Онлайн чтение книги Душной ночью в Каролине In the Heat of the Night
Глава 14

Небо было покрыто багровыми полосами чадного, полыхающего рассвета. Казалось, оно подернуто дымом, скрывающим от глаз просветленную красоту, которая возникает с первым лучом солнца. Тиббс сидел на скамье в предварилке и читал книгу в дешевой бумажной обложке. На этот раз "Анатомию убийства".

Дверь в кабинет Гиллспи, захлопнувшаяся почти три часа назад, наконец отворилась. Послышался звук шагов, затем лязг замка. Через несколько секунд на пороге комнаты показалась высоченная фигура человека, который возглавлял полицейское управление Уэллса. Он опустился на скамью и закурил сигарету. Тиббс ждал начала разговора.

– Он подписал признание, – сообщил Гиллспи.

Тиббс отложил книгу.

– Я был уверен, что вам удастся его заставить, – отозвался он. – А этот тип сказал, кто должен был сделать аборт?

Вопрос несколько озадачил Гиллспи.

– Похоже, тебе известно решительно все, Вирджил. Я бы не прочь узнать, как ты это раскопал.

– А где Сэм? – спросил Вирджил. Впервые он назвал Вуда по имени в присутствии Гиллспи.

Шеф, по-видимому, ничего не заметил.

– Он снова вернулся на дежурство – я ему разрешил не ездить, но он сказал, что это его долг.

– Вуд – удивительно добросовестный служащий, – сказал Вирджил, – а это многое значит. Вскоре вам еще больше понадобится его помощь: с толпами, которые нагрянут сюда на музыкальный фестиваль, будет много хлопот.

– Я знаю, – сказал Гиллспи.

– По-моему, Вуд был бы очень хорошим сержантом. В городе его уважают, и Сэм вполне подходит для этой должности.

– Пытаешься управлять моим хозяйством, Вирджил? – спросил Гиллспи.

– Нет, что вы, просто я подумал, если вы решите что-нибудь сделать в этом направлении, Сэм, видимо, будет вам очень благодарен. И тогда та неприятность, которую он только что пережил, по-моему, забудется куда скорее. Извините, что я затронул эту тему.

Гиллспи не спешил отвечать. Тиббс тоже не стал нарушать наступившее молчание.

– И давно ты пришел к выводу, что это Ральф? – наконец спросил шеф.

– Всего лишь вчера, – отозвался Тиббс. – Признаться вам, мистер Гиллспи, я чуть было не испортил все дело. Видите ли, вплоть до вчерашнего дня я шел по ложному следу.

Зазвонил телефон. Дежурный поднял трубку, а затем окликнул Гиллспи:

– Это вас, шеф.

Гиллспи поднялся и пошел поинтересоваться, кто это звонит в начале восьмого утра. Говорил Джордж Эндикотт.

– Я позвонил узнать, когда вы придете в управление, – объяснил он. – И вовсе не ожидал застать вас в такое время.

– А вы ранняя пташка, – сказал Гиллспи.

– Не всегда. Просто мне позвонил Кауфман и сообщил, что вы и ваши люди поймали убийцу Энрико. Примите, пожалуйста, мои самые искренние поздравления. Насколько я понял, вы сами арестовали преступника. Это было проведено просто блестяще.

Гиллспи вспомнил кое-что из того, к чему он пришел путем долгих размышлений.

– В сущности, арест был произведен мистером Вудом, – признался он. – Я только при этом присутствовал. Моя очередь настала потом – я вел допрос, пока этот тип не выдохся и не признался во всем.

– И все же мне трудно поверить, будто вы оказались там случайно, – любезно сказал Эндикотт.

Шеф глубоко вздохнул и решился на шаг, который он раньше никогда бы не сделал.

– Не стоит забывать Вирджила, он сделал удивительно много.

Теперь, когда дело было сделано, оно представлялось не таким уж трудным, тем более что Эндикотт был северянином, а это еще больше облегчало задачу.

