятие и, к тому же, не очень уважаемое?

— Мне нужны деньги, — сказал Блейн — и я не мог найти другой работы.

— Естественно, — согласился Халл, словно он знал это с самого начала. — И вы решили пойти в охотники. Но это непростое занятие, и охотиться на этого зверя, на Человека, может не каждый. Требуются особые умения, и не последнее из них — это способность убивать. Вы считаете, что обладаете таким талантом?

— Я так думаю, — ответил Блейн, хотя на самом деле он над этом вопросом еще не задумывался.

— Интересно, — протянул Халл. — Несмотря на вашу воинственную внешность, вы не производите такого впечатления. А вдруг окажется, что вы не в состоянии убить меня? Вдруг вас охватят сомнения в самый решающий момент, когда сталь ударит о сталь?

— Посмотрим, — сказал Блейн.

Халл кивнул в знак согласия.

— Я тоже так думаю. Возможно, глубоко внутри вас тлеет искра убийцы. Возможно, что нет. Это сомнение прибавит нашей игре остроты — хотя может оказаться, что у вас не будет времени ею насладиться.

— Это моя забота, — сказал Блейн, которому этот элегантный и многословный наниматель уже страшно надоел. — Можно задать вам вопрос?

— Считайте, что я весь к вашим услугам.

— Благодарю. Почему вы решили умереть?

Халл уставился на него, потом взорвался смехом.

— Теперь я действительно вижу, что вы из прошлого. Ну и вопрос!!!

— Вы можете ответить на него?

— Конечно, — сказал Халл.

Он откинулся на спинку кресла, и его глаза приняли задумчивое выражение человека, формулирующего мысль.

— Мне сорок три года, и жизнь для меня пуста. У меня есть состояние, и я не привык в чем-то себе отказывать. Я экспериментировал, сравнивал, смеялся, рыдал, любил, ненавидел, пил мед и вино — и я уже сыт всем, всем. Я испробовал все, что Земля могла мне предложить, и я предпочитаю теперь не повторяться. В дни молодости мне представлялась наша зеленая планета, обегающая буйное желтое светило, как некая сокровищница, шкатулка наслаждений, неисчерпаемых в своем разнообразии и бесконечных в своем воздействии на мои неутолимые страсти. Но вот теперь я стал свидетелем конца новизны ощущений. И теперь я вижу, с каким самодовольством буржуа наша жирненькая Земля лениво обращается вокруг безвкусно-яркого солнца. И воображаемая бездонная сокровищница радостей земных кажется мне теперь раскрашенной детской коробкой для игрушек. Нервы слишком быстро притупляют чувствительность к любому наслаждению.

Халл бросил на Блейна взгляд, чтобы проверить, какой произвели его слова эффект, и продолжил:

— Скука простирается передо мною словно бесконечная безводная равнина… И я предпочитаю не мучиться скукой. Я делаю выбор, я двигаюсь дальше, я хочу испытать последнее великое приключение этого мира — Смерть. Я пройду в эти врата послежизни. Вы меня понимаете?

— Конечно, — сказал Блейн, которого позерство Халла раздражало, но в то же время производило некоторое впечатление. — Но к чему спешить? Возможно, в жизни еще найдутся приятные вещи? А смерть назад уже не повернешь. Зачем ее торопить?

— Вот слова истинного оптимиста из XX века, — со смехом сказал Халд. — Жизнь — это серьезно, жизнь — это все. В ваши дни действительно приходилось считать, что жизнь серьезная вещь. Что же у вас еще оставалось? Кто из вас действительно верил в послежизнь?

— Это не меняет сущности моего вопроса, — сказал Блейн, ненавидя ту рациональную, осторожную, тяжеловесную позицию, которую ему пришлось принять.

— Наоборот! Перспективы жизни и смерти в наши дни изменились. Вместо прозаического совета Лонгфелло мы следуем прозаическому совету Ницше — умрите в нужное время! Разумные люди не цепляются за последнюю возможность жить, как утопающий за обломок шлюпки. Они знают, что жизнь их тела — это лишь малая доля человеческого существования. Почему бы им в таком случае не ускорить конец телесной фазы, если им так хочется? Почему бы этим способным ученикам не перескочить класс или два в этой школе? Только трусы, глупцы и тупицы цепляются за каждую секунду существования на Земле.

— Трусы, глупцы и тупицы, — повторил Блейн — И те невезучие, кому не по карману страховка корпорации «МИР ИНОЙ».

— Состояние и общественное положение имеют свои преимущества, — сказал Халл со слабой усмешкой, — и налагают свои обязанности. Одна из таких обязанностей — необходимость умереть в нужное время, пока ты не стал помехой своим собратьям и ужасом для себя самого. Но свершение смерти — это не привилегия отдельного класса или образа воспитания. Это благородная обязанность каждого человека, его рыцарский долг, величайшее событие в его жизни. И каким образом он проявит себя в этом деле — опасном и предпринимаемом в одиночку, — такова и будет его ценность как человека.

Голубые глаза Халла сверкали. Он сказал:

— Я не намерен встретить это решающее событие в мягкой постели. Я не желаю, чтобы скучная, глупая смерть пробралась ко мне в облачении сна. Я предпочитаю умереть… в бою!

Блейн не смог удержаться от того, чтобы кивнуть в знак согласия, и с сожалением вспомнил о своей прозаической смерти. Автомобильная авария! Как глупо и обычно! Каким странным, благородным, мрачным казался выбор Халла. Претенциозно, конечно, но сама жизнь в бесконечной вселенной мертвой материи — это уже претенциозность. Халл напомнил ему древнего японского дворянина, спокойно нагибающегося, чтобы совершить церемонию харакири, чтобы подчеркнуть важность жизни в самом выборе смерти. Но харакири — это был пассивный восточный обычай, а Халл избрал чисто западный способ смерти — жестокий, деятельный, ликующий.

С одной стороны, это было восхитительно. С другой — глупо до раздражения, с точки зрения человека, выбирающего способ умереть.

— Но те охотники, которые погибнут в бою с вами, — они ведь еще не готовы умереть, и послежизнь им не светит.

Халл пожал плечами.

— Они сами выбрали этот опасный образ жизни. Как говорил Ницше, они избрали риск и опасность и играют в кости со смертью. Блейн, вы передумали?

— Нет.

— Тогда до встречи в воскресенье.

Блейн направился к двери, где взял у дворецкого листок с указаниями и, уже выходя, повернулся к Халлу:

— Кажется, вы упустили одну возможность.

— Какую именно? — спросил Халл.

— Вы не могли прийти раньше к этой мысли, я думаю, — сказал Блейн. — Вдруг все это — научно доказанная послежизнь, голоса мертвых, призраки — все это только гигантская мистификация, обман в целях наживы, устроенный корпорацией «МИР ИНОЙ»?

Халл застыл на месте. Когда он заговорил, в голосе его чувствовалась злость:

— Это совершенно невозможно. Только совершенно невежественному человеку могла прийти в голову такая мысль.

— Возможно, — сказал Блейн — Но представьте, в каких дураках вы окажетесь, если это действительно так! До свидания, мистер Халл.

Он ушел, радуясь, что хотя бы на минуту испортил настроение этому лощеному смазливому демагогу, и чувствуя одновременно печаль от того, что его собственная смерть была такой обыкновенной, рядовой, скучной.

На следующий день Блейн отправился в контору Франчела, где получил винтовку, штык, охотничью форму и рюкзак. Ему выдали половину платы авансом, с вычетом десяти процентов комиссионных, стоимости винтовки и прочих принадлежностей. Деньги были весьма кстати, потому что у него оставалось к этому времени всего три доллара и мелочь.

Он зашел в Спиритический коммутатор, но от Мелхилла не было новых сообщений. Блейн вернулся в свой номер и до вечера практиковался в выпадах и отражениях.

Вечером он обнаружил, что мысль о предстоящей завтра охоте совсем не тешит его и даже вызывает тревогу и напряжение. Он направился в небольшой вестсайдский коктейль-бар, обставленный под типичный бар XX века. Здесь был устроен настоящий бар-стойка из темного полированного дерева, расставлены деревянные же стулья, сделаны кабинки, медные поручни, и на полу были насыпаны мокрые опилки. Он проскользнул в одну из кабинок и заказал пиво.

Мягко помаргивали традиционные неоновые светильники, и подлинный антикварный «музыкальный автомат» наигрывал сентиментальные мелодии Гленна Миллера и Бенни Гудмена. Блейн сидел ссутулившись над стаканом пива и задавал себе вопрос — кто он и что он.

Неужели это действительно он взялся за работу охотника, убийцы?

Что же тогда случилось с Томасом Блейном, бывшим конструктором яхт, бывшим любителем стереозаписей классической музыки, бывшим читателем хороших книг, бывшим любителем хороших пьес? Что случилось с этим счастливым, тихим, ироничным, совсем не агрессивным человеком?

Нет, тот человек, находясь в своем бывшем изящном худощавом теле, никогда не взялся бы за ремесло убийцы! Не взялся бы?

Неужели тот привычный Блейн, о котором он теперь вздыхает, был покорен этим большим мускулистым, быстрым в реакциях телом борца, которое он получил? Было ли во всем виновато тело — со своей особой системой гормональных желез, воздействовавших на кровяной поток, со своим особенным мозгом, особенной нервной системой, своими сигналами и реакциями, — было ли это тело виновато в том, что его владелец встал на путь убийцы?

Блейн потер глаза и сказал себе, что он просто спит с открытыми глазами и снится ему всякая чепуха. Истина была простой: он погиб по вине не зависящих от него обстоятельств, был возрожден в будущем, и оказался пригодным лишь для работы охотника. Что и следовало доказать.

Но это разумное объяснение не удовлетворило его, и времени искать хитро уклоняющуюся правду у него больше не было.

Он больше не был отстраненным наблюдателем жизни в 2110 году. Он стал участником, актером, а не зрителем, и должен теперь играть. В необходимости действовать крылась особая прелесть, она рождала собственную минутную правду. Тормоза были выключены, и машина марки Блейн мчалась вниз по крутому склону горы Жизнь. Быть может, сейчас это последний момент, когда он может еще подумать, взвесить, оценить выбор…

Но было поздно. Какой-то человек скользнул на стул напротив Блейна, будто тень по лику мира. На Блейна смотрело белое и бесстрастное лицо зомби.

— Добрый вечер, — сказал зомби.

— Добрый вечер, — спокойно сказал Блейн. — Хотите выпить?

— Нет, спасибо. Мой организм плохо переносит стимуляцию.

— Мне очень жаль, — сказал Блейн. Зомби пожал плечами.

— У меня уже есть имя. Я решил называть себя Смит, пока не вспомню настоящее имя. Смит. Вам нравится?

— Хорошее имя — сказал Блейн.

— Спасибо. Я ходил к врачу, — сказал Смит. — Он сказал, что тело у меня совсем плохое. Нет жизненной энергии, нет сопротивляемости.

— И ничем нельзя помочь?

Смит покачал головой.

— Это уже не тело, это зомби. Я занял его слишком поздно. Доктор говорит, у меня осталось несколько месяцев, не больше.

— Очень плохо, — сказал Блейн, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, стоило ему взглянуть на зловещее, с неподвижными чертами, с серо-свинцовой кожей лицо Смита и его внимательные глаза Будды. Смит, расслабленно сидевший на стуле, выглядел ужасно неестественно в грубой рабочей одежде, он недавно побрился и от него сильно пахло лосьоном. Но в нем произошли перемены. Блейн уже мог заметить, что ранее мягкая кожа стала сухой, появились морщины вокруг глаз, носа и рта, складки на лбу, напоминавшие трещины в высохшей старой коже. И, как показалось Блейну, с резким запахом лосьона смешивался едва заметный запах распада.

— Что ты хочешь от меня? — спросил Блейн.

— Не знаю.

— Тогда оставь меня в покое.

— Я не могу, — виновато сказал Смит.

— Ты хочешь меня убить? — Во рту у Блейна стало сухо.

— Не знаю! Не могу вспомнить! Убить тебя, защитить, покалечить, полюбить… я еще не знаю! Но я скоро вспомню, Блейн, я обещаю!

— Оставь меня в покое, — повторил Блейн, мускулы его напряглись.

— Не могу, — сказал Смит. — Разве ты не понимаешь? Я никого не знаю, кроме тебя. В буквальном смысле никого! Я не знаю этого мира, ни одного человека в нем, ни одного лица. У меня пропала память. Ты моя единственная зацепка, центр моего существования, единственный его смысл.

— Замолчи!

— Но это так! Ты думаешь, мне нравится таскать эту развалину по улицам? К чему мне жизнь без надежды на будущее и без памяти о прошлом? Смерть и то лучше! Жизнь — это вонючая, разлагающаяся плоть, а смерть — чистый дух! Я думал о смерти, мечтал о ней, о прекрасной бесплотной смерти! Одно меня останавливает. Это ты, Блейн. Лишь это заставляет меня тянуть лямку.

— Уйди отсюда, — сказал Блейн, горло ему сводила судорога тошноты.

— Ты — солнце, звезды, моя Земля, вся моя вселенная, моя жизнь, мои друзья, враги, любимые, убийцы, жена, дети, отец, муж…

Кулак Блейна ударил Смита в скулу. Зомби был отброшен на стенку кабины. Выражение его лица не изменилось, но на серой коже щеки появился большой багровый кровоподтек.

— Один — ноль, — пробормотал Смит. Рука Блейна, занесенная для второго удара, опустилась. Смит встал на ноги.

— Я ухожу! Будь осторожен, Блейн. Погоди умирать! Ты мне нужен. Скоро я вспомню и приду к тебе.

Вяло шевеля ногами, с кровоподтеками на неподвижном лице, Смит вышел из бара.

Блейн заказал двойное виски и долго сидел над рюмкой, пытаясь унять дрожь в руках.

За час до рассвета Блейн прибыл в поместье Халла на загородном автобусе. На нем была традиционная форма охотников: рубашка и брюки цвета хаки, ботинки на резиновой подошве и широкополая шляпа. На одном плече у него висел рюкзак, через второе он перекинул винтовку и штык в пластиковом чехле.

