Онлайн чтение книги Инцидент в «Кукушке»
Глава 3 

Хью с отвращением выдернул лист бумаги из своей пишущей машинки и мрачно оглядел крошечную скудно обставленную комнатку, которую он снимал в Челси.

– Что-нибудь не так, любовь моя? – поинтересовалась Цинтия, оторвавшись от рукописи и нацелив карандаш вверх.

– Книга слишком затянута – в ней не хватает динамики. Убрать бы эти плоские диалоги!

– Скучных мест там, конечно, хватает, – согласилась она. – Если добавить еще десять тысяч слов, то следует придумать и новые эпизоды.

– Но книга готова – туда и словечка не вставишь, – Хью скомкал страницу и бросил в камин. – Могу сказать лишь одно: больше я ни за что на свете не подпишу контракт на восемьдесят тысяч слов! Должны же быть на свете издатели, которые умеют не только считать, но еще и читать?!

– Почему они так настаивали на таком большом объеме?

– Они несли какую-то невероятную чепуху о читателях в библиотеках, которые не успевают за день прочесть книгу, если она достаточно толста. Поэтому, видишь ли, библиотеки заказывают большее количество экземпляров! Ну чистый идиотизм!

Цинтия с нежностью посмотрела на его недовольную физиономию.

– Дорогой, не хватит ли на сегодня? Ты уже достаточно поработал. А кроме того, мне пора уходить. Завтра суббота – мы отдохнем, а потом на свежую голову сядем и все обсудим.

Хью решительно отодвинул машинку и присел рядом с ней на кушетку.

– Я и сейчас мог бы оказаться в хорошей форме, если бы меня немного подбодрили…

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, но, пожалуй, не стоит ничего затевать – уже слишком поздно…

В эту секунду зазвонил телефон, и Хью поднялся взять трубку.

– Вот видишь? Уже звонят, проверяют… Хью поднял трубку.

– Хэлло!… А, Квент, это ты?

Голос Квентина, по телефону всегда резковатый, сегодня казался еще напряженнее.

– Хью, ты мог бы появиться у нас завтра утром, как только проснешься?

– Завтра?! Я думаю, сможем… А что случилось? – Хью беспокойно нахмурился. – Что-нибудь серьезное с папой?

– Ну, не совсем… Послушай, это не тема для телефонного разговора. Поговорим, когда ты приедешь сюда.

– О Боже, к чему такие загадки?! Хорошо, мы завтра приедем.

– Хью, приезжай один. Не надо брать с собой Цинтию.

– Но Квент, послушай…

– Мне очень жаль, но ты все поймешь, когда приедешь сюда. Хью, время кончается. Постарайся успеть на утренний поезд. Пойми, это важно! – и вслед за этим раздались гудки.

Хью медленно нажал на рычаг.

– Дорогой, что случилось? – с беспокойством спросила Цинтия. – У нас неприятности?

– Возможно… Квентин хочет, чтобы я приехал один. Говорит, это важно… Что-то случилось с папой – я в этом уверен. Ничего, если я оставлю тебя одну?

– Переживу как-нибудь… Почитаю… А вечером ты позвонишь. Оставь на сегодня эти мрачные мысли, родной. Сейчас ты им ничем не можешь помочь. Лучше проводи меня до дому.

– Хорошо, – сказал он, по-прежнему мрачно хмурясь. – Хотел бы я все же узнать, что там случилось…

Хью успел на первый же поезд до Стиплфорда. Машины на станции не было, и он, все больше и больше мрачнея, прошагал целую милю пешком. Неужели Квентин старался смягчить для него удар? Труди вылетела навстречу, как только он завозился с калиткой у коттеджа, лишь подтвердив его опасения. Обвив его шею руками, она сразу же зарыдала.

Хью взглянул на ее заплаканное, сморщенное лицо.

– Ради Бога, Труди, скажи мне, что же случилось?

– О, Хью… – рыдая, еле выговорила она. – Все это слишком ужасно… Папа… он… – Труди замолчала, не в силах сказать ему правду.

Хью побледнел и кинулся в дом, но на пороге гостиной вдруг резко остановился. По крайней мере, самого страшного не произошло: Эдвард и Квентин тихонько сидели по обе стороны камина, разглядывая друг друга.

Эдвард взглянул на него, с трудом улыбнувшись.

– Привет, Хью. Извини, что пришлось тебя вытащить, – голос его казался безжизненным и усталым, а тонкие руки безвольно покоились на подлокотниках кресла, как будто старость внезапно накинулась на него.