– Послушай, Билл, у меня тут был разговор с Грейс и Дьюной. Может быть, это покажется не совсем уместным, ведь со времени смерти Энрико прошла какая-нибудь неделя, но все же мы решили тихонько, по-домашнему собраться сегодня у нас. Надеюсь, вы не откажетесь присоединиться?

– Напротив.

– Вот и прекрасно. И не будете ли вы так добры передать то же самое Сэму Вуду и Вирджилу Тиббсу? Вы ведь наверняка с ними увидитесь.

Этот барьер был уже немного труднее, но Гиллспи с разгона взял и его.

– Непременно передам, – сказал он. Положив трубку, Гиллспи подумал, что ему встретились два серьезных препятствия и он не споткнулся ни на одном. С таким же успехом он может преодолеть и третье. А если кто-нибудь в управлении заикнется на этот счет, он будет иметь дело с ним, Биллом Гиллспи. Вернувшись в предварилку, он встретился глазами с Вирджилом Тиббсом и протянул ему руку.

Тиббс встал и ответил на рукопожатие.

– Вирджил, – сказал Гиллспи, – я хочу поблагодарить тебя за помощь. Я намерен написать твоему шефу – поблагодарить и его за то, что он позволил тебе задержаться. Я собираюсь сообщить ему, что ты прекрасно справился с этим делом. – Гиллспи выпустил темную ладонь негра, которую он пожимал впервые в жизни. Потом перевел взгляд на лицо собеседника и вдруг с удивлением заметил, что глаза Тиббса увлажнились.

– Вы достойный человек, мистер Гиллспи, – сказал Тиббс. Его голос едва заметно дрогнул.

И тут Гиллспи вспомнилась одна крылатая фраза. Она запала ему в голову, потому что уж очень его задевала, но теперь эти ненавистные слова пришлись как нельзя кстати.

– Спасибо, Вирджил, – сказал он. – Вы оказываете великую честь своей расе. – Гиллспи выдержал паузу. – Я, конечно, имею в виду – человеческой расе.

***

Вечером, ровно в половине восьмого, Гиллспи подъехал к зданию полиции на своей личной машине и захватил Сэма с Вирджилом. На этот раз на заднем сиденье разместился Тиббс.

По дороге к Эндикоттам почти не разговаривали – все трое сегодня не выспались, но отказаться от приглашения было неловко. К тому же Гиллспи был занят размышлениями о предстоящем вечере в одной компании с негром.

В дверях дома их встретила Грейс Эндикотт и проводила в свою роскошную гостиную, – Гиллспи шел первым, за ним Сэм, а Вирджил замыкал процессию.

Народу в комнате было не так уж мало: Эрик Кауфман, управляющий банком Дженнингс с супругой, Дьюна Мантоли и чета Шубертов.

Сэм Вуд смотрел на все словно сквозь какую-то пелену, для него существовала лишь Дьюна, чья красота в этот вечер показалась ему настолько ошеломляющей, что у Сэма перехватило дыхание. Взглянув на нее, он неловко остановился посредине комнаты и в который раз напомнил себе, что он обнимал эту девушку, а она поцеловала его. Но живое воспоминание было подернуто дымкой нереальности.

Джордж Эндикотт призвал гостей к вниманию. Когда все уселись и стало тихо, он взял слово.

– Возможно, наше сегодняшнее собрание выглядит несколько странным, – сказал Эндикотт, опустив глаза к бокалу, который держал в руках, – но нам с Грейс захотелось, чтобы вы пришли, потому что произошло много событий, которые нельзя не отпраздновать, хотя потрясение от постигшего нас несчастья до сих пор слишком сильно. Мы нашли дирижера, который способен украсить наш фестиваль, и вы все уже слышали, насколько нам повезло. Билеты почти распроданы. Оркестр приступил к репетициям. Мистер Кауфман провел вчера одно занятие и сообщил мне свои впечатления: профессиональный уровень музыкантов очень высок. В связи с этим мне хочется в вашем присутствии попросить мистера Кауфмана не отказать нам всем в одолжении и продирижировать хотя бы в одном из концертов.