У ворот его встретил слуга и проводил к приземистому обширному особняку. Блейн узнал, что поместье Халла состоит из девяноста акров лесистой местности в горах Андирондака, между Киином и Элизабеттауном. Здесь, рассказал ему слуга, совершил самоубийство отец Халла, в возрасте пятидесяти одного года, лишив при этом жизни шестерых охотников, прежде чем охотник с саблей не отсек ему голову. Какая славная смерть! А вот дядя Халла, с другой стороны, предпочел берсеркерствовать в своем любимом Сан-Франциско. Полицейские стреляли в него двенадцать раз, прежде, чем он упал, и он успел покончить с семью прохожими. В газетах много писали об этом подвиге, а полный отчет о деянии сохраняется в анналах семьи.

Это все из-за разницы в темпераментах, объяснял говорливый старый вассал. Одни люди, вроде дядюшки, имеют характер веселый, любят хорошую шутку и предпочитают умереть в толпе, привлекая к факту своей смерти определенное внимание. Другие, как нынешний молодой мистер Халл, более склонны к одиночеству и общению с природой.

Блейн вежливо кивал в ответ на интересный рассказ и был тем временем отведен в большую, просто обставленную комнату, где собирались прибывающие охотники. Они пили кофе и наводили последний глянец на остро отточенных лезвиях своего оружия. Сверкали голубое лезвие алебарды и серебристое лезвие меча, отблески играли на полированном наконечнике копья, и морозные искры мерцали на шипах дубинки и «утренней звезды». На первый взгляд Блекну все это напоминало сцену из времен средневековья. Но потом он решил, что больше это напоминает приготовления к съемке фильма.

— Бери себе стул, друг, — сказал ему алебардист. — Добро пожаловать в Добровольное общество защиты мясников, работников скотобоен и свободных убийц. Меня зовут Сэмми Джоунс, я — лучший алебардист в Америке и в Европе тоже, наверное.

Блейн сел, и его представили остальным охотникам. Здесь собрались представители полудюжины национальностей, хотя общим языком был английский.

Сэмми Джоунс был приземистым, черноволосым человеком с бычьей шеей, соответствующими плечами, одетым в заплатанную и выцветшую полотняную рубашку-хаки и такие же брюки. На его грубо вылепленном лице виднелось несколько старых охотничьих шрамов.

— Первая охота? — спросил он, бросив взгляд на новенькую, выглаженную форму Блейна.

Блейн кивнул, снял с винтовки чехол и присоединил штык на место. Он проверил, как штык держится, укоротил ремень и снова отсоединил штык.

— Ты и вправду умеешь обращаться с этой штуковиной? — спросил Джоунс.

— Конечно, — сказал Блейн с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал.

— Тогда хорошо. Парни вроде этого Халла чуют слабого брата. Они их и стараются в первую очередь повыбивать.

— Сколько обычно продолжается охота? — спросил Блейн.

— Да вот, — сказал Джоунс, — самая длинная, в которой я участвовал, продолжалась восемь дней. Это на Астуриаса, там погиб мой напарник Слито. Обычно хорошая команда может пригвоздить Жертву за день или два. Это зависит от того, как сильно он хочет умереть. Некоторые стараются тянуть как можно дольше. Прячутся по оврагам, по пещерам, собаки, и приходится лезть за ними, и каждую секунду рискуешь получить удар. Вот так и со Слито случилось. Но Халл вроде на такого не похож. Он думает умереть как большой герой, стальной, значит, человек. Будет, значит, крутиться вокруг, чтобы побольше нашего брата продырявить этой своей железкой от вертела.

— Похоже, вы его не одобряете, — сказал Блейн. Джоунс удивленно поднял густые брови:

— А чего делать из смерти Бог знает что? А вот и сам наш великий герой пожаловал.

Халл вошел в комнату, облаченный в элегантную шелковую рубашку защитного цвета, на шее у него был свободно повязан белый шелковый платок. Он нес легкий рюкзак, и к одному плечу его была пристегнута тонкая, зловещего вида рапира.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал он. — Оружие наточено, рюкзаки уложены, и шнурки крепко завязаны, так? Отлично!

Халл подошел к окну и отодвинул занавес.

— Взгляните на первый луч зари, славный предвестник нашего грозного владыки Солнца, что будет править погоней. Сейчас я вас покину. Слуга сообщит вам, когда истекут дарованные мне в качестве форы полчаса. Тогда можете начинать погоню и убить меня, как только сможете быстро. Если сможете! Территория поместья огорожена. Я буду оставаться в пределах этой ограды, тоже должны делать и вы.

Халл кивнул им и быстро вышел из комнаты своей ловкой походкой.

— Боже, вот ненавижу этаких павлинов! — громко сказал Сэмми Джоунс, когда дверь затворилась. — И все они на один лад, все. Строят из себя этаких героев. Знали бы они, какими чертовскими дураками они выглядят для меня. Я-то побывал уже на двадцати восьми таких парадах.

— Зачем вы охотитесь? — спросил его Блейн. Сэмми Джоунс пожал плечами.

— У меня отец был алебардист, и научил меня этому делу. Больше я ничего не умею.

— Вы могли бы изучить какое-нибудь ремесло. — сказал Блейн.

— Наверное, мог бы. Да вот только мне нравится убивать таких джентльменов-аристократов. Я ненавижу каждого богатого подонка, с его страховкой, которая не по карману бедняку. Я убиваю их с удовольствием, и, если бы у меня были деньги, я сам бы платил за такую возможность.

— А Халлу нравится убивать бедняков, таких, как ты, — сказал Блейн. — Это грустный мир.

— Нет, просто честный, — сказал Сэмми Джоунс. — Ну-ка, встань, я как следует прилажу тебе рюкзак.

Покончив с этим, Сэмми Джоунс сказал:

— Слушай, Том, почему бы нам не держаться вместе? Взаимовыручка, а?

— То есть, ты меня будешь оберегать, так получается? — сказал Блейн.

— Тут ничего такого нет, — сказал серьезно Джоунс — Каждая сложная профессия дается не сразу. Сначала нужно поучиться, потом попробовать самому. А кто тебя научит лучше меня?

— Спасибо, — ответил Блейн — Я постараюсь хорошо прикрывать свою сторону.

— Отлично, ты справишься. Теперь смотри. Халл фехтовальщик, а у них есть свои приемы, я тебе по дороге расскажу. Когда он…

В этот момент вошел слуга, в руке он держал старинный хронометр в фигурном корпусе. Когда фигурная стрелка дошла до 12, он резко поднял голову и обратился к охотникам.

— Джентльмены, — сказал он, — время форы истекло. Начинайте погоню.

Охотники всей толпой высыпали наружу, в туманное серое утро. Тезеус, следопыт, со своим трезубцем на плече, сразу обнаружил след. Он вел вверх по склону, к окутанным туманом горам.

Развернувшись цепью, охотники двинулись вверх по склону.

Скоро лучи только что вставшего солнца рассеяли туман. Тезей потерял след, когда они вышли на голую гранитную площадку. Охотники еще больше растянулись ломаной цепью и продолжали медленный подъем.

В полдень человек с мечом заметил на ветке колючего кустарника клочок шелковой, защитного цвета ткани. Несколько минут спустя Тезей обнаружил во мху отпечаток подошвы. Следы вели вниз, в узкую, густо заросшую лесом долину. Охотники с энтузиазмом устремились вперед.

— Вот он! — закричал кто-то.

Блейн стремительно повернулся и увидел, как примерно в пятидесяти ярдах справа от него вперед вырвался человек с «утренней звездой». Это был самый молодой охотник, смуглый самоуверенный сицилиец. Оружие его состояло из толстой ясеневой рукояти, к которой была прикреплена цепь в фут длиной. На конце цепи качался тяжелый шипастый шар, «утренняя звезда». Он крутил цепь с шаром над головой и что-то громко пел.

Сэмми Джоунс и Блейн помчались в его направлении. Они увидели, как из кустов выскочил Халл с обнаженной рапирой в руке. Сицилиец прыгнул на него и нанес удар, который мог перебить дерево. Халл чуть присел и сделал выпад.

Человек с «утренней звездой» захрипел, острие рапиры пронзило ему горло. Он упал. Халд уперся ногой ему в грудь, освободил рапиру и снова исчез среди подлеска.

— Я всегда говорил, что «утренняя звезда» никчемное оружие, — сказал Сэмми Джоунс. — Очень неудобное. Если сразу не попадешь, на второй удар времени не останется.

Сицилиец был мертв. Следы Халла, пробиравшегося через подлесок, были хорошо видны. Они пустились в погоню, остальные охотники последовали за ними, вместе с теми, что шли ранее на флангах.

Скоро они опять вышли на гранитную площадку, и след потерялся.

Они безуспешно искали Жертву до самого вечера. На закате они разбили лагерь на склоне горы, выставили дежурных и обсудили первый день охоты у маленького костра.

— Как ты думаешь, где он сейчас? — спросил Блейн.

— Да где угодно, по всему чертовому поместью — сказал Джоунс — Не забывай, он здесь каждое дерево знает. А мы здесь первый раз.

— Тогда он может прятаться от нас бесконечно долго.

— Если захочет. Но он ждет, чтобы его убили, учти. Он жаждет героической, ослепительной смерти. Поэтому он будет стараться потрошить нас, пока его не прикончат.

Блейн взглянул через плечо на темный лес.

— А вдруг он стоит сейчас там и слушает?

— Я сомневаюсь, — сказал Джоунс. — Надеюсь, часовые не заснут.

Охотники переговаривались, тесно рассевшись у догоравшего костра. Блейну захотелось, чтобы скорее наступило утро. Темнота поменяла их ролями. Охотники теперь сами превратились в жертв, которым угрожал жестокий, аморальный самоубийца, стремившийся унести с собой как можно больше других жизней. С этой мыслью Блейн задремал.

Уже перед рассветом его разбудил крик. Схватив винтовку, он вскочил на ноги, всматриваясь в темноту. Послышался второй крик, на этот раз ближе, и среди деревьев кто-то пробежал. Потом чья-то рука подбросила листьев в погасший костер.

В свете внезапно вспыхнувшего желтого пламени Блейн увидел, что в лагерь возвращается, хромая, охотник с копьем. Копье он волочил по земле за собой, в двух местах на его теле кровоточили раны, но, похоже, не смертельные.

— Вот подонок, — всхлипнул копьеносец. — Вот вшивый подонок.

— Ничего, Чико — сказал один из охотников, разорвав рубашку копьеносца, чтобы обработать и забинтовать раны.

— Ты его достал?

— Успел убежать, — простонал копьеносец. — Я промазал.

Больше в лагере никто не спал.

Охотники начали поиск с первыми лучами зари, растянувшись редкой цепью, пытаясь отыскать следы Жертвы. Тезей нашел сломанную пуговицу, а потом полустершийся отпечаток ноги. Охотники снова изменили направление, устремившись вверх по узкому горному склону. Шедший во главе группы Отто вдруг закричал:

— Эй! Здесь! Я его вижу!

Тезей бросился к нему, за ним следовали Блейн и Джоунс. Они увидели, как пятится Халл, внимательно наблюдая за надвигавшимся на него Отто, который вращал над стриженой головой своим боло. Аргентинское лассо со свистом рассекало воздух, три металлических шарика на его конце слились в блестящий круг. Потом Отто пустил его.

Холл мгновенно бросился на землю. Боло пронеслось в дюйме над его головой, обвилось вокруг ветки дерева и сломало ее. Холл, с торжествующей ухмылкой, бросился на безоружного охотника.

Но прежде, чем он успел добраться до него, подоспел Тезей, размахивая трезубцем. Они обменялись ударами. Потом Халл стремительно повернулся и бросился бежать.

Тезей сделал выпад. Жертва завыл от боли, но продолжал бежать.

— Ты ранил его? — спросил Джоунс Тезея.

— Ага, в мясистое место, — сказал Тезей — Должно быть, самое постыдное для него ранение.

Охотники, тяжело дыша, бросились бежать вверх по склону горы. Но Жертва опять скрылся.

Они кольцом охватили сужающийся конус горы и начали не спеша стягиваться к вершине. Время от времени шум и отпечатки подошв говорили, что Жертва не вырвалась из кольца и отступает выше. Когда конус стал еще уже, они сомкнули ряд, уменьшая шансы Холла проскользнуть между ними.

К вечеру деревья — пинии и ели — стали реже. За ними показалось нагромождение гранитных валунов, а еще дальше — сама вершина.

— Вот он! — вскрикнул Бьерн.

Едва он сказал это, как Халл предпринял атаку. Выпрыгнув из-за гранитной скалы, Халл бросился на старого Бьерна, вооруженного булавой. Его рапира шипя рассекала воздух, он пытался сразу покончить с охотником и вырваться из затягивающегося аркана ловушки.

Но Бьерн не спеша отступал, тщательно парируя удары рапиры булавой, которую он держал двумя руками, наподобие длинной дубинки. Халл свирепо выругался, кинулся в бешеную атаку и едва успел уклониться от удара булавы флегматичного охотника.

Старый Бьерн шагнул ближе — слишком рано! Рапира вонзилась в его грудь и отскочила назад, словно неуловимо мелькающий язык змеи. Бьерн выронил булаву, и тело его покатилось по склону.

Но охотники уже сжали кольцо. Халл снова отступил в лабиринт валунов.

Охотники надвигались. Блейн заметил, что солнце уже село почти, в воздухе повисли вечерние тени, протянувшись среди серых скал.

— Вечереет, — сказал он Джоунсу.

— Еще с полчаса будет светло, — сказал Джоунс, прищурившись на небо. — Надо скорее кончать его. В темноте он нас перебьет по одному.

Теперь они шли быстрее, осматривая закоулки между валунами.

— Он может скатить на нас камень, — сказал Блейн.

— Только не он, — возразил Джоунс — Он слишком гордый, сукин сын.

И тут из-за высокого валуна рядом с Блейном вышел Халл.

— Ну, давай, штык, — сказал он. Блейн, высоко державший винтовку, едва успел парировать удар. Лезвие рапиры проскрежетало по стволу винтовки, чуть-чуть не попав в шею Блейна. Автоматически он отбил выпад. Тут что-то заставило его зареветь во всю силу легких, сделать выпад, потом мощный рассекающий удар, направленный в живот противнику, сопровождаемый ударом приклада, который должен был бы вышибить Жертве мозги. В этот момент Блейн больше не был цивилизованным человеком, действующим по принуждению текущей необходимости, он превратился в примитивного зверя, преследующего исполнение своей единственной цели — убивать.