– Боже! – воскликнул Хью. – Я не думал, что застану тебя в живых! Что с Труди? Вообще, что случилось?

– Хью, случилась весьма неприятная вещь, – ответил Квентин, который выглядел здесь весьма странно: в костюме, при галстуке, с лицом, искаженным от беспокойства. Хью догадался, что он, должно быть, пришел сюда вчера вечером прямо с работы и остался на ночь в коттедже. – Дело, видишь ли, в том, что нашего папу обвиняют в оскорблении действием.

– В оскорблении действием? – после кошмарных предположений, преследовавших Хью со вчерашнего вечера, эта новость показалась ему банальной, может быть, даже смешной. – Он что, подрался в суде?

– Хью, здесь нет ничего смешного. Его обвиняют в сексуальных притязаниях на молодую особу, с которой он ехал в поезде.

Хью остолбенело посмотрел на него, не веря своим ушам.

– Да вы шутите оба! – и он в упор уставился на отца. – Так что же произошло?

Эдвард устало ответил:

– Расскажи ему, Квентин.

– Ну что же, хорошо… Вот что случилось на самом деле: вчера вечером «Кукушкой» 17.55 отец возвращался из Лондона в одном купе с молодой особой, сидевшей напротив. Там были еще пассажиры, но потом они вышли. Внезапно ей в глаз попал уголек или что-то еще в этом роде, и отец стал пытаться помочь ей. Они оба стояли рядом с окном, и вдруг она завопила: «Отпустите меня, вы, чудовище!» и стала отчаянно звать на помощь.

– Правый Боже! – промолвил обалдевший от ужаса Хью. – Вы что, хотите сказать, будто ей поверили? Она, наверное, сумасшедшая!

– Хью, это только начало. Человек, сидевший в соседнем купе, услышав крик, поспешил ей на помощь и увидел, как девушка отталкивает отца. Он закричал: «Отпустите ее! Что вы делаете?!», схватил отца за плечо и стал отпихивать его в сторону. Девушка разрыдалась. Поезд подошел к Стиплфорду. На перроне, а затем и в конторе Тома Ликока разыгралась безобразная сцена. Девушка обвинила отца в том, что он приставал к ней в весьма грубой форме, а тот человек подтвердил, что это действительно так.

Квентин умолк, и в комнате стало тихо. Эдвард сидел неподвижно, как спящий, прикрывая глаза руками.

– Дальше пошло еще хуже, – продолжил Квентин сухим, безжизненным голосом, как будто давал показания в полицейском участке. – Ты знаешь Джо Сэйбертона, стрелочника на Соутгейт Милл Бокс? В тот злополучный вечер он поднимался по лестнице в свою будку как раз тогда, когда поезд стал ускорять ход. Все как обычно после того, как он передал жезл машинисту. Он тоже видел ужасную сцену и срочно соединился с почтовым отделением в Стиплфорде еще до того, как поезд добрался туда. Он сообщил, что в поезде напали на девушку. Ему показалось, что дело серьезное – ее голова была откинута резко назад и почти высовывалась наружу. Прибыв на станцию чуть попозже, он повторил ту же самую версию. Вот и все, что случилось. Теперь, Хью, ты понял, что нас ожидает?

– Но… Правый Боже! – от возмущения Хью не нашел слов. – Но… это слишком чудовищно! Никто не поверит, что папа способен на это, – он с беспокойством взглянул на отца. – Папа, что же случилось на самом-то деле?

Эдвард вздохнул и беспокойно заерзал.

– Видишь ли, Хью, мы стояли рядом с окном, как уже говорил тебе Квентин… И я склонился над девушкой, пытаясь рассмотреть ее глаз. Внезапно она обвила меня руками и тесно прижалась ко мне. Я так удивился, что сначала застыл на месте и лишь потом попытался вырваться из ее объятий. Я понимаю, что все это звучит очень странно, но девушка была сильной и молодой, и это оказалось не так уж просто… Возможно, она слегка и вскружила мне голову, но я, безусловно, и отдаленно не совершал того, что померещилось Джо Сэйбертону. Затем случилось все остальное, о чем рассказал Квентин.

– Понятно… – Хью, казалось, только теперь начал кое-что понимать. – Как она выглядит, эта особа? Легкого поведения?

– Нет, нет, напротив! Вполне симпатичная и совсем не вульгарная. Она мне как раз очень нравилась, пока не случилось то, что случилось. Я меньше всего ожидал, что она способна на это.

– Да, по всей вероятности, она просто скрывала от тебя свои способности, – мрачно промолвил Хью. – Квентин, о ней что-нибудь известно?