Раздались легкие аплодисменты. Кауфман зарделся, и ему понадобилось сделать заметное усилие, чтобы сдержать свои чувства.

– Почту за честь, – произнес он.

– Далее, мы давно уже задумывались над тем, как назвать нашу импровизированную площадку. В признание того, что все это стало возможным благодаря энергии, способностям и энтузиазму одного-единственного человека, члены правления проголосовали сегодня днем за то, чтобы назвать ее "концертной эстрадой Мантоли".

Взгляды собравшихся обратились к Дьюне. Она уронила лицо в ладони и не произнесла ни слова.

– Уверен, что мисс Мантоли не откажется открыть первый концерт, – продолжал Эндикотт. – И наконец, мы подошли к третьей причине – наша полиция, усиленная талантами человека, которого привела сюда счастливая случайность, нашла и арестовала преступника, виновного в обрушившемся на нас несчастье. Мне не известно, как все произошло, и я хотел бы услышать это от кого-нибудь из присутствующих. Конечно, если они сочтут это достаточно уместным.

– Я бы тоже не прочь узнать, – поддержал Фрэнк Шуберт.

– Быть может, мистер Гиллспи согласится просветить нас? – спросил Эндикотт.

Гиллспи понадобилась всего лишь секунда, чтобы с необычайной ясностью осознать: у него есть единственный приемлемый выход. Он не мог изложить ход расследования, потому что и сам находился в неведении. Признаться в этом сейчас было просто немыслимо, и, кроме того, он понял, что его престиж только выиграет, если он откажется от предложенной чести ради того, кто ее действительно заслужил.

– Вообще-то говоря, его выследили мистер Вуд и Вирджил, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Лучше спросить у них.

Этот шаг, подумал Гиллспи, на какое-то время уладит их отношения с Сэмом.

Джордж Эндикотт взглянул на Сэма.

– Мистер Вуд? – выжидающе произнес он.

– Обращайтесь к Вирджилу, – с обезоруживающей скромностью ответил Сэм. – Это все он.

Эндикотт перевел взгляд на молчаливого негра, который сидел несколько поодаль от всех.

– Мистер Тиббс, вам слово. Насколько мне известно, вы покидаете Уэллс сегодняшней ночью, так, пожалуйста, не уезжайте, ничего нам не рассказав.

– Вперед, Вирджил, – произнес шеф.

– Право, я чувствую себя в большом затруднении, – сказал Тиббс, и было похоже, что это действительно так.

– Не надо скромничать, – подбодрил его Эндикотт. – Мне прекрасно известна ваша репутация на Западном побережье. Успешное расследование вам совсем не в новинку.

– Дело не в этом, – сказал Тиббс, – просто мне неловко дольше скрывать, как много ошибок я допустил на сей раз. Все спас только счастливый случай, и мне тут нечем гордиться.

– Может быть, вы все-таки предоставите нам судить об этом? – любезно произнес Дженнингс.

Вирджил глубоко вздохнул:

– При любом подобном расследовании прежде всего необходимо установить мотивы убийства, насколько это вообще возможно. Выяснив, кому может быть выгодна смерть жертвы, вы получаете хотя бы какой-то исходный пункт. Это, конечно, в том случае, если нет налицо версии, которую было бы сравнительно легко проследить. Когда мистер Гиллспи договорился о том, чтобы я мог здесь остаться, и привлек меня к делу, я кое-что почерпнул из вещественных доказательств и начал заниматься выяснением мотивов. Боюсь, что сейчас мне придется неприятно удивить вас всех, а мистера Кауфмана в особенности. Я даже сомневаюсь, сможет ли он когда-нибудь мне это простить. Дело в том, что я подозревал именно его в течение нескольких дней и изо всех сил старался найти доказательства этому предположению.

Тиббс взглянул в сторону молодого дирижера, на лицо которого стоило посмотреть! Сэм Вуд тоже поглядел на него и подумал, что не может сказать, какие мысли бродят сейчас в голове этого человека. Но вообще-то Сэм не был удивлен – он и сам подозревал Эрика Кауфмана, хотя и не мог бы объяснить почему.