Жертва с грациозной легкостью уклонился от ударов. Блейн бросился на него, от ярости потеряв остатки боевых навыков. Неожиданно его оттолкнул в сторону Сэмми Джоунс.

— Это для меня, — сказал Джоунс — Это все для меня. Халл, подходи. Попробуй пощекотать меня своим вертелом.

Халл, на лице которого ничего не отразилось, атаковал. Рапира сверкала. Джоунс стоял твердо, на полусогнутых ногах, слегка поворачивая в руках боевой топор. Халл сделал обманный выпад, потом ударил по-настоящему. Джоунс отбил удар с такой силой, что рапира согнулась, как ветка молодого дерева.

К месту схватки подошли остальные охотники. Они расселись на валунах поблизости, обмениваясь замечаниями о ходе дуэли и давая советы.

— Приколи его к скале, Сэмми!

— Нет, вниз его!

— Может, подсобить?

— Черта с два! — выкрикнул в ответ Джоунс.

— Гляди, чтобы он не ударил по пальцу, Сэмми!

— Спокойно! — ответил Джоунс.

Ярость Блейна утихла так же стремительно, как и возникла в нем, пока он наблюдал за дуэлью. Ему казалось, что топор будет неуклюжим оружием, потому что для удара требуется полный замах. Но Сэмми Джоунс крутил тяжелым боевым топором, как дирижерской палочкой. Он не замахивался со всего плеча, а бил из любого положения, одним его весом и силой ударов заставляя Халла отступать к самому краю склона. Двух бойцов, как понял Блейн, нельзя было даже сравнивать. Халл был просто талантливым любителем, убийцей-дилетантом, в то время как Джоунс был опытным профессионалом. Это было то же самое, что выпустить злую домашнюю собачку против дикого тигра.

Вершина уже погрузилась в синие сумерки, и конец наступил быстро. Сэмми Джоунс парировал удар, быстро шагнул вперед и, описав кистью с топором полукруг, ударил снизу вверх. Лезвие глубоко вошло в левый бок Халла. С криком Халл полетел вниз по крутому склону, через несколько секунд донесся звук удара.

— Заметь, где он упал, — сказал Сэмми Джоунс.

— Он наверняка помер, — возразил охотник с саблей.

— Возможно. Но по правилам мы должны убедиться.

Спускаясь с горы, они нашли обезображенное безжизненное тело Халла. Отметив его положение, чтобы труп нашла погребальная команда, они пошли к особняку.

Охотники вернулись в город все вместе и бурно отпраздновали удачу. Во время вечеринки Джоунс предложил Блейну участвовать вместе с ним в следующем предприятии.

— Я держу на прицеле одно выгодное дело, — сказал он. — Один аристократ хочет устроить парочку гладиаторских боев. Тебе придется работать копьем, но это почти что штык. Я тебя по дороге потренирую. Потом будет по-настоящему большая охота в Маниле. Пять братьев решили самоубиться вместе. Они заказали пятьдесят охотников. Что ты на это скажешь, Том?

Блейн тщательно обдумывал предложение, прежде чем ответить. Жизнь охотника казалась наиболее подходящим для него занятием из тех, что он мог найти пока что в этом мире. Ему нравилась грубоватая компания таких людей, как Сэмми Джоунс, простые, естественные мысли, активная жизнь, возможность действовать, подавляющая сомнения.

С другой стороны, в этом было что-то бессмысленное. Скитаться по Земле в качестве наемного убийцы, современной улучшенной версии прежнего наемного головореза. В опасности ради опасности ему виделось что-то бесплодное, за этим не стояла настоящая цель, стремление. Такие мысли могли бы не прийти ему в голову, если бы он действительно был тем, за кого выдавало его новое тело, но он был другим. Возникало явственное расхождение, и с ним приходилось считаться.

Кроме того, этот мир имел и другие проблемы, которые более соответствовали его индивидуальности. И он не мог отвернуться от них.

— Нет, Сэмми, извини, — сказал он.

— Ты делаешь ошибку, Том, — покачал головой Сэмми — Ты — прирожденный убийца. Ничего лучшего тебе не найти.

— Сейчас… может быть, — сказал Блейн — Я постараюсь выяснить, так ли это.

— Ладно, желаю удачи, — сказал Сэмми Джоунс. — И береги это тело. Тебе попался хороший экземпляр.

Блейн невольно моргнул.

— Разве заметно?

Джоунс усмехнулся.

— Я ведь не новорожденный, Том. И сразу могу сказать, что за человек сидит в носителе. Если бы ты родился в этом теле, то поехал бы охотиться со мной. А если твое сознание родилось в другом теле…

— То что?

— Не следовало бы тебе идти на охоту, Том, это во-первых. Это не клеится друг с другом. Лучше уж раз и навсегда выбери одну дорогу, Том.

— Спасибо, — сказал Блейн. Они пожали руки, и Блейн поехал в свой отель.

Он вошел в номер и, не раздеваясь, бросился на кровать. Когда он проснется, то позвонит Мэри. Но сначала нужно выспаться. Планы, проблемы, споры и даже сны пусть подождут. Он был измотан до предела. Он выключил свет. Через секунду он уже спал.

Спустя несколько часов он проснулся, чувствуя, что в номере произошло какое-то изменение. Было темно. Было тихо, так тихо, как не могло быть в Нью-Йорке.

Он сел в кровати и услышал, как что-то задвигалось в противоположном конце комнаты, возле умывальника.

Блейн протянул руку и дернул выключатель. В комнате никого не было. Вдруг, прямо на его глазах, эмалированная раковина умывальника поднялась в воздух. Она поднималась медленно, потом повисла без всякой опоры, как это ни казалось невозможным. В это же мгновение Блейн услышал тонкий прерывистый смех. Он сразу же понял, что его настиг полтергейст.[2] Полтергейст — призрак, производящий шум и передвигающий предметы, по-древнегречески — «шумный призрак». Осторожно выбравшись из постели, он двинулся к выходу. Повисший в воздухе умывальник неожиданно полетел прямо ему в голову. Блейн пригнулся, и умывальник вдребезги разлетелся, ударившись о стену.

Теперь начал левитировать кувшин с водой, сопровождаемый двумя массивными стаканами. Отплясывай сумасшедший танец, они двигались в сторону Блейна.

Пользуясь подушкой, как щитом, он бросился к двери. Он повернул ручку, а рядом с дверью разбился стакан. Дверь не открывалась, ее держал полтергейст.

Кувшин больно ударил по его ребрам. Второй стакан зловеще описывал круги у головы Блейна, и потому пришлось отступить к двери.

Он вспомнил, что как раз за окном есть пожарная лестница. Но полтергейст пресек эту попытку, едва Блейн двинулся с места. Занавеси неожиданно вспыхнули. Одновременно загорелась подушка в его руках, и Блейн отшвырнул ее.

— Помогите! — закричал он. — Помогите!

Полтергейст загонял его в угол комнаты. С грохотом поползла вперед кровать, блокируя путь к отступлению.

Медленно поднялся в воздух стул и замер, примеряясь к удару в голову Блейна.

И постоянно слышался тонкий, прерывистый смех, почему-то очень знакомый Блейну.

Кровать ползла на Блейна, он звал на помощь, от его мощного рева задрожали стекла в окне. Но ответом был лишь тонкий смешок полтергейста.

Неужели все люди в отеле оглохли? Почему никто не отвечает?

Потом он понял, что, до самой сути вещей, никто даже и не подумает прийти на помощь. Насилие стало в этом мире повседневным явлением, и смерть человека была его собственным делом. Полицию вызывать не будут. Уборщик наведет утром порядок в номере, и его сдадут кому-нибудь другому.

Добраться до двери он не мог. К тому же, она все равно не открывалась. Единственное, на что он мог рассчитывать, это перепрыгнуть через кровать и выскочить в окно. Если он прыгнет правильно, то попадет как раз на огражденную площадку пожарной лестницы снаружи. Если он прыгнет слишком сильно, то перелетит через поручни ограждения, а до земли останется еще три этажа.

Стул двинул его в плечо, кровать грохоча надвигалась, намереваясь прижать Блейна к стене. Блейн быстро прикинул расстояние и угол толчка, подобрался и прыгнул в окно.

Прыжок был рассчитан верно, но он не учел новейших достижений науки. Оконное стекло выгнулось наружу, как лист резины, и тут же приняло первоначальную форму. Его отбросило на стену и, оглушенный, он рухнул на пол. Подняв голову, он увидел, как тяжелый комод, вихляя, ползет к нему, начиная уже крениться.

В тот момент, когда с силой безумца полтергейст толкнул комод на Блейна, дверь, о которой он позабыл, неожиданно распахнулась. В комнату вошел Смит — черты лица зомби были, как всегда, неподвижны — и плечом удержал падающий комод.

Блейн не стал задавать вопросов. Он поднялся на ноги и уцепился за край начавшей закрываться двери. С помощью Смита ему удалось снова распахнуть ее, и оба они выскочили в коридор. Из комнаты послышался вопль, полный бессильного гнева.

Смит быстро зашагал к лестнице, сжимая рукой кисть Блейна. Они спустились в холл отеля и вышли на улицу. Лицо зомби было мертвенно-белым, не считая багрового кровоподтека от удара Блейна. Кровоподтек распух почти на половину лица, отчего оно напоминало гротескную пеструю маску Арлекина.

— Куда мы идем? — спросил Блейн.

— В безопасное место.

Они достигли старинного входа в метро, которым давно не пользовались, и начали спускаться. Спустившись на один пролет, они оказались у небольшой железной двери в потрескавшейся бетонной стене. Смит открыл дверку и поманил Блейна за собой.

Блейн заколебался, и неожиданно уловил отзвук тонкого прерывистого смеха. Полтергейст преследовал его, подобно тому, как Эвмениды[3] Эвмениды (они же Эринии) — в древнегреческой мифологии богини мщения. Преследуя преступника, лишают его рассудка. некогда преследовали своих жертв на улицах древних Афин. Он может оставаться в солнечном верхнем мире, но его будет мучить безумный призрак. И он может сойти вниз вместе со Смитом, ступить сквозь железную дверь в темноту за нею, где в подземном мире его ждет совсем неопределенная судьба.

Истерический смех стал громче. Блейн больше не колебался. Он перешагнул вслед за Смитом порог железной двери и закрыл ее за собой.

Полтергейст, пока что, решил их не преследовать. Они шли по туннелю, его освещали редкие голые лампы накаливания. Мимо тянулись старые трубы водопровода. Они миновали накренившийся древний состав поезда метро, повсюду валялись заржавевшие кабели, по-змеиному свернувшиеся кольцами. Воздух был влажный, и из-за тонкого слоя слизи под ногами идти приходилось осторожно.

— Куда мы идем? — спросил Блейн.

— Туда, где я смогу тебя защитить, — сказал Смит.

— Ты сможешь?

— У призраков тоже есть уязвимые стороны. Но для экзорсизма[4] Экзорсизм — процедура изгнания дьявола. необходимо установить истинную природу привидения.

— Значит, ты знаешь, кто меня преследует?

— Думаю, что да. Рассуждая логически, это может быть только один человек.

— Кто? Смит покачал головой.

— Лучше я пока не буду его называть. Не стоит привлекать его внимание, если его здесь пока нет.

Они спустились по крошащимся сланцевым ступеням в обширное помещение и обогнули маленький пруд с черной водой, поверхность которой казалась твердой, как полированный агат. На другом берегу пруда имелся вход в новый коридор. Закрывая его, в проходе стоял человек.

Это был высокий крепкий негр, одетый в тряпье, вооруженный куском железной трубы. Взглянув на него повнимательнее, Блейн понял, что это зомби.

— Это мой друг, — сказал Смит. — Можно мне его провести?

— Ты уверен, что он не инспектор?

— Абсолютно уверен.

— Подожди здесь, — сказал негр. Он исчез в проходе.

— Где мы? — спросил Блейн.

— Под Нью-Йорком, в заброшенных туннелях метро, неиспользуемых каналах канализации, а некоторые проходы мы вырыли сами.

— Но зачем мы сюда пришли? — спросил Блейн.

— А куда же еще нам было идти? — с удивлением спросил в свою очередь зомби. — Это мой дом. Разве ты не знал? Мы — в нью-йоркской колонии зомби.

Блейну показалось, что он мало что выиграл таким образом, но подумать времени у него не было. Вернулся негр. Вместе с ним пришел очень старый человек, опиравшийся на палку. Лицо его испещрила паутина из тысячи морщин и морщинок. Глаза едва виднелись из-под свисающих складок плоти, и даже губы были изрезаны морщинами.

— Это тот человек, о котором ты мне рассказывал? — спросил он.

— Да, сэр, — сказал Смит. — Это он.

Блейн, позволь мне представить тебя мистеру Кину, главе нашей колонии. Можно мне провести его, сэр?

— Да, можно, — сказал старик. — И я пойду с вами, пока.

Они двинулись по проходу. Мистер Кин тяжело опирался на руку негра.

— Как правило, — рассказывал мистер Кин, — в колонию разрешают входить только зомби. Остальных не пускают. Но уже несколько лет мне не приходилось говорить с обычным человеком, и я подумал, что могу узнать, что-нибудь ценное. Поэтому, по настойчивой просьбе Смита, я сделал для вас исключение из правил.

— Очень вам благодарен, — сказал Блейн, надеясь, что у него и в самом деле есть на то причины.

— Поймите меня сразу правильно. Я вовсе не прочь помочь вам. Но в первую очередь — и что важнее всего остального — я отвечаю за безопасность колонии, то есть одиннадцати сотен зомби, живущих под Нью-Йорком. Ради их блага обыкновенные люди не должны сюда попадать. Обособленность — это наша единственная надежда в невежественном мире. — Мистер Кин сделал паузу — Возможно, вы нам поможете, мистер Блейн.

— Каким образом?

— Тем, что будете слушать и вникать, а потом расскажете все, что узнаете, там, наверху. Просвещение — наша единственная надежда. Скажите, что вам известно о проблеме зомби?

— Очень мало.

