Онлайн чтение книги Назло громам In Spite of Thunder
Глава 16

Брайану Иннесу снился сон.

И снилось ему, что он не спит в своей собственной квартире на набережной Туреттини рано утром в субботу, 11 августа, что происходило на самом деле, а все еще находится в «Пещере ведьм» в тот момент, когда прозвучали выстрелы.

Может быть, было правильно, что этот сон удивительно походил на реальность, потому что той ночью в «Пещере» реальность казалась сном.

В ночных кошмарах независимо от того, что происходит, никто ничему не удивляется. Ты сам можешь испытывать какие угодно чувства — от гнева до ужаса, но все окружающие остаются бесстрастными и даже не замечают происходящего.

Ты стоишь в толпе рядом с девушкой, в которую влюблен. Банальные обстоятельства, довольно безвкусный ночной клуб, в котором дают шоу, и ты прекрасно понимаешь, что это — шоу, но вдруг из-за прикосновения извне все это растворяется и превращается в нечто ужасное.

Реальное человеческое существо, в маске из резины или папье-маше, неожиданно меняет всю картину, пытаясь убить то ли тебя, то ли женщину, стоящую рядом с тобой.

Никто не оглядывается, чтобы взглянуть на это, да и ты, хоть и чувствуешь холодок страха, пробежавший по спине, все же не удивлен. Может, потому, что подсознательно уже почти знаешь, кто убийца?

Брайан понимал, что ему снится сон, но от этого не было легче в эти мрачные утренние часы, когда сон так тонок и тело покрывается потом.

Во сне кто-то вскрикнул.

В испуге Брайан проснулся и сел. Наверное, это было вчерашнее утро, потому что звонил телефон.

— Да? — произнес он вслух.

Брайан обнаружил, что находится не в спальне, а лежит, согнув ноги и шею, на софе в маленькой гостиной с отштукатуренными кремовыми стенами. На нем халат, надетый поверх пижамы. А комната залита ясным солнечным светом, и на открытых окнах занавески колышутся от ветра.

Он сжал телефонную трубку так, словно собирался ее раздавить, но она молчала. Наконец на его «алло», произнесенное неуверенным голосом, в ответ раздалось покашливание, в котором одновременно слышались волнение и угроза.

— Сэр, — произнес голос доктора Фелла.

— Тсс! — прошептал Брайан.

— Что случилось?

— Тсс!

— Надеюсь, — заметил доктор Фелл, — вы в здравом рассудке? — Брайан представил себе выражение лица доктора на другом конце провода: свирепое и сострадающее одновременно. — Да? Тогда могу я спросить, что произошло прошлой ночью с вами и мисс Пейдж? Мы с Обертеном звонили вам.

— Я знаю.

— Ага… кха-кха! Тогда вы, вероятно, помните, что дверь вашей квартиры была открыта настежь, но в ней никого не было. К тому же вы не оставили никакого сообщения.

— Возникли некоторые проблемы.

— Их может стать больше. Где вы были?

— Тсс! — Брайан огляделся, заметив, что его одежда разбросана по стульям. — У меня нет времени рассказывать вам все это по телефону. В двух словах: мы с Паулой Кэтфорд ходили в ночной клуб под названием «Пещера ведьм».

Когда Брайан в общих чертах сообщил все остальное, в трубке послышалось еще более тяжелое и хриплое дыхание доктора.

— Это, конечно, не был ни призрак, ни труп миссис Ферье. Это была омерзительная, словно живая, маска со светлыми волосами, выглянувшая из-за колонны и смотревшая в прорези для глаз. Фигуру мне совершенно не удалось разглядеть, особенно при том освещении.

— Кого-нибудь убили, ранили?

— Никого. Три пули, пройдя по диагонали, попали в картину над нашими головами. Следы от них очень маленькие, похожи на 22-й калибр.

— Но мисс Пейдж, вы сказали, упала?