– Видите ли, – продолжал Тиббс, – у мистера Кауфмана могло быть для этого явное и серьезное основание: трагический уход маэстро Мантоли открывал перед ним прямой путь к тому, чтобы стать во главе фестиваля и получить все грядущие выгоды – что называется, и славу, и деньги. Многие убивали по меньшим причинам. Спешу оговориться, мистер Кауфман полностью опроверг это предположение энергичными и успешными поисками дирижера, уже хорошо известного в музыкальном мире. Итак, в первый момент мистер Кауфман был одним из подозреваемых, и не больше, пока – во время моего первого визита к мистеру Эндикотту – он не обронил при мне, что маэстро Мантоли "пристукнули". Газет еще не было, и если он действительно, как говорил, недавно приехал из Атланты, откуда ему было знать, что маэстро Мантоли на самом деле стукнули по голове? Его могли застрелить, или отравить, или что угодно… Поэтому я воспринял эти слова как невольное признание, и он сразу стал кандидатом номер один для моего расследования. Но при этом я совершенно упустил из виду, что "пристукнуть" – очень ходовое словечко и вовсе не обязательно понимать его в буквальном смысле.

– Может быть, тебе слишком тяжело это слушать? – спросила Грейс Эндикотт у Дьюны, которая сидела с ней рядом. Дьюна покачала головой, не сводя глаз с Тиббса.

– Затем наступил черед вишневого пирога, – продолжал Вирджил. – Проверяя алиби мистера Кауфмана, я узнал, что роковой ночью он действительно был в Атланте, но точное время его прибытия было невозможно установить. К тому же он сказал лифтеру в своем отеле, что слишком поздно поужинал и вряд ли это было умно – соблазниться вишневым пирогом в такое время. По ряду соображений это показалось мне настойчивой попыткой сфабриковать алиби. Прежде всего, заявление о том, что он остановился плотно поужинать, было ничем не подкреплено, но, говоря так, он автоматически прибавлял час к тому времени, которое якобы пробыл в городе. Вишневый пирог в три часа ночи, или что-то около того, – явно необычный заказ, и я не слишком поверил, будто так все и было. Наконец меня насторожила явная нарочитость такого разговора, словно специально рассчитанного, чтобы лифтер вспомнил об этом, если его спросят. Ведь мистеру Кауфману не могло быть известно, что портье не заметил точного времени его прибытия, а значит, можно обойтись и без этих ухищрений с пирогом. И тогда я пришел к убеждению, что передо мной тот, кого я ищу: все мои усилия были теперь направлены, чтобы загнать его в угол.

– После того как вы изложили все это, я не могу быть ни в малейшей претензии, – сказал Кауфман. – Между прочим, вишневый пирог действительно моя слабость, но откуда вам было это знать?

– Вы очень добры ко мне, сэр, – откликнулся Вирджил.

– Пожалуйста, рассказывайте дальше, – попросила Дьюна.

– Что ж, приходится продолжать перечисление грехов, – подхватил Вирджил. – Как только я остановился на версии о мистере Кауфмане, все прочее перестало для меня существовать.

– Как бы не так, – прервал его Сэм. – Ты заметил, сколько пыли осело на моей машине, и сразу сделал правильный вывод.

Билл Гиллспи не позволил обойти себя в стремлении быть справедливым.

– Ты заметил, что Оберст левша, – присовокупил он.

– Да, но важные вещи я упустил совершенно. Пока я преследовал мистера Кауфмана, все мои мысли и предположения, естественно, были не правильны. Стараясь припереть к стене мистера Кауфмана, я совершил роковую ошибку. Я стремился подогнать улики к подозреваемому, вместо того чтобы действовать наоборот. Тут я просто не нахожу слов в свое оправдание.

– Ну а что все-таки было дальше? – подтолкнула его Грейс Эндикотт.