— Я вам расскажу. Зомбизм, мистер Блейн, это болезнь, которая с древних времен была окружена ореолом предрассудков, подобно другим болезням, таким как эпилепсия, проказа, пляска святого Витта. Люди были склонны во всем видеть духов. Шизофрения, как вам известно, одно время приписывалась злым духам, дьяволам, а страдающие гидроцефалией, водянкой головного мозга, считались блаженными. Аналогичные фантазии сопровождали и зомбизм.

Некоторое время они шли молча. Потом мистер Кин продолжил:

— Суеверия относительно зомби имеют в основном гаитянское происхождение, болезнь же эта распространена по всему свету, хотя и очень редка. Но суеверия и факт болезни безнадежно перепутались в сознании публики. Зомби, как суеверие, является частью гаитянского культа Бодуна: это человек, душу которого похитили силой магии. Тело зомби волшебник может использовать по своему усмотрению, может даже зарезать и продать как мясо на рынке. Если зомби попробует соль или увидит море, то он, как полагают, вспомнит, что он мертвый, и вернется в свою могилу. Все это совершенно не имеет реальной почвы.

— Суеверие появляется на почве болезни. Одно время она была очень редкой. Но в наши дни, с увеличением ментальной пересадки и перевоплощающих процедур, зомбизм стал более частым явлением. Болезнь эта возникает, когда сознание человека занимает тело, слишком долго остававшееся без хозяина. Тогда тело и сознание не становятся единым комплексом, как у вас, например, мистер Блейн, нет. Они существуют как квази-независимые образования, сотрудничающие сложным и путаным образом. Возьмите типичный случай с вашим другом Смитом. Он может контролировать основные движения тела, но тончайшая координация ему не по силам. Голос его лишен тонкой модуляции, и его слух не воспринимает мельчайших различий в тоне. Лицо его неподвижно, потому что отсутствует или почти отсутствует контроль за мышцами мимики. Он носит свое тело, но по-настоящему частью его не является.

— И нельзя чем-то ему помочь? — спросил Блейн.

— В настоящее время… ничем.

— Мне очень жаль, — сказал Блейн, ощущая неловкость.

— Это не призыв к вашим чувствам, — объяснил Кин. — Это условия элементарного понятия о природе процесса. Я просто хочу, чтобы вы и все остальные знали, зомбизм — это не воплощение всех грехов, это болезнь, как свинка или рак, и ничего больше.

Мистер Кин прислонился к стенке прохода, переводя дыхание.

— Конечно, внешность у зомби неприятная. Он волочит ноги, его раны никогда не заживают, тело его быстро разрушается и умирает. Речь его похожа на бормотание идиота, он раскачивается, как пьяный, пялит глаза, как извращенец. Но разве это повод для того, чтобы делать его скопищем всех возможных грехов и преступлений на Земле, прокаженным отверженцем XXII века? Говорят, что якобы зомби нападают на людей. Но ведь тела зомби чрезвычайно уязвимы, и средний зомби не устоит против ребенка. Они говорят, что эта болезнь заразная, а ведь это, совершенно понятно, не так. Они утверждают, что все зомби — половые извращенцы, а на самом деле зомби вообще не испытывают полового влечения. Но люди не желают слушать, и зомби продолжают оставаться отщепенцами, годными только для петли линчевателя или сожжения на костре.

— А что же власти? — спросил Блейн. Мистер Кии горько усмехнулся.

— Они запирают нас, как безумцев, в соответствующих заведениях. Они, видите ли, желают уберечь нас. Но ведь зомби — умственно нормальные люди, и власти это знают! Вот мы, с их молчаливого согласия, и занимаем пока что эти заброшенные туннели и канализационные линии.

— Нельзя ли было найти место получше? — спросил Блейн.

— Често говоря, подземелье нас устраивает. Солнце вредно действует на нерегенерирующуюся кожу.

Они снова двинулись в путь.

— Чем я могу помочь? — спросил Блейн.

— Вы могли бы рассказать кому-нибудь о том, что узнали здесь. Написать об этом, возможно. От одного брошенного в пруд камня идут многие круги…

— Я сделаю, что смогу.

— Благодарю, — торжественно сказал мистер Кин. — Просвещение —единственная наша надежда. Просвещение и будущее. В будущем люди наверняка должны стать просвещеннее.

Будущее? Блейну вдруг стало не по себе. Потому что это и было будущее, в которое он перенесся из оптимистического, погруженного в мечты XX века. Будущее превратилось в теперь! Но обещанное просвещение так и не наступило, и люди остались преимущественно такими же, как всегда. На мгновение тяжесть двух столетий навалилась на Блейна. Он почувствовал себя старым, старше Кина, старше самого человечества — потерянное существо внутри заимствованного тела, брошенное посреди неизвестного ему места.

— И вот, — сказал мистер Кин — мы достигли цели.

Блейн быстро замигал, и реальность снова приобрела четкие очертания. Темный проход кончился. Прямо перед ним к стене туннеля была прикреплена ржавая железная лестница, ведущая наверх, в темноту.

— Желаю удачи, — сказал мистер Кин. Он удалился, тяжело опираясь на руку негра. Блейн проводил его взглядом, потом повернулся к Смиту.

— Куда нам идти?

— Вверх по лестнице.

— Но куда она ведет?

Смит уже начал взбираться по ступенькам. Он остановился и посмотрел вниз на Блейна, свинцовые губы его растянулись в улыбке.

— Сейчас мы посетим твоего приятеля, Блейн. Мы направляемся в его могилу, в его гроб, и попросим, чтобы он больше тебя не преследовал. Заставим, может быть.

— Но кто он? — спросил Блейн. Смит только улыбнулся и продолжал подъем. Блейн полез за ним.

Над проходом располагалась вентиляционная шахта, которая вела к другому проходу. Наконец они пришли к двери и вошли внутрь.

Они находились в большой, очень ярко освещенной комнате. На куполе-потолке имелась фреска, изображающая красивого, ясноглазого мужчину, взлетающего в туманные небеса в сопровождении группки ангелов. Блейн сразу узнал, кто позировал художнику.

— Рейли!

Смит кивнул.

— Мы внутри Дворца Смерти.

— Как ты узнал, что за мной охотится Рейли?

— Ты сам мог бы об этом догадаться. Только два человека, что были связаны с тобой, умерли недавно. Так как это не мог быть Рей Мелхилл, то оставался только Рейли.

— Но почему?

— Не знаю, — сказал Смит. — Возможно, Рейли сам тебе скажет.

Блейн взглянул на стены Дворца. Они были инкрустированы знаками крестов, полумесяцев, звезд, а также индийскими, африканскими, арабскими, китайскими и полинезийскими символами, означающими пожелание удачи. По всей комнате были разбросаны пьедесталы со статуями древних богов. Среди дюжины прочих Блейн узнал Зевса, Аполлона, Дагона, Одина, Астарты. Перед каждой статуей имелся алтарь, на каждом алтаре лежал ограненный и отшлифованный драгоценный камень.

— Зачем все это? — спросил Блейн.

— Чтобы умилостивить богов.

— Но ведь жизнь после смерти — научный факт.

— Мистер Кин объяснил мне, что наука производит малое влияние на предрассудки, — ответил Смит — Рейли был вполне уверен, что попадет в послежизнь, но он не хотел рисковать. Кроме того, как говорит мистер Кин, очень богатые, так же, как и очень религиозные люди, не желают делить послежизнь с кем попало. Они думают, что с помощью соответствующих обрядов и символов они попадут в более привилегированную часть послежизни.

— А такая существует? — спросил Блейн.

— Никто не знает. Это их предположение.

Смит провел его к дверце, украшенной орнаментом из египетских и китайских иероглифов.

— Там, внутри, — тело Рейли, — сообщил он.

— И мы туда войдем?

— Да, так нужно.

Смит толкнул дверь. Блейн увидел обширную комнату с колоннами из белого мрамора. В центре ее стоял гроб из бронзы и золота, усыпанный драгоценными камнями. В ошеломляющем числе гроб окружали многообразные предметы: картины и скульптуры, музыкальные инструменты, барельефы, предметы, напоминающие стиральные машины, печки, холодильники, и даже целый вертолет. Были тут книги и одежда, и был накрыт стол для обильного банкета.

— Зачем все эти вещи? — спросил Блейн.

— Сущность этих вещей должна сопровождать владельца при переходе в послежизнь. Это старый обычай.

Первой реакцией Блейна была жалость. Научно гарантированная послежизнь, оказывается, не освободила человека от страха перед смертью. Наоборот, она только усилила неуверенность и подхлестнула желание вырвать кусок получше. Даже имея возможность жить после смерти, люди стремились обеспечить себе участок в этой жизни лучший, чем у других. Равенство — это прекрасно, никто не спорит, но личная инициатива превыше всего. Совершенное и беспрестанное уравнивание оставалось не более приемлемой идеей в послежизни, чем она была на Земле. Желание превзойти ближнего заставляло людей вроде Рейли возводить себе гробницы, подобные пирамидам древнеегипетских фараонов, всю жизнь изводиться вопросом о смерти, стараясь во что бы то ни стало сохранить свое положение и состояние в мерещащейся впереди серой неизвестности.

Позор. Однако, подумал Блейн, не от того ли испытывает он жалость, что не верит в действенность методов, применяемых Рейли? Допустим, вы действительно могли бы повлиять на положение в послежизни в положительном смысле? В таком случае, не лучше ли всего истратить время жизни на Земле, добиваясь наилучшего положения в Вечности?

Предположение выглядело разумным, но Блейн отказывался в него верить. Это не могло быть единственной целью существования человека на Земле! Плохая или хорошая, честная или нет, жизнь сама по себе стоила того, чтобы ее прожить.

В гробовую комнату медленно вошел Смит, и Блейн прервал размышления. Зомби рассматривал маленький стул, покрытый узорами. Спокойно он пнул столик ногой и опрокинул его. Потом он начал медленно топтать лежавшие до этого на столике какие-то церковные атрибуты.

— Что ты делаешь? — изумился Блейн.

— Ты хочешь, чтобы полтергейст отстал от тебя?

— Ну еще бы.

— Тогда у него должна быть на то причина, — объяснил Смит, свалив пинком на пол статую из черного дерева и принявшись обрабатывать ее ногами.

Блейну это показалось достаточно разумным. Даже безумный призрак должен знать, что рано или поздно он покинет Порог и переместится в Послежизнь. Когда он это сделает, то ему потребуется его имущество — в целости и сохранности. Отсюда вывод: клин клином вышибают, на преследование отвечают тем же.

И все же он чувствовал себя вандалом, когда приготовился продырявить кулаком полотно картины.

— Не надо, — раздался голос у него над головой. Блейн и Смит подняли головы. Над ними мерцало нечто вроде серебристого тумана. Из этого тумана раздался едва слышный голос:

— Пожалуйста, опусти полотно на место.

Блейн не опускал кулака.

— Это ты, Рейли?

— Да.

— Почему ты преследуешь меня?

— Потому что ты во всем виноват! Это все твоя вина! Ты убил меня своим черным сознанием убийцы! Да, ты, ты, чудовище из прошлого, ты, проклятый монстр!

— Я не виноват! — воскликнул Блейн.

— Виноват! Ты не человек! Все живое бежит от тебя, кроме дружка-мертвеца! Почему ты еще жив, а я нет?!!

Кулак Блейна двинулся к полотну картины. Голосок призрака взвизгнул:

— Не надо!

— Ты оставишь меня в покое? — спросил Блейн.

— Положи картину — взмолился Рейли. Блейн аккуратно положил полотно на место.

— Я оставлю тебя в покое, — сказал Рейли. — Почему бы и нет? Есть вещи, которых тебе видеть не дано, Блейн, но я их вижу. Твое время на Земле будет очень недолгим, очень, до боли недолгим. Те, кому ты веришь, предадут тебя. Ты умрешь, Блейн, и не через несколько лет, а скоро, раньше, чем ты можешь себе представить. Тебя предадут, и ты умрешь от собственной руки.

— Ты не в своем уме! — крикнул Блейн.

— Неужели? — захихикал Рейли. — Неужели? Неужели??

Серебристый туман исчез. Призрак Рейли покинул гробницу.

Смит вывел его сквозь двойные запутанные проходы обратно на улицу. Воздух снаружи был прохладен, и заря уже окрасила стены высоких домов в розовый цвет. Блейн начал благодарить его. Смит покачал головой;

— Не за что! В конце концов, ведь ты необходим мне, Блейн. Что бы я делал, если бы полтергейст тебя убил? Будь осторожен, береги себя. Без тебя у меня нет никакой надежды.

Зомби на мгновение с тревогой взглянул на Блейна, потом поспешил прочь. Блейн смотрел ему вслед. Не лучше ли было иметь дюжину врагов, чем Смита в качестве друга, подумал он.

Полчаса спустя он был в квартире Мэри Тори. Мэри, без грима на лице, в домашнем халате, сонно протерла глаза и провела его на кухню, где набрала для него шифр кофе, тостов и яичницы.

— Было бы неплохо, — сказала она, — чтобы ты отложил столь драматическое появление на более подходящий час. Шесть тридцать утра!

— Я постараюсь исправиться, — весело пообещал Блейн.

— Ты говорил, что позвонишь. Что с тобой случилось?

— Ты волновалась?

— Ни капли. Так что же случилось?

Между двумя ломтиками тостов Блейн рассказал ей об охоте, о полтергейсте и изгнании зловредного духа. Она выслушала рассказ и сделала вывод:

— Итак, ты очень доволен собой и, я думаю, имеешь на это право. Но ты до сих пор так и не знаешь, чего от тебя хочет Смит, и даже, кто он такой.

— Не имею ни малейшего представления, — согласился Блейн. — Смит, впрочем, тоже. Если честно, то меня это нисколько не заботит.

— А что случится, когда он вспомнит?

— Тогда я и подумаю, что делать.

Мэри подняла брови, но ничего не сказала по этому поводу.

— Том, какие у тебя теперь планы?

— Хочу найти работу.

— Охоту?

— Нет. Глупо это или нет, но я думаю попробовать конструирование яхт. Потом я предполагаю заглядывать сюда в более подходящие часы, как ты этого требуешь. Тебе это нравится?

— Непрактично. Хочешь хороший совет?

— Нет.