— Просто Одри очень ослабла, и не столько от страха, сколько от полного нервного истощения. Слава богу, ее не ранили. А общее впечатление было такое, будто смотришь фильм по телевидению или в кино: видишь, как кто-то целится в направлении кого-то и спускает курок. Престо![9]Престо — очень быстрый темп в музыке (ит.). Магическим оружием можно убить с любого расстояния, причем моментально, и при любом освещении. Здесь же было чуть сложнее этого…

— Где теперь мисс Пейдж?

— Тсс! Она спит; в моей спальне. Минуточку.

— Сэр…

— Одну минуточку, черт побери!

Осторожно положив трубку, Брайан надел на ощупь тапочки, взглянул на часы и на цыпочках прошел в небольшой коридор. Дверь в спальню, выкрашенная белой краской, была успокаивающе закрыта. В это чудное субботнее утро, в десять минут десятого, казалось, можно было пить искрящийся воздух. Он вернулся к телефону:

— Я отвечу на ваш следующий вопрос, доктор Фелл, хотя вы его еще не задали. Нет, я не закричал, чтобы ловили и держали того, кто стрелял. В тех обстоятельствах не было смысла это делать. Я поднял Одри и унес ее оттуда.

Трубка молчала, видимо, доктор обдумывал что-то.

— Вы слышали, что я сказал? — спросил Брайан.

— Слышал, сэр.

— Там даже никто не заметил, что произошло. Единственный, кто подошел, была официантка, которая весело произнесла: «Ой, бедняжка!» — и сказала, что на этих восхитительных шоу люди постоянно падают в обморок. Что касается Паулы и Десмонда Ферье…

— Ага… кха! Ну-ну? — притворно небрежно произнес голос на другом конце провода.

— К тому времени они уже ушли. Оба. Правда, мы видели, только как уходила Паула. Когда мы с Одри вернулись к столу, на нем стояли открытая бутылка бренди и два чистых стакана, а под бутылкой лежала записка от Ферье, которую я заметил только после того, как Одри упала на стол.

— Записка?

— Паула была расстроена больше, чем она признавалась. В записке они просили нас их извинить, кроме того, написали, что за бренди уплачено и они надеются, что мы выпьем его за них.

— А сейчас с мисс Пейдж все в порядке?

— Рад сообщить, что да. Но вчера все было не так хорошо, поэтому я не мог позволить ей провести ночь одной в отеле. — В сознании Брайана, которое обычно не посещали никакие видения, вдруг возникло лицо за колонной. — В любом случае — верно или неверно — я сделал это. Дело сделано.

— Да, как вы сказали, сэр, дело сделано. А теперь скажите мне: стрелявший в маске, случайно, не использовал автоматический браунинг 22-го калибра, типа тех, что производят в Бельгии?

— Вполне возможно. Я его близко не рассматривал.

— А маска, — с глухой угрозой произнес доктор Фелл, — не была ли той самой маской миссис Ферье, которую изготовил для нее человек по имени Лафарг, хозяин ночного клуба? Лицо Евы в годы расцвета ее красоты?

— Паула говорила мне, что такая маска существует, — это все, что я знаю. А где вы слышали о ней и о пистолете?

— Обертен нашел их вчера утром в кабинете, когда производил обыск. И маска, и пистолет принадлежали миссис Ферье. И вчера же утром они были опознаны ее мужем. — Доктор охнул. — Значит, кто-то их украл. Нам следовало бы уделить больше внимания «Пещере ведьм». И последнее: как вы узнали, что мисс Пейдж отправилась в этот необычный клуб?

Брайан рассказал.

— Восстановили текст по вдавленным отпечаткам? На листке блокнота? — Дыхание доктора стало еще более затрудненным. — Вы сказали, что положили этот листок к себе в карман. Он и сейчас у вас там?

— Думаю, да. С чего бы ему…

— Будьте любезны посмотреть и убедиться в этом.

Брайан снова положил телефонную трубку. Пиджак костюма, который он надевал вчера, висел на спинке стула совсем рядом. Порывшись в боковом кармане и не обнаружив листка, он стал внимательно осматривать остальные карманы.

— Исчезла, — сообщил он в трубку. — Наверное, я его выронил, только не помню где и когда.