– Чтобы закончить мое признание, упомяну, что я начал разыскивать орудие убийства, и в конечном счете оно оказалось у меня в руках. – Тиббс еще раз глубоко вздохнул, решаясь на заявление, которое, по его мнению, обязан был сделать. – Оно было найдено возле концертной эстрады, и это вновь, хотя и не так уж бесспорно, указывало на мистера Кауфмана. Теперь я считал, что у меня хватает доказательств для моего внутреннего убеждения, но ни одно из них не было достаточно прочным, чтобы выдержать и пяти минут разбирательства в суде. Чем больше я раздумывал, тем меньше мне казалось возможным отстаивать эту версию, поскольку мистер Кауфман, естественно, был совершенно непричастен. Еще раньше я узнал от задержанного по подозрению Харви Оберста, что в Уэллсе живет одна девушка из тех, общение с которыми обычно кончается плохо, – Делорес Парди. На всякий случай я взял это на заметку, но даже и не помышлял, что на самом деле все крутится вокруг нее. Затем Ральф, бармен из закусочной, выдвинул серьезное обвинение против явно ни в чем не замешанного инженера, которому просто случилось проезжать через город. Почва для подозрений была чрезвычайно скудной, и все куда больше походило на попытку замутить воду, как оно позже и оказалось. И тогда я впервые начал подумывать насчет этого молодого человека. Но я еще не видел никакого связующего звена между ним и Делорес Парди.

– А оно было? – спросила Дьюна.

Тиббс кивнул:

– Мистер Парди работает по ночам. Ральф знал, что из себя представляет Делорес, начал заглядывать к ней, пока отца нет дома. А миссис Парди, очевидно, уделяет мало внимания своим детям и совершенно о них не заботится. Ральф и Делорес имеют много общего. И тот и другой недоучки, уровень их умственного развития очень низок. И оба они были в постоянных поисках какой-нибудь встряски. Полтора или, может быть, два месяца назад они вступили в сожительство. За несколько дней до случившегося Делорес вдруг решила, что она беременна, и во время очередной встречи с Ральфом сообщила ему об этом, потребовав, чтобы он нашел выход. Ральф до смерти испугался. Он считал Делорес шестнадцатилетней школьницей и, несмотря на скудость своих знаний, понял, что попадает под статью. Вдобавок ко всему, он боялся ее отца. И вот, как бесчисленное множество подобных ему субъектов, он начал лихорадочно озираться вокруг в поисках выхода. Он знал, что найти медика с репутацией, согласного на подпольный аборт, будет тяжело, но ему казалось вполне возможным подыскать кого-нибудь, кто пойдет на это из-за денег.

– Я начинаю кое-что понимать, – заметил мэр Шуберт.

– Пока Ральф был занят этими размышлениями, у Делорес возникла своя собственная идея. Ральф, по ее мнению, не был слишком богатым уловом, каковым она считала, кстати сказать, совсем другого человека.

Дьюна Мантоли, внешне оставаясь спокойной, бросила взгляд на Сэма Вуда. Сэма словно пронзило током, он стиснул ручки кресла и попытался ничем не выдавать своего волнения.

– Мистер Вуд проезжал мимо дома Парди почти каждую ночь, как правило, в одно и то же время – это было ему по пути к закусочной, где он обычно останавливался подкрепиться. И вот Делорес решила подстроить все так, чтобы показаться перед ним обнаженной. Она была уверена, что это не ускользнет от его глаз и, возможно, он остановится поговорить с ней – хотя бы для того, чтобы предостеречь, что ее можно увидеть с улицы. Во всяком случае, она не сомневалась, что ее прелести, продемонстрированные якобы случайно, произведут на него неотразимое впечатление. А в том случае, если бы мистер Вуд однажды скомпрометировал себя с ней, она бы получила возможность объявить его отцом ребенка и в дальнейшем надеяться занять более высокое положение в обществе. Но мистер Вуд оказался куда проницательнее и устойчивее, чем она воображала: он отчетливо понимал, что поставит себя в двусмысленное положние, хотя бы только приблизившись к двери мисс Парди, с тем чтобы предупредить ее. Он принял очень мудрое решение ни в коем случае не останавливаться у этого дома, и ее незатейливый план потерпел крушение.