— И все же я тебе его даю. Том, уезжай из Нью-Йорка, как можно дальше. Уезжай на Фиджи или на Самоа.

— Зачем мне это?

Мэри беспокойно меряла кухню шагами.

— Ты просто не в состоянии понять этот мир.

— Я так не думаю.

— Том! Ты приобрел кое-какой опыт. Но это не значит, что ты полностью приспособился к нашей культуре. Тебя выхватили из прошлого, за тобой охотился призрак, ты сам участвовал в охоте. Но все это не больше, чем прогулка с гидом. Рейли был прав, ты будешь так же беспомощен в нашем веке, как пещерный человек в 1958 году.

— Это нелепое сравнение, и я решительно против.

— Ладно, пусть это будет китаец из четырнадцатого века. Допустим, этот китаец повстречался с гангстером, проехался на автобусе и посетил Кони-айленд. Можешь ли ты сказать, что он понял Америку XX века?

— Конечно, нет. Ты хочешь что-то сказать?

— Я хочу сказать, — продолжала она, — что тебе здесь постоянно грозит опасность, а ты даже не в состоянии ощутить, откуда она исходит и насколько она серьезна. Возьми хоть этого Смита. Кроме того, наследники Рейли могут не слишком благосклонно отнестись к тебе из-за осквернения его гробницы, они могут что-то предпринять по этому поводу. А управляющие в РЕКСе до сих пор спорят, что с тобой надлежит сделать. Ты вмешался в события, нарушил их ход. Неужели ты не чувствуешь?

— Со Смитом я справлюсь — сказал Блейн — И к чертям наследников Рейли. А управляющие… что они могут мне сделать?

Она подошла к нему и обняла за шею.

— Том, — сказала она серьезно, — любой человек нашего времени, оказавшийся на твоем месте, бежал бы без оглядки!

Блейн тоже обнял ее на секунду, погладил блестящие волосы. Она заботилась о нем, она желала ему добра. Но он был не в состоянии слушать предостережения. Он пережил опасности охоты, он спустился сквозь железную дверцу в подземный мир и снова выбрался к свету дня. Теперь, сидя в кухне Мэри, он чувствовал себя умиротворенным и беззаботным. Опасность казалась ему чисто теоретическим вопросом, не заслуживающим обсуждения в данный момент, и идея бежать из Нью-Йорка выглядела совершенно нелепой.

— Скажи, — спросил он весело, — то, что я нарушил ход событий… это относится и к тебе?

— Возможно, я потеряю работу, если ты это имеешь в виду.

— Я о другом.

— Тогда ты сам должен знать… Том, пожалуйста, уезжай из Нью-Йорка!

— Нет. И перестань паниковать.

— О, Боже, — вздохнула она, — мы говорим на одном языке, но мои слова до тебя не доходят. Сейчас я объясню тебе на примере. — Она задумалась на секунду. — Представь, у человека есть парусник.

— А ты сама ходишь под парусом? — спросил Блейн.

— Да, мне нравится. Том! Послушай меня! Представь, что у человека есть парусник, и он задумал отправиться на нем в плавание по океану…

— По морю жизни… — вставил Блейн.

— Не смешно, — сказала она очень серьезно. Сейчас она казалась ему весьма привлекательной. — Этот человек ничего не знает о парусниках. Ему кажется, что плавание проходит нормально, все в порядке, все на месте. Он не подозревает об опасности. Потом парусник осматриваешь ты. И видишь, что в шпангоутах появились трещины, рудерпост источен червями, гнездо мачты прогнило, паруса истлели, килевые болты проржавели, и крепления вот-вот разойдутся.

— Откуда у тебя такие познания? — удивился Блейн.

— Я хожу на яхтах с детства. Ты выслушаешь меня наконец? Ты объясняешь этому человеку, что парусник его никуда не годится, первый же шквал отправит его на Дно.

— Как-нибудь мы поплаваем с тобой вместе, — сказал Блейн.

— Но этот человек, — упорно продолжала Мэри — ничего не знает о парусниках. Его судно кажется совершенно исправным. И к тому же, ты ни черта не можешь сказать ему определенно — что и когда случится. Может, посудина продержится еще месяц, может — неделю. Ты просто не можешь сказать точно. И ты сам сейчас находишься в точно такой же ситуации. Я не могу сказать, что именно произойдет. Я только и вижу, что ты в плаванье не годишься. Ты должен уехать отсюда.

Она смотрела на него с надеждой. Блейн кивнул и сказал:

— Хорошая выйдет из тебя команда.

— Так ты не уезжаешь, значит?

— Нет. Я всю ночь не спал. И сейчас я могу отправиться только в постель. Ты не желаешь присоединиться?

— Иди ты к черту!

— Ну, дорогая, пожалуйста! Где же твое снисхождение к бездомному скитальцу из прошлого?

— Я ухожу, — сказала Мэри — Постели себе сам. И лучше хорошенько подумай над тем, что я тебе сказала.

— Конечно, — согласился Блейн — Но к чему волноваться, если за мной присматриваешь ты?

— Смит тоже за тобой присматривает, — напомнила она. Она быстро его поцеловала и вышла из комнаты.

Блейн позавтракал и прилег поспать. Проснулся он уже ближе к вечеру. Мэри еще не вернулась, поэтому, уходя, он написал ей бодрую записку с указанием адреса его отеля.

В течение следующих нескольких дней он обошел большинство конструкторских бюро Нью-Йорка, занимающихся проектированием яхт, но без успеха. Его старая фирма «Матисон и Петерс» давно уже не существовала. В других фирмах он был не нужен. Наконец в агентстве «Джекобсеновские яхты, лтд.» главный конструктор долго разговаривал с Блейном о ныне исчезнувших типах яхт. Блейн при этом выявил обширные познания в этой области и продемонстрировал свои весьма уже устаревшие навыки, после чего конструктор сказал ему:

— Мы получили несколько заказов на корпуса в старинном стиле. Могу вот что предложить вам. Мы возьмем вас ассистентом. Вы сможете чертить классические корпуса, оплата на комиссионном проценте, а тем временем подучитесь в современных системах, потому что ваши навыки, честно говоря, сильно устарели. Что вы на это скажете?

Должность ему предлагали низкую, это было понятно. Но с другой стороны, это была работа, постоянная работа с хорошими перспективами на повышение. Это означало, что он, наконец-то, получит прочное положение в мире 2110 года.

— Я согласен, — сказал Блейн — Спасибо.

В этот вечер, чтобы отпраздновать успех, он отправился в сенсориум и купил проигрыватель с несколькими записями. Он подумал, что может теперь позволить себе небольшую роскошь.

Сенсории были неотделимой частью 2110-го, такими же вездесущими, как телевизоры в родном времени Блейна. Более сложные и мощные версии сенсориев использовались в театральных спектаклях, другие вариации применялись для рекламы и пропаганды. Это была — на настоящее время — самая мощная и технически чистая форма распространения «грез наяву», способная удовлетворять любой вкус.

Но у них имелись и категорические противники, порицавшие злокачественную тенденцию к полной пассивности зрителя. Их беспокоила предельная легкость, с которой человек ассимилировал в себе содержание сенсорозаписи. И действительно, не одна домохозяйка жила в ярком мире сенсорогрез, не один современный мистика навсегда включался в бесконечную череду фантастических образов.

Читая книгу или во время просмотра телепрограммы, указывали противники сенсориев, человек вынужден напрягаться до определенной степени, соучаствовать в действии. Но сенсории лишь погружали нас в ослепительную, до плотности реальную, коварно обволакивающую грезу и оставляли после себя разрушающую сознание мысль о том, что грезы куда интересней и желанней реальности. Этого позволить нельзя, даже если бы это было правдой. Сенсории опасны! Конечно, в области сенсорозаписи были созданы некоторые подлинные произведения искусства (нельзя сбросить со счетов Веррехо, Джонстона и Телькина, и Микельсен тоже много обещает). Но это была капля в море. И если противопоставить им разрушающий эффект на психику, сдвиг общественного сознания в сторону пассивного потребления…

Следующее поколение, гремели критики, будет не в состоянии думать, читать и осмысленно действовать!

Это был серьезный аргумент. Но Блейн, имея за собой 152 года перспективы, помнил об аналогичных дискуссиях по, поводу радио, телевидения, комиксов и дешевых книг в бумажных обложках, выпускавшихся массовыми тиражами. Каждое нововведение, как представляется сразу, грозит разрушением культуры и неизбежно становится органическим элементом этой культуры, воплощением добрых старых дней, духом Золотого Века, которому грозит уничтожением следующее нововведение.

Сенсории, хорошо это или плохо, уже существовали. Блейн вошел в магазин, чтобы испытать их.

Осмотрев несколько моделей, он купил недорогой проигрыватель марки «БЕНДИКС». Потом, по рекомендации продавца, он выбрал три популярные записи и отправился в кабинку, чтобы проиграть их. Укрепив на лбу электроды, он включил первую сенсорозапись.

Это была историческая запись, романтический пересказ «Песни о Роланде», выполненная в низкоинтенсивной манере без переноса личности, что позволяло воспроизвести масштабные сцены битв. Греза началась.

…и Блейн оказался в проходе Ронсевалля, в то жаркое и роковое утро августа 778 года, он стоял среди арьергардной охраны Роланда, наблюдая, как основные силы армии Шарлеманя медленно уходят в сторону родной земли Франции. Усталые ветераны сутулились в седлах с высокими задними луками, скрипела кожа, шпоры позванивали о бронзовые стремена. Пахло сосной и потом, ветер доносил едва ощутимую горечь дыма с развалин Пампелоны, во рту был привкус начищенной маслом стали и сухой летней травы…

Блейн решил купить запись. Следующая греза оказалась высоконапряженным приключением на Венере; зритель полностью сливался с главным героем — невиновным, но преследуемым человеком. Последняя запись оказалась переменной интенсивности версией «Войны и мира» с периодическими переключениями на слияние с личностью героев.

Когда он заплатил за покупки, продавец подмигнул ему и сказал:

— Может быть, вас интересует кое-что похлеще?

— Возможно, — сказал Блейн.

— Несколько групповых записей, — сказал продавец, — с полной индентификацией, вплоть до переключения сознания. Нет? Имеется подлинная запись — человек погибает в зыбучих песках. Убийцы сделали запись специально для интересующихся.

— Наверное, в другой раз, — отказался Блейн, направляясь к выходу.

— Кроме этого, — удержал его клерк, — у меня есть законным образом сделанная запись, но затем не пущенная в оборот. Несколько копий были тайно распространены, специально для коллекционеров. Возрождение человека из прошлого. Стопроцентная подлинность.

— В самом деле?

— Да, абсолютно уникальная запись. Эмоции переданы чисто, как звон колокола, напряженность — как лезвие бритвы. Мечта коллекционера, поверьте. Могу уже сейчас предсказать, что она станет классикой.

— Я бы хотел послушать, — мрачно сказал Блейн. Он взял запись без этикетки и вернулся в кабинку. Десять минут спустя он вышел оттуда, совершенно потрясенный, и купил запись за непомерно высокую цену. Это было все равно, что купить частичку самого себя.

Продавец и техники из РЕКСа не ошиблись. Это действительно была мечта коллекционера и скоро наверняка станет классической сенсорозаписью.

К сожалению, все имена были тщательно стерты, чтобы нельзя было установить источник записи. Блейн стал знаменитостью необычным, анонимным образом.

Блейн каждый день ходил на работу, где подметал полы в помещениях, освобождал корзинки от бумаг, надписывал адреса на конвертах и работал над корпусами старомодных яхт с оплатой на комиссионной основе.

По вечерам он изучал сложную науку яхтостроения XXII века. Немного спустя ему дали несколько более ответственных заданий — написать рекламные объявления. Он показал себя весьма способным в этом деле и в скором был повышен до должности младшего конструктора. В его ведомстве оказалась большая часть связей «Джекобсеновских яхт, лтд.» и различных яхтостроительных верфей, работающих по их проектам.

Он продолжал учиться, но заказов на классические корпуса было мало. Со стандартными заказами справлялись братья Джекобсен, в то время как старый Эд Рихтер, известный под прозвищем Салемское Чудо, чертил уникальные гоночные суда и катамараны. Блейн взял на себя деловую переписку и рекламу, и на другое у него уже не оставалось времени.

Это была ответственная, необходимая работа. Но это было не конструирование яхт. Жизнь его в 2110 году окончательно принимала тот же ход, что и в 1958-м.

Блейн тщательно обдумал этот факт. С одной стороны, он был рад такому положению. Это, казалось, раз и навсегда разрешало конфликт между его сознанием и его телом. Сознание явно стало хозяином тела.

С другой стороны, ситуация не очень лестно свидетельствовала о качестве данного сознания. Вот человек, перенесенный на 152 года в будущее, прошедший сквозь чудесное и ужасное и теперь опять работающий младшим конструктором, который занимается всем, чем угодно, кроме проектирования яхт. Неужели в его натуре была скрыта некая фатальная погрешность, невидимый дефект, приговоривший его к роли подчиненного вне зависимости от окружения?

Уныло представлял он, как его переносит на миллион лет назад, в эру пещерного человека. Несомненно, после периода привыкания, он стал бы младшим конструктором кремневых скребков. Но только не настоящим конструктором. В его обязанности входил бы учет ожерелий из ракушек, проверка качества сырья и связь с поставщиками, в то время как кто-то другой (возможно, неандертальский гений) делал бы настоящую работу.

Эта мысль угнетала его. Но, к счастью, на дело можно было смотреть и с другой стороны зрения. Его неизбежное возвращение на круги своя можно было принять за отличный пример внутренней слаженности, стабильности человека. Он знал, что он есть такое. Как бы ни изменялось его окружение, он оставался верен своей функции.

С этой точки зрения, он мог даже гордиться своим званием вечного младшего конструктора.

Он продолжал работать, колеблясь между этими двумя положениями. Раз или два он заходил к Мэри, но она, как правило, была занята в главном совете РЕКСа. Он переехал из отеля в небольшую, со вкусом обставленную квартирку. Он начинал чувствовать себя в Нью-Йорке как дома.

И, напоминал он себе, если он даже ничего больше не добился, то, по крайней мере, разрешил противоречие своего сознания и нового тела.