— Ох… кха-кха! Я так и знал, что вы его потеряли. А теперь слушайте внимательно! — Голос в трубке звучал тяжело, но предельно четко. — Как вы уже, наверное, догадались, я нахожусь на вилле «Розалинда». Не могли бы вы приехать сюда в течение часа и привезти с собой мисс Пейдж?

— Конечно, если это необходимо.

— Это совершенно необходимо. Обертен собирается произвести арест. Эта новость о нападении прошлой ночью, несомненно, заставит его поторопиться. Между тем следует предупредить сэра Джералда Хатауэя, чтобы он не нарвался на неприятности, потому что, боюсь, он намерен это сделать.

— Хатауэй? Уж не собирается ли он снова на кого-то напасть?

— О да. Очень даже собирается. Пожалуйста, позаботьтесь о мисс Пейдж, да и сами будьте очень осторожны. До конца сегодняшнего дня вы можете столкнуться с гораздо более неприятными вещами, чем думаете. Тогда до встречи! — И доктор Фелл отключился.

Брайан положил трубку на место и так задумчиво на нее уставился, словно она могла рассказать ему все, что он хотел знать. От этого занятия его оторвал звонок в дверь, настырное дребезжание которого можно было охарактеризовать только словами: «Пришла еще одна неприятность».

Но это оказалась мадам Дюваллон — бодрая и приветливая, как всегда. Теперь у нее не было своего ключа, однако, будучи человеком пунктуальным, она явилась ровно в половине десятого. Брайан открыл ей дверь, и мадам Дюваллон, поздоровавшись, еще на пороге поинтересовалась:

— А юная леди? Она еще здесь? И надеюсь, чувствует себя хорошо?

— Не очень, мадам. Пожалуйста, приготовьте чашку чаю и разбудите ее.

— А потом будет английский завтрак?

— Очень обильный английский завтрак, мадам. Я так голоден, что… — Брайан неожиданно замолчал. На лестничной клетке, метрах в грех от двери, стоял кто-то еще и смотрел на него. Конечно, нервы Брайана были не в лучшем состоянии, потому что он едва удержался от того, чтобы не заорать: «Кто здесь?» — хотя в следующую секунду прекрасно понял, кто это.

Десмонд Ферье, во внешности которого не было ничего радостного, одетый в серые слаксы и клетчатую спортивную куртку, грозно шагнул к нему.

— Доброе утро, приятель. Да не удивляйтесь вы так, — буркнул он. — Вы же знаете, что ваш адрес есть в телефонной книге.

— Могли бы предварительно позвонить. А если хотите увидеть кого-то еще…

— Я хотел увидеться с вами. Вы не против, если я войду?

— Завтрак, мадам Дюваллон.

Брайан подождал, пока мадам Дюваллон, сняв пальто и шляпу, прошла на маленькую кухню, затем жестом пригласил Ферье войти и закрыл дверь. Ферье, не очень убедительно изображая слегка развязный вид, прошел в гостиную.

— Итак? — напомнил Брайан. — У вас какие-то особые причины для того, чтобы находиться здесь?

— Только одна, — ответил Ферье, вынимая руки из карманов. — Меня вышвырнули из собственного дома — или практически вышвырнули. Только подумать, ведь я сам просил доктора Фелла прояснить это дело!

Брайан молча ждал продолжения.

— Я сам попросил его, — с горечью повторил Ферье. — Я всем рассказывал о нем, причем говорил только хорошее; думал, что его присутствие в доме сможет предотвратить беду. Я… — Он помолчал. — А теперь доктор заодно с полицией и работает вместе с ними. Похоже, Обертен о нем еще более высокого мнения, чем я. Доктор даже считается с этим мелким хамом Хатауэем, и все это начиная с ночи четверга.

— Хатауэй прав; просто он немного переоценивает себя — только и всего.

— Ах да! Я совсем забыл, что он и ваш друг.

Внезапно, ощетинившись, они посмотрели друг на друга.

— Ну и что из этого? — спросил Брайан. — Вы пришли сюда, чтобы сказать мне это?

— Нет.

— Тогда зачем?