Сэм почувствовал себя в центре внимания. Он-то знал, что ничего подобного ему и в голову не приходило, но сейчас явно не стоило в этом признаваться. По крайней мере внешне ему нужно выглядеть так, будто все эти похвалы вполне заслуженны. Он плотно сжал губы и постарался сдержать неровное дыхание.

– Затем произошло событие, которое заставило меня выбраться на правильный путь: на основании некоторых улик, которые стали известны мистеру Гиллспи в результате собственного расследования, он арестовал мистера Вуда по подозрению в убийстве. Мне пришлось на время забыть о мистере Кауфмане, – теперь основной задачей было доказать невиновность мистера Вуда и вызволить его из-за решетки. Тут неожиданно на помощь пришла мисс Парди: решив, что мистер Вуд не в таком положении, чтобы суметь защититься, она объявила его ответственным за судьбу будущего ребенка.

– Нечего сказать, прелестная особа, – заметил Дженнингс.

– К сожалению, таких очень много, – присовокупил Джордж Эндикотт. Его супруга наклонила голову в знак согласия.

Вирджил продолжал:

– Получалось так, что мистер Вуд снабдил меня нитью, ведущей к дому Парди, и я серьезно заинтересовался этой молоденькой особой. Затем, благодаря быстрому решению, найденному мистером Гиллспи, мне удалось подслушать разговор, который он имел с мисс Парди и ее отцом. Во время этой беседы она самым определенным образом заявила, что мистер Вуд вызывал ее вечерами по пути на работу. Разумеется, ничего подобного не было, но с этого момента я увидел впереди слабый свет: есть другой человек, гораздо более подходящий для сомнительной чести быть сердечным дружком мисс Парди, и к тому же его работа должна начинаться ночью. Затем я припомнил, что Ральф попытался впутать явно невинного человека, да еще таким дурацким образом. Ничем не связанные до сих пор обрывки улик плотно совпали. Я нашел шестерых свидетелей, которые в ночь убийства видели патрульную машину мистера Вуда. Четверо из них согласились ответить на мои вопросы, и их совместные показания создали ему вполне весомое алиби. Кстати сказать, наткнуться на этих людей мне помог случай – я попросту обзвонил те дома, где заметил огни во время ночной поездки с мистером Вудом. Обычно это входит в привычку – не засыпать до глубокой ночи, и действительно, большинство из моих предполагаемых свидетелей обратили внимание на патрульную машину. Затем я наконец-то осознал два необычайно важных факта. Во-первых, тот человек, который сбросил тело маэстро Мантоли посередине шоссе, должен был хорошо знать, насколько часто в это время проезжают машины, – Ральф полностью отвечал этому требованию. И во-вторых, я понял роковое значение той изнурительной духоты, которая была в ночь убийства.

– Вы хотите сказать, что погода как-то повлияла на этот случай? – спросил Фрэнк Шуберт.

– Несомненно, и даже двояким образом. И то и другое вело к тому, что у Ральфа появилось очень серьезное алиби, о котором он сам и не помышлял. Как только я вспомнил о ночной духоте, самое главное препятствие к доказательству его вины перестало существовать, и я понял, что на этот раз нити сходятся. Мне был известен мотив преступления, я знал, когда и при каких обстоятельствах оно могло быть совершено, и личность этого человека вполне совпадает с обычным типом убийцы.

– Так что же он все-таки сделал? – спросил Эндикотт.

– В тот вечер он пораньше вышел на работу, чтобы успеть заглянуть к Делорес. И тут она прямо заявила, что ему пора позаботиться о ней, иначе он будет отвечать за все неизбежные последствия. Он думал, что его затруднения могут разрешить только деньги, но сбережений у него не было, а одного жалованья явно не хватало для этой цели. Он был загнан в угол или, что одно и то же, убедил себя в этом.

– Но на самом-то деле девушка не была беременна, – вставила Дьюна.

– Совершенно верно, – согласился Тиббс. – И когда вы догадались об этом?