Но тело это не следовало столь легкомысленно сбрасывать со счетов. Блейн совершенно выпустил одну из проблем, связанную с владением таким сильным, красивым и своенравным телом, как у него.

Однажды конфликт разгорелся снова, еще в более острой форме.

Он закончил работу в обычное время и ждал на углу улицы автобус. Он заметил, что на него пристально смотрит какая-то женщина. Ей было примерно лет двадцать пять. Она была привлекательная, рыжеволосая, с полной грудью. Одета она была обычно. Лицо смелое и решительное, но в нем чувствовалась нотка грусти.

Блейн вспомнил, что он уже не раз видел ее до этого. Однажды они ехали вместе в геликобусе. В другой риз она вошла за ним в магазин, едва не наступая на пятки. И несколько раз он встречал ее у здания, где помещалась его фирма.

Она следила за Блейном, по крайней мере, несколько недель. Но почему?

Он ждал, глядя на нее. Увидев, что он ее заметил, женщина немного поколебалась, потом сказала:

— Можно мне поговорить с вами одну минутку?

Голос у нее был низкий, приятный, но в нем чувствовалось сдержанное волнение.

— Пожалуйста, мистер Блейн, это очень важно!

Значит, она знала его имя.

— Конечно, — согласился Блейн — В чем дело?

— Давайте не здесь. Не могли бы мы… пойти куда-нибудь?

Блейн усмехнулся и покачал головой. Она, казалось, ничем ему не угрожала, но Орк тоже выглядел безобидно. Доверившись незнакомцу в этом мире, вы рисковали потерять или сознание, или тело, или то и другое сразу.

— Я вас не знаю, — сказал Блейн, — и не знаю, откуда вы проведали мое имя. Что бы вам ни требовалось, лучше говорите прямо сейчас.

— Мне совсем не следовало вас беспокоить, — упавшим голосом сказала женщина, — но я не могла заставить себя, я должна была с вами поговорить. Мне иногда становится так одиноко, вы ведь понимаете меня?

— Одиноко? Еще бы, но почему вы хотели поговорить именно со мной?

Она посмотрела на него с печалью.

— Да, конечно, ведь вы не знаете.

— Нет, не знаю, — терпеливо сказал Блейн. — Так почему?

— Пойдемте все-таки куда-нибудь. Я не могу говорить на улице.

— Вам придется, — сказал Блейн, решивший, что это какая-то очень тонкая игра.

— Ну хорошо, — вздохнула женщина, явно смущенная. — Я следила за вами довольно долго, мистер Блейн. Я узнала ваше имя и где вы работаете. Я должна была поговорить с вами. Это все из-за этого вашего тела.

— Что?

— Вашего тела, — повторила она, не глядя на Блейна. — Понимаете, это было тело моего мужа, прежде чем он продал его корпорации РЕКС.

Блейн открыл рот, но не мог найти подходящего ответа.

Блейн и до этого знал, что его тело прежде жило в этом мире своей жизнью. Оно совершало поступки, принимало решения, любило, ненавидело, оставило свой индивидуальный отпечаток на системе общества и сплело свою собственную сложную паутину отношений с другими людьми. Он даже мог бы предположить, что тело было женато, как и большинство остальных тел. Но он предпочитал не думать об этом. Он позволил себе удобное заблуждение, будто бы все, что касалось прошлого владельца тела, благополучно кануло в небытие.

Его собственная встреча с похищенным телом Рея Мелхилла должна была показать ему, насколько наивно такое отношение. И теперь, хотел он того или нет, ему придется вернуться к этой мысли.

Они отправились домой к Блейну. Женщина, Алиса Кранч, несмело примостилась на краю кушетки и взяла предложенную Блейном сигарету.

— Понимаете, так получилось, — начала она, — что Фрэнк — это было имя моего мужа. Фрэнк Кранч, — что он был постоянно недоволен положением вещей. Понимаете? У него была хорошая работа охотника, но он все не мог успокоиться.

— Охотника?

— Да, он был копьеносцем в китайской охоте.

— Гммм, — сказал Блейн, снова задумываясь над тем, что заставило его пойти на ту охоту. Его собственные потребности или спящие рефлексы Кранча? Что за досада, опять возникла эта проблема тела и сознания, и именно в тот момент, когда он уже, казалось, так ловко ее разрешил.

— Но он вечно был недоволен, — продолжала Алиса Кранч. — Это стало его больным местом, ведь богачи-то постоянно отправлялись в послежизнь. А Фрэнк всю жизнь ненавидел то, что он сам умрет, как собака. Да.

— И я его не виню, — сказал Блейн.

Она пожала плечами.

— А что еще остается? У Фрэнка не было возможности скопить нужные деньги. И это его беспокоило. А потом его тяжело ранили, очень тяжело. Наверно, у вас еще есть этот шрам на плече?

Блейн кивнул.

— Ну вот, он после этого сильно изменился. Охотники обычно не думают о смерти, а Фрэнк начал думать. Он думал о ней все время. А потом он встретил эту худющую девицу из РЕКСа.

— Мэри Тори?

— Вот-вот, ее, — сказала Алиса. — Худющая такая девица, вся как гвоздь, холодная, как рыбина. Не понимаю, что в ней Фрэнк нашел. Он, конечно, иногда позволял себе баловство, все охотники так делают. Это все из-за напряжения опасности. Но баловство и есть баловство. Они — Фрэнк и девица из РЕКСа — стали прямо не разлей вода. Я просто не понимала, что он в ней нашел. То есть она была такая худая и такая вся замороженная. Что-то в ней было, конечно, но вид у нее был такой, словно она и спит, не раздеваясь. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Блейн кивнул, ощущая укол памяти.

— Продолжайте.

— Да, о вкусах не спорят, ясно, но я думала, что знаю Франка. И оказалось, что я его знаю, потому что он с ней ничего не имел. Это было только деловое общение. Однажды он пришел и сказал мне:

«Малютка, я тебя покидаю. Отправляюсь прямо в небеса, как чертовы богачи. Для тебя это тоже будет приятная, наверное, перемена». Алиса вздохнула и вытерла слезы.

— Этот остолоп продал тело! РЕКС дал ему страховку и пожизненную пенсию для меня. И он так собой гордился, чертов дурачок. Ну вот, я посинела от крика, старалась переубедить его. Куда там, он собрался отведать пирога в небе, и точка. По его мнению, настал его черед, и в следующей охоте его должны были достать. Вот он и отправился. Один раз он поговорил со мной с Порога.

— Он еще на Пороге? — спросил Блейн, чувствуя холодок в затылке.

— Он молчит уже больше года, — сказала Алиса — Думаю, он уже перешел в послежизнь. Подлец!

Несколько секунд она плакала, потом вытерла глаза маленьким платочком и траурно посмотрела на Блейна.

— Я не буду вас беспокоить. В конце концов он сам продал свое тело, и теперь оно целиком ваше. Я ничего не требую от вас. Но мне так одиноко, так тоскливо.

— Представляю, — пробормотал Блейн, подумав, что она совсем не в его вкусе. То есть, объективно говоря, она была достаточно привлекательной. Симпатичная, но несколько пышновата. Четкие, приятные черты лица, смелые и явно украшенные гримом. Волосы, хотя и не от рождения рыжие, были мягкими и красиво падали на плечи. Он представил, как женщина такого типа ругается с полицейским, упер ев руки в бедра, или торгуется на рынке, тянет рыбачий невод, танцует фламенко под гитару или пасет коз на горном склоне, длинная юбка путается в ногах, шелестит на крутых бедрах, а крестьянская блуза натягивается на груди… Но она не была в его вкусе.

Тем не менее, напомнил он себе, Фрэнк Кранч находил ее вполне соответствующей его вкусам. А он носит тело Кранча.

— Почти все наши друзья были охотниками в китайской игре, — продолжала Алиса. — Они, конечно, заходили иногда после того, как Франк отбыл. Но вы ведь знаете охотников, у них одно на уме.

— Так ли это? — спросил Блейн.

— Да. Поэтому я вернулась из Пекина в Нью-Йорк, где родилась. И однажды увидела Франка, то есть, вас. Я чуть сознание не потеряла. То есть, я могла ожидать чего-то такого, и все же не так-то просто это, когда видишь вдруг мужа на улице.

— Я тоже так думаю, — сказал Блейн.

— Поэтому я ходила за вами и все такое прочее. Я не хотела беспокоить вас, но не могла успокоиться. И я подумала, интересно, что вы за человек… Понимаете, Фрэнк был такой… то есть, он и я… нам было так хорошо вместе, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Конечно, — сказал Блейн.

— Я уверена, что вы думаете, что я уродина!

— Вовсе нет! — возразил Блейн. Она посмотрела прямо ему в лицо, с одновременно траурным и кокетливым выражением. Блейн почувствовал, как старый шрам Кранча начал пульсировать.

Помни, сказал он себе, Кранча больше нет. Теперь есть только Блейн. Воля Блейна, поступки Блейна, вкус Блейна…

Разве не так?

Эту проблему нужно решить, подумал он, схватив ждущую Алису в объятия и целуя ее с неблейновским пылом…

Утром Алиса приготовила завтрак. Блейн сидел, глядя в окно, и невесело размышлял.

Прошлая ночь доказала ему, что Кранч продолжал оставаться королем в государстве под названием тело-сознание Кранча-Блейна. Вчера ночью он вел себя с свершенно не в своей манере. Он был груб, нетерпелив, зол, ненасытен. Он был именно таким, каким ни за что не хотел бы быть раньше, и вел себя со страстностью, граничащей с безумием.

Это не был Блейн. Это был Кранч, тело-победитель. Блейн всегда ценил деликатность, тонкость, понимание нюансов. Слишком даже ценил, возможно. Но это были его достоинства, это были черты его индивидуальности. С ними он был Томасом Блейном. Без них он был меньше, чем ничего, слабая тень вечно побеждающего Кранча.

Уныло размышлял он о будущем. Он прекратит борьбу, станет тем, чего требовало новое тело: драчуном, забиякой, сладострастным мерзавцем. Может быть, со временем он привыкнет к этому, и ему даже понравится…

— Завтрак готов, — объявила Алиса. Они завтракали в молчании, и Алиса грустно трогала синяк на предплечье. Блейн наконец-то не выдержал.

— Послушай, — сказал он. — Мне очень жаль.

— О чем ты?

— Обо всем.

Она слабо улыбнулась. — Все в порядке. Это моя вина.

— Сомневаюсь. Передай мне масло, пожалуйста — попросил Блейн.

Она подала ему масло. Несколько минут они продолжали молчать. Потом Алиса сказала:

— Я была такая глупая.

— Почему?

— Я теперь понимаю, что гналась за миражами — сказала она. — Я думала, что вдруг снова встречу Фрэнка. Думала, что это будет как будто с Франком.

— А было не так?

Она покачала головой.

— Нет, конечно, не так.

Блейн аккуратно поставил на стол чашку с кофе.

— Я думаю, что Кранч был грубее. Я предполагаю, что он бросал тебя о стенку как мяч. Может быть…

— Нет, нет! — вскрикнула она. — Никогда! Мистер Блейн, Франк был охотником, и жизнь у него была нелегкая. Но со мной он всегда был истинным джентльменом. Да, он знал, как себя вести.

— Знал?

— Конечно! Франк всегда был нежен со мной, мистер Блейн. Он был… деликатным, если вы понимаете, что я имею в виду. Он никогда, никогда не был груб. Честно говоря, он был совершенной противоположностью вам, мистер Блейн.

— Вот как? — сказал Блейн.

— Нет, с вами все в порядке, — с запоздалым сочувствием сказала она. — Вы только чуть-чуть слишком быстры, но я думаю, у каждого свои привычки.

— Думаю, что так, — сказал Блейн.

— Да, я тоже думаю, что так.

Они завершили завтрак в неловкой тишине. Алиса, освободившаяся от своей навязчивой идеи, тут же ушла, ничем не намекнув даже на возможность новой встречи. Блейн сидел в большом кресле, смотрел в окно и думал. Значит, он вел себя совсем не как Кранч! Печальная истина заключается в том, сказал он себе, что он действовал в соответствии со своим представлением о Кранче. Все это было чистым самовнушением. Поддавшись припадку истерии, он убедил себя, что сильный, грубой профессии мужчина обязательно отнесется к женщине, как к дикому медведю.

Он действовал по стереотипу. И он чувствовал бы себя еще глупее, если бы не был так рад возвращению Блейна целым и невредимым.

Он нахмурился, вспомнив слова Алисы о Мэри: «худющая словно гвоздь, холодная, как рыба». Еще один стереотип. Но в данный момент он едва ли мог порицать Алису.

Несколько дней спустя Блейн получил извещение о том, что в Спиритическом коммутаторе его ждет сообщение. Он отправился туда после работы, и его направили в ту же кабину, которой он пользовался в первый раз.

— Привет, Том! — сказал усиленный голос Мелхилла.

— Привет, Рей. Я уже думал, куда это ты пропал!?

— Я все еще на Пороге, — объяснил ему Мелхилл, — но долго я здесь больше не задержусь. Надо мне двигать дальше и взглянуть, что это за послежизнь. Она меня манит. Но снова хотел с тобой поговорить, Том. Мне кажется, ты должен остерегаться Мэри Тори.

— В самом деле, Рей…

— Послушай меня. Она все время торчит в РЕКСЕ. Я не знаю, что там происходит, у них конференц-зал экранирован от психического вторжения. Но что-то там назревает, что-то опасное для тебя, и она в самом центре…

— Буду держаться настороже, — пообещал Блейн.

— Том, пожалуйста, прими мой совет. Уезжай из Нью-Йорка. Уезжай поскорее, пока у тебя есть и тело, и сознание в нем.

— Я не уеду, — сказал Блейн.

— Упрямый ты осел, — с чувством сказал Рей Мелхилл. — Что за смысл иметь доброго ангела, если ты не слушаешь его советов?

— Я ценю твою помощь, — сказал Блейн. — Честное слово. Но скажи мне правду… что я выиграю, если убегу?

— Ты немного дольше останешься в живых.

— Немного дольше? Неужели дела так плохи?

— Да, достаточно. Том, главное помни — не доверяй никому. Теперь я должен идти.

— Ты еще поговоришь со мной, Рей?