— Мне хотелось встретиться с вами, — повторил Ферье после некоторой паузы, сделав слегка протестующий жест, — потому что об этом меня попросила Паула. — И после этих слов произнес уже безо всякой настороженности: — Иннес, у меня серьезные чувства к ней, такие же серьезные, как у вас к Одри.

— Серьезные?

— Ну почему я не могу прямо сказать об этом? Почему все мы (и вы в том числе) делаем вид, будто настоящие чувства ниже нашего достоинства? В двадцатые годы, когда я был еще совсем молодым актером, многие люди в театре стали насмехаться над старыми пьесами, посчитав, что все они уже смешны. Если ты получал роль, в которой был настоящий характер, если серьезно работал над ней и играл во всю свою мощь, они это тоже находили смешным. Тебя старались запугать словом «бездарь», создать славу актера, бьющего на дешевый эффект. Но почему? Да потому, что они просто не умели играть настоящие характеры и предпочитали этого не делать.

Теперь, слава богу, театр изменился или, по крайней мере, меняется, но даже и сейчас я думаю: «К черту эту сладкоречивую ерунду! Или играй достойно, или не играй вовсе. Если роль трудная, докажи свое умение выйти из этого положения». Я хочу сказать… — Ферье снова помолчал и спросил: — Послушайте, Иннес, вы понимаете, о чем я говорю, или нет?

— Да, понимаю. — Брайан подумал, что всякий раз, когда он чувствовал неприязнь к этому человеку, его буквально обезоруживали и притягивали его откровенность и даже наивность.

— Это — реальная жизнь, приятель; это не сцена. Я пытаюсь сказать…

— Вы пытаетесь сказать, — перебил его Брайан, — что на самом деле в четверг ночью в течение трех часов вы были с Паулой. Паула не обманывает. Она и раньше не обманывала и не пыталась увести вас от Евы, однако вам кажется, что если вы об этом скажете, то это может показаться ужасно смешным.

— Вот именно!

— Но почему это должно казаться смешным?

— Потому что я действительно влюблен в эту чертову женщину, хотя я намного старше ее. Вы не можете этого понять, Иннес…

— Это я-то не могу, да?

— Но дело не в этом. Вы думаете, что я был с ней. Вы говорили об этом полиции?

— Нет, я обещал ей, что не скажу, и сдержал свое обещание.

— А Хатауэю говорили?

— Хатауэю? Нет, ни слова. Хатауэй этого и не касался.

— А может быть, и не должен был, но он пытается использовать свое влияние. Прошлой ночью, когда мы оставили вас с Одри в «Пещере ведьм», мы поехали прямо домой. Хатауэй вернулся на полчаса позже, и воодушевление было просто написано на его физиономии. Он начал расспрашивать Паулу. Она, конечно, не скажет, что говорила ему, но мне это не нравится.

— Если вы беспокоитесь о себе…

— Ради всего святого и все такое прочее, — воскликнул Ферье, употребив одну из библейских клятв, которые стали частью его образа мыслей и речи, — неужели вы думаете, что я забочусь о себе? Разве я вообще когда-нибудь делал это? Меня волнует только Паула.

Снова зазвонил телефон.

Воздействие этого звонка на нервы усилил внезапно раздавшийся на кухне свист закипевшего чайника. К этому еще добавился и голос, который Брайан услышал в трубке.

— Простите за беспокойство, — произнес он. — Десмонд у вас? Он говорил, что собирается встретиться с вами. Можно мне…

Этот голос, а может, и слова услышал Ферье.

— Это Паула, да?

— Да. Она хочет с вами поговорить. — Протянув Ферье телефонную трубку, Брайан отошел в сторону и выглянул в окно, подчеркивая таким образом свое нежелание слушать, о чем они беседуют.

В мягких лучах солнца Женева предстала перед ним в своих обычных пастельных серо-коричнево-белых тонах. Высунувшись из окна, он мог увидеть серо-голубые воды озера с редкими белыми пятнами парусов.

— Но ведь это было семнадцать лет назад, — услышал Брайан слова Ферье. — Не понимаю, какая разница, что ты не могла ему тогда сказать! И не понимаю, какая теперь разница.

Дальше послышалось слабое жужжание голоса в трубке, а через полминуты Брайан уже больше не мог делать вид, что разговор его не интересует.

— Загнал в угол? Что ты имеешь в виду, говоря, что он загнал тебя в угол? — Ферье, на лице которого было написано сомнение и потрясение, выслушал ответ. Затем сказал: — Ладно, я приеду. Это мой дом, и они не могут выгнать меня оттуда. Я приеду. — И он разъединился.

— Что случилось? — спросил Брайан. — В чем дело?

— Простите, приятель, но я должен торопиться.

Трудно было поверить, что человек, называвший себя стариком, может так быстро передвигаться. Его большие ноги тяжело протопали через гостиную к выходу, затем входная дверь открылась и захлопнулась.

Брайан почувствовал надвигающуюся катастрофу, поэтому, когда тоже поспешил в коридор, ему потребовалось привести свои нервы в порядок, чтобы вспомнить французский.

— Мадам Дюваллон! — позвал он. — Пожалуйста, разбудите как можно скорее мисс Пейдж. Возможно, на завтрак не останется времени. Лучше… — И вдруг остановился.

Дверь в спальню была открыта. Мадам Дюваллон с подносом, на котором стояла огромная чашка с блюдцем, выходила оттуда. Фарфоровая посуда подрагивала на нем.

— Месье Иннес, я не могу ее разбудить. Юной леди там нет.

Несколько секунд оба молчали. С набережной доносились крики и все усиливающийся шум транспорта.

— Месье Иннес! — воскликнула мадам Дюваллон, обратив внимание на его лицо. — Юная леди ушла. Я ничего не могу поделать, раз она ушла. Позаботьтесь о себе!

Брайан оглядел спальню. Легкая, прозрачная ночная рубашка Одри была брошена в ногах неубранной постели, а ее маленький чемоданчик, который он вчера ночью все-таки принес из машины, снова лежал открытым на стуле. На зеркале туалетного столика, словно в насмешку, остались слова, написанные Одри губной помадой еще вчера. По-видимому, вместо тех, которые должны были бы быть написаны сегодня рано утром.

«Я тоже люблю тебя, — пробежал он глазами надпись. — Прости меня за то, что собираюсь сделать».

Относились ли эти слова к тому, что она собралась сделать сегодня утром? А может, Одри просто забыла их стереть? Брайан не мог этого понять. Но она ушла.

Телефонный звонок, назойливо зазвучавший в это мгновение, возродил исчезнувшие было надежды. Однако человеческая натура остается неизменной, поэтому, услышав этот внезапный звук, заставивший его подпрыгнуть, Брайан первым делом выругался. Мадам Дюваллон, будучи женщиной практичной, имела правильные представления обо всем.

— Месье Иннес, — провозгласила она с холодным достоинством. — Это — дурной тон. Звонит телефон. Ответьте, пожалуйста.

Брайан подчинился. Голос доктора Фелла был настолько хриплым и взволнованным, что первые несколько слов он с трудом разобрал.

— Я очень боюсь, — прогудел он.

— Чего?

— Дело вышло из-под контроля. Афинские архонты! Я и не предполагал, что человек может зайти так далеко и довести нас до такого безумного состояния. Мистер Десмонд Ферье еще у вас?

— Нет. Вы могли бы об этом догадаться. Он ушел минуту-две назад. А где Одри? У вас есть хоть какие-нибудь предположения о том, что с ней случилось?

— Ах! Кхм! Я… э-э-э… только что узнал об этом. Если не говорить достаточно честно и достаточно точно, то можно сказать, что мисс Пейдж арестована…

— Арестована?!

— Поверьте мне на слово, — прорычал доктор Фелл, — что у вас очень мало оснований для беспокойства. Я очень прошу вас последовать за мистером Ферье, догнать его и остановить, если сможете. А если нет, то приезжайте сами на виллу. Не спорьте со мной; остановите его!

— Погодите минуточку!

Но в трубке раздались короткие гудки. Мадам Дюваллон, опустив поднос с чайной посудой, вначале воззвала к Создателю, а потом расплакалась.