Дьюна поглядела на него:

– В тот самый день, когда я ее увидела. Она испытала слишком очевидное облегчение. Ей ничего так не хотелось, как быть оставленной в покое. И кроме того, она боялась обследования.

– Ну а дальше, Вирджил? – вмешался Гиллспи.

– В ту ночь Ральф ехал по шоссе к закусочной и размышлял, что же теперь делать. Он пришел к выводу, что ему надо кого-нибудь ограбить, вопрос был лишь в том, кого именно. Несколькими минутами раньше мистер Эндикотт расстался с маэстро Мантоли у дверей отеля, который, как известно, далеко не первого класса и не имеет кондиционера. Возбужденный и взволнованный мыслями о предстоящем фестивале, маэстро, вероятно, понял, что не сможет заснуть, и решил немножко прогуляться. Помните, я спрашивал, был ли он способен на такие импульсивные поступки? Тогда же я поинтересовался, легко ли он сходился с людьми и много ли для него значила воображаемая или действительная разница в социальном положении.

– И я ответила вам, что он был способен принимать самые неожиданные решения и всегда сам стремился к знакомству, – сказала Дьюна.

– Да-да, и ваши слова помогли мне увидеть, как все это случилось. Проезжая на своей машине, Ральф заметил и узнал маэстро – его внешность очень своеобразна и необычна, по крайней мере для этого городка. Вот самый удобный случай, подумал Ральф. Он предложил маэстро немного проехаться, и мистер Мантоли согласился. Когда я узнал, что орудие убийства было найдено возле эстрады, я сперва воспринял это как улику против мистера Кауфмана. Я глубоко заблуждался. Ральф, видимо, сказал, что еще не видел концертной площадки, и маэстро Мантоли предложил подъехать туда. Он и сам был не прочь взглянуть на нее еще разок – ведь с момента последнего обсуждения планов, связанных с фестивалем, прошел какой-то час. Они подъехали к эстраде: мистер Мантоли – побуждаемый теми чувствами, о которых я только что говорил, Ральф – для того, чтобы ограбить маэстро и с помощью этих денег разрешить свои затруднения.

Они вылезли из машины и остановились возле эстрады, оглядывая концертную площадку. Зрители или, вернее сказать, слушатели будут сидеть на бревнах, по крайней мере первый сезон. Последние ряды были только что сооружены, и вокруг еще валялись всякие чурбаки, обрубки и прочий строительный мусор. Ральф поднял один из увесистых обрубков и прикидывал, что бы с ним сделать. Затем ему в голову пришла дикая, несообразная мысль: оглушить маэстро, а позже заявить, что к ним подкрались сзади какие-то неизвестные злоумышленники. И, опуская роковую дубинку, он вовсе не предполагал, что удар получится таким сильным.

– Значит… В какой-то степени это можно назвать случайностью? – спросила Дьюна.

– Да, вооруженное нападение и непреднамеренное убийство, но не заранее обдуманное преступление.

– Я почти рада, что узнала это, – тихо сказала девушка.

– Когда, потеряв сознание, маэстро упал на землю, Ральф тут же запаниковал, и первое его побуждение было чуть ли не благородно: он хотел доставить человека, которого только что ударил, к ближайшему доктору. Теперь Ральф был в холодном поту, его просто знобило от страха. Он поднял безжизненное тело, пронес его несколько шагов, втащил в машину и погнал назад, в город. И лишь недалеко от центра наконец-то до него дошло, что он совершил. Он завернул в переулок, вынул бумажник своей жертвы и вытащил часть денег, которых, как он считал, хватит, чтобы выпутаться из истории с Делорес. Затем он сбросил тело посередине шоссе, положил рядом бумажник и помчался в закусочную – он уже опаздывал на работу, на которую должен был являться два-три раза в неделю.

– Но почему же посередине шоссе? – широко раскрыв глаза, спросила Грейс Эндикотт.

– Он думал, что во всем обвинят какого-нибудь проезжего: мол, сбил и побоялся остановиться. Но положение тела не отвечало такой версии, и это была, конечно, важная нить, хотя поначалу я не мог восстановить логику событий.