— Возможно, — сказал Мелхилл. — А может быть, и нет. Удачи, малыш.

Беседа окончилась. Блейн вернулся в свою квартиру.

Следующий день был суббота. Блейн встал поздно. Приготовил завтрак и позвонил Мари. Ее не было дома. Он решил оставшуюся часть дня ничего не делать, только проигрывать сенсорозаписи.

В этот день к нему пришли два посетителя. Первым была тихая, горбатая женщина в темной, простой до суровости, униформе. На ее армейского типа кепке выделялись слова: «СТАРАЯ ЦЕРКОВЬ».

— Сэр, — сказала она, слегка задыхаясь, — я собираю пожертвования в пользу Старой Церкви, организации, которая стремится к распространению веры в эти беспутные и безбожные времена.

— Прошу прощения, — сказал Блейн и начал закрывать дверь.

Но, по всей видимости, он был не первым, с кем старушка имела дело. Она втиснулась между дверью и косяком и продолжала:

— Мы живем, мой юный сэр, в век Вавилонского Зверя, в век разрушения души. Это век Сатаны, время его обманчивого триумфа. Но не дай провести себя! Господь всемогущий допустил все это ради проверки и испытания, дабы отделить семена от плевел. Бойся поддаться искушению! Бойся встать на тропу греха, что лежит перед тобой такая сверкающая и манящая!

Блейн дал ей доллар, чтобы только она замолчала. Старушка поблагодарила, но продолжала говорить:

— Опасайся, юный сэр, этой последней приманки Сатаны-фальшивого рая, который люди называют послежизнью! Ибо лучше западни не мог враг божий изобрести для мира людей, чем эту величайшую из иллюзий! Будто бы преисподняя стала раем! И люди поддаются обману лживого коварства и с радостью отправляются в лапы Сатаны!

— Благодарю вас, — сказал Блейн, пытаясь закрыть дверь.

— Помни мои слова! — воскликнула старушка, не спуская с Блейна взгляда остекленевших голубых глаз — Послежизнь — это грех! Бойся пророков адской послежизни!

— Спасибо! — крикнул ей Блейн и закрыл, наконец, дверь.

Он снова уселся в мягкое кресло и включил проигрыватель. Почти целый час он был поглощен «Бегством на Венере». Потом в дверь постучали.

Открыв дверь, Блейн увидел невысокого, хорошо одетого молодого человека с серьезным выражением на круглом лице.

— Мистер Томас Блейн? — спросил молодой человек.

— Это я.

— Мистер Блейн, меня зовут Чарльз Фаррел, я представитель корпорации «МИР ИНОЙ». Могу я поговорить с вами? Если сейчас вы не можете, мы могли бы договориться о встрече…

— Входите, — сказал Блейн, широко распахнув дверь пророку адской послежизни.

Пророк по имени Фаррел оказался деловым, мягких манер человеком с приятным тихим голосом. Первое, что он сделал, это вручил Блейну фирменный бланк корпорации, где удостоверялось, что Чарльз Фаррел был полномочным представителем корпорации «МИР ИНОЙ». В тексте имелось скрупулезное описание внешности Фаррела, его подпись, три фотографии с печатями и набор отпечатков пальцев.

— А вот мои удостоверения личности, — сказал Фаррел, раскрывая бумажник и показывая Блейну права на вождение вертолета, библиотечную карточку, регистрационную карточку избирателя и удостоверение государственной благонадежности. На отдельном листке специальной бумаги Фаррел отпечатал узоры своих папиллярных линий и предъявил листок Блейну для сравнения с отпечатками пальцев на бланке.

— Это все необходимо? — спросил Блейн.

— Совершенно необходимо, — заверил его Фаррел — В прошлом имели место несколько печальных случаев. Бесчестные пройдохи часто выдают себя за представителей корпорации, посещая доверчивых и бедных людей. Они предлагают страховку по сниженным ценам и, получив деньги, бегут из города. Очень многие люди потеряли все, что имели, и ничего не получили взамен. Потому что у этих жуликов, даже если они представляют нелегальные компании-однодневки, нет ни необходимого дорогого оборудования, ни высококвалифицированных операторов, которые это оборудование могли бы обслуживать.

— Я этого не знал, — сказал Блейн. — Может, вы присядете?

Фаррел сел на стул.

— Мы пытаемся с этим бороться. Но компании-однодневки быстро меняют места расположения, и их нелегко поймать на горячем. Поэтому лишь «МИР ИНОЙ» и еще две компании, имеющие одобренные правительственными экспертами машины, гарантируют то, что они предлагают, — жизнь после смерти.

— А как с различными системами психологической тренировки? — поинтересовался Блейн.

— Я специально ничего о них не упоминал, — сказал Фаррел. — Это совсем другая категория. Если вы обладаете терпением и решимостью, необходимыми для двадцати лет упорного труда над собой, то могу вас поздравить. Если нет, то вам требуется научный метод и его практическое приложение к вам лично. И здесь мы к вашим услугам.

— Я хотел бы узнать об этом поподробнее, — сказал Блейн. Мистер Фаррел поудобнее уселся на стуле.

— Наверное, вы, как и остальные люди, хотели бы знать, что есть жизнь? И что есть смерть? И что такое сознание? Каким образом взаимодействуют сознание и тело? Зависят ли они друг от друга или нет? Или существует ли на самом деле душа? — мистер Фаррел улыбнулся. — Не на эти ли вопросы вы желали бы услышать у меня ответ?

Блейн кивнул. Фаррел продолжил.

— Так вот, я ничего не могу вам сказать. Мы просто ничего не знаем, не имеем ни малейшего понятия. Мы относим эти вопросы к области философии и религии, и корпорация «МИР ИНОЙ» не имеет намерения даже пробовать ответить на них. Нас интересуют результаты, а не размышления. Мы подходим к вопросу с чисто практических позиций. Нас не интересует, почему мы получаем именно такие результаты, и насколько они в порядке обыденного хода вещей. Дают ли они практический результат? Вот что нас интересует.

— Я думаю, мне все ясно, — сказал Блейн.

— Это очень важно. Теперь я должен прояснить для вас еще один вопрос. То, что мы предлагаем, не имеет ничего сходного с раем.

— Ничего?

— Абсолютно! Рай — это религиозное понятие, концепция, а мы никак не связаны с религией. Наша послежизнь — это сознание, выжившее после смерти тела. Вот и все. И мы вовсе не утверждаем, что послежизнь — это рай, так же, как первые антропологи не могли утверждать, что будто бы найденные ими кости питекантропов являются останками Адама и Евы.

— До вас ко мне заходила старушка, — сказал Блейн. — Она утверждала, что послежизнь — это ад.

— Фанатичка, — с усмешкой сказал Фаррел. — Она всюду за мной следит. И, насколько мне известно, она совершенно права.

— Что же вам известно о послежизни?

— Не так уж много, — объяснил Фаррел — Наверняка известно только следующее: после смерти тела сознание помещается в область, называемую Порогом, существующую между Землей и послежизнью. Это, как мы предполагаем, своего рода подготовительная ступень послежизни. Попав туда, сознание может по своей воле перейти в послежизнь как таковую.

— Но что представляет из себя послежизнь?

— Мы не знаем. Можно только сказать, что это нематериальная область. Все остальное — чистые измышления. Некоторые считают, что сознание — это сущность человеческого тела, и поэтому сущности прочих земных вещей могут быть перенесены вместе с ним в послежизнь. Возможно, это так и есть. Другие не согласны. Некоторые думают, что послежизнь — это место, где души ждут своей очереди, чтобы возродиться в других телах на иных планетах. Возможно, они правы. Другие предполагают, что послежизнь — это только первая ступень в неземной жизни человека, и имеется еще шесть, все более сложных, кульминирующих в своего рода нирвану. Быть может, они правы. Говорили также, что послежизнь — это обширное, туманное пространство, где вы будете вечно скитаться в одиночестве, в поисках, без надежды найти им конец. Мне попадались теории, доказывающие, что люди располагаются в послежизни по семейному признаку, другие утверждали, что они группируются по расовым признакам, по религиозному или социальному положению. Некоторые люди, как вы заметили, считают, что души попадают прямо в ад. Существуют приверженцы теории, утверждающей, что сознание совершенно исчезает, покидая Порог. И есть люди, обвиняющие корпорацию в обмане общественности. Последние научные работы уверяют, что в послежизни вы найдете все, что хотите: царство Божие, рай, Валгаллу, зеленые лужайки, выбирайте, что нравится. Предсказывают, что в послежизни правят древние боги — скандинавские, гаитянские или из бельгийского Конго, в зависимости от того, чью теорию вы рассматриваете. Естественно, противная теория доказывает, что нет и не может там быть никаких богов. Мне попалась однажды английская книга, уверявшая, что в послежизни правят английские духи. А американская книга утверждала, что правят там американцы. Несколько лет назад появилась книга, доказывающая, что в послежизни царит анархия. Ведущий философ настаивает на том, что соревнование — это закон природы, и соответственно этот закон должен распространяться на послежизнь. И так далее. Можете взять на вооружение любую из этих теорий, мистер Блейн, или придумать свою.

— А что вы сами думаете? — спросил его Блейн.

— Я? Я придерживаюсь открытого взгляда, — ответил Фаррел. — Когда придет время, я отправлюсь туда и лично все узнаю.

— Мне это нравится, — сказал Блейн, — но, к сожалению, у меня нет возможности. Таких денег, что дерете с людей вы, у меня нет и не будет.

— Я знаю, — сказал Фаррел — Я ознакомился с состоянием ваших финансов, прежде чем нанести визит.

— Тогда зачем…

— Каждый год, — прервал его Фаррел — распространяется определенное количество бесплатных послежизненных страховок. Часть финансируется корпорациями и различными фондами, часть — разыгрывается в лотерею. Я рад сообщить вам, мистер Блейн, что вы попали в число этих счастливцев, получивших бесплатную страховку.

— Я?

— Позвольте поздравить вас, — сказал Фаррел — Вам чрезвычайно повезло.

— Но кто подарил мне страховку?

— Текстильная компания «Майи-Фарбенгер».

— Никогда не слышал о них.

— Зато они слышали о вас. Дар сделан в честь вашего переноса из 1958 года. Вы принимаете его?

Блейн пристально смотрел на представителя корпорации «МИР ИНОЙ». Кажется, Фаррел говорит правду. Во всяком случае, эту историю легко проверить в самой корпорации. Неожиданный подарок судьбы вызвал у Блейна законные подозрения. Но мысль о возможности получить жизнь после смерти перевесила все возможные сомнения, отбросила в сторону все возможные опасения. Осторожность никогда не мешает, но только не в тот момент, когда перед тобой открываются ворота послежизни.

— Что я должен сделать? — спросил он.

— Просто последовать со мной в здание корпорации, — сказал Фаррел — На необходимую процедуру уйдет всего лишь несколько часов. Бессмертие! Жизнь после смерти!

— Хорошо, — сказал Блейн. — Я принимаю подарок. Пойдемте!

Они немедленно покинули квартиру Блейна.

Гелитакси доставило их непосредственно в здание корпорации «МИР ИНОЙ». Фаррел провел Блейна в Приемный Отдел и вручил ксерокопию страховки Блейна заведующей. С Блейна сняли отпечатки пальцев и он предъявил свое охотничье удостоверение для доказательства идентичности личности. Женщина сверила все данные со списком лиц, назначенных на Прием. Окончательно удовлетворившись, она подписала необходимые бумаги.

Потом Фаррел отвел Блейна в примерочную, пожелал ему удачи и ушел.

В примерочной целая компания молодых операторов устроила Блейну настоящий экзамен. Ряды калькуляторов трещали и щелкали, извергая рулоны бумажной ленты и потоки перфокарт. Зловещего вида аппараты булькали я попискивали, вспыхивали громадные красные огни, подмигивали Блейну и меняли цвет на янтарный. Самописцы чертили графики на листах клетчатой бумаги. И на фоне всей этой деятельности операторы вели оживленную профессиональную беседу.

— Забавная бета-реакция. Думаешь, можно сгладить пик?

— Конечно, просто понизим коэффициент побуждения.

— Не люблю я этого. Ослабляет сеть.

— А слишком уж понижать не нужно. Он и так перенесет травму.

— Возможно…. Как, там с фактором Хенлингера? Ничего нет.

— Это потому, что он в телоносителе. Потом появится.

— А у того, на прошлой неделе, так и не появился. Парень взлетел, как ракета.

— Во-первых, он был немного нестабильный.

Блейн встревожился:

— Эй! Что, эта штука может не сработать?

Операторы уставились на него, словно видели в первый раз.

— Случай на случай не приходится, брат, — сказал один оператор.

— К каждому нужен особый подход.

— Это всякий раз проблема.

— Мне говорили, что процедура давно уже отработана, что ошибок не бывает, — сказал Блейн.

— Ясное дело, так они говорят клиентам, — скорбно заметил один из операторов. — Это одна реклама.

— Тут у нас каждый день бывают неполадки. До совершенства еще далеко.

— Но вы можете сказать, удалась ли процедура или нет? — тревожно спросил Блейн.

— Конечно. Если она удалась, ты остаешься жив-здоров. — Если нет — ты отсюда уже не выходишь.

— Она обычно удается, — ободряюще сказал оператор, — кроме случаев с К—З.

— Чертов К—З фактор, он все дело нам портит. А ну-ка, Джемисен, скажи нам, К—З он или нет?

— Я не уверен, — сказал Джемисен, сгорбившись над мигающими индикаторами своего пульта. — Тестирующая машина опять барахлит.

— А что такое К—З? — спросил Блейн.

— Если бы мы знали, — уныло сказал Джемисен. — Наверняка известно только, что парни с К—З не выживают после смерти.

— Ни при каких обстоятельствах.

— Старик Фицрой считает, что это встроенный природой ограничивающий фактор.

— Но он не передается по наследству.

— Все равно, остается возможность, что он прячется в гене и проявляется через несколько поколений.

— А я — не К—З? — спросил Блейн, стараясь, чтобы голос его не дрожал.

— Кажется, нет, — спокойно сказал Джемисен — Он редко встречается. Сейчас проверю.

Блейн ждал, пока операторы обрабатывали свои данные, а Джемисен пытался определить на своей барахлившей машине, имеется ли у Блейна зловещий фактор К—З. Немного спустя Джемисен поднял голову.

— Так, по-моему, он не К—З. Хотя кто же может сказать наверняка? Все равно, давайте начинать. — А что теперь? — с беспокойством спросил Блейн. В руку ему вошла игла шприца. — Не беспокойся, — сказал оператор, — все будет отлично.

— Вы уверены, что я не К—З? — спросил Блейн. Оператор рассеянно кивнул. Блейн хотел задать еще вопрос, но голова вдруг у него закружилась. Операторы подняли его, положили ка белый операционный стол.

Когда он пришел в себя, то лежал на удобной кушетке, играла успокаивающая музыка. Медсестра протянула ему стакан хереса, рядом с ней, сияя, стоял мистер Фаррел.

— Все в порядке? — спросил Блейн.

— Еще бы. Все прошло, как по нотам.

— Правда?

— Ошибки быть не может. Мистер Блейн, послежизнь вам обеспечена.

Блейн допил херес и встал, слегка покачиваясь.

— Жизнь после смерти мне обеспечена? Когда бы я ни умер? И отчего бы я ни умер?

— Именно так. Независимо от того, как и когда вы умрете, ваше сознание выживет после смерти тела. Как вы себя чувствуете?

— Не знаю, — сказал Блейн.

Лишь полчаса спустя, когда он вернулся домой, наступила первая реакция. Послежизнь принадлежит ему!!!

Его охватило внезапное бурное возбуждение. Теперь ему нечего бояться, теперь на все плевать! Он бессмертен! Его могут убить на месте, а он не умрет вместе с телом!

Он словно опьянел от радости. Небрежно представил он, как бросается под колеса проезжающего грузовика. Какое это имеет значение, в самом деле? Теперь ему ничего не страшно! Можно пойти в берсеркеры, со смехом наводить ужас на толпу прохожих. Почему бы и нет? «Голубые рубашки» могут только убить его, не больше.

Это было совершенно неописуемое чувство. Талько теперь понял Блейн, с каким бременем жили люди до открытия послежизни. Он вспомнил об этом тяжелом, постоянном, бессознательном бремени, которое невидимо соизмерялось с каждым поступком и сопровождало каждое движение. Древний враг человечества, смерть, тень, что ползла по проходам и коридорам сознания человека словно отвратительный желудочный паразит, призрак, отравлявший дни и ночи своим преследованием, некто, притаившийся за углом, неясный силуэт в ночи за дверью, незримый гость на каждом пиру, незамечаемая фигура в каждом пейзаже, вечно присутствующая, вечно ждущая…

Ее больше нет.

С этого момента чудовищный груз, тяготивший ею сознание, был поднят. С чувством пьянящей радости сознавал он, что страх смерти исчез, и он ощущал просто воздушную легкость. Смерть, главнейший враг, была побеждена!

Он вернулся в свою квартиру в состоянии высочайшей эйфории. Когда он открывал замок, он услышал звонок телефона.

— Говорит Блейн!

— Том! — Это была Мэри Тори. — Где ты был? Я целый день пытаюсь к тебе дозвониться!

— Я уходил, дорогая, — сказал Блейн. — А где же это ты была до сих пор?

— В РЕКСе — сказала она. — Я хотела узнать, что они задумали. Теперь слушай внимательно, у меня важная новость.

— У меня тоже есть для тебя важная новость, малышка, — сказал Блейн.

— Слушай меня! Сегодня к тебе придет человек. Он скажет, что он агент из корпорации «МИР ИНОЙ», и предложит тебе страховку. Не бери ее.

— Почему? Он не агент?

— Нет, он настоящий представитель корпорации, все честно. Но ты не должен соглашаться.

— Я уже согласился, — сказал Блейн.

— Ты что?…

— Он приходил несколько часов назад. Я принял страховку.

— Они уже обработали тебя?

— Да. Это все розыгрыш?

— Нет, — сказала Мэри — конечно, нет. Ох, Том, когда же ты, наконец-то, научишься не доверять предложениям незнакомых людей? Для страховки нашлось бы время потом… Том, Том!

— Что случилось? — спросил Блейн. — Это был подарок текстильной корпорации «Майи-Фарбенгер».

— Она полностью принадлежит РЕКСУ, — объяснила ему Мэри.

— А-а… Ну и что?

— Том, эту страховку тебе дали управляющие РЕКСа. Они использовали «Майи-Фарбенгер» как ширму, но страховку предоставил тебе именно РЕКС! Теперь ты понимаешь, что это значит?

— Нет. Будь так добра, перестань кричать и объясни, в чем дело.

— Том, это все раздел о Разрешенном Убийстве из Закона о Самоубийстве. Они хотят им воспользоваться.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том разделе Закона о Самоубийстве, который делает законным изъятие телоносителя. РЕКС гарантировал выживание твоего сознания после смерти и ты принял страховку. Теперь они могут законным путем забрать у тебя тело для любой своей цели. Оно принадлежит им. Они имеют право убить твое тело, Том!

— Убить меня?

— Да. И они, конечно, так и сделают. Правительство намерено начать дело против корпорации за нелегальную транспортировку тебя из прошлого. Если ты исчезнешь, исчезнет и причина для неприятностей. Теперь слушай. Ты должен уехать скорее из Нью-Йорка и, возможно, из страны вообще. Может, тогда они оставят тебя в покое. Я помогу тебе. Думаю, ты должен… Телефон замолчал.

Блейн несколько раз поднимал и опускал трубку, но не было слышно даже гудка. Линия явно была нарушена.

Эйфория, которой он был наполнен несколько минут назад, испарилась как дым. Пьянящее чувство свободы от страха смерти исчезло. Как он только подумал о берсеркеризме? Он хотел жить. Он хотел жить во плоти на той Земле, которую знал и любил. Существование в форме духа совсем не привлекало. И в ближайшем будущем не должно было привлечь. Он хотел жить среди вещей, которые можно потрогать, дышать полной грудью, есть и пить, чувствовать свое тело и тела других людей.

Когда они попытаются убить его? Когда захотят, в любое время. Блейн быстро сунул в карман все имеющиеся деньги и поспешил к двери. Открыв ее, он посмотрел по сторонам. В коридоре было пусто.

Он выскочил за дверь, помчался по коридору и вдруг замер.

Из-за поворота как раз вышел человек. Он стоял посреди прохода, в руках у него был большой излучатель, направленный прямо в живот Тому Блейну. Это был Сэмми Джоунс.

— Ах, Том, Том, — вздохнул Джоунс. — Поверь, мне очень тебя жаль. Но дело есть дело.

Блейн стоял, словно парализованный, глядя, как ствол излучателя поднимается на уровень его груди.

— Почему именно ты? — с трудом выговорил он.

— А кто еще? — удивился Джоунс. — Разве я не лучший охотник в Западном полушарии и, наверное, в Европе тоже? РЕКС нанял нас всех, здесь, в районе Нью-Йорка. Но только на этот раз с пулевым и лучевым оружием. Мне очень жаль, Том.

— Но я тоже охотник, — сказал Блейн.

— Ты будешь не первым и не последним, парень. Такова наша игра. Не шевелись. Я все сделаю быстро.

— Я не хочу умирать! — вздохнул Блейн.

— Почему? У тебя ведь есть страховка.

— Меня обманули! Я хочу жить! Сэмми, не надо!

Лицо Сэмми Джоунса напряглось. Он тщательно прицелился, потом опустил излучатель.

— Я становлюсь слишком чувствительным, — сказал он. — Ладно, Том, давай, беги. У каждой Жертвы должна быть в начале фора. Так даже интересней. Но я даю тебе совсем немного.

— Спасибо, — крикнул Блейн, помчавшись вниз по ступенькам.

Он выскочил на улицу, но не знал, куда бежать. Но на раздумье времени не было. Скоро вечер, темнота поможет ему. Он выбрал направление и пошел.

Почти инстинктивно ноги несли его в городские трущобы.

Он шел мимо обветшалых многоэтажных домов, мимо дешевых салунов и ночных клубов, сунув руки в карманы, и пытался размышлять. Нужно придумать план. Охотники настигнут его через час или два, если он не придумает что-нибудь, не найдет способа бежать из Нью-Йорка.

Джоунс сказал ему, что за транспортом следят. На что же ему тогда надеяться? Он без оружия, беззащитный…

Что ж, этому горю он мог помочь. С пистолетом в руках положение будет не таким безнадежным. Даже очень. Как указывал Халл, охотник имел законное право стрелять в Жертву, но если Жертва стреляла в охотника, она подлежала аресту и суду.

Если он подстрелит охотника, полиции придется арестовать его! Дело запутается, усложнится, но он избежит немедленной опасности.

Он шел, пока не оказался рядом с ломбардом. В его витрине имелась богатая коллекция пулевого и лучевого оружия, ножей, кинжалов, мачете и так далее. Блейн вошел в лавку.

— Мне нужен пистолет, — сказал он усатому продавцу за прилавком.

— Пистолет. Ага. Какого типа? — спросил продавец.

— У вас есть лучевые пистолеты?

Человек за прилавком кивнул и наклонился к ящику. Он извлек блестящий большой пистолет с красивой медной отделкой.

— Вот, например, — сказал он, — отличная модель. Это настоящий Сайде-Берн, иглолучевой пистолет для большой венерианской охоты. На расстоянии в пять сотен ярдов он проделывает дыру во всем, что ходит, ползает или летает. Вот здесь — селектор рассеивания. Можно дать широкий луч для работы на короткой дистанции или отрегулировать на игольную толщину для дальней стрельбы.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал Блейн, доставая из кармана купюры.

— Вот эта кнопка, — продолжал ростовщик, — регулирует время разряда. Один щелчок увеличивает время на четверть секунды. Поставьте его на автомат, и будет работать, как коса. Батареи хватает на четыре часа, а в этой, что заряжена сейчас, осталось энергии на три часа работы. Кроме того, вы можете использовать пистолет в домашней мастерской. При помощи особых креплений и снизив мощность до минимума, вы сможете резать лучом пластик лучше, чем пилой. В другом режиме он может работать в качестве горелки. Специальные глушители можно приобрести…

— Я беру его, — перебил ростовщика Блейн. Ростовщик кивнул.

— Могу я взглянуть на ваше разрешение? Блейн вытащил свою охотничью лицензию и показал продавцу. Тот кивнул и с тягостной медлительностью выписал чек.

— Вам завернуть?

— Не беспокойтесь. Я так понесу.

— Семьдесят пять долларов, — сказал ростовщик. Когда Блейн бросил на прилавок купюры, ростовщик сверился со списком на стене у себя за спиной.

— Стоп! — внезапно сказал он.

— Что?

— Я не могу продать вам оружие.

— Почему? — спросил Блейн. — Я показал вам лицензию.

— Но вы не сказали, что вы — Жертва. А у Жертв не должно быть оружия. Ваше имя передали в списке полчаса назад. Легально вы не купите оружия нигде в Нью-Йорке, мистер Блейн.

Ростовщик подтолкнул купюры обратно к Блейну. Тот попытался схватить пистолет, но ростовщик успел сделать это раньше и направил ствол на Блейна.

— Стоило бы уменьшить им хлопоты, — сказал он. — У тебя есть твоя чертова страховка, так чего тебе еще нужно?

Блейн стоял совершенно неподвижно. Ростовщик опустил пистолет.

— Но это не моя забота, — сказал он. — Охотники и так быстро тебя возьмут.

Он протянул руку под прилавок и нажал кнопку. Блейн повернулся и выбежал из лавки. Уже темнело. Но он обнаружил себя. Охотники скоро доберутся сюда.

Ему показалось, что кто-то зовет его. Он протискивался сквозь толпу, не оглядываясь назад, стараясь что-нибудь придумать. Он не мог умереть просто так. Не мог он перенестись через 152 года в будущее, чтобы быть пристреленным на глазах миллионной толпы — это было просто несправедливо.

Он заметил, что его догоняет ухмыляющийся человек. Это был Тезей, в руке он сжимал пистолет и выжидал удобного для выстрела момента.

Блейн помчался со всех ног, пробрался сквозь толпу и выскочил в боковую улицу. Он помчался по ней, вдруг замер.

В дальнем конце улицы, четко выделяясь на фоне освещенной стены, стоял человек. Одну руку человек упер в бедро, другую поднял в положении для стрельбы. Блейн заколебался, потом обернулся в сторону Тезея.

Маленький охотник выстрелил, опалив рукав Блейна. Блейн кинулся к открытой двери, которую вдруг захлопнули у него перед носом. Второй выстрел прожег пиджак.

Словно во сне, следил он за приближающимися охотниками. Тезей был уже близко, второй охотник блокировал путь к бегству. Блейн побежал в сторону второго охотника, едва передвигая налившиеся свинцом ноги. Он бежал мимо решеток канализации, вентиляционных шахт метро, мимо опущенных на витрины железных штор и запертых входных дверей.

— Отойди, Тезей — крикнул второй охотник. — Я его достану!

— Давай, Хендрик! — крикнул в ответ Тезей и прижался к стене, чтобы избежать выстрела.

Второй охотник, до которого оставалось ярдов пятьдесят, прицелился и выстрелил. Блейн бросился на мостовую, и луч прошел над головой. Он откатился в сторону, пытаясь найти иллюзорную защиту за проемом двери. Луч прыгнул вслед за ним, опаляя бетон, обращая лужи у сточных решеток в пар.

Потом решетка вентиляции метро поддалась под тяжестью его тела.

Падая, он сообразил, что решетку, очевидно, повредил луч пистолета. Слепой случай! Но нужно приземлиться на ноги. Он должен не потерять сознание, уползти с открытого места, использовать счастливый случай. Если он потеряет сознание, тело его будет лежать на дне открытой шахты и станет легкой жертвой для охотников наверху.

Он попытался перевернуться на лету. Слишком поздно. Он приземлился на плечи, и голова его сильно ударилась о железную опору. Но необходимость оставаться в сознании была так велика, что он заставил себя встать

Он должен был отойти подальше от шахты, в глубь переходов метро, где они не смогут его найти.

Но даже одного шага было для него достаточно. С кошмарной легкостью ноги под ним согнулись, он упал лицом вниз, перевернулся и увидел над собой зияющее отверстие шахты. Потом он потерял сознание.