– Ее зовут Хелен Фэрли, она живет в Кенсингтоне. Отец говорит, что ей лет двадцать семь-двадцать восемь. Вот все, что мы знаем на данный момент… – Квентин замолчал, сомневаясь, стоит ли продолжать. – Дело в том, Хью, что нам надо беспокоиться не столько о девушке, сколько об этих свидетелях. Ни для кого не секрет, что истерички часто предъявляют подобные обвинения, и если бы дело ограничилось только ею, тогда и не было бы проблем. Но эти свидетели…

– Ах, к черту, Квентин! Они ошибались, и закончим на этом. В конце концов представь, что в поезде ты услышал вопли о помощи: ты, конечно, поспешишь туда и увидишь мужчину и женщину в тесном объятии. Разве не будет естественным предположить, что в роли обидчика только мужчина? Каждый склонился бы к этой мысли… Особенно если девица способна сыграть свою роль без запинок. А что за парень ехал в соседнем купе?

– Некий Уолтер Вильями, директор компании. Живет через две остановки по этой же линии. На вид лет шестидесяти, из почтенной эссекской семьи. Вполне добропорядочный гражданин…

– Ну так что же? Добропорядочность еще не означает непогрешимость, – Хью уже начал сердиться.

– Разумеется. Но его так просто не сбросишь со счета. Отец говорит, что он был страшно разгневан и не выбирал выражений. Так или иначе, но у нас остается Джо Сэйбертон.

Взору Хью предстал образ Сэйбертона: мощный, широкоплечий, с честным открытым лицом и приветливым взглядом. Посыльный у мясника – они с ним в детстве играли в футбол. Свидетель серьезный…

– Да, с этим нам нелегко будет справиться. Вот уж не подумал бы, что он склонен к фантазиям. Но тем не менее это так.

– Поезд шел очень медленно, – вставил Квентин. Он, казалось, решил, недовольно отметил про себя Хью, представить всю ситуацию в самом невыгодном свете. – И Сэйбертон, конечно, имел возможность прекрасно все разглядеть. Мне кажется, он и дальше будет яростно настаивать на том, что он видел или что ему показалось. Например, что она запрокинула голову, а на горле виднелась рука Лэтимера.

– Но это же чушь! – крикнул Хью. Квентин не был столь же категоричен.

– Отец говорит, что когда он от нее вырвался, она запрокинула голову, но он – кажется! – не клал ей руку на горло.

– Боже мой! – до Хью лишь теперь дошла вся серьезность сложившейся ситуации. – Ну и история!

Они опять замолчали. Эдвард беспомощно уставился на камин, и степень его волнения выдавали лишь красные пятна на обеих щеках.

– Ну что ж, слезами горю не поможешь, – подвел итог Хью. – Что же нам делать? Тебе решать, Квент.

– Не совсем, – сухо ответил Квентин. – Мы говорили с папой об этом. Собственно, мы не спали всю ночь, обдумывая все так и эдак. Я не во всем с ним согласен.

– Вот как? – Хью быстро взглянул на отца и на Квентина.

– Папа хочет предстать перед судом, заявить, что он не виновен, рассказать все как было, утверждая, что девушка лжет преднамеренно, а свидетели ошибаются.

– А что же еще, видит Бог, может сделать наш папа?

– Если он так поступит, – продолжил Квентин, – результат нам известен. Улики против него, и как мировой судья он знает об этом не хуже меня. К какому решению пришел бы он сам, находясь на скамье присяжных, если бы столь симпатичная и внешне вполне приличная девушка представила подобное обвинение? И если к тому же суд не обвинил ее в преднамеренной лжи и ее показания подтвердил надежный свидетель, а другой свидетель поклялся на Библии, что видел все собственными глазами?

– И все же я должен тебе напомнить, что искренность – лучшее средство добраться до истины!

– Послушай, Хью, – возразил ему Квентин уже с ноткой отчаяния в голосе. – Я в такой же степени, как и ты, расстроен всем происшедшим и в точно такой же степени затронут всем этим… Но я пытаюсь, отбросив личные чувства, взглянуть на все с точки зрения адвоката. И как адвокат я уверяю тебя, что обвинительный приговор неизбежен. Присяжные выскажут свои сожаления, они упомянут «долгие годы честного служения идеалам» и «это злополучное дело», и все что положено в этом же духе, но отцу они не поверят ни за что. А если он попытается опорочить «несчастную» девушку, обвинив ее в злоумышленной лжи, но не представив тому никаких существенных доказательств, кроме своих показаний… Они посчитают все это отягчающим обстоятельством. Я буду с тобой откровенен – отец получит тюремный срок.

– Тюремный срок?! Но это же невозможно! – Хью с ужасом уставился на своего брата.

– Хью, отцу предъявлено серьезное обвинение. Нападение в поезде – совсем не то, что поцелуй в переулке. Я думаю, девушка старалась не зря. Когда суд получит настоящее обвинение, дело может принять крутой оборот – хуже, чем мы можем предположить. Давай взглянем правде в глаза: ему присудят, быть может, три, быть может, шесть месяцев заключения.

– Но… Боже, я не могу поверить! Но должен же найтись хоть какой-нибудь выход?

– Думаю, что он есть, – медленно отвечал Квентин. – Но именно в этом мы с папой расходимся. Я уже предлагал ему один вариант, но пока безуспешно. Попробуй и ты повлиять на него. Видишь ли, он говорит, что якобы не припомнит, имелось ли у него намерение нанести этой девушке оскорбление…

– Я не говорил этого, Квентин, – перебил его Эдвард. При этом щеки его запылали ярче. – Повторяю: я твердо помню, что у меня не было таких намерений…

– Я знаю, – Квентин не обратил на его слова никакого внимания, как будто они его совсем не интересовали. – Но воспоминания могут оказаться обманчивыми, особенно если человек попадает в такую переделку, как эта. Ты разговаривал с девушкой, папа, находясь с ней в одном купе. И ты признался, что она показалась тебе симпатичной и вполне привлекательной. Она стояла там, у окна, очень близко к тебе, и – как бы отвратительно это все ни звучало, но нам приходится смотреть правде в глаза – она, вполне вероятно, наслаждалась твоим к ней вниманием и слегка вела тебя на крючке. Затем… случилось то, что случилось. Тебе кажется, что ты отлично запомнил, кто и что делал дальше… Но ты ведь, вполне возможно, и ошибаешься…

Хью не выдержал и вмешался.

– Квент, я не совсем понимаю, что конкретно ты предлагаешь?

– Прошлым летом, – начал Квентин спокойным, убедительным тоном, – папа перегрелся на солнце, и у него случился удар. Вы знаете, его долго преследовали мигрени. У него даже дважды случались короткие обмороки, после которых он ничего не мог вспомнить. Так вот, на прошлой неделе он также много бывал на солнце, к тому же он сообщил мне недавно, что опять вернулись мигрени. Кто из нас сможет наверняка утверждать, что последствия солнечного удара полностью устранились, какими бы они ни были? Дело в том, что по характеру обвинения… Я повторяю, по характеру обвинения он сделал нечто такое, чего бы он, и мы все прекрасно об этом знаем, никогда бы не сделал в нормальном психическом состоянии. И если он после нашего разговора сейчас же направится в суд и объяснит, что он не имел никаких намерений оскорбить эту девушку – что и в самом деле является правдой, – расскажет там о последствиях солнечного удара и обмороках, пообещает вновь подвергнуть себя осмотру врачей и выразит свои сожаления по поводу происшедшего, – тогда, я уверен, они снимут с него обвинения, и на этом все прекратится.

– И он уйдет из суда всего лишь с пятном на собственной совести! – гневно воскликнул Хью. – Именно наш отец и никто другой в целом мире. Страшно даже подумать об этом!

– Не стоит воображать, что мне это нравится, – возразил ему Квентин. – Я только пытаюсь сделать хорошую мину при очень плохой игре. Что бы мы сейчас ни затеяли, все будет выглядеть отвратительно!

– Но Боже мой, Квентин, он же не начальник отряда бойскаутов, добровольно согласившийся на полгода «исправительных работ» в лагерях. Меня мутит при одной только мысли об этом.

– Но ведь это не хуже, чем полгода тюрьмы?

Из угла, где сидел Лэтимер, послышался вздох, и Эдвард медленно приподнялся, как бы не в силах слышать продолжение разговора. Это был уже не тот спокойный, уверенный в себе человек, каким его видели на прошлой неделе. Лицо его казалось сконфуженным, а голос стал надтреснутым и сиплым. Впервые в жизни всех троих разделял незримый барьер.

– Я знаю, Квентин, ты предлагаешь лучшее на твой взгляд решение, – тихо сказал Эдвард. – Я очень ценю твою мысль. Но я бы не смог поступить таким образом. Я очень ясно все помню и вижу, что девушка по причинам, известным ей одной, выдвинула против меня лживое и злостное обвинение. Обдумав случившееся, я знаю наверняка, что не совершал ничего такого, чего бы мог впоследствии устыдиться. Это она на меня напала – она вцепилась в меня как кошка, вынудив начать защищаться, это она позвала на помощь, желая получить доказательства моей вины. Не спрашивайте меня, почему она это сделала. Я не знаю причины. Я не ставлю также под сомнение и честность свидетельских показаний, но, по всей вероятности, они просто ошиблись. Такова истина, и именно это я собираюсь сказать на суде. Больше я ничего не могу, – Эдвард встал и медленно направился в сад. Хью первым нарушил молчание.

– Бедный наш старенький папа! Ему кажется, что все от него отвернулись. Квент, я чувствую себя просто предателем.

Квентин поднялся, начав расхаживать взад и вперед.

– Все улики против него, Хью, не осталось ни единой лазейки. Я полночи не спал, все думал об этом. Здесь прямо круговая порука! Дружелюбие девушки, которое мужчина мог воспринять как поощрение своим действиям. Исключительный повод – соринка, попавшая в глаз. Ее крики о помощи, ее поведение и слова, вполне естественные для такой ситуации. Искренняя реакция человека, прибежавшего ей на помощь, и его полная убежденность. И теперь еще Сэйбертон с его проклятым заявлением о том, что ей силой откинули голову. Отец говорит, что не мог с ней справиться, но на вид она очень хрупкая. Для того чтобы высвободиться из ее цепких объятий, совсем не нужно было выпихивать ее голову из окна. Сэйбертон не стал бы давать показаний, если бы и впрямь не видел все это. Вряд ли он стал бы вредить Лэтимеру, скорее напротив. Он даже не знал, что это был папа, пока не добрался до станции – он просто пытался выполнить свой долг. Когда он увидел, кто был обидчик, он пришел в неописуемый ужас.

Хью неохотно кивнул головой.

– Теперь, когда ты все объяснил, я начал тебя понимать… – с минуту он отрешенно молчал. – Скажи, ты и впрямь полагаешь, что старик мог напасть на нее в болезненном состоянии, сам не зная, что делает, или все это лишь адвокатские выдумки?

Квентин немного подумал.

– Папа всего-навсего человек, и он еще не настолько стар, чтобы не хотеть поцеловать симпатичную девушку. Но если бы он это сделал и в результате попал в переделку, он бы сказал нам об этом, я просто уверен. Он никогда нам не лгал. А все это значит, что он действительно болен. Я понимаю, он думает, что все прекрасно помнит, но, очевидно, он ошибается. Я думаю, он действительно напал на нее и применил даже некоторую силу, когда она начала вырываться… Но он и понятия не имел о том, что он делает, все его воспоминания искренни, хотя слегка однобоки.

– Все это так на него не похоже, – с отчаянием отвечал Хью. – Я бы поклялся, что он чужд любому насилию, в здравом уме или нет. За всю свою жизнь он и мухи пальцем не тронул. Может ли человеческая природа поступить столь предательски и столь неожиданно для самого человека?

– Честно говоря, Хью, не знаю. Хорошо бы уговорить его показаться врачу.

– Квент, на это он ни за что не пойдет. Мы зря потратим порох.

Квентин мрачно кивнул. Эдвард бывал нестерпимо упрям, если принимал какое-то решение.

– И все же нам стоит попробовать.

– А если он не согласится? Что предпримем тогда?

– Что ж, если уж он уперся и решил настаивать на своем, нам придется пройти через все. Я найму знакомого адвоката, и мы попытаемся вытряхнуть из жизни этой девчонки то, что вывело бы на след. Со временем попытаемся уломать и свидетелей, убедить их, что они могли ошибиться. Больше мы ничего не придумаем, и шансы у нас – один против тысячи.

– Ты говорил, обвинения пока нет?

– Да, но его предъявят, и очень скоро. Сделав заявление, девица отправилась дальше и села в тот же вагон. Полиции понадобится некоторое время для того, чтобы ее разыскать. Ты знаешь, в нашем районе она не отличается быстротой, да и дельце слегка щекотливое.

– Может, тебе стоит повидаться с Эйнсли? Квентин задумался.

– Это ничего существенно не изменит, но он хоть расскажет, что происходит на самом деле. Неудобно, конечно, но какой же смысл дружить с главным констеблем, если не можешь к нему обратиться, попав в беду? Скорее всего я ему позвоню.

– Это необходимо, – посоветовал Хью. – Во всяком случае это лучше, чем сидеть и ждать исхода событий, – он посмотрел в окно с самым несчастным видом. – Боже! Вот уж никогда бы не поверил, что такое может случиться с отцом!