– А при чем тут погода? – напомнил Джордж Эндикотт.

– Ах да… Жара помогла Ральфу дважды: во-первых, движение на шоссе почти прекратилось и тело обнаружили не сразу.

– Одну минуточку, – прервал его Фрэнк Шуберт. – А как же с тем инженером, который проезжал через город?

– Никто не попросил его уточнить, когда это было. По словам Ральфа, за сорок пять минут до того, как Сэм нашел тело, и Готтшалк не оспаривал его заявление: откуда ему было знать, в какое время это случилось? Он проезжал, когда Ральф рылся в бумажнике своей жертвы. Ральф приметил необычную окраску машины и потом, увидев ее возле закусочной, позвонил в полицию, надеясь, что водителя арестуют за попытку скрыться после того, как он сбил человека.

Грейс Эндикотт медленно покачала головой:

– Какое извращенное мышление должно быть у этого юноши! Даже не могу себе представить. Он словно животное!

– Ну а второе, что ты хотел сказать о погоде? – напомнил Гиллспи.

– Да-да… Жара дала Ральфу совершенно непредвиденное алиби. Когда молодой врач, который приехал на "скорой помощи", определял время смерти, он ни в чем не погрешил против обычного метода, установив, сколько тепла потеряло тело, но он совсем упустил из виду температуру воздуха и поэтому значительно ошибся. Душная ночь буквально окутала тело теплом. А пока официально установленное время смерти не было опровергнуто, Ральф имел бесспорное алиби, и я не мог быть уверен, что он тот, кто мне нужен.

Неожиданно Тиббс стал выглядеть очень утомленным.

– Вот почти и все, – заключил он. – Я вошел в закусочную и попросил стакан молока. Если бы я попросил пакет, он бы еще мог это стерпеть. Но мысль о том, что негр дотронется до стакана, вывела его из себя, а когда я пристал к нему с просьбой разрешить мне поесть в закусочной, он дошел до точки кипения и поднял на меня руку. Тут-то я и получил возможность скрутить его, конечно, этот путь был далеко не единственный, но я жаждал отмщения. Он так нескрываемо презирал меня из-за цвета кожи и чувствовал себя настолько выше, что я был не прочь преподать ему серьезный урок. Признаюсь, это было ребячеством.

***

К железнодорожной станции Тиббса подвез Билл Гиллспи. Он затормозил у самой платформы, вышел из машины и поднял чемодан Вирджила. Тиббс все понял и не попытался ему помешать.

Шагая впереди, Гиллспи прошел на платформу и опустил чемодан перед единственной скамьей, которая предлагала свои незавидные удобства ожидающим пассажирам.

– Вирджил, я бы с удовольствием подождал с тобой, но, честно говоря, мне смертельно хочется спать, – сказал Гиллспи. – Ты не обидишься, если я уйду?

– Разумеется, нет, мистер Гиллспи. – Тиббс выдержал секундную паузу, прежде чем заговорить вновь. – Ничего, если я присяду, как вы думаете? Уж больно приятная ночь.

Гиллспи и не глядя знал, что на скамье надпись: "Для белых". Но было уже за полночь и вокруг ни души.

– Я думаю, это не так уж важно, – ответил он. – Если тебе кто что скажет, сошлись на меня.

– Хорошо, – сказал Тиббс.

Отойдя на два шага, Гиллспи обернулся.

– Спасибо, Вирджил, – произнес он.

– Рад был познакомиться с вами, мистер Гиллспи.

Гиллспи хотел было сказать что-то еще, даже попытался, но не смог заставить себя. Стоящий перед ним человек был черным, как ночь, и лунный свет подчеркивал эмалевые белки глаз.

– Ну, всего хорошего, – только и обронил Гиллспи.

– Всего хорошего, сэр.

Гиллспи подумал, не протянуть ли руку, но решил, что не стоит. Один раз он уже сделал это, и хватит. Вряд ли есть смысл повторять такие широкие жесты – это может только ослабить впечатление. И он зашагал обратно к